Дети ответили на мой призыв громким "ура".
      Испуганная этим криком пернатая живность подняла со своей стороны такой гвалт, что дети разразились долгим хохотом. Когда они успокоились, я решил, что состязание начнется стрельбой в цель. Для этой цели я поставил, на расстоянии шагов ста, доску, величиной приблизительно с кенгуру, которой мы придали топором несколько сходную форму: две коротенькие дощечки представляли уши, полоска кожи - хвост, а две палки - передние ноги. Подобие кенгуру было поставлено в таком наклонном положении, в коком животное сидит на земле.
      Мальчики, за исключением Франсуа, зарядили ружья и поочередно стали стрелять. Фриц, искусный стрелок, два раза попал в голову; Эрнест, менее меткий, попал одной пулей в тело; Жак дал один промах, но вторым выстрелом сбил оба уха; такая удача вызвала с нашей стороны взрыв смеха.
      Затем стали стрелять из пистолетов, и Фриц снова одержал победу.
      Тогда я предложил молодым людям зарядить ружья дробью, и для каждого я бросал, насколько мог выше, старую фуражку, в которую они должны были попасть на лету.
      На этот раз внимательный и осмотрительный Эрнест почти сравнялся ловкостью с Фрицем; напротив, ветренный Жак не всадил в фуражку ни одной дробинки. За этой стрельбой я предложил состязание в стрельбе из лука, чтобы сберечь порох, и с удовольствием заметил, что в этом упражнении дети достигли чрезвычайного умения. Я придавал ему особенное внимание потому, что оно могло оказать нам важные услуги с истощением нашего запаса пороха. К этому состязанию был приглашен и Франсуа, и он оказался не очень плохим стрелком. Братья увенчали его венком из листвы, и мальчуган не променял бы его на царскую корону.
      Перед состязанием в беге, в котором должны были участвовать лишь трое старших детей, был дан непродолжительный отдых. Я назначил расстояние между местом, на котором мы находились, и Соколиным Гнездом, и условился с детьми, что кто из них первый достигнет цели бега, тот принесет оставленный мной на столе нож.
      По данному знаку Фриц и Жак пустились бежать как можно быстрее, тогда как рассудительный Эрнест следовал за ними ровным и не очень напряженным бегом. Это заставило меня предположить, что он устанет позже и потому достигнет цели раньше братьев. С час спустя Жак примчался на своем буйволе.
      - Мы намеривались испытать, - заметил я ему, - быстроту бега не буйвола, а твою и братьев.
      - Да что ж мне за охота измучиться напрасно, - ответил мальчик, соскакивая на землю. - Когда я увидел, что, несмотря на мои усилия, я отстаю, я тотчас же отказался от приза и добежал до Соколиного Гнезда не торопясь, а там сейчас же сел на буйвола и поскакал сюда, чтоб видеть, как прибегут Фриц и Эрнест.
      Вслед затем явился Фриц, а в нескольких шагах позади него и Эрнест, держа в руках нож, доказательство победы.
      На выраженное мною удивление, что он, победитель, возвращается последним, Эрнест ответил, что, выиграв приз, он не считал нужным спешить.
      Я не мог не улыбнуться этому ответу, вполне согласному с благоразумной ленью нашего ученого. Затем я пригласил детей показать свое искусство в лазанье на деревья.
      Жак кинулся к высокой пальме, взобрался на нее, в мгновение спустился, с ловкостью белки, и также легко взобрался на второе дерево и на третье. Интересно было видеть, как быстро он влезал по стволу, шутя и гримасничая. Фриц и Эрнест первые захлопали в ладоши и признались, что они не могут состязаться с таким соперником.
      Жак оказался не менее искусным в верховой езде, и только Фриц мог соперничать с ним. Оба они обходились без седел и стремян, на бегу соскакивали с осла и опять вскакивали на него, хватаясь лишь за гриву животного. Эрнест объявил это упражнение превышающим его силы и устранился от состязания.
