И генерал заразительно смеялся, подливая в бокалы вина, как любезный хозяин. Смеялся и всезнающи С. П. Белецкий, ухмылялся попыхивая сигарой лейб-хирург... Все как будто верили во всемогущество частей Петра Ивановича (он ведал всеми автомобильными частями в Петрограде и всей поставкой автомобилей на армию). Все были спокойны. У всех были планы на будущее.
Я дал свое меню, прося у всех автографы на память. Все дали красивые подписи. То было 21 февраля 1917 г. Храню это меню и по сей день в своем архиве в 1948 году. Мы расстались дружески.
Долго я не мог заснуть в ту ночь, перебирая впечатления Петроградского дня. Странным и непонятным казалось сопоставление всего того, что говорили Дубенский, Воейков, Протопопов, Секретев, оптимист сенатор и многие другие. Кто прав из них, кто ошибается. Ведь все они живут в одном и том же Петрограде, окружены одной и той же политической атмосферой... И мысль уносилась в Царское Село, к Государю.
Три человека около Государя могли видеть Его Величество по службе ежедневно, как бы запросто: Министр Двора, Дворцовый Комендант и Начальник Военно-Походной Канцелярии. И когда эти должностные лица были серьезные люди и действительно отвечали своим местам, они оказывали помощь Государю в трудные моменты и могли влиять на некоторые решения Его Величества.
Когда эти должности занимались такими людьми как Министр Двора Граф Воронцов, Дворцовые Коменданты - Гессе, Трепов, Дедюлин, Начальник Военно-Походной Канцелярии князь Орлов (до 1908 г.), каждый министр, бывавший с докладом у Государя, знал с кем мог поделиться Государь мыслью об услышанном, у кого мог потребовать справку и министрам приходилось быть осторожными.
До войны же 1914 г. еще был в живых серьезный друг Государя, умудренный опытом и годами, известный князь Мещерский, большого ума патриот, человек богатый и независимый. С ним Государь вел большие политические беседы, вел интересную переписку по государственным вопросам. Перед войной Государь называл его своим "старым другом".
Князь мог иногда оказать влияние на Государя и это знали министры и этого тоже побаивались и на это тоже оглядывались.
Но все это было и прошло. Что же окружало Государя в предреволюционный момент. Кто были эти три лица, которых Государь мог видеть каждый день и обратиться к ним за любой справкой: выживший из ума, в буквальном смысле, от старости Министр двора, политически наивный Дворцовый Комендант и лишенный минимального престижа Нач. В. П. Канцелярии. В общем, пустое место.
Единственным человеком, с которым Государь мог поговорить, посоветоваться, помимо министров, была Его супруга.
А Она, Императрица Александра Федоровна, так безумно любившая Россию, была и нервно и психически больной женщиной, совершенно не понимавшей Россию, получившую в 1905 году конституцию, правда куцую, но всё-таки конституцию, которую не желала признавать Императрица.
***
В среду, 22 февраля, в 2 ч. дня Государь уехал из Ц. Села в Ставку.
В 5 часов я приехал на чай к одному моему приятелю с большими политическими связями. Чай был сервирован по-модному, в гостиной. Уютно пылал камин. Там уже сидел некий член Гос. Думы из правых. Камергер, предводитель дворянства, боевой монархист, любивший Государя, поддерживавший правительство, но часто делавший гафы. Сразу же заговорили об отъезде Государя. Думец высказал беспокойство и удивление отъезду в переживаемый момент. Разговорились. Подстрекаемый моими вопросами думец разволновался. - Идем к развязке, - говорил он, - все порицают Государя. Люди, носящие придворные мундиры, призывают к революции...
