Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов (Том 3)

      Около 4 часов Думу облетел слух о приходе Гвардейского Экипажа, с В. К. Кириллом Владимировичем.
      В Гвардейском экипаже, которым командовал В. Князь, с утра было неспокойно. Матросы арестовали некоторых офицеров. Намечены были офицеры, с которыми предполагалось расправиться. Слухи из Кронштадта возбуждали матросов. Недобрым огнем горели глаза некоторых.
      Таково было настроение, когда в экипаж явился В. К. Кирилл Владимирович. Ему доложили, что матросы желают идти в Думу, строем с офицерами. В. Князь знал, что правительства уже в Петрограде нет. Что власть в руках Думы. А батальон уже построился по собственной инициативе, ждут офицеров, командира... И В. Князь соглашается на просьбу и ведет Экипаж в Г. Думу.
      На Невском Проспекте с какой-то крыши Экипаж обстреляли из пулемета. Произошел переполох. Строй нарушен. Часть матросов разбежалась. Придя в порядок, матросы продолжают путь. Великий же Князь, по приглашению какого-то студента, сел с двумя матросами в его автомобиль и приехал в Г. Думу раньше прихода туда Экипажа.
      В. Князь просил провести его к Родзянко. Председатель встретил его в Екатерининском зале. Великий Князь доложил, что через несколько минут придет Экипаж, который он и предоставляет в распоряжение Г. Думы. Родзянко благодарил и сказал несколько патриотических фраз матросам. В. Князя провели в одну из комнат Временного Комитета, барышни предложили чаю. У дверей, как парные часовые, встали матросы - великаны. Когда пришел батальон Экипажа, к нему вышел начальник военной комиссии Гучков. Он {217} призывал матросов к порядку и исполнению долга перед родиной. Батальон ушел. Великого Князя обступили журналисты.
      Появление в Г. Думе В. Князя произвело тогда большое на всех впечатление. Многие видели в этом поступке присоединение В. Князя к революции, другие смеялись, что он выставил свою кандидатуру на престол, в чем видели продолжение того, что называли "заговор в. князей". И если одни радовались этому поступку, видя в нем одно из доказательств успеха революции, то другие были огорчены, считая поступок изменой Государю и недостойным для члена династии.
      Часов около 8, усталый физически и морально, В. Князь вернулся к себе во дворец. Там его ожидал Гучков. Он был занят обороной Петрограда. По слухам к столице идут эшелоны генерала Иванова. Гучков просил В. Князя занять с Гвардейским Экипажем главный вокзал, что, по его словам, предотвратит кровопролитие.
      В. Князь ответил категорическим отказом. Гучков уехал. В. Князь бросился на кровать и заснул, как убитый.
      Многие утверждали, что В. Князь был украшен красным бантом. Офицер Павловского училища, следовавшего в Думу, на одном перекрестке столкнулся с Экипажем и уступил ему дорогу, категорически утверждал автору этих строк, что банта не было. Павлоны, как замечательные строевики, заметили, что В. Князь был одет не по форме - палаш у него был под пальто.
      **
      *
      К вечеру настроение в Думе стало еще более тревожным. Из города сообщали об усиливающихся эксцессах с офицерами. Офицерство металось, не зная, что делать. Во всех частях уже прошел слух, что вышел приказ со свободами для солдат. Положение офицеров становилось критическим. Поздно вечером в громадном зале Армии и Флота состоялся митинг офицеров в несколько тысяч человек. Митинг постановил:
      "Признать власть Исполнительного Комитета Г. Думы впредь до созыва Учредительного собрания".
      {218} Кто подсунул эту нелепую резолюцию осталось невыясненным. Ясно было, что только революционный психоз и страх перед разнузданной солдатчиной продиктовали тогда эту резолюцию.
