Он поздоровался и сел в кресло напротив, бесцеремонно рассматривая нас… Точно, это ощущение его присутствия посещало меня два раза. Он наверняка приценился за время нашего пребывания в ските к нам и теперь принял какое-то решение.

– Вы иные, – сразу взял он быка за рога. – Вы не похожи на «кротов» и «земельников».

Насколько я узнал, мутанты называют «кротами» обычных поселенцев, зарывающихся в пещерах, прячущихся в куполах от Марса. «Земельники» – соответственно, земляне. Что тут скажешь? Промолчим из вежливости,

– Асгард? – осведомился Андерсон. Я пожал плечами.

– Асгард! – Это было уже утверждение, с которым смешно спорить.

– Это основание держать нас здесь? – спросил я.

– Опасность. Вы несёте её с собой. Она – в биении вашей «джи», – он посмотрел на меня.

«Джи» в понятии м-мутантов, а также многих других, изначальная вселенская энергия, основа всех видов полей и вещества, а также первичного духа, жизни.

– Тебе есть, что сказать? – спросил я. – Так говори, Моё слово будет потом.

– Вы знаете, кто мы? – неожиданно спросил Андерсон.

– М-мутанты.

– Название, данное нам «кротами». Уничижительное название. Мы – марселены.

Слышал. Марсианские поселенцы – сокращённо марселены. М-мутанты предпочитают, чтобы их называли так.

– Марс – наша Родина. Здесь уже растут поколения, ни разу не бывавшие на Земле и не стремящиеся туда. Мы строим своё общество. Нас сегодня пятнадцать тысяч. Мы стараемся строить справедливое общество, лишённое излишней агрессии, насилия. Это не получается, потому что мы всего лишь люди, хоть и имеющие, в отличие от большинства «кротов» и «земельников», свою цель. Мы строим рациональное общество, не обременённое излишками – как материальными, так и духовными. Мы учимся слушать голос «джи» Марса и Вселенной.

Секретные доклады социологической комиссии ОССН, которые мне как-то довелось читать, говорили о растущем изоляционизме м-мутантов, о противопоставлении себя остальному человечеству. Пока лишь как теоретический вариант рассматривалась возможность, что однажды м-мутанты не захотят делить с нами Марс. Теперь мне подумалось, что это случится скорее, чем мы думаем.

– Нам не нравится, когда нечто неизвестное вторгается в нашу жизнь. Мы находим общий язык с администрацией, шахтёрами, преступниками. С ними бывают конфликты, порой кровавые. Нам не привыкать к ненависти и недоверию со стороны «кротов». Но… Но тогда к нам вторглось нечто гораздо более худшее. Вторгся разрушитель полотна бытия. И он был похож на вас.

– Что ты имеешь в виду? – напрягся Шестернев.

– Он пришёл к нам по пустыне, Его привели марселены со скита «Сиреневый». Он шёл через пустыню с откинутым шлемом скафа. Его приняли за марселена. Он не отвечал на вопросы. Он молчал. В «Сиреневом» пробыл семь часов. Когда ушёл, туда пришёл кошмар.

Андерсон щёлкнул пальцами.

– Развёртка. Блок «Сиреневый», со второй минуты.

В воздухе возник СТ-проем.

– Запись сильно повреждена всплеском ЭМ-поля. Всё, что удалось восстановить.

Полосы. Рябь. Через неё с трудом прорывалось изображение. Слышался свист ЭМ-очередей. Чьё-то яростно оскаленное лицо. Опускающийся окровавленный нож… Катящаяся по полу отрубленная улыбающаяся голова.

– В «Сиреневом» проживало восемьдесят марселенов, – пояснил происходящее Андерсон. – Тридцать пять погибло. Вспышка ярости. Оставшиеся в живых ничего не помнят.

– Почему тот пришелец похож на нас? – спросил я.

– Что-то общее в полевой структуре, – колдун перешёл на научный язык. – Я же сказал – он обладал сильным «лжи»,

– Ты тоже обладаешь «лжи».

