«Ифрит» ушёл от нас. Будто и не было его.

Некоторое время я сидел, боясь двинуться и глубоко вздохнуть. Кажется, жив. Уже подарок судьбы. Потом пошевелил пальцами. Рукой. Повернул голову – это движение отдалось болью в спине и руке… Точно, живой. Прикрыл глаза, попробовал оценить своё состояние. Не такое плохое, как могло бы быть.

– Володя, – произнёс я.

Нет ответа.

С трудом я повернулся. Шестернев висел на ремнях без сознания. С трудом я стянул с себя ремни. Марсоход был наклонён носом вперёд, снаружи была тьма.

– Володя, живой?

Я тряхнул его за плечо, и голова за шлемом мотнулась, лоб бессильно ткнулся в стекло.

Я взял его за руку. Индикатор внутреннего диагноста скафандра работал. Пульс – ноль. Дыхания – нет. Моего напарника прибрала смерть.

– Володя, дружище, – прошептал я, сжал его руку под перчаткой скафа и откинулся в кресле. Нет, костлявая, мы ещё побьёмся с тобой.

Жизнь ещё теплилась в теле Шестернева. Мне нужно было раздуть затухающую искорку. Я мог это сделать. Но мне самому плохо. Ох как плохо. Мне хочется откинуться в кресле и лежать, прикрыв глаза. Но надо работать. Глубокий вздох. Теперь собраться. Почувствовать биение внутренней энергии.

Войти в резонанс с биополем Шестернева. Что же с тобой, Володя? Внутренних повреждений, переломов нет. Нет ничего, от чего может умереть человек. И всё-таки ты умираешь. Мне это очень напоминает нечто. Да что там напоминает – так оно и есть!..

Моё сознание уплывает. Я стою на краю пропасти. Того и гляди – сам рухну в неё. Искра жизни, того, в чём заключена сущность Володи Шестернева, ускользает от меня вдаль. Я шагаю за ней. Это опасно. Я вторгаюсь в царство смерти. Ничего, не впервой…

Хрустальная прозрачность запредельности. Движения рук и ног заменяет движение силы неуничтожимого "Я".

Я начинаю овладевать ситуацией. Приноравливаюсь к течениям властвующих здесь потоков… Ну же, Вова, помогай мне. Один я не смогу.

Он делает рывок навстречу. Но неумело, не так. И срывается в адову пропасть…

Во мне находятся силы. Я трачу последние их запасы и вырываю его оттуда. В критический момент он наконец понимает, что от него надо, и помогает мне…

Я очнулся в кресле в неудобной позе. Рука страшно затекла. Я несколько раз сжал кулак, восстанавливая кровообращение.

Индикатор диагноста на скафе Шестернева светился малиновым светом. Это означало жизнь. Но я и так знал, что он выжил. Эх, что ему пришлось преодолеть! Мне предстоит объяснить ему это. Он поймёт. Но не сразу. Сначала не поверит. Потом – шаг за шагом – пойдёт по тернистому пути. Потом… Точнее, если. Если мы останемся живы. Пока у меня были все основания считать, что это нам не удастся.

Мы выдержали удар «красного ифрита». Остались живы. Ну и что? Надолго ли продлили своё существование? Марсоход – искорёженная жестянка, зарывшаяся носом в завал из камней Бортовой комп мёртв. Рация – тоже. Но все бы ничего – можно было бы спокойно сидеть здесь и ждать спасательной экспедиции. Специальные марсианские скафы позволяют существовать на поверхности планеты довольно долго без опасения, что закончится воздух. Концентратор скафа сгущает кислород из атмосферы, разлагает углекислый газ, которого в атмосфере Марса большинство, и делает ненужными кислородные баллоны. Вот только для концентратора нужна энергия Аккумуляторы марсохода были безнадёжно искалечены, а запасы энергии скафов были почти полностью исчерпаны. Кстати, когда мы покидали космопорт, они были заполнены под завязку, иначе нас бы просто не выпустили на поверхность. Какие загадочные явления сопровождали бурю – не знаю, но будто какая-то губка высосала энергию.