      Она, конечно, не является верным отражением тогдашнего политического настроения офицерства. Революционные демагоги, конечно, не верили этой резолюции и она не спасла офицеров от насилий. Члены Исполкома Александрович и Юренев составили погромную против офицеров прокламацию, которую и стали распространять по городу. Несколько тюков ее, по распоряжению Керенского, были задержаны, конфискованы в Г. Думе Исполкомом же. Наступившая ночь лишь усилила тревогу. Руководители Временного комитета, составлявшие список Правительства, волновались из-за незнания, что сделает Государь, из-за слухов о генерале Иванове и, наконец, приказ номер первый, явившийся разорвавшейся бомбой для комитета. Было ясно, что вся воинская сила уходила в руки Исполкома.
      - Мерзавцы, негодяи, губят Россию, - гремел Родзянко. Разводили руками растерявшиеся прогрессисты.
      Революция шла своим путем.
      В Царском Селе.
      Тревожно протекало 1 марта и в Царском Селе и особенно во дворце. Всю ночь в Царском Павильоне волновались, в ожидании приезда Государя. Ловили жадно каждый новый слух, приходивший по железнодорожному телеграфу. А слухи были нехорошие. Около 4 часов утра охрана выставила посты на путь проезда Государя. В Павильон приехали начальствующие лица. Говорили о Петрограде. Все надеялись, что с приездом Государя все изменится. И ждали, и ждали. В 5 часов пришла первая страшная весть: поезд Государя задержан, Государя в Царское не пропустят. Где, что и как - неизвестно. Все приуныли. Страшная весть проникла во дворец, дошла до Царицы. Её Величество не хотела верить. Как, задержали Государя. Но кто же посмел это сделать, как могли это допустить. Что же делала железнодорожная охрана, Воейков, Ставка, Алексеев...
      Не хотелось {219} верить. Теперь можно было ожидать всяких нападений со стороны города. Вот почему генерал Гортен, вернувшись из Павильона, вызвал по телефону Родзянко и просил принять меры, чтобы не было кровопролития. Родзянко обещался прислать в Царское членов Временного Комитета для переговоров с гарнизоном. В этот день на Родзянко уже смотрели, как на единственного человека, который может многое сделать.
      Часов около 9 утра из Петрограда вернулась посланная туда депутация от частей охраны. Депутация была хорошо принята Гучковым. Гучков просил продолжать охрану порученных им лиц и имущества. Выдал на то удостоверения. "Мы - говорили вернувшиеся солдаты, - умрем, как один, за царскую семью. Мы не будем действовать против гарнизона, но и они не должны выступать против нас. Мы исполняем поручение Г. Думы". Такое разрешение вопроса внесло успокоение.
      Часов около 11 сообщили, что, по приказанию полковника Энгельгардта, прерывается телефонное сообщение и радио Царского Села со ставкою. Вскоре сообщили о приезде депутатов Вр. комитета - Демидова и Степанова.
      Они проехали с вокзала в ратушу, беседовали с офицерами, объехали все казармы и беседовали с солдатами. Их встречали восторженно, играли марсельезу, кричали ура. Подчинение Гос. Думе было и заявлено, и принято.
      Генерал Гротен съездил к депутатам в ратушу. Просил их содействия, чтобы гарнизон не нападал, т. к. в противном случае охрана выполнит свой долг до конца и произойдет кровопролитие. Государыня же умоляет не доводить до него. Депутаты отлично понимали всю деликатность и сложность вопроса и обещали содействие.
      В 5 часов к Государыне приехал В. К. Павел Александрович. Он был очень взволнован и, увидя выстроенные около дворца части, сказал им какую-то несуразную речь, про которую спокойный и уравновешенный Бенкендорф выразился так: - "Его слова произвели на нас всех печальное (пенибл) впечатление".
      {220} Государыня встретила Великого Князя очень сурово и резко упрекала его за бездействие, за недостаточный надзор за запасными батальонами гвардии, которые произвели бунт. Он старший из великих князей генерал-адъютантов в столице ничем не проявил себя.
