Генерал А. И. СПИРИДОВИЧ
      Великая Война
      и
      Февральская Революция
      1914 -1917 г. г.
      КНИГА III
      ОГЛАВЛЕНИЕ
      Глава XXVII
      Глава XXVIII
      Глава XXIX
      Глава XXX
      Глава XXXI
      Глава ХХХII
      Глава ХХХIII
      Глава XXXIV
      Глава XXXV
      Глава XXXVI
      Глава XXXVII
      Глава XXXVIII
      Глава XXXIX
      Глава XL
      Глава XLI
      Глава XLII
      Глава XLIII
      Глава XLIV
      ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
      Этой книгой заканчивается труд генерала А. И. Спиридовича о периоде русской истории от 1914 г. до 1917 г., столь роковом для судеб всего мира.
      Если этот, мы бы сказали, дневник деятеля той эпохи, очень близко наблюдавшего политическую жизнь России, не претендует на степень исторического исследования, то, несомненно, он является очень ценным материалом для будущих историков, тем более, что объективность и точность автора вне сомнения.
      Настоящим приносим глубокую благодарность вдове генерала Спиридовича, Нине Александровне, предоставившей нам право опубликования этого бесспорного документа о трагических днях нашего Отечества.
      Всеславянское Изд-во
      Нью Йорк, 1961.
      КНИГА III
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
      - Случай с Бьюкененом. - Родзянко оскорбляет Протопопова. - 1917 год, январь. - День Нового Года. - Перемены в Госуд. Совете. - Слухи. - Принесение поздравлений Его Величеству. - Предложение в Тифлисе короны В. К. Николаю Николаевичу через Хатисова. - Настроение в Петрограде. - Во дворце. - Сплетни в Собственном полку. - Осведомленность Государя. - Приемы. - Доклады Покровского, кн. Голицына, пр. Ольденбургского, Родзянко, Самарина, Пильца, Клопова и В. Кн. Михаила Александровича. - Просьба премьера Голицына об увольнении Протопопова. - Адрес Новгородского дворянства. - Действия правых. Н. А. Маклаков. - Записка Говорухи-Отрока. - Роль Щегловитова. - Записка "достойная внимания". - Огношение Государя к разным давчениям. - Беседа Государя с С. С. Кострицким. - Государь и Гос. Дума. - Спокойствие Государя и чем оно обуславливалось. - Императрица и ее мнение о виновниках смуты. - Новые министры. - Прием высших военных. - Прием адмирала Кедрова. - Проект вызова кавалерии. Вызов Гвардейского Экипажа. - Жизнь Царской семьи - А. А. Вырубова на жительстве во дворце. - Роль А. А. Вырубовой. - Царь и родные. - Принц А. П. Ольденбургский. - Приезд принца Карола Румынского. - Приезд миссии союзников. - Царица и Германия. - Государь и планы о победе.
      {13} Новый 1917 год начался тревожно. Интересующиеся политикой прочли в газетах о важных переменах в Гос. Совете. Председателем был назначен б. министр Юстиции Щегловитов, человек умный, ученый, большого опыта, железной воли, ненавидимый левыми кругами и евреями. (Щегловитов Иван Григорьевич [13(25).2.1861 - 5.9.1918], государственный деятель в царской России. Помещик Черниговской губернии. Окончил училище правоведения (1881), с 1894 прокурор Петербургского окружного суда; с 1903 обер-прокурор уголовного кассационного департамента Сената. В 1905 был обвинителем Ивана П. Каляева. В 1906 - июле 1915 министр юстиции. Один из организаторов третьеиюньского государственного переворота 1907, сподвижник и правая рука П. А. Столыпина, покровитель "Союза русского народа" (при непосредственном участии Щ. было организовано дело Бейлиса). В 1915 Щ. председатель монархического съезда. В 1917 при содействии Г. Е. Распутина назначен председателем Государственного совета. В первые дни Февральской революции 1917 заключён в Петропавловскую крепость. Расстрелян по приговору ревтрибунала. - из Энциклопедии - ldn-knigi).
      Зимою 1915 г. он председательствовал на происходившем в Петрограде монархическом съезде. Был председателем правой группы Гос. Совета. "Ванька Каин" для левых, он был надеждой для правых. Выступая в 1916 году, однажды, в Гос. Совете, Щегловитов так выразился про тогдашнее правительство: "Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя, борются с эпилептиками революции". С осени уже шли слухи о выдвижении Щегловитова на крупный пост. К сожалению его не назначали председателем Совета Министров, пост который он, по праву и с пользой для России, должен был занимать в то беспокойное критическое время.
