Жители города потеряли покой — волна убийств сделала свое дело. Теперь на улицах появлялось мало прохожих, большинство предпочитали сидеть за надежными дверьми, молясь, чтобы монстры не заглянули к ним на огонек.
Сегодня это обстоятельство сыграло на руку Сахаалу и его отряду — им было легче просочиться через потайные проходы и забытые шахты, проскочить незамеченными по пустующим трамвайным путям.
На средних ярусах, там, где указали разведчики, они сломали ржавую решетку и выбрались на промышленную галерею, которая и была их целью. Но внезапно обнаружили не меньше шести виндикторов, охранявших тяжелые ворота.
Сахаал, которого расслабили предыдущие успехи, проклял себя за неспособность предвидеть, что стража будет усилена. Семья Теней растаяла в ближайших переулках, ожидая его команды. Повелитель Ночи опытным глазом внимательно оценивал противников.
Два дервиша в тяжелой броне, маркированной красными полосами, стояли за рукоятками приводов лазерных пушек — по одному с каждого края. Пятеро виндикторов, вооруженных дробовиками, бродили между ними — они были особенно опасны для его плохо защищенных воинов. После нападения на космопорт виндикторы решили больше не рисковать.
Сахаал усмехнулся про себя. Он слишком много Дней просидел на троне в темноте, ничего не делая и Думая о разных возможностях. Как хорошо было вновь ощутить себя активным и готовым к бою.
Повелитель ночи, жутко завывая, спрыгнул на виндикторов сверху, прямо в центр их расположения. Первый дервиш, которого он убил, даже не понял, кто к нему приближается, и попытался выстрелить. Сахаал прошел через кровавые брызги, уже найдя себе вторую жертву. Ударом когтей он рассек шлем и череп, превращая голову префекта в кашу из мозга и костей.
Сбоку от него запульсировал дробовик — панический выстрел лишь оцарапал Сахаала, когда он вырывал когтями еще одно искаженное лицо из шлема. Свободной рукой Повелитель Ночи выдернул болтер из рук противника и выпустил очередь точно тому в грудь, действуя быстро, как призрак, проносясь перед глазами сине-бронзовой смазанной полосой.
Когда заряды болтера сдетонировали внутри доспехов, Сахаал был уже далеко, расправляясь с оставшимися людьми.
Шипящий звук разряда лазерной пушки заставил его среагировать мгновенно — не дойдя до стрелков, он врубил прыжковые ранцы и, уже взлетая, напоследок свернул головы виндикторам, которые с предсмертным воплем рухнули на землю. Теперь Повелитель Ночи мог прицелиться и точно выстрелить в сторону последнего дервиша. Заряды накрыли лазерную пушку, немедленно изорвавшуюся огненным шаром, испепеляя и превращая в пар все живое рядом с ней.
Сахаал опустился рядом с пылающими развалинами и счистил с доспехов несколько кусков прилипшей плоти, разочарованный, что все так быстро закончилось и больше некого убивать.
Вся атака заняла не более пяти секунд.
— Двигаемся дальше, — сказал Зо благоговейно наблюдающим за ним из укрытий людям Семьи Теней,
Тлеющая вывеска над дверью, покореженная взрывом лазерной пушки, гласила: «СТАНЦИЯ ВЕЩАНИЯ ГРАЖДАНСКОГО КАНАЛА ВЕРЫ».
Сахаал улыбался, глядя, как цепочка закутанных воинов быстро скользит к нему из тьмы.
Ударьте в разум — храбрость и вера врага исчезнут, вот тогда поражение неминуемо.
Поначалу Сахаал спрашивал себя, хватит ли у них времени на выполнение этой задачи.
Они ворвались внутрь без лишних слов, не обращая внимания на мечущихся техножрецов.
Временно.
Жрецы могли хорошо послужить нуждам Сахаала, но, наученный горьким опытом, Повелитель Ночи уже знал, что преданных и жестоких приверженцев будет сложно убедить.