      Вернувшись домой В. Князь приступил к составлению некоего акта, который от имени Императрицы и находящихся в столице членов династии давал заверение Г. Думе, что Государь даст конституцию. В составлении акта принимал участие князь М. С. Путятин и управляющий канцелярией Дворцового коменданта Бирюков. Акт был вручен графу Бенкендорфу для представления на подпись Её Величеству.
      Около полуночи стало известно, что на вокзал прибыл в вагоне генерал-адъютант Иванов, а что эшелоны с его войсками где-то задержаны. Явилась надежда узнать что-либо про Государя. Императрица просила генерала приехать во дворец.
      Генерал Иванов, приехав на вокзал, принял кого-то из представителей города и гарнизона и принял представившегося ему, прибывшего из Петрограда полковника Доманевского, назначенного к нему начальником штаба.
      Доманевский доложил о том, что делается в Петрограде и высказал - "что вооруженная борьба только осложнит положение".
      На вокзале же была вручена Иванову следующая наивная, легкомысленная телеграмма от начальника штаба Алексеева:
      - "Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство, под председательством Родзянко, заседая в Государственной Думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по {221} поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное временным правительством, говорит о незыблемости монархического начала в России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства.
      Ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять это пожелание народа.
      Если эти сведения верны, то изменяется способ ваших действий. Переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы.
      Воззвание нового министра путей сообщения Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зовет к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт.
      Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно провести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию. 28 февраля 1917 г. No 1833. Алексеев".
      По этой идиллической телеграмме было ясно, что Ставка весьма благожелательно настроена по отношению революционного правительства и признает даже его министров. Иванов, сообразив обстановку, решил: опубликовать приказ о своем прибытии, сделать Царское Село местом своего штаба и призвать всех оставшихся еще верными Государю офицеров и солдат собираться к нему, задержанные же (по приказанию Бубликова, распоряжения которого так нравятся генералу Алексееву) эшелоны привести в Царское походным порядком.
      С таким планом в голове и с заготовленным в кармане приказом Иванов приехал во дворец.
      В ожидании приема Иванов посвятил в свой план генералов Гортена и Ресина и церемониймейстера Апраксина, графа Бенкендорфа. Он даже показал им проект заготовленного приказа. Идиллическая телеграмма Алексеева свите {222} была известна, т. к. она передавалась Иванову через дворцовую телеграфную станцию. Иванов сообщил свите, что отдаст приказ после аудиенции у Государыни.
      Аудиенция у Её Величества продолжалась с часу до двух с половиной ночи. Государыня была рада узнать новости про Государя. Она хотела переслать через Иванова письмо Государю. Хитрый старик отказался его взять, объяснив, что у него нет человека для пересылки письма.
      Выйдя от Императрицы, Иванов сообщил свите, что никакого приказа он издавать не будет. Собирать войска в Царском также не будет. Императрица против этого.
      Распрощавшись, генерал уехал на вокзал. Там ему вручили телеграмму от Государя следующего содержания:
      - "Царское Село. Надеюсь прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не принимать. НИКОЛАЙ. 2 марта 1917 г. О ч. 20 м."
      Эта высочайшая телеграмма разрешала все сомнения "диктатора". Он поспешил вернуться к своему эшелону в Вырицу.
      А в Петрограде дрожали, что к столице приближается генерал Иванов, и Гучков метался по вокзалам, подготовляя оборону.
      {225}
      ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.
