– Чрезвычайное положение? Ты что, сдурел?! – у Макловски оказалась лужёная глотка, другой бы давно охрип. – Кто ввёл это чёртово чрезвычайное положение?! Уж не ты ли?!
– Согласно Конвенции 2086 года, – продолжал монотонно бубнить Парфентьев, с трудом сдерживая ухмылку, – чрезвычайное положение вводится экспертами чрезвычайных комиссий Центрального Координационного Полицейского Совета, обладающими чрезвычайным мандатом.
– И где этот твой задрипанный эксперт? – захрипел Макловски, как мне показалось, предсмертным хрипом.
– Это я, господа, – оставалось подать мне голос из угла.
– Что?! Этот земляшка? Чинуша из ОССН? Он – эксперт? – распахнул удивлённо глаза Макловски. – Так какого дьявола?! – начал он реветь уже на меня.
Я скривился, заложив ладонью ухо.
– Очень громко, Макловски… Гордон, арестуйте его.
– А… – Макловски открыл рот.
– Заместитель шефа Главной Администрации Раймон Макловски проходит у нас как один из представителей корумпированной верхушки, – пояснил я. – Арестуйте.
Парфентьев вызвал сержанта, и тот увёл потерявшего дар речи Макловски.
– Теперь с вами, – я посмотрел на адвоката.
Компьютер, забитый казусами, правовыми актами и житейско-уголовными хитростями – вот что представляла из себя голова Уденмаца. И этот компьютер, просчитывая сейчас все варианты, никак не мог выбрать более-менее достойный.
– Мне хотелось бы знать причины ареста моих подзащитных, – он положил на стол бумажку. Последняя фамилия на ней была под номером восемьдесят пять.
– Из газет узнаете, – отмахнулся я. – Деятельность адвокатуры тоже временно приостанавливается.
– Вы очень жёстко взялись. Вы хоть представляете, что за собой может повлечь арест без должных оснований такого человека, как Тон Ван Донг.
– Ещё бы.
– Общественные волнения, разбирательства в высших инстанциях…
– Негодование в средствах массовой информации. Неужели вы думаете, что мы что-то не просчитали? В общем, господин адвокат, если вы понадобитесь, я вас сам достану.
– Признателен, – вежливо улыбнулся он, обнажив хищные острые зубы.
– Достану хоть из-под земли, – закончил я. Тут компьютер в его голове явно забуксовал. Такие программы были не предусмотрены.
– До свиданья, – я указал ему глазами на дверь.
– И всё-таки – подумайте… Адвокат удалился.
– Много лет мечтал послать к чёртовой матери Уденмаца и засунуть в камеру Макловски. Сегодня определённо счастливый день, – потёр руки Парфентьев.
– Как там, интересно, Донг? Его откачали?
Во время задержания Донгу стало совсем худо, и допрос его пришлось отложить.
Я запросил полицейский госпиталь. Оказалось, что Донг в полном порядке.
– Пойду перекинусь парой слов с китайцем, – сказал я, поднимаясь с кресла.
– Ты думаешь, он будет с тобой разговаривать? – хмыкнул Парфентьев.
– Мы найдём общий язык.
* * *
Донг пришёл в себя. Забарахлило сердце. Стационарный «Гиппократ» поставил его на ноги. Просмотрев карту здоровья, я решил, что вполне могу переговорить с «герцогом» «Молочных братьев».
Выдержке Донга можно было позавидовать Он не из тех людей, которые ноют и валятся на спину от первого удара.
На нижнем ярусе полицейского госпиталя имелись помещения, предназначенные на тот случай, если вдруг срочно понадобиться побеседовать с кем-нибудь из пациентов. А среди пациентов числились не только сотрудники полиции. Специальный корпус госпиталя являлся фактически тюремной больницей.