– Иным «лжи». Он нёс разрушение.

– Что это значит?

– Для каждого своё, – туманно пояснил Андерсон.

– Назад провернуть, – приказал я. СТ-запись потекла в обратном направлении,

– Стоп. Вперёд… Ещё раз назад… Так, вперёд. Теперь стоп. Видишь, Володя?

– Синее ожерелье, – хлопнул в ладоши Шестернев.

– Точно.

В начале плёнки на шее одного из марселенов я различил синее ожерелье.

– Ты слышал о «голубике»? – спросил я Андерсона.

– Никогда.

– Значит, услышишь. Когда всё это произошло?

– Восемь месяцев назад. Мы переглянулись с Шестерневым.

– Откуда он шёл?

– Карта 12, сектор 8, – приказал Андерсон. – Вот здесь его видели в первый раз.

На карте в СТ-проёме возникла пульсирующая точка.

– А здесь его подобрали марселены из «Сиреневого».

Мне стало не по себе, когда я прикинул, откуда может вести стрелка маршрута.

– Я не знаю, что это было, – сказал я. – Возможно, воздействие какого-то нового наркотика, – в моём голосе не было большой уверенности. – Но мы разберёмся. По Земле прокатился вал подобных происшествий. И, кстати, этот вал нарастает. Мы пытаемся понять, что происходит… Теперь что?

– Мы доставим вас в любое удобное место.

– Сменили гнев на милость, – усмехнулся я. – Ваши подозрения развеяны?

– Я не вижу в вас семени разрушения. Вы похожи на того. Но не он.

– Кстати, его описание, СТ-изображение?

– Ничего не осталось. Люди описывают его по-разному.

– Можем мы рассчитывать на вашу помощь в дальнейшем?

– Можете.

Андерсон рассказал, как связаться с ним по коммуникатору.

– Я боюсь, как бы это не повторилось вновь. Я не хочу, чтобы марселены убивали друг друга.

– Мы тоже не хотим, чтобы лилась кровь. Закончилось всё рукопожатиями. Возможно, мы приобрели союзника, который ещё понадобится нам.

– Следуйте за мной, – произнесла Изабелла. Вскоре мы сидели в кабине марсохода.

– Какое-то дерьмо, – покачал головой Шестернев, глядя на марсианский пейзаж: за куполом марсохода – Ему показалось. Нам показалось. Что за чепуховина? Все на каких-то неясных ощущениях, которые не проверить. Это не расследование, а написание поэмы.

– Привыкай доверять ощущениям так же, как СТ-записям, – сказал я.

– Какой-то пришелец без скафа, – пожал плечами Шестернев. – А нам не морочат голову?

– Если бы. Ты знаешь, откуда он шёл?

– Откуда-то из пустыни. Может, тоже сломался марсоход.

– Эх, если бы.

– Ты что-то знаешь?

– Предполагаю. Всему своё время. Дай собраться с мыслями.

Шестернев покосился на меня. И откинулся в жёстком кресле, прикрыв глаза.

Мы с трудом уворачивались от снующих везде стай журналистов, затеявших на нас охоту по всем правилам, проникнувших в помещение Главной Администрации поселений Марса. Как же такое им упустить. "В лапах «Красного ифрита». «В последний миг им привиделась Дева Мария». «В плену у м-мутантов». Какие ещё будут заголовки? Наверняка будоражащие кровь, поскольку журналисты получили широкий простор для фантазии – ведь давать комментарии мы им отказались напрочь. Мне меньше всего хотелось, чтобы наши лица мелькали на СТ.

Шеф Главной Администрации извинился, что не может нас принять лично – но мы и не настаивали. По протоколу чиновников нашего ранга должен принимать заместитель.

Раймон Макловски – заместитель по социальным вопросам, импозантный, седой мужчина принял нас в просторном кабинете, более похожем на оранжерею. По потолкам, стенам расползлись лианы. Заросли экзотических цветов покрывали пол. Огромные орхидеи – плод генной инженерии – трепетали влажными лепестками. Макловски был любитель флоры. Впрочем, как многие, кто оторван от Земли.