      - 28 февраля и 1 марта. - Следование Императорских поездов из Могилева в Царское Село. - Маршрут следования. - Литерные поезда А и Б. - В царском поезде. - Овация солдат на станции. - Телеграмма Государю от выборных членов Гос. Совета. - Телеграмма Военного министра Беляева Алексееву, переданная Воейкову. - Станция Вязьма. - Телеграмма Военного министра о капитуляции. Телеграмма Государя Царице. - На станции Ржев. - На станции Лихославль. Тревожные сведения. - Телеграмма комиссара Бубликова. - Телеграмма Государя Царице. - Прибытие поезда Лит. Б в Вышний Волочек. - Телеграмма коменданта Николаевского вокзала поручика Грекова. - Донесение подполковника Таля генералу Воейкову и его ответ. - Прибытие поезда Лит. Б в Бологое. - Письмо генерала Дубенского С. П. Федорову. - На станции Малая Вишера. - Повеление повернуть обратно и идти на Псков. - Утром 1 марта в Бологом. - Меры комиссара Бубликова против Императорских поездов. - Телеграмма Родзянко. - Царский поезд продолжает путь на Псков. - Государь на станции Дно. - Рассказы про генерала Иванова. - Повеление продолжать путь на Псков и вызов туда Родзянко. - Беседа Государя с Воейковым. - Прибытие во Псков вечером 1 марта. - Наглость генерала Рузского. - Приглашение Рузского к Государю. - Взгляд генерала Данилова (черного) на происходящие события.
      Прямое, кратчайшее расстояние от Могилева до Царского Села по Московско-Виндаво-Рыбинской дороге 759 верст. Но соглашением Инспектора Императорских поездов Ежова и Дворцовым комендантом для Государя был установлен маршрут: Могилов-Орша-Вязьма-Лихославль-Тосно-Гатчина-Царское Село, протяжением около 950 верст, захватывавший пять различных дорог. Почему выбрали более длинный маршрут когда, казалось бы, надо было спешить добраться до Царского, - неизвестно.
      Императорский поезд Литера А, в котором находился Государь, вышел из Могилева в 5 часов утра 28 февраля. Государя сопровождали все те лица, которые с ним приехали, но комендантом поезда был помощник начальника Дворцовой полиции Гомзин.
      На час вперед шел Императорский поезд Литера Б, ничем по наружности не отличавшийся от Лит. А. В этом служебном поезде ехали тоже все лица, приехавшие в Ставку с Государем несколько дней тому назад. Комендантом этого поезда был назначен подполковник Таль. Ввиду тревожного времени, Дворцовый комендант приказал усилить поездной караул от Железнодорожного полка на 10 человек, а на паровозе были помещены 3 нижних чина того же полка. Казалось, что движению поездов ничто угрожать не может. Всюду охрана, а в Ставке товарищ министра путей сообщения генерал Кисляков, пост которого был установлен на случай беспорядков. Так казалось и так верилось.
      28 февраля утром солнце весело смотрело в окна нарядного Царского поезда. Государь аккуратно вышел к утреннему чаю. Собрались некоторые из лиц свиты. Государь, {226} как всегда, спокоен и приветлив. Но был бледен и как бы утомлен. Некоторая утомленность и даже апатия замечались довольно часто за последние полгода у Государя. Ее замечал и состоявший при Ставке В. К. Сергей Михаилович и говорил о том с беспокойством своему брату Александру Михаиловичу.
      Бывало так, по его словам, что, слушая интересный доклад, Государь как-то особенно спокойно воспринимал его, как будто за всем тем, что он слышит, есть нечто, к чему он, Государь, прислушивается. Люди близкие, знавшие веру Государя в Волю Божию, в судьбу, которая предначертана каждому свыше, с беспокойством смотрели на это особенное, иногда совсем не соответствующее обстановке спокойствие Государя. В свите то могли бы замечать Федоров да Воейков. Плавно проходил Императорский поезд станции. Отдавали честь железнодорожное начальство, жандармы, охрана. На одной из станций выстроился шедший на фронт эшелон. Государь подошел к окну. Раздалось оглушительное ура. Дивные звуки "Боже Царя Храни" понеслись от оркестра навстречу Монарху и долго провожали затем удалявшийся царский поезд... После Орши Государю вручили телеграмму от выборных членов Гос. Совета, которая гласила:
      - "Ваше Императорское Величество. Мы, нижеподписавшиеся члены Государственного Совета по выборам, в сознании грозной опасности, надвинувшейся на родину, обращаемся к вам чтобы выполнить долг совести перед вами и перед Россией.