Я жестом пригласил Донга расположиться в кресле, отпустил охранников, чувствовавших себя не в своей тарелке – не каждый день таскаешь по тюремным коридорам того, кто относится к одним из реальных хозяев планеты,
– Я Тон Ван Донг, – заискивающе улыбнулся он, сложив руки и слегка поклонившись, не вставая с кресла. – Председатель совета директоров корпорации «Золотой век», председатель благотворительного общества, член муниципального собрания Олимпик-полиса. Могу я рассчитывать на ответную любезность. Кто вы?
– Эксперт по чрезвычайным ситуациям Координационного Полицейского Совета.
– Это вы представились гвоздём в заднице?
– Точно так. Грубо, но по существу.
– Слишком грубо. Могу я узнать, кому обязан пребыванием здесь?
– Можете.
Я объяснил ему и насчёт чрезвычайного положения. И насчёт предъявляемых лично Донгу обвинений. И зачёл скудный перечень имеющихся у него на время чрезвычайного положения прав, и гораздо более длинный перечень прав моих.
– Что я слышу? – всплеснул руками Донг. – Вы инкриминируете мне деяния двадцатилетней давности, по которым судом была установлена моя невиновность. А ещё – совершенно бездоказательные наветы о руководстве какой-то преступной организацией.
– Доказательств будет более чем достаточно. Но не об этом хотелось бы поговорить. Новый наркотик. Где «голубика»?
Шестернев обшарил все накрытые нами объекты, но не нашёл и следа «голубики», а она нам была ох как нужна. Ведь из-за неё всё и было затеяно. – Наркотики? Вы меня с кем-то спутали. Моя профессия – добыча редкоземельных металлов. Моя корпорация занята этим.
– Вообще-то вам лучше быть откровеннее.
– Чем же лучше? – вопросительно посмотрел на меня Донг, – Мы двое умных и воспитанных людей. Мы вполне можем оценить доводы друг друга и без излишних нервных затрат принять взаимоприемлемое решение. И без излишней крови, которая в этих играх стоит на кону.
Донг рассчитывал торговаться. Он уже привычно просчитывал варианты, прикидывал, чем молено пожертвовать, на какие позиции отойти, а где оставаться непоколебимым.
– Донг, угрозы, дипломатия, торговля – это скучно и банально. Не тратьте сил, – я встал и навис над ним. – Мне нужна правда, китаец. Даже если ты начнёшь говорить, то будешь безбожно врать. Или что-то утаишь. Так не годится. Я выверну тебя наизнанку.
– О чём вы?
– Альфа-пеномазин.
Тут-то Донг и начал терять самообладание.
– Ты не смеешь, полицейский! Есть неписаные правила, которые не нарушают. Мир потонет в хаосе.
– А заварушка – не хаос?
– Она следствие нарушения вами неписаных законов. Мы жили спокойно. Зачем вы начали лить кровь?
– Донг, ты попал в очень большую неприятность. Тебе не надо было связываться с «голубикой».
– Хорошо, я отдам её вам… Я только хмыкнул.
– Слушай, коп, пеномазин тебе не поможет. Ты ничего не выудишь из меня. Ты должен знать, что действие его ограничено.
– Я же тебе сказал – ты не знаешь, с чем связался…
Я шагнул ему навстречу. Он попытался ударить меня ногой, я легко отбил удар и ткнул в биоактивную точку, обездвижив его на некоторое время
Я приподнял пальцем подбородок китайца. Удар сделал ватными его руки и ноги, но лицо, глаза жили. Узкие китайские глаза сейчас распахнулись шире, в них плескалась упрямая злоба с лёгкой нефтяной плёнкой страха. А глубже была пустота. Она овладела Донгом тогда, когда удар плазменной пушки снёс стену его дома и обрушился на его сестру, в последний момент закрывшую младшего брата своим телом.
Я нажал на кнопку инъектора. В баллончике вовсе не альфа-пеномазин – штука эта слишком зверская. У меня есть кое-что помягче. И покруче.
