К сожалению, учения не сочетались с организационными мероприятиями. Осенью 1940 года из состава Вооруженных Сил были уволены рядовые, прослужившие установленный срок. Многие из них имели боевой опыт. Призванные же вновь к зиме 1940/41 года только проходили начальную подготовку.
      Генерал Карбышев
      На одном из испытаний весной 1941 года мне довелось вновь повстречаться с Д. М. Карбышевым. Стояла отвратительная погода. Мокрый снег таял, едва коснувшись земли. Танкодром размок. Участники испытаний передвигались на вездеходах. И надо
      же было случиться: у машины Д. М. Карбышева соскочила гусеница.
      Водитель занялся исправлением вездехода. Командиры сидевшие в кузове машины, покуривая, наблюдали за его работой. Кто-то предложил оставить машину и пройти к месту испытаний пешком.
      Дмитрий Михайлович строго посмотрел на говорившего.
      -- Поврежденную машину надо не бросать, а быстро исправлять, -- твердо сказал он, -- Попрошу сойти с вездехода!..
      Водителю помогали все. В том числе и майор, предлагавший нам несколько минут назад идти пешком. Не стоял сложа руки и сам Карбышев. Вскоре гусеницу надели, и машина тронулась.
      Этот случай произвел большое впечатление не только на тех, кто ехал вместе с Д. М. Карбышевым.
      Позже, уже во время испытаний, один из водителей спросил у меня:
      -- Товарищ полковник, как фамилия генерала? Вон он стоит и что-то пишет?
      -- Карбышев Дмитрий Михайлович.
      -- Этот не подведет! С первого взгляда он вроде хрупкий, а наверное, не одну войну прошел... Я рассказал о Карбышеве.
      -- Неужели успел воевать с японцами? Ему и полсотни трудно дать, а с русско-японской войны прошло
      Тридцать пять лет! -- с недоверием произнес водитель.
      Как же удивился боец, когда услышал, что генералу пошел седьмой десяток!..
      Д. М. Карбышев был одним из тех, кто всецело разделял наши тревоги и заботы об обеспечении войск инженерной техникой. Он не раз говаривал, что инженерные мины являются сильнейшим оружием в
      борьбе с врагом, что это особенно убедительно доказано в боях на Карельском перешейке и что, занимаясь вооружением наших войск, надо помнить указание В. И. Ленина: "Самая лучшая армия, самые преданные делу революции люди будут немедленно истреблены противником, если они не будут в достаточной степени вооружены... "
      . -- Вооружение же современной армии отнюдь не ограничивается только огнестрельным оружием, -- напоминал генерал-лейтенант.
      Да, много было памятных встреч.
      Довелось мне, например, участвовать в испытании оригинальной противотанковой летающей мины, предложенной генералом И. П. Галицким. Мина была устроена таким образом: когда танк наезжал на растяжку или замыкатель, сбоку вылетала противотанковая мина и поражала бронетехнику в борт. Иван Павлович разработал ее еще в начале тридцатых годов, но в серийное производство эта мина так и не пошла.
      Инженер Линьков
      Во второй половине марта 1941 года мне позвонил начальник бюро изобретений НКО Владимир Васильевич Глухов:
      -- С тобой хочет увидеться инженер Григорий Матвеевич Линьков.
      Через несколько минут в отдел вошел крепко сложенный, среднего роста военный с бритой головой и показал мне схему мины, управляемой по проводам. Она тоже предназначалась главным образом для борьбы с танками противника. Григорий Матвеевич не знал, что подобная система неоднократно предлагалась до него. Но для внедрения ее требовались многие тысячи километров провода, которого нам почти не отпускали.
      Так я познакомился с будущим легендарным партизанским командиром. В июле 1941 года мы свиделись вновь. Оба обрадовались встрече. Я рассказал о подготовке партизан и не был удивлен, что Григорий Матвеевич в свои сорок два года хочет воевать в тылу врага. Глядя на этого уверенного в себе, коренастого уральца, бывалого воина и грамотного инженера,
      можно было сказать наверняка, что с таким командиром партизаны не пропадут.