Будь у него достаточно времени, Сахаал смог бы подчинить их разумы, заставив принять предложенную цену, но вот именно времени в его распоряжении сегодня не было.
Вместо этого он жестоко убил их всех, усыпав телами помещения, откуда жрецы каждый день вели свои передачи. А мелкие сошки вроде аколитов, новообращенных и слуг, подталкиваемые залитыми чужой кровью воинами Семьи Теней, были вынуждены наблюдать за резней. Лишенные хозяев, которые с помощью хирургическим путем встроенной техники держали братство Омниссии под полным контролем, молодые люди быстро согласились со всеми требованиями. И после десятилетий действий под командованием техножрецов, навязчивой проверки каждого движения, аколитам, возможно, даже понравились их новые приказания.
От начала до конца все заняло не более двадцати минут. Пульты благословили пленные — пусть неуклюже и с замешательством, обслуживающие серви-торы понеслись со щебетанием и пакетами данных, протягивая новенькие кабели взамен поврежденных от студии до часовни, достигая точек освящения, откуда сигналы уходили во все уголки улья.
Потом Сахаал без всяких эмоций убил всех, кто помог ему, казнил быстро и без фантазии, — и немедленно помчался заниматься безопасностью. Двадцать минут — весьма значительный срок, чтобы виндикторы успели среагировать.
Возможно, охранники у ворот не подали нужного регулярного сигнала. Возможно, проходящий патруль наткнулся на мертвые тела у станции вещания. Истина сейчас никого не интересовала — только сложившаяся ситуация. Из узких окон студии Сахаал увидел множество бронированных фигур, бегущих к зданию. Чтобы замаскировать их продвижение, были применены дымовые шашки, извергавшие густую красную завесу.
С другой стороны затрещали выстрелы. Вспышки ярких лучей лазеров, выжигающих шрамы на стенах и окнах, от которых поднимался слабый дымок, и хеллганы, пугающие без всяких дополнительных эффектов, усмиряли желающих оказать сопротивление,
— Режим охоты! — отдал команду Сахаал, более заинтересованный, чем увлеченный.
Его улучшенный взгляд немедленно очистился от клубов рубинового дыма, и теперь Повелитель Ночи четко видел все происходящее вокруг.
Как он и подозревал, залпы дробовиков и хеллганов были отвлекающими. С флангов показались новые дервиши в тяжелой броне, прячущиеся за развалинами ворот, — прибыла штурмовая команда, подготавливающая атаку. Стало ясно, что министорум потерял терпение и требовал пресечь любое сопротивление в зародыше. Они хотели вернуть станцию вещания под свой контроль.
И вернуть быстро.
Сахаал пожал плечами, возвращаясь к нормальному видению мира. Когда он выбрался на узкий карниз, идущий по внешней стене здания, его посетила мысль: интересно, подозревали ли воины Семьи Теней, которые сейчас отчаянно сопротивляются по всей станции, не жалея магазинов и гранат, что никто их не планировал вывести отсюда живыми? Неужели они все глупцы, не понимающие, что сбежать из бутылочного горлышка ворот, занятого противником, будет невозможно? Или знали? Понимали все и следовали за лидером — веря ему или боясь до смерти, но все равно шли? Сахаал пришел к выводу, что ему в любом случае ответ неинтересен. Такие черви самой судьбой предназначены для принесения в жертву. Он почти смог убедить себя, но где-то в глубине души Сахаала кололо чувство вины, с которым он ничего не мог поделать.
Из здания студии сбежать невозможно — он всегда это знал.
Если только ты не умеешь летать.
Повелитель Ночи включил прыжковые ранцы и скрылся в клубах дыма от взглядов и друзей и врагов. Он мог лишь надеяться, что его воины продадут свои жизни подороже и смерть их будет быстрой и легкой.
Грохот перестрелки еще долго отдавался эхом за спиной Сахаала.
Все произошло, когда Повелитель Ночи возвращался в безопасную тьму подулья, продираясь через километры паутины и прыгая по толстым трубам хладагента, покрытым ржавчиной и текущим во многих местах.