Доза препарата в шею…
Психотропные препараты для развязывания языков, гипнотическое воздействие и даже психозондирование – средства, далёкие от совершенства. Не одно тысячелетие человечество бьётся над искусством развязывания языков. И всё равно – каковы бы ни были средства, в итоге человеческая психика при наличии воли и умения оказывается превыше всего, и в этом есть некая мистика. Волю можно побороть только волей.
Воля супера, его возможности, новейшие психотронные технологии Асгарда творят чудеса. Через пятнадцать минут я преодолел все уровни психологической защиты, а это оказалось нелегко. Донг действительно был личностью в некотором роде уникальной. Он был достойный противник. Слившись с ним воедино, проникнув в тёмные коридоры его сознания, я больше не удивлялся, как ему удалось достигнуть в жизни таких успехов. Я не удивлялся и тому, что ему удалось затеять раскол в Большом Клане. Донг относился к людям, привыкшим менять ход вещей и изменять действительность, приспосабливать её к себе.
Я включил фиксатор…
Из показаний Тон Ван Донга.
"Мы прозвали его Найдёнышем. А как нам его ещё было называть? Он будто с неба свалился. Хотя какое небо. Никто не знает, откуда он свалился. Он пришёл из пустыни. Об этом мы узнали позже. Он шёл без шлема по пустыне и попал к мутантам. Можно было бы подумать, что он и сам мутант. Но нет, он, конечно же, вовсе не мутант. Он демон. Притом демон зла.
Верю ли я в демонов? Не знаю. Во всяком случае теперь очень хочется поверить.
Мы нашли его в самом гнусном крысятнике Олимпик-полиса. Он стоял, улыбаясь чему-то своему, посредине улицы, его бледное лицо отливало голубизной, а вокруг него лежало восемь тел. Два тела были будто выжаты, как половая тряпка, каким-то великаном. У пятерых погибших остановилось сердце. У одних на лице застыл ужас, у других – умиротворение. Один остался жив, но вряд ли ему повезло. Он окончательно спятил. Из него мы лишь смогли выдавить, что «крысы» решили развлечься и не нашли для этого никого лучше, чем одинокого прохожего, одетого в потёртый скаф.
Судьба «крыс» не слишком занимает нас, если не считать их кредитоспособности, от которой зависит оборот наркотиков. Но Подкидыш заинтересовал моих ребят. Они подошли к нему, держа его на мушках, при этом, как они потом признались, чувствовали в своих руках игрушечные пистолетики. Подкидыш сочился смертельной угрозой. Хотя почему? Он просто стоял и улыбался улыбкой наевшегося «птичьего пуха» дегенерата. Но у моих ребят не возникло никакого сомнения в том, кто виновен в смерти целой стаи «крыс».
– Э, приятель, с тобой всё в порядке? – спросил один из моих людей.
– Со мной всё в порядке, – ответил Найдёныш.
– Что здесь случилось, чёрт возьми?
– Случилась смерть, – равнодушно произнёс Найдёныш. – В последний миг им улыбнулось счастье.
Мои ребята переглянулись, в тот миг больше всего им хотелось исчезнуть оттуда.
– Пошли? – сказал один из парней другому. Тот пожал плечами и кивнул.
– Подождите, – сказал Найдёныш. – По-моему, вы те, кто мне нужен.
– И кто мы такие, по-твоему?
– Частица иноритма. Элемент общественного диссонанса Фактор дестабилизации. Так он и сказал. Дословно.
– Чего-о? – естественно удивились мои ребята, не привыкшие к мудрёным разговорам,
– Вы нужны мне. Я помогу вам. Не пожалеете.
– Ладно. Тогда пошли пропустим по стаканчику.
Вот так он и сел нам на шею. Я узнал о его существовании. Мы нашли с ним общий язык. И я приказал всем, кто видел его, забыть об этом факте.
На первый взгляд он был просто тихопомешанным. Он твердил какую-то ерунду о ритмах человечества, о доминируюющих энергоинформационных потоках, о точках дестабилизации. И прочее в том же духе. Но, конечно, он не был сумасшедшим.
