ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. ПОСВЯЩЕНИЕ

К воротам капитула шевалье де Труа подъехал в полной темноте. Громадное мрачное строение ничем не выдавало того, что затевалось у него внутри. Никаких признаков присутствия десятков, а может быть и сотен вооруженных людей. Никаких звуков, никаких отблесков кострищ.

У входа спросили у шевалье пароль приглушенным голосом, он ответил столь же приглушенно и был впущен.

За воротами ему сразу помогли сойти с коня и шепнули на ухо, что он может о нем не беспокоиться.

Здесь тоже царил мрак, но уже ощущалось присутствие большого количества людей. Они или стояли небольшими темными группками, или передвигались неторопливо и, по возможности, бесшумно.

Шевалье направился к тому месту, где несколько часов назад беседовал с братом Гийомом, в платановую рощу, и здесь было все то же. Люди в темных плащах, едва слышные голоса. Он огляделся; слева от него, как раз в том месте, где, должно быть, находился вход в указанный братом Гийомом собор, горело два перекрещенных факела. Это был условный знак, туда следовало направить свои стопы тому, кто собирался принять участие в процедуре тайного посвящения.

Ждать пришлось недолго. По темной, разреженной толпе, напитавшей платановую рощу, прошел, наподобие легкого ночного ветерка, какой-то слух и вся темная масса стала постепенно, не торопясь, но неуклонно сдвигаться в сторону перекрещенных факелов.

Монах говорил, что сегодня должны принять посвящение несколько десятков человек. Во дворе капитула народу было в несколько раз больше. Видимо, здесь были и те, кто будет осуществлять прием. Так или иначе, при таком скоплении народа, вряд ли кто-то обратит внимание на отсутствие одного претендента, а если заметят и захотят задать вопросы по этому поводу, то уж точно отложат это дело до утра. К утру шевалье рассчитывал быть уже далеко от Иерусалима.

Ночь была жаркая и влажная. Покрывало темноты было соткано из мириадов цикадных трелей, легкие порывы ветра приносили сладковатые запахи ночных субтропических соцветий.

Ничего из этой ночной роскоши де Труа не замечал. Мягко ступая в своих кожаных германских полусапожках, он двинулся в сторону, противоположную той, что влекла всех остальных. Он хорошо ориентировался в темноте и даже ощущал ее своей союзницей.

Наконец, вот они эти рудиментарные колонны и чернильно-черная щель между ними. С неудовольствием де Труа обнаружил, что у него дрожат руки. Теперь уж волноваться глупо. Что и кто может ему помешать?

И он шагнул из темноты во мрак.

В каменной прорези было еще жарче и влажнее. И неудивительно, она вела к подземным резервуарам с водой, испокон веку запасаемой на случай внезапной осады. Сбежав по трем скользким ступенькам, де Труа, следуя указаниям Бодуэновой таблички, сразу же повернул направо. Под ногами хрустела какая-то зелень, остро пахло раздавленными растениями. Теперь еще один поворот направо, ибо, если повернешь налево, то окажешься на дне глубокого отвесного колодца в компании двух несимпатичных скелетов.

Еще две ступеньки, после этого нужно быть осторожным, свод становится совсем низким, несколько метров пришлось, вообще, ползти на животе. Дышать стало тяжело. И становилось все тяжелее. Воздух в этой каменной глотке не менялся, видимо, годами. Но потерпеть надо. Если верить плану прокаженного короля, он уже прошел большую часть предварительного лабиринта. Здесь надо как следует ощупать стену. Да, вот она каменная кладка, король утверждал, что разрушить ее не составит труда. Камни здесь, едва-едва, только для виду, сцеплены раствором. Хитроумные и пытливые братья-тамплиеры видимо не раз добирались до этого места и, обнаружив, что дальше пути нет, дальше лишь главная водная цистерна, выдолбленная в скале, поворачивали назад. Они не стали замуровывать этот канал наглухо из соображений, кажется, вентиляции, чтобы вода не протухала.

