Глаза старика открылись; он и Гринвуд в течение секунды смотрели друг на друга. Потом старик заморгал, вытащил руку из-под одеяла и пощупал болевший нос.
      - Ой...
      -- Перестань копаться в пальцах ног!
      Старик выпрямился, глаза его округлились.
      -- Что-что? -- зашептал он.
      По-прежнему во весь голос Гринвуд завопил:
      -- И перестань нюхать свои руки!
      Старик все еще держал пальцы прижатыми к носу. Затем отвел их -- они оказались в крови.
      -- На помощь, -- сказал он тихо, будто сомневаясь, правильно ли выбрал слово.
      Потом, видимо перестав сомневаться, закрыл глаза и визгливо заверещал:
      -- На помощьпомощьпомощь...
      -- Ну все! -- что было мочи взревел Гринвуд. -- Я тебя убью!
      Зажегся свет. Закричали сторожа. Гринвуд начал ругаться, топать ногами, размахивать над головой кулаками. Он сорвал со старика одеяло, скомкал его и швырнул на нары. Потом схватил старика за лодыжку и стал изо всех сил ее сжимать, как бы считая это его горлом.
      Послышался скрежет металла, лязг запоров.
      Гринвуд оторвал старика от нар, держа его за лодыжку, но стараясь не причинить вреда, затем поймал одной рукой его за шею, а другую занес над лицом. При этом он непрерывно вопил. Открылась дверь, вбежали три сторожа.
      Гринвуд не облегчил им задачу. Он не ударил ни одного из них, так как не хотел, чтобы его оглушили дубинкой, но держал ставка перед собой, не давая зайти себе за спину.
      Потом он внезапно стих. Он выпустил старика, который сразу же сел на пол и схватился двумя руками за горло, и бессильно поник с пустым взглядом.
      -- Не знаю, -- ошалело проговорил Гринвуд, качая головой. -- Не знаю...
      Сторожа схватили его за руки.
      -- Зато мы знаем, -- сказал один из них.
      А второй добавил вполголоса:
      -- Съехал парень. Не ожидал от него...
      За несколько стен от этого места у тюрьмы бесшумно остановился грузовик. Темнота нарушалась лишь вспышками света прожектора, луч которого пробегал по всей длине наружной стены.
      Зона освещалась сравнительно мало по той причине, что с этой стороны не было ни камер, ни выходов. По другую сторону, судя по сделанному Гринвудом плану, находились котельная, кухня и столовая, часовня и несколько складов. Да и вообще эта тюрьма служила лишь пересылочным пунктом, и побеги здесь случались крайне редко.
      Как только фургон остановился, Дортмундер вылез и прислонил к стене лестницу, почти достигавшую ее вершины. Он быстро поднялся по ней, тогда как Чефуик держал ее, и бросил взгляд поверх стены, выжидая луча прожектора. Луч пробежал в его направлении и осветил крыши зданий, соответствующие плану Гринвуда. Дортмундер спустился и прошептал:
      -- Все нормально.
      -- Отлично, -- прошептал Чефуик.
      Дортмундер старательно установил лестницу, чтобы быть уверенным, что она устоит без поддержки, и снова поднялся.
      На этот раз за ним следовал Чефуик. У Дортмундера через плечо висел моток веревки. Несмотря на свою сумку, Чефуик карабкался с поразительной для человека его комплекции ловкостью.
      На самом верху лестницы Дортмундер размотал веревку -- с узлами через каждые тридцать сантиметров -- и закрепил ее при помощи крюка на вершине стены. С силой потянул. Держала надежно.
      Как только луч прожектора пробежал мимо, Дортмундер быстро поднялся на стену и сел на нее верхом правее лестницы.
      Вскоре к нему присоединился Чефуик, немного стесненный сумкой, и сел слева от лестницы лицом к Дортмундеру. Они схватили лестницу за верхнюю перекладину, втащили ее и перекинули на другую сторону. Примерно в двух с половиной метрах ниже была крыша тюремной прачечной. Лестница коснулась асфальтированной поверхности, и Дортмундер скользнул вниз.
