Постоянные аресты, погоня и розыски несуществующей тогда еще революции. Изменение состава законодательной палаты в нежелательном смысле. Вот те причины, которые привели к этому печальному концу.
Тяжкий ответ перед Богом взяла на себя Государыня Императрица, отвращая Его Величество от народа.
Присылка им генерала Иванова с Георгиевским батальоном только подлила масла в огонь и приведет только к междоусобному сражению, так как сдержать войска, не слушающиеся своих офицеров и начальников, решительно никакой возможности нет. Кровью обливается сердце при виде того, что происходит. Прекратите присылку войск, так как они действовать против народа не будут. Остановите ненужные жертвы.
РУЗСКИЙ - Всё то, что вы, Михаил Владимирович, сказали тем печальнее, что предполагавшийся приезд ваш как бы предвещал возможность соглашения и быстрого умиротворения родины. Ваши указания на ошибки, конечно, верны, но ведь это ошибки прошлого, которые в будущем повторяться не могут при предлагаемом способе разрешения переживаемого тяжелого кризиса. Подумайте, Михаил Владимирович, о будущем. Необходимо найти такой выход, который бы дал немедленное удовлетворение. Войска на фронте с томительной тревогой и тоской оглядываются на то, что делается в тылу, а начальники лишены авторитетного слова сделать им надлежащее распоряжение.
Переживаемый кризис надо ликвидировать возможно скорее, чтобы вернуть армии возможность смотреть только вперед в сторону неприятеля. Войска в направлении к Петрограду были направлены с фронтов по общей директиве из Ставки, но теперь этот вопрос ликвидируется. Иванову несколько часов тому назад Государь Император дал указания не предпринимать ничего до личного свидания.
Эта телеграмма послана через Петроград и остается только пожелать, чтобы она поскорее дошла до генерала Иванова. Равным образом Государь Император изволил выразить согласие, и уже послана телеграмма два часа тому назад вернуть на фронт все, что было в пути. Вы видите, что со стороны Его Величества принимаются какие только возможно меры и было бы в интересах родины и той ответственной войны, которую мы ведем, желательным, чтобы почин Государя нашел бы отзыв в сердцах тех, кои могут остановить пожар.
Сообщив затем проект манифеста, генерал продолжал:
- Если будет признано необходимым внести какие-либо частичные поправки, благоволите меня уведомить, равно и об общей схеме такового.
В заключение скажу вам, Михаил Владимирович, я сегодня сделал все, что подсказывало мне сердце и что мог для того, чтобы найти выход в деле обеспечения спокойствия теперь и в будущем, а также для того, чтобы армиям в кратчайший срок обеспечить возможность спокойной работы. Этого необходимо достигнуть в кратчайший срок. Приближается весна и нам нужно сосредоточить все наши усилия на подготовке к активным действиям и на согласовании их с действиями наших союзников. Мы обязаны думать также о них. Каждый день, скажу больше, каждый час в деле водворения спокойствия крайне дорог.
РОДЗЯНКО - Вы, Николай Владимирович истерзали в конец мое и так истерзанное сердце. По тому позднему часу, в который мы ведем разговор, вы можете себе представить, какая на мне лежит огромная работа, но, повторяю вам, я сам вишу на волоске и власть ускользает у меня из рук. Анархия достигает таких размеров, что я вынужден сегодня ночью назначить временное правительство.
К сожалению манифест запоздал. Его надо было издать после моей первой телеграммы немедленно, о чем я горячо просил Государя Императора. Время упущено и возврата нет. Повторяю вам еще раз, народные страсти разгорелись в области ненависти и негодования.
Наша славная армия не будет ни в чем нуждаться. В этом полное единение всех партий. И железнодорожное сообщение не будет затруднено. Надеемся также, что, после воззвания Временного Правительства, крестьяне и все жители повезут на другие станции снаряды и другие предметы снаряжения. Запасы весьма многочисленны, так как об этом всегда заботились общественные организации и Особое совещание. Молю Бога, чтоб он дал сил удержаться хотя бы в пределах теперешнего расстройства умов, мыслей и чувств, но боюсь, как бы не было хуже еще. Больше ничего не могу вам сказать. Помогай вам Бог, нашему славному вождю, в битве уничтожить проклятого немца, о чем в обращении, посланном армии от Комитета Гос. Думы, говорится определенно в виде пожелания успехов и побед. Желаю вам спокойной ночи, если только вообще в эти времена кто-либо может спокойно спать. Глубоко уважающий вас и душевно преданный Родзянко.
