– Да… – протянул я.

– Во, смотри, – кивнул латинос.

– Ху, – Ахмад, неожиданно легко для своей комплекции круживший вокруг Шестернева, сделал выпад, и стилет змеиным жалом метнулся вперёд.

Шестернев ушёл в сторону. Он двигался плавно и легко, как и положено бойцу высокого класса, по узкому универсальному боевому комплексу.

– Боишься, билядь, – араб неожиданно украсил свой английский расхожим русским ругательством.

Стилет со свистом прорезал воздух.

Вокруг начал собираться народ. Вмешиваться никто не собирался. Некоторые смотрели с болезненно-любопытным страхом. Иные – с состраданием. Двое заключали пари. Ставки были явно не на Шестернева. Полицейские тарелки-контролёры были перебиты, названивать в полицию здесь не принято. Так что драка будет до конца. Я прикидывал, нет ли вокруг приятелей сутенёра, которые ввяжутся в бой. Пока не заметил.

– Начинай, да! – крикнул по-русски субъект, похоже, прибывший на Марс из Грузинского княжества.

– Зарежет, – снова произнёс латинос рядом со мной.

– Ещё как зарежет, – поддержала его проститутка, стоявшая за нашими спинами.

– Ху! – Ахмад снова сделал выпад. Шестернев вновь ушёл в сторону.

– Хи-хи, – засмеялся Ахмад. – Убью, билядь, – он снова ринулся вперёд.

Шестернев опять ушёл в сторону и наградил пинком пролетевшего по инерции вперёд Ахмада.

Удар был достаточно силён для того, чтобы Ахмад распластался на земле. Но араб тут же вскочил, зная по многолетнему уличному опыту, что разлёживаться нельзя – добьют. Лицо его было перекошено от боли.

В толпе послышались одобрительные возгласы.

– А может, и не зарежет, – рассудительно произнёс латинос.

– Нет, зарежет, – отмахнулась проститутка.

– Билядь… Ху! – араб ринулся вперёд.

Шестернев вновь отскочил в сторону. А когда Ахмад повернулся к нему, наградил его сокрушительным ударом ногой в живот.

Ахмад хрюкнул, как подкошенный повалился на мостовую и, хрипя, покатился.

Шестернев подошёл к нему, примерился нанести завершающий удар, потом махнул рукой, поднял стилет, забросил его на крышу домика.

– Суровый парень, – оценил латинос. Шестернев подошёл ко мне.

– Ну что, дальше на экскурсию? – спросил я.

– Пошли.

Толпа раздвинулась перед нами.

– Ты принципиально не хотел мне помочь? – зло осведомился Шестернев.

– И пропустить такое зрелище? Что ты… В целом дрался ты неплохо, – оценил я. – Но мог бы и лучше. Чего ты с ним тянул? Покрасоваться захотелось?

– Сам бы попробовал.

– Я не люблю уличные драки. Без необходимости в них не ввязываюсь. А девчонку жалко. Убьёт он её за позор.

В процессе драки проститутка очухалась и исчезла.

– Может, в полицию его сдать?

– Раньше времени нечего нам светиться… Не бери в голову. У нас вся ночь впереди.

Дальше мы забрели в подпольный садомах – зрелище противное и на любителя. Потом – в сенсорный эротик-клуб. А потом…

Потом в парке под куполом, за которым чернела марсианская пустыня, мы набрели на стаю «лесных пантер».

Судя по тому, как они обрадовались и что в этой компании был еле волочивший ноги, но полный жажды мщения Ахмад, искали они именно нас.

Место для выяснения отношений было неплохое. Чахлые деревья. Разбитый диск полицейского оповещателя. На коммуникаторе на моей руке замигала красная лампа и послышался тонкий зуммер. Понятно, «пантеры» притащили с собой глушилку – штуковину, создающую помехи для ручного коммуникатора. Это чтобы жертва не связалась с полицией. Очень мне надо вызывать копов?