– Мы уже сообщили в Совет прискорбную весть о вашем исчезновении, – сказал он. – Мы были рады, когда вы нашлись.

– Мы тоже, – кивнул я.

– В общих чертах я имею представление, зачем вы прибыли. Но хотелось бы услышать подробнее, чтобы наиболее рационально организовать вашу работу.

На лицо Макловски была нацеплена дежурная улыбка – достаточно широкая. У высокопоставленных чиновников есть целый набор стандартных улыбок, их ширина зависит от положения человека, с которым им приходится общаться.

– Программа «Переселенец» Социального Комитета. Слышали наверняка, – сказал я.

– Конечно. Принятые комитетом решения по данным вопросам являются для нас базовыми.

– Программе уже полсотни лет. Освоение новых земель – явление не только техническое, экономическое, но и социальное. Мы с коллегой являемся сотрудниками криминологического подкомитета. Причины преступности и социальной нестабильности – главная тема. Некоторые тенденции кажутся нам не слишком благоприятными. Мы хотим ознакомиться с ситуацией.

– В Совете сгущают краски. Не думаю, что ситуация сильно отличается от той, которая существует на Земле.

– Особое отношение, – развёл я руками. – Что взять с Чёрных Штатов или Афганско-Пакистанского Союза? Весь мир знает, что это захолустье цивилизации, обитель дикарей. Марс же – аванпост человечества. Объект величайшего в истории эксперимента «Биореконструкция». Некоторые считают, что положение дел здесь не соответствует значению планеты.

– Старые разговоры, – улыбка Макловски заметно потускнела, но лишь на мгновение, а потом вновь расцвела. – Конечно, мы окажем вам любое содействие. К вашим услугам два референта, – он щёлкнул клавишей, в СТ-проёме появились два лица. – Жак Рено и Роберт Шифер. Прекрасные специалисты, глубоко знают о происходящих у нас процессах,

– Всё же думаю, нам больше придётся контактировать с полицией. Хотелось бы познакомиться с её руководителем.

– Конечно, – кивнул Макловски. – Ко мне обращайтесь в любое время.

Жак Рено проводил нас в отель «Деймос» – самое лучшее заведение на Марсе, его визитная карточка. Отель был достаточно роскошен. Затем мы отправились в Центральное управлении полиции. Жак Рено преодолел секретаршу и кибохранника и зашёл в кабинет начальника. Вернулся.

– Господин Парфентьев готов принять вас.

– До завтра вы свободны, – сказал я.

– Но у меня указание, – попытался возразить Рено.

– Идите, – приказал я.

Он повиновался. Впрочем, вряд ли нас оставят в покое. Не удивлюсь, если нам приделают хвост. У Главной Администрации Марса несколько натянутые отношения с некоторыми деятелями в Совете Земли, особенно в Комитете социальных проблем. Естественно, местным шишкам меньше всего хотелось, чтобы чиновники Совета бесконтрольно шатались по их владениям и вынюхивали неизвестно чего. Возможно, мы переборщили с прикрытием. Но оповещать всех, что мы представители Центрального координационного полицейского совета было бы ещё опрометчивее.

Начальник полиции Гордон Парфентьев представлял из себя типичную полицейскую ищейку. Двухметровый дылда лет сорока пяти с бульдожьей физиономией и маленькими цепкими глазами. Я знал о нём много. Он не знал обо мне ничего. Я помнил о нём такие вещи, которые он сам давно забыл. Ещё перед отправкой на Марс я изучил всю его подноготную, поднял все досье. Мне нужно было иметь по возможности полное представление о тех, с кем придётся работать. Я давно продумал, как строить с ним отношения. В процессе разговора я убедился, что составленное о нём по документам представление оказалось достаточно верным и тактика поведения с ним выбрана правильно.