      ... Вследствие полного расстройства транспорта и отсутствия подвоза необходимых материалов, остановились заводы и фабрики. Вынужденная безработица и крайнее обострение продовольственного кризиса, вызванного тем же расстройством транспорта, довели народные массы для отчаяния. Это чувство еще обострилось тою ненавистью к правительству и теми тяжкими подозрениями против власти, которые глубоко запали в народную душу.
      Все это вылилось в народную смуту стихийной силы, а к этому движению присоединяются теперь и войска.
      {227} Правительство, никогда не пользовавшееся доверием России, окончательно дискредитировано и совершенно бессильно справиться с грозным положением.
      Государь, дальнейшее пребывание настоящего правительства у власти означает полное крушение законного порядка и влечет за собою неизбежное поражение на войне, гибель династии и величайшие бедствия для России.
      Мы почитаем последним и единственным средством решительное изменение Вашим Императорским Величеством направления внутренней политики, согласно неоднократно выраженным желаниям народного представительства, сословий и общественных организаций, немедленный созыв законодательных палат, отставку нынешнего Совета министров и поручение лицу, заслуживающему всенародного доверия, представить Вам, Государь, на утверждение список нового кабинета, способного управлять страною в полном согласии с народным представительством. Каждый час дорог. Дальнейшие отсрочки и колебания грозят неисчислимыми бедами.
      Вашего Императорского Величества верноподданные члены Государственного Совета: барон Меллер-Закомельский, Гримм, Гучков, Юмашев, Савицкий, Вернадский, Крым, граф Толстой, Васильев, Глебов, Зубашев, Лаптев, Ольденбург, Дьяконов, Вайнштейн, князь Трубецкой, Шумахер, Стахович, Стахеев, Комсин, Шмурло, князь Друцкой-Соколинский, Марин".
      Спокойный и серьезный тон телеграммы в переживаемое нервное время, подписи солидных пожилых людей, многих из которых Государь хорошо знал, заставили Государя задуматься над затронутым вопросом. Государь не мог не спросить себя - а не правы ли все они, эти разные люди, в разных формах предлагающие одно и то же. Не ошибается ли он, Государь с Царицей, слушая Протопопова, Маклакова, Щегловитова. И Государь задумался.
      Попросивший разрешения войти, Дворцовый комендант застал Его Величество в раздумье с телеграммой в руках.
      Воейков в Орше же получил посланную ему вслед из Могилева телеграмму Военного министра Беляева No 201, {228} которую он и явился доложить Его Величеству. Телеграмма, отправленная из Петрограда 28 в 11 ч. 32 м. гласила: "Положение по-прежнему тревожное. Мятежники овладели во всех частях города важнейшими учреждениями. Войска, под влиянием утомления, а равно пропаганды, бросают оружие и переходят на сторону мятежников или становятся нейтральными. Сейчас, даже трудно указать какое количество рот является действительно надежными. На улицах все время идет беспорядочная пальба, всякое движение прекращено, появляющихся офицеров и нижних чинов разоружают. При таких условиях сколько-нибудь нормальное течение жизни государственных установлений и министерств прекратилось. Министры Покровский и Войновский-Кригер вчера в ночь выбрались из Мариинского дворца и сейчас находятся у себя. Скорейшее прибытие войск крайне желательно, ибо до прибытия надежной вооруженной силы мятеж и беспорядки будут только увеличиваться. Великий князь Михаил Александрович выехал из дома военного министра в 3 часа ночи не мог проехать на вокзал и вернулся в Зимний дворец. 201. Беляев".