Несмотря на ненастоящий характер кладки, шевалье пришлось попотеть. Прихваченный им с собою лом, оказался не железным, а бронзовым, на него нельзя было налегать как следует — гнулся. Работать приходилось на четвереньках, упираясь спиною в шершавый свод, обливаясь потом, срывая кожу с рук.

Выломал-таки, сначала один камень, потом второй. Пахнуло прохладой и влагой, где-то в полном мраке впереди — ощущалась вода. Ощущалась не как какая-нибудь лужа, а как огромная, затаившаяся тяжесть.

Шевалье почему-то вспомнилась его схватка с Мертвым морем. Тогда он потерпел поражение, сейчас предоставляется случай настоять на своем.

Де Труа стал раздеваться, оставил на себе только сделанную по эфиопскому образцу набедренную повязку. В ней был спрятан набор самых необходимых вещей. Нож и яд. В руках он держал свой бронзовый лом, его роль в этой жизни еще не была сыграна до конца. Одежду шевалье обмотал вокруг одного из камней и бросил в воду, дабы скрыть следы. Вода равнодушно проглотила улику. Пора. Де Труа прочистил, насколько это здесь было возможно, свои легкие. Король предупреждал, что в цистернах водятся слепые тритоны, специально выловленные в подземных горных речках, без них вода давно бы зацвела и прокисла. Они не ядовиты и не опасны, бояться их не надо, если один из них подплывет и ткнется в лицо или в грудь. Это просто из любопытства. Шевалье передернуло при мысли об этом. Но хорошо, что вспомнил, если бы встреча произошла под водой случайно, можно было бы от неожиданности захлебнуться.

Еще раз глубоко вздохнув, мягко спрыгнул в холодную воду. Да, она была очень холодна, что так контрастировало с душной, ночной жарою. Главное добраться сразу до противоположной стены, не начать плавать вдоль цистерны. Она? Что-то скользкое, мохнатое, большое. Как она поросла водорослями! Теперь надо двигаться вправо и побыстрее. Ради экономии воздуха. Поверхность воды вплотную подходит к потолку и пополнить запасы воздуха будет негде. Отыскать обратную дорогу к колодцу, через который он нырнул, в такой темноте, немыслимо.

Перебирая руками по медленно волнующимся липким подводным травам, шевалье стал сдвигаться вправо. Вот первое указанное углубление в стене, через два метра должно быть второе. Что-то нервно рванулось из-под пальцев! Спасибо королю, что предупредил, обязательно бы поперхнулся. Воздуха уже не хватало. Вот оно, второе углубление. Следуя все тем же указаниям прокаженного, де Труа забрался внутрь него, уперся ногами в скользкий и слегка пологий нижний край и стал спиною поднимать крышку. Сначала — никакого впечатления. Он должен был бы испугаться, но сначала удивился. Он не мог поверить в то, что король его обманул. Не мог, не мог, не мог! С каждым разом он все сильнее упирался спиною в плиту, что, якобы, закрывала путь наверх, путь к свету, богатству. И чудо произошло, первым его проявлением была вспышка света, потом порыв свежего воздуха. Де Труа едва не рухнул обратно на колени. Но устоял. Отдышался. Отодвинул с гранитным скрипом плиту. В глазах рябило, грудь разрывалась от нахлынувшего воздуха. Трудно было что-то рассмотреть и понять. И в этот момент шевалье услышал.

— Ну что же вы остановились?

Голос был знакомый, слегка лишь видоизмененный каменной акустикой. Но почему здесь?! Что это значит?! Выходит ничего не получилось?! Целая буря мыслей и чувств сотрясала душу шевалье де Труа.

— Идите, сюда, идите. Обратной дороги все равно нет, — приветливо сказал все тот же голос.