      Помнится, мы вместе как-то обедали. Линьков очень убедительно доказывал, что при создавшемся положении удары по растянутым коммуникациям противника будут весьма ощутимы и на фронте.
      -- Змее надо наступить на хвост! -- убежденно говорил Линьков. -Голову она повернуть не сможет. Ей сейчас приходится смотреть только вперед, иначе голову отрубят на фронте!
      Григорий Матвеевич был убежден, что у нас имеются неограниченные'возможности для партизанской войны и нужны только люди, способные бить врагов с помощью современной техники, в том числе -- с помощью мин. Он свято верил в высокие патриотические чувства советских людей, поневоле оказавшихся в тылу врага, и блестяще понимал значение географического фактора в партизанской борьбе против моторизированного противника...
      Через год я узнал о замечательных делах Линько-ва. Имя его гремело от Белоруссии до Смоленщины.
      Григорием Матвеевичем мы часто встречались и после войны. Даже работали вместе над вопросами истории партизанской борьбы. Крепко подружились. Так жаль, что нелепый случай в начале 1962 года оборвал его яркую и красивую жизнь.
      Заявки на мины урезаны
      Будучи начальником отдела в ГВИУ, я продолжал поддерживать тесную связь с Центральным управлением военных сообщений. Там работал известный энтузиаст минноподрывного дела В. А. Антипин, и мне пришла мысль через него воздействовать на генерала И. А. Петрова, от которого в значительной степени зависело снабжение войск инженерными минами. Нашим союзником стал и заместитель начальника военных сообщений Красной Армии генерал 3-Й. Кондратьев. Он дал в ГВИУ заявку на 120 000 мин замедленного действия для железнодорожных войск. Заявка эта подверглась тысячекратному сокращению. ГВИУ смогло выделить военным железнодорожникам лишь... 120 МЗД.
      В начале мая 1941 года, после выступления Сталина на приеме выпускников военных академий, все, что делалось по устройству заграждений и минированию, стало еще больше тормозиться. И хотя такие одержимые, как М. В. Онучин, А. К. Семин, В. А. Антипин, Б. А. Эпов, Я. М. Рабинович, В. П. Ястребов, П. Г. Радевич, продолжали работать над совершенствованием минной техники, хотя крепко верили в свое оружие энтузиасты нашего отдела A. M. Подовинников, А. Т. Ковалев и Г. С. Вакуловский, результаты ^оставляли желать лучшего. Наши усилия были каплей в море.
      * ЧАСТЬ IV. ПРОЙДИ НЕЗРИМЫМ *
      Глава 1. Июнь 1941 года.
      Учения на Западной границе
      В двадцатых числах июня 1941 года Генеральный штаб Красной Армии намечал провести учения войск Особого западного военного округа. От Главного военно-инженерного управления РККА на учения командировали двух человек: заместителя начальника управления военно-инженерной подготовки подполковника 3-Й. Колесникова и меня, занимавшего в ту пору должность начальника отдела заграждений --и минирования.
      Теплым, душным вечером 19 июня мы выехали из Москвы, чтобы представиться в Минске командованию, а затем продолжать путь в Брест, в штаб будущих учений.
      Постепенно смеркалось. За вагонным окном из глубины белоствольных рощ выползала на опушки густая синь, ельники смыкались в черные стены, посвежело, к горьковатому запаху паровозного дыма примешивался сладкий запах сена и придорожных болот. Утомленный предотьездной суетой, Колесников вскоре уснул, а я еще долго лежал с открытыми глазами...
      Одержимых минной техникой инженеров в Красной Армии имелось немало. Сам я тоже был сторонником минновзрывных заграждений.