Впрочем, оставшихся запасов хватит где-то на час. Если пользоваться экономно – на полтора. Потом я смогу выдержать в марсианской атмосфере ещё полчаса, используя свои возможности. Шестернев – нет. Он погибнет. На полчаса раньше, чем я.

Надо идти. Двигаться вперёд – в направлении, куда гнал комп марсоход. Там человеческое поселение. Там – спасение. Как далеко до него? А чёрт знает,.. Я попробовал инсайдсканирование – глухо. У меня не осталось сил на это. Слишком много их истрачено на вызволение Шестернева из бездны.

Могу дойти? С находящимся без сознания Шестерневым на плечах? А ведь он в ближайшие часы в себя не придёт – это я представлял со всей определённостью. Не знаю. Но буря, шуршащая теперь в нескольких милях от нас, хотя и уходила в сторону, но не собиралась заканчиваться. Это значит, что спасательные экспедиции посланы не будут – поиски во время бурь категорически запрещены.

Решено. Вперёд. Володя, дружище, пошли.

Пришлось повозиться, прежде чем удалось вытащить бесчувственное тело из «Леопарда». Марсоход во время бури уткнулся в каменную насыпь, и его до кормы засыпало песком и булыжниками. Кроме того, слева двигательный отсек протаранил отколовшийся кусок скалы. Скользни он чуть дальше – и от нас бы осталось мокрое место.

Ох, плохо. Совсем не осталось сил… Ничего, собраться, как учили… Расслабиться, почувствовать биение энергии в своём теле, её токи по меридианам. Уже полегче. Теперь взвалить на плечи Шестернева. И вперёд. Шаг за шагом, метр за метром.

Ноги тяжелеют с каждым шагом. Дыхание становится прерывистым. Начинает казаться, что воздухоконцентратор садится… Нет, энергии ещё достаточно… Передохнем полминуты – не больше. Пошли. Шаг за шагом.

Конечно, одному было бы легче. Имея свои запасы энергии и запасы скафа Шестернева, у меня были бы гораздо более высокие шансы. Но есть нечто, что не позволяло мне даже думать всерьёз об этом. Нечто дороже собственной шкуры И я знал, что если нам суждено умереть сегодня, то только вместе. Если выживем – тоже оба.

Минуты текли за минутами. Вся электроника скафа – та, естественно, которая уцелела, – отключена, кроме часов, индикатора воздуха и воздухоконцентратора. Минута течёт за минутой. Глоток воздуха за глотком. Я дышу неглубоким серединным дыханием. Мне нужно воздуха гораздо меньше, чем обычному человеку. Но всё равно достаточно много Шаг. Ещё шаг…

Местность пересечённая. Те же камни, скалы, кратеры. На горизонте вздымаются гигантские горы Фарсида – гряда самых высоких потухших вулканов в Солнечной системе. Высота самого большого из них – Олимпа – двадцать пять километров, а основание – шестьсот. Потрясающий каприз природы. Из под камней выбивается скрюченный, плоский лишайник. Пару раз я видел чёрные, лежащие на земле, похожие на блюдца цветы. Они специально созданы, чтобы впитывать как можно больше солнечных лучей, которыми так скупо одаривает наше светило Марс – продукт творчества учёных института «Биореконструкция». Это уже не слепок с биосферы Земли. Биосфера Марса начинает жить своей жизнью. Когда-нибудь здесь появятся и животные… Более мой, о чём я думаю. Впрочем, мысли текут плавно. Спокойно. Близость смерти отходит куда-то на десятый план. Тело само совершает нужные движения. Шаг. Ещё шаг.

Передо мной иной Марс, чем я видел из зала ожидания орбитальной станции или из «Космопорта». Передо мной не экзотический пейзаж, услада туристских очей, а безжалостная, дикая планета. Красное и чёрное. И резкие угрожающие тени.