      Генерал Воейков крепко стоял за вооруженное прекращение революции. Он верил в успех военного предприятия генерала Иванова.
      Завтрак прошел обычным порядком. О Петроградских событиях не говорили. Из посторонних были приглашены: Ежов и Начальник Александровской железной дороги Чермай.
      В 3 часа пришли в Вязьму. Там Государю была подана телеграмма Военного министра Беляева No9157 следующего содержания.
      - "Около 12 часов дня 28 февраля остатки оставшихся еще верными частей в числе 4 рот, 2 батарей и пулеметной роты, по требованию морского министра, были выведены из адмиралтейства, чтобы не подвергнуть разгрому здание.
      Перевод всех этих войск в другое место не признан соответственным, ввиду неполной их надежности. Части {229} разведены по казармам, причем, во избежание отнятия оружия по пути следования, ружья, пулеметы, а также замки орудий сданы морскому министерству. 9157. Беляев".
      Государь же послал Царице ободряющую телеграмму такого содержания:
      - "Выехали сегодня утром в 5. Мыслями всегда вместе. Дивная погода. Надеюсь, что вы чувствуете себя хорошо и спокойно. Много войск послано с фронта. НИКИ".
      В свите уже царила большая тревога. Только Воейков старался казаться спокойным и даже веселым, что, однако, плохо удавалось. Все надеялись на энергичные действия генерала Иванова и его отряда.
      В 6 часов Царский поезд пришел на станцию Ржев. Государь гулял несколько минут по платформе. В 8 часов сели обедать. О революции не говорили.
      В 9 ч. 27 м. Царский поезд (Лит. А) пришел на станцию Лихославль, где поезда переходили на Николаевскую железную дорогу. Поезд был встречен начальником дороги инженером Керн и начальником Жандармского Полиц. Управления генералом Фурса с офицерами. Фурса доложил Воейкову, что происходило в Петрограде по 27 число. Рассказал, что, в самый момент отхода с вокзала его поезда, толпа овладела Николаевским вокзалом и что там делается теперь он не знает. Доложил о тревожных сведениях про занятие революционерами Тосно и про знаменитую телеграмму комиссара Бубликова. Позже Воейков писал: "В Лихославле мне удалось от жандармского начальства получить первые сведения обо всем творившемся в Петрограде".
      Инспектор Импер. Поездов Ежов, как техник, понял, что переход железных дорог под власть революционного правительства, в лице комиссара Бубликова, является уже реальною угрозою для Императорских поездов. Он поделился своими соображениями с Воейковым.
      Государь из Лихославля телеграфировал Царице:
      - "Рад что у вас благополучно. Завтра утром надеюсь быть дома. Обнимаю тебя и детей. Храни Господь. 'НИКИ".
      {230} Царский поезд пошел дальше. На столе служебного вагона лежала циркулярная телеграмма Бубликова. Скоро вся свита уже знала о ее содержании и все поняли ее серьезное революционное значение. На некоторых она произвела удручающее впечатление своим начальническим авторитетным тоном. Смена законного правительства революционным была налицо.
      Между тем Поезд - Литера Б - в 9 ч. 45 м. пришел в Вышний Волочек. Здесь Коменданту поезда подполковнику Талю вручили циркулярную телеграмму революционного коменданта Николаевского вокзала в Петрограде поручика Грекова, который приказывал Литерные поезда, идущие на Царское Село направить на Петроград-Николаевский вокзал.
      Подполковник Таль собрал совещание высших чинов, ехавших в поезде. По результатам обмена мнений, Таль написал донесение Дворцовому Коменданту: - "по слухам получено распоряжение направлять литерные поезда из Тосно на Петроград-Николаевская. Если действительно проезд на Гатчину будет закрыт решили остановить поезд в Тосно. Прошу передать ваши распоряжения в Малую Вишера".
