"Я буду ожидать ваш ответ в доме военного министра и прошу вас передать его по прямому проводу. Вместе с тем прошу доложить Его Императорскому Величеству, что, по моему убеждению, приезд Государя Императора в Царское Село, может быть, желательно отложить на несколько дней. Ген.-адъют. Михаил".
      Генерал Алексеев доложил Государю представленный на бланке разговор. Государь, подумав, продиктовал Алексееву ответ и вот, каково было продолжение разговора с Великим Князем:
      "У аппарата Его И. В. В. К. Михаил Александрович. Алексеев: "Государь Император повелел мне от его имени благодарить В. И. В. и доложить вам следующее: Первое. Ввиду чрезвычайных обстоятельств Государь Император не считает возможным отложить свой отъезд и выезжает завтра в два с половиной часа дня. Второе. Все мероприятия, касающиеся перемен в личном составе Его И. В., отлагает до времени своего приезда в Царское Село. Третье. Завтра отправляется в Петроград ген.-адъют. Иванов, в качестве главнокомандующего Петроградским округом, имея с собой надежный батальон. Четвертое. С завтрашнего числа, с Северного и Западного фронтов начнут отправляться в Петроград из наиболее надежных частей четыре пехотных и четыре кавалерийских полка. Позвольте закончить личною просьбою о том, чтобы высказанные В. И. В. мысли в предшествовавшем сообщении вы изволили настойчиво поддержать при личных докладах Е. И. В-ву, как относительно замены современных деятелей Совета министров, так и относительно способа выбора нового Совета и да поможет В. И. В. Господь Бог в этом важном деле. Генерал Алексеев".
      {181} В. Князь: "Со своей стороны сообщая лично вам, что я опасаюсь, как бы не было упущено время до возвращения Е. В., так как при настоящих условиях дорог буквально каждый час. Благодарю вас, Михаил Васильевич, за принятый на себя труд. Желаю вам полного успеха. Генерал-адъютант Михаил."
      Алексеев: "Завтра, при утреннем докладе, еще раз доложу Е. И. В-ву желательность теперь же принять некоторые меры, так как вполне сознаю, что в таких положениях упущенное время бывает невознаградимо. Желаю здоровья В. И. В-ву и успеха в той помощи, которую вы желаете оказать Государю Императору в переживаемые нами решительные минуты, от которых зависит судьба и дальнейший ход войны и жизни государства. Генерал Алексеев".
      Вскоре затем Алексееву принесли телеграмму для Государя от князя Голицына. Премьер доносил, что правительство не может справиться с происходящими волнениями, просил уволить и его, и всех министров, назначить премьером лицо пользующееся доверием общества, поручить ему составление министерства и назначить для командования войсками в Петроград популярного генерала.
      Алексеев хотел было отправить телеграмму Государю с дежурным офицером, но, по совету Лукомского, понес сам.
      Вернувшись, он сказал, что Государь остался недоволен телеграммой и хотел сам написать ответ. В 11 ч. 20 м. Государь пришел в штаб. Узнав от Лукомского, что Алексеев по нездоровью прилег отдохнуть, Государь передал телеграмму на имя Голицына и сказал: "Сейчас же передайте генералу Алексееву эту телеграмму и скажите, что я прошу немедленно передать ее по прямому проводу. При этом скажите, что это мое окончательное решение, которое я не изменю, а потому бесполезно мне докладывать еще что-либо по этому вопросу". Государь ушел.
      На синем телеграфном бланке было написано: "Председателю Совета министров. Петроград. О главном военном начальнике для Петрограда мною дано повеление {182} начальнику моего штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. Тоже и относительно войск. Лично вам предоставляю все необходимые права по гражданскому управлению. Относительно перемен в личном составе, при данных обстоятельствах, считаю их недопустимыми. НИКОЛАЙ".