Энергия заканчивалась. Я не находил в себе больше сил бороться с планетой. Как же глупо бывает. Какие сюрпризы преподносит нам судьба. Столько лет, будучи опером, драться с сикстами и Кланами, пройти ТЭФ-зону, Акару, выйти живым из Страны Заколдованных Дорог. И погибнуть по глупости – из-за неудачного метеорологического прогноза…

Мне стало вдруг смешно от этой мысли. Я споткнулся. Положил тело Шестернева на землю Встал на колени. И, подняв лицо к звёздам, расхохотался. Тот, кто на небесах расписывал мою судьбу, наверное, тоже не лишён чувства юмора. Так, может, посмеёмся вместе?

Сколько это длилось? Минуты три. Драгоценные три минуты. Виновато было кислородное голодание, дикое напряжение борьбы за жизнь напарника, путешествия по пустыне и схватки с «ифритом» На целых три минуты я позорно утратил самоконтроль.

Я встряхнул головой, закусил губу. Опять встать, взвалить на себя безжизненное тело. Снова вперёд.

Энергии осталось минут на семь. А потом – долой шлем. Сколько я рассчитывал протянуть без него? Полчаса? Нет, при таком состоянии не протяну и десяти минут…

Шаг. Ещё шаг… Покачиваясь, я шёл вдоль широкого разлома – одной из тысячекилометровых трещин, радиально расходящихся от горы Олимп на тысячу и более километров… Ещё шаг. Не останавливаться.

Сперва я почувствовал чьё-то присутствие. После этого краем глаза заметил движение слева.

Их было двое. Мужская и женская фигуры. У неё развевались длинные, по пояс, волосы. У него окладистая борода. Они привидениями возникли из нагромождения валунов.

Бородач взмахнул рукой, и было непонятно, что в его движении – предупреждение, приветствие, угроза.

Женщина кивнула. Я направился к ним.

Эти двое были в скафах, но без шлемов…

Изредка встречаются тайны, которые раздражают учёный люд своей очевидной реальностью и нежеланием укладываться в какие-либо общепринятые рамки. Если в былые времена речь шла об НЛО (так до сих пор и необъяснённых), о парафеноменах и непериодических явлениях, учёные мужи всегда могли развести руки, нацепить на лицо глубоко мысленно-снисходительное выражение и походя бросить: «Смешно, право, верить в подобные сказки». Но из подобных сказок выросла физика сверхтонких энергий, изменившая лицо Земли, физика нестандартных трансмутаций – основа только зарождающихся технологий. И бывают такие ситуации, когда ирония становится неуместна, когда не отговоришься словами о сказках. Вот он перед тобой – вызов существующей системе знаний. Подойди, потрогай, подёргай за ухо. Вот он – м-мутант.

Даже при значительно возросшем давлении атмосферы и содержании кислорода в ней человек неспособен выжить на поверхности Марса даже минуту. Удушье, закипающая в жилах кровь, почти мгновенная смерть – вот что ждёт безумца, решившегося прогуляться по красной пустыне без скафа. Конечно, если ты не мутант.

Первые слухи о них появились в конце прошлого века и сразу были занесены в разряд легенд, привычных первопроходческих баек. Освоение новых земель всегда сопровождается появлением своего фольклора, суеверий, россказней о каких-то мистических чудовищах. Кто-то верит подобным фантазиям. Кто-то относится иронично. Ну кто на Марсе не слышал о «принцессе песков», поющей перед самыми страшными пыльными бурями? Или о монстре-призраке с каньона Копрат? О проклятии марсианского сфинкса и о двери в мир его строителей «реликтов»? И уж, конечно, о марсианах. В такой компании м-мутанты смотрелись вполне пристойно.

Конечно, беседы за рюмкой в шахтёрских барах и сообщения по СТ в разделах «курьёзов» смешно было принимать всерьёз. Но когда слухи стали расти как снежный ком, в институте «Биореконструкция» была создана исследовательская группа, задачей которой являлось опровержение досужих вымыслов. Вскоре группа набрела на первого мутанта.