Он двигался как призрак между переборками, стараясь не ступать в пепел давно заброшенных дымовых труб, когда знакомый скрежещущий звук, донесшийся из мрака, заставил Сахаала дернуться и задрожать от ярости.
— Хет-хет-хет… — раздалось в сухом воздухе, напугав стаю белых летучих мышей, которые немедленно сорвались в воздух. — Хет-хет-хет…
Это был Пахвулти, когнис меркатор — торговец информацией. Он сидел, прислонившись к текущему клапану вентиляции, всем своим видом говоря о полном расслаблении, и радостно махал Сахаалу, показавшемуся из мрака туннеля. Та плоть, что повредил Повелитель Ночи, теперь была заменена грубыми механизмами, причем теперь уже было сложно понять, есть ли у Пахвулти человеческие признаки.
— А вот и вы… хет-хет-хет… Давно вас жду. Прослышал о нападении на станцию вещания… И у стен есть уши, да… Поэтому я подумал, что вы, вероятно, будете возвращаться этим путем… Что-то вы задержались!
Сахаал отступил в тень, скрежеща зубами.
Что сейчас делать? Что делать?
Ведь он в конечном счете просто воин. Он умел сражаться. Наслаждаться партизанской войной и террором. В таких вещах надо проявлять решительность — это ключ к успеху. Все просто: он должен быть самым сильным — и победить, должен превзойти всех в хитрости — и победить, должен стать самым ужасным — и победить.
Еще Сахаал был лордом. Заставлял подчиняться себе. Он плыл по океану ужаса, принимая почести от всех боящихся и благоговеющих. Все происходило так, как было заведено.
Но это дружеское отношение Пахвулти и его смех приводили Сахаала в бешенство, эта неспособность торговца ощущать боль и страх ставила Повелителя Ночи в тупик, он не мог ее понять и не мог придумать ей противодействие.
Как и всегда в такие моменты, он отдался во власть инстинктов.
— Ублюдок! — заревел Сахаал, рванувшись вперед, как черная стрела, заставляя когти наполовину выскочить из ножен.
Он налетел на торговца как метеор, разрезая кабели и сухожилия, кромсая механические приводы.
Пахвулти встал и, иронично наклонив голову, уставился на Сахаала, вокруг которого поднялись смерчи пыльного воздуха, — обе руки торговца были отрезаны и заброшены подальше.
— Дорогой мой… — усмехнулся Пахвулти, — это же просто дежа-вю. Хет-хет-хет…
Сахаал на миг ощутил желание продолжить нападение. Он чувствовал себя опустошенным: как можно пугать глупца, отвечавшего одними насмешками? Он присел в темноте рядом с улыбающимся существом, сдерживая себя из последних сил, и скрестил руки.
Получалось плохо. Терпение не относилось к достоинствам Сахаала, оно плохо сочеталось с гневом. Повелитель Ночи вновь вскочил на ноги и, схватив Пахвулти за голову, бросил на пол. Потом наступил бронированным коленом на грудь торговца и вонзил когти в то место шеи, где еще были остатки плоти.
— Смотри на меня, червь, — прошипел Сахаал. — Смотри на меня, пока я убиваю тебя.
— Хет-хет-хет!.. И почему, во имя сосков Терры, вы решили это сделать?
— Ты оскорбил мою честь. Ты решил сыграть в игру за гранью твоего понимания! — Сахаал склонился так низко, что пар из его дыхательного аппарата закружился вокруг механического лица торговца. Он больше не мог выносить подобной непочтительности. У глупца больше нет ничего стоящего, чтобы ему предложить. — Я сожру твое сердце, Пахвулти, если оно у тебя все еще есть. А твой череп украсит мой трон…
— Нет, нет… не Пахвулти. Только не тогда, когда его послали с заданием…
Сахаал остановился:
— Какое задание?