      Франсуа, который до этого времени оставался лишь зрителем, захотел показать нам свое искусство в управлении Мычком. Мать изготовила ему из кенгуровой шкуры удобное седло; в ноздри животного было продето железное кольцо, и в такой сбруе бычок был приведен на место состязания.
      - Я - укротитель зверей, - сказал мальчуган, - и покажу вам свои трюки.
      Не снимая венка, Франсуа совершил несколько упражнений и доказал нам покорность животного, которое, по голосу своего господина, подходило, отходило, кружило шагом, рысью, галопом и наконец стало на колени, чтобы Франсуа мог слезть.
      Затем мы отправились на берег для состязания в плавании, которым и закончили празднество.
      В последнем упражнении победа была одержана Фрицем. Он плавал то поверх воды, то под нею и, казалось, был неутомим, как будто вода составляла его природную среду. Эрнест, напротив, оказался боязливым, тогда как Жак, плавая стремительно, истощал свои силы в весьма короткое время. Попытки Франсуа заставили нас предсказать, что он будет искусным пловцом.
      Перед заходом солнца мы отправились к своему жилищу. Мать пошла вперед, чтобы встретить нас с достоинством, приличным ее роли раздавательницы наград.
      По приходе домой мы увидели мать сидящую на бочке, убранной листвой. Победители стали вокруг этого воображаемого трона, подобно юным рыцарям, и мать раздала подарки, сопровождая каждый несколькими словами похвалы и одобрения и поцелуем.
      Фриц получил, призом за стрельбу и плавание, английское двухствольное ружье и прекрасный охотничий нож, предмет его давнишних желаний. Эрнесту, победителю в беге, достались золотые часы, подобные Фрицевым. Жаку мать дала пару шпор и английский бич, и мальчик радовался им более, чем самым высоким почестям. Хлопать бичем доставляло ему большое удовольствие. Маленькому Франсуа выпали на долю пара маленьких шпор и хлыст с ручкой из слоновой кости.
      По раздаче наград я подошел к жене и при радостных криках сыновей подал ей рабочий ящичек со множеством вещей, драгоценных для хозяйки, как-то: плодовым ножом, ножницами, игольником, наперстком, нитками и прочее.
      Жена одинаково изумилась и обрадовалась моему подарку, и спросила меня, откуда я добыл этот ящичек. Я ответил, что нашел его на корабле и прятал до настоящего времени, чтобы порадовать ее при случае неожиданностью.
      Дети попросили у меня позволения закончить праздник Спасения пушечным выстрелом; я разрешил им это, с условием, что они возьмут небольшое количество пороху, так как единственная их цель произвести гул, а его они могут упятерить, заткнув жерло пушки сеном.
      - Какой славный выстрел! - восклицал Жак, участвовавший в заряжении. Меня почти оглушило!
      Стемнело. После ужина и молитвы мы улеглись на наши мягкие постели из хлопчатника и насладились благодетельным покоем после дня, о котором должны были сохранить самые приятные воспоминания.
      XXIII
      ЛОВЛЯ ПТИЦ НА ПРУТЬЯ, НАМАЗАННЫЕ КЛЕЕМ.
      ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЖАКА. РАЗЛИЧНЫЕ РАБОТЫ.
      ПОХОД ПРОТИВ ОБЕЗЬЯН
      Около месяца спустя, будучи в Соколином Гнезде, мы увидели на деревьях, как в соответствующее время прошлого года, множество подорожников, дроздов, диких голубей, и решились запастись дичью, чтоб сохранить ее в прок, в масле или жире. Была устроена правильная охота; но, желая сберечь порох, я вздумал прибегнуть к клею, который и приготовил из резины и небольшого количества жира.
      Так как наш запас резины был почти истощен, то я отправил Фрица и Жака к деревьям, из которых сочилась эта драгоценная жидкость и под которыми они должны были найти большое количество ее, потому что, уходя, мы сделали на стволах большие надрезы и прикрепили под ними тыквенные чаши.