Учёные мёртвой хваткой вцепились в мутантов. Они изучали состав крови и биоэнергетические характеристики, делали ДНК-анализы и вообще подвергали всем мыслимым и немыслимым научным экзекуциям. Возводились и рушились ажурные рамки теорий, объяснявших способность человека существовать в условиях, в которых он существовать не должен. Накапливался эмпирический материал. Кое-что даже удавалось объяснить. Но больше – не удавалось. И как-то уходил на второй план главный вопрос, заключавшийся вовсе не в том, каким образом меняются люди, а в том, почему они меняются. Постдарвинистские теории тут явно не годились. Учёные мужи твердили что-то о мутациях под влиянием на организм иной магнитной среды, о неожиданном воздействии микроорганизмов, используемых «биореконструкторщиками» для воссоздания биосферы и атмосферы планеты. Можно было бы с ними и согласиться, если бы на Марсе рождались уроды с двумя головами, тремя руками или без ног. Но кто объяснит, почему мутации шли только в направлении улучшения приспособляемости к условиям планеты. В направлении совершенствования, притом целенаправленного, людской природы. С каждым поколением количество м-мутантов росло. Увеличивалось время их свободного нахождения в разряженной атмосфере.

Ортодоксальная наука зашла в глухой тупик, занималась исследованием частностей, не в силах взглянуть на проблему в целом. У учёных Асгарда были другие взгляды. Помимо некоторых знаний Звёздного Содружества, у них имелись иные подходы, которые имеет мало кто во Вселенной. А именно – энергоинформационные тонкие технологии. По мнению учёных-суперов, Марс не просто каменная глыба, из которой человечество извлекает полезные ископаемые и которую стремится засеять лишайниками. Планета – явление гигантского масштаба, сосредоточение немыслимых сил, охватить которые разумом не в силах никто. К планете нельзя относиться легкомысленно – рискуешь быть наказанным ею. Тонкие энергопотоки, пульсация информационных полей планеты меняют, подстраивают под себя вторгшихся незваных гостей. Пришельцы считают, что они осваивают планету. На самом деле планета осваивает их.

Примерно такой подход был у наших специалистов. Они сходились на мысли, что Марс преподнесёт нам сюрпризы ещё похлеще этих самых м-мутантов. И они были правы. Один такой сюрприз был преподнесён только что. Его принёс «Красный ифрит»… Впрочем, по порядку.

Меня и Шестернева спасли мутанты. Те двое, которых мы встретили, принадлежали именно к этому племени. Так мы очутились в ските «Песчаники».

Культура Марса – это жуткий коктейль из самых различных человеческих культур. Трудно поверить, что всё это появилось за какие-то сто лет. Здесь перемешалось все – обрывки китайской философии и русских сказок. Православные церкви и сектантские убежища. Таиландские названия населённых пунктов и сленг из делийских трущоб. США, считавшиеся Вавилоном прошлых веков, – просто национал-традиционалистское общество по сравнению с тем, что сложилось на Марсе. Особенно если взять среду м-мутантов. Здесь неожиданно всплывали понятия и слова, давно забытые даже на Земле. Почему свои посёлки м-мутанты называли скитами, как русские старообрядцы прошлых веков? Кто знает.

Скит «Песчаники» раскинулся вокруг большого водоочистительного комплекса, перерабатывающего и очищающего подземные залежи льда для нужд поселений и промышленного комплекса института «Биореконструкция». Администрация внешних поселений Марса полностью отдала на эксплуатацию м-мутантам несколько подобных комплексов и рудников, как правило, отдалённых от главных населённых пунктов. Это, во-первых, значительно сокращало расходы, во-вторых м-мутанты, предпочитавшие жить отдельно, были при деле и не зря ели свой хлеб. В скиты ни полиция, ни представители администрации не лезли. У м-мутантов своя малопонятная организация жизни, так что можно считать – на Марсе существуют два сообщества. Обязанности свои м-мутанты выполняли образцово, доверенное оборудование содержали в идеальном порядке. Чем занимались в остальное время? Никого это особенно не интересовало. И, возможно, зря.