В первый раз он увидел, что торговец перестал усмехаться и принял озабоченный вид. Пахвулти был предельно серьезен.
— Меня послали как шпиона, — сказал он, вздрагивая оптическими сенсорами. — Послала ведьма Инквизиции.
Тревожный звонок загремел в разуме Сахаала.
Убей его! Убей его!
— Инквизиция? И ты так легко в этом признаешься? Ты точно безумен!
— Хет-хет-хет… Она думает, что смогла обмануть меня, друг. Она угрожала и льстила мне, чтобы я поверил. Но я решил ее перехитрить.
— Ого!
— Я уже решил помогать вам.
— Помогать? — горько рассмеялся Сахаал. — Как ты можешь мне помочь?
Торговец не выглядел обескураженным.
— Знания, — просто сказал он. — Пахвулти знает все. Ничто не проходит мимо Пахвулти. Он видит весь…
Загадки и отговорки. Убей червя. Следуй своему плану.
Но…
Но если он видит все…
Сахаал облизнул губы, отгоняя неприятные мысли:
— Что конкретно?
— Места, люди… Имена. Я понимаю вас, космодесантник. Я знаю имя, которое вы жаждете услышать.
Он лжет. Он скажет все, что угодно, для спасения жизни. Убей его!
Но…
Но что, если…
— Какое имя?
— Гашеный. Маленький коллектив Гашеных. Спрятавшихся от тебя. Затаившихся в темноте. Хет-хет-хет!..
Кровь Сахаала быстрее побежала в жилах.
— Ты… знаешь, где он? Говори! — Он рубанул когтем по груди торговца, пронзая слои резины и стали, выражая этим жестом свое раздражение. Но эффект был нулевым.
— Не он.
Они.Конечно, я знаю. Ведь я и создал их. Хет-хет-хет…
— Говори! Где они прячутся? Говори, или я разорву тебя на клочки!
— Нет, нет… только не Пахвулти. Не тогда, когда
он знает… — Что ты знаешь, жалкий глупец?
— Я знаю, что вы тут делаете, да. Я знаю, с кем вы ведете дела. Знаю, где скрывается ваша жалкая империя. Я все видел. Мои глаза везде. Хет-хет-хет! — Пахвулти медленно мигнул, словно крокодил. — Я даже знаю, кто вы такой!
Сахаал медленно поднялся:
— И кто я такой, маленький червь?
— Хет-хет-хет… Космодесантник-предатель. Дитя восстания. Союзник Великого Предателя.
Повелитель Ночи!— усмехнулся Пахвулти. — Я опознал ваши знаки, еще когда в первый раз видел.
Сахаал боролся с удивлением. Такого он не ожидал.
— И что?
— Я слышал сплетни. Слухи в темноте…
— Какие еще сплетни? Выражайся понятным языком!
— Святой воин, так вы себя сами называете, да? Своему маленькому племени вы сказали… хет-хет-хет… что имеете особое послание. Сказали, что вы — прекрасная свеча непорочности во тьме разврата. Скоро ваши братья придут вам помочь, да? Я слышал об этом, слышал ложь… Но ведь вы действительно так говорили. Да? Племенам следует подготовиться к приходу братьев? Не так ли?
— И что из того?
Он знает слишком много!
— Мы знаем, что вы солгали, Повелитель Ночи. Мы знаем, что они не придут спасти улей. Хет-хет-хет… Скорее наоборот…
— Ты угрожаешь мне разоблачением? И все? Это твоя самая страшная угроза?
— Я не угрожаю, Повелитель Ночи. Лишь подтверждаю собственные подозрения.
— Тогда чего ты хочешь? Почему мне стоит сохранить тебе жизнь? Говори!
— Гашеный. Вы не убьете меня из-за него.
— Скажи мне, где он. — Сахаал с трудом подбирал слова. — И я отпущу тебя. Клянусь!
Я убью его! Срежу проклятое лицо с черепа!
— Хет-хет-хет… Нет, нет… В последний раз… Когда я помог вам в последний раз, что стало ценой за мои усилия?