      Мальчики возвратились вечером с большим количеством не только резины, но и терпентину, с журавлем, которого Фрицев орел убил чуть не в облаках, с целой особью аниса и наконец с запасом корней, которые дети сами решились назвать корнями обезьян, потому что открыли эту пищу благодаря стаду обезьян, которые отрывали корни в земле, не щадя усилий, чтобы тотчас же с жадностью пожрать их.
      Я признал в растении гинзенг или стосил, которому китайцы приписывают чрезвычайную питательную и врачующую способность, почему их император и присвоил себе исключительное право возделывать эти растения в своих владениях.
      Нам оставалось бы только радоваться успеху этого похода детей, если б они не сообщили, что, дойдя до фермы, увидели ее совершенно опустошенной, насколько можно было догадаться, обезьянами.
      Сарай был частью разрушен; живность валялась задушенной, овцы и козы бродили по окрестности.
      Я решил, про себя, отомстить грабителям, но пока ничего не говорил семье.
      Мы продолжали готовить клей и намазывать им палочки, которые Жак и Фриц клали на ветви деревьев. Менее чем за неделю мы наловили столько различных птиц, что наполнили ими целую бочку, приготовив их таким же образом, как в предшествовавшем году. В числе этих птиц попались и два из наших домашних голубей, уже давно улетевшие из Соколиного Гнезда. Когда мы узнали их, Жак попросил им пощады. "Посмотри, папа, по их глазам видно, что они узнали в нас старинных друзей". Само собой разумеется, что просьба Жака была исполнена. Чтобы удержать двух беглецов на будущее время, мы построили им, на одной из скал Палатки, голубятню, наполовину высеченную в скале, наполовину сделанную из плетенок. Это жилище показалось голубям, вероятно, до того удобным, что они не только прочно поселились в нем сами, но еще заманили в него впоследствии несколько диких голубей, которые понемногу одомашнились.
      Однообразие нашей жизни было нарушено происшествием более комичным, чем грустным, героем которого был Жак, едва не став его жертвой.
      Однажды утром наш ветреник явился домой с головы до ног покрытым слоем грязи, под которой он представлял существо очень жалкое.
      Братья стали было дразнить бедного мальчика, и он готов был расплакаться. Я прекратил насмешки и спросил его куда он попал, что выпачкался таким образом.
      - "В Гусиное болото", за скалами, - ответил он жалостливо.
      - Но что же ты там делал? Ведь не гусь же ты?
      - Я хотел набрать тростей, чтоб устроить корзины голубям.
      - Хотя ты и потерпел неудачу, но намерение твое было доброе, и ты заслуживаешь больше похвалы, чем порицания.
      - Как - потерпел неудачу? Я принес две огромные вязки тростей.
      - Но они так же грязны, как и ты сам, и мы не можем употребить их в этом виде. Но расскажи нам, каким образом ты так выпачкался.
      - Мне хотелось набрать тростей длинных и толстых какие растут на болоте только посредине; я стал прыгать с кочки на кочку, но поскользнулся, попал в жидкое болото и стал чувствовать, что ухожу вглубь. Чем больше я силился выбраться на берег, тем больше погружался и пачкался. Грязь доходила мне выше колена. Тогда я стал кричать во все горло. Но никто, конечно, не являлся мне на помощь, и я понял, что мне следует самому помочь себе. И знаешь, папа, что я придумал? Я стал срезать ножом все трости, какие мог достать, настлал из них род фашинника, на который и уперся грудью и руками, пока освобождал ноги. Затем я вполз на фашинник и, поддерживаемый им на грязи, старался добраться до берега. Но без помощи шакала я еще и теперь сидел бы в болоте.
      - Как шакал-то помог тебе? - спросил Эрнест.