В «Песчаниках» проживало около полутысячи человек. Типичная Марсианская застройка – невысокие прозрачные купола, зарывшиеся в подземелья помещения. Зона обеспечения с ТЭФ-генератором, воздухе концентраторами Жилая зона – маленькие комнаты, не изобилующие удобствами, скорее далее аскетичные. Никаких излишних украшений – строгая мебель, покрытые белым пластиком коридоры. В главном куполе жилой зоны располагался клуб – единственное место досуга. Там в центре помещения стоял огромный аквариум, в котором жила здоровенная барракуда. Зачем она понадобилась м-мутантам – ума не приложу.

Сидя в кресле-пузыре, можно было спокойно обозревать изломанную скалами и трещинами марсианскую равнину, громаду Олимпа на горизонте и серебряные конструктивистские нагромождения водоочистительного комплекса.

В ските имелся современный медицинский комплекс, от которого прилично досталось Шестерневу Он два дня провалялся на койке под колпаком диагноста. Я отделался легче – обследованием, порциями комплексного тонизирующего облучения и несколькими таблетками.

Изабелла Крафт – суровое и прекрасное создание, местный медик, занималась нами. Кроме неё, мы ни с кем не общались, если не считать того, что несколько раз заходили какие-то угрюмые субъекты, бесцеремонно глазели на нас и уходили. Внешне м-мутанты не отличаются практически ничем от нас – среди них есть красивые и не очень, толстые и худые – последних больше. Вот только роднит смуглая, с зеленоватым оттенком, кожа да карие, притом ярко-карие (звучит немного непривычно) глаза.

Как только нас привели в скит, я потребовал связи с администрацией поселений. Но не был удостоен даже формального ответа На следующий день я затеял тот же разговор.

– Сообщите о нас в администрацию.

– Пока это преждевременно, – спокойно ответила Изабелла.

– Почему?

– На это есть причины.

– Какие такие причины? – взорвался я. – Объясните.

– И это пока преждевременно.

– Вы совершаете незаконные действия.

– Вы были бы мертвы, если бы не мы. Мы спасли вас.

– Какое великодушие. Кстати, это ваша обязанность. И это не даёт вам права держать нас в плену.

– Вы не в плену.

– Тогда сообщите о нас администрации!

– Это преждевременно…

Изабелла кривила душой. Мы были именно в плену.

Некоторая свобода передвижений была. Я мог добраться до клуба, правда, в отведённые часы, когда там никого не было. Я мог передвигаться по трём-четырём коридорам, по которым никуда невозможно было попасть. Я мог пройти в столовую – в комнатах не было кухонных систем – и там опрокинуть рюмку-другую шоколадного лимонада с вином и коньяком. Но я постоянно ощущал, что за мной наблюдают. Все напичкано системами контроля И ещё – нас незаметно (как им казалось) контролировали три-четыре человека, готовые возникнуть неожиданно, как призраки, если гостям захочется предпринять какие-то опрометчивые действия.

Кроме того, пару раз по коже будто пробегала тёплая волна. Я чувствовал чей-то пристальный взор. Но не обычный взор человека. Некто, обладавший СИЛОЙ, изучал нас. Где он скрывался – я не знал, но, по-моему, где-то на территории скита. Ошибиться я не мог. Это внимание пугало.

У нас отобрали все, включая разряженные, вышедшие из строя ручные коммуникаторы. М-мутанты предприняли все, чтобы мы не связались с большой землёй. У них были на нас определённые планы.

Что предпринять в такой ситуации? Выключить охранные системы, избавиться от провожатых и проникнуть в центр связи, думаю, нам с Шестерневым под силу. Можно попытаться захватить вездеход Пускай попробуют остановить разозлённого супера. Но это на крайний случай. Ситуация сложилась напряжённая, непонятная, неоднозначная. Разумнее подождать, пока она прояснится.