— Не было никакой цены! Я спас тебе жизнь — и все!
— Да. О цене не было разговора. И сначала каждый свободен, как я уже говорил. Но на этот раз… расходы Пахвулти сильно увеличились.
В первый раз за свою жизнь Сахаал не нашелся с ответом.
— Ты… Ты… — Он запнулся, поглощенный океанами гнева, бушующими внутри. — Ты что, собираешься потребовать нечто… потребовать от меня, червь?! Ты ничтожество, а я Мастер Когтя! Я был избран Охотником! Да я нарежу из тебя тысячу рем…
— Вы ничего не сделаете. Если хотите заполучить Гашеного.
И это было проблемой.
Корона была для Сахаала всем.
Более могущественная, чем его уважение, более могущественная, чем его гнев, более могущественная, чем его гордость.
Найдя Гашеного, он мог ее обрести вновь.
Убей его! Разорви на куски! Вырежи каждый орган!
Сахаал был все еще сердит, но внутренние голоса начали терять силу, поглощенные холодным пламенем его прагматизма. Часть души Повелителя Ночи, зараженная Темными Богами Хаоса, бушевала и ярилась напрасно, он медленно поборол ее кровавые желания и взял себя под полный контроль.
— Какова… какова будет твоя цена, торговец?
— Власть, Повелитель Ночи. Ведьма Инквизиции не получит от меня сообщений, которых так ожидает. Я отдам вам Гашеного. А когда придут ваши братья, город падет. И кто затем будет править?
Торговец широко улыбнулся стальными зубами:
— Я, Пахвулти, и буду править всеми.
Мита Эшин
Мита проснулась от громкого крика. Она вскочила на ноги и приготовилась к бою раньше, чем остатки сновидений улетучились из головы. Несколько мгновений девушка недоуменно мигала от света, прежде чем смогла четко различить явь и фантазии.
О Бог-Император, как морозно…
Враждебный холод Эквиксуса вторгался в улей уже несколько дней и на все ярусы. Тепловые кондиционеры внезапно затарахтели и остановились, во многих районах и секторах замерцаю и выключилось освещение. Аварии были временными, но отряды техножре-цов и армии их аколитов бродили от одного распределительного щита к другому, а от них — к главным генераторам, вознося молитвы и благословения, но замершие вентиляторы и остывшие трубы больше не могли сопротивляться наступлению мороза.
Мита спросила себя, что это могло означать и кто стоит за происходящим. Она ощущала, что у нее есть довольно хорошее предположение в отношении виновника.
Девушка вздрогнула, и холод был в этом виновен не полностью.
Переулок, в котором она спала, не изменился за ночь: грязные стены, заляпанные машинным маслом и ржавчиной. Вокруг не было видно рычащих виндикторов с грозно поднятыми энергетическими булавами, из тьмы не вылетали бутылки, пушенные рукой одного из местных хулиганов, рядом не вихлялись проповедники, предрекая конец света и осыпая всех проклятиями.
Мита обитала здесь уже два дня, ведя жизнь бродяги,— спала на улице, дрожа от холода, а утром старалась раздобыть немного еды. Она обменяла свое безвкусное платье с эмблемой Инквизиции на толстое тряпье, в которое и куталась. Причесывалась, видя собственное отражение в сточных канавах с нечистотами. Пока ей удавалось успешно скрываться и не попадаться в руки агентов Каустуса. Учитывая свирепость уличных банд и полную апатию местного населения, Миту не удивляло, что ей больше не встречались люди с таким же статусом. Им всем была одна дорога — вниз, в подулье.
Правда, был еще выбор — умереть.
Но Мита считала такой вариант явным перебором.