Парфентьев, как и сотрудники Главной Администрации тоже был хорошо обучен чиновничьему языку мимики и жеста. Правда его улыбка, соответствующая в точности той ширине, которая положена для общения с птицами нашего полёта, отдавала чем-то зловещим. За ней скрывалось с трудом сдерживаемое раздражение как нашим визитом, так и Марсом, Главной Администрацией, Советом Земли, да и жизнью в целом. Многие полицейские после двадцати лет службы становятся раздражительными циниками.

– Мне сообщил о вас Макловски, – трескучим, наполненным фальшивой доброжелательностью голосом произнёс Парфентьев. – Вся необходимая помощь с моей стороны вам обеспечена. С сегодняшнего дня я открою вам соответствующий допуск ко всем нашим базам данных, естественно, с некоторыми ограничениями.

– И вы знаете, какой у нас допуск? – поинтересовался я.

– Двести пятидесятая инструкция. Сотрудники третьего класса ОССН имеют «зелёный допуск» к нашим материалам.

– Сотрудники третьего класса? – иронично вскинул я бровь и протянул идентификационную карточку.

Парфентьев сунул её в прорезь идентификатора. И выражение его лица совершенно перестало соответствовать протоколу. Точнее, лицо его стало просто кислым.

– ЦКПС? Чрезвычайная комиссия? Эксперты с красной карточкой?

– Именно.

– Вот уж кого не ждали. Вам-то что понадобилось? Экспертов чрезвычайщиков не было на Марсе десять лет. Да и самих чрезвычайных комиссий, насколько я знаю, не было лет пять. Хоть по какому поводу?

– Чтобы не вдаваться в подробности, скажу лишь, что по проблемам психоэкологии.

– Проблемам, как же! Случилось что-то из ряда вон выходящее. Пытаетесь выяснить причину волны психоэкокризов на старушке Земле? Но Марс-то тут при чём? – Парфентьев вопросительно смотрел на меня. Да, в проницательности ему не откажешь. Сразу ухватил проблему.

– Это и хотим понять.

– К вашим услугам.

– По-моему, вы не слишком рады.

– Как сказать. Вы бы на моём месте были бы слишком рады? Как снег на голову сваливаются два «чрезвычайщика». У них права арестовать кого угодно, снять меня с должности, приостановить распоряжения Главной Администрации.

– Добавьте ещё – неизвестно кто. Чинуши из ЦКПС, ничего не соображающие в полицейской работе, а если и соображающие, то достаточно туго, будут наводить свои порядки. Наломают дров, а что потом?.. Правильно?

Гордон Парфентьев только пожал плечами.

– Думаю, мы изменим ваше мнение, – завершил я тираду.

– Посмотрим, – вздохнул Парфентьев. – Ваши полномочия вступают в силу после получения подтверждения с Земли. На это понадобиться несколько часов.

– Конечно, – кивнул я. – Уже вечер. Нет смысла ни вам, ни нам ночевать здесь Завтра и займёмся.

– По правилам я должен выставить вам охрану.

– Нет.

– Но…

– По правилам вы должны подчиняться мне, – отрезал я.

– При получении подтверждения, – огрызнулся Парфентьев.

– А без подтверждения вы и не обязаны выставлять охрану, – усмехнулся я.

– Хорошо. Только если решите прогуляться по городу, предупреждаю – это будет опрометчиво. Центральные сектора совершенно безопасны, но к «крысиным норам» не приближайтесь. Там человеческая жизнь стоит не очень дорого.

– Вы не особенно высоко оцениваете свои успехи в борьбе с преступностью, – хмыкнул Шестернев.

– Я их оцениваю объективно, – зло отрезал Парфентьев, которого, похоже, слова Володи задели за живое.

На вырастающей из причудливых кристаллов сцене сначала змеёй извивалась певица, роняя свистяще-каркающие звуки песни в стиле «биопротез-рок», потом разорвался СТ-проем, в котором плескались и перетекали из одного в другой чарующие цвета. Хрустальным звоном плыли приятные, отдающиеся в глубине твоего существа, звуки. Исполнялся звукоцветовой алкосинтетик модного на Земле и в поселениях сенсоркомпозитора Клифа Налкинда. Если не отвлекаться от сцены и внимательно слушать музыку, то впадёшь в состояние, похожее на опьянение, но не простое, а с оттенками изящных ощущений и лёгких желаний.