Их было полтора десятка – никак не меньше. Главный – детина с люминотатуировкой пантеры на выпяченной груди, размерами был побольше Ахмада. Его выбритая голова отражала отблески фонарей. Настроены «пантеры» были решительно. Их вооружение состояло из металлических дубин, нескольких ножей, а у двоих я рассмотрел рукоятки пистолетов, кстати, запрещённых на Марсе – за них можно загреметь на пять лет.

Так, ещё парочка полицейпарализаторов. Да, относились к нам с должным уважением.

– Начнётся, – негромко произнёс я, – заваливайся в ту яму и не дыши.

– То есть как? – не понял Шестернев.

– Я разберусь. Ты только свяжешь мне руки. Это приказ. Понятно?

– Понятно, – хмуро отозвался Шестернев. «Лесные пантеры» брали нас в кольцо.

– Добро пожаловать на похороны, покойники, – поприветствовал нас квадратный тип с металлической дубиной.

– На твои? – нахально осведомился я.

Тут-то и началось.

Они действовали по отработанной уличной методике – навалиться всем скопом, смять, избить. Потом, поизмываясь вдоволь, уйти, оставив истерзанные, бездыханные тела. Они хотели не просто убить, а растянуть удовольствие. Во всей Вселенной «крысы» одинаковы.

– Давай, – шепнул я Шестерневу.

Он сшиб кого-то с ног, уклонился от удара и скатился за скамейку. «Крысы» (какие они там «пантеры» – чистые «крысы») не стали его преследовать. У них появились большие проблемы.

Чётко и ясно я видел поле боя. Время замедлило своё движение. Я просчитал местонахождение, движение каждого противника, оценил его опасность. Все отработано, всё проделывалось не раз. «Крысеныш» в электростимулирующей сетке на голове бросился на меня сзади, но пролетел мимо, вдогонку я впечатал ему башмак меж рёбер. Все, на часик он отдыхает. Следующий бросился на меня сбоку. Уход, ребром ладони по горлу – этот не встанет уже никогда.

В мою спину летел зажатый в руке нож. Но он лишь скользнул по рубашке, даже не дотронувшись до кожи. Захлест под ухо – ещё один отдыхающий.

Нырнуть вниз. Над головой просвистел жгут парализатора. «Крыс», сжимавший его в руке, скользнул вперёд. Мой кулак перекрошил его зубы.

«Пантеры» не чухнули, что происходит – все развивалось чересчур быстро, и упрямо лезли на рожон. Они не владели такой арифметикой, в которой двойка может быть больше пятнадцати. Они не понимали, как два невооружённых человека могут что-то противопоставить пятнадцати поднаторевшим в уличных боях головорезам.

Они лезли и лезли… Перехватываю руку с шоковой металлической дубиной, потом бросок с захватом шеи – и на землю падает уже мертвец. Одновременно я бью ногой в пах стоящему сзади. Круговая подсечка. Ещё один на земле.

Я двигался слишком быстро для них. Они поняли – всё идёт не так. Отхлынули. Послышался знакомый до боли свист ЭМ-очереди – это бил в меня главарь. В руке ещё одного «крысеныша» тоже возник пистолет, дурачок нажал на спусковой крючок, естественно, врезал туда, где меня уже не было, и срезал своего приятеля. Впрочем, погоревать по этому поводу «крысеныш» не успел – мой кулак проломил его грудную клетку, впечатывая сердце куда-то в позвоночник.

Те, кто оставался на ногах, а таковых было немного, стали разбегаться тараканами, которых застал неожиданно вспыхнувший электрический свет. Мы остались один на один с главарём. Он стоял в позе ковбоя, жал на спусковой крючок и почему-то считал, что ЭМ-пистолет ему поможет.

Что это за драка? Разминка. С рагнитами приходилось куда туже. «Клинки Тюхэ» я видел прекрасно. Сближался, не спеша, выстраивая траекторию. А главарь «пантер» никак не мог понять, почему десятки сыплющихся пуль не могут настичь с расстояния двух метров человека.