      Чефуик последовал за ним. Они положили лестницу плашмя вдоль ограждения и легли сами, чтобы находиться в тени во время следующего прохода луча.
      Келп остался около грузовика и наблюдал за Дортмундером и Чефуиком. Когда те благополучно исчезли, он удовлетворенно кивнул головой, вернулся в кабину и отъехал.
      Тем временем Дортмундер и Чефуик воспользовались лестницей, чтобы спуститься с крыши на землю. Потом положили лестницу вдоль стены и заторопились к главному зданию тюрьмы, силуэт которого возвышался перед ними.
      Они были вынуждены спрятаться от луча прожектора за выступом стены, но потом сразу же побежали к зданию, нашли дверь в том месте, где и полагалось ей быть по плану, и Чефуик достал из кармана две отмычки. Он немедля принялся за работу, а Дортмундер стоял на страже.
      Яркий луч прожектора вновь побежал к ним по фасаду здания.
      -- Прячься, -- прошептал Дортмундер.
      В этот момент раздался щелчок, и дверь открылась.
      Они скользнули внутрь и закрыли дверь раньше, чем их достал луч прожектора.
      -- Одной меньше, -- подвел итог Дортмундер.
      -- Теперь мне понадобится сумка,-- так же шепотом объявил Чефуик, не утративший своего невозмутимого вида.
      Комната, в которой они очутились, была погружена в полнейший мрак, но Чефуику и не нужен был свет. Он присел на корточки, открыл сумку, сунул обе отмычки в предназначавшиеся им карманчики и достал два других инструмента. Закрыл сумку, выпрямился и произнес:
      -- За работу.
      В эти минуты в своей камере Гринвуд сказал:
      -- Я пойду с вами сам, не беспокойтесь.
      Понадобилось некоторое время, чтобы прояснить ситуацию.
      Когда Гринвуд так внезапно успокоился, сторожа попытались понять, что произошло, в чем было дело, но старик лишь брызгал слюной, а Гринвуд стоял на месте с оторопелым видом, качая головой и приговаривая:
      -- Я больше ничего не знаю, я...
      Потом старик произнес магическое слово "ноги", и Гринвуд опять взорвался. Но взорвался очень осторожно. Он не стал применять никакого насилия, а лишь вопил, выл и слегка жестикулировал.
      Номер продолжался недолго, так как сторожа схватили его за руки. Увидев, что они хотят его успокоить ударом по макушке, Гринвуд мигом утих и стал очень благоразумен.
      Он рассказал им о привычке старика копаться в пальцах ног и объяснил ситуацию.
      Сторожа оказались одного с ним мнения, а это было именно то, чего он хотел. Когда один из них предложил: "Послушай, приятель, мы найдем тебе другое место для сна", -- Гринвуд улыбнулся очень довольный. Он знал, куда его отведут: в одну из камер лазарета, 75м он мог бы отдохнуть д6 утра, а утром его осмотрит врач.
      Так они думали.
      Гринвуд прощально улыбнулся старику, 'вытирающему носком кровь, текущую из носа, и между двух сторожей вышел из камеры. Он заверил их, что последует за ними без всяких осложнений, а они успокоили его, что не сомневаются в этом.
      Его повели тем же путем, как и на свидание к Проскеру: по металлическому коридору, металлической винтовой лестнице, по другому металлическому коридору и через две охраняемые двери. Потом маршрут изменился: по длинному коричневому коридору за поворот, где в тихом, спокойном местечке из дверного проема возникли двое в черном, в черных капюшонах и с черными револьверами в руках.
      -- Без шума!
      Сторожа смотрели на Дортмундера и Чефуика, ибо это были они, и моргали от' удивления глазами.
      -- Вы сошли с ума, -- сказал один из них.
      -- Не обязательно, -- возразил Чефуик, остановившийся возле двери. -Сюда, господа, -- прибавил он.
      -- Вы не станете стрелять, -- сказал второй сторож. -- Шум привлечет внимание.
      -- Потому мы и надели глушители, -- сообщил Дортмундер.
      -- Вот эта штука, похожая на гранату, на дуле... Хочешь послушать?