Те, кто видел его, нафантазировали всякую чушь. Что он «реликт», проспавший миллионы лет в марсианских пещерах и вылезший наружу. Что он марсианин. Что он пришелец из дальнего космоса или чудовище из астрала. Может быть. На чудовище он как раз походил. Он проникал с лёгкостью сквозь стены, творил такое, о чём страшно и подумать.
Я сразу почувствовал, что он действительно может пригодиться нам. Как? Это вопрос другой. Я знал, что найду способ использовать его. И нашёл. После того, как он объяснил на своём иносказательном языке мне суть идеи, я решил рискнуть и поселил его на самой засекреченной своей базе. Там несколько «головастиков», которых я правдами и неправдами выманил с Земли, трудились над одним из моих проектов по запреттехнологиям. Там было суперсовременное сверхдорогое оборудование, которое весьма пригодилось.
Я не знаю, откуда он взялся. Но о том, что творится на Земле, представления у него были весьма поверхностные. Он просматривал один за другим информационные файлы и СТ-новости, не переставая твердить о зонах деструкции и прорывах в информационном объёме. Что это означало? Можете узнать у него, если вам посчастливится, или, точнее, как это сказать, понесчастливится его увидеть.
Он поработал на нас. Поработал хорошо. Если бы всё шло так, как рассчитывали мы… Впрочем, что об этом говорить. «Голубика» – ключ от заветных райских планет буддизма.
Он сделал оборудование. Ящик, потреблявший энергии не больше карманного фонаря. Никто не видел, как он колдовал над ним. Мы пытались включить видеокамеры, но когда Найдёныш начинал работать, аппаратура глохла как по команде. Там творилась чертовщина.
Так появлялась «голубика» – голубые шарики. Мои специалисты так и не сказали, что это такое. Металл, пластик? Ничего подобного. Вещество без свойств.
Сперва мы не знали, что делать с «голубикой». В логове на востоке Олимпик-полиса мои дураки вскрыли пакет с этой синей дрянью. Потом одни из них перебили друг друга в приступе холодной ярости. Другие сошли с ума. Третьи твердили что-то маловразумительное. Найдёныш создал нечто, заставляющее людей полностью терять голову и при этом забывать, что она когда-то у них была.
Потом сотворил иное оборудование, позволяющее трансформировать «голубику» в вещества, оказывающие поразительное воздействие на психику, чаще – наркотическое.
Так появилось «семя дракона», «ласковый яд», «синий кайфогон» и некоторые другие новшества.
Зачем это нужно было Найдёнышу? Что ему вообще было нужно? Разговаривать с ним было совершенно невозможно. Привычными нам словами он будто говорил на другом языке. Для него не существовало людей. Мы для него лишь точки общественного диссонанса или, наоборот, стабильности. Что это значит? У него спросите.
Мне кажется, он раскладывал какой-то невероятно сложный пасьянс, картами в которых являются люди. Не скажу, что мне это нравилось. Мне все чаще становилось страшно, и я подумывал уже о способах его нейтрализации. Но не представлял, как это сделать. Я хорошо помнил выражение на лицах тех трупов, рядом с грудой которых он стоял.
Я не скажу, что я многое понял. Но понял главное – «голубика» не просто сырье для нового вида наркотика. Это путь к власти, в том числе и над душами. А кто из нас не стремится к этому? В основе большинства человеческих поступков лежит стремление к власти – над людьми, над обществом, над природой. Ощущение, что некто или нечто полностью зависит от тебя. Только одни могут позволить себе это, а другие в силу слабости обречены на нытье и рабство. Остальное не стоит ничего. Наслаждение властью – главное наслаждение в жизни. И оно тем выше, чем выше эта власть.