РУЗСКИЙ - Михаил Владимирович, еще несколько слов. Дай, конечно, Бог, чтобы ваши мысли в отношении армии оправдались, но имейте в виду, что всякий насильственный переворот не может пройти бесследно. Что, если анархия, о которой говорите вы, перекинется в армию и начальники потеряют авторитет власти, - подумайте, что будет с родиной нашей. В сущности, конечно, цель одна: ответственное министерство перед народом и есть для сего нормальный путь для достижения цели перемены порядка управления государством. Дай Бог вам здоровья и сил для вашей ответственной работы. Глубоко уважающий вас Рузский
РОДЗЯНКО. - Николай Владимирович, не забудьте, что переворот может быть добровольный и вполне безболезненный для всех и тогда все кончится в несколько дней, - одно могу сказать: ни кровопролитий, ни ненужных жертв не будет, я этого не допущу. Желаю вам всего лучшего.
РУЗСКИЙ. - Дай Бог, чтобы все было так, как вы говорите. Последнее слово. Скажите ваше мнение, нужно ли выпускать манифест?
РОДЗЯНКО. - Я, право, не знаю, как вам ответить. Всё зависит от событий, которые летят с головокружительной быстротой.
РУЗСКИЙ. - Я получил указание передать в Ставку об его напечатании, а посему это и сделаю, а затем будь что будет. Разговор наш доложу, если вы против этого ничего не имеете.
РОДЗЯНКО. - Ничего против этого не имею и даже прошу об этом.
РУЗСКИЙ. - До свидания, да поможет вам Бог. Разговор окончился в 5 часов утра с минутами, 2 марта.
***
По содержанию разговора с генерал-квартирмейстером Болдыревым было составлено сообщение для генерала Алексеева, которое составлялось по мере хода самого разговора. Генерал Данилов проредактировал сообщение, а генерал Рузский внимательно просмотрел его и вычеркнул (по словам Болдырева) подробности по династическому вопросу, сказав: - "подумают еще, что я был между ними посредником в этом вопросе". Генерал Рузский ушел спать.
В 5 ч. 48 м. утра это сообщение было протелеграфировано в Могилев генералу Алексееву (No 1224. Б) за подписью генерала Данилова.
В конце телеграммы было сказано: "Так как об изложенном разговоре Главкосев может доложить Государю только в 10 часов, то он полагает что было бы более осторожно не выпускать манифеста до дополнительных указаний Его Величества.
Выполнив работу, генерал Данилов также ушел отдохнуть до утра. Однако, и он, и генерал Рузский были разбужены генералом Болдыревым, который пришел спросить можно ли пропустить напечатанные в газете "Псковская Жизнь" различные сообщения от нового правительства.
Обсудив вопрос, генерал Рузский разрешил напечатание их, но как бы явочным порядком от редакции. Так жизнь требовала уступок революции, хотя на станции находился Государь Император.
Немного же спустя, по фронту было отдано распоряжение, что генерал Рузский находит соответственным распространение заявлений Временного Комитета, касающихся мероприятий по успокоению населения и по приливу продовольствия.
***
В то же время, как во Пскове осведомляли Ставку о разговоре Главкосева с Родзянко, сам Родзянко делал о нем сообщение Временному Комитету Гос. Думы. В комнате присутствовало при этом, по словам Шульгина, человек восемь, считая его и Милюкова. Родзянко прочел ленты разговора и прочел телеграмму от генерала Алексеева, который, по словам Шульгина, "находил необходимым отречение Государя Императора ("Дни", стр. 237).
Присутствовавшие находили, что отречение необходимо. В тот момент приехал А.И. Гучков, который, как председатель Военной комиссии, всё время объезжал полки и вокзалы и принимал меры обороны Петрограда. Гучков был особенно возбужден и взволнован, так как его автомобиль только что был обстрелян солдатами и ехавший с ним князь Вяземский был убит. Гучков горячился, что положение ухудшается с каждым часом. Анархия растет.
С минуты на минуту можно ожидать резни всех офицеров. Надо что-то делать. Надо совершить нечто, что сразу бы изменило всё положение и спасло бы и офицерство, и династию, и монархию. Необходимо отречение Государя.
