...Настала памятная ночь с 3 на 4 февраля. Краснофлотцы занимали дом за домом в предместье Новороссийска. Вместе со всеми отважно дрался старшина Николай Алешичев. Во главе небольшой группы краснофлотцев он проник на улицу Азовскую. С чердачного окна третьего от перекрестка дома полоснула пулеметная очередь. Алешичев ловко метнул туда гранату. Пулемет смолк. Вторую гранату он собрался бросить в подвальное помещение, откуда пробивался слабый свет. Старшина уже поднял руку, размахнулся, но в последний момент задержал бросок и крикнул:
      - А ну, фашистские гады, вылезайте добром! Конец вам!
      Секунду длилось молчание, и вот до слуха бойцов донесся дрожащий женский голос:
      - Коля! Родненький наш... Это мы. Понимаешь, мы.
      От изумления Алешичев так и застыл с гранатой в вытянутой руке. Потом метко бросил ее в соседний двор, откуда слышались короткие очереди немецких автоматов, и прыгнул в подвал.
      Вскоре краснофлотцы, соблюдая максимальную предосторожность, переводили от дома к дому семью боевого старшины. Несколько раз отбивали нападение гитлеровских солдат и снова продолжали свой путь к тылам отряда.
      Марфа Антоновна несколько дней ухаживала за ранеными воинами боевой группы Тарановского. При первой возможности ее и детишек отправили на Большую землю.
      А события разгорались. На плацдарме появились части нашей 18-й армии. Мы получили мощную поддержку танков и полевой артиллерии.
      10 февраля отряд получил приказ отойти с переднего края и взять на себя охрану побережья. Тут мы принимали корабли с боевой техникой, боеприпасами и продовольствием, встречали, прибывающие на плацдарм армейские части, занимались эвакуацией раненых на Большую землю. Отдельные группы отряда продолжали участие в сражении в качестве штурмовых групп в боевых порядках армейских частей
      В этот же день Цезарь Львович Куников был назначен старшим морским начальником в Станичке. Командный пункт нашего отряда перешел сначала в поселок Алексино, а затем на Мысхако.
      В связи с большим потоком кораблей, идущих с Большой земли, пришлось заняться оборудованием новых причалов на Суджукской косе для выгрузки танков и артиллерии. Стройку вели по ночам. Краснофлотцы работали до изнеможения, держа постоянно под рукой готовое к бою оружие.
      Как-то в одну из таких ночей мы с Цезарем Львовичем присели отдохнуть. Незаметно разговорились. Вспомнили доброе мирное время... Потом, конечно, друзей, павших в битвах с врагом.
      - Завтра же утром надо представить к наградам всех отличившихся в боях на Малой земле, - заметил Куников. - Это, Коля, наш командирский долг перед людьми, которые верили нам, шли за нами в полном смысле слова в огонь и в воду. Я искоса взглянул на его грудь. Из-под распахнувшегося ватника выглядывал серебряный диск медали.
      - Что смотришь? - перехватил мой взгляд Цезарь Львович. - Эта награда мне тем и дорога, что она у меня одна-единственная.
      Я знал, что медаль "За трудовое отличие" Куников получил незадолго до войны.
      - Молчи, - словно угадал, о чем я хочу заговорить, Цезарь Львович. - В бою для нас самая высокая награда - доверие личного состава. И какое доверие! Ты видел того же Потерю или, скажем, Кириллова в бою? Орлы! Выполняют любой приказ. А почему? Верят своим командирам. Это, брат, ценить надо. Вот и давай, не откладывая на потом, по достоинству отметим наградами наших героев. Когда матрос видит, что о нем помнят, его награждают, он во сто крат опасней для врага.
      - Жаль, не могу сделать представления к награде на майора Куникова, - с сожалением сказал я в ответ на его тираду. - А его бы...
      - Брось. Сейчас не об этом думать надо... Да, может, и не стоит.