– На! – взвизгнул главарь.

Но ЭМ-пистолет отлетел в сторону. Главарь «лесных пантер» обрушился на колени.

– Ну, допрыгался? – я взял его пальцами за шею и посмотрел ему в глаза.

– Не надо-о, – растерянно и плаксиво воскликнул главарь.

– Грязная ты «крыса».

Я вдавил точку, что-то хрустнуло в шее главаря, и он снопом повалился на землю. Он получил то, что желал нам – смерть.

– Э, Шестернев, ты где?

Он выбрался из-за скамейки, даже не удивлённо, а озадаченно осматривая усеянное телами место битвы.

– Нормально. И не мечтал подобное увидеть, – покачал он озадаченно головой.

– Ещё увидишь. Через год сможешь сам повторить подобное. Уходим.

– Нашёл свой конец, – Шестернев пнул носком ботинка труп Ахмада. – Идём.

Начальник полиции Гордон Парфентьев выглядел невыспавшимся и злым. На его щеках была щетина – утром он не нашёл времени побриться или посчитал это излишним.

– Пришло подтверждение с Земли, – не слишком стараясь утаить своё дурное настроение, уведомил он нас. – Я в вашем распоряжении. Приказывайте.

– У вас усталый вид, – сказал я.

– Ночь не спал. Все этот город, чтоб его смело адским пламенем. Бытовое насилие, немотивированные убийства, сведение счётов между уличными бандами. Если Макловски будет убеждать вас в том, что мы контролируем город – это значит, что он шутит На тридцати процентах территории мы не можем установить полицейские контрольные системы. Ни одно «блюдце» не провисело в диких секторах больше двух часов. «Крысы» чувствуют себя полными хозяевами.

– А кем чувствуете себя вы? – спросил Шестернев.

– Ослом. Который однажды превратится в мальчика для битья.

– Не пробовали разгрести авгиевы конюшни? – осведомился я.

– Я? Пробовал. Но не слишком. Я сижу в этом кресле, покуда соблюдаю некие неписаные правила. Это край господства «гумиков» – международного общества «За гуманное отношение к жертвам социума». На Марсе их позиции сильны, как нигде. Убийцы, дельцы из Больших Кланов – это для них жертвы социума, а «крысы» вообще достойны того, чтобы их носить на руках, вытирать им сопли и подкармливать «птичьим пухом». На Земле у них нет такого веса, но здесь, за трескотнёй о том, что Марс – передовой рубеж человечества, что необходимо нести в Космос гуманизм и человеколюбие, они не дают нам работать. Да ещё в Комиссии Совета Земли по внешним поселениям они мутят воду.

– И память о большой заварушке, – дополнил я.

– Да. Один из самых позорных этапов в истории сил охраны порядка. Десять лет назад мой предшественник проявил слишком большую прыть. Операция «Воскресная стирка». Он задумал стереть всю нечисть разом. Полиция начала зачищать «крысиные» кварталы во всех поселениях, нанесла удар по Кланам, накрыла несколько лабораторий. В результате – массовые беспорядки в Олимпик-полисе и ещё трёх городах, взрыв купола в Аргире, диверсия в институте «Биореконструкция». Несколько сот погибших. Ожесточённые схватки с полицией. Через два дня Главная Администрация дала задний ход, и планету отдали во власть «гумиков». После этого порядка здесь не стало. Так что «тарелки» в «крысиных» секторах больше часа не висят.

– Печальная история, – усмехнулся я.

– Ещё какая печальная. Пять лет назад меня назначили на эту должность со множеством оговорок. Я, оказывается, должен блюсти здесь порядок, бороться с преступностью и коррупцией. Неустанно заботиться о гражданах. И вместе с тем… Вместе с тем никого не трогать. Как мне сказали – соблюдать баланс интересов. Красиво звучит?