      Я не раз ходил с испанскими, немецкими, французскими, английскими, югославскими, польскими, американскими бойцами в тыл врага, мы вместе выполнили не одно ответственное и рискованное задание, широко применяя самые различные мины. Наши противопоездные мины стали грозой железнодорожных коммуникаций испанских фашистов. Саперам врага, пытавшимся обезвреживать мины, мы преподносили сюрприз за сюрпризом. Враг не мог обеспечить безопасность своих дорог даже тогда, когда бросил на охрану стокилометрового участка пути целый полк пехоты!
      Как же было мне не пропагандировать мины?.. Вспомнив Испанию, я вспомнил, конечно же, и со- ветских добровольцев, сражавшихся там с фашизмом. В Минске, куда мы ехали, предстояла встреча с двумя "испанцами": с командующим округом генералом армии Д. Г. Павловым и начальником артиллерии округа генерал-майором Н. А. Кличем. Как-то они нынче, на высоких постах? Помнят ли?
      За несколько часов до войны
      Разбудил проводник:
      -- Подъезжаем, товарищи командиры! Стояло раннее --солнечное утро. На привокзальной площади одиноко чернела штабная "эмка". Встречавший нас старший лейтенант сообщил, что начальник инженерного управления округа генерал Васильев просит прибыть в штаб.
      -- И что ему не спится? -- удивился Колесников. Генерал Васильев, гладко выбритый, подтянутый, являл собою образец отменного здоровья и отличного настроения. Сообщил, что на полигоне к предстоящим учениям все готово, предложил пройти к начальнику штаба округа.
      -- Неужели из-за учений все начальство уже в штабе? -- спросил я.
      -- У начальства всегда есть причины недосыпать! -- отшутился Васильев.
      Начальник штаба округа В. Е. Климовских, в отличие от генерала Васильева, выглядел хмурым, замкнутым. Поздоровался кивком, но от телефонной труб-164
      ки не оторвался. Минуту-другую спустя извинился, сказал, что крайне занят:
      -- Встретимся на полигоне!
      Командующий округом Павлов тоже говорил по телефону. Раздраженно требовал от собеседника проявлять побольше выдержки. Показали командующему программу испытаний. Он посмотрел ее, недовольно заметил, что инженеры опять взялись за свое: слишком много внимания уделяют устройству противотанковых заграждений и слишком мало -- способам преодоления их.
      В это время вошел Климовских:
      -- Товарищ генерал армии, важное дело... Павлов взглянул на нас:
      -- Подумайте над программой. До свидания. До встречи на учениях.
      Пока мы не закрыли за собою дверь, генерал Климовских не проронил ни слова.
      Озадаченный и встревоженный увиденным и услышанным, я решил повидать генерала Клича, командующего артиллерией округа. Может, он что-нибудь разъяснит?
      -- Вольф! -- воскликнул Клич, вспомнив мой испанский псевдоним. -- На учения? Рад тебе, рад! Только боюсь, сейчас не до учений.
      Он сообщил, что гитлеровцы непрерывно подтягивают к границе войска, подвозят артиллерию и танки, совершают разведывательные полеты над нашей территорией, а многие командиры в отпусках, большая часть автомашин и тракторы-тягачи артполков забраны на строительство укрепленный районов.
      -- Случись что -- орудия без тяги! -- возмущался Клич. -- Павлов каждый день докладывает в Москву о серьезности положения, а нам отвечают, чтобы не разводили панику и что Сталину все известно.
      -- Но ведь немецкие войска отведены на восточные границы Германии для отдыха? -- осторожно заметил я. -- Во всяком случае, в сообщении ТАСС от 14-го числа так и говорится.
      -- Я не сотрудник ТАСС, а солдат! -- отрезал Клич. -- И привык держать порох сухим. Особенно
      имея дело с фашистской сволочью! Кому это я должен верить? Гитлеру? Ты что, Вольф? "
      Продолжить беседу не удалось: Клича срочно вызвали к Павлову.
      День прошел в подготовке к учениям: уточняли и изменяли пункты программы испытаний в соответствии с пожеланиями командующего округом. В конце дня я попытался еще раз увидеть Клича, но безуспешно.