      Я снова и снова поражался скромности этого человека. Не привык Цезарь Львович жить для себя. Все у него для людей, во имя общего дела.
      Куников задумался. Потом с приглушенным вздохом проговорил:
      - После всего, что мы видели и испытали, ужасно жить хочется. Представь себе, раньше об этом как-то никогда не думал.
      - Долго ли еще нам жить осталось? - иронически отозвался я, хотя самому в этот момент хотелось того же, что и командиру.
      - Как знать... Может, и долго. Ну, да об этом у нас еще найдется время потолковать. Помолчали.
      - Будь жив и здоров, - легонько толкнул меня в грудь Цезарь Львович. Пора за дело браться. Завтра увидимся. И не забудь - прямо с утра готовь наградные листы.
      Он встал и направился к причалам, принимать подходившие корабли с танками. Я, как мы договорились, должен был идти на рыбозавод, чтобы проследить за эвакуацией раненых.
      - Смотри будь осторожен, - обернулся на прощанье майор. - До скорой встречи!
      Кто мог знать, какой будет эта самая скорая встреча?
      11 февраля в 4 часа утра, когда отчалили последние корабли с ранеными, ко мне подбежал запыхавшийся связной Куникова краснофлотец Дмитрий Гапонов.
      - Беда! - выпалил он. - Майор тяжело ранен.
      - Когда? Как?
      Он стал сбивчиво объяснять.
      Все произошло часа три тому назад, Противник открыл сильный артиллерийский огонь по Суджукской косе. Снаряды стали рваться на минном поле, вызывая детонационные взрывы наземных мин. Раскаленный осколок скосил Цезаря Львовича. Его отнесли на командный пункт.
      Здесь я и застал майора Куникова. Он с трудом приоткрыл глаза, сделал попытку пошевелиться, но не смог.
      - Плохи мои дела, Коля, - еле слышно прошептал он. - Глупо... Как невероятно глупо и нелепо все получилось.
      Вызванный с Большой земли катер долго не мог подойти к причалу. Прямо по нему неистово палили вражеские артиллеристы. Чтобы не терять драгоценного времени, мы положили раненого командира в резиновую шлюпку и погнали ее в море навстречу судну.
      Цезаря Львовича увезли.
      В минуты радиосвязи с Большой землей мы все время запрашивали о здоровье майора. Все десантники знали: ему сделали операцию, состояние очень тяжелое.
      12 февраля майор Цезарь Львович Куников скончался.
      Скорбная весть мигом облетела подразделения нашего отряда. Суровы и решительны были лица командиров и краснофлотцев. Немногословно, как и подобает мужественным людям, они клялись памятью любимого командира еще решительней громить гитлеровских захватчиков, принесших на нашу родную землю смерть и разрушение.
      Торпедный катер доставил меня на берег, с которого мы вместе с Цезарем Львовичем вышли в его последний боевой рейд.
      Многолюдным был траурный митинг. Красноармейцы и краснофлотцы, тысячи местных жителей прощались с прославленным героем Малой земли.
      В толпе провожавших майора в последний путь находился и старшина 1 статьи Евгений Сущенко. Под впечатлением виденного и слышанного он вскоре написал песню о Цезаре Куникове. Ее пели не только у нас. В этой песне все было, как в яркой боевой жизни отважного майора:
      Море за кормою яростно ревет,
      Катера с десантом держат курс вперед.
      Ночью над Мысхако шел девятый вал,
      Куников с отрядом берег штурмовал.
      Мы прощались с человеком, который жил не для себя и погиб за свой народ.
      Офицер штаба нес на маленькой подушечке одну-единственную награду павшего на боевом посту воина - мирную медаль "За трудовое отличие".
      Я взглянул на нее и вспомнил наш последний разговор. Стало до боли обидно за товарища и командира. Ведь он заслужил большего. И представляли ведь к наградам. Быть может, даже наградили, но в силу нелепой случайности майор Куников так никогда и не прикреплял к гимнастерке своих боевых наград.
