Глава 18

Бык бросился в атаку, расставив руки в поисках легкой добычи.

— Рассыпаться! — крикнул я, отпрыгнул влево и увлек за собой Анжелику.

Жильбер бросился вправо, Фриссон побежал вперед и по кругу.

Бык развернулся и помчался за ним.

Но тут дорогу чудовищу неожиданно преградил Крысолов и как гаркнет на Быка:

— А ну, стой! Где твой пропуск?

Быка, видимо, настолько изумила дерзость жалкого человечишки, что он резко остановился и вытаращился на Крысолова. Потом Бык пригнул голову, поднял плечи и с криком ярости бросился на бюрократа.

Крысолов повернулся и побежал, выкрикивая:

— Воина! Пошлите воина! Воина пошлите!

— А вот он я! — воскликнул Жильбер и бросился под ноги Быку отточенным броском.

Монстр изогнулся в воздухе, словно большая волна, готовая ударить о берег, рыча при этом так, как гремит земля при землетрясении. Я дрожал и надеялся, что все-таки от Жильбера хоть что-то останется...

Так или иначе, сквайр дал нам время, и я успел кое-что вспомнить, но меня опередил Фриссон.

Вдруг что-то замерцало в самой середине круга, замерцало и обрело форму... там возникла высокая чувственная женщина, одетая всего-навсего в тончайший хитон. Ее светлые волосы были собраны в пучок, прекрасное лицо отражало полнейшую невинность. Женщина повернулась и побежала прочь. Складки хитона развевались, и взгляду представали полные бедра цвета слоновой кости. Ну, положа руку на сердце, надо было признаться: красотка получилась несколько прозрачная, но...

Но Бык ее разглядел и тут же опрометью бросился за миражем, оглушительно рыча, а Гремлин хихикнул:

— Вы капельку ошиблись — эта женщина ему не по вкусу.

И тут иллюзорная дама исчезла, словно ее и не было, а на ее месте появилась юная хорошенькая телочка — по коровьим меркам, стройная и весьма привлекательная, чего не мог отрицать даже я. Она принялась прохаживаться между нами и Быком. Бык остановился как вкопанный. Глаза его выпучились от восторга. Телочка повернулась, игриво ударила Быка хвостом по физиономии и, покачивая бедрами, пошла в сторону от меня и моих товарищей.

Бык, совершенно завороженный, последовал за ней.

Собравшись с духом, я поспешил к Жильберу, но сквайр, на счастье, уже очухался и даже ухитрился сесть. Я облегченно вздохнул:

— Ты в порядке? Все «о'кей»?

Жильбер хмуро глянул на меня.

— Что это значит «о'кей»?

— Ну... в данном случае — «здоров».

— Тогда да. — Жильбер ухватился за мою руку и, подтянувшись, встал на ноги. — Готов к новому бою. Где наш враг?

На этот вопрос нам ответил сотрясающий стены рев. Мы повернули головы в ту сторону, откуда он доносился, и увидели, что Быку удалось-таки настигнуть телочку. А она возьми и превратись в испанского боевого быка. Испанец нагнул голову к самой земле и угрожающе бил копытом. Полубык-получеловек издал рев возмущения и в ярости бросился на врага.

Как уж это вышло, непонятно, но он промахнулся.

И опять же непонятно как, но испанский бычара вдруг снова обернулся телочкой, и телочка, кокетливо мыча, затопала прочь. Бык, взволнованный в высшей степени, взревел — на сей раз от страсти — и помчался за нею.

И я понял, как нам можно спастись.

— Быстрее! — крикнул я. — Пока он ничего не соображает!

— Слушаюсь и повинуюсь, — кивнул Жильбер и уже был готов броситься за Быком...

— Да нет, не то! — в отчаянии завопил я, но было поздно.

На этот раз сквайр совершил более удачный бросок. Он сгруппировался и приземлился прямо под ногами Быка, мгновенно подпрыгнул и, обхватив колени чудища, изо всех сил рванул их вверх. Бык оскорбление взревел, в полете перевернулся, но Жильбер, заметив это, ухватил того за копыта и как шарахнет об пол! Даже стены задрожали. А Фриссон уже сорвал с ноги деревянный башмак, погнулся и, размахнувшись, нанес удар. «Кр-р-р-рак!» — дерево треснуло, ударившись о кость, одновременно раздался отчаянный вопль. Я вздрогнул: хотелось думать, что Бык мертв. Интересно, потребует ли Фриссон новый башмак?