      -- Нет, -- отказался сторож.
      Вое вошли в камеру, и Гринвуд закрыл дверь. Поясами сторожей связали им ноги, галстуками -- руки, а подолами рубашек заткнули им рты. Комната, в которой они находились, была маленькой и квадратной, посередине стоял металлический письменный стол. У телефона на столе Дортмундер оборвал провода.
      Когда они вышли, Чефуик старательно запер дверь на ключ.
      -- Сюда, -- позвал Дортмундер.
      Все трое направились по коридору и воспользовались тяжелой металлической дверью, которая долгие годы стояла на запоре, пока до нее не добрался Чефуик. Пройдя в обратном направлении путь, проделанный Дортмундером и Чефуиком, они наконец оказались у выхода из здания и стали ждать, устремив глаза на прачечную, что черным кубом выделялась в конце двора. Дортмундер посмотрел на часы. Три двадцать.
      -- Пять минут, -- прошептал он.
      За четыре квартала оттуда Келп посмотрел на часы. Лотом бесшумно вылез из кабины грузовика и открыл фургон.
      -- Готовь! -- прошептал он Марчу.
      -- Есть! -- отозвался Марч и стал вытаскивать из кузова длинную широкую доску. Келп схватил ее за конец и опустил на землю таким образом, что доска, второй конец которой опирался на пол фургона, образовывала наклонную плоскость. Марч вытолкнул другую доску, которую Келп положил таким же образом рядом с первой, оставив между ними расстояние примерно в полтора метра.
      Они выбрали для своей цели самый глухой промышленный район окрестностей. По ночам здесь не было никакого движения, только раз в час могла проехать патрульная машина. Квартал за кварталом тянулись здесь низкие кирпичные здания, где делали солнечные очки, разливали безалкогольные напитки, вулканизировали покрышки, шили одежду и печатали газеты.
      Здесь не было ничего, кроме фабрик и заводов и бесконечного ряда грузовиков, стоявших вдоль дороги. Келп поставил свой грузовик между другими, сделав его, таким образом, невидимым,
      -- у пожарного гидранта, чтобы сзади оставалось свободное место.
      Келп отошел на тротуар и стал ждать. Через минуту послышалось урчание мотора, и из недр фургона появился капот почти нового "мерседес-бенца" с откидным верхом. Келп наткнулся на него рано вечером на Парк-авеню в районе Шестидесятых улиц. Так как машина должна была служить им недолго, ей оставили номерной знак "МД". Келп решил простить врачей.
      Доски прогнулись под тяжестью автомобиля. Марч за рулем был вылитый Гарри Купер. Он махнул Келпу рукой, и "мерседес" с потушенными фарами съехал на дорогу.
      В тюрьме Дортмундер опять посмотрел на часы и увидел, что время истекло.
      -- Пошли! -- скомандовал он.
      Трое мужчин помчались, пересекая двор, к прачечной, по которой только что прошел луч прожектора. Дортмундер и Чефуик поставили лестницу, и Гринвуд первым поднялся по ней. Когда вое трое оказались на крыше, они втащили лестницу и жгли в тени парапета, чтобы перевести дух, пока над ними пробегал луч прожектора. Потом вскочили на ноги и отнесли лестницу к наружной стене. На этот раз первым поднялся Чефуик со своей черной сумкой. Он достиг вершины стены, перелез через нее и спустился по веревке, держа сумку в зубах. Гринвуд последовал за ним. Дортмундер должен был спускаться последним. Он сел верхом на стену и начал тянуть на себя лестницу.
      Чефуик соскользнул на землю в тот момент, когда в открытой машине появился Марч. Чефуик вынул ручку сумки из зубов, занывших от напряжения, и перелез в машину -- они не могли позволить себе открывать дверцы.
      Гринвуд спускался по веревке, а Дортмундер по-прежнему тянул лестницу. Луч прожектора настиг его, скользнул дальше, потом внезапно остановился и вернулся назад. Дортмундер исчез, но лестница упала на крышу прачечной. При ее падении раздался удар -- бу-у-ум!
      Тем временем Гринвуд прыгнул на переднее сиденье машины.