      Лукомский передал телеграмму и повеление Алексееву и стал упрашивать пойти к Государю и умолять Его изменить решение и согласиться на просьбу премьера. Ведь просьба премьера одинакова с просьбой Вел. Кн. Михаила Александровича, Родзянко, Брусилова и Рузского. Алексеев колебался. Лукомский настаивал. Наконец, Алексеев, который сам был на стороне этой широкой "реформы", решился и пошел. Он вернулся убитым... - На коленях умолял Его Величество, - сказал он, грустно качая головой, - не согласен.
      Телеграмма эта была отправлена из Ставки в 23 ч. 25м. В Петрограде она уже не могла быть вручена премьеру. Правительства уже не существовало. Оно уже разошлось. Только некоторым прежним министрам ее содержание было передано по телефону.
      **
      *
      Во дворце шли последние приготовления к отъезду. С 12 часов свита готова, все одеты. В час ночи к Государю явился Алексеев. Его попросили в кабинет Его Величества. Алексеев представил Государю только что полученную телеграмму от генерала Хабалова. Телеграмма была подана в 8 ч. 10 м., но получена в 12 ч. 55 м. Она гласила:
      "Прошу доложить Его Императорскому Величеству, что исполнить повеление о восстановлении порядка в столице не мог. Большинство частей, одни за другими, изменили своему долгу, отказываясь сражаться против мятежников. Другие части побратались с мятежниками и обратили свое оружие против верных Его Величеству войск. Оставшиеся верными долгу весь день боролись против мятежников, понеся большие потери. К вечеру мятежники овладели большей частью столицы. Верными присяге остаются небольшие части разных полков, стянутые у Зимнего дворца под начальством {183} генерала Занкевича, с коими буду продолжать борьбу. Ген.-лейт. Хабалов".
      После довольно продолжительного времени Алексеев вышел из кабинета Государя. В полутемном, почему-то, зале стояли одетыми в дорогу Фредерикс, Воейков и дежурный Мордвинов.
      Алексеев стал прощаться. Желал счастливого пути. Став около Мордвинова, он сказал: "Напрасно все-таки Государь уезжает из Ставки. В такое время лучше оставаться здесь. Я пытался Его отговорить, но Его Величество очень беспокоится за Императрицу и за детей и я не решился очень уж настаивать".
      На тревожный вопрос Мордвинова: "Что же делать?, Алексеев апатично ответил: "Я только что говорил Государю, что теперь остается одно: собрать порядочный отряд где-нибудь, примерно, около Царского Села и наступать на бунтующий Петроград. Все распоряжения мною уже сделаны, но, конечно, нужно время... Пройдет не менее пяти, шести дней, пока части смогут собраться. До этого с малыми силами ничего не стоит и предпринимать".
      В 2 часа ночи вышел Государь. В походной солдатской шинели. В папахе. Направились к выходу. Пожав руку генералу Алексееву, Государь сел в автомобиль. С Государем сел Фредерикс. Автомобиль тронулся. За ним следовал автомобиль с Воейковым и дежурным Мордвиновым. Воейков ругал Родзянко, всех, кто делает революцию и верил в успех миссии генерала Иванова.
      Автомобили мчались по темным улицам, бросая вперед снопы света. На пути лишь чины полиции и охрана. Город спит. Третий час ночи.
      **
      *
      Приехав в поезд, Государь принял генерал-адъютанта Иванова. Иванов просил повеления, чтобы все министры исполняли его приказания. Государь согласился и просил передать о том Алексееву. Иванов доложил, что, во избежание кровопролития, он предполагает не вводить сразу отряд в {184} Петроград, а остановиться где-либо около. Что он постарается всё уладить миролюбиво. Государь сказал: "Да, конечно." Иванов даже решился просить Государя согласиться на "реформы" Государь ответил, что он уже переговорил об этом с Алексеевым. Прощаясь, Государь сказал Иванову:
      " До свиданья, вероятно, в Царском Селе завтра увидимся."