Но Бык только скорчился, потом приподнялся, согнулся в пояснице и снова тяжело упал на землю. Поднял голову, тупо посмотрел перед собой, вращая глазами, перевернулся на живот и подтянул ноги под себя.

— Крепкая, однако, у него башка, — констатировал Фриссон, напяливая башмак.

— Он придет в себя, и скоро, — напомнил Гремлин, оказавшийся рядом со мной. — Быстро, чародей! Сотвори чай!

— Чай? — изумленно переспросил я.

— Да-да, чай, и булочки с изюмом, и серебряный сервиз, и льняную скатерть. Быстрее! Не теряй времени!

— Но что толку от чая и...

— Ты что, не слышишь меня? Говорю тебе: я знаю этого Быка как облупленного! Твори крепкий чай, и немедленно. Потому что он уже почти очухался!

Я сдался, оставив попытки найти в словах Гремлина хоть какой-то смысл, и прочел:

Воздух сгустился... что-то блеснуло... забелела льняная скатерть — из тех, что берут с собой на пикник... возникли чашки и блюдца, а посреди скатерти — чайник из фарфора и кости. Серебряную корзинку накрывала льняная салфетка, а на салфетке лежали аппетитнейшие булочки с изюмом, и от них шел пар! Рядом стояла еще одна корзинка — с пышками, а рядом с ней — масленка и горшочек с вареньем.

— Девушка, наливай чай! — распорядился Гремлин. Анжелика растерялась — ее попросили сделать то, к чему она и не знала, как подступиться. Однако, совладав с собой, постаралась изобразить радушную хозяйку и грациозно уселась рядом с чайником.

— Придерживай крышечку рукой, — прошептал я. Анжелика даже виду не подала, что услышала мой совет, налила чаю в чашку и проворковала:

— Какая чудная погода, не правда ли? Довольно прохладно для августа, как вам кажется? Вам с лимоном, сэр, или с молоком?

Бык поднял голову и уставился на Анжелику так, как смотрел бы на берег острова моряк, которого долго носило по волнам после кораблекрушения.

— Может быть, с сахаром? — не унималась Анжелика. — Один кусочек или два?

— Она просто потрясающе быстро все усвоила, — пробормотал я, глянув на Гремлина не без осуждения.

Маленький уродец хитро усмехнулся, поблескивая глазками.

— Вложить что-либо в чужие головы можно по-разному, чародей.

— Два кусочка, — простонал Бык, приподнялся и ухитрился сесть, поджав ноги под себя.

Фриссон и Жильбер изумленно переглянулись, Анжелика и глазом не моргнула. Взяла серебряные щипчики и опустила в чашку кусок сахара.

— С молоком или с лимоном изволите?

— С молоком, пожалуйста, — ответил Бык с интонацией выпускника хорошей частной школы. — И может быть, булочку?

— Конечно, — кивнула Анжелика и подала Быку чашку на блюдце, после чего взяла из корзинки булочку и спросила: — С маслом?

— Да, пожалуйста.

— Я так и думала, — довольно мурлыкнула Анжелика, намазала булочку маслом, положила на тарелочку, подала Быку, обернулась ко мне. — А тебе, Савл?

— С молоком и сахаром, — автоматически отозвался я, уселся по-турецки и с удивлением обнаружил, что голоден. — И еще булочку, пожалуйста.

— А как же, непременно, — щебетала Анжелика. — Как думаете, наверное, осень будет нынче ранняя? Ну а вы что скажите, сэр Бык, вас к нам каким ветром занесло?

Бык нахмурился.

— Это я у вас должен спросить.

— Ну, так умоляю, спросите! Да, кстати, а как вас зовут?

— Джон, — ответил Бык.

А как же еще?

Затем он вежливо поинтересовался:

— А вас каким ветром занесло в мои края?

Фриссон и Жильбер осторожно подошли и сели. Анжелика, наливая им чая с молоком, ответила Быку:

— Мы бежим от злобного тирана — жестокой королевы, которая готова пленить нас и подвергнуть изощреннейшим пыткам. А вы сюда как попали?

— Я здесь давно, сколько себя помню, — медленно проговорил Бык. — А это очень, очень долго, девушка.

— Века, — негромко вставил Гремлин.

— Верно, — проговорил Бык, поклонившись уродцу. — Не знаю, кто загнал меня сюда. Только помню, что, когда я очнулся, в ушах у меня гремел его голос: «Стой здесь, и никуда не уходи, и убивай любого, кто дерзнет подойти сюда. Ты останешься здесь до тех пор, покуда Провидение не пошлет сюда тех, кто борется за воцарение Добра».

Анжелика быстро посмотрела на меня.

— Может быть, это мы и есть?