Он пробыл у нас где-то месяц. Однажды он заявил, что набрал достаточное количество информации и «данная площадка деформации информ-поля» его больше не интересует. Я плохо понял, о чём речь. На вопрос, собирается ли он покинуть нас, он по своей привычке не счёл нужным ответить. Он никогда ничего не повторял и не объяснял. Он передвигал «точки диссонанса и стабильности», то есть людей, как фигурки в компьютерной игре и относился к ним не с большей теплотой, чем мы относимся к компьютерным фигуркам. Надо сказать, эта его черта заслуживает уважения. Он имел право на такое отношение. Он обладал силой. А что такое наша жизнь, как не утверждение силы?
Мне меньше всего хотелось, чтобы он попал в руки кому бы то ни было, особенно моим конкурентам. Я приказал охране остановить его при попытке уйти. Остановить во что бы то ни стало. Если не получится – уничтожить. Я зарядил все возможные охранные комплексы. Ни один человек не смог бы выбраться оттуда. Но мы не рассчитывали на демона.
С таким же успехом мы могли попробовать остановить «Красного ифрита». Что там произошло, мы так никогда и не узнаем. Связь прервалась внезапно. Мои люди застали на базе гору трупов. Оборудование повреждено не было, но в записях фиксаторов не осталось ничего о подвигах Найдёныша. Информация о его последних минутах на базе была стёрта. Он ушёл, даже не поблагодарив за гостеприимство.
Где он сейчас? На Земле, где же ещё! Он нам оставил своё оборудование и запас «голубики», который, впрочем, быстро подошёл к концу. Между тем с Земли начали поступать тревожные сообщения. «Семя дракона» и «ласковый яд» пошли вновь, притом не из наших лабораторий. Значит, Найдёныш, да будут прокляты семь поколений его предков и потомков, связался с кем-то ещё. Потом я выяснил, что связался он с отколовшейся от «Теней самураев» шантрапой. И с церковью «Последней ночи». Акции этих отпетых мерзавцев и безнадёжных психопатов вдруг пошли резко вверх. Они все чаще стали заявлять о себе. Впрочем, я не думаю, что они приручили Найдёныша. Если они так думают, то мне их остаётся только пожалеть. Я помню искорёженные трупы моих людей на базе. Подкидыш ни с кем не договаривается. Он ничего не обсуждает. Он просто уходит, оставляя за собой трупы, и за это его тоже можно только уважать. Он имеет на это право.
Мне удалось выйти на Романа Айрапетяна и Аджая Сигха – глав этого сектантеко-крысиного конгломерата. Мы заключили договор, и я за бешеные деньги купил «голубику». Пересылку поручили одному из лучших специалистов – Ли Чин Хуа. Не знаю, где именно протекло, но протекло несомненно. Курьера ждала полиция.
Что бы вы делали на моём месте? С одной стороны – жизнь нескольких жалких копов и таможенников. С другой – гигантские затраты, сверкающие перспективы. Да, я пошёл на обострение отношений с властями. Я знал, что Парфентьев – злопамятный подлый коп, с которым никак не найти общего языка. Я рассчитывал на ответные удары и на некоторые потери, но опять-таки что они значили против посылки с «голубикой».
Оставшееся после Найдёныша оборудование заработало вновь. Получили работу и мои «головастики», которые, впрочем, так и не порадовали меня ничем, кроме ничего не стоящих формул и графиков. И вот принесло вас. Эксперты-чрезвычайщики. Смешно. Я не знаю, кто вы, но так себя вести мало кто может позволить. За вами тоже сила. Вы тоже имеете право на многое. Наверное, я просчитался, не подчинившись. Наверное. Но я не привык отступать. В конце концов смерть – всего лишь переход. Нет страха. Нет привязанностей. Нет ничего, что держало бы меня здесь. Кроме сладких минут власти над жизнями. Они того стоят.
Я знаю – вам нужен Найдёныш. Я попался под руку. Как ниточка, за которую можно что-то вытянуть, а ниточку потом не жалко выкинуть в огонь.