      Воейкову в поезд принесли телеграмму от генерала Беляева, который сообщал, что "мятежники заняли Мариинский дворец... там теперь члены революционного правительства. Министры, кроме Покровского и Кригер-Войновского, заблаговременно ушли из дворца".
      От Протопопова никаких известий не приходило. Граф Фредерикс острил, что Протопопов умер.
      В 4 ч. утра 28 февраля отбыл поезд Литера Б, а в 5 ч. утра отправился из Могилева и поезд Литера А, в котором ехал Государь.
      **
      *
      Императорские поезда ушли. На путях станции Могилев спокойно оставались вагоны с генерал-адъютантом Ивановым и с его отрядом Георгиевского батальона. Этот поезд двинулся по назначению лишь в час дня 28 февраля.
      Через семнадцать часов после того, как Государь отдал свое повеление. Ставка "не торопилась".
      {187}
      ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
      28 февраля в Петрограде. - Отряд "верных" вновь в Адмиралтействе. Колебания. - Телеграмма Хабалова в Ставку. - Тревожные симптомы. - Генерал Каменский. - Требование адмирала Григоровича очистить Адмиралтейство. Совещание генералов и решение разойтись. - Уход войск по казармам. Телеграмма в Ставку. - Занятие толпой Адмиралтейства. - Арест генералов. Неизвестные герои. - В Таврическом дворце. - Действия Временного комитета. Приход в Думу войск. - Работа полковника Энгельгардта. - Аресты. - Меры обороны. - Комиссар инженер Бубликов. - Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов. - Меры по овладению гарнизоном. 28 февраля в Царском Селе, - Тревога во дворце. Вопрос об отъезде Царской семьи. - Охрана дворца. Волнения в Царском Селе. - Прибытие в Царское верных из Петрограда. - Оптимизм полковника Герарди. - Перемена настроения. - Паника. - Новость о расстреле камергера Валуева. - Тревожный вечер. - Бунт в Царском Селе. - Тревога во дворце. - Генерал Гротен и охрана. - Приближение толпы. - Переговоры. Посылка делегатов в Думу. - Временное соглашение с бунтующим гарнизоном. Войсковая охрана перед дворцом. - Телеграмма о возвращении Государя. - Выход Императрицы к войскам. - Ночь во дворце. - Вопрос об удалении А. А. Вырубовой. - Успокоение. - Уход войск. - Мечты о приезде Государя. В Петрограде. - В Таврическом дворце. - Решение Временного комитета об отречении Государя. Согласие на то генерала Алексеева. - Приготовления к поездке делегатов к Государю с просьбой отречения. - Ночь на первое марта.
      Ночь на 28 февраля. Отряд "верных" вновь в здании Адмиралтейства. Вновь расставлены посты и пулеметы. Вновь два орудия у главных ворот. Стало светать. Из окон видна накапливающаяся толпа. Генерал Беляев, не уясняя себе, что Родзянко на стороне революции, говорит с ним по телефону как с "верноподданным". Родзянко, играя на неосведомленности Беляева, предупреждает его, что в городе анархия, что он не отвечает за то, что толпа сделает с отрядом. Он советует прекратить "сопротивление" и распустить войска. Тон у Родзянки революционно-повелительный. Беляев в панике. Разведка полковника Фомина сообщила, что Петропавловская крепость перешла на сторону революции, подчинилась Временному комитету Родзянко. А из Преображенских казарм сообщают, что там получено приказание штурмовать отряд. Фомин доложил эти сведения Беляеву. Беляев развел руками. Всё потеряно...
      Откуда-то стали стрелять одиночными выстрелами по артиллерии, что стояла в одном из дворов здания. Ранено несколько лошадей. Это произвело нехорошее впечатление на прислугу. Солдаты ворчат. Из верхних окон соседнего Панаевского театра также стали стрелять по солдатам. Настроение во всем отряде понижалось. Генерал Занкевич вновь собрал всех офицеров. Вновь говорил о долге перед Государем и Родиной, говорил о присяге, говорил горячо... Выступил один из офицеров.