— Может быть, — растягивая слоги, проговорил Бык. Видимо, ему даже страшно было поверить в удачу. — Но куда вы хотите попасть и зачем?

— Мы идем во дворец Короля-Паука, — отвечала Анжелика. — Мы хотим попросить его о помощи, чтобы свергнуть злую колдунью, которая отдала страну во власть ведьм и чиновников. Правду сказать, ее подданные боятся на улицу выйти без ее дозволения.

Бык нахмурился.

— Но с какой стати Король-Паук станет помогать вам?

— Но... — проговорила Анжелика, — мы слыхали, что он добрый и помогает тем, кто хочет спасти бедняков и жаждет справедливости.

— Это верно, верно. Однако ему-то какой прок в том, что он вам поможет?

— Этого... я не знаю, — пробормотала Анжелика.

— Может быть, мы бы сумели это понять, если бы узнали, что ему нужно, — осторожно вставил я. — А вы это знаете?

— Он ни в чем не знает нужды, — отвечал Бык. Я покачал головой.

— Стал бы он тогда помогать другим. Значит, ему либо нравится оказывать помощь людям, либо он все-таки что-то получает, помогая им. Может быть, ощущение цели в жизни?

— А сколько ему лет? — поинтересовался Фриссон.

— Много веков, — сердито отрезал Бык. — По крайней мере столько, сколько я здесь живу.

— Но тогда, вероятно, — предположил поэт, — ему нужно как-то оправдывать свою долгую жизнь?

Я удивленно посмотрел па поэта. Когда этот деревенский мужлан успел прослушать курс философии?

Но Бык кивнул в ответ:

— Пожалуй, что так. Иначе зачем бы ему все время искать несчастных и пытаться избавить их от горя?

— А он пытается? — торопливо спросил Фриссон. Меня это тоже интересовало, поэтому я сказал:

— Раз так, зачем же он держит здесь тебя и заставляет отпугивать людей?

— Ну... я не знаю, он ли заточил меня здесь, — ответил Бык. — Что же до «зачем» — на этот счет я могу только гадать.

— Если не знаешь, чьих это рук дело, — гадать бесполезно, — сухо проговорил я. — Ну, хорошо... давай на минуточку представим, что мы и есть те самые, кого ты должен пропустить.

— Нет, давайте мы этого представлять не будем, — отказался Бык, — и давайте вспомним, что после чая мы опять начнем воевать — ты и я.

Я похолодел, но язык мой продолжал работать:

— Ну а вдруг мы все-таки те, кого ты должен впустить?

— Если так, то вы должны меня одолеть, а затем мы вместе отправимся во дворец Короля-Паука. — Голос у Быка был сердитый — я живо представил, как противен ему такой оборот событий. — Ну а если вы не те — вы погибнете.

Фриссон вступил в беседу, ухватившись за первое заявление Быка:

— Если ты пойдешь с нами, ты сможешь показать дорогу? Ты раньше бывал во дворце?

— Нет, — прогудел Бык. — Но дорогу помню. Помню так отчетливо, словно я на свет родился с этой памятью.

— ДНК и не такие чудеса творит, — пробормотал я себе под нос, а громко сказал: — Доверься же внутреннему голосу и попробуй рискнуть. Да и потом, много ли еще компаний пыталось тут пройти?

— Всего три, — вынужден был согласиться Бык. Тут меня пробрала дрожь — я попытался вообразить, кто приходил сюда перед нами.

— Но то были мужчины, одни мужчины, — вспомнил Бык. — И на них были черные одежды колдунов. От них исходило зло, а от вас не исходит.

— Потому что мы — добрая сила, — убежденно подтвердил Жильбер.

— Верно, верно, — подхватил я, но все-таки поежился. «Да, и на твоей совести было несколько не слишком-то славных делишек. А у кого их нет? Но сам-то я добряк-добряком. Вот и ангел-хранитель мой говорил то же». — Правда, я, признаться, совершенно растерян.

Бык повернул ко мне массивную голову:

— То есть?

— Я ищу друга, — пояснил я. — Хочу найти его и вернуться домой. — Тут я глянул на Анжелику и вдруг понял, что домой хочу уже не так чтобы очень. — А для того, чтобы найти друга и попасть домой, я должен победить злобную королеву.

— Наградой же ему будет спасение людей, — быстренько подхватил Жильбер.

Бык пропустил его замечание мимо ушей.

— Не думаю, что сказанное тобой — веская причина для испытаний.

— Получше многих, — ответил я, краснея. — Заодно и народу Аллюстрии помогу. Уж по крайней мере хуже, чем теперь, им не станет.