      Около 11 часов в Вышний Волочек пришел Царский поезд Литера А. Дворцовый комендант получил донесение подполковника Таля, доложил о нем Министру Двора и Государю и после доклада телеграфировал Талю: "Настоять на движении в Царское Село".
      В 12 часов ночи с минутами Царский поезд - Литера А прибыл в Бологое. Здесь от разных чинов узнали много подробностей о Петроградских событиях, о том, что там настоящее революционное правительство, во главе с Родзянко, что станция Любань занята революционерами. Принесли и циркулярную телеграмму поручика Грекова. Свита возмутилась. Дерзость поручика, осмелившегося отдать приказ об изменении маршрута Императорских поездов красноречивее всего показывала, что происходит в Петрограде.
      Между тем один из офицеров Собственного Железнодорожного полка вручил лейб-хирургу Федорову письмо от {231} генерала Дубенского, ехавшего в поезде Литера Б. Генерал Дубенский писал:
      "Дорогой Сергей Петрович, дальше Тосно поезда не пойдут. По моему глубокому убеждению, надо Его Величеству из Бологое повернуть на Псков (320 верст) и там, опираясь на фронт ген.-ад. Рузского, начать действовать против Петрограда. Там, во Пскове, скорее можно сделать распоряжение о составе отряда для отправки в Петроград. Псков старый губернский город. Население его не взволновано.
      Оттуда можно скорее и лучше помочь Царской Семье. В Тосно Его Величество может подвергнуться опасности. Пишу Вам все это, считая невозможным скрыть, мне кажется, эту мысль, которая в эту страшную минуту может помочь делу спасения Государя, Его семьи. Если мою мысль не одобрите - разорвите записку".
      Федоров показал записку Воейкову, Нилову. На записку не было обращено должного внимания. Свита вообще не смотрела на Дубенского серьезно, а Воейков его не любил. Его считали литератором.
      К тому же коменданту поезда Литера Б уже была послана телеграмма Воейкова: - "Настоять на движении в Царское Село".
      Царский поезд Литера А. пошел дальше. Но лица свиты не отдавали себе ясного отчета в том, что в действительности происходит в Петрограде.
      - Это все ничего - говорил гофмаршал Долгоруков, - с этим справимся...
      Вот войдет Иванов в Петроград с двумя, тремя хорошими частями и уже одно их появление приведет там все в порядок, - считал Мордвинов.
      На подавление революции Ивановым надеялись и Федоров, и Воейков.
      В 3 ч. 45 м. ночи Царский поезд Литера А подошел к станции Малая Вишера, отстоявшей в 154 верстах от Петрограда.
      {232} К удивлению тех немногих, кто в поезде не спал, оказалось, что на станции стоял шедший на час впереди поезд Литера Б. Оказалось, что когда поезд Литера Б. пришел в Малую Вишеру, коменданту поезда подполковнику Талю вручили телеграмму Воейкова: "Настоять на прибытии в Царское Село". Таль передал это приказание генералу Цабелю, командиру Собственного Железнодорожного полка. Но в это же время к Цабелю явился офицер его полка Герлях и доложил, что станции Любань и Тосно заняты революционерами. Что ему самому, бывшему в наряде в Любани, удалось уехать на дрезине, но что в Любани стоят взбунтовавшиеся войска с пулеметами. Путь Императорским поездам загражден революционерами. Этот доклад заставил и Цабеля, и Таля признать положение опасным. Было решено дальше не двигаться, а ожидать прибытия Царского поезда Литера А.
      Генерал Цабель распорядился занять чинами полка все сооружения станции, подполковник же Таль с полковником Невдаховым были наготове ликвидировать всякое враждебное действие, но все служащие станции вели себя безупречно.