      Чефуик уже устроился на заднем. Дортмундер поспешно спускался по веревке.
      -- "Ууууу" -- начала сирена. Одним прыжком Дортмундер отделился от стены, выпустил веревку и упал на заднее сидение машины, закричав:
      -- Поехали!!!
      Марч вдавил акселератор.
      Завывания сирен неслись со всех сторон. Келп, стоявший с электрическим фонариком около фургона, начал нервно покусывать губы.
      Марч включил фары, так как мал слишком быстро, чтобы пользоваться только светом уличных фонарей. Тюрьма позади казалась просыпающимся желтым вулканом. С секунды на секунду из нее посыпят патрульные машины.
      Марч на двух колесах повернул налево, и теперь перед ним была прямая дорога. Он утопил педаль газа.
      На свете есть еще молочники, которые встают рано утром, чтобы доставить молоко. Один из них, на тележке, спокойно приближался к середине перекрестка, когда, повернув голову, увидел фары надвигающейся машины. В ужасе он откинулся назад, и ящики с бутылками повалились.
      Марч объехал груду битой посуды и озеро молока как в хорошем слаломе, не снимая ноги ^ педали газа. Ему предстояло уже скоро тормозить, а стрелка спидометра не перевалила за 150.
      Келп не услышал шума мотора -- его перекрывал вой сирен.
      Но он услышал визг тормозов. Выглянув за угол, он увидел, как появилась с опушенным верхом машина, круто повернула и помчалась вперед.
      Келп включил электрический фонарик и стал размахивать им как сумасшедший. Неужели Марч его не видит?
      Марч знал, что делает. В то время, как его пассажиры цеплялись за сиденья и друг друга, он вихрем донесся до конца квартала, точно направил машину на доски, въехал в фургон и намертво затормозил, остановив машину в пяти сантиметрах от передней перегородки. Потом выключил мотор и фары.
      Келп тем временем убрал свой фонарик и быстро затолкал доски в фургон. Когда он захлопнул одну створку двери, протянулись руки, чтобы помочь ему забраться, захлопнулась вторая створка, и фургон был закрыт.
      Секунд тридцать в полнейшей темноте слышалось лишь прерывистое дыхание пятерых мужчин. Потом Гринвуд заявил:
      -- Нужно вернуться. Я забыл зубную щетку.
      Все засмеялись, и хотя смех был нервный, атмосфера тем не менее разрядилась. Марч вновь включил фары, потому что наружу, как они убедились, свет не проникал. Все стали пожимать друг другу руки и поздравлять с отлично выполненной работой.
      Потом они замолчали и слушали, как мимо проехала полицейская машина с сиреной.
      -- Мчатся по нашему следу, -- сказал Келп, и все опять засмеялись.
      Задуманное удалось. Теперь все было просто. Они просидят в кузове примерно до шести утра. Лотом Келп займет место в кабине и отгонит грузовик через укромные бруклинские закоулки во двор одной школы; "мерседес" выведут из фургона и оставят с ключами в замке зажигания. Грузовик же продолжит свой путь до Манхэттена, в гараж, куда за ним придет человек майора, чтобы вернуть его в бюро проката.
      Все были в восторге и, чувствуя облегчение, обменивались шутками. Через некоторое время Келп достал из кармана карты, и они немедленно принялись играть в покер.
      В четыре утра Келп заявил:
      -- Завтра мы отправимся за изумрудом и получим деньги.
      -- Что ж, можно начать и завтра, -- заметил Гринвуд и повернулся к сдававшему Чефуику.
      В машине настала тишина.
      -- Что ты имеешь в виду -- "начать завтра"? -- наконец спросил Дортмундер.
      Гринвуд нервно передернул плечами.
      -- Потому что это будет непросто сделать, -- сказал он.
      -- Почему же?-- настаивал Дортмундер.
      Гринвуд прочистил горло. Смущенная улыбка играла у него на губах. Он по очереди посмотрел на своих приятелей.
      -- Потому что я спрятал его в комиссариате полиции, -- ответил он.