      - Очень просто. Я, полулежа, полусидя, добрался до берега, но не знал как мне выбраться на него, потому что боялся стать на ноги. Между тем шакал бродил по берегу; он видел, что я не могу выбраться и, казалось, ободрял меня. Я позвал его; он подошел; тогда я протянул руки, схватил его за хвост и закричал, что было мочи; шакал, должно быть, испугался, стал рваться на берег и вытащил меня. Я выехал на берег на брюхе.
      Хотя ребенок подвергался действительной опасности, но мы не могли удержаться от смеха, воображая себе подробности приключения и особенно вид того, как шакал вытаскивал ребенка на берег. Тем не менее я одобрил моего ветреника за присутствие духа, показанное им в затруднительном положении. Мать, которая находила приключение отнюдь не забавным, повела мальчика, чтобы поскорее обмыть его и переодеть. За ними последовал и Франсуа, с намерением, как он высказал, пополоскать Жака.
      Я употребил некоторые из принесенных Жаком тростей на устройство прядильного станка, о котором просила меня жена. Я взял две самые большие трости, расщепил их по длине и получил таким образом спинки гребней, которые должны были прибивать нить утока. Затем я поручил детям нарезать множество тонких пластинок, которые должны были образовать зубья гребня. Так как я далеко не был уверен в успехе, то и не хотел посвящать никого в свою тайну, а чтоб удовлетворить настоятельным вопросам детей, придумал невинный предлог, будто хочу приготовить готтентотский музыкальный инструмент, который доставит большое удовольствие их матери и заставит ее под лад притопывать ногой. Они посмеялись ответу и отстали от меня.
      Когда было наделано достаточное количество зубьев. Я собрал их и тщательно спрятал, намереваясь продолжать свою попытку и впоследствии одарить нашу хозяйку ткацким станком.
      В это время наша прирученная самка онагра принесла осленка прекрасной породы, который и был присужден мне, так как у меня еще не было особого верхового животного. Я назвал осленка Быстрым, и он скоро оправдал это имя легкостью и красотой своих движений.
      Приближалось время дождей, и нужно было позаботиться о запасе сена, чтобы иметь возможность оставить при себе часть скота.
      Я предпринял также проведение пресной воды к нашему зимнему жилищу, внутреннее устройство которого было вчерне окончено. Водопровод был тем необходимее, что, окружив наше жилище насыпями и плетнями, мы преградили себе дорогу к ручью Шакала и вынуждены были ходить черпать воду к самому истоку ручья. Чтобы избавиться от таких походов в дождливое время, мы устроили длинный водопровод из пустых бамбуковых тростей, сложенных концами и покрытых в суставах резиной.
      Эта труба, подпертая воткнутыми в землю вилами, проводила воду в служившую водоемом большую бочку.
      Жена горячо поблагодарила нас за труды и говорила, что предпочитает свой водоем самым пышным мраморным бассейнам, украшенным изваянными дельфинами и статуями.
      Мы пользовались каждым ясным днем для сбора картофеля, риса, желудей и многих других полезных растений. Не были забыты и вкусные ананасы.
      Так как у нас не хватило сосудов для вмещения всего собранного, то жена изготовила нам мешки из парусины и, кроме того, мы разобрали наш плот, чтобы воспользоваться чанами.
      Я не забыл задуманного мною похода против обезьян. Однажды утром старшие три мальчика и я отправились к ферме, хорошо вооруженные и с большим запасом клея, который должен был служить нам единственным оружием против обезьян.
      Придя на берег озера, я выбрал место, удобное для привала; потом, раскинув палатку и надев путы нашим верховым животным, чтоб они не разбрелись, мы стали отыскивать неприятеля. Фриц, которого я отправил вперед, скоро возвратился с вестью, что он открыл стадо грабителей-обезьян на некотором расстоянии от опушки леса.