      - Ваше превосходительство, разрешите...
      - Говорите.
      - Ваше превосходительство, не найдете ли вы возможным войти в контакт с Временным комитетом Гос. Думы. Ведь вот, офицеры Преображенского батальона уж вошли.
      {188} Не ожидавший такого оборота, генерал Занкевич не дал офицеру продолжать. Он лишь решительно ответил: "Нет" и, взяв под козырек, скомандовал: "Господа офицеры по местам!"
      Один из молодежи напал на сторонника Преображенцев. - Нашли кому подражать. Преображенцы опозорили гвардию. Опозорили, как в 1906 году. Их делегаты утром объезжали первую дивизию, уговаривая примкнуть к революции. Никто не согласился. На Миллионной ведут себя позорно. Все равно солдаты им не верят...
      В 8 ч. 25 м. Хабалов послал Алексееву такую телеграмму:
      "Число оставшихся верных долгу уменьшилось до 600 человек пехоты и до 500 чел. всадников при 13 пулеметах и 12 орудиях с 80 патронами всего. Положение до чрезвычайности трудное". (No 615).
      Спустя полчаса Хабалов был вызван к прямому проводу генералом Ивановым из Могилева. Иванов сообщил ему о своем назначении и поставил десять вопросов о положении в Петрограде, на которые и просил дать ответы. Ответы эти были сообщены телеграммой, поданной 28 февраля в 11 ч. 30 м. на имя генерала Алексеева.
      "1) В моем распоряжении, в здании Главн. адмиралтейства, четыре гвардейских роты, пять эскадронов и сотен, две батареи. Прочие войска перешли на сторону революционеров или остаются, по соглашению с ними нейтральными. Отдельные солдаты и шайки бродят по городу, стреляя в прохожих, обезоруживая офицеров.
      2) Все вокзалы во власти революционеров, строго ими охраняются.
      3) Весь город во власти революционеров, телефон не действует, связи с частями города нет.
      4) Ответить не могу.
      5) Министры арестованы революционерами.
      6) Не находятся вовсе.
      7) Не имею.
      8) Продовольствия в моем распоряжении нет. В городе, к 25 февраля было 5.600.000 пудов запаса муки.
      9) Все артиллерийские заведения во власти революционеров.
      10) В моем распоряжении лично начальник штаба Округа. С прочими окружными управлениями связи не имею. Ген. Хабалов".
      {189} Ответ 4 следовал на вопрос: "Какие власти правят этими частями города?" Ответ 6 - на вопрос: "Какие полицейские власти находятся в данное время в вашем распоряжении?" Ответ 7 - на вопрос: " Какие технические и хозяйственные учреждения военного ведомства ныне в вашем распоряжении?" Телеграмма давала верное изображение тогдашней обстановки.
      Настроение Хабалова, как и Беляева, было удрученное. Иванов еще и не выезжал из Могилева. Здесь революционное правительство. Удручен и Занкевич. Упало настроение и младших чинов отряда. Один из ротных командиров, хороший и храбрый офицер, георгиевский кавалер явился к полковнику Фомину и просил отпустить его домой... по болезни. Посыпались вопросы - что, как, почему? Стали говорить откровенно. Правительство сбежало. Бесцельные, противоречивые распоряжения высшего начальства. Безнадежность положения. Агония какая-то... Так разъяснял просивший. Не отпустишь - все равно уйду... За мной уйдет и следующий... всё пропало.
      Удерживать не хватало духу. Горькая правда была на его стороне. Ушел. Рота сдана следующему по старшинству. А через несколько минут кто-то крикнул, что артиллерия уходит. Началось волнение в ротах Петроградского полка, стоявших в вестибюле. Их удалось временно урезонить, успокоить.