      Когда Георгий Никитич Холостяков предоставил мне слово, я почувствовал у горла тугой комок. Спазма мешала промолвить даже слово. Невероятным усилием воли заставил себя что-то сказать - несколько слов... Слезы, слезы, которых я у себя не помнил с детства, потекли по щекам. Я умолк.
      Молчали и тысячи присутствовавших на митинге людей.
      А слезы текли и текли. Я не стыдился их.
      - Крепись, комиссар! - послышался над самым ухом голос Холостякова. Крепись!
      Дальнейшее происходило словно в тумане.
      Выступления. Клятвы. Слезы.
      За период боев с 4 февраля по 27 марта 1943 года личный состав отряда уничтожил более 2000 солдат и офицеров противника, несколько танков и артиллерийских орудий, большое количество различной военной техники и средств связи.
      Мы узнали, что майор Цезарь Львович Куников удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Вместе с ним это звание было присвоено младшему сержанту Михаилу Корницкому. Сотни отличившихся в боях на Малой земле командиров и краснофлотцев отмечены орденами и медалями Советского Союза.
      Ныне Станичка называется поселком Куников-кой. Одна из ее улиц носит имя Михаила Корницкого.
       
      Герои не умирают
      Развивая наступление, начатое осенью 1942 года, части Красной Армии полностью очистили от противника многие районы Кубани, Северного Кавказа и к концу февраля 1943 года вышли на рубежи Лиман - Курганская, Небережаевская Новороссийск и вплотную приблизились к полноводной Кубани. Тут гитлеровцы заблаговременно создали сильно укрепленные позиции, именуемые "голубой линией", у которой обе стороны вынуждены были перейти к долговременной обороне. Приостановилось и наступление, начатое в феврале 1943 года нашим десантом в районе Станички под Новороссийском. Дальнейшие фронтальные атаки советских войск успеха иметь не могли. Следовало коренным образом изменить тактику проведения боевых операций. Тогда советское командование стало готовить комбинированный удар восточной группы войск 18-й армии из района цементного завода, западной группы войск этой же армии из района Мысхако и морского десанта, которому предстояло высадиться непосредственно в Новороссийском порту и ликвидировать наиболее важный опорный пункт "голубой линии" противника на Таманском полуострове, а затем овладеть городом.
      Нелегкая задача стояла перед десантом. Противник превратил окрестности Новороссийска и подходы к порту в мощный узел обороны с широко развитой системой дотов и дзотов, проволочных заграждений, минных полей и других серьезных препятствий.
      Каждый дом в городе стал опорным пунктом, оснащенным довольно сильными огневыми средствами. Все побережье, восточный и западный молы, пристани и фарватер бухты неприятель густо заминировал. Вход в порт - ворота между молами - закрывали бонно-тросовые заграждения и держали под постоянным прицелом многочисленные пулеметные и артиллерийские точки.
      Разведка донесла, что оборону Новороссийска осуществляют две немецкие армейские дивизии, два отряда морской пехоты и несколько специальных портовых подразделений, вооруженных по последнему слову тогдашней техники.
      Первый штурмовой удар наших войск возлагался на 393-й отдельный батальон морской пехоты, которым в свое время командовал легендарный майор Цезарь Львович Куников. Батальон возглавил капитан-лейтенант Василий Андреевич Ботылев. Начальником штаба у него был капитан Преучель, а я - заместителем командира батальона по политической части.
      Снова началась напряженная боевая учеба. Посадки на катера. Высадки на берег. Отработка действий штурмующих и блокирующих групп. Ночные переходы. Стрельбы... В каждом подразделении бывалые воины передавали свой опыт новичкам.
      Особенно тщательно производилась расстановка личного состава, партийного и комсомольского актива в подразделениях батальона. В списки каждого отделения включались десантники, побывавшие в боях на подступах к Новороссийску. Кто-кто, а они отлично знали местные условия и могли стать незаменимыми проводниками.