      Тогда я поручил сыновьям воткнуть в землю, вокруг фермы, колья и переплести их длинными стеблями вьющихся растений, а между кольев поставить, в виде приманки, вскрытые кокосовые орехи и тыквы с рисом, вымазанные клеем, одинаково с кольями и лианами. Мы намазали клеем и крышу сарая и стволы деревьев. Окончив эти приготовления, мы удалились, поджидая неприятеля, однако, в остаток дня и в ночь он не появлялся. На другой день мы не успели протереть глаза, как увидели приближавшуюся к сараю толпу обезьян. Мы не трогались с места, чтобы не испугать их, и скоро увидели, что они попались в устроенную для них ловушку. В несколько минут все обезьяны были придерживаемы своей шерстью, прилипшей к кольям, лианам, орехам и тыквам. Интересно было наблюдать тысячи ужимок этих животных, ужимок, которые еще ухудшали их положение. Со всех сторон раздавались крики боли и злобы. В толпе произошла страшная суматоха. В это время мы спустили собак, которые и ринулись на обезьян. Но когда мы увидели ужас бедных животных, наша досада на них прошла. Я настойчиво стал звать собак. Несмотря на причиненный нам обезьянами вред, мы не могли подавить в себе чувства сострадания к ним.
      Мы освободили пленных обезьян, постегав их немного плетью, и все стадо обратилось в бегство с таким очевидным ужасом, что, казалось мне, урок не пропадет даром.
      - Право, - сказал Эрнест, - обезьяны не такое же животное, как другие. Убить обезьяну почти то же, что убить человека.
      - Да, - добавил Жак, - они точно старики и старухи в лохмотьях.
      - Знаешь ли ты, - заметил Эрнест, - что один негр думал о ручном орангутанге, принадлежавшем тому же хозяину, как и он сам? Он считал обезьяну негром более хитрым, чем его товарищи, и утверждал, что если орангутанг не говорит, так потому, что не хочет.
      - Как же объяснил негр это молчание? - спросил Жак.
      - "Не говорить, чтоб не работать!"
      - И, верно, бедный негр, завидовал судьбе обезьяны! - заметил Жак.
      Фриц выразил свою радость, что наш поход ограничился легким исправительным наказанием.
      - У нас не хватило бы духу отомстить сильнее, - сказал он мне. - Если хочешь, мы исправим беспорядок в ферме и его уже не будет заметно.
      - Чтобы предотвратить новое нападение обезьян, можно было бы поставить по углам фермы ветряные мельницы, - предложил Жак.
      Дети принялись за выполнение этого предложения, и несколько часов спустя штук тридцать вертушек, размещенных на некотором расстоянии одна от другой, дружно выполняли свое назначение. Я сомневался в действительности этого средства, но был так доволен руководившей детьми целью, что не высказал им своих мыслей. Нам понадобилось целых четыре дня, чтобы исправить все повреждения на ферме и привести ее в порядок; но зато мы и оставили ее в лучшем состоянии, чем в каком она была прежде, пока опыт еще не указал нам, чьим нападения ферма должна противостоять.
      Вскоре за ясной погодой последовали бури. Гром, молнии, проливные дожди заставили нас прятаться в пещере. Шум волн, разбивавшихся о берег, в первое время наводил на нас невольный ужас. Я ожидал этих бурь только к началу июня, но они разразились гораздо раньше, и целые двенадцать недель мы вынуждены были оставаться в своем зимнем помещении.
      При нас остались только четыре скотины: корова, ради своего молока; Онагр, кормивший осленка; буйвол и осел, которые должны были служить для неотложных поездок к Соколиному Гнезду, где находились остальной скот, живность и запасенное нами сено. Само собой разумеется, что при нас же были собаки, орел, шакал и обезьяна, выходки которой немало нас забавляли.
      Хотя мы и очень заботились об устройстве нашей пещеры, но она нуждалась еще во множестве улучшений. Три отверстия в скале освещали внутренность пещеры очень слабо. Мы порешили исправить этот недостаток по окончании дождливого времени. Еще более пугала нас мысль оставаться долго в темноте.
      Придумывая средство помочь горю, я остановился наконец на плане, в исполнении которого мне сильно помогла ловкость Жака.