Надо дать России нового монарха, с которым бы примирился "народ". Гучков, давно мечтавший об отречении Государя, предлагал собравшимся послать его к Государю просить отречения в пользу Наследника. Он заявил, что если Комитет не решится на этот шаг, то он, Гучков, все равно выполнит его на свой риск и страх. Присутствующие решили, что Гучков поедет, как уполномоченный от Временного Комитета Гос. Думы. Гучков просил послать с ним еще кого-нибудь. Вызвался ехать Василий В. Шульгин, монархист. Никто не протестовал. Позже Шульгин писал:
"Мы обменялись еще несколькими словами. Я постарался уточнить. Комитет Государственной Думы признает единственным выходом из данного положения отречение Государя Императора, поручает нам двоим доложить об этом Его Величеству и, в случае его согласия, поручает привести текст отречения в Петроград. Отречение должно произойти в пользу Наследника Цесаревича Алексея Николаевича. Мы должны ехать, конечно, в полной тайне". ("Дни".) В шестом часу утра А. И. Гучков и В. В. Шульгин покинули Таврический Дворец и затем сумели уехать во Псков.
Во Псков в лице их ехали не выбранные делегаты от Государственной Думы, как то думают многие и поныне, а два добровольца-политикана, на поездку которых согласились семь или восемь усталых, растерявшихся членов Временного Комитета Государственной Думы, во главе с Родзянко и Милюковым....
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ.
- День 2 марта в Царском Селе. - Настроение во дворце. - Бунт роты Собственного Железнодорожного полка. - Слухи из Петрограда. - Разгром квартиры Министра двора и артист Мамонт Дальский. - Царица и проект манифеста В. К. Павла Александровича. - В. К. Павел Александрович и Кирилл Владимирович - Уход с охраны рот Гвардейского Экипажа. - Офицеры экипажа. - Письмо Императрицы Государю. - Грабежи в Царском Селе. - Нейтральная зона. - 2 марта в Петрограде. - В Таврическом Дворце. - Впечатление от Приказа No 1. Образование Временного Правительства. - Министры Керенский и Милюков. - Слухи об отречении Государя и о революции в Германии. - 2 марта в Ставке, в Могилеве. - Генерал Алексеев сторонник отречения Государя. - Разговор генералов Лукомского и Данилова. - Агитация за отречение. - Телеграмма Алексеева всем Главнокомандующим. No 1872 по вопросу отречения. - Генерал Алексеев агитирует за отречение. - Переговоры генералов: Алексеева с Брусиловым, Клембовского с Эвертом, Лукомского с Сахаровым. - Телеграммы генералу Рузскому и В. К. Николаю Николаевичу. - Ответы главнокомандующих. Составление доклада Государю.
С утра 2 марта в Царскосельском дворце царила большая тревога. Из города шли слухи, что готовится нападение на дворец. На Павильоне ночью взбунтовалась рота Железнодорожного полка, охранявшая Павильон и пути к нему. Убили двух офицеров; рота ушла в Петроград. Из Петрограда сообщили, что толпа разгромила и подожгла дом Министра Двора графа Фредерикса, считая что он немец. Толпой громил руководил красавец артист, любимец провинциальных сцен Мамонт Дальский. Он вдруг сделался анархистом и стал во главе одной из банд. Дальский не стеснялся хвастаться позже, какие вещи он отобрал для себя из квартиры Фредерикса и в их числе громадное чучело медведя, стоявшее при входе. Больную графиню едва спасли и увезли в один из госпиталей.
В 11 часов утра генерал Гротен, в присутствии графа Бенкендорфа, вручил Императрице пакет от В. К. Павла Александровича. Граф прочитал Ее Величеству заключавшийся там акт. То был как бы манифест с обещанием конституции после окончания войны. Императрица выслушала документ, ничего не ответила и спрятала его.
В тот же день в письме Государю Императрица уделила этому документу такие строки: - "Павел, получивший от меня страшнейшую головомойку за то, что ничего не делал с гвардией, старается теперь работать со всех сил и собирается спасти всех нас благородным и безумным способом: он составил идиотский манифест относительно конституции после войны и т. д."
Но Великий Князь, несмотря на отказ Императрицы подписать тот манифест, сам подписал тот документ, собрал под ним подписи нескольких членов династии и отправил его в Государственную Думу. Там документ был принят Милюковым. Он прочитал его, сказал что-то и спрятал его в карман. Великий Князь не ограничился этим. Услышав о проекте отречения Государя, Вел. Князь написал Вел. Князю Кириллу Владимировичу следующее письмо:
"Ты знаешь, что я, через Н. П. все время в контакте с Государственной Думой. Вчера вечером мне ужасно не понравилось новое течение, желающее назначить Мишу регентом. Может быть это только сплетни, но мы должны быть на чеку и всячески, всеми способами сохранить Ники престол...