Где лаборатория? Координаты? Пожалуйста. Дерзайте. Может, у вас получится то, что не получилось у меня. Пожалуйста…"
* * *
Дикторша «Горячих новостей» имнформсети частного интернационального информационного синдиката «Глобус» из студии в Женеве с радостной улыбкой вещала на Землю и колонии:
– Во внешних поселениях Марса нарастает волна массовых протестов, местами выливающихся в открытое противодействие против органов охраны порядка. Сведения, поступающие с Марса, весьма скудны. В настоящее время там введено чрезвычайное положение – по нашим сведениям, загадочными экспертами Полицейского Совета, которые даже не удосужились ни разу появиться перед журналистами. Наложен запрет на распространение информации. Наши специальные корреспонденты лишены возможности нормально работать, никто из должностных лиц Главной Администрации или полиции не высказал готовности встретиться с ними
Напомню, что волнения начались после того, как полицией был произведён ряд арестов по основаниям, которые можно расценить только как надуманные. Под предлогом борьбы с организованной преступностью были задержаны люди, иные из которых могут похвастаться высоким положением в обществе поселений Марса и безупречной репутацией.
– Это она про Донга, – сказал я, потягиваясь на диване в кабинете Парфентьева.
– И про Макловски, – голос начальника полиции выдавал обеспокоенность.
– Ханс Родин – сопредседатель общественного всемирного комитета «За гуманное отношение к жертвам социума», – представила дикторша гостя студии.
СТ-проем заполнил лощёный, похожий на преуспевающего проповедника слащавый тип. Знакомое лицо.
– Происходящее на Марсе, – объявил он без колебаний, – можно расценить только как нарушение всех прав и свобод, которых человечество добивалось веками. Как преступные действия властей, попрание юридического, этического и божьего закона. Незаконные аресты. Расстрелы мирных манифестаций. Тысячи и тысячи жертв, – беззастенчиво врал Родин. – Это геноцид, честные граждане Земли! Сегодня озверевшие от запаха крови полицейские расстреливают честных граждан Марса. Завтра они придут на улицы Хельсинки, Парижа, Москвы. Скажем нет оголтелому фашизму! Нет, нет и ещё раз нет! Члены ОССН – одумайтесь!
Он исчез из проёма, на его месте вновь появилась дикторша. Никакие новости не могли испортить её прекрасного настроения и согнать ослепительную улыбку с лица.
– Именно в эти минуты заканчивается заседание специального комитета ОССН по данному вопросу. От заслуживающих доверия источников нам стало известно, что, скорее всего, чрезвычайное положение будет отменено, создана специальная комиссия по расследованию событий на Марсе. И, вероятно, виновные в превышении власти и в кровопролитиях должностные лица будут привлечены к ответственности.
– Деньги и связи Донга и его братьев в действии, – улыбнулся я. – Стандартный набор. «Гумики», похабные комментарии журналистов. «Сведения из источников, заслуживающих доверия». Вот только демонстраций не было.
– Сегодня в Лондоне, Санкт-Петербурге и Мельбурне прошли демонстрации граждан, протестующих против кровавой бойни на Марсе, – продолжила дикторша.
Замелькали кадры – толпы людей, снятых в ракурсах, от которых они казались куда многочисленнее, чем на самом деле, требовали разобраться с полицейскими выродками. Тот же набор фраз о геноциде и произволе. Призывы к неповиновению и массовым самосожжениям.
– Куда же без демонстраций, – скривился как от зубной боли Парфентьев. – Свора ублюдков.
«Гумики». ОССН. Журналисты. Эти поганые наркоши.
– Чего ты нервничаешь? – я демонстративно зевнул.
– Заседание ОССН. Слышал, чего она сказала – «склоняются к отмене чрезвычайного положения». И что тогда?
– Слышал же – трибунал нам тогда, – усмехнулся я.
– Сейчас сдать назад – это подарить планету «Молочным братьям», капитулировать перед ними. Теперь, под крики о тысячах жертв, они заполнят все административные службы своими людьми, полностью парализуют полицию. Здесь будет первая в истории пиратская планета.