Через два дня, когда диагност показал, что Шестернев практически здоров, нас перевели из лазарета в «гостиничный номер» – две небольшие, привычно неэстетичные комнаты. Там наше заключение продолжилось. Представляю, что творилось в МОБСе и Асгарде. Оперативники не прибыли на место назначения. Впрочем, до Асгарда я, кажется, мог достучаться. Импульс психоэнергии, пробивший гигантские расстояния, весточка – Я ЖИВ…

Я лежал на жёстком неудобном диване, Шестернев устроился в кресле. Мы смотрели СТ. Корреспондент Марсианского агентства «Новостей» рассказывал о результатах работы поисковиков-спасателей и о ликвидации последствий разгулявшегося «Красного ифрита».

– Сегодня окончательно установлена цифра погибших во время стихийного бедствия – четырнадцать человек Тела восьми так и не найдены, но оснований считать их живыми нет.

В их число легкомысленно записали и нас.

– Сегодня обнаружен марсоход, на котором двое сотрудников Совета Земли следовали из «Космопорта-один» в Олимпик-полис.

В СТ-проёме возник наш сплющенный, изуродованный марсоход, который извлекали из завала похожие на кузнечиков машины поисково-спасательной службы.

– Тела пассажиров не найдены. Возможно, они пытались дойти до ближайшего населённого пункта пешком, но были настигнуты пыльной бурей, и тела их покоятся под тоннами песка.

Ну, спасибо.

– "Красный ифрит" – один из сильнейших за последние годы. Бывший сотрудник института «Биореконструкция» профессор Винкельман, обобщив данные по стихийным бедствиям за всё время наблюдений, пришёл к выводу, что возрастает и количество, и разрушительная сила пыльных бурь. Это связано с явлениями в атмосфере планеты вследствие успехов программы реконструкции. Только за этот год от бурь погибло сто пятнадцать человек, нанесён значительный материальный ущерб. Вместе с тем эксперты института «Биореконструкция» настаивают на безосновательности подобных выводов и утверждают, что Винкельман сгущает краски и старается приобрести политический капитал сомнительными средствами. Кто прав?.. Новости с Земли.

С Земли новости были неважными. В Каире – психоэкологический криз третьей степени, снова погибли люди. Конфликт между шиитами и экстремистской фундаменталистской организацией «Путь Магомета». Мадрид – криз третьей степени, ближе ко второй, совершенно необъяснимый. Толпа забросала зажигательными бомбами музей Прадо, ринулась на штурм, прокатилась по нескольким залам, уничтожая экспонаты, сжигая картины. Потом началось нечто безумно безобразное. Штурмующие начали применять оружие не только против полиции, но и против своих. А напоследок двое полицейских врезали ЭМ-очередями по своим коллегам. Беспорядки разрастались, были применены части отдельной десантной бригады Европола. Фантасмагория!

– Всё хуже и хуже, – покачал головой Шестернев. – А мы сидим тут незнамо зачем и занимаемся неизвестно чем.

– Отдыхай. Небось в отпуске года два не был.

– Три… Какой отпуск, чёрт возьми? Что от нас хотят эти м-уроды?! – Шестернев наконец взорвался. – Бог ты мой! Суперы! М-мутанты! Зверинец!

– Тише, Володя. Не буйствуй…

Я прикрыл глаза. Готовился к этому шагу два дня. Перед закрытыми глазами возникла серая вязкая масса с редкими блёстками – привычные ощущения при вхождении в информполе компа. Я выстроил синее заграждение, убедился в его устойчивости и вышел из контакта.

– Я замкнул контрольный комплекс. Они побегают, прежде чем его наладят.

– Как замкнул?

– Играючи У нас есть пять свободных от чужих глаз и ушей минут. Поговорим серьёзно.

– Поговорим, – с некоторым вызовом произнёс Шестернев.

– Ты мне не доверяешь. С первого дня.