      Выбрав длинную и толстую трость бамбука, я накрепко всадил нижний конец ее в почву пещеры, тогда как верхний касался свода.
      Жак влез по этой мачте и сильными ударами молотка вбил в бывшую в своде трещину колышек с прикрепленным к нему блоком, в который была продета длинная веревка. Между тем мать вычистила и снабдила маслом большой фонарь, найденный нами на корабле. Мы зажгли все три светильни фонаря и подтянули его на веревке к своду, кристальные площадки которого отражали свет тысячью огоньков.
      В течение нескольких дней мы были заняты устройством нашего жилища. Эрнесту и Франсуа было поручено снабдить палками отделение, назначенное для библиотеки; мать и Жак занялись сборной комнатой и кухней; Фрицу и себе я назначил устройство мастерской, требовавшее наибольшего труда.
      В этом отделении были помещены токарный станок капитана, столярный станок и все плотничьи и бочарные орудия, спасенные нами с корабля.
      Соседнее отделение мы обратили в кузницу. У нас были меха, наковальня и молоты; но нам недоставало еще многих орудий, чтобы достигнуть хоть малого успеха в кузнечном деле. Каждый день мы замечали отсутствие каких-либо вещей или удобств, которых европеец даже и не ценит, потому что никогда не испытывал лишения их; например, стульев, столов, мебели с ящиками и прочее.
      Чтобы предохранить детей от влияния праздности, я занимался с ними изготовлением недостававших нам вещей, и если усилия наши не всегда венчались успехом, то мы все-таки прогоняли ими скуку.
      Из обломков скалы мы навалили, перед входом в пещеру, небольшую насыпь, а на ней построили из толстых бамбуковых стволов и досок высокий балкон, с которого мы могли смотреть вдаль.
      Благодаря усилиям нашего ученого, Эрнеста, и маленького Франсуа библиотека приобрела вид музея. На полках стояли ряды книг, принадлежавших капитану и другим офицерам корабля. Между этими книгами было несколько сочинений по естественным наукам, с раскрашенными рисунками, руководство по ботанике и зоологии и других, не менее полезных изданий. В другом месте стояли математические и астрономические инструменты и прекрасный глобус. Между учебными книгами я нашел и несколько грамматик и словарей по иностранным языкам, и это подало нам мысль усовершенствоваться в тех языках, которые мы знали плохо, и изучить вовсе нам неизвестные, чтобы иметь возможность войти в сношение с первым кораблем, который пройдет мимо нас, какому бы народу он не принадлежал. Французский язык мы знали; двое старших детей решились выучиться английскому; Жак выбрал итальянский и испанский, преимущественно по их благозвучности.
      Эрнест хотел заняться латинским языком, обещавшим большую пользу для изучения естественных наук и медицины, по которой в нашей библиотеке оказалось несколько сочинений. Эрнест занялся также обучением маленького Франсуа и взялся за это дело так хорошо, что ребенок не только перестал по-прежнему бояться книг, но ожидал урока с нетерпением. Что касается до меня, то я решил изучить малийский язык, на случай, если бы к нашему острову пристали какие-нибудь туземцы Ост-Индии.
      По окончании наиболее спешных работ мы вскрыли ящики, перевезенные нами с корабля, а также выброшенные волнами. Мы увидели себя вдруг обладателями нескольких зеркал, двух пристенных столов с мраморными досками, одного комода, двух письменных конторок и прочее. Первый выбор из этой неожиданно доставшейся нам мебели был предоставлен жене. Благодаря этому и усердной помощи своих трех сыновей она убрала маленькую комнату, которой дети очень гордились, а жена была весьма довольна. В числе найденных вещей было несколько отличных стенных часов и одни морские часы. Последними, сознаюсь, я не умел воспользоваться. Словом, мы стали богатыми. Все вещи нужно было, правда, немного почистить, исправить. Вследствие этого двенадцать недель, проведенные нами в пещере, потребовали столько хлопот, что я успел выполнить лишь малую долю предположенных работ.