— Это верно, — признал Бык. — А пожалуй, помочь вам — это повеселее будет, чем до скончания веков охранять эти ворота. Как-никак приключение.

Надежда возродилась в моей душе.

— То, что не соскучишься, — это я тебе обещаю!

— Сам знаю, — огрызнулся Бык. — Нам придется пройти мимо моего врага. Поможете одолеть его?

Я почувствовал, будто бы какие-то дверцы у меня внутри, которые только-только распахнулись, готовы снова захлопнуться. Если уж такому чудовищу нужна помощь в бою с еще одним, то каково же то, другое?

— И что это за зверюшка? — наигранно небрежно поинтересовался я.

— Звать его Великий Урсус, — ответил Бык. — Он — медведь.

Я похолодел. Но Фриссон прошептал:

— Савл, ты же великий чародей, а?

— Да, когда при мне твои стишки. — Я вспомнил одно стихотворение, глубоко вздохнул и сказал: — Ладно, можешь на нас рассчитывать.

— Придется рассчитывать, — отозвался Бык, — потому что Медведь охраняет дорогу к Королю-Пауку.

Бык резко выпрямился, ударил себя по коленям.

— Решено. Я иду с вами. Если я ошибся и мне суждено пострадать, что ж — да будет так!

— Вы так благородны, — проворковала Анжелика.

— Я мечтаю уйти отсюда.

— Вы так храбры, — подпел Анжелике Фриссон. Бык задержал взгляд на поэте и кивнул.

— Каждый чего-нибудь да боится, и я боюсь этого путешествия. Боюсь, но мечтаю о нем. Так не будем же медлить!

Легко и плавно Бык поднялся на ноги и зашагал к своей пещере. Мы поторопились встать и поспешить за ним. Я оглянулся на остатки нашей трапезы и, быстро пробормотав двустишие, уничтожил их. Посуда звякнула, все исчезло.

Бык отпер ворота, и мы вошли следом за ним в пещеру. Честно говоря, не без страха. Что до меня, то я вспоминал историю Маленького Цыпленочка. А пещера тянулась и тянулась — видимо, перешла в очередной туннель.

— А теперь произнеси то заклинание, с помощью которого ты искал дорогу к Королю-Пауку, — негромко проговорил Бык.

Гремлин ущипнул меня. Я набрал воздуха и принялся читать стихи — тихо, почти шепотом.

Не успел я дочитать стихотворение, как туннель начал меняться — в его потолке образовалась расщелина. Мы шли вперед, а щель над головой становилась все шире и шире, и в конце концов над нашими головами образовалась черная пустота. Я с беспокойством поглядывал на эту пустоту, ставшую еще более пугающей, когда стены туннеля начали как бы подтаивать. Наконец они стали высотой нам по колено. Мы шли словно по узкому желобу.

— Да уж, — проворчал Гремлин. — Не правится мне тут. Мы прямо как напоказ выставлены.

— Это точно, — подтвердил я, испуганно вглядываясь в окружающий нас мрак. Что-то менялось... — Эй, светлеет!

— Мы приближаемся к его логову — к логову моего врага, — пояснил Бык, остановился и указал рукой вперед. — Вот оно, смотрите! Нет места опаснее для меня!

И вот сквозь пелену тумана проступили очертания громадного темного силуэта на фоне освещенной пещеры. Душа у меня незамедлительно ушла в пятки. Но деваться было некуда — тропа вела сквозь пещеру, нависая над ее полом на высоте футов в шесть.

— Вперед, — угрюмо поторопил Гремлин. — Что толку на месте-то торчать?

— Тогда надо помолиться, — решил Фриссон и тут же громко запел:

Я в ужасе огляделся по сторонам, по вроде бы ничего не изменилось и ничего ужасного не произошло.

— Пожалуйста, Фриссон, — проговорил я, облегченно вздохнув, — запиши стихи.

— Что, и молитвы записывать? — возмущенно вскричал поэт.

— Все записывай, — прошипел я. — Лишь бы оригинально было.

Медведь услышал наш разговор, поднялся на задние лапы, а передние задрал так, словно желал сдаться.

— Не останавливаться, — распорядился я, и мы тронулись в путь, хотя коленки, думаю, дрожали у всех.

— Наверняка наш вес слишком велик для такой хрупкой тропинки, — пожаловалась Анжелика.

— Не останавливаться, — повторил я. — А не то он схватит идущего последним.

— А ты не мог бы уменьшить наш вес?

— Ну ладно, ладно, — проворчал я.