      Артиллерийский полковник Потехин стал говорить солдатам. Вышла целая речь. Солдаты сгруппировались на большой лестнице. Что-то вроде митинга. Горячая патриотическая речь Потехина сперва захватила. Затем в задних рядах стали возражать, подсмеиваться. Генерал Беляев отозвал Потехина. Сам Беляев как бы осел. В это время к нему пришел из штаба генерал Каменский. Маленького роста, юркий, умный, энергичный, он умел уживаться и приспосабливаться при всех обстоятельствах. Каменский стал доказывать бесполезность какого-то, якобы, кому-то сопротивления. Советовал распустить войска по казармам. Беляев соглашался с целесообразностью этого плана, но отдать приказание колебался. Занкевич горячился и стоял за продолжение сопротивления.
      {190} В 12 часов к генералу Хабалову явился офицер от Морского министра Григоровича с требованием последнего: во избежание разрушения здания Адмиралтейства Петропавловскою крепостью, чем угрожают с крепости, очистить здание от войск.
      Генералы стали совещаться. Все склонялись к роспуску войск. Занкевич просил у Беляева формального на то приказания, что тот и отдал. Возник вопрос, как уходить: с оружием, или без оружия? Кто-то предложил сложить оружие в здании Адмиралтейства и разойтись, как частным лицам. Командир стрелков просил разрешения выйти с оружием. Беляев разрешил уходить, кто как хочет. Смотритель здания показал комнату, в которую и стали спешно складывать оружие. Не прошло и четверти часа, как войска стали покидать Адмиралтейство.
      Сплошная толпа вооруженных рабочих, солдат, молодежи ждала на улице, у подъездов, у ворот. Выехавшая батарея была сразу же облеплена публикой. На передках, рядом с артиллеристами, появились молодые люди и девицы. К орудиям, зарядным ящикам и хомутам привязывали красные лоскутья. Толпа восторженно орала ура! Ура!
      Стрелки вышли с винтовками. С песней "Взвейтесь соколы орлами" выходили Измайловцы. За ними ушли Петроградцы.
      В 1 ч. 30 м. Беляев телеграфировал Алексееву:
      "Около 12 часов дня 28 февраля остатки, оставшихся еще верными частей, в числе 4 рот, 1 сотни, 2 батарей и пулеметной роты, по требованию Морского министра, были выведены из Адмиралтейства, чтобы не подвергнуть разгрому здание. Перевод всех этих войск в другое место не признан соответственным ввиду неполной их надежности. Части разведены по казармам, причем, во избежание отнятия оружия по пути следования, ружья и пулеметы, а также замки орудий сданы Морскому министерству. 9157. Беляев".
      Все было кончено. Отныне в Петрограде лишь революционная власть и признавшие ее войска ... Последний оплот {191} царской власти пал. Где-то еще отстреливаются осажденные офицеры Егерского, Финляндского, Московского полков... Лишь два министра: Беляев и Покровский продолжают упрямо что-то делать в своих канцеляриях, не изменяя Государю. Другие уже арестованы.
      В 4 ч. дня вооруженная толпа нахлынула в Адмиралтейство и арестовала находившихся там генералов: Хабалова, Беляева, Балка, Вендорфа, Казакова. Их отвезли в Таврический дворец. Хабалов настолько был растерян, что назвался чужим именем, как начальник какой-то дивизии. Его и отпустили, но хитрость скоро была обнаружена и генерал с конфузом был изобличен и вновь арестован.
      В то утро некоторые офицеры и солдаты, одиночным порядком, отправились в Царское Село, надеясь во дворце найти центр для сбора верных Государю войск. Туда направилась и одна из рот Л.-гв. Петроградского полка. А на Выборгской стороне, по слухам, горсть офицеров и солдат самокатчиков геройски сражалась и умирала под напором революционных банд... Там толпа осаждала казармы самокатчиков. Осажденные отстреливались из пулеметов. Толпа раздобыла бомбометы и подожгла казармы. Имена героев неизвестны. Таких героев, готовых погибнуть, тогда было много в Петрограде, но высшая военная власть, растерявшись, не сумела их использовать против революции и сама погибла бесславно.