Правительства нет. Голицын красивая руина. Протопопов - паяц. Его все презирают, понимаете ли вы - презирают. Ведь, в Думе нам всем хорошо известно его ничтожество, его политическое убожество. Все уверены, что он задумал добиться сепаратного мира. Все верят, что этого хочет Императрица. Верят и за это Ее ненавидят. Ненавидят как сторонницу Германии. Я лично знаю, что это вздор, неправда, клевета, я-то этому не верю, а все верят! Чем проще член Думы по своему социальному положению, тем он больше в это верит. Бывший министр иностранных дел Сазонов, которого мы все уважали, заверял нас, что это неправда, но все было напрасно. Все, раз навсегда, решили и поверили что Она "немка" и стоит за Германию. Кто пустил эту клевету, не знаю. Но ей верят. С Царицы антипатия переносится на Государя. Его перестали любить. Его уже НЕ ЛЮБЯТ.
Не любят за то, что в свое время не прогнал Распутина, за то, что не заступился за свою жену, когда ее задели с трибуны Думы, за то, что позволяет вмешиваться жене в дела государственные. Не любят, наконец, за то, что благоволит к Протопопову: ведь, правда трудно же понять как Он - Государь, умный человек, проправивший Россией двадцать лет, не понимает этого пустозвона, блефиста, болоболку, над которым смеется вся Гос. Дума. Не любят за непонимание текущего момента. И все хотят Его ухода... хотят перемены....
А то, что Государь хороший, верующий, религиозный человек, дивный отец и примерный семьянин - это никого не интересует. Все хотят другого монарха... И если что случится, вы увидите, что Государя никто не поддержит, за него никто не вступится....
Таковы были речи Думского депутата. Около семи часов он стал торопиться на обед к графине X.
- "Мы теперь в большой моде, - шутил депутат, целуя дамам ручки - наша аристократия теперь за нами ухаживает, нас приглашают, расспрашивают, к нам прислушиваются..." Думец ушел.
- "Слышали, - обратился ко мне, проводивши гостя, хозяин, - смею Вас заверить, что это мнение не только Прогрессивного Блока, но и всех общественных кругов Петрограда, всей интеллигенции". Я стал прощаться. Поехал домой. Тяжело было на душе.
Что-то надтреснуло в толще нашего правящего класса. Престиж Государя и Его супруги, видимо, был окончательно подорван. Распутиным началось, войною кончилось.
Встав, как главковерх, в ряд лиц высшего командования, Государь, сделался для общества, для толпы человеком, которого можно было критиковать и его критиковали. С главковерха критика перенеслась и на Монарха. О том, что Государя начнут критиковать, Его предупреждал мудрый граф Воронцов-Дашков, когда Государь обратился к нему за советом относительно принятия верховного командования.
Царица же, начав ухаживать за больными и ранеными, начав обмывать ноги солдатам, утратила в их глазах царственность, снизошла на степень простой "сестрицы", а то и просто госпитальной прислужницы. Всё опростилось, снизилось, а при клевете и опошлилось. То была большая ошибка. Русский Царь должен был оставаться таким, как Пушкин изобразил его в своем послании к Императору Николаю Первому. Императрице же "больше шла горностаевая мантия, чем платье сестры милосердия", - что не раз высказывала Царице умная госпожа Лохтина...
Но Их Величества, забывая жестокую реальность, желали жить по-евангельски.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ.
- 23 февраля 1917 г. Четверг, начало февральской революции. - Уличные беспорядки 23 февраля и их причина. - Женский день. - Лозунги, данные Большевиками "Долой войну" и "Надо хлеба". - Непонимание властями истинного характера беспорядков. - В Царскосельском Дворце. - День 24 февраля, Пятница. - Беспорядки усиливаются. - Явно - революционный характер уличных волнений. Переход власти в руки военных. - Демонстрации на Невском проспекте. - Действия полиции и войск. - Странное поведение казаков. - Слух. что ,,казаки за народ". - Непонимание правительством происходящего в столице волнения. - Совет министров. - Отсутствие министра Внутренних Дел. - Веселый обед у Н. Ф. Бурдукова и Протопопов. - Предсказание гипнотизера Моргенштерна. - Положение в Царскосельском Дворце. - Заболевание Царских детей усиливается. - Царица и Ее взгляд на происходящие события.