      В последних числах августа 1943 года меня вызвали к начальнику политотдела Новороссийской военно-морской базы капитану 1 ранга Бакаеву.
      Как водится, доложил о прибытии.
      - Собственно, вызывал не я, - сказал Бакаев и обратился к находившемуся в кабинете полковнику в армейской форме: - Это и есть тот самый капитан Старшинов, о котором шла речь.
      - А, первый комиссар Малой земли, - шагнул мне навстречу полковник. Давайте знакомиться. Моя фамилия Брежнев.
      Он предложил мне сесть.
      - Вам, очевидно, известно, что в Новороссийском десанте будут участвовать и наши армейские части. Так вот, есть просьба выделить двадцать-двадцать пять хороших ребят. Пусть они побеседуют с пехотинцами, обучат их, как надо вести себя при высадке, как вести бой в новых для них условиях. Надеюсь, такие люди у вас есть?
      - Еще бы! - ответил за меня Бакаев. - В этом батальоне, Леонид Ильич, плохого человека найти трудно.
      - И не найдете, - вставил я.
      - Вот видите, - заметил полковник Брежнев. - Я так и знал. Поэтому и приехал за помощью.
      Будучи начальником политотдела 18-й десантной армии, он сейчас прилагал все усилия к тому, чтобы как можно лучше осуществить подготовку, в которой, как известно, всегда заложено начало будущего успеха.
      После этой беседы в политотделе мы выделили для обучения армейцев самых отважных, проявивших себя в схватках с врагом бойцов.
      Параллельно готовили к операции и воинов своих подразделений. Готовили тщательно, с настойчивостью, унаследованной от майора Куникова.
      В канун высадки бойцы стали подавать заявления о приеме в партию. Таких заявлений поступило около двухсот.
      Как всегда, большую воспитательную работу проводили агитаторы.
      В подразделениях принимались коллективные клятвы на верность Родине. Вот, например, текст клятвы краснофлотцев пулеметной роты:
      "Мы, пулеметчики, клянемся тебе, Родина, что боевой приказ командования выполним с честью. Клянемся, что в борьбе с заклятым врагом наши руки - руки черноморцев - не дрогнут. Мы будем бить немецких захватчиков до полного их уничтожения. Клянемся отплатить фашистам за пытки над нашим народом, временно попавшим под иго гитлеровского "нового порядка". Для освобождения нашей Родины от немецких захватчиков мы не пощадим своей жизни и, если потребуется, капля за каплей отдадим кровь свою за дело победы. Мы не отступим ни на шаг. Путь наш вперед и только вперед!
      Да здравствует наша Родина!
      Вперед, на разгром врага!"
      А вот текст клятвы, которую подписал личный состав роты автоматчиков:
      "Мы, автоматчики, идя в бой, клянемся тебе, Родина, что отдадим все свои силы, а если потребуется, и жизнь во имя светлого будущего своей Отчизны. Клянемся драться смело, без страха.
      Мы, черноморцы, выполним свой долг с честью!
      Смерть фашистам!"
      Подготовка к десанту шла полным ходом. Но лишь ограниченный круг командиров и политработников знал координаты предстоящих боевых действий. В целях конспирации всех оповестили, что высадка якобы произойдет в районе Южной Озерейки. Больше того, об этом сумели "известить" противника - пусть готовится к встрече. Командование между тем детально разрабатывало план внезапного нападения на Новороссийск с моря. Предусмотрели даже способы маскировки шума судовых моторов. Для этой цели в период подхода к порту над Новороссийском должны непрерывно курсировать наши самолеты. За 15 минут до высадки десанта начнется артиллерийско-авиационная обработка переднего края обороны противника с последующим перенесением огневого вала в глубь территории, занятой гитлеровцами. Одновременно с открытием огня торпедные катера обрушивают взрывные удары на молы и пробивают в них проходы для кораблей, а специальная группа катеров уничтожает бонно-тросовые заграждения и торпедирует побережье бухты. В момент высадки перейдут в наступление части 18-й армии. Таким образом, на врага всюду обрушатся удары страшной силы.