      ФАЗА ТРЕТЬЯ
      -- В комиссариате полиции? -- спросил майор Айко, обводя присутствующих недоверчивым взглядом.
      Собрались все пятеро: Дортмундер и Келп сидели на своих обычных местах перед письменным столом, Гринвуд, так удачно прошлой ночью бежавший из тюрьмы, расположился между ними в кресле, которое он принес из другого конца комнаты.
      И еще двое, представленных майору как Роджер Чефуик и Стэн Марч. Часть мозга майора Айко была занята этими двумя. Он с нетерпением ждал окончания встречи, чтобы поскорее приказать составить два новых досье.
      Но главная часть мозга майора была полна недоверия.
      -- В комиссариате полиции? -- повторил он блеющим голосом.
      -- Это там, где я находился, -- деликатно напомнил Гринвуд.
      -- Новы ведь безусловно могли... в "Колизее"... где-нибудь...
      -- Он его проглотил, -- сказал Дортмундер.
      Майор уставился на Дортмундера, пытаясь понять, что сказал этот человек.
      -- Прошу прощения?
      Ему ответил Гринвуд:
      -- Когда я понял, что меня поймают, я находился в коридоре.
      Ни малейшей возможности спрятать что-либо не было. Я даже не мог его бросить. Я не хотел, чтобы камень у меня нашли, и проглотил его.
      -- Понимаю, -- голос Айко звучал неуверенно. Потом он выдавил кривую улыбку. -- К счастью для вас, мистер Гринвуд, я безбожник.
      -- Неужели? -- в недоумении, но вежливо поинтересовался Гринвуд.
      -- В моем племени изумруд "Балабомо" имеет религиозное значение, -пояснил майор. -- Но продолжайте. Когда вы снова взяли его в руки?
      -- Только на следующий день, -- ответил Гринвуд. -- Я бы предпочел не останавливаться на этой части истории...
      -- И все же, попрошу вас.
      -- Хорошо. Когда я вновь обрел изумруд, я был в камере.
      Вероятно, полиция боялась, что меня сразу же начнут разыскивать соучастники, и на первые два дня меня поместили в вестсайдском комиссариате. Я находился в одной из камер на верхнем этаже.
      -- И вы спрятали изумруд там?
      -- Не оставалось ничего другого, майор. Я не смел держать камень при себе. Ведь это тюрьма.
      --А вы не могли глотать его постоянно?
      Гринвуд через силу улыбнулся.
      -- Только не после того, как я получил его в первый раз.
      -- Ммм, хорошо, -- с сожалением произнес майор. -- Что же мы теперь будем делать? -- спросил он, глядя на Дортмундера.
      -- Мнения разделились, -- ответил тот. -- Двое за, двое против, один колеблется.
      -- Вы хотите сказать, что можно еще раз попробовать получить изумруд?
      -- Точно.
      -- Однако... -- майор развел руками, -- что же вас удерживает?
      Если вам удалось проникнуть в тюрьму, то простой комиссариат...
      -- Все так, -- сказал Дортмундер. -- Но у меня ощущение, что не нужно дразнить судьбу. Мы предприняли для вас две попытки, в сущности за одну цену. Нельзя продолжать до бесконечности.
      Удача будет против нас.
      -- Удача? -- повторил майор. -- Но не благодаря же удаче вам все удавалось, господин Дортмундер. Благодаря ловкости, вашим организаторским способностям, вашему опыту... Вы по-прежнему так же ловки, способны все хорошо организовывать, как и в прошлую ночь. Только больше опыта.
      -- У меня такое ощущение, --пояснил Дортмундер, -- это как во сне, когда бежишь по коридору, а он все не кончается.
      -- Но если господин Гринвуд спрятал изумруд и знает, куда спрятал и... -- майор повернулся к Гринвуду. -- Он хорошо спрятан, не так ли?
      -- Очень хорошо, -- заверил его Гринвуд.
      Майор развел руками.
      -- Тогда я не вижу никакой проблемы. Господин Дортмундер, если я вас правильно понял, вы относитесь к тем, кто против попытки?'
      -- Совершенно верно, -- ответил Дортмундер. -- И Чефуик согласен со мной. Гринвуд и Келп хотят попытаться еще. Марч колеблется.