Если Ники подпишет манифест о конституции, то ведь этим исчерпываются все требования народа и Временного Правительства. Переговори с Родзянко и покажи ему это письмо. Крепко тебя и Дюкки обнимаю. Твой дядя Павел".
Вел. Кн. Кирилл Владимирович ответил следующим письмом:
"Дорогой дядя Павел. Относительно вопроса, который тебя беспокоит, до меня дошли одни лишь слухи. Я совершенно с тобой согласен, но Миша, несмотря на мои настойчивые просьбы работать ясно и единогласно с нашим семейством, прячется и только сообщается с Родзянко.
Я был все эти тяжелые дни один, чтобы нести всю ответственность перед Ники и родиной, спасая положение, признавая новое правительство. Обнимаю. Кирилл. 2 марта 1917 г."
Поведение в те дни Вел. Кн. Кирилла Владимировича вообще и, в частности, его желание; чтобы роты Гвардейского экипажа ушли из Ц. Села в Петроград, находили во дворце самое строгое неодобрение. И вдруг больно всех ударило сообщение, что и последние две роты экипажа (1 и 3) ушли в Петроград. Одна из Александровки, другая с Павильона. Но все 17 офицеров батальона (за исключением молодого Кузьмина), во главе с ком-ром батальона Мясоедовым-Ивановым, явились во дворец в распоряжение Ее Величества. Во дворец же было принесено и сдано знамя экипажа, при котором находился мичман Черемшанский.
Вечером Императрица вышла к офицерам, поблагодарила их за преданность и верную службу и высказала пожелание, чтобы офицеры вернулись в Петроград в свою часть.
Офицеры исполнили желание Ее Величества и в следующие же дни подверглись преследованиям, а некоторые и арестам.
Поздно вечером Императрица написала два одинаковые письма Государю и вручила их молодым офицерам: Соловьеву и Грамотину, пообещавшим доставить их Его Величеству.
Императрица писала:
"...Всё отвратительно и события развиваются с колоссальной быстротой. Но я твердо верю и ничто не поколеблет этой веры - всё будет хорошо.... Ясно, что они хотят не допустить тебя увидеться со мною прежде, чем ты подпишешь какую-нибудь бумагу, конституцию или еще какой-либо ужас в этом роде".
О членах Царской Семьи и о близких служащих Царица писала:
"Борис уехал в Ставку. Георгий в Гатчине, не дает о себе знать и не приезжает. Кирилл, Ксения, Миша не могут выбраться из города, Твое маленькое семейство достойно своего отца. Я постепенно рассказываю о положении старшим и Корове... Беби я сказала лишь половину... Все в отчаянии, что ты не едешь. Лили - ангел, неразлучна, спит в спальне. Мария со мной... Гротен совершенство. Ресин спокоен. Старая чета Бенкендорф ночует в доме, а Апраксин пробирается сюда в статском. Я пользовалась Линевичем, но теперь боюсь, что и его задержали в городе. Никто из наших не может приехать... Все мы бодры, не подавлены обстоятельствами, только мучаемся за тебя и испытываем невыразимое унижение за тебя, святой страдалец. Всемогущий Бог да поможет тебе..."
Царица просила Государя носить крест Распутина, "если даже и неудобно, ради моего спокойствия." То было последнее письмо.
А в Царском шел грабеж. Громили винные магазины. Разнузданные банды солдат бродили по городу. Но между городом и дворцом была установлена нейтральная полоса и банды и толпа за нее не переступали.
Во дворец уже проник слух, что возможно отречение.
Слуху не хотелось верить.
В тот день 2-го марта Таврический дворец кишел толпой, как муравейник. С утра на стенах и заборах появился "Приказ No 1". Солдаты были в восторге. Офицеры в панике. Во дворе против главного входа нельзя протолкаться сплошная стена солдат. В комнатах говорят про намеченных новых министров. Портфель министра юстиции, чтобы угодить рабочим, отдан Керенскому, хотя раньше прочно стояла кандидатура Маклакова. Керенский, несмотря на решение Исполкома не входить в правительство, принял портфель и, когда объявил об этом в Совете Рабочих и Солдатских Депутатов, гром аплодисментов как бы санкционировал его назначение. Этому назначению многие, далеко не революционеры, искренне радовались, так как популярность Керенского в массе была велика и он один умел влиять на толпу. Керенский бросил толпе обещание добиться амнистии сосланным большевикам и толпа неистовствала от восторга.