      Каждая позиция плана этой операции была разработана учетом специфики возможных действий на том или ином конкретном участке предстоящего сражения. В десант шли 255-я бригада, 393-й отдельный батальон морской пехоты, 290-й пограничный полк, 1339-й стрелковый полк. Их высадку и поддержку надлежало осуществить более 140 кораблям разных классов. Намечалось одновременно ударить сотнями артиллерийских стволов. Прикрытие с воздуха и бомбежку вражеских позиций обеспечивали крупные соединения истребительной, штурмовой и бомбардировочной авиации.
      Все шло по заранее намеченному плану. Как только специально выделенные катера проделали проходы в бснно-тросовых заграждениях, в порт ворвались торпедные катера и началась высадка наших войск на молы и причалы.
      Вражеские подразделения встретили черноморцев губительным огнем. Особенно сильные встречные удары обрушились на первый и второй отряды. Третий, высадившийся в районе восточного мола, продвигался сравнительно успешно. Повсюду завязались уличные бои. Десантники проделывали проходы в многочисленных проволочных заграждениях, при помощи противотанковых гранат пробивали коридоры в минных полях.
      А катера с десантниками первого эшелона все подходили и подходили. Вот, прорвав завесу плотного артиллерийско-пулеметного огня, к причалу приблизился "морской охотник" со штабной группой нашего батальона. Судно получило тяжелое повреждение и еле-еле держалось на плаву. У самой стенки причала по катеру в упор ударил крупнокалиберный пулемет. Сергей Колот умело метнул гранату, и опасная огневая точка врага перестала существовать.
      Действия 393-го отдельного батальона морской пехоты постепенно сосредоточились на подступах к железнодорожному вокзалу и находящемуся неподалеку от него клубному зданию. Отдельные группы вели бои на побережье Цемесской бухты. Вскоре вокзал, клуб, элеватор, товарная станция и ряд других пунктов оказались в руках десантников. Они устремились к трехэтажному зданию, в котором ранее размещалось управление Новороссийского порта. Немцы превратили его в настоящую крепость: заложили камнем все окна со стороны бухты, оставив лишь амбразуры для стрельбы из пулеметов и винтовок. На черноморцев отсюда рванулся смерч раскаленного металла, и они, потеряв несколько товарищей, вынуждены были отойти под прикрытие стен клуба, только что отбитого у врага. Здесь разместился наш штаб, радиостанция санитарная часть, в которую уже начали поступать раненые. Лишь за первую ночь штурма Новороссийска их число превысило девяносто человек.
      Захватили "языка". От него узнали, что в здании управления порта, охраняемом сильными огневыми средствами, находится штаб подразделения немецкой морской пехоты.
      - Парадокс военного времени, - рассмеялся командир батальона Василий Ботылев. - Два штаба враждующих сторон обосновались почти рядом. Притом, заметьте, оба принадлежат к морской пехоте. Что ж, посмотрим, чья морская пехота возьмет верх. Впрочем, это заранее известно.
      В ожидании подхода второго эшелона десантных войск мы перешли к обороне. Это оказалось тем более своевременным, что противник начал атаковать наши позиции, пустив в ход танки и крупные пехотные подразделения.
      Ботылев деловито взвесил обстановку:
      - На нас идут тринадцать танков и до тысячи солдат. Если собрать вместе все наши силы, включая девушек-санитарок, то мы наберем едва ли сорок человек, - он горько усмехнулся, - и ни единого танка. Но отступать мы не имеем права. Тут девяносто наших товарищей, раненых в бою. Мы их ни за что не оставим на растерзание врагу.
      Командир батальона громко крикнул:
      - Всем, кто способен держать оружие, занять огневые позиции. Будем драться!