Первое правило – при начале работы, если позволяет время, ознакомься с местом, где предстоит работать. И не столько с географией. Нужно не только прочно запомнить улицы, развязки, просчитать, как в случае обострения обстановки уходить от преследования и проводить спецмероприятия. Важно ощутить дух города, понять, чем и как живут люди. Конечно, одного дня недостаточно для глубокого проникновения в местную жизнь. Но достаточно для первого впечатления, которое часто бывает самым верным.

Начали мы знакомство с вечерним Олимпик-полисом, с ужина в ресторане «Сталагмит» – одном из наиболее дорогих заведений, занимающем почётное место во всех рекламных информпакетах, которыми снабжают гостей сразу по прибытии.

Ресторан на самом деле располагался в пещере, с потолка которой сверкали переливающиеся в разноцветных лучах сталактиты и сталагмиты.

Своё исконное назначение кафе и рестораны потеряли ещё в середине двадцать первого века. Спрашивается, какой смысл идти обедать в ресторан, если кухонный синтезатор соорудит тебе любое блюдо не намного хуже? Конечно, если вам нравится натуральная пища – есть и такие уникумы – то дорога вам туда. Но по вкусу различить «синтетик» и «натураль» трудно, кроме того, питаться мясом живых существ стало просто неприличным. Но рестораны и их меньшие братья бары и различные питейные заведения не умерли. Народ до сих пор стремится туда, чтобы себя показать, на других поглядеть, да растрясти свою кредитную карточку – ведь удовольствие порой очень недешёвое. Некоторые рестораны привлекают изысканными синтетик-блюдами, повара в них – настоящие виртуозы, под стать исполнителям классической музыки, безупречно берут на совершенных пищесинтезаторах сложнейшие аккорды. Кроме того, в ресторанах – известные артисты, сенсорзрелища, притом часто на грани запрещённого. Другие же подобные заведения превратились в откровенные наркопритоны, порой весьма фешенебельные, куда заказан вход полиции, что, естественно, тоже привлекает денежных посетителей определённого толка. Так что в наше время ресторанный бизнес продолжает процветать.

От натуральной пищи я и Шестернев отказались, заказали несколько синтетиков по безумным ценам. Впрочем, с деньгами можно не считаться. ЦКПС и родной МОБС оплатит любой счёт, если, конечно, мы не решим скупить какой-нибудь рудник.

Развалившись в кресле-пузыре, посасывая вино и шоколадный лимонад, я наблюдал за людьми. Публики прибывало все больше. Путеводители утверждали, что порой в «Сталагмит» просто не пробиться.

Разномастный и разношёрстный люд. Бело-чёрно-желтокожие, а то и вообще представители каких-то непонятных рас, образовавшихся в результате дикого смешения кровей. Особенно много было китайцев и японцев. В прошлом веке с началом коммерческих перевозок китайцы организованно и с энтузиазмом двинули осваивать новые инопланетные пространства, так что сегодня треть населения Марса имеет специфический косой разрез глаз.

Собирались здесь люди с деньгами. Шахтёрам или операторам установок «Биореконструкции» здесь делать нечего. Двери «Сталагмита» открыты богатым туристам с Земли, представителям фирм, чиновникам Главной Администрации. Ну и, конечно, преступному люду – этих хорошо одетых, не особо отличающиеся от других посетителей, строго держащихся в рамках приличия джентльменов мой намётанный взор сразу вычленял в любой толпе. Мода в этом году для мужчин вполне пристойная – строгие чёрные и белые смокинги с бабочками. Посетители предпочитали следовать ей. На нас, одетых попроще, смотрели искоса. Зато женская мода выдала очередной кульбит. В ходу был золотоносный дождь – осыпающие обнажённые женские тела золотые струи, порой весьма редкие. А также СТ-платья – проекторы на одежде превращали тела дам то в бесформенные сгустки тьмы и света, то в тела ящериц, мохнатых чудищ, то во что-нибудь совсем шокирующее – тут у кого на что фантазии хватит. Кстати, на Земле мода на СТ-платья сошла полгода назад. Но здесь всё-таки внешние поселения.