      Состав Гос. Совета по назначению был пополнен лицами молодыми, твердо консервативного направления. В некоторых из них узнавали ставленников Щегловитова. Несколько престарелых членов Совета были освобождены от присутствования в Совете.
      Был исключен и товарищ председателя Голубев, не остановивший в свое время зарвавшегося в своей речи Таганцева. В этих переменах видели усиление правого сектора Гос. Совета, желание найти в нем действительную опору для правительства и Монарха. Волновались и злословили и политиканы и все, задетые происшедшими переменами.
      В высших кругах захлебывались рассказами о высылке В. Кн. Николая Михайловича. В этом видели угрозу по адресу тех членов Императорского Дома, о которых в последнее {14} время ходили разные легенды. Некоторые, зная В. Князя, только как болтуна, находили высылку слишком строгой мерой и обвиняли за нее, конечно, Царицу.
      Новогодний Высочайший прием принес две сенсации. Принимая поздравление дипломатов, Государь очень милостиво разговаривал с французским послом Палеологом, но, подойдя к английскому послу Бьюкенену, сказал ему, видимо, что-то неприятное. Близстоящие заметили, что Бьюкенен был весьма смущен и даже сильно покраснел. На обратном пути поездом в Петроград, Бьюкенен пригласил к себе в купе Мориса Палеолога и, будучи крайне расстроенным, рассказал ему, что произошло во время приема. Государь заметил ему, что он, посол Английского Короля, не оправдал ожиданий Государя. Что в прошлый раз на аудиенции Государь поставил ему в упрек, что он посещает врагов Государя. Теперь Государь исправляет свою неточность. Бьюкенен не посещает их, а сам принимает их у себя в посольстве. Бьюкенен был и сконфужен, и обескуражен. Было ясно, что Государю стала известна закулисная игра Бьюкенена и его сношения с лидерами оппозиции.
      Вторая сенсация заключалась в том, что, встретившись во дворце, Родзянко демонстративно не подал руки Протопопову, когда последний подошел к нему поздороваться. Одни злорадствовали, другие находили, что Родзянко поступил невежливо по отношению того высокого места, где позволил себе эту выходку. Их Величества порицали Родзянко и находили его поступок неприличным. Даже дворцовые лакеи находили, что Родзянко не умеет себя держать во дворце.
      **
      *
      В тот первый день Нового Года, на далеком Кавказе, в Тифлисе, оппозиционные заговорщики сделали первый шаг по предложению короны Великому Князю Николаю Николаевичу. Тифлисский городской голова, Александр Иванович Хатисов, которому, как указано выше, князем Львовым было предложено переговорить по этому поводу с Великим Князем, вернулся к праздникам в Тифлис. Вот как произошло {15} это знаменательное событие, как рассказывал мне лично позже (10 декабря 1930 г., в Париже) сам А. И. Хатисов, у него на квартире, в гостиной, где, на камине красовался портрет б. Наместника Кавказа графа Воронцова-Дашкова.
      На первый день Нового Года было назначено принесение поздравлений Великому Князю во дворце. Когда очередь дошла до Хатисова, он принес поздравление и просил Великого Князя дать ему аудиенцию по важному делу. Великий Князь предложил приехать в тот же день, часа через три, когда разъедутся все поздравляющие. Хатисов поблагодарил и уехал домой. Он, конечно, очень волновался в ожидании приема, но вот какие соображения подбодряли его. Он пользовался в известных кругах Кавказа влиянием и это знал Вел. Князь и придавал этому большое значение. Хатисов же знал, что Вел. Князь в опале, враждебно относится к Царице, порицает Государя и заискивает перед общественностью, перед оппозиционными кругами. Все это подбодряло.
      В назначенный час Хатисов явился во дворец. Его попросили в кабинет Вел. Князя. Поздоровались. Великий Князь занял место за письменным столом и предложил Хатисову сесть. Хатисов попросил разрешения говорить откровенно. Великий Князь разрешил. Хатисов доложил подробно о принятом в Москве решении представителей общественности: для спасения страны, устранить Императора Николая Александровича от престола и предложить корону Вел. Князю Николаю Николаевичу.