      Возле каждого окна первого этажа поставили по одному автоматчику. Большими силами мы не располагали. Я вооружился единственным имевшимся у нас противотанковым ружьем и вместе с Василием Ботылевым поднялся на второй этаж. Выбрав удобную позицию у маленького окна какого-то подсобного помещения, зарядил ружье. Не успел еще изготовиться к выстрелу по головному танку, как страшный грохот ворвался в комнату. Снаряд разворотил стену и тяжело ухнул в дальнем углу. Едкая пыль набилась в рот, уши. Что-то трещало, рушилось. Пол вздрогнул, покачнулся, и мы с Ботылевым оказались на первом этаже.
      Со всех сторон к клубу подкрадывались немецкие автоматчики. Наши бойцы стреляли расчетливо, только наверняка - экономили патроны.
      Первую атаку отбили. За ней последовали вторая, третья. С каждым новым броском противника наше положение усложнялось. Порой даже не верилось, что удастся выстоять. Но люди стояли! Если кто-либо падал от раны, то все равно, лежа, продолжал вести огонь по врагу.
      - Стоять по-севастопольски! - ободрил я старшину 1 статьи Сергея Колота, занимая позицию у соседнего окна.
      Колот вместо ответа сделал одиночный выстрел из своего автомата, и немецкий унтер-офицер, поднявший было для броска гранату, рухнул замертво у стены. Неброшенная граната взорвалась, сразив добрый десяток солдат в серо-зеленых шинелях.
      Я мельком взглянул на корреспондента газеты "Красный флот" Николая Добушева. Он пошел в десант, чтобы дать самую оперативную корреспонденцию о штурме Новороссийска. Признаюсь, не понравилось мне тогда его прибытие в наш батальон. Отвечай за него, "писаку"... Теперь я мысленно стыдился своей первоначальной неприязни к Добушеву. Ох, как нелегок фронтовой хлеб корреспондента. Мы, если, конечно, уцелеем, повоюем - и на отдых. А ему предстоит новая командировка и снова на самый напряженный участок боевых действий. На этот раз Добушев был без записной книжки. С автоматом в руках он вместе с майором медицинской службы Лаптевым и медсестрой Надеждой Лихацкой несли охрану помещения, в котором лежали раненые. И несли ее так, что ни одному гитлеровцу не удалось приблизиться к окнам даже на расстояние гранатного броска.
      Некоторые раненые, могущие передвигаться хотя бы ползком, тоже переместились к окнам и по мере возможности стреляли в гитлеровцев. Остальные лежали на полу, бессильные чем-либо помочь своим товарищам. Один краснофлотец, у которого были оторваны выше колен обе ноги, дрожащими от слабости руками вставлял патроны в автоматный диск. Он не мог оставаться безучастным к происходящему.
      - Воды, воды... - слышались голоса. Раненые просили пить, едва шевеля пересохшими, потрескавшимися губами.
      - Воды...
      - Да где же ее взять? - чуть не плакала медсестра Надежда Лихацкая. - Где?
      Корреспондент флотской газеты перетряхивал опустевшие фляги. Бесполезно. Воды давно не осталось ни капли. А раненые стонали:
      - Пить...Тогда Николай Добушев решился.
      - Надюша, дайте мне кусок марли или хотя бы широкий бинт.
      - Для чего? Вы ранены?
      - Пока что нет. Хочу открыть производство живительной влаги.
      Он посмотрел на выступ обвалившейся стены. Надя проследила за его взглядом и догадалась, что имел в виду решительный журналист. Этажом выше чудом уцелела часть туалетной комнаты. Зацепившись за искореженную арматуру там полувисела металлическая бочка, когда-то предназначавшаяся для воды на случай пожара. До того, как эта часть здания была разрушена, мы видели эту бочку с затхлой густой жижей, которую водой назвать было невозможно. И вот Николай Добушев решил процедить вонючую жижу через бинт, чтобы добыть хоть немного влаги для смачивания губ умирающим бойцам.