23 февраля считается у социалистов "женским днем". Вот почему с утра того дня, в Четверг, работницы текстильщицы Выборгского района, желая ознаменовать свой день, объявили забастовку. Их делегатки рассеялись по фабрикам и заводам, прося поддержки. Выборгский большевицкий комитет, по требованию женщин, санкционировал забастовку" Были выброшены лозунги: "Долой войну" и "Давайте хлеба".
К полудню, в Выборгском районе уже бастовало до 30.000 человек. Рабочие толпами двигались по улицам, снимали работавших, останавливали трамваи, отбирали рукоятки у вагоновожатых. При попытках полиции разгонять толпу, рабочие оказывали сопротивление. Два помощника пристава, Каргельс и Гротгус, были тяжело ранены. Между прочим, женщины сорвали работу на заводе Айваз, где выпечка хлеба именно для рабочих была поставлена исключительно хорошо. Но и там забастовщики кричали: - "Хлеба".
После полудня забастовщики направили свои усилия, главным образом, на заводы, работавшие на войну.
Около 4 ч. толпа осадила снаряжательный цех Патронного Завода (No 17 по Тихвинской улице) и сняла с работы до 5.000.
Администрации удалось задержать 19 бегавших по мастерским агитаторов. Полиция и драгуны 9-го Запасного Кавалерийского полка рассеяли толпу. Все бросилось к Литейному мосту с криками: - "На Невский".
Другая толпа осадила завод: "Снарядный цех морского ведомства" (Б. Охтинский пр.), разбила стекла, сняла рабочих и также устремилась - "На Невский". Часть переходила по льду. Никто не мешал. Но большая часть шла по Литейному мосту. Смяв полицейский и конно-жандармский наряды, заграждавшие выход с моста, толпа прорвалась на Литейный проспект. Выломали ворота Орудийного завода (Литейный No 1), разгромили вестибюль, но бросившийся на встречу толпе полицейский надзиратель Шавкунов, угрожая револьвером и обнаженной шашкой, заставил толпу отхлынуть. Рабочие ворвались другим входом и сняли в мастерских до 2.000 человек. Другая толпа сняла в мастерских гильзового отдела до 3.000 ч. Третья толпа пыталась ворваться на завод со стороны Сергиевской, но бросившиеся ей навстречу, с револьверами и обнаженными шашками, пол. надзиратель Волконский и городовой Коваленко заставили толпу, кричавшую - "Хлеба", "Долой Войну", отступить.
После этого, уже громадная толпа залила Литейный и направилась к Невскому. Встретивший ее большой казачий разъезд не препятствовал движению, но встречные наряды пешей и конной полиции, а также и взвод 9-го Зап. Кавалерийского полка рассеяли толпу. Теперь стали действовать и казаки. Разными боковыми улицами рабочие шли к Невскому.
Туда же, к Невскому, шла толпа по Суворовскому проспекту. Впереди подростки. Подростки кричали: - "Хлеба", а рабочие останавливали трамваи. Около шести часов толпы прорвались на Невский около Знаменской площади и двинулись к центру. Останавливали трамваи. Били в вагонах стекла. Отбирали ключи у вагоновожатых. Конная полиция рассеивала толпы, те разбегались и вновь собирались и двигались.
Около трех часов беспорядки начались и на Петроградской стороне. Снимали рабочих. Разгромили булочную Филиппова (No61, Б. Проспект). Все стремились к Троицкому мосту и дальше к Невскому. На Троицкой площади толпа встречает сильное противодействие со стороны полиции, но все-таки, в конце концов, проникает на мост и двигается на левый берег. Часть идет по льду. Около пяти часов эти толпы прорываются на Невский, у Казанского моста. Впереди женщины и дети кричат: - "Хлеба, Хлеба". Полиция и взводы 9-го Запас. Кав. полка разгоняют толпу.