– Так себе, – отозвался Шестернев.

– Мне тоже не нравится. То есть я должен давить «крыс», но не больно, прижимать Кланы и свободные банды, но чтоб им не обидно было. Всем нужен свой кусок. Сутенёрам, торговцам наркотиками. Да тут ещё м-мутанты, от которых вообще неизвестно чего ждать. И между всеми ними я, добрый начальник полиции. Мы все здесь играем. И в самую дурацкую и проигрышную игру играю я.

– И какие правила? – поинтересовался я.

– Не перегибать палку.

– Удаётся?

– Да.

– Вы достаточно откровенны.

– Откровенен. Я устал лавировать. Мне надоело смотреть на все через сильные квантовые очки для слабовидящих от рождения, тогда как зрение у меня абсолютно нормальное. Я ничего не скрываю.

– Все соблюдают правила?

– Когда как. С «крыс» спрос маленький, а с Кланами мы дерёмся в боксёрских перчатках, чтобы ненароком не изувечить друг друга.

– А случай с контрабандой? Ли Чин Хуа. Парфентьев поморщился.

– Я потерял троих своих сотрудников. Притом не худших сотрудников.

– Как вы перехватили контрабанду?

– По информации осведомителя из Клана «Молочных братьев». Он сообщил, что прибудет посыльный с партией наркотиков. Мы решили взять его. И взяли. В таких случаях по правилам игры проигравшая сторона остаётся при своих убытках. На этот раз Клан показал зубы. Я потерял своих людей,

– А потом?

– Потом мы нанесли ответный удар. Реализовали несколько оперативных информации. Встряхнули подопечных Донга. Троих убили при задержании. Полтора десятка бросили в кутузку.

– И что?

– Донг выкинул белый флаг и запросил перемирия.

– Он не знал, когда посылал бойцов стрелять в полицейских, что будут ответные меры?

– Знал.

– Тогда почему рискнул?

– Значит, посылка была слишком дорогой для него. Мы ведь так и не узнали, что там было. Ради «райских семечек» или «корня папертника» они не пошли бы на такое. Ли Чин Хуа обмолвился о какой-то «голубике», но рассказ о ней походит на бред.

– Вы раньше слышали о таком наркотике?

– Ходили слухи, что у Клана появилось нечто новенькое, что перевернёт весь бизнес. Но такие сплетни возникают всё время. Верить им всем можно только по наивности или глупости.

– Психоэкологические кризы за последние месяцы?

– Нет. Если не считать потасовки на одном из сборищ «Молочных братьев». Пара десятков трупов. До причин мы так и не дознались. Свара была безумно кровавая.

– Где?

– В одном из притонов в Южном Секторе.

– Та-ак, – протянул я. – Когда это было?

– Месяцев восемь назад.

– А слухи о новом наркотике когда появились?

– Примерно тогда же.

Мы переглянулись с Шестерневым.

– Мне нужна вся информация по делу Ли Чин Хуа. – сказал я. – И по той заварушке в Клане.

– Пожалуйста. Я открыл вам допуск ко всем материалам… Если бы вы объяснили, что вас интересует, я бы помог.

– Объясним. Только мы хотим сначала разобраться сами в ситуации.

– Если вас интересует динамика насилия, тут каждый день что-то происходит. Взять сегодняшнюю ночь.

– А что сегодняшняя ночь?

– Шесть трупов. Один – бытовой. Пять – в парке на юго-западе. Конфликт между бандами. Кто-то прибрал «лесных пантер». Мы всю ночь работали. Хотя зачем? Я бы премию выдал тем, кто пришиб этих мерзавцев.

– Готовьте деньги. Это наша работа.

– Что?!

– Мы предотвратили убийство сутенёром проститутки. В отместку подверглись нападению. В порядке самообороны несколько навредили здоровью нападавших.

– Несколько навредили? Некоторых из них будто кар переехал. Как вы умудрились?