      - Признаюсь, - говорил мне Хатисов, - я очень сначала волновался и с большой тревогой следил за рукой Вел. Князя, который барабанил пальцами по столу около кнопки электрического звонка. А вдруг нажмет, позвонит, прикажет арестовать... Но нет, не нажимает... Это подбодрило.
      Хатисов доложил, что Императрицу Александру Федоровну решено или заключить в монастырь, или выслать за границу. Предполагалось, что Государь даст отречение и за себя и за Наследника. Хатисов просил Вел. Князя ответить, как он относится к этому проекту и можно ли рассчитывать на его содействие, так как он должен сообщить ответ князю Львову.
      {16} Великий Князь выслушал доклад и предложение спокойно. Он не высказал ни удивления и никакого протеста против проекта низвержения царствующего Императора. Великий Князь находил, что престиж Государя весьма подорван, но Великий Князь сомневался в том, примет ли сочувственно "МУЖИК" низвержение царствующего Императора, поймет ли "МУЖИК" смену Царя. Это было первое замечание Вел. Князя. Второй же вопрос, возникший у Вел. Князя был следующий: как отнесется "АРМИЯ" к низвержению Государя. Желая разобраться в этих двух вопросах и желая, как он выразился, "и подумать, и посоветоваться с близкими людьми", Великий Князь просил Хатисова приехать за ответом через два дня.
      3 января Хатисов вновь явился во дворец. На этот раз Вел. Князь принял его в присутствии генерала Янушкевича. Великий Князь заявил Хатисову, что подумавши, он решил отказаться от участия в предложенном ему деле. И вот по каким мотивам. По его мнению, народ, т.е. "МУЖИК" и "СОЛДАТ" не поймут насильственного переворота и он не найдет сочувствия и поддержки в "АРМИИ". Великий Князь просил высказаться генерала Янушкевича и генерал кратко ответил, что и по его мнению солдаты не поймут насильственного переворота. Генерал смотрел в свою записную книжку и говорил, что армия включает не то десять, не то пятнадцать миллионов. Он делал какие-то подсчеты. На прощанье Вел. Князь пожал Хатисову руку, дружески с ним распрощался и Янушкевич. Хатисов послал князю Львову условную телеграмму об отрицательном ответе такого содержания: "Госпиталь открыт быть не может". Заговорщический центр с князем Львовым окончательно остановился теперь на замещении престола Наследником Алексеем Николаевичем при регенте Михаиле Александровиче.
      Об этом Тифлисском эпизоде ни министр Внутренних дел Протопопов, ни Дворцовый комендант тогда не знали. Но А. И. Хатисов заверял меня, что, будто бы, перед самой революцией о нем был осведомлен Государь. Я не нашел подтверждения этому.
      {17} Сам Великий Князь никакого предупреждения Его Величеству не сделал.
      Элемент измены Монарху, да еще Верховному Главнокомандующему во время войны в поведении Великого Князя, был налицо уже в тот момент. Эта измена, как увидим ниже, претворится в реальное действие ровно через два месяца; она подтолкнет на измену еще некоторых главнокомандующих армиями и сыграет главную роль в решении Императора Николая II отречься от престола.
      **
      *
      Петербург кипел тогда всякими сенсационными слухами. Была предреволюционная горячка. Кое-что из конспиративных заговорщичьих кружков, хотя и в искаженном виде, но проникало в гостиные и кулуары Г. Думы. Из Москвы шли самые сенсационные слухи. Чуть не открыто говорили, что Государя принудят отречься. Имя будущего регента - Вел. Князя Михаила Александровича произносилось громко. Шел слух, что Вел. Кн. Мария Павловна приняла у себя его морганатическую супругу, как жену будущего регента... Все ждали какой-то развязки.
      Тревожные слухи проникали и в Царскосельский дворец. Там атмосфера была тяжелая. "Точно покойник в доме" - выразился один, часто бывавший там, человек. Царица почти все время лежала. Е. В. казалась измученной и физически, и нравственно. Дети, слыша многое по секрету от окружающих, тревожно посматривали на родителей. Среди ближайших придворных царила тревога, доходившая у некоторых дам до предчувствия катастрофы. Скептически грустно был настроен престарелый граф Фредерикс. Не раз заговаривал он о тщетности жизни и о том, что хорошо бы было покончить ее сразу, приняв хорошую, но верную дозу яда. По-стариковски, по-родительски, любя, предупреждал он Государя и, как всегда, его ласково благодарили и только. Верный слуга, адмирал Нилов уже давно потерял веру во всё. В своем домашнем кругу он бранился, а с друзьями не переставал повторять: "будет революция, нас всех повесят, а на каком фонаре висеть - всё равно". Он тоже ведь предупреждал Государя о заговоре, но его уже давно перестали слушать.