      **
      *
      В Таврическом дворце известие о конце сопротивления Хабалова встречено восторженно. Незадолго до того узнали о присоединении к революции гарнизона Петропавловской крепости. В самом Петрограде уже нечего бояться. Здесь с царским правительством покончено. Временный комитет начинает организационную работу. Во все министерства назначены комиссары. Они заменяют министров. В Думе с утра толчея. Наплыв всякой публики увеличивается. Большинство солдаты. Утром Родзянко приказал вынуть в главном зале из великолепной золоченой рамы с регалиями царский портрет. Несколько солдат штыками сорвали его. Смотревшие {192} на эту картину острили. Вместо портрета, зияет пустота. То, что произошло, красноречиво говорит, что у Временного комитета с Государем в уме уже покончено. Это понятно без слов. Это самое главное уже сделанное революцией завоевание. Его надо только оформить.
      С утра в Думу приходят войсковые части, сперва в большинстве без офицеров. Одним из первых явился запасный батальон Преображенского полка. Его офицеры так помпезно заявили революционному правительству, что они становятся на его сторону, а солдаты не признали их достойными революции, не пожелали идти с ними и пришли без них. Характерный курьёз того времени, объясненный позже членом Временного комитета Шидловским в его воспоминаниях.
      Пока Государь не отрекся, офицеры в массе не стали на сторону революции. Столь пламенно проявленный порыв к "свободе" Преображенцев явился исключением. Всюду солдаты поняли, что офицеры за Государя. Что они контрреволюционеры. Всяческие агитаторы натравливали солдат на офицеров. Начались нападения на офицеров. Их разоружают. Кое-где бьют. Их арестовывают и привозят в Думу. Временный комитет встревожен. Депутаты встречают пришедшие части, разъясняют необходимость воинской дисциплины, уговаривают слушаться офицеров. Начинается поездка депутатов по казармам. Однако, демагогия солдат растет. Настоящие революционеры разжигают солдат против офицеров. Офицер - дворянин и царист, а революция против царя.
      Особенную энергию проявляет Военная комиссия, во главе которой становится Гучков. К ней неохотно, но присоединяется и тот, действительно, революционный "штаб", та небольшая революционная группа с Масловским, Филипповским и другими, которая первой начала вчера что-то делать. Но настоящий штаб формирует одевшийся в военную форму отставной полковник Энгельгардт.
      В комнате No 41 уже расставлены столы и там уже суетятся настоящие офицеры генерального Штаба: Туган-Барановский, Якубович, князь Туманов, Половцев.
      Последний (начальник Штаба "дикой" {193} дивизии) лишь два дня тому назад обедал в Ставке за высочайшим столом, говорил с Государем, целовался с тем самым генералом Ивановым, против которого обдумывает теперь меры. Привлечены к штабной работе 20 офицеров из учащихся в Академии. Половцев и инженер Пальчинский, его сотоварищ по Горному Институту, главные помощники Энгельгарда.
      Штаб уже знает, конечно, что на Петроград "двигается" Иванов... Штаб делает распоряжения о занятии революционными войсками вокзалов, дворцов и иных важных пунктов. О прекращении грабежей и разгромов, об аресте стреляющих с крыш из пулеметов. Последняя легенда была самой популярной тогда.
      Но особенно тревожит штаб оборона вокзалов и самого Таврического дворца. Кто знает как будут действовать части, которые двинутся на столицу с фронта...
      С утра в Думу приводят и привозят арестованных видных деятелей царского режима Их арестовывает каждый, кто хочет. Но есть и список кого нужно взять, санкционированный, будто бы, Комитетом.