Наоборот, она будет сопротивляться до последнего. Может, у нее и нет дома, может, за ней и охотится Императорская Инквизиция, но у нее есть четкая
цель.Есть последняя соломинка, за которую можно ухватиться. У нее есть торговец информацией…
Никого в окрестностях не потревожил раздавшийся дикий крик. В этом не было ничего удивительного: хоть Каспсил и не жил по законам подулья, но его нельзя было назвать и сладкой утопией. Грабежи, насилие, убийства — этим мрачным туманом всегда была окутана жизнь множества секторов улья. А если вспомнить события последних дней, череду загадочных казней, заставивших улицы вздрогнуть от ужаса, ночной крик покажется незначимым и второстепенным.
Но вопль, разбудивший Миту, был не один. Теперь к нему присоединился целый хор отчаянных голосов, от которых по спине бежали мурашки. Дознаватель выбралась из своего укрытия, потуже запахивая импровизированный плащ — холод давал о себе знать все сильнее, — и прислушалась, стараясь определить точное расположение источника звука, а потом зашагала прямо к нему.
В этом, возможно, и было главное различие между Митой Эшин и любым другим жителем улья — когда все бежали от ужасных звуков, она упрямо шла к их источнику.
Это был зал собраний. Такие обшарпанные здания часто имели даже купола или украшения в виде священных таблиц на фасаде (ужасного качества, где святой «икс» был неотличим от «игрек» экклезиарха). Иногда стены покрывали и религиозные надписи, но их можно было и так встретить на каждом углу улья. Эти залы вечно зажимали стенами близлежащие здания, делая их похожими на раздувшиеся вигвамы. Внутри стояли бесконечные ряды неудобных пластиковых сидений, также в комплект, как и в большинстве жилых кварталов города, входил дрожащий сервитор, наблюдающий за порядком.
Сюда стекались со всей округи граждане, выполняя ежедневную повинность просмотра Гражданского Канала Веры. Поэтому залы редко пустовали и всегда были шумными, подчиняясь ритму заводских смен, по очереди заполняющих внутреннее пространство. От этих коммунальных индостриа доносились звуки гимнов, пламенные речи и приветствия, исходящие из потрескавшихся динамиков вьюспексов.
А вот теперь неслись сплошные крики.
Мита поспешила внутрь, изготовившись сражаться, и остановилась на пороге как вкопанная. Вопли издавала вовсе не публика, как она первоначально подумала, наоборот, зрители сидели, прижавшись к спинкам сидений, — многие с закрытыми глазами, другие — взявшись за руки, как испуганные дети.
Над людьми нависал огромный экран вьюспекса, к которому тянулись грозди оптических кабелей и информационных шлейфов, придавая сооружению вид светящегося паука, свившего гигантскую паутину среди Портретов святых.
На экране был кардинал — как предположила Мита, именно он должен был вести передачи в этот ранний час, — и кардинал был распят. На темном фоне студии камеры брали крупным планом обнаженное тело жертвы, во всех деталях передавая исхлестанное лицо и грудь, покрытую множеством тонких и длинных разрезов.
Кардинал был вздернут на сложное высокое устройство, усеянное множеством линз и странных разъемов, многогранные кристаллы у основания которого ярко светились, придавая механизму вид пластикового дерева, покрытого наростами. Мита без труда распознала в нем фотопровидца — сервитора, вмещающего в себя всю сложную снимающую аппаратуру. Более того, можно было не сомневаться, что нынешнюю ужасную картинку передает точно такой же фотопровидец.
Руки кардинала были вывернуты из плеч, нога крепко связаны. Через каждую руку, через берцовые кости, через плечи и шею, через жир на бедрах проходили, пронзая их насквозь, ржавые болты, не меньше дюжины.
У подножия фотопровидца, теперь залитого кровью, лежали кучи других тел. закутанных в мантии и сверкающих аугметикой. Их руки с длинными ногтями продолжали сжимать сервоманинуляторы и были вывернуты под неестественными углами. Техножрецы, преданные Императору, решила Мита, служащие его ипостаси, Богу-Машине. Каждый из них был обезглавлен.