– Шестернев – чемпион Федерации по убко-му, – пояснил я. – Вот информпакет с отчётом.

– Почему вы не сообщили сразу?

– А это уже наше право самим определять порядок своих действий. Распорядитесь выдать нам оружие – наше осталось в уничтоженном марсоходе.

– Хорошо.

Он пододвинул к себе информпакет.

– Скажите, Парфентьев, а вам никогда не хотелось плюнуть на всю дипломатию и устроить здесь тарарам?

– Хотелось. Пару раз я пытался. Первый раз после этого мою квартиру взорвали. Второй раз чуть не дошло до отставки. Главная Администрация и Комиссия внешних поселений предпочитают медленное гниение, а не решительные действия. Я же говорю – здесь правят «гумики». А ещё здесь правит страх и воспоминания о большой заварушке.

– У меня этих воспоминаний нет, – улыбнулся я. – И я устрою здесь тарарам. Вы же все свалите на меня. Вы выполняли приказ. Взятки гладки – вы чисты перед всеми, как ангел небесный.

– И опять будет большая заварушка?

– Вряд ли. Но если будет, на этот раз мы пойдём до конца. Как?

– Не знаю, – передёрнул крутыми плечами Парфентьев и улыбнулся. – Но идея мне по душе…

Тон Ван Донг родился в не самом благодатном краю на Земле – в Чёрных Штатах. Самое яркое воспоминание его детства – заходящий в боевом порядке на посёлок строй бронированных турбо-транспортёров, потом – свист очередей из ЭМ-оружия, с грохотом расцветающие бутоны плазменных взрывов. И несколько обугленных головешек – то, что ещё недавно было его родителями и двумя сёстрами. А ещё он прекрасно помнил состояние того мига – нет более страха, боли, отчаянья, есть только чёткая и ясная, как в морозный прозрачный день, картинка окружающего. И есть чей-то доносящийся издалека крик – он, надо же, оказывается твоим собственным криком.

Это был очередной пограничный конфликт между Чёрными Штатами и Мексикой по поводу спорных территорий – нескольких десятков квадратных километров навеки выжженной солнцем земли. Да и вообще отношения между соседями были неважными, полными накопившейся за столетие злобных обид, мести, так что когда доходило до дела, стороны друг с другом предпочитали не церемониться и не разбирали, где войска противника, а где – мирные жители.

Тогда очередная большая смута раздирала Чёрные Штаты. К власти приходили все более безумные, алчные и беспомощные властители. Города содрогались от гангстерских войн. Мировое сообщество твердило о геноциде в ЧШ белокожего населения, о поддержке всеми без исключения постоянно меняющимися правительствами международной организованной преступности и вело дело к экономической блокаде. Экономика трещала по швам. Воспрянуло, заиграло всеми оттенками, казалось, давно позабытое понятие – нищета. Росла армия детей-сирот. Их ждала незавидная участь. В лучшем случае – полуголодное существование в приюте для бездомных. Но больше шансов было попасть в одну из бесчисленных свободных банд, вести свою жизнь на опасных, как наполненные ядовитыми гадами болота, улицах, рано познать вкус чужой и своей крови и погибнуть, так и не доживя до взрослого возраста, в какой-нибудь очередной жестокой сваре.

Но Донгу улыбнулось счастье. Он чудом попал в престижную закрытую школу. В легендарное учебное заведение, одно из тех, существование которых до некоторого времени считалось плодом разнузданной фантазии журналистов. Он попал в «Обитель чести».