После 3 час., в Екатерининском зале говорил Милюков, министр иностранных дел. Он расхваливал военного министра Гучкова и финансов - Терещенко. На сыпавшиеся из толпы вопросы о Государе, о династии, Милюков заявил:
"Старый деспот, доведший страну до полной разрухи, сам откажется от престола или будет низложен. Власть перейдет к регенту В. Кн. Михаилу Александровичу. Наследником будет Алексей".
Толпа отвечала протестами и криками "долой, республика, республика". Агенты Исполкома агитировали против династии, уверяя солдат, что каков бы ни был Государь - станут преследовать за революцию. Манифестация против монархии со стороны рабочих и солдат была столь внушительна и так энергично поддержана Исполкомом перед новыми министрами, что Милюкову пришлось заявить толпе, что мнение о будущем монархе и регенте есть его личное мнение.
Так либералы уже сдавали свои позиции революционной демократии.
А между тем, днем появились афиши с телеграммой Вел. Кн. Николая Николаевича, что он коленопреклоненно умолял Государя об отречении. Солдаты неистовствовали от восторга: "Микола", "Миколай Миколаевич за нас, ура, ура. Долой!" Часов после четырех, среди министров уже положительно говорили, что Государь отрекся во Пскове. Кто-то пустил утку, что и в Германии революция. То было напечатано в московском "Русском Слове". Толпа неистовствовала от восторга. Сам председатель Совета Рабочих и Солдатских депутатов, Чхеидзе, по словам Суханова, стоя на столе, "потрясая какими-то скомканными листами бумаги, выкатив глаза, подпрыгивал на столе на пол-аршина и что было сил, кричал ура".
Еще с большим усердием шли аресты. В 6 часов вечера, по личному приказанию Керенского (уже министра юстиции), был арестован генерал Спиридович. За ним приехал офицер Михайловского Артиллерийского Училища с конвоем и генерала доставили сначала в Таврический дворец, откуда, по приказанию Некрасова, отвезли в Петропавловскую крепость. Этим арестом закончилась официальная служба генерала "Царю и Родине". Он был уволен в отставку и содержался под стражей до 2 октября 1917 года.
Между тем, в Ставке Верховного Главнокомандующего, в Могилеве, с утра 2 марта шла лихорадочная работа по свержению Государя с престола. Уже более суток генерал Алексеев стоял за отречение Государя, что, главным образом, и ободряло Родзянко. Рано утром 2 марта генерал Алексеев, ознакомившись с телеграммой ген. Рузского об его разговоре с Родзянко, принял открыто уже сторону тех, кто добивался отречения Государя Императора. С этого момента генерал Алексеев открыто, официально принимает ряд мер, чтобы склонить Государя Императора передать престол Наследнику Цесаревичу.
Около 9 часов утра, по приказанию генерала Алексеева, генерал-квартирмейстер Лукомский вызвал к аппарату генерала Данилова (Псков) и передал ему следующее:
"Здравствуй Юрий Никифорович. У аппарата Лукомский. Генерал Алексеев просит сейчас же доложить Главкосеву, что необходимо разбудить Государя и сейчас же доложить ему о разговоре генерала Рузского с Родзянко. Переживаем слишком серьёзный момент, когда решается вопрос свержению Государя с престола. Уже более суток генерал Алексеев убедительно просит безотлагательно это сделать, так как теперь важна каждая минута и всякие этикеты должны быть отброшены.
Генерал Алексеев просит, по выяснении вопроса, немедленно сообщить, дабы официально и со стороны военных властей, сделать необходимое сообщение в армии, ибо неизвестность хуже всего и грозит тому, что начнется анархия в армии. Это официально.
А теперь я прошу тебя доложить от меня генералу Рузскому, что, по моему глубокому убеждению, выбора нет и отречение должно состояться. Надо помнить, что вся Царская Семья находится в руках мятежных войск, ибо, по полученным сведениям, дворец в Царском Селе занят войсками, как об этом вчера уже сообщал вам генерал Клембовский. Если не согласиться, то, вероятно, произойдут дальнейшие эксцессы, которые будут угрожать царским детям, а затем начнется междоусобная война и Россия погибнет под ударами Германии и погибнет вся династия. Мне больно это говорить, но другого выхода нет. Я буду ждать твоего ответа. Лукомский.