Кардинал, однако, все еще был жив. Он медленно умирал, из груди доносились резкие хрипы, распростерший крылья орел стал матово-бледным. Даже если бы во рту у человека не было жесткого кляпа, Мита сомневалась, что кардинал нашел бы в себе силы для крика. Но его глаза следили за линзами фотопровидца, кадык судорожно дергатся — он старался выговорить какие-то слова.
Самым страшным, что сразу бросаюсь в глаза, было вырезанное на груди кардинала единственное слово, змеившееся кровавыми буквами, подчиняясь некой адской каллиграфии. Его писали наспех, неаккуратными и грубыми линиями.
Отлучен.
Мита ощутила, как ее колени стали ватными, — нет ничего удивительного в такой реакции толпы.
Изображение дрогнуло, кровавое слово начало приближаться, заполняя весь экран, теперь можно было разглядеть каждый волосок и каждую пору на теле кардинала. Едва аудитория немного привыкла и начала надеяться, что ужасы закончились, из динамиков раздался шипящий голос.
Слова ворвались в душу Миты голодными духами. Она узнала его. Она поняла, кто говорит.
Повелитель Ночи.
— Наслаждайтесь, — шептал голос, распространяясь по воздуху как дыхание пронизывающего ледяного ветра, — вот цена ложного рвения…
Зрители в зале разом заговорили, кто-то начал громко читать молитвы.
— Охваченный скверной маленький кардинал, именно таким я его нахожу… жир тела и богатство одеяния, неуемное обжорство и декаданс… Пролить его кровь есть проявление истинного милосердия.
Кого-то из людей в зале начало рвать. Обращенные к вьюспексу глаза были наполнены слезами ужаса. Волна паники и страха наполняла умы, начиная со всех сторон теснить Миту.
— Проявление милосердия — услышать его крики…
Картинка вьюспекса резко дернулась. Все еще поставленный на максимально крупный план, фотопровидец дернулся в сторону, промелькнули мутные расплывчатые пятна, которые невозможно было разглядеть. Затем темнота и неясный свет рассеялись, сменившись фоном синего и бронзового цветов, разделенного на части резкими тенями.
Последовала секундная вспышка, и в центре экрана —
крупно— именно на такое время, чтобы умы зрителей могли осознать увиденное и зайтись в спазмах кошмара, появились… дьявольски красные щели, горящие во тьме, окруженные паром дыхания.
Глаза.
— Так же погибнут все, кто ушел от света, — прошипел обладатель ужасных глаз — Пристальный взгляд Императора упал на этот мир (в зале вновь раздались истошные вопли, и многие упали в обморок). — И что же он увидел? Скверна — вот все, что он видит. Город беззакония и несправедливости, которым управляют бессильные эгоисты.
Картинка начала удаляться от жутких глаз, полыхающих злобой. Все остальное оставалось неясным, теряясь в тенях, заставляя стоить догадки по намекам синего и бронзового цветов. Они мелькали, обманывая глаза и путая чувства
— Вы видели смерти, которые недавно пришли к вам. Грешники были обезглавлены. Я забрал их головы, чтобы очистить от скверны. Они будут первыми из многих. Они не будут последними. Кайтесь, грешники. Бойтесь гнева своего Императора. Бойтесь его ангела мести.
Максимально возможно расширив угол изображения, вьюспекс уже не справлялся с задачей и не мог передать истинный поток ужаса. Это невидимое существо, загадочный посланец, продолжало смотреть из тьмы огненными щелями, изредка из мрака поднимался туман дыхания. В мерцающем свете проявлялись только контуры шипов и цепей, давая намек на размеры и форму фигуры.
Но точно ничего нельзя было понять, глаз различал лишь присутствие тела, словно фотопровидец снимал не чье-то материальное присутствие, а изящный силуэт эфирного демона.
Зрители могли сами выдумать любую кошмарную плоть, их перепуганные умы прекрасно справлялись с этим заданием. А раз придумав,
могли начинатьпостоянно его бояться, все дальше уходя от действительности, что было намного хуже.