      -- Поезжайте отдыхать! -- сказал генерал Васильев. -- Утро вечера мудренее. Случись что-нибудь серьезное, учения давно бы отменили, а все, как видите, идет по плану,
      В словах начальника инженерного управления был резон. Мы отправились в гостиницу, выспались и ранним утром 21 июня, в субботу, выехали поездом в Кобрин, где располагался штаб 4-й армии, прикрывавшей брестское направление; необходимо было повидать начальника штаба инженерных войск армии полковника А. И. Прошлякова, обсудить с ним изменение программы учений.
      Добрались до Кобрина к вечеру. Прошляков подтвердил, что фашисты подтягивают к Западному Бугу военную технику, соорудили множество наблюдательных вышек, на открытых местах установили маскировочные щиты.
      -- Нас предупредили, что германская военщина может пойти на провокации и что поддаваться на провокации нельзя, -- спокойно сказал Прошляков. -Ничего. Слабонервных в штабе армии нет.
      Начальник инженерного управления устроил нас на ночлег в собственном служебном кабинете. Условились, что поутру вместе поедем в Брест. Прошляков ушел, а мы с Колесниковым отправились бродить перед сном по живописному субботнему городку. Около двадцати двух часов возвратились в штаб. Дежурный доложил: звонили из округа, учения отменены, нам следует возвратиться в Минск. Невольно вспомнились доводы генерала Васильева...
      -- Неужто немецкие генералы решатся на провокацию? -- сидя на краю штабного дивана и стягивая сапоги, спросил Колесников. -- Как ты думаешь? 166
      -- Спи спокойно, Захар Иосифович! Утром все узнаем! -- ответил я.
      22 июня. Корбин
      Мы проснулись внезапно. То ли взрывные работы, то ли бомба с самолета сорвалась... Разрывы, следуя один за другим, слились в чудовищный грохот.
      По штабным коридорам бежали люди, слышалась команда покинуть помещение. На ходу застегиваясь, выскочили на улицу и мы с Колесниковым. Эскадрилья фашистских бомбардировщиков шла прямо на штаб. Мы -- через площадь, через канаву, в какой-то сад. Бросились на землю вовремя. Видели, как окуталось дымом и пылью здание штаба армии. А бомбардировщики все прибывали. Взрывы рвали и рвали землю, повеяло гарью, в небо поднимался дым... Враг бомбил беззащитный городок около часа.
      Выяснив у оставшегося в живых дежурного, что штаб 4-й армии немедленно передислоцируется в Буховичи, мы с Колесниковым решили все же ехать в Брест: там, в Бреете, представители Наркомата обороны и Генерального штаба, у кого еще, как не у них, можно узнать, что происходит?
      Сели в первую попутную машину. По обочинам шоссе, ведущему к Кобрину, волокли чемоданы и корзины со скарбом женщины, покинувшие военный городок. Навстречу бежали командиры, спешившие к месту службы. Кобрин горел. На площади возле телеграфного столба с репродуктором толпились люди. Остановились и мы. Знакомые позывные Москвы вы-светляли лица. Люди жадно смотрели на черную тарелку репродуктора. Началась передача последних известий. Мы ловили каждое слово. Слушали о трудовых успехах страны, о зреющем урожае, о досрочном выполнении планов, о торжествах в Марийской АССР: вот сейчас, сейчас...
      -- Германское информационное агентство сообщает... -- начал диктор.
      Нигде, никогда позже я не слышал такой тишины, как в тот миг на кобринской площади.
      Но диктор говорил о потоплении английских судов. О бомбардировке немецкой авиацией шотландских 167
      городов, о войне в Сирии -- еще о чем-то, только не о вражеском нападении на нашу страну.
      Выпуск последних сообщений закончился сообщением о погоде. Люди стояли, не сходили с места и мы: может, будет специальное сообщение или заявление правительства?