На Земле к началу века сложилось двенадцать Больших Кланов. Их истоки уходили в сложившиеся за века традиционные оргпреступные сообщества, среди которых китайские «триады», японские «якудза», итальянские мафиози и русские «законники». Эти зловещие монстры заявили о себе в полный голос в двадцатом веке, когда они как раковая опухоль расползались по планете, метастазами проникая в бизнес, политику, средства массовой информации. Происходил естественный отбор, выживали сильнейшие, наиболее гибкие структуры. В период чёрных десятилетий их власть достигла пика. В ломающейся геополитической структуре мира они подминали под себя целые государства, назначали и смещали правительства, их слуги чёрными тенями метались по разорённым землям, множа хаос и зло. Наркотики, теневая фармакология, тьма людей, похищенных на внутренние органы (доходило до того, что в некоторых местах людей разводили как скот), рабовладение – чем только не запятнали себя они в те страшные времена. Когда жизнь начала налаживаться, многие преступные сообщества незаметно преобразовались в государственные и экономические структуры, потомки наркобаронов и рабовладельцев до сих пор правят многими странами. Но другая часть слилась в гигантские транснациональные преступные объединения. И к середине двадцать первого века образовалось двенадцать преступных империй, феодальных государств, живущих по своим внутренним законам.

Сферы их интересов остались почти неизменными – наркотики, запретные технологии, живой товар, азартные игры. Империи выросли и держались на пороке. Огромные капиталы, армии преданных подданных, щупальца, протянувшиеся во все сферы жизни – вот что такое современные Большие Кланы. У них есть свои подпольные предприятия и лаборатории, на них работают учёные, инженеры. Их обслуживают толпы юристов, продажных политиков, журналистов. Под них пишутся выгодные им законы, и по их указке забраковываются невыгодные. Они формируют общественное мнение. И мощные полицейские структуры, службы безопасности, вечно предаваемые и подставляемые всеми, вынуждены вести с Кланами игру в поддавки. Правда, время от времени силовые структуры в разных концах Земли выходят за определённые им узкие рамки, проводя жёсткие операции, разделываясь с наиболее одиозными фигурами преступного мира, пресекая наиболее неблагоприятные тенденции. Некоторые даже умудряются добиться значительных успехов (как это одно время получалось у нашего Управления во главе с Кимом) и прижать Кланы на какой-то территории. Но чаще противник возвращается на утраченные позиции – посредством грязных политиканов, грязных журналистов, сумасшедших «гумиков» (членов общества гуманистов) и прочей позорной мрази, припечатывая особенно нахальных.

Большие Кланы всегда проявляли трогательную заботу о смене, о подрастающем поколении. Кадровая служба у них работает на уровне – благо найти на улицах среди «крыс» пушечное мясо нетрудно. Но алчные «крысы» и продажные белые воротнички – этого недостаточно. Системе нужны не просто послушные, работающие за деньги спецы. Им нужны преданные, воспитанные в законах клановой чести слуги, которые со временем станут хозяевами. Для их воспитания и было создано несколько школ.

«Обитель чести» принадлежала Большому Клану «Молочных братьев», имевшему особенно сильные позиции в Чёрных Штатах. Подбирали туда, как правило, сирот, детей, у которых нет привязанностей, у которых нет за пределами школы ничего, что тянуло бы их. С ними работали психологи высочайшего класса, закаляя волю, вдалбливая месяц за месяцем, год за годом, что главное слово в мире – преданность. И нет преданности выше, чем преданность Клану. Большой Клан – это семья послушника, его прошлое, настоящее и будущее, вне Клана нет и его самого. Люди вне Клана – не люди вообще, поступаться их жизнями и судьбой – скорее доблесть, чем грех.

Благосостояние Клана, богатство Клана, чистота рядов и помыслов Клана – нет в мире ничего важнее и быть не может.

Помимо всего в школе давали хорошее классическое образование. Существовали индивидуальные, приспособленные для каждого ученика программы развития и раскрытия индивидуальных способностей. Это был своеобразный Итон преступного мира. За свою службу я сталкивался с несколькими выпускниками, и, должен признать, хищников там готовили хоть куда.