      -- Я присоединяюсь к большинству, -- сообщил Марч. -- У меня нет своего мнения.
      -- Я против этого проекта по тем же причинам, что и Дортмундер,
      -- заявил Чефуик. -- Считаю, что существует предел, который не следует переступать, и 'опасаюсь, что мы как раз к нему подошли.
      -- Но тут все гораздо проще, -- возразил Гринвуд. -- Ведь это комиссариат, повторяю тебе. Ты знаешь, что это означает.
      Просто здание, полное парней, печатающих на машинках. Если есть вещь, в которую они не верят, так это в то, что к ним может кто-нибудь вломиться... Не сравнить с тюрьмой, из которой вы меня вытащили.
      -- Больше того, -- добавил Келп, -- мы столько времени потратили на эту работу, что мне противно бросать все на ветер.
      -- Я прекрасно тебя понимаю, -- сказал Чефуик, -- и в чем-то согласен с тобой, но вместе с тем у меня ощущение, что это будет испытанием судьбы. Мы провели две операции: никто из нас не погиб, никто не сидит в тюрьме, никто не ранен. Мы должны благодарить бога, что все прошло так благополучно.
      Нужно бросить это дело и заняться чем-нибудь другим.
      -- Вот в том-то и суть, -- возразил Келп. -- У нас пока нет ничего на примете, надо найти что-нибудь подходящее. Но есть дело с изумрудом, так почему бы не попытаться еще раз?
      -- Три работы по цене одной, -- заметил Дортмундер.
      -- В этом отношении вы правы, -- вмешался майор. -- Вы проделали большую работу, чем было предусмотрено нашим контрактом, и должны быть лучше оплачены. Вместо тридцати тысяч долларов м человека, как условлено, мы вам дадим... -- Айко сделал паузу и подумал. -- Тридцать две тысячи,
      -- наконец продолжил он. -- Лишние десять тысяч на всех.
      Дортмундер усмехнулся.
      -- Две тысячи долларов, чтобы вломиться в комиссариат полиции?
      За такие деньги я не вломлюсь даже в телефонную будку.
      Келп посмотрел на майора так, будто разочаровался в своем лучшем друге.
      -- Это на самом деле мало, майор, -- сказал он. -- Если это все, что вы можете предложить, то лучше прекратим разговор.
      Майор нахмурил лоб и поочередно посмотрел на присутствующих.
      -- Не знаю, что сказать, -- признался он.
      -- Скажите: десять тысяч, -- намекнул Келп.
      -- На человека?
      -- Вот именно. И 200 долларов в неделю.
      Майор задумался. Слишком быстрая капитуляция могла вызвать подозрения, и он ответил:
      -- Я не могу дать столько. У моей страны нет такой возможности, мы уже и так пошатнули национальный бюджет.
      -- Тогда сколько? -- дружелюбно спросил Келп.
      Майор кончиками пальцев забарабанил по столу. Он прищурился, потом закрыл один глаз, почесал голову за левым ухом и, наконец, решился.
      -- Пять тысяч.
      -- И двести долларов в неделю.
      -- Хорошо, -- согласился майор.
      Келп посмотрел на Дортмундера.
      -- Это тебя устраивает?
      Дортмундер покусал палец и пришел к выводу, что майор видимо, понял, что он, Дортмундер, тоже играет комедию.
      -- Я взгляну на комиссариат, -- проронил Дортмундер. -- Если дело мне покажется возможным и если Чефуик согласится, то соглашусь и я.
      -- Естественно, -- заверил майор, -- что вам будут оплачивать с того дня, когда начнется подготовка.
      -- Естественно, -- великодушно согласился Дортмундер.
      Все встали. Майор обратился к Гринвуду:
      -- Могу я принести вам свои поздравления по поводу вашего освобождения?
      -- Спасибо, -- ответил Гринвуд. -- Вы случайно не знаете подходящей квартиры? Две комнаты с кухней по скромной цене и в хорошем районе?
      -- К сожалению, нет, -- ответил майор.