      Но начался, как обычно, урок утренней гимнастики. Тогда люди стали расходиться, кое-кто побежал. Наш шофер захлопнул дверцу. Через Кобрин уже катили в восточном направлении грузовики с женщинами и детьми, успевшими, может быть, осиротеть. А над пожарами, над дымом разносился бодрый энергичный голос:
      -- Раскиньте руки в сторону/присядьте! Встаньте! Присядьте!..
      Много лет прошло, а я как сейчас вижу пыльную, пахнущую гарью кобринскую площадь, и черную тарелку репродуктора над ней, не забыл тот урок гимнастики.
      Прерванная командировка
      Узнав от беженцев, что фашистские войска перешли границу и в Бресте идет бой, мы с Колесниковым направились в Буховичи, в штаб 4-й армии, где нам сообщили, что в 5 часов 25 минут из штаба Западного особого военного округа получена телеграмма, требующая поднять войска и действовать по-боевому.
      -- Надо срочно возвращаться в Минск, Илья Григорьевич, -- забеспокоился Колесников.
      Ехали через Пинск. Добрались до него около полудня. Близ города, на военном аэродроме, вокруг горящих самолетов метались летчики и персонал части аэродромного обслуживания. Сам Пинск еще не бомбили, но город выглядел встревоженным: на улицах необычно людно, около военкоматов толпы мужчин. В горкоме партии забросали вопросами, на которые ни я, ни Колесников ответить не могли. Впрочем, никто в горкоме не сомневался, что до Пинска, расположенного в двухстах километрах от границы, враг не дойдет. Нас устроили на грузовик, везущий в Минск эвакуированные семьи военнослужащих.
      К Минску подъехали следующим утром. На окраине валялся побитый осколками скот. В самом городе" чадили пожары. Штаб особого военного округа уже переименовали в штаб Западного фронта. Генерал Васильев, далеко не такой спокойный, как двое суток назад, сообщил, что положения на фронте никто толком не знает: связь с войсками систематически нарушается.
      -- Одним могу порадовать, -- сказал генерал, -- сегодня с утра войска наносят контрудары. Директива наркома обороны!
      Видимо, начальник инженерных войск нервничал, так как не заметил, что сообщение об отсутствии связи с войсками плохо согласуется с сообщением о контрударах.
      Из кабинета Васильева связались с Москвой, с Главным военно-инженерным управлением.
      -- Немедленно возвращайтесь! -- различил я в трубке далекий голос начальника управления боевой
      подготовки полковника Нагорного. -- Слышите? Немедленно!
      Регулярного железнодорожного сообщения со столицей уже не было. Выручил все тот же генерал Васильев: дал легковую машину. Прощаясь, просил ускорить поставку фронту взрывчатых веществ и мин, прежде всего -- противотанковых.
      Мобилизационные мероприятия
      Полковник Нагорный, внешне так походивший на Рокоссовского, что их иногда путали, немедленно повел нас с Колесниковым к генералу Галицкому, исполнявшему обязанности начальника ГВИУ.
      Иван Павлович Галицкий вышел из-за стола, чтобы пожать нам руки. Все так же прям, тонок в талии, моложавое лицо гладко выбрито, черные усики аккуратно подстрижены, пробор в волосах безупречен, только взгляд необычно напряженный, но это и понятно:
      на Галицком лежит сейчас вся ответственность за инженерные войска, за надежность укрепленных районов вблизи западных границ страны, за обеспечение сражающихся армий инженерным имуществом, инжемерными средствами борьбы с противником, в nep-вую очередь, взрывчатыми веществами и минами.
      Докладываем со слов генерала Васильева о положении на Западном фронте, передаем просьбу выделить фронту как можно больше мин и взрывчатки.
      Понимая, что мы устали и проголодались, Галицкий предложил пообедать и возвращаться в штаб:
      -- Предупредите семьи, что сегодня домой не выберетесь: срочная работа.