Наконец, третья большая толпа прорывается на Невский со стороны Садовой, где она остановила трамваи. Казаки разгоняют ее.
К позднему вечеру столкновения рабочих с полицией прекращаются. На Невском необычайно большое движение. Тротуары полны рабочих. Они бродят. По улице ездят казаки, конная полиция, жандармы, драгуны. Только на Петроградской стороне даже и вечером сорвали работу завода "По воздухоплаванию", ранили чина полиции Вашева.
Ночь разогнала всех по домам.
Так началась февральская революция 1917 года. Ни Министр Внутренних Дел Протопопов с его Директором Департамента полиции, ни Главный военный начальник генерал Хабалов не поняли истинного характера возникшего движения. Участие женщин и детей в толпах укрепило их в несчастной мысли, что движение несерьезно. Крики же "Хлеба", "Хлеба", что было лишь тактическим приемом и разгром лишь одной булочной из числа нескольких тысяч, как бы зачаровал их, что всему виною недостаток, хотя и мнимый, хлеба.
На крики же "Долой войну", на разгром почти исключительно лишь заводов, работавших на войну - не обратили внимание. 19 агитаторов, задержанных с поличным, на месте преступления, по снятию с работы людей работавших на войну, не были преданы немедленно военно-полевому суду. Немедленный расстрел их по суду произвел бы охлаждающее действие лучше всяких военных частей.
В тот день бастовало до 50 предприятий, около 87.500 рабочих. Надо принять во внимание, что на Путиловском заводе, по решению администрации, ввиду непрекращавшихся нарушений рабочими нормального хода работы, завод был закрыт с утра 23 числа. До 30.000 рабочих рассеялись по городу, возбуждая других объявленным "локаутом".
Но даже Начальник Охранного Отделения, в тот первый день революции, не понял истинного характера движения и в своем докладе министру указывал, как на причину беспорядков, - недостаток хлеба.
Легенда о недостатке хлеба и о мальчишках и девчонках, как о зачинщиках беспорядков, была передана Протопоповым и в Царскосельский дворец.
***
Желая уяснить себе истинные причины народного движения и обсудить необходимые мероприятия для следующего дня, Градоначальник генерал Балк, по собственной инициативе, собрал в 11 ч. вечера в большой зале градоначальства заседание, которым пожелал председательствовать сам генерал Хабалов. Участвовали: Начальник Штаба г. м. Тяжельников, командир всех гвардейских частей полковник Павленков (он заменил уехавшего в отпуск г. м. Чебыкина), командир 9-го запасного Кавалерийского полка полк. Мартынов, командир Донского Казачьего полка полк. Трилин, шесть начальников военных районов, на которые был разделен город, начальник Петр. Охр. Отделения г.-м. Глобачев, командир Петр. Жандармск. Дивизиона г.-м. Казаков, полицмейстеры: д. с. с. Значковский, г.-м. Григорьев, полк. Спиридонов, полк. Шалфеев, полк. Пчелин, д. с. с. Мараки, Начальник резерва полк. Левисон, нач. сыскной полиции ст. с. Кирпичников, нач. Речной полиции г.-м. Наумов, секретарь Градоначальника А. А. Кутепов, чиновники для поручений, адъютант ген. Хабалова пор. Мацкевич.
По открытии заседания, ген. Балк, по просьбе ген. Хабалова, ознакомил присутствующих с событиями дня. В дальнейшем выяснилось, что находившийся в распоряжении градоначальника 9-ый Зап. Кав. полк действовал хорошо, Казачий же полк "во всех случаях бездействовал", как выразился позже ген. Балк. Полковник Троилин объяснял, что полк только что пополнен, казаки не опытны в обращении с толпой, могут действовать только оружием и что лошади их не приучены к городу. На чей то вопрос: почему же казаки не действовали нагайками, - полковник ответил, что нагаек в полку нет. Ответ этот удивил всех. Генерал Хабалов приказал отпустить из находящихся в его распоряжении сумм по 50 копеек на казака для заведения нагаек.