      В конце августа наступили ужасные ураганы. Море билось о берега со страшным ревом; гром и молнии, казалось, грозили земле конечным разрушением. Как искренно благодарили мы Проведение, позволившее нам найти нашу вместительную пещеру, - настоящее создание Тысячи и Одной Ночи, - в которой мы были укрыты от ярости стихий.
      Наконец погода переменилась, небо очистилось, и мы могли отважиться выходить из нашего убежища. Фриц, одаренный прекрасным зрением, заметил в небольшом заливе Краснокрылов, подле островка, предмет, который показался ему выкинутой на берег лодкой; я вооружился подзорной трубой, но не мог ничего разглядеть отчетливо.
      И потому мы решились посетить залив, чтобы рассмотреть предмет вблизи. Притом же, после трех месяцев заключения, мы нуждались в свежем воздухе и движении.
      Вылив, наполнившую челнок дождевую воду и оснастив его, Фриц, Эрнест, Жак и я отправились. По мере приближения к месту, наши первые догадки оказывались ложными, и скоро мы уверились, что виденный нами предмет был не что иное, как огромный кит, выброшенный морем на один из выступов островка. Яростно бившиеся о берег волны заставили нас сделать значительный обход, чтобы причалить. Окружность островка не превышала полумили; на нем не было деревьев, но почва была покрыта чрезвычайно разнообразными травянистыми растениями. Дети и я пошли к киту двумя различными дорогами; я взбирался на вздымавшиеся местами скалы.
      С них я мог обозреть Соколиное Гнездо, палатку, и взор мой терялся в беспредельном море. Моему уму рисовалось, с одной стороны, наша настоящая жизнь и наше будущее, с другой - прошедшее и навсегда утраченная родина. Мной овладели мысли одновременно печальные и сладостные, и я предался бы им надолго с горьким счастьем, если б вид кита не напомнил мне цели поездки. Я пошел быстрее и присоединился к сыновьям, которые достигли места, идя берегом. Они подошли ко мне и стали показывать набранные в шапки раковины и кораллы и расспрашивать меня о них. Я старался удовлетворить их любопытству, и рассказанное мною об этих странных существах, частью животных, частью растениях и минералах, до такой степени заняло внимание детей, что о ките не было уже и речи. И так как становилось уже поздно и с нами не было орудий, необходимых для того, чтобы извлечь пользу из морского чудовища, то я отложил эту работу, и мы возвратились на берег.
      Младшие мальчики, которых гребля очень утомляла, спросили меня, не придумаю ли я какого-нибудь более легкого способа заставить наш челнок скользить по воде.
      Я улыбнулся этому безграничному доверию к моему умению.
      - Я не чародей, - сказал я, - и не знаюсь с волшебниками, но если вы добудите мне большое железное колесо, то я попытаюсь исполнить вашу просьбу.
      - Железное колесо! - воскликнул Фриц, - да такое колесо есть в одном из наших вертелов.
      Я не хотел связывать себя обещанием, и потому, переменив разговор, стал ободрять их на борьбу с волнами.
      Наконец мы добрались до нашего прибрежья, где нас ожидала жена. Она восхитилась красотой привезенных детьми кораллов, и когда я объявил ей наше намерение вторично посетить островок на другой день, вызвалась нам сопутствовать. Я с удовольствием согласился. На другой день я перенес на пинку орудия и продовольственные припасы; кроме того я привязал к ней несколько чанов, оставшихся от плота, и мы снялись с якоря. Море было спокойно и мы без всяких приключений достигли морского чудовища, отвратительный вид которого испугал маленького Франсуа и его мать. Действительно, эта огромная масса - вероятно, не менее семидесяти футов в длину и полуторы тысячи пудов весом, производила очень неприятное впечатление. Дети приходили в ужас от одной мысли, что во время наших поездок по морю мы могли встретить такое страшное животное.