Сенсоркомпозиция закончилась. Посетители отреагировали жидкими аплодисментами. Неожиданно по залу прокатился глухой ропот. Пышнотелая дама за соседним столом в редком золотом дожде и с ожерельем из безумно дорогих венерианских опалов презрительно поджала губы и что-то прошептала своему коротышке-кавалеру во фраке. Мрачный китаец, сидевший за столиком с компанией таких же, как и он, головорезов, сжал лежащие на столике кулаки. Парочка землян с интересом смотрела куда-то за мою спину. Я обернулся. За столик, не смотря по сторонам, усаживался высокий сухой человек с выразительными карими глазами. М-мутант – ошибиться невозможно. Я ещё раз убедился, что отношения марселенов и «кротов» далеки от тёплых.

– Ну что, пошли? – спросил я, вынимая из кассового гнезда кредитный брелок, с которого слетела приличная сумма.

– Пошли, – кивнул Шестернев.

– Взглянем на вечерний город.

Мы вышли из ресторана. Слежки за собой не обнаружили. Впрочем, идти следом вовсе не обязательно. То же самое можно сделать с помощью контрольных полицейских блюдец, которыми перекрыт весь город…,

Олимпик-полис – крупнейший город внешних поселений. Население его насчитывает около семисот тысяч человек – инженеры, служащие фирм, рабочие трёх крупных предприятий. Да ещё сотня тысяч приезжих – прибывшие на отдых шахтёры и м-мутанты, туристы с Земли.

Уникальное архитектурное и техническое творение поражало воображение. Восемьдесят процентов города скрыто под землёй. Почти сотню лет в грунт вгрызались землекомбайны, прокладывая широкие туннели, выедая полости, которые строители и архитекторы укрепляли сверхпрочными материалами, где техники сооружали мощные системы обеспечения. Сегодня Олимпик-полис раскинулся на многие километры, ушёл на сотни метров под поверхность, вспенился гигантскими стекло-пластовыми куполами.

Искусственные и естественные пещеры заполнялись различными сооружениями и строениями, отражавшими вехи в развитии земной архитектурной мысли. Ретро-волна оставила здесь горбато вздымающиеся узкие улочки приземистых домов с островерхими крышами, карнизами, башенками и с куполом синего земного неба, на самом деле являвшегося умелой СТ-проекцией. Административный центр был выполнен в традициях предельно-функционального и конструктивизма – выполненные из пластика и клёпанного металла коридоры, из чётких прямоугольников и овалов строения – так примерно выглядели изнутри космические корабли середины прошлого века, ничего лишнего, ничего ненужного, все механизмы и коммуникации – напоказ. Давно ходили разговоры, чтобы перестроить все это безобразие, но постепенно административный центр попал в число памятников архитектуры, как образец архитектурного идиотизма. Рабочие и инженеры, а также средний административный персонал проживали в самых обширных районах – огромные пещеры были заполнены шарами, дисками, кубами стандартных жилых модулей, обладавших достаточно высоким уровнем комфорта. Виллы высшего марсианского света раскинулись в обширных пустотах с бурной растительностью, там слыхом не слыхивали о скученности и тесноте, и проход был разрешён только по пропускам. В городе имелось четыре зоны отдыха с озёрами, парками и красным марсианским небом над головой, от которого отделял ошибочно казавшийся ненадёжным металле стеклопластик купола.

– Все равно ощущаешь себя зарытым под землю, – сказал Шестернев, глядя в вечереющее тёмно-синие небо с мчащимися по нему низкими облаками – на самом деле СТ-проекцией.