      Привозят арестованного, якобы, за измену престарелого Штюрмера и как бы для курьеза, чтобы скрыть все следы настоящих изменников и шпионов военного времени, Энгельгардт утром отдает приказ некоему "Наезднику Сергею Архипову", с нарядом в 50 человек, арестовать в д. No 41 по Знаменской улице Контрразведывательное Отделение Штаба Округа, с его начальником полковником Якубовым. Арестовали генерала Курлова, митрополита Питирима, председателя Союза Русского народа Дубровина, сенатора Владимира Трепова, всех офицеров Губернского Жандармского Управления, кроме начальника. Начальник Управления генерал Волков убит толпой. А управление подожжено. Корпус жандармов может гордиться. Их старший представитель в столице погиб на службе за Царя и Родину одним из первых.
      Вечером явился добровольно жалкий и униженный Протопопов. Керенский спас его от самосуда толпы. Родзянко {194} по-барски хотел оказать протекцию некоторым из арестованных бюрократов, но Керенский властно пресек эти попытки "именем революционного народа". Керенский рос. Разыгрывая в глаза толпы вождя, он многих спас тогда от смерти. Он много сделал тогда, чтобы в Думе не было кровопролития.
      Бесконечно ведут арестованных чинов полиции и жандармов. Многие избиты. Толпа зверски расправляется с полицией на улице. Солдаты приводят арестованных своих офицеров. Обвиняют в контрреволюции. Родзянко важно, по-начальнически, принимает арестованных офицеров от солдат, благодарит за усердие, а когда солдаты уходят, отпускает офицеров.
      Скоро весь министерский павильон и хоры главного зала обратились в тюрьму, даже и подвалы. Команда Преображенцев с унтер-офицером Кругловым несет караул. Вскоре его заменил прапорщик Знаменский.
      **
      *
      Но, празднуя победу, все в Думе нервничают и боятся. Боятся возвращения Государя, боятся прихода войск с фронта. Вот почему овладеть всей сетью железных дорог, помешать движению Императорских поездов делается очередной задачей революции. За выполнение ее, по собственной инициативе, хотя и с согласия Родзянко, взялся член Думы инженер Бубликов. Высокий красивый брюнет, смелый и энергичный, готовый на всякую революционную авантюру, отлично подходил к выпавшей на него задаче. Заняв с помощью двух офицеров и команды солдат здание Министерства путей сообщения, Бубликов объявил министра Кригер-Войновского арестованным и стал распоряжаться по-революционному.
      По всем станциям Российских железных дорог была дана следующая телеграмма.
      - "Железнодорожники! Старая власть, создавшая разруху во всех областях государственной жизни, оказалась {195} бессильной. Комитет Государственной Думы, взяв в свои руки оборудование новой власти, обращается к вам от имени отечества: от вас теперь зависит спасение родины. Движение поездов должно поддерживаться непрерывно с удвоенной энергией. Страна ждет от вас больше чем исполнения долга - она ждет подвига. Слабость и недостаточность техники на русской сети должны быть покрыты вашей беззаветной энергией, любовью к родине и сознанием своей роли транспорта для войны и благоустройства тыла". Телеграмма была подписана председателем Времени. Комитета Родзянко и комиссаром Бубликовым. Из этой телеграммы вся Россия как бы официально узнала, что в Петрограде произошел переворот, что старая власть пала и ее заменил Временный Комитет. Телеграмма опережала события, т. к. Царская власть еще существовала, но своим авторитетным, начальническим, серьезным тоном телеграмма казалась, бесспорно, правдивой и ей верили.
      Вторая телеграмма Бубликова начальнически воспрещала движение каких-либо воинских поездов в районе 250 верст кругом Петрограда. Этим революция была защищена от напора Царских войск с фронта. Вызвав затем из Царского инженера Ломоносова, служащего в Мин. Путей Сообщения, Бубликов предложил ему служить революционному правительству. Ломоносов согласился и Бубликов поручил ему установить место нахождения Императорских поездов и взять их движение в свои руки, чтобы поступить с ними, как прикажет Временный Комитет. Это было около 11 часов вечера. Не прошло и часу как Ломоносов вошел в связь с начальством Николаевской, Северо-Западной и Московско-Виндавской железных дорог, по которым должны были следовать Императорские поезда. Он отдавал приказания. Все слушались.