      {18} На женской половине против него велась сильная интрига. А. А. Вырубова и Н. П. Саблин были очень против него. Только личное заступничество Государя спасало его.
      Только не вмешивавшийся ни во что, что не касалось его части, обер-гофмаршал граф Бенкендорф казался невозмутимо спокойным. Да Дворцовый комендант Воейков позировал самоуверенностью и всезнанием. О конкретных заговорах он ничего не знал. Он настолько верил заверениям Протопопова, что всё благополучно, а что если что и случится, то будет предупреждено и пресечено своевременно, что даже уехал в январе на неделю в свое имение в Пензенскую губернию. А, между тем, настроение было нехорошее даже и в Собственном полку.
      В те дни, живший в Царском Селе Н. Ф. Бурдуков был однажды в гостях у богатого коммерсанта. Были там и офицеры Собственного полка. Улучив минуту, хозяин дома отвел Бурдукова в свой кабинет и с тревогой предупредил его. Видимо, положение очень плохо. Сидящие у него офицеры так резко порицают Императрицу. Они говорят, что Царица виновница всего происходящего и что Её необходимо устранить. Хозяин дома, большой патриот, был и поражен, и смущен.
      Н. Ф Бурдуков на другой же день отправился к помощнику Дворцового коменданта генералу Гротену и передал ему об этом случае. Генерал посоветовал ему поговорить лично с генералом Воейковым.
      Дворцовая сутолока последних лет так уронила престиж Царской власти, что в те дни можно было слышать среди придворных служащих: "Ну, что же, не будет Николая Второго, будет другой".
      При всех, на редкость хороших душевных качествах Государь Николай Александрович редко кого привязывал к себе безраздельно, как Монарх, что и сказалось при перевороте.
      Из ближайшего окружения, этими беспредельно преданными Государю людьми, были: граф Фредерикс, граф Бенкендорф, адмирал Нилов, князь Долгорукий, {19} генерал Воейков, лейб-медик Боткин. Других, из близкого окружения Государя, я не помню...
      **
      *
      Существовало довольно распространенное мнение, что Государь не знал, что делается кругом. Это совершенно ошибочно. Всякими путями, официальными и неофициальными, Государь знал всё, за исключением, конечно, тайной (конспиративной) революционной работы.
      В январе месяце, не считая военных докладов, Государь принял более 140 разных лиц в деловых аудиенциях. Со многими Государь обстоятельно говорил о текущем моменте, о возможном будущем. Некоторые из этих лиц предупреждали Государя о надвигающейся катастрофе и даже об угрожавшей Ему лично, как Монарху, опасности.
      Так, 3 января министр Иностранных дел Покровский откровенно предупреждал Государя о надвигающейся катастрофе. Он советовал Государю пойти на уступки, сменить Протопопова. Государь ответил, что он сгущает краски, что всё далеко не так плохо и что всё устроится. Покровский просил уволить его, но Царь настоял, чтобы тот остался.
      5 января премьер князь Голицын докладывал о тревоге в обществе и о слухах из Москвы о предстоящем перевороте. Он доложил и о том, что в Москве называют имя будущего Царя. Государь успокаивал его и сказал: - Мы с Царицей знаем, что всё в руках Божиих. Да будет воля Его. А ведь это был доклад, очевидно, о планах князя Львова.
      Накануне, Вел. Кн. Павел Александрович, делая доклад о гвардии, доложил все-таки о готовящемся государственном перевороте.
      7 января Государь принимал председателя Гос. Думы Родзянко. Не участвуя в заговорах тогда против Государя, Родзянко знал о них многое. Лишь за несколько дней перед тем у него было собрание видных общественных деятелей, на котором высказывались самые крайние мнения. Приехавший из Киева Терещенко, член Г. Думы Шидловский и генерал Крымов доказывали необходимость свержения Монарха.