      Я позвонил жене. Анна -- человек мужественный, была со мною в Испании, ходила с минерами в фашистский тыл. И все же не удержалась от восклицания:
      -- Вернулся! А уж я чего только не передумала!
      -- Дети здоровы?
      -- С ними все хорошо. Как ты?
      -- Нормально. Приеду завтра.
      -- Ладно. Хорошо, что живой... -- проронила Анна. Перед Главным военно-инженерным управлением с первого дня войны поставили многочисленные задачи: формировать новые части, организовывать курсы для подготовки специалистов по минновзрывным заграждениям, маневрировать имевшимися в наличии силами и средствами. Мы с Колесниковым подключились к этой нелегкой работе.
      Утром 26 июня вызвал полковник Нагорный:
      -- Нарком обороны приказал немедленно помочь войскам в устройстве заграждений. С этой целью создаются оперативно-инженерные группы. Вы назначаетесь начальником ОИГ на Западном фронте. Заместителем предлагаем полковника Овчинникова Михаила Семеновича. Возражений, полагаю, нет?
      -- Нет. На что мы можем рассчитывать?
      -- Выделим четырех специалистов-подрывников из командного состава, три саперных батальона, шесть тысяч противотанковых мин и двадцать пять томм взрывчатых веществ.
      Я озадаченно смотрел нa Нагорного. Он нахмурил-ся:
      -- Сам знаю, что этого и на день не хватит, wo больше нет! Дошлем! Ну, и минировать будете не так, как на учениях, а применительно к обстоятельствам. 170
      Вечером Галицкий собрал командиров и инженеров, направленных в оперативные группы. Кроме нас с Овчинниковым явились военный инженер 2-го ранга В. Н. Ястребов и полковник П. К. Случевский. Оказалось, вызывает нарком обороны маршал Тимошенко. Маршала я встречал не раз. И на Карельском перешейке, и на учениях. Память хранила образ высокого, широкоплечего, уверенного в себе, жесткого и громкоголосого человека. Поэтому, войдя в огромный кабинет, ^ не сразу признал его в том сутулом, выглядевшем крайне усталым военном, который сидел за
      широким письменным столом возле задрапированного окна.
      Начальники оперативно-инженерных групп получили от наркома обороны самые широкие полномочия
      по разрушению военных объектов перед наступающим противником.
      Сведения о маршрутах ОИГ, о дислокации штабов фронтов и армий, действующих на направлениях, где предполагалось применять минновзрывные заграждения и разрушать различные объекты, следовало получить у начальника оперативного управления Генерального штаба генерал-майора Г. К. Маландина.
      В кабинете Маландина штабные командиры --"направленны" -- докладывали обстановку. Маландин, высокий, худощавый, с гладко зачесанными русыми
      волосами, отмечал на карте изменения в положении войск.
      Галицкий попросил уделить внимание начальникам оперативно-инженерных групп.
      -- Обстановка на фронтах крайне трудная, товарищи! -- пояснил Маландин. -- В подробности не вдаюсь, вы их узнаете на месте, в штабах фронтов. Но" помните сами и заставьте запомнить всех своих бойцов и командиров: вы прикрываете московское стра-тегическое направление. Московское, товарищи!
      Пригласив нас к карте, генерал показал, где активнее всего действуют вражеские танки, осведомился у Галицкого, на каком направлении чья группа будет работать, и предложил запомнить" дислокацию штабов фронтов:
      -- Записывать не нужно, это Совершенно секретные данные.
      Затем Маландин подозвал штабного работника, " который вручил каждому из нас мандат, подписанный наркомом обороны.
      Где взять мины?!
      У себя в кабинете Галицкий напомнил, что подготовку к разрушению и минированию шоссе следует вести на глубину до 20 километров, предварительно разбив шоссе на участки и оставляя на головных участках подразделения охраны, чтобы в случае необходимости приводить заграждения в действие немедленно. Не забыл и; мосты: со взрывом не запаздывать, но и не спешить, чтобы не остались без переправ собственные войска...