      Он полез по полуобвалившемуся карнизу. То и дело рискуя сорваться, добрался до бочки. Добытую с таким трудом влагу расходовали по капле и только при крайней нужде.
      Майор медицинской службы Петр Иванович Лаптев время от времени откладывал в сторону автомат и оказывал раненым самую неотложную помощь. Но что он мог сделать? Не было ни медикаментов, ни перевязочного материала. И тем не менее он помогал людям. Наш врач привык сохранять самообладание в любой обстановке. Не так давно он даже сумел ампутировать ногу лейтенанту Слепову. И сделал это не в операционной, а прямо на мотоботе, без хирургического инструмента да еще при свежей волне, которая яростно швыряла мотобот из стороны в сторону.
      Это случилось, когда мы шли в Геленджик с Малой земли.
      Опыт и решимость хирурга спасли жизнь командиру третьей боевой группы отряда Куникова лейтенанту Георгию Слепову.
      Теперь майор медицинской службы Лаптев с неменьшим упорством боролся за жизнь каждого раненого бойца. Боролся в прямом смысле слова - с оружием в руках и своим опытом военного врача.
      Один неприятельский танк совсем близко подошел к зданию и бил в упор по нашему укрытию. Положение становилось безнадежным. Это заметил главстаршина Николай Кириллов, занимавший с несколькими краснофлотцами позицию в соседнем доме. Он, не думая о себе, выпрыгнул из окна, сбоку подполз к танку и метнул под его гусеницы две гранаты. Стальная махина завертелась на одном месте и безжизненно застыла с отвернутым в сторону орудием. И еще две вражеских машины вывели из строя отважные моряки.
      Особенно отличились в бою с танками противника старшина 1 статьи Коломеец, краснофлотцы Шавлошвили, Грихин, Миронов и Моисеенко.
      Примеру командира взвода главстаршины Николая Кириллова следовали все бойцы.
      - Товарищ комиссар, - донесся до меня голос Капитона Плакунова, взгляните!
      Я пошел на зов и увидел на почерневшей от порохового дыма стене кем-то сделанную надпись: "Здесь сражались куниковцы до 10 сентября".
      - Кто, кроме вас, видел написанное? - осведомился я.
      Плакунов в недоумении не нашелся, что ответить.
      - Не понимаете, в чем дело?
      - Не понимаю, товарищ комиссар.
      - Не годится такая надпись. Понимать надо.
      Кинжалом я соскоблил несколько букв, изменил содержание написанного.
      Плакунов вслух прочел: "Здесь сражаются куниковцы за освобождение города".
      - Ну, как? - выжидательно посмотрел я на Плакунова.
      - Так-то лучше, - расплылся он в довольной улыбке, - точнее. Хотя, тоже вроде бы немножко не так...
      Настала моя очередь выразить недоумение.
      - Почему же так?
      - Какого города, не ясно.
      - Нет, братец, это каждый поймет. Ведь улица и дом где находятся?
      - В Новороссийске.
      - То-то, - торжествующе заключил я. - Придет время, когда и на берлинских стенах писать будем. Одно новое слово появится: вместо "освобождение", "взятие" напишем.
      - Скорее бы уже, - мечтательно протянул Плакунов и тут же метнулся к окну напротив.
      Мимо окна короткими перебежками проскальзывали немцы. Плакунов приложился и несколько раз подряд выстрелил. После этого возвратился ко мне и, словно ничего не произошло, закончил фразу:
      - Хочется поглядеть, как фрицевская нечисть последний дух испустит.
      Несмотря на большие потери, немцы продолжали атаки. Отдельным вражеским солдатам порой удавалось проникнуть в здание клуба. Их уничтожали врукопашную, так как каждый патрон был на счету.
      - Стрелять только в том случае, если не можешь дотянуться кинжалом, распорядился вчера командир батальона.
      Его распоряжение стало законом.
      Осажденные десантники понимали, что еще час-другой такого боя - и в живых не останется ни одного защитника нашей весьма примитивной в фортификационном отношении крепости.