      Между тем нужно было приступить к сниманию усов и жира. Фриц и Жак, вооруженные топорами и пилами, стали снимать усы. Последние, которых было по нескольку сот с каждой стороны верхней челюсти, удлинялись к середине и достигали десяти футов, а затем укорачивались к углам пасти. Усы кита изогнуты в виде косы и заменяют животному зубы, которые киту бесполезны, так как он питается самыми маленькими животными и глотает их множество зараз. Дети были поражены величиной китовой головы, которая одна составляет треть тела, и малостью глаз, очень похожих на бычьи.
      Не мы одни трудились над китом; целые стаи хищных птиц ежеминутно спускались на труп, и дерзость птиц доходила иногда до того, что они хватали куски мяса из-под топоров. Дети убили несколько птиц, и так как пух мог пригодиться матери, то и положили добычу в лодку.
      Мы наполнили чаны кусками жира, снятыми с боков кита, и с этим ценным грузом, запах которого был, однако, далеко неприятен, возвратились к Соколиному Гнезду. Я объявил на завтра другую поездку, но уже без участия жены и Франсуа, так как предстоявший нам остальной труд был слишком отвратителен - мы намеривались проникнуть в самый труп животного.
      И потому я отправился лишь с тремя сыновьями. Приплыв к острову, мы нашли на трупе такое множество морских птиц, что для удаления их должны были прибегнуть к нескольким выстрелам.
      Не приступая к работе, все мы переоделись в платья, наскоро приготовленные нам женой. Фриц и я топорами вскрыли живот кита, чтобы добыть печень, кишки, из которых я намеривался устроить меха для ворвани, полученной из жира. После этого труда мы поспешно удалились. Дети повеселели не раньше, как выйдя на ветер, когда чистый морской воздух заменил в их легких испорченный, которым мы дышали на острове. Во время переезда я должен был рассказать детям все, что знал о ремесле китолова. Этот предмет разговора навел нас на более важные и, подъезжая к берегу, мы заняты были беседой о явлениях сравнительной анатомии.
      Мать приняла нашу вонючую добычу без особого удовольствия. Я успокоил ее, наобещав много пользы от непривлекательной ворвани.
      На другой день, с восходом солнца, мы принялись за добывание этого вещества.
      Выжав, сильным давлением, первое количество нежной и чистой ворвани, которую мы влили в два бочонка, мы несколько раз наполняли кусками жира поставленный над огнем котел и добыли с дюжину мехов обыкновенной ворвани.
      Хотя мы занимались этим делом вдали от нашего жилища, но распространявшаяся от котла вонь доходила до Соколиного Гнезда.
      - Зачем, - сказала мне жена, когда мы возвратились к обеду, - зачем не покончили вы дела на самом острове? Вы могли найти там достаточно леса, чтобы растопить во сто раз большее количество жира, не заставляя нас дышать вонючим воздухом. Сообщу тебе еще, - добавила она, - мысль, пришедшую мне при виде плодородия этого островка: нельзя ли было поселить на нем часть нашей живности? Там, по крайней мере, она будет безопасна от шакалов и обезьян.
      - Мысль прекрасна! - воскликнул я, - и я думаю, что мы должны выполнить ее.
      Молодые люди уже стали говорить об осуществлении плана их матери в тот же день после обеда. Я умерил их рвение словами, что предварительно хочу попытаться облегчить ход нашего челнока и труд гребцов.
      Я тотчас же принялся за дело. Единственным материалом моим было колесо вертела и двигавшая им зубчатая ось. Сначала я положил поперек челнока железный шест, выдававшийся за края челнока на один фут и представлявший посередине зубья. Этот шест лежал в вырезках, сделанных в бортах и обитых листовой медью, чтобы трение не портило бортов. К концам шеста я прикрепил, вне челнока, по четыре китовые уса, подобные крыльям ветряной мельницы. Затем, на двух сближенных подставках, помещенных в середине челнока, я положил колесо, которое своими шипами захватило зубцы шеста и к которому я приделал ручку.