      Немного позже у Нагорного, мы стали подсчитывать, сколько и каких мин потребуется на самых важных направлениях Западного фронта, скажем, там, где по директиве наркома обороны от 25 июня следовало развернуть группу резервных армий под командованием маршала С. М. Буденного. Протяженность рубежа, определенного для этих армий, составляла около пятисот километров. Двести из них не имели мало-мальски значительных водных и других естественных преград, способных задерживать танки. По нашим подсчетам получалось, что для прикрытия рубежа резервных армий потребуется минимум 200 тысяч противотанковых мин, много больше противопехотных и почти шесть тысяч мин замедленного действия.
      Нагорный, глядя на листок с цифрами, скрипнул зубами.
      Шофер Володя Шлегер
      Я принял выделенные для ОИГ три саперных батальона в ночь на 27 июня и ранним утром, наспех простившись с семьей, выехал из города. Двигались по Минскому шоссе на запад. Сидя на переднем сиденье зеленого пикапа рядом с молоденьким светловолосым и голубоглазым водителем, назвавшимся Володей, я смотрел на серую полосу дорожного по-172
      лотна, на спящие деревни, на росные травы лугов, на верхушки елей, прокалывающих предутренний сумрак и вонзающихся в розовое золото зари, но покой и красота окружающей природы лишь усиливали не покидавшее меня беспокойство.
      В командирах группы я был уверен. Сухощавый, несколько замкнутый полковник Михаил Семенович Овчинников, начальник 1-го отделения в отделе заграждений, крепко сбитый майор А. Т. Ковалев, майоры Л. Н. Афанасьев и П. Н. Уманец, высокий, худощавый лейтенант Г. В. Семенихин -- прекрасные специалисты, обладающие и мужеством, и находчивостью. Не слишком тревожит и то, что приданные группе саперные батальоны укомплектованы "запасниками":
      бойцы -- советские люди, смелости у них достанет, а опыт -- дело наживное. Смущало и тревожило, что мин и взрывчатки крайне мало! Задание у группы чрезвычайно ответственное. Выполнить его мы обязаны. Но как?..
      Думая о солдатах, вспомнил, что не удосужился узнать фамилию водителя. Тот, услышав, о чем спрашивают, залился густым румянцем, ответил не сразу и как-то отрывисто:
      -- Шлегер, товарищ полковник.
      Я недоуменно покосился на водителя, не понимая причину его волнения. Он сам ее объяснил:
      -- Мать у меня русская, а отец -- немец, товарищ полковник. Но еще в прошлую мировую против кайзера воевал, в гражданскую его командиром выбирали!
      Пальцы Шлегера буквально стискивали руль.
      -- Следите за дорогой, -- заметил я л, чтобы успокоить бойца, добавил: -- В Испании, Володя, моими товарищами по борьбе были и немцы, и американцы, и чехи, и словаки, и французы. Решает не национальность, главное -- на чьей ты стороне. Так?
      -- Так! -- облегченно выдохнул Володя.
      На волосок от расстрела
      Перед Вязьмой, на обочине, стояла колонна из пятидесяти порожних грузовиков. На шоссе вышел, поднял руку, о чем-то предупреждая, высокий стар
      ший лейтенант. Вышли из машин. Сразу услышали грохот бомбежки. Бомбили где-то впереди. Старший лейтенант оказался начальником колонны, следовавшей в Белосток. Он недоумевал: неужели фашистские самолеты могут из Польши долететь до Вязьмы?
      Я не стал рассказывать, что радиус действия вражеских машин не столь велик и что летают они, по всей видимости, уже не с польских аэродромов: куда более важным представлялось, что на порожние грузовики старшего лейтенанта можно погрузить не менее семидесяти тонн взрывчатки, которую мы должны были получить в Вязьме. Я предъявил старшему лейтенанту мандат, приказал перейти в мое подчинение, и всего через два часа, получив взрывчатку, мы двинулись дальше уже огромной колонной.