      -- Если случайно услышите о чем-нибудь подходящем, -- настаивал Гринвуд, -- дайте мне знать.
      -- Обязательно, -- заверил его майор.
      Марч, явно пьяный, сжимая в руке почти пустую бутылку абрикосового ликера, сошел с тротуара на дорогу перед полицейской машиной, маша рукой и крича:
      -- Такси!
      Полицейская машина вынуждена была остановиться, чтобы не раздавить его. Марч уцепился за дверцу и громогласно заявил":
      -- Я хочу вернуться к себе. Бруклин. Отвези меня в Бруклин. паренек, поторопись.
      Полицейский, не сидевший за рулем, вышел из' машины
      -- Подойди-ка поближе, -- велел он.
      Марч приблизился, шатаясь. Подмигнув полицейскому, он сделал щедрый жест.
      -- Не думай о счетчике, дружок. Мы с тобой в два счета договоримся.
      Дураки полицейские ничего не узнают.
      -- Ах, так? -- возмутился полицейский.
      -- Что вообще эти кретины знают! Ничего они не знают -- продолжал Марч.
      -- Кроме шуток? -- Полицейский открыл заднюю дверцу. -- Садись же, приятель, -- поторопил он.
      -- Отлично, обрадовался Марч, влезая в полицейскую машину.
      Он развалился на сиденьи и почти сразу же заснул.
      Полицейские не отвезли Марча в Бруклин. Они отвезли его в комиссариат, где без телячьих нежностей разбудили, согнав с заднего сиденья полицейской машины, заставили подняться по ступенькам и передали другим полицейским внутри здания.
      -- Пускай проспится в курятнике, -- заявил один из стражей порядка.
      Произошел короткий церемониал представления, потом новые провожатые потащили Марча вдоль длинного зеленого коридора и втолкнули его в "курятник" -- большую металлическую комнату, полную решеток и пьяниц.
      -- Это несправедливо..., -- бормотал Марч как бы самому себе, потом вдруг завопил; --- Эй! Послушайте, черт возьми!
      Шайка негодяев!
      Остальные пьяницы, которые, как и положено, во сне избавлялись от алкоголя, проснулись от воплей Марча очень сердитыми.
      -- Заткнись! -- заворчал один из них.
      -- Пошел ты, -- возразил Марч и дал ему в зубы.
      Секундой позже в вытрезвителе разгорелось настоящее сражение.
      Редкие удары достигали цели, но зато все размахивали кулаками.
      Дверь открылась, и появились полицейские.
      -- Довольно, прекратить!
      Дерущиеся расступились и объяснили стражам, что в беспорядке виновен Марч.
      -- Я не останусь здесь с этой пьянью! -- заявил Марч.
      -- Это уж точно, браток, -- ответил один из полицейских.
      Марча вывели из "курятника", не особенно при этом церемонясь, и заставили подняться три пролета на четвертый, последний этаж комиссариата, где находились камеры. Марч надеялся, что его поместят во вторую справа, что сразу же решило бы все проблемы. К несчастью, в этой камере кто-то уже сидел, и Марч очутился в четвертой слева -- ему пинком придали ускорение и заперли следом дверь.
      Из коридора в камеру просачивался свет. Марч сел на покрытую одеялом металлическую койку и расстегнул рубашку. Под ней, приклеенные липкой лентой, находились несколько листков бумаги и шариковая авторучка. С болезненной гримасой он оторвал их от груди и на свежую память набросал несколько планов и схем. Потом приклеил все обратно, растянулся на койке и заснул.
      Утром его крепко обругали, но так как досье Марча было девственно чистым, а он, смирный и смущенный, глубоко раскаивался в своем поведении, его не. стали задерживать.
      Выйдя из комиссариата, Марч бросил взгляд на другую сторону улицы и увидел почти новенький "крайслер" с номером "МД". За рулем сидел Келп и фотографировал фасад комиссариата.
      Чефуик на заднем сиденьи считал входящих и выходящих людей и количество машин, подъезжающих к зданию.
      Марч влез в "крайслер" и сел рядом с Келпом.
      -- Салют, -- сказал Келп.