– Пройдёмся по местам, куда нас предупреждал не ходить полицмейстер? – предложил я.

– Давай.

Вокруг уходили вдаль и ввысь острыми углами, округлялись плавными изгибами сооружения делового центра. Взлетая вверх, тонко пели и переплетались в невероятном узоре серебряные струи фонтанов, метались и складывались в затейливые фигуры блёстки светлячков. Чи – один из лучших архитекторов века – реконструировал двадцать лет назад деловой центр Марса, который до того выглядел примерно так же, как и центр административный. Теперь этот комплекс – признанный архитектурный шедевр нашего времени.

Я подошёл к столбику остановки такси, вставил кредитный брелок.

– Машину.

Через минуту подкатил ярко-зелёный мобиль.

– Южный сектор, – приказал я, усаживаясь на сиденье. – Колумбия-стрит.

– Прямого пути гражданскому транспорту нет, – проинформировал компьютер. – Воспользуйтесь игольником.

Вагон игольника – пневмопоезда, двигающегося в результате разницы давления воздуха, был грязен и изуродован. По сиденьям прошлись лезвия ножей, притом их хозяевам пришлось постараться, чтобы пропороть прочный пластик. На стенах были изображены неприличные картинки, выведены несколько похабных слов и иероглифов, а также шла ярко-красная люминонадпись по-английски «Птичий пух». Похоже, линия игольника считалась пропащей, городские службы давно плюнули на неё и не делали ничего, чтобы привести вагоны в божеское состояние. На сиденьях, положив ноги на спинки, скучали двое негритянских подростков в СТ-ботинках, изображавших раздвоенные копыта – писк моды у шпаны. На груди одного сияла надпись «Наш бог – Боль». На полу сидел и пускал изо рта пузыри огромный толстый китаец, явно наглотавшийся каких-то наркотиков. С лёгким шипением поезд плавно затормозил, дверь распахнулась.

– Воздухоконцентраторный пункт, – сообщил голос компьютера.

Двое негров встали. Один, выходя из вагона, нагнулся, вытащил из кармана китайца коробочку, показал её своему приятелю. Оба белозубо заржали.

– Скунс, – крикнул мне негр, показал язык и уселся на быстро скользящий в туманную дымку эскалатор

– Марсианская обезьяна, – констатировал Шестернев.

– По-моему, они только что стянули коробочку птичьего пуха.

– На вечер кайф обеспечен. Крысы. Они везде одинаковы.

– Когда человечество доберётся до Туманности Андромеды, они и там будут писать похабные слова на стенах и воровать друг у друга наркотики. На то они и крысы, – философски заключил я. – Вставай, приехали.

Всё-таки человек – существо интересное. Докуда бы он ни добрался, там рано или поздно появляются трущобы. Двадцать второй век – каждый может рассчитывать на комфортабельную квартиру, на свою порцию еды и выпивки. Каждый может жить, не думая о том, что завтра сдохнет от голода в подворотне. Люди получили возможность жить сыто, на чистых, вылизываемых кибдворниками улицах. И все равно каждый город на Земле и во внешних поселениях может похвастаться своими трущобами Своими злачными местами. Своими районами, где правят бал «крысы».

Южный сектор. Запутанные, покрытые брусчаткой ретро-улицы начала века, лепные карнизы и атланты, поддерживающие балконы. Сияющие витрины неизвестно чем торгующих лавок и магазинов. Рекламы эротических сенсорзалов и СТ-театров. Яркая афиша новой «Метаморфозы».

Здесь было гораздо многолюднее, чем в фешенебельном центре. Это – место развлечения для искателей всех видов пороков, не боящихся грязи и падения или просто жаждущих острых ощущений. Сновали ушлые живчики, шёпотом зазывая клиентов на запрещённый сенсорсеанс садомахов. Открыто предлагался «птичий пух» и героин. Здесь же намекали на то, что можно достать и «райские семечки». Шла бойкая торговля человеческой плотью. Как и сотни лет назад, призывно пялили глаза подпиравшие стены ловко и соблазнительно полуобнажённые девицы – многие далеко не первой свежести, другие, наоборот, явно недостаточного возраста. Деловито кружили сутенёры. Никакие сенсоригрища и подкорковые эмоциональные воздействия не лишат работы этих призывно смотрящих и доступно улыбающихся девиц и их котов.