С экрана зашипело, и во тьме, как вспышки молний, мелькнули ужасные когти, явившись и исчезнув из ниоткуда.
В тесном зале раздался дружный вопль.
— Судный день близок, — произнесла тварь. — Даже не пытайтесь сопротивляться.
В этот момент трансляция прервалась, экран вью-спекса заволокла белая метель помех, слегка осветившая зал собрания.
Настал миг тишины.
— Он лжет! — выкрикнула Мита, ее сердце бешено колотилось. — Он лжет! Он желает, чтобы мы начали его бояться! Он не дитя Императора!
С тем же успехом можно было кричать в лицо подступавшему урагану. Никто не слушал ее.
Люди были очень заняты — они вопили.
То же самое творилось во всем городе. Куда бы ни направилась Мита, никем не замечаемая, как и положено настоящей бродяге, отовсюду доносились рыдания и панические крики. Среди ужасных цветов клубного района или на дымных пустошах, куда фабрики сливали ядовитые отходы, на каждой лестнице и каждом перекрестке царил необузданный ужас.
Шепот. Слухи.
Вещание Гражданского Канала Веры быстро возобновилось, контроль над мятежной станцией был восстановлен. Оттуда лились запинающиеся голоса, обещавшие гарантии, опровергавшие. Это бесконечное «все хорошо, все хорошо» не могло остановить приближающуюся бурю.
И действительно, любой авторитет, делавший попытку выступить с опровержением скверны в улье, просто раздувал инакомыслие, клеймя самого себя как приверженца несправедливости, напрасно стараясь сделать безмятежный вид. Сейчас такие выступления смотрели лишь ничтожное количество людей, хотя это и не имело значения.
Машина слухов работала на полную катушку, ее шестерни крутились с максимальной скоростью, история приобретала все более чудовищные формы, видоизменяясь и разрастаясь с каждым часом.
Часовни не вмещали людей, требующих отпущения грехов и милосердия от ничего не понимающих, потрясенных священников. На улицах пургатисты оказались в центре всеобщего внимания, вопли и свист шипастых палок доносились теперь с каждого угла, рельсы и проезжая часть были в брызгах крови рьяных флагеллантов.
Но большинство… большинство жителей улья не были столь радикальными. Огромное количество людей дрожали по домам с бледными лицами, перемещаясь между домом и фабрикой лишь большими группами, запирая покрепче двери и ставни. Они успокаивающе баюкали плачущих младенцев, а супруги по тысяче раз в день говорили друг другу: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…»
Или просто вожделели друг друга.
Ангел Императора был уже рядом, на его пути сгорит весь грех, нечестивость будет выкорчевана с лица планеты, а в милосердии будет отказано.
Что бы ни говорила Мита, никто не верил ей. Город единым существом думал по-другому. Повелитель Ночи смог переиграть ее.
Ну и где теперь ваше «этим делом займутся», Каустус?
Скользя во мраке по охваченному ужасом городу, девушка поняла: пришло время разыграть туза, которого она придерживала в рукаве до последнего. Мита нашла уединенное место в темном углу под лестницей, ведущей на средние уровни, и уселась скрестив ноги, концентрируя сознание.
Процедура могла быть болезненной.
Когда она несколько дней назад посетила торговца информацией, а его слуги едва не отправили на тот свет Винта, дознаватель, наблюдая за его забавной медлительностью, поняла, что даже объединенный гнев всего мира не смог бы повредить ему. Но Мита сумела прочесть тайны в глубинах разума Пахвулти.
Девушка нашла его опутанного проводами в большой комнате-машине, продолжая проклинать кибернетических воинов торговца.
Он расположился жирным пауком в центре паутины, к торговцу из каждого угла ползли кабели, по которым передавалась информация — основа его империи. Комната ломилась от множества пультов сенсорна, считывающих агнариа, клацающих вычислительных блоков, мониторов ауспексов, круглых циферблатов и громоздящихся один на другой экранов выоспексов. Везде змеились пучки проводов, экранированных резиной или металлом кабелей.