      Таково было положение в Малой Вишере, когда подошел Царский поезд - Литера А. Цабель, Таль, Дубенский, Штакельберг, Невдахов, Суслов, все одетые по-походному, поджидали его. Все направились к свитскому вагону. Подполковник Таль и генерал Цабель поднялись к Дворцовому коменданту. Он, как и вся свита, спал. Генерала разбудили и доложили о случившемся. Воейков быстро оделся. Состоялся обмен мнениями, - что делать. Кто-то высказал мысль вернуться в Ставку, кто-то предлагал вернуться, но ехать во Псков. Все были за то, что продолжать путь на Тосно нельзя, ни в коем случае. Кто-то сказал - вот если бы впереди нас шел поезд с эшелоном генерала Иванова...
      Воейков отправился с докладом к Государю. Разбудили Его Величество. Государь принял генерала. Выслушав спокойно доклад и мнение Воейкова, Государь повелел: повернуть обратно, а в Бологое свернуть на Запад и идти на Псков, потому, что там аппарат Юза, то есть прямое сообщение с Петроградом.
      {233} Воейков передал кому надо повеление Его Величества, ехавший в Царском поезде помощник начальника Николаевской железной дороги Крен отдал соответствующие распоряжения и Царский поезд - Литера А в 4 ч. 50 м. утра 1 марта двинулся обратно на Бологое. За ним через несколько минут, вне правил, отправился и поезд Литера Б.
      В 9 часов утра 1 марта Императорский поезд - Литера А - прибыл в Бологое. Здесь он едва не сделался игрушкой в руках революционного правительства, о чем около Государя никто не подозревал.
      В Бологое, дабы продолжать движение на Псков поезд должен был перейти с Николаевской дороги на Виндаво-Рыбинскую и переменить паровозы. О прибытии Государя со станции кто-то дал знать в Петроград, в Министрество - Бубликову. Бубликов сообщил Родзянко и запросил: как поступить с Императорским поездом. Родзянко приказал:
      Царский поезд задержать, Государю передать телеграмму от Родзянки с просьбою дать ему аудиенцию, приготовить для его поездки в Бологое экстренный поезд.
      Телеграмма была передана по проводу лично Ломоносовым, но ответа на нее не последовало. Начальник же Виндаво-Рыбинской ж. дороги Правосудович сообщил Ломоносову по телефону, что из Императорского поезда из Бологое поступило требование дать назначение поезду из Бологое на Псков. Ломоносов ответил: - Ни в коем случае.
      - Слушаю. Будет исполнено, - ответил Правосудович. Но не прошло и десяти минут как из телеграфа Ломоносову передали сообщение из Бологое: - "Что поезд Литера А без назначения, с паровозом Николаевской дороги, отправился на Псков".
      Взбешенные Бубликов и Ломоносов стали принимать меры, чтобы загородить путь на Виндавской дороге и тем помешать движению на Псков Императорских поездов, но выполнить это им не удалось.
      {234} Около 3 часов дня оба поезда благополучно прибыли на ст. Дно. На станции Дно был полный порядок. Жандармы произвели несколько предварительных арестов. Телеграфист представил повторную телеграмму для Государя Императора от Родзянко с просьбой аудиенции.
      Государь приказал ответить, что он ждет Родзянко на ст. Дно. Государь долго гулял по платформе. С изумлением узнали, что только утром станцию проехал со своим эшелоном генерал Иванов, которого уже считали в Царском Селе. Удивились такому медленному его продвижению. Узнали и то, что при нахождении генерала Иванова на станции прошло несколько поездов из Петрограда, переполненных пьяными солдатами. Многие из них своевольничали, говорили дерзости. Несколько десятков солдат были генералом арестованы. Многих солдат обыскали и нашли у них большое количество офицерских шашек и разных офицерских вещей, очевидно, награбленных в Петрограде. Генерал Иванов, по-стариковски, патриархально, бранил задержанных солдат, ставил их на колени, приказывал просить прощения, а арестованных увез со своим поездом. Все это, по рассказам очевидцев, носило довольно странный характер и производило смешное впечатление чего-то несерьёзного, бутафорского.