      -- Привет, -- ответил Марч. -- Старина, никогда не напивайся.
      Полицейские ужас как не любят пьяных.
      Немного позднее, когда все было закончено, Келп и Чефуик пересекли город, чтобы доставить Марча к тому месту, где он оставил своего "мустанга".
      -- У тебя украли дворники, -- заметил Келп.
      -- Я всегда снимаю их, когда приезжаю в Манхэттен. Тут полно воров.
      Он расстегнул рубашку, отлепил бумаги и отдал их Келпу.
      Потом вернулся домой.
      На этот раз эбеновый секретарь без уговоров проводил Келла в кабинет, где стоял биллиард, слегка поклонился и ушел, закрыв за собой дверь.
      Ночь стояла душная и жаркая -- последняя неделя июля; кошмарная влажность делала жару невыносимой. Келпу в тонких штанах и рубашке с коротким рукавом стало даже холодно, когда его обдул воздух из кондиционера. Он вытер со лба последние капли пота, помахал руками, чтобы проветрить подмышки, подошел к столу и начал лениво гонять шары.
      Появившийся через несколько минут майор" наблюдательно заметил:
      -- Что-то сегодня у вас не ладится.
      -- Да я так, дурака валяю, -- оправдывающимся тоном сказал Келп.
      Он отложил кий и вытащил из кармана брюк смятый и влажный листок бумаги. Айко развернул листок с явной брезгливостью.
      Келп вернулся к столу и неторопливо, но методично стал укладывать шары. Он загнал три, когда майор хрипло воскликнул:
      -- Вертолет?!
      -- Мы не уверены, что вы сможете достать его, -- повернулся Келп. -Но если не можете, дело бросаем. Дортмундер сказал, чтобы я отнес вам список, а вы уж сами решайте.
      Айко выглядел немного ошарашено.
      --Вертолет, -- повторил он, -- где, поившему, я раскопаю выполет?
      -- Не знаю, -- пожал плечами Келп,-- но мы подумали, что за вами стоит целая страна.
      -- Это верно -- согласился Айко, -- но моя страна называется Талабво, а ж США.
      -- В Талабво нет вертолетов?
      -- Есть, разумеется! -- возмущенно возразил майор, обиженный за свою страну. -- У нас целых семь вертолетов! Но они, разумеется, в Талабво -- в Африке. Американские власти стали бы задавать вопросы, если бы мы переправили один вертолет сюда.
      -- Да, -- протянул Келп. -- Дайте мне немного подумать.
      -- Все остальное в этом списке я достану без труда, -- продолжал Айко. -- Вы уверены, что вам нужен вертолет?
      -- Камеры находятся на последнем этаже, -- пояснил Келп. -- Бели идти через входную дверь, то надо подняться на четыре этажа, полных полицейских, причем вооруженных, прежде чем пройдешь к камерам, и потом четыре этажа назад, чтобы выйти на улицу. А знаете, что на улице?
      Айко покачал головой.
      -- Полицейские, -- сказал Келп. -- Три или четыре патрульные машины, плюс полицейские, которые входят или выходят, останавливаются, чтобы просто поболтать...
      -- Понимаю, -- произнес Айко.
      -- Наш единственный шанс, -- продолжал Келп, -- появиться с крыши. Мы опустимся на крышу и оттуда проникнем в здание.
      Камеры буквально в двух шагах и практически там нет охраны. А когда мы добудем изумруд, не нужно будет проспать себе путь. Достаточно вернуться на крышу и улететь.
      -- Понимаю, -- повторил Айко, -- но вертолет -- это слишком громко. Ваше приближение услышат.
      -- Вовсе нет, -- возразил Келп. -- В окрестностях целый день гудят самолеты. Тяжелые машины, приземляющиеся на Ла-Гуардиа, пролетают над этим сектором гораздо ниже, чем вы себе представляете.
      -- И вы воспользуетесь их шумом?
      -- Мы отметили все полеты, -- сказал Келп, -- и пойдем потихоньку вовремя одного из них.
      -- А если вас кто-нибудь увидит из другого здания? -- поинтересовался Айко. -- Ведь кругом есть здания и выше, а?