– Печальная перспектива.
– А тебя это как будто не касается! – взорвался Парфентьев. – Сидит в моём кресле. Улыбка до ушей. Радуется.
– Да не нервничай. Всё будет нормально.
– Да. Нас повесят по приговору международного трибунала, и всё будет нормально
– Я рассчитываю на лучшее.
Я действительно рассчитывал на лучшее и имел для этого все основания.
Хотя, конечно, если дойдёт до трибунала, судьям будет чем потешиться. Около семисот жертв Большинство – результат терактов оставшихся на свободе боевиков Донга. В одном из посёлков они вообще устроили газовую атаку, слизнувшую сразу сто пятьдесят человек. Естественно, был дан приказ – с террористами церемоний не разводить.
Несколько кварталов города разнесены «крысами». Им необязательны руководящие указания Клана. «Крысы» работают только в своё удовольствие. Районы их обитания – бочка сухого пороха, готового взорваться в любой момент. А тут ещё они разжились оружием и наркотиками, любезно предоставленными Кланом, да ещё выпивкой из разгромленных баров и магазинов. Естественно, церемониться с «крысами» я тоже особенно не собирался. Полиция принимала самые жёсткие меры.
В Западном секторе полиса положение было особенно тяжёлое. Там спалили три полицейских бронемашины. Расстреляли несколько патрулей. Мы не успевали разгонять одну толпу, как появлялась другая. Пришлось эвакуировать оттуда нормальных людей – тех, которые ещё не сбежали или не стали жертвой «крыс». После чего я приказал заблокировать всю часть города, отключить системы воздухообеспечения и потихоньку понижать там давление. Это будет самым лакомым куском для обвинителей. Покушение на убийство двадцати тысяч человек. Но как бы там ни было, присмиревшие «крысы» стали подползать к шлюзам и сдаваться на милость врага. Вечером им станет совсем невмоготу, и последние «крысы» с поднятыми руками отправятся в центр изоляции – я им не завидую. У полицейских, охраняющих центр, за последние дни накопилось слишком много личных счётов.
После обычной подборки информации о том, какая звезда «Метаморфоз» завела себе в любовники дрессированного орангутанга, а какой сенатор арестован за потребление «птичьего пуха», дикторша вернулась к интересующей нас теме.
– Новости из специальной комиссии ОССН. Только что завершилось заседание и распространено заявление для прессы. Комиссия считает, что на Марсе сложилась недопустимая криминогенная обстановка. Деятельность преступных структур, невиданный разгул коррупции поставили под угрозу не только нормальную жизнедеятельность поселений, но и дискредитирует саму идею прорыва человечества к звёздам. В результате массовых беспорядков, спровоцированных преступными структурами, имеются многочисленные жертвы как среди мирного населения, так и среди сил охраны порядка. Действия полиции Марса и экспертов по чрезвычайным ситуациям Полицейского Совета признаны правомерными. От них потребовано довести до конца начатое и привлечь виновных к уголовной ответственности.
– Ого, – покачал головой Парфентьев.
– Это решение кажется несколько необычным, – мило улыбаясь, нудила дикторша, – в свете того, что мы знаем о происходящем на Марсе. Вновь слово нашему гостю Хансу Родину.
– Происходит неслыханное! – Родин воспринял произошедшее чересчур близко к сердцу. Похоже, у него тут личный интерес. – Вновь наши права и свободы приносятся в жертву грязным политическим играм. Что происходит? Это же сговор высших властных структур планеты для уничтожения людей!
– Это он зря, – произнеся. – Заработал иск за неуважение к комиссии ОССН.
– Донг за него заплатит, – хмыкнул Парфентьев.
– Граждане Земли!.. – возопил Родин.
– Отбой, – приказал я, и СТ-проем затянулся, унося из кабинета одного из главных «гумиков» Земли.