      - Пожалуй, выхода нет. Давай вызовем огонь нашей артиллерии на себя, тихо сказал мне Ботылев. - Из двух смертей следует выбирать наиболее почетную.
      - Давай, - согласился я. В эфир полетела радиограмма.
      Несколько минут все с нетерпением ждали ее результатов.
      - Неужели не откроют? - ударил кулаком по футляру передатчика радист. - Да открывайте же, открывайте огонь!
      Наконец на мостовой перед клубом разорвался один тяжелый снаряд. Второй упал в непосредственной близости от его воронки. Наступило короткое затишье. Оно резко оборвалось рокочущими ударами частых разрывов. Наши артиллеристы, пристрелявшись и, по всей видимости, выбрав удобную точку корректировки огня, вели беглый обстрел соседних с клубом кварталов, улицы и ближайшего перекрестка. В условиях уличного боя такую предельную точность артиллерийской стрельбы соблюдать трудно, почти невозможно. Однако наводчики орудий сумели выполнить невыполнимое. Лишь три снаряда угодили в здание клуба. Остальные ложились вокруг, образуя непреодолимое кольцо сплошных взрывов.
      Вспыхнули еще два танка с крестами на приплюснутых башнях. Остальные попятились под прикрытие стен.
      В ночь на 10 сентября к нам прибыл с Большой земли начальник штаба батальона капитан Преучель со взводом разведки. В предыдущую ночь им не удавалось высадиться, и теперь появление в нашей импровизированной крепости такого подкрепления оказалось как нельзя кстати. В нашем распоряжении появились силы, способные при умелом действии нанести ощутимый урон гитлеровцем, засевшим в здании напротив.
      Вылазку решили совершить ночью. Краснофлотцы Алексей Громов, Михаил Овчаров и Серафим Труфанов возглавили диверсионную группу. Они получили задание незаметно подкрасться к немецкому штабу и снять часовых. Потом проникнуть в помещение и действовать в зависимости от обстоятельств. С группой шла отважная разведчица Евгения Хохлова.
      Диверсанты отправились в недалекий, но опасный путь.
      Часовых сняли умело - без шума. Так же тихо справились с морскими пехотинцами врага, расположившимися на первом этаже. Стали подниматься выше. У лестничной площадки смельчаков обнаружили. Завязалась рукопашная схватка. В ней получили серьезные ранения Труфанов и Осипенко.
      Евгения Хохлова переходила из комнаты в комнату. Большинство из них пустовало. Она уже было подумала, что гитлеровцев на этаже больше нет, как лицом к лицу столкнулась с тремя солдатами врага.
      Девушка полоснула по ним автоматной очередью. Двое упали. Третий поднял руки. Разведчица шагнула к нему и неожиданно ощутила сильный удар. Натренированный гитлеровец выбил у нее автомат и одним рывком сбил Хохлову с ног. Завязалась жестокая борьба. Женя вцепилась врагу в горло. Тот изловчился и выдернул у нее кинжал. Женя почувствовала резкую боль.
      - Жаль... гад, - вырвалось у нее.
      Опоздай на секунду краснофлотец Громов, немец наверняка успел бы нанести ей второй удар. Но этого не случилось. Громов опустил приклад автомата на голову гитлеровца.
      Светало. Выбраться из здания стало немыслимо. Тогда разведчики перенесли раненых товарищей в одну из очищенных от немцев комнат, забаррикадировали вход и приготовились к бою. Враги почему-то не изъявляли желания нападать. Скорее всего они просто-напросто не подозревали, что диверсанты, наделавшие столько шума ночью, расположились с ними под одной крышей.
      Из окна краснофлотцы заметили высокого худощавого офицера. Он появился на крыльце внутреннего двора и, конечно, считал себя в полнейшей безопасности. Прозвучал выстрел, и офицер свалился на ступени. К нему подбежали двое солдат. Их тоже сразили меткие пули.