Под жёлто-красными, стилизованными под свечные, фонарями барражировали стайки молодёжи, выразительно поигрывая бритвами и ножами, сидели на корточках типы с печатью злобной агрессии на лицах. Из переулка слышались крики – там кого-то охаживали. Блюдца полицейских следящих систем были выворочены с мясом. Неожиданно прошёл шорох, и тут же кто-то быстро дёрнул в глубину переулков, кто-то скрылся в подворотне, демонстративно выставленные напоказ ножи и бритвы исчезли. По улице неторопливо проехал полицейский броневик.

Мы посидели в баре. Опрокинули по рюмке ликёра, присматриваясь к публике. Обычное дно города. Типичный набор сброда, опустившихся подонков или просто потерянных душ, да ещё несколько туристов. Принесла их сюда нелёгкая. Тоже мне – исследователи экзотики Олимпик-полиса. Вероятно, сегодня одни из них расстанутся с кредитными карточками, а другие воспользуются услугами «Гиппократа». Однако в баре туристам ничто не грозит. Двое бегемотов-вышибал чли тут покой.

– У них что-то с пище синтезатором, – Шестернев отодвинул стакан. – Давно не пил такого мерзкого коктейля.

Хозяин вряд ли когда раскошелится на хороший пищесинтезатор.

– Вонючая харчевня…

– Точно.

– Вонючий район. Не помню, чтобы в справках, которые мы читали, расписывались эти трущобы.

– Любые бюрократические творения страдают тенденциозностью. Авторы лакируют действительность. Или сгущают краски, в зависимости от целей. Объективную картину молено увидеть только собственными глазами. Для этого я тебя и поволок на экскурсию. Пошли?

– Пошли.

Мы вышли из бара. И тут же влипли в хорошенькую историю. Грех жаловаться. Нечто подобное я и предполагал.

Женщина сначала визжала как резаная. Потом потеряла сознание. Но огромного, заплывшего жиром, скрывающим могучие мышцы, араба, голого по пояс, со светотатуировками – змеями, ползущими по телу, ничего не могло остановить. Он определённо не дожрал наркотиков и теперь вымещал свою злобу. Судя по отрывочным крикам, это была разборка между сутенёром и рабочей лошадкой.

– Падаль… Падаль… Падаль, – как заведённый твердил по-английски араб, нанося удары.

Женщина стонала. Гнев застилал арабу глаза, он не слишком ясно соображал от ярости, поэтому часто бил мимо. Остановить его никто не пытался. Трущобы быстро приучают людей не вмешиваться не в свои дела. Били и убивали тут постоянно. Одним трупом больше – какая разница, если, конечно, труп не твой собственный.

– Стой! – крикнул Шестернев, кидаясь вперёд.

Араб не обратил на окрик никакого внимания.

Шестернев схватил сутенёра за плечо и отбросил от жертвы.

– Остынь. Ты убьёшь её.

– Не-ет, – выпучил глаза араб. – Я убью тебя.

Ну вот, началось.

В руке араба оказался стилет с длинным лезвием-иглой, мелькающим в свете мерцающего фонаря.

Я присел на скамейку рядом с потёртым завсегдатаем улицы, пожилым латиноамериканцем, и стал наблюдать за поединком.

– Убьёт его Ахмад, – зевнул латинос.

– Думаешь? – поддержал я беседу.

– Точно. Он бешеный. В прошлом году зарезал девочку. А парня от банды «Синих» – того голыми руками. Полиция брала – отпустили… Зарежет. А не зарежет, так «лесные пантеры» его приберут. Главная местная банда. Ахмад с ними не разлей вода.