Все еще не в силах преодолеть этой ряби в глазах, шевалье с шумом высвободил ноги из черной воды, выбрался на поверхность сухого каменного пола. Пещера. Да это была пещера, грубо вырубленная в скале. В левом от шевалье углу ее, сидел на камне, покрытом шкурою, человек в монашеском одеянии. Видимо он и говорил. Вокруг него на каменных выступах горело несколько глиняных светильников.

— Вы напрасно оглядываетесь, — сказал монах, и только тогда шевалье понял, что это брат Гийом. Мыслительная каша в голове продолжала кипеть. Где золото, обещанное прокаженным? Как ему себя вести — тамплиеру, бежавшему от тайного посвящения? Что ему делать, оказавшись в этой странной ловушке?

Первыми сказанными шевалье словами были самые простые и естественные:

— Значит он меня обманул.

— Нет, — сказал монах, — король Иерусалимский Бодуэн сказал вам правду. Некогда здесь и в самом деле находились некие сокровища. И даже совсем недавно.

— Что значит некие? — мрачно спросил шевалье, смахивая мокрые волосы со лба.

Брат Гийом показал в сторону одного из светильников, там лежала кучка одежды.

— Знаете, вам лучше одеться. Насколько я представляю ситуацию, нам предстоит довольно продолжительная беседа.

Помедлив секунду, шевалье подчинился этому совету и нашел в указанном месте шерстяные шоссы и просторное блио.

— Одевайтесь, одевайтесь и выбросите оружие, которое вы захватили с собой, выбросите, чтобы не совершить с его помощью какую-нибудь глупость, до того, как я объясню вам, что совершать ее бесполезно.

Сбросив промокшую набедренную повязку, шевалье облачился в сухое платье.

— Так что же вы имели в виду, брат Гийом, под словом «некие» сокровища.

— По преданию, здание капитула стоит как раз на развалинах конюшен, некогда воздвигнутых самим Соломоном. Естественно, что молва связала схороненные здесь ценности с именем этого легендарного правителя. Я имел возможность изучать эти «сокровища», и, даже, не считая себя знатоком иудейских древностей, могу с уверенностью и убежденностью утверждать, что большая их часть никакого отношения к библейскому царю иметь не могла. Относительно меньшей части можно спорить. Но, по-моему, это были бы несущественные споры. В кубышке любого современного иудейского менялы или тамплиерского банкира можно найти все — от статеров Александра Великого и Ахеменидских монет, до мараведисов современной Альморавидской чеканки.

— Ну, хорошо, — шевалье похлопал себя по бокам, обживая новую одежду, — то, что золото было не соломоновым, меня не слишком расстраивает. Но где оно?

— Еще при правлении нашего прокаженного Бодуэна мы его отыскали. Убывая к месту своего прижизненного погребения, бедняга не знал, что владеет тайной, лишенной содержания.

Де Труа уже несколько успокоился, он понял, что если его убьют, то не прямо сейчас и старался задавать побольше вопросов, чтобы получше сориентироваться в ситуации.

— А для чего его было тогда удерживать среди живых? Ведь слух о том, что он находится в лепрозории мог распространиться широко. Никто не позаботился даже об отдельной камере для него.

Брат Гийом погладил свое колено.

— Вы перескакиваете через несколько ступенек лестницы, по которой нам надлежит, не торопясь сегодня с вами подняться. Но чтобы покончить раз и навсегда с этим ответвлением разговора, я скажу вам, что лепрозорий у нас в Святой земле почти всегда и сумасшедший дом. Очень многие, попав в объятия проказы, повреждаются в уме и начинают считать себя королями, пророками и ангелами господними. Нашим радением во многих из них появилось сразу по несколько Бодуэнов. И чем больше наш настоящий Бодуэн кричал, что он король, тем меньше было желающих ему верить. И бродившие по королевству слухи, ни на кого не произвели никакого впечатления, кроме одного человека.

— Кого же?

— Двойника Бодуэна, который оставался в высшей степени послушным, зная, как легко его можно вернуть к прежнему ничтожеству до тех пор, пока где-то живет настоящий король. Но так продолжалось лишь до поры до времени.