– Тебе, как Александру Аргунову, моему напарнику, доверяю. Во всяком случае, достаточно доверяю. Ты вытащил меня из пыльной бури. Я твой должник, поэтому тут обсуждать нечего. Но…

– Но Асгард…

– Да. Я не верю в чужие благие намерения. Ими дорога в ад вымощена.

– Ты воспринимаешь нас, как некое подобие Больших Кланов. Только те торгуют наркотиками, а мы силой заставляем людей строить космические верфи и боевой флот Так?

– Несколько упрощаешь. Но похоже. Не один я так считаю.

– Правильно. Ещё последователи доктора Вольфа. И организации «Планета вне насилия».

– Не равняй с идиотами… Вы вылезли из тьмы. Ставите человечеству условия. Говорите что-то о внешней угрозе, не в силах ничем подкрепить свои слова.

– Почему это?

– Хорошо. Есть внешняя угроза. Прекрасно, вы воины без страха и упрёка, стремящиеся защитить нас, сирых и убогих. Вы не хотите для себя ничего. Вы благородны. Но… Вы чудовища, притом с огромными возможностями. Вы держите в руках силы, о которых люди не имеют никакого представления. И почему я должен думать, что в ваших руках щит, а не стилет убийцы?

– Ты веришь в то, что суперы – затаившиеся маньяки, стремящиеся устроить человечеству кровавую бойню?

– Суперы?.. Не совсем так. Взять человечество. Есть всемирный комитет развития культуры, есть Большой театр и «Фонд защитников животных». А есть Большие Кланы. Есть наёмные убийцы. Борьба противоположностей. Почему у суперов должно быть иначе? Кто-то – защитник. Кто-то – разрушитель. Только возможности Большого Клана и Асгарда разные. Как между обычным фугасом и вакумной бомбой. Мой ночной кошмар – столкновение человечества и суперов.

– Мы такое же человечество. Только лучше. Ответственнее. Благороднее. Суперы – не только шаг человечества к мощи, но и к свету.

– Красиво звучит.

– Я примерно знал, что ты ощущаешь. Но заговорил ты обо всём только сегодня. Почему?

– Не знаю. Во мне будто что-то надломилось. Пройдя через кошмар пыльной бури, начинаешь смотреть на все несколько по-иному. Я теперь не уверен ни в чём.

– Всё объясняется очень просто. Ты стал супером.

– Что?!

– Ты сейчас осваиваешься со своим новым состоянием. День за днём ты будешь открывать в себе новые способности. Ты уже сейчас начинаешь ощущать неясные потоки и веяния. Скоро ты начнёшь различать их. Научишься видеть «клинки Тю-хэ». Научишься перемещениям, считке с информ-полей. Получишь власть. И ответственность.

– Не может быть.

– Может. Сила дремала в тебе с рождения, она ждала своего часа. Инициация сверх-Я – процесс чрезвычайно сложный и опасный. Собирается круг суперов, проводит обращаемого по всем ступеням. При этом велик риск погибнуть, сорваться в «зыбучие пески» в иных пространствах. Очень редко случаются самоинициации, как правило, подстёгнутые каким-то внешним воздействием. У первого супера – Чаева – инициацию спровоцировала работа с эфиродинамическими генераторами. В твоём случае – нечто, пришедшее с «Красным ифритом». Всплеск какой-то мощи. Ты бы сорвался в «зыбучие пески» и погиб, но я тебя вытащил.

– Я не верю…

– А чего тут верить? Ты же знаешь, что я прав. Теперь у тебя две дороги: или в Асгард, или своя – в неизвестность.

– Многие пошли своей дорогой?

– Насколько я знаю – никто. Мы все рано или поздно возвращаемся в Асгард. Мы не можем иначе.

– Но…

– Все. Сейчас включится контрольная аппаратура.