      В шестидесяти километрах западнее Вязьмы, возле моста через Днепр, я вновь достал свой мандат, предъявил начальнику охраны моста и объявил, что мост следует подготовить к разрушению. Не успел я это договорить, как мы были окружены и обезоружены. Начальник охраны презрительно бросил:
      -- Плохо ваши хозяева работают! Не знают даже, кому охрана мостов подчинена. Теперь тебе крышка, гад фашистский!
      Мы с Овчинниковым оторопело переглянулись. А ведь начальник-то прав! Охрана мостов передана в ведение наркома внутренних дел, а наши мандаты подписаны наркомом обороны!
      К счастью, в районном отделе НКВД быстро разобрались в недоразумении, принесли извинения, и я вспоминаю этот эпизод лишь для того, чтобы показать, как велика была бдительность советских людей.
      Эта бдительность помогала и военнослужащим, и местным жителям вылавливать и обезвреживать многих гитлеровских лазутчиков.
      Глава 2. На московском стратегическом
      Под Могилевым
      В высокоствольном сосновом бору пахло СМОЛОЙ и нагретой хвоей, тянулись перекинутые через сучья и
      подпертые шестами черные телефонные провода. Сквозь свежевырубленные ветви светил брезент штабных палаток, виднелись выставленные на воздух столы, где работали штабные командиры, слышался треск пишущих машинок.
      Командующий находился в войсках. Нас принял начальник штаба Западного фронта генерал Климов-ских. Вид у него был усталый. Я подал строевую записку. В записке значилось, что взрывчатки и мин мы привезли в три раза больше, чем получили в Москве (по дороге распоряжались под свою ответственность), но Климовских покачал головой: мало!
      Глядя в упор воспаленными глазами, приказал:
      -- Ознакомьтесь с обстановкой и немедленно на
      разрушение автомобильных и железных дорог! Все силы туда!
      С обстановкой нас ознакомили в инженерном управлении, оговорившись, что сведения о противнике полученные несколько часов назад, могут оказаться не совсем точными. Тут же сообщили, что в составе инженерных войск фронта остались всего три саперных и два понтонных батальона: другие части сражаются в окружении.
      Распределили с генералом Васильевым имеющиеся части и материальные средства по магистралям, где заграждения требовалось создать в первую очередь. Оперативно-инженерную группу разбили на три отряда. Отряд' полковника Овчинникова и майора Афанасьева направили действовать в треугольнике Полоцк -- Лепель -- Витебск, отряд майора Уманца -- на магистрали Минск -- Борисов -- Орша, отряд майора Ковалева -- на направлении Минск -- Могилев.
      Наиболее опасным представлялся участок, выделенный отряду майора Уманца, и майор получил. несколько больше взрывчатки и мин, чем другие командиры. Резерв взрывчатых веществ и противотанковых мин сосредоточили на КП оперативно-инженерной группы неподалеку от Орши.
      Скажу сразу, положение группы оказалось нелегким. Поначалу трудно было понять, как далеко удалось продвинуться противнику, где идут бои. Средств радиосвязи у нас не имелось, и для поддержания-175
      контакта с отрядами приходилось пользоваться проводной связью фронта, а телефон и телеграф в те дни оказались не слишком надежными, да и отряды часто находились на значительном удалении от войсковых телефонных коммутаторов или телеграфных узлов. Выручали группы лишь опыт и мужество командиров отрядов да наличие значительного числа автомашин, "прихваченных" по пути на фронт.
      В те далекие, исполненные трагизма дни приходилось бывать на КП и в штабе Западного фронта. Связь с войсками налаживалась, возникла возможность предвидеть действия врага, и штаб старался эту возможность использовать.
      Генерал Павлов
      На второй или третий день пребывания вблизи Могилева получил я наконец возможность представиться командующему фронтом. Генерал Павлов, похудевший, осунувшийся, интересовался уже не преодолением заграждений, а способами их устройства, минами, главным образом -- противотанковыми.