В приведенных словах сведения о занятии дворца войсками были совершенно неверны. Ставка или продолжала питаться лживыми сведениями, или застращивала Псков, дат бы подтолкнуть Государя на отречение.
Генерал Данилов, прочтя сообщение Лукомского, спокойно ответил, что через час генерал Рузский будет с докладом у Государя и потому будить генерала раньше времени он не находит возможным. Он сообщил, как трудно было Рузскому убедить Государя дать ответственное министерство и он выразил убеждение, что едва ли возможно будет получить от Государя определенное решение.
Данилов закончил свое сообщение такими словами:
"Много горячих доводов высказал генерал Рузский в разговоре с Родзянко в пользу оставления во главе Государя с ответственным министерством перед народом, но, видимо, время упущено, и едва ли возможно рассчитывать на такое сохранение. Вот пока всё, что я могу сказать. Повторяю, от доклада генерала Рузского я не жду определенных решений".
Лукомский ответил: "Дай Бог, чтобы генералу Рузскому удалось убедить Государя. В его руках теперь судьба России и Царской Семьи".
Разговор окончился. Лукомский доложил запись разговора Алексееву. Было ясно, что надеяться на успех убеждения Государя только силою одного Рузского не приходится. Алексеев решил воздействовать на Государя через всех главнокомандующих, включая и Вел. Кн. Николая Николаевича, для чего, предварительно, сговорить, согласовать их на это воздействие. Была ли это личная инициатива самого Алексеева, или инициатива кого-либо из его помощников - неизвестно. Позже Алексеев говорил Лукомскому, что то была инициатива Рузского, но это не подтверждается никакими документами. Во всяком случае, Алексеев приказал Лукомскому и для главнокомандующих была составлена циркулярная телеграмма No 1872 следующего содержания:
"Его Величество находится во Пскове, где изъявил свое согласие объявить манифест идти навстречу народному желанию - учредить ответственное перед палатами министерство, поручив председателю Гос. Думы образовать кабинет. По сообщении этого решения, Главкосевом председателю Гос. Думы, последний, в разговоре по аппарату в два с половиной часа 2-го сего марта, ответил, что появление такого манифеста было бы своевременно 27 февраля, в настоящее же время этот акт является запоздалым, что ныне наступила одна из страшнейших революций, сдерживать народные страсти трудно, войска деморализованы. Председателю Гос. Думы хотя пока и верят, но он опасается, что сдержать народные страсти будет невозможно, что теперь династический вопрос поставлен ребром и войну можно продолжать до победоносного конца лишь при исполнении предъявляемых требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича".
Далее в телеграмме следовало уже личное мнение генерала Алексеева.
"Обстановка, невидимому, не допускает иного решения и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армий и работа железных дорог находятся фактически в руках Петроградского Временного Правительства. Необходимо спасти действующую армию от развала, продолжать до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первый план хотя бы ценою дорогих уступок.
Если вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать спешно свою верноподданническую просьбу Его Величеству через Главкосева, известив Наштаверха.
Повторяю, что потеря каждой минуты может стать роковой для существования России и что между высшими начальниками действующей армии нужно установит единство мыслей и целей и спасти армии от колебаний и возможных случаев измены долгу.
Армии должны всеми силами бороться с внешним врагом, а решения относительно внутренних дел должны избавить ее от искушения принять участие в перевороте, который более безболезненно совершится при решении сверху. 2 марта 1917 г. 10 ч. 15 м. No 1872. Алексеев".
Такова была телеграмма генерала Алексеева, которая, по выражению генерала Лукомского, "подсказывала главнокомандующим ответ, который начальник штаба желал, чтобы они сообщили Государю".
Это неточно. Телеграмма не только "подсказывала" ответ, она подговаривала, убеждала главнокомандующих добиться отречения, она соглашала их на отречение Государя Императора.
В 10 ч. 15 м. утра 2-го марта началась передача этой телеграммы No 1872 одновременно по прямым проводам главнокомандующим Брусилову, Эверту и Сахарову. Началась официально преступная агитация за отречение Царствующего Императора.