— И что же случилось?

Брат Гийом указал шевалье на естественное каменное сиденье рядом с собой.

— Садитесь, мне неудобно все время задирать голову, разговаривая с вами.

— Я еще не полностью пришел в себя.

— Сегодня, смею вас заверить, вам придется сделать много неожиданных открытий. Некоторые будут для вас столь неожиданными, что я посоветовал бы вам готовиться к восприятию их сидя.

Шевалье улыбнулся своей зловещей улыбкой и последовал совету. Этот монах производил на него впечатление слишком самонадеянного человека. Да, вам удалось подсмотреть, как некий тамплиер пробирается к давно пустующей пещере, но этого недостаточно, чтобы напускать на себя столь сакраментальный вид. Что вы можете, кроме того, что убить? Убить с пытками, вот и все. Ко всему этому бывший ассасин был готов.

— Для начала я изложу вам несколько самых общих истин. Заканчивая об исчезнувшем из этой пещеры золоте — существует такая народная легенда, что благодаря этим богатствам, орден тамплиеров и стал столь силен. Это неверно. И найдены они были всего пять лет назад. Да и не столь уж они были велики. Когда бы орден основывал свое могущество только на том, что можно было наковырять в бывших конюшнях царя Соломона, мы были бы не самыми сильными, но самыми слабыми в Палестине. Из других источников, благодарение высшим силам, черпаем мы свое могущество.

Брат Гийом несколько раз кашлянул и набросил на плечи серый плащ.

— Но благодаря этим упорным, но нелепым слухам, мы приобрели много врагов и среди них много сильных. В свое время, отдав нам эту территорию, король Бодуэн I возвысил нас, но общеизвестно, что возвысившееся — лучшая мишень для зависти. С тех пор попечители болезных паломников, рыцари иоанниты, заработавшие большие деньги своим попечением, страстно желают гибели нам. И надо сказать, что этой ночью, они ближе, чем когда-либо прежде к осуществлению своих мечтаний. Они утверждают, что их орден старше нашего и хотя бы поэтому должен первенствовать. Но только глупец и профан может считать, что история Храма начинается с того момента, как некий король отдал в пользование девяти рыцарям, во главе с небезызвестным Гуго де Пейном, кусок земли неподалеку от мечети Аль-Акса.

Монах замолчал и внимательно посмотрел на слушающего, словно стараясь уловить его реакцию.

— Моя речь не специально затенена. Просто, до того момента, когда вся картина осветится для вас новым светом, надобно разоблачить несколько распространенных предубеждений.

— Я слушаю внимательно и терпеливо жду, — отвечал шевалье де Труа.

— Теперь, что касается лично вас. Вы считаете, что сейчас в катакомбах под зданием трапезной, вход куда был обозначен скрещенными факелами, идет обряд истинного посвящение в члены ордена тамплиеров.

Шевалье осторожно пожал плечами.

— Да. Что же еще я должен думать?

— Хотите я сейчас вам опишу то, что там происходит? Сколь бы самобытным не был склад вашего характера, заставившего вас бежать от этой загадочной процедуры, вам не может не быть это интересно. Любопытство — тень души.

— Я с интересом послушаю.

Монах поправил полу плаща.

— После того, как вы бы вошли под скрещенные факелы, вам бы велели встать на колени перед изображением Иоанна Крестителя. Заметьте, Иоанна Крестителя, но не Иисуса. Никто так не чтит лишившегося головы, как мы. Так вот, поставивши вас на колени, один из влиятельных братьев ордена потребовал бы от вас произнесения страшной клятвы, в том, что посвящаемый схоронит на дне своей души все жуткие тайны, что будут ему открыты. По произнесении клятвы, влиятельнейший брат сообщил бы вам, что нарушение грозит вам, в лучшем случае, немедленной смертью, в худшем, пожизненным заключением в одном из подземелий ордена, в сравнении с чем и адские печи, и кострища, милое развлечение.