«Обитель чести» располагалась в полусотне километрах от Лос-Анджелеса. Пятнадцать лет назад тщательно скрываемая тайна её существования всплыла, разразился грандиозный скандал. Правительство ЧШ так и не сумело доказать всему миру, что это всего-навсего благотворительная христианская школа, существующая на частные пожертвования. Зачем, спрашивается, в благотворительной школе такие предметы, как «История убийства»?.. Сегодня школы, которую заканчивал Донг, нет, хотя просуществовала она полсотни лет. Наверняка где-то есть другие, поскольку общеизвестно, что капиталовложения в образование и воспитание возвращаются сторицей, если, конечно, те, кто их вкладывает, думают о будущем. Кланы думают. Они привыкли считать, и не без оснований, что будущее у них долгое и безмятежное.

Год за годом Донг постигал в «Обители чести» истины, которые должны были ему понадобиться в будущем, когда он придёт в большой мир и станет верой и правдой служить делу Клана. После окончания обучения выпускникам, согласно достигнутым успехам, отметкам и заключениям психологов, а также иных специалистов, порой в весьма специфических сферах, надлежало занять своё место там, где они принесут наибольшую пользу общему делу. Кого-то ждала стезя профессионального убийцы или телохранителя. Кого-то – служащего одной из корпораций. Кто-то должен был получить соответствующее образование и посвятить свою жизнь научным изысканиям – конечно же на благо общего дела. Кто-то – политике или журналистике. Некоторые выбрасывались в большой мир, на десятилетия отрываясь от братьев и живя своей жизнью, пока однажды к ним не приходил связной и не требовал повиновения.

Донг отличался высокими способностями и подавал надежды. Ему пророчили большое будущее, если бы не одно «но». Психологи отмечали его индивидуализм, скрытность и даже (самое страшное!) слабый отклик всеобщему порыву, групповому интересу. Но, скользнув по поверхности и сделав несколько выводов, знатоки человеческих душ так и не расшифровали его до конца. Донг не слишком укладывался в общие стандарты.

Что-то перевернулось, сдвинулось, исказилось в общепринятых системах отсчёта в тот момент, когда турбоплатформы жгли его посёлок. В тот морозно-ясный миг он понял, что на свете до конца жизни остался один, что помощи ждать не от кого, незачем, можно надеяться и рассчитывать только на себя. И ещё – в мире ничего не значат слова, отношения, обязательства. Главный закон в природе – выживание. Преданность, культивируемая воспитателями – всего лишь пустое слово.

После выпуска Донг прошёл нелёгкий путь. Получил образование физика и приобрёл страсть к новейшим технологиям. Но занялся другими делами. Судьба то возносила его в иерархии Большого Клана, то опускала вниз. Не раз его жизнь висела на волоске. Трижды суд Клана приговаривал его к смерти за предательство интересов организации, и трижды решение отменялось. Хитрая коварная змея – вот кем считался, да и был на самом деле Донг. Он напоминал паука с равнодушными неоновыми глазами, который десятилетиями плёл паутину, опутывая ею своих сообщников, руководителей, посторонних людей. Мастер шантажа, вербовок, многоходовых комбинаций.

Многие знаменитые афёры прошли под его руководством. Изъятие со счёта национального банка «Жёлтой Конфедерации» гигантской суммы. Организация производства в лунном технополисе производства запрещённых нейрочипов типа «Дракула». Создание сети лабораторий по производству «Райских семечек». Взрыв по заказу Вселенской церкви сайентологии – монстра, с которым борятся с середины двадцатого века – орбитального лайнера. Двадцать лет назад при его участии была расстреляна в Хельсинки в полном составе бригада Министерства Стабильности – это громкое дело мне запомнилось очень хорошо. Я тогда как раз только пришёл на оперативную работу – в сектор тактических операций. Тогда нам удалось посчитаться с убийцами, заставить их пожалеть, что народились на свет. Но Донг обманул всех. Он остался жив.