      {20} Родзянко доложил Государю, с присущей ему резкостью и прямолинейностью, что "вся Россия" требует смены правительства, что Императрицу ненавидят, что Её надо отстранить от государственных дел, что в противном случае будет катастрофа. Однако, зная многое про подготовляющийся переворот, Родзянко не сделал Государю конкретных указаний в смысле лиц. Он лишь настаивал на устранении Царицы, на смене Протопопова, на даровании ответственного министерства.
      Государь слушал спокойно и спокойно же говорил:
      - Дайте факты. Нет фактов, подтверждающих ваши слова.
      А фактов, а лиц Родзянко не указывал. Зная о заговорах, Родзянко докладывал о них общими фразами и получалась как бы буфонада, нечто несерьёзное. Докладывать же по-полицейски, как надлежало министру Внутренних дел, Родзянко не мог. И Государь попрощался с Родзянко ласково, не выказав никакого неудовольствия, несмотря на личные выпады того против Императрицы.
      10 января Московский Предводитель дворянства Самарин представлялся Государю. Вызванный нарочно в Петроград, он должен был поддержать, подкрепить доклад Родзянко. И он сделал это честно и откровенно предупредив Государя о надвигающейся катастрофе.
      19 января Государю представлялся Иркутский генерал-губернатор Пильц. Его Государь любил по службе в Могилеве. Пильц был человек гражданского мужества. Он доложил о всеобщем недовольстве, о потере властью престижа, о розни в самом Совете министров, о слабости власти. Государь слушал внимательно и закончил беседу заверением, что предстоящей весною всеобщее наступление будет победоносно и всё устроится.
      29 января известный Государю старик Клопов, хороший знакомый князя Львова, принятый Государем, убеждал Его Величество пойти на уступки общественности и дать соответствующее министерство. Он даже вручил Государю записку по этому поводу. На записку был дан ответ, составленный Гурляндом и подписанный Протопоповым.
      {21} В таком же направлении о необходимости пойти на уступки не раз говорил Государю в тот месяц и брат, Михаил Александрович. Его инспирировали Родзянко и генерал Брусилов, и, по их просьбе, он передал Государю об общей тревоге, о непопулярности правительства и особенно Протопопова, о желании широких кругов получить ответственное министерство.
      Наконец, в конце января вновь выступил и уже официально премьер князь Голицын. Желая подготовить почву, он предварительно переговорил с Императрицей и просил Ее Величество поддержать его ходатайство о замене Протопопова другим лицом. Императрица слушала Голицына внимательно, но осталась недовольна и поддержки не обещала.
      На первом же затем докладе Государю, князь Голицын подробно изложил Государю о полной персональной непригодности Протопопова как министра Внутренних дел, о вреде, который он приносит и о тех осложнениях, которые неизбежно произойдут из-за него и его политики, как только соберется Гос. Дума. Государь сказал, что подумает и даст ответ в следующий раз. На следующий раз Государь уже сам начал разговор о Протопопове.
      - Я вам хотел сказать по поводу Протопопова, - начал Государь. - Я долго думал и решил, что пока я его увольнять не буду.
      Князь Голицын пытался переубедить Государя, но успеха не имел.
      Выступило с ходатайством и Новгородское дворянство. На очередное его собрание явился, как землевладелец губернии, М. В. Родзянко. По его инициативе и благодаря его агитации, собрание вынесло резолюцию, в которой обращало внимание Государя на трудность переживаемого времени, поддерживало Гос. Думу и предостерегало Государя от лживых советников. Дворянство уполномочило предводителя дворянства Будкевича доложить лично резолюцию Его Величеству. Но этому помешал Протопопов. Резолюция была доложена им самим и осталась незамеченной. Родзянко рассказывал позже, что за нее был смещен губернатор Иславин. {22} Это неправильно. М. В. Иславин оставался губернатором до революции и неизменно пользовался расположением Их Величеств.
      **
      *
      Все отмеченные выступления имели целью склонить Государя на уступки и тем предупредить надвигающуюся катастрофу.
      В них не хватало только конкретных имен, полицейской жестокой прямоты и юридической терминологии - умысел, заговор, убийство. Это должны были сделать органы Министерства Внутренних дел, а Государю доложить - сам министр Протопопов. Но он этого не делал. По какой причине - остается загадкой.
      Но были в то время и люди, которые убеждали Государя не идти на уступки, а бороться с наступающей катастрофой репрессивными мерами. Яркими представителями этого течения явились: бывший министр Н. А. Маклаков и И. С. Щегловитов.