Я прикрыл глаза. Усилие – снова вошёл в компьютер, установленная мной стена разваливалась, серая с блёстками ровная масса восстанавливалась. Значит, повреждения исправлены, мы опять под колпаком…

Ещё двое суток мы провели, просматривая СТ-программы, большинство из которых почему-то было заблокировано, записи без какой-либо системы подобранных передач и фильмов. Старые боевики, пара «слезогонок», четырехсотсерийная тянучка из жизни английского света девятнадцатого века, тупая до невероятия даже по меркам тянучек. Несколько записей СТ-садомахов. Пара концертов инфрамузыки, включающей компоненты инфразвука. Неужели м-мутанты наслаждаются всем этим? Вряд ли. Просто кинули нам, чтобы не скучали. Два раза подручный Изабеллы водил нас на обследование диагноста. И, кажется, остался не слишком довольным результатами.

И вот после завтрака к нам заявилась Изабелла, которую мы не видели два дня. Она держалась ещё суше и официальнее, чем обычно, хотя, как мне казалось, она уже давно в этом достигла предела.

– Как вы себя чувствуете? – осведомилась она.

– Просто прекрасно. Ваше гостеприимство идёт нам на пользу, – сказал я.

Сарказм, который я вложил в эти слова, был проигнорирован.

– Самочувствие ваше, – обернулась к Шестерневу, – нестандартно. Показатели в норме, но изменчивы. Пока состояние не внушает опасений, но… Мы не можем поставить диагноз.

И не сможете, подумал я. Фактически организм Шестернева сейчас полностью перестраивается, вот только большинство изменений стандартному диагносту «Гиппократ» не выявить, иначе, думаю, с Изабеллы моментом слетела бы её маска равнодушия.

– Мы польщены заботой о нашем здоровье, – сказал Шестернев, – но на Марс мы прилетели не лечиться.

– А зачем?

– Мы уже отвечали на этот вопрос – социологическая программа Совета Земли по внешним поселениям, – раздражённо произнёс я. – Нет никакого смысла нас задерживать.

– Так ли? – губы Изабеллы дрогнули в лёгкой усмешке.

Оказывается, у неё есть эмоции.

– Именно так.

– Мы это вскоре выясним.

Готовит она нам какую-то свинью. Я чувствовал.

– Через час вас удостоит встречи Сергей Андерсон.

– Мы чрезвычайно польщены, – кивнул Шестернев. – А кто он такой хоть?

– Колдун. Через час. Купол. Она обернулась и плавной эротичной походкой удалилась.

Двери сомкнулись.

– Колдун… Только этого не хватало, – сказал я.

Я расположился в кресле около аквариума с барракудой. Клуб – единственное место, где есть мягкие кресла, в которых можно блаженно развалиться и расслабиться. Остальная мебель в ските специально создана для того, чтобы доставить людям (тьфу – м-мутантам) наибольшие неудобства.

– Интересно, что это за колдун? – не мог успокоиться Шестернев.

– Увидим. Наверное, с посохом и филином на плече. Как положено.

– Мы попали в каменный век. М-мутанты – чистые троглодиты. Живут в пещерах. С внешним миром не общаются. Спасённых ими не отпускают. Кстати, это первобытный обычай – спасённый в джунглях племенем становится его членом.

– Или съедается при наличии возражений.

– Или съедается. Или вот ей скармливается, – Шестернев постучал по бронированному стеклу аквариума перед носом лениво шевелящей плавниками барракуды. Та никак не отреагировала, глядя куда-то выпученными тупыми глазами. – Колдуны. Шаманы. Бубен. Точно каменный век! М-мутанты решили сбросить шелуху цивилизации.

– Сейчас увидим.

У меня на сей счёт было иное мнение…

Он появился через пятнадцать минут после назначенного срока. На вид колдуну было лет двадцать. Худой нервный молодой человек. Аура блестящая, переливающаяся как фейерверк. В нём ощущалась та самая СИЛА. Но не такая, как у супера – иная. Возможно, не меньшая, но совершенно иная, чем-то схожая с биением недр Марса. Как бы то ни было – Сергей Андерсон колдуном был настоящим, без дураков.