– Как комиссия приняла такое решение? – удивился Парфентьев. – В лучшем случае я надеялся потянуть время, подавить банды, а потом под улюлюканье уйти в отставку, хорошо, если не через трибунал. А они фактически развязали нам руки.
– Так и есть.
– Почему? Не думаю, что их так убедил наш доклад. Где политические игры – там идёт борьба интересов, а не фактов. Факты никого не интересуют.
– Вот именно, интересов, – кивнул я. – С будущего года на Марсе будет разворачиваться внешняя линия противокосмической обороны Земли. Здесь будет крупнейший военный комплекс в Солнечной системе. По расчётам социологов, кавардак, который здесь творится, власть «крыс» и «Молочных братьев» резко снизят эффективность как при строительстве объектов, так и при их обслуживании. В общем, такое количество отребья вредно для обороноспособности Земли.
– И все?
– Нет, не все. Не забывайте – мы представители специальной комиссии. Тот мираж, который мы пытаемся уцепить за хвост и материализовать, слишком опасен для человечества, чтобы мы развозили сопли и думали о том, что скажут «гумики».
– Психоэкологические кризы.
– Точно. Сегодня – это тысячи унесённых жизней. Но мы не знаем более глубинных последствий. А началось всё здесь, на Марсе.
– Я почти ничего не знаю.
– И не надо, – отмахнулся я. – И так сказано слишком много.
Насколько я понимал, комиссия ОССН действительно склонялась к тому, чтобы начать отступление на Марсе, а то и найти козлов отпущения в нашем лице. Но тут вмешался некий фактор. Асгард. Наверное, доводы его представителя, примерно такие, которые я изложил сейчас Парфентьеву, только подкреплённые графиками, цифрами, строками из отчётов, в сочетании с ненавязчивыми, но убедительными угрозами, а то и неназойливым, но очень добротным шантажом в отношении наиболее непримиримых политиков, возымели своё действие. Комиссия, несмотря на бурные истерики пары её членов, встала на нашу позицию.
С «крысами» и с Кланом дела шли на поправку. Чего не скажешь о нашей проблеме с «голубикой». Сразу после того, как я выбил из Донга координаты лаборатории, мы двинули туда с Шестерневым и спецгруппой. И застали исчерченные пулями помещения, множество трупов и никаких следов оборудования и «голубики». Те, кто напал на лабораторию, унесли все с собой.
Естественно, с добычей наши конкуренты попытаются исчезнуть с Марса. Пусть попробуют. Я заранее позаботился об этом, задержав отправку на Землю двух пассажирских лайнеров и трёх грузовиков. Багаж обозлённых пассажиров, сами корабли продолжали осматривать таможенники и специалисты-техники из Полицейского управления. Без толку. Да и что такое – обыскать суперлайнер. Легко сказать.
На Марсе было два космопорта и четыре аэропорта, пригодных для старта низкоорбитальных самолётов. Их тоже поставили под контроль. И тоже пока без толку.
Вызов по шифрованному каналу.
– Включить, – приказал Парфентьев.
– Приветствую, – в СТ-проёме возникло лицо Шестернева.
– Взаимно, – кивнул я.
– Я с перевалочной базы института «Биореконструкция».
– Чем порадуешь?
– У них тут свой небольшой аэродром. И какая-то ерунда с данными регистрационного компьютера. Кажется, кто-то химичил с ним.
– Сейчас буду, – сказал я, а внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия…
* * *
Взлётно-посадочный комплекс института «Биореконструкция» служил в основном для грузоперевозок между Марсом и двумя орбитальными промышленными станциями – «Мягким кристаллом» и «Бионикой». Здесь имелось два орбитальных грузовика и три самолёта для доставки обслуживающего персонала. Поскольку этим транспортным средствам был закрыт доступ к пересадочным станциям, откуда устремляются суперлайнеры на Землю, то не было необходимости в таможенном, техническом, миграционном контроле.