      Маклаков, после убийства Распутина, написал Государю письмо, в котором указывал на начавшуюся анархию, на начавшийся штурм власти. Письмо произвело большое впечатление. Маклакова даже хотели призвать к власти, но он куда-то уехал и дело почему-то расстроилось.
      8 января Маклаков был принят Государем. Он передал Государю записку, составленную Говоруха-Отроком, которая являлась как бы дополнением к записке кружка Римского-Корсакова. Записка указывала, между прочим, что введение в России конституции поведет к гибели России. Более правые партии будут разбиты левыми, а затем - "Затем наступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погромы имущественных классов и, наконец, мужик-разбойник".
      Записка доказывала, что России свойственен лишь Монарх неограниченный и старая народная формула: "Народу мнение, а Царю решение" - является единственно приемлемой для России.
      Щегловитов также стоял за борьбу с левой общественностью в Государственной Думе, но бороться с ней он {23} хотел посредством правого общественного мнения. С этой целью, по его мысли, и был обновлен состав Государственного Совета.
      14 января Щегловитов представил Государю весьма содержательную записку правых "Русских православных кругов г. Киева". Давая картину происходящих в стране непорядков, записка намечала меры к их устранению. То была целая программа борьбы с левою общественностью. Записка была составлена членом Думы священником Митроцким и подача ее наделала много шуму в Думе.
      Записка очень понравилась Государю. Его Величество подчеркнул многие места и положил резолюцию: "Записка, достойная внимания". Государь передал записку премьеру Голицыну и ее должны были обсудить в Совете министров.
      Эти выступления правых, особенная серьёзность Щегловитова и юношеская запальчивость Маклакова очень встревожили оппозиционные и революционные круги и подтолкнули их лидеров действовать дружнее и решительней.
      **
      *
      Государь внимательно выслушивал все мнения, как бы они ни противоречили его личным взглядам. Государь был категорически против дарования ответственного министерства, т.е. против конституции, особенно во время войны. Вот какой произошел у Государя в тот месяц разговор по этому поводу с приехавшим по вызову Его Величества из Ялты в Царское Село личным зубным врачем Е. В., Сергеем Сергеевичем Кострицким.
      Зная, что Кострицкий объехал много городов, побывал даже на Кавказе, куда его вызывал Вел. Кн. Николай Николаевич, Государь, любивший приходить в кабинет Кострицкого (оборудованный во дворце) и беседовать с ним, спросил его однажды:
      - Что нового, как настроение в стране?
      Кострицкий извинился, что будет откровенен и затронет вопросы, которые его по профессии не касаются, рассказал Государю о всеобщей тревоге, о многих непорядках и затруднениях в тылу. Он высказал предположение, что, может быть, {24} дарование ответственного министерства, о котором все говорят, и внесло бы успокоение в общество и принесло бы пользу стране.
      Государь помолчал и сказал: - Это выгодно. Кострицкий не понял, удивился. Заметив его удивление, Государь пояснил, что это, конечно, было бы очень выгодно для Него (Государя) лично, так как сняло бы с Него много ответственности. И Он заметил, что даровать во время войны ответственное министерство Он не находит возможным.
      - Сейчас это неблагоприятно отразится на фронте. А вот через три, четыре месяца, когда мы победим, когда окончится война, тогда это будет возможно. Тогда народ примет реформу с благодарностью... Сейчас же все должно делаться только для фронта.
      И не раз в те дни Государь говорил с Кострицким об ответственном министерстве и не раз утверждал, что даст его стране, но только по окончании войны.
      - Вот закончим войну, там примемся и за реформы, - говорил Государь в те же дни другому лицу, - сейчас же надо думать только об армии и о фронте.
      Будучи против дарования конституции во время войны, будучи часто недоволен действиями Г. Думы, Государь, однако, не поддавался убеждениям тех, кто уговаривал его уничтожить Г. Думу. Вопреки этим советам, Государь повелел возобновить сессию Г. Думы и Г. Совета с 14 февраля, что было очень не по душе Протопопову.
      Когда Протопопов, в отсутствие Г. Думы, убеждал Государя подписать манифест о даровании равноправия евреям и об отчуждении земель в пользу крестьян, Государь заявил, что эти вопросы столь важны, что их должны рассмотреть государственные законодательные учреждения.