      **
      *
      Под одной кровлей с представителями революционной буржуазии еще с большей энергией работал на революцию Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских депутатов. Делая вместе с буржуазией революцию, заправилы Исполкома не забывали, что буржуазия их враг, {196} что они лишь временные попутчики, что цели их различны. Утром 28 февраля появился No 1 "Известий" Петроградского Сов. Раб. Деп. А затем и прибавление к нему. В этом последнем был помещен составленный большевиками Манифест Р. С-Дем. Р. Партии - "Ко всем Гражданам России". В нем говорилось между прочим:
      - "Задача рабочего класса и революционной армии создать Временное Революционное Правительство, которое должно стать во главе нового нарождающегося республиканского строя"...
      Это правительство должно войти в сношения с пролетариатом воюющих стран "для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей и.... для немедленного прекращения кровавой человеческой бойни, которая навязана порабощенным народам".
      Манифест распространялся повсюду и нравился солдатам и рабочим. Соц.-революционеры и соц.-дем.-меньшевики тоже выпустили прокламации с призывом солдат к революции. Каждая фракция старалась захватить солдат в свои руки. Все хотели иметь их как сильное оружие против буржуазии. Энергичнее всего об этом стараются заправилы Исполкома. Им не нравятся попытки буржуазии помирить солдата с офицерами. В их глазах офицеры - контрреволюционеры, враги пролетариата и все их старания направлены к разжиганию вражды солдат против офицеров.
      Присяжный поверенный Соколов и журналисты Суханов-Гиммер и Стеклов-Нахамкес играют в том первую роль.
      28 февраля в Царском Селе.
      В Царскосельском дворце с утра беспокойство. Положение больного Наследника ухудшилось. Царица была в нерешительности - ехать ли с детьми в Гатчину или навстречу Государю или оставаться в Царском.
      В 9 ч. 30 м. утра Государыня склонялась к отъезду и потому просила Г. Жильяра приготовить все к отъезду {197} Наследника. Однако, получасом позже, когда граф Бенкендорф при генерале Гротене доложил о необходимости уехать, Царица ответила категорическим отказом. Ее Величество боялась, что поездка отзовется гибельно на здоровье детей и особенно на Наследнике. Государыня поручила дать знать о серьезности положения Наследника Родзянко и, по словам Жильяра, Родзянко ответил: - "Когда горит дом, прежде всего, выносят больных".
      Приехавший из Петрограда граф Апраксин доложил Ее Величеству обо всем, что происходит в Петрограде и уговаривал Царицу выехать немедленно в Новгород и создать там центр для сбора верных Государю людей. Графу рисовалось, что Новгород, где так недавно восторженно принимали Государыню, может сыграть роль Троице-Сергиевской Лавры в далеком прошлом. Государыня не соглашалась. Мелькнула было мысль создать центр сопротивления около Красного Села, но была откинута. Около полудня с железной дороги генерала Гротена предупредили, что через два часа движение будет прекращено. Друзья советовали уезжать. Беспокойство росло. Во дворец явился старик комендант Царского Села генерал Осипов. Он обменялся со старшими чинами дворца взглядом на положение гарнизона. На случай перехода гарнизона на сторону революции, генерал успокаивал, что у артиллерии нет снарядов. Бояться нечего. Но старый генерал волновался и это передавалось чинам двора. Готовились ко всяким неожиданностям.
      В казармах Собственного пехотного полка и Конвоя Его Величества люди были наготове к выходу. Офицеры ожидали приказаний в собрании. Генерал Ресин обошел все роты, подбадривал солдат, говорил, что наступил момент доказать на деле свою верность Государю и защитить грудью, если понадобится, Царскую семью. Дружное - "Постараемся, ваше превосходительство", - было ответом генералу во всех ротах.
      В казармах полка находилась и та часть Петроградского полка, которая ушла из Петрограда, не желая бунтовать и думая, что Царское с дворцом соберет около себя все {198} верное Государю и Наследнику.