— Волга, Волга, мать родная, — проревел тут Медведь. — Не видала ль ты подарка! — И зверюга протянул когтистую лапищу, намереваясь ухватить Анжелику за край платья.

Девушка вскрикнула и попятилась, но тут гневно вскричал Бык и спрыгнул с тропы вниз, нацелившись копытами в грудь медведя.

Урсус вовремя отступил назад, и Бык спрыгнул на землю прямо перед ним и со всего размаха заехал медведю в челюсть. Голова зверя запрокинулась, он снова воздел лапы кверху.

— Товарищи, не надо! Договоримся, а? Предлагаю перемирие!

— Не верь ему! — крикнул я. — Нельзя заключать перемирие с медведем, который ходит, как человек, на задних лапах.

Но Бык стоял в боевой стойке и не спускал глаз со своего врага.

— Подними его сюда, поскорее! — прошипел мне на ухо Гремлин. — Мы без него как без рук.

Я посмотрел вдаль. Дорога сияла и переливалась. Я проговорил:

— Все это верно, — согласился Бык. — Но почему бы с ним не помириться?

— Ни в коем случае! — воскликнул я и торопливо прочел:

— Измена! — завопил медведь. — Наши планы раскрыты!

Его когтистая лапа рванулась к морде Быка, но когти запутались в гриве Джона, и Бык, размахнувшись, сильно ударил медведя. Медведь отлетел назад, но снова ринулся в атаку, ревя:

— Была империалистическая война — стала гражданская!

Фриссон вложил мне в руку листок пергамента. Я, не задумываясь, прочел:

Бык взлетел вверх так, словно его подхватила чья-то невидимая могучая рука, и опустился на тропинку — опустился плавно, словно та же самая рука придержала его, не дав упасть. Ну, Фриссон, ну дает — молодчага!

А медведь пришел в себя. Опустил плечи, зловеще засверкал глазами.

— А вы не больно-то возноситесь! Вся история — это что такое? А сплошная классовая борьба, вот что!

— Насчет борьбы — тут я согласен, — сказал я Гремлину. — Но вот классы при чем — в толк не возьму.

— Ты лучше ногами работай, чародей, — пробурчал Гремлин.

— Похоже, дорога пошла на подъем, — пробормотал Жильбер.

А тропа завибрировала у нас под ногами, оторвалась от земли и приподнялась ввысь бесконечной спиралью.

Медведь встал на цыпочки, пытаясь ухватиться за тропу. Когти его белели, словно льдышки.

— Нет уж, — рычал он. — Вернитесь! Мы перестроим нашу экономику!

Он запустил-таки когти в край тропы и рванул ее на себя.

Тропа закачалась, мои товарищи закричали, пытаясь удержаться на ногах. Мы с Фриссоном упали, но Анжелике и Жильберу удалось устоять. Медведь тянул тропу к. себе, рыча во весь голос:

— Выжечь землю! Спалить города! Пусть там камня на камне не останется, чтобы врагу негде было притаиться!

— Не хватит ли на сегодня анахронизмов? — рявкнул я.

Блеснула сталь... И вот я уже сжимаю приклад кентуккийского кремневого ружья.

Эти ружья после каждого выстрела надо перезаряжать, и все же один выстрел лучше, чем ничего. Я приставил приклад к плечу и прицелился.

Медведь тут же отцепился от тропы, отступил и снова поднял руки над головой.

— Братцы, — взвыл он жалобно, — не стреляйте!

Тропа подскочила вверх, прогнулась, снова подскочила. Даже Анжелика и Жильбер, самые ловкие из нас, охали всякий раз, когда тропа выделывала очередной выкрутас. Я потянул спусковой крючок, затвор щелкнул, но ни огня, ни дыма... Я выкрикнул что-то нечленораздельное и швырнул винтовку в медведя.

Дуло угодило Урсусу между ног, и он взвыл от боли и завертелся на месте.

— Ну, хватит! — взвизгнул Гремлин и спрыгнул с тропы в медвежье логово.

— Нет! Ты куда! — испуганно крикнул я, но Гремлин, не обращая на меня никакого внимания, побежал по кругу рядом с Великим Урсусом.

Медведь неожиданно охнул.

— Это что же за листочки такие? А это что такое, а? Крыжовничек?

— Что это стряслось со зверем? — поразился Фриссон.

— Ему кажется, будто он кустик, — сообщил Гремлин. — Но ты учти, чародей, заклинание мое ненадолго его одурачит. Ты должен придумать, как приподнять эту тропу повыше — так, чтобы Медведь не смог до нее дотянуться, а не то эта зверюга нас все-таки сбросит.