      Государь верил в здравый смысл и патриотизм Г. Думы. Он не допускал мысли, что Г. Дума может пойти на какой либо государственный переворот во время войны. Он верил в верность Армии и ее начальников и эта вера еще более успокаивала Его относительно невозможности переворота.
      Между тем момент переживался критический. Нужно было иметь председателем Совета министров и министром {25} Вн. дел сильного человека, который, действуя диктаторски, опирался бы на Г. Думу, как то делал Столыпин до злосчастного дня роспуска законодательных установлений на три дня для проведения его планов.
      На несчастье России, Их Величества приняли за такого человека, выдвинутого Гос. Думой ее вице-председателя Протопопова, который буквально очаровал и околдовал Их своим мистицизмом и обманул Их в полной мере, хвастаясь своею смелостью, энергией и пониманием людей и обстановки. Обманул мнимой наличностью тех нужных качеств, которые у него совершенно отсутствовали. Обстоятельство трагическое, мало понятное, подлежащее изучению и историка, и психиатра.
      Государь беспредельно верил в проницательность, во всезнание и энергию Протопопова. Он верил, что, когда нужно будет, Протопопов примет все предупредительные меры и Он не допускал возможности государственного переворота. И Государь был спокоен в главном.
      Но некоторые меры предосторожности Государь, казалось, стал принимать. Государь стал подбирать министров более по своему вкусу. Был взят новый военный министр генерал Беляев, народного просвещения Кульчицкий, путей сообщения Войновский-Кригер.
      Желая убедиться в настроении армии и флота. Государь принял в январе, как и в начале будущего месяца, ряд высших войсковых начальников. Никаких сомнений в верности армии и флота у Государя не возникало. Армия, гвардия и флот были гордостью Императора Николая Александровича. Он их любил.
      Некоторых из этих начальников принимала также и Императрица. Она живо интересовалась настроением офицеров и солдат, внимательно выслушивала ответы. 13 января был вызван с моря и приглашен к Высочайшему завтраку начальник минной дивизии и начальник морских сил Рижского залива Свиты Е. В. контр-адмирал Кедров. Государь показался адмиралу усталым и озабоченным. Императрица была в приподнятом настроении. Она много расспрашивала про {26} минную дивизию, вспоминала ежегодную охранную службу миноносцев при путешествии в шхерах, приравнивала службу миноносцев к гвардии.
      У Государя возник вопрос о вызове в Петроград кавалерийских полков. Около этого вопроса возникло несколько легенд, связанных с именем тогдашнего и.д. начальника штаба Ставки генерала Гурко.
      Вот, что рассказал он мне по этому поводу. Генерал Гурко приезжал периодически из Ставки с докладом Его Величеству. Однажды, в январе, Государь высказал генералу пожелание вызвать в Петроград для отдыха кавалерийские части с фронта. Для начала Государь повелел вызвать одну гвардейскую кавалерийскую дивизию и одну армейскую, а также Гвардейский экипаж. Таким образом соблюдалась справедливость: вызывались части армии, гвардии и флота. Генерал Гурко немедленно же сделал предварительные распоряжения, отправив телеграммы соответствующим начальникам, сам же переговорил с командующим Петроградским военным округом генералом Хабаловым.
      Хабалов категорически заявил, что ни в Петрограде, ни в его окрестностях безусловно нет места для расквартировки такого количества кавалерии. Нет места даже и для эскадрона не только для двух дивизий. Выходило так, что вызванные части пришлось бы рассеять вдали от столицы, по деревням, что в сильную стужу отразилось бы весьма неблагоприятно на войсковых частях. Хабалов сам лично доложил об этом Государю и Государь на следующем же докладе Гурко отменил свое первое повеление, высказав сожаление, но подтвердил повеление, дабы был вызван Гвардейский экипаж.
      О предупредительном, полицейском характере предполагавшейся меры Государь не говорил; не говорил ничего в этом смысле и Протопопов. Это разъяснение генерала Гурко о причине отмены повеления о вызове кавалерии находит подтверждение в словах Императрицы. Разговаривая 23 января с дежурным флигель-адъютантом князем Эристовым, Царица высказала сожаление, что гвардейская кавалерия не может быть вызвана по недостатку места для расквартирования. Эристов стал доказывать, что кавалерия может быть расквартирована и его слова показались Императрице настолько {27} убедительными, что Ее Величество порекомендовала ему доложить об этом Государю. На это кн. Эристов не решился.
      Отмена вызова кавалерии подняла сплетни.