Главнокомандующему Южным фронтом Брусилову телеграмму передавал сам генерал Алексеев.
Передав всю телеграмму, Алексеев прибавил: - По-видимому из Пскова посланы были повеления генералу Иванову возвратиться как ему самому, так и вернуть все войска, направленные из армии в Царское Село. Сейчас мне сообщили, что генерал Иванов через полчаса вернется в Могилев, чему, однако, я не вполне доверяю. Алексеев. 2 марта, 11 ч.
БРУСИЛОВ ответил: - Колебаться нельзя. Время не терпит. Совершенно с вами согласен. Немедленно телеграфирую через Главкосева телеграмму с всеподданнейшею просьбою Государю Императору. Совершенно разделяю все ваши воззрения. Тут двух мнений быть не может. Кончил.
АЛЕКСЕЕВ продолжал: - Будем действовать согласно. Только в этом возможность пережить с армией ту болезнь, которой страдает Россия и не дать заразе прикоснуться к армии. До свидания. Всего хорошего.
БРУСИЛОВ ответил: - Очевидно, должна быть между нами полная солидарность. Я считаю вас по закону верховным главнокомандующим, пока не будет другого распоряжения.
Да поможет вам Господь.
Главнокомандующему Западным фронтом Эверту телеграмму передавал по проводу помощник начали, штаба генерал Клембовский.
Они начали разговор в 10ч. 15м. и окончили в 11 часов.
КЛЕМБОВСКИЙ, передав текст телеграммы, прибавил: - Вот и всё. Если имеете задать вопрос, то я в вашем распоряжении.
ЭВЕРТ: - Этот вопрос может быть разрешен безболезненно для армии, если только он будет решен сверху В противном случае, несомненно, могут быть и желающие ловить рыбу в мутной воде. Есть ли время сговориться с командующими армиями? Запрошены ли остальные главнокомандующие?
КЛЕМБОВСКИЙ: - Всем главнокомандующим сообщено одно и то же. Время не терпит, дорога каждая минута, иного исхода нет. Государь колеблется. Единогласные мнения главнокомандующих могут побудить его принять решение, единственно возможное для спасения России и династии. При задержке в решении вопроса, Родзянко не ручается за сохранение спокойствия, причем все может кончиться гибельной анархией. Надо иметь в виду, что Царскосельский дворец и августейшая семья охраняются восставшими войсками.
ЭВЕРТ: - Больше ничего не имею.
КЛЕМБОВСКИЙ: - Имею честь кланяться.
Главнокомандующему Румынским фронтом Сахарову телеграмму передавал квартирмейстер генерал Лукомский.
ЛУКОМСКИЙ, подойдя к аппарату в 10 ч. 15 мин., начал:
- Попросите к аппарату главнокомандующего. У аппарата генквартверх. Для передачи очень срочной и важной депеши и для личных объяснений, если таковые потребуются. Вопрос крайне спешный. Поэтому прошу помощника главнокомандующего не отказать подойти к аппарату возможно скорее.
ДЕЖУРНЫЙ: - Сию секунду доложу.
ЛУКОМСКИЙ: - У аппарата генерал-лейтенант Лукомский. Честь имею кланяться, ваше высокопревосходительство. Генерал Алексеев поручил мне передать вам нижеследующую телеграмму. И Лукомский передал полностью телеграмму No 1872, после чего спросил: - Нет ли каких-либо вопросов, так как кончил?
САХАРОВ: - У аппарата генерал Сахаров. Здравствуйте, Александр Сергеевич. Скажите пожалуйста, то, что вы сказали, то составляет мнение Михаила Васильевича?
ЛУКОМСКИЙ: - Да, мнение Михаила Васильевича начинается после слов Михаила Александровича, - со слова "Обстановка". (См. выше - полный текст тел. No 1872).
САХАРОВ: - А от других главнокомандующих есть ответ или нет?
ЛУКОМСКИЙ: - Эта телеграмма одновременно передается всем главнокомандующим. Генерал Алексеев говорит с генералом Брусиловым, генерал Клембовский говорит с генералом Эвертом, мне поручено передать вам и передать в Тифлис.
САХАРОВ: - Повидимому, как ни грустно, а придется согласиться с этим единственным выходом. Телеграмму составлю, но те было ли бы лучше отправить ее после получения от вас окончательного решения, основанного на мнении всех остальных. Но было бы крайне желательно и даже более всего необходимо знать ответ с Кавказа.