Донг принимал участие в войне «Молочных братьев» с «Тенями самураев». Провёл несколько успешных операций, был обвинён в передаче информации противнику, приговорён к смерти через «Чертов скальпель» – нейродыбу последнего поколения, комплекс специального пыточного оборудования, вызывающего запредельную боль из глубин сознания. Но он сумел оправдаться. Снова карабкался ввысь. Снова набивал шишки, падал. Снова поднимался. И однажды оказался на Марсе.

У «Молочных братьев» исконно крепкие позиции во внешних поселениях. Марс хоть и считался тогда дырой, местом не слишком обильным на денежные урожаи, но оставлять его без присмотра негоже. Постепенно этот Клан начал приобретать там влияние. Позиции были крепкие скорее в социально-политическом, чем в экономическом плане. Донг сумел поставить все на свои места. Марс стал источником солидных прибылей. А Донг стал одним из семерых «герцогов» – высших руководителей Клана.

Донг подминал под себя компании, внедрял своих людей в Главную Администрацию, использовал учёных и оборудование института «Биореконструкция» для производства кристаллов для волновых наркотиков, для создания запреттехнологий. Так появился потрясший мировой бизнесбанк данных вирус «Жёлтый червяк». Так появился волновой генератор «Шорох прибоя». По его поводу оперативники по всей Земле долго ломали голову, не в силах понять, откуда всё идёт. А шло с Марса.

Постепенно Донг начал зарываться. И десять лет назад полиция и спецслужбы решили хорошенько тряхнуть марсианский филиал «Молочных братьев». Тогда и началась большая заварушка. Донг из неё, ко всеобщему удивлению, вышел победителем и настоял на своём статус-кво, хотя, конечно, пришлось и пойти на компромиссы, потесниться.

В последнее время он все больше начал играть в свои игры. Красивые слова о роли преданности в жизни человека, вдалбливаемые ему в «Обители чести», он теперь вспоминал лишь с иронией. Какая там преданность, если он уверенно вёл дело к расколу своего родного Клана. Время от времени расколы случались. Преступные Империи, как и все Империи в истории, рушились, делились на отдельные государства. Но подобного не было уже несколько десятков лет. Полтора года назад Донг, входивший в Малый Совет «Молочных братьев», решил раздробить Организацию, на верность которой неоднократно присягал. Происходило то, о чём предупреждали старые «герцоги», опытным глазом много лет наблюдавшие деятельность Донга и имевшие некоторое представление о том, что за змею пригрел на своей груди Клан.

С одной стороны, ситуация не казалась трагичной. Какой такой раскол? Кто затеял? Донг? Один из пяти «герцогов»? Ну и что? «Чертов скальпель» ему в задницу! Или, если сумеет разжалобить, – ЭМ-очередь. Или объёмный взрыв. Много ли на свете таких людей, до которых не доберутся ниндзя-убийцы Клана? Мало.

Донг и не надеялся выиграть горячую войну с родной организацией. Он рассчитывал на другое. И четыре месяца назад явился на Малый Совет в Майами. Сам.

Малый Совет не отдал его в руки палачам – на долгую забаву. ЭМ-очереди, удавки и яд пощадили раскольника. Малый Совет встал на его сторону. Происходило что-то неслыханное. Донг был истинным пауком, он плёл паутину так, что опутал четырёх «герцогов». Несомненно, все хотели его смерти. Но так получалось, что смерть его была кругом невыгодна и грозила большими неприятностями. Донг побеждал.

Доходили слухи, что он предложил «герцогам» что-то сногсшибательное. Что? Эх, если б знать.

Впрочем, Донг перегнул палку. Кое-что не учёл. Кое-кому слишком сильно наступил на мозоль. Пусть он получил одобрение Малого Совета, но это ещё не означало схватить за бороду Господа. В нише посылочного аппарата в моём номере отеля лежал информпакет.

– Смотри, нам посылка, – сказал я.

– Подожди, – Шестернев провёл над посылкой похожим на карандаш детектором взрывчатых веществ. – Чисто.