Долголетний опыт старых чинов полиции указывал, что нагайка всегда являлась лучшим оружием при рассеянии демонстрации. Она вполне заменяла в России каучуковую белую палку Западно-Европейской полиции.
Было решено на завтра войском быть наготове, стать по первому требованию в ТРЕТЬЕ положение, т. е. занять соответствующие городские районы. Охрана города оставалась на ответственности Градоначальника. Ген. Балк отдал распоряжение занять завтра же все "ответственные пункты" города, мобилизовал всю полицию, усилив ее казачьими и кавалер. Запасным полками и Жандармским Дивизионом. Речная полиция должна была охранять переходы через Неву. (Все это до ТРЕТЬЕГО положения, с введением которого вся полиция переходит в подчинение ВОЕННЫМ). План охраны столицы, а также Инструкция совместных действий войск и чинов полиции были выработаны еще в ноябре месяце. Протопопов показывал план Государю. Посмотрев, Государь заметил: "Если народ устремится по льду через Неву, то никакие наряды его не удержат". Мы увидим, насколько был прав Государь.
По окончании заседания, все разошлись в спокойном настроении. По словам ген. Балка, при прощании, ген. Глобачев "еще раз доложил, что для него совершенно непонятна сегодняшняя демонстрация и возможно, что завтра ничего не будет".
***
В этот день, 23 февраля, в Царском Селе, во дворце выяснилось, что у В. К. Ольги Николаевны и у Наследника корь. Зараза была занесена теми двумя кадетиками 1-го Корпуса, что приходили играть к Наследнику. В корпусе была эпидемия кори. Заболела и А. А. Вырубова. Эта болезнь порвала в последующие дни почти всякую связь с внешним миром (неофициальным) дворца, что очень отразилось на правильности информации Императрицы.
Царица полностью отдалась больным. Моральное состояние Царицы было очень тревожное. Она находила отъезд Государя несвоевременным. Она предчувствовала, что-то нехорошее. Много молилась.
Днем Государыня выехала с тремя княжнами прокатиться в сторону Александровки, где расположился батальон Гвардейского Экипажа. Встретив офицера Кублицкого, пресимпатичного, всегда жизнерадостного, остановились и поговорили с ним.
О происходивших беспорядках Царица не получила никаких официальных сведений. Вечером, повидав у А. А. Вырубовой (на ее половине) Лили Ден, Н. П. Саблина и Н. Н. Родионова, Царица получила от них слухи о том, что делалось в Петрограде. На следующее утро в письме Государю Царица так охарактеризовала их: - "Вчера были беспорядки на Васильевском Острове и на Невском, потому, что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разнесли Филиппова и против них вызывали казаков. Все это я узнала неофициально". (Письмо No 646).
В общем, беспорядки совсем не обеспокоили Государыню и она вечером не только беседовала на половине Вырубовой, но и читала вслух Наследнику веселый рассказ - "Дети Елены", Габертона.
***
24 февраля, в пятницу, движение в Петрограде приняло более революционный характер. Бастовало до 170.000 рабочих. На появившееся в печати успокоительное объявление генерала Хабалова, что хлеба достаточно, никто не обращал внимания. А генерал заявлял:
- "Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас, на сухари.
Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном количестве. Подвоз этой муки идет непрерывно".
Но не в хлебе дело. Это отлично знают те, кто толкает рабочих на улицу. С утра всюду на окраинах идут рабочие митинги. На Выборгской стороне (где большевицкий центр) особенно сильно возбуждение. Большевики первые объявили забастовку политической. Их поддержали меньшевики и соц. революционеры. Всяческие агитаторы призывали к демонстрации. Выброшены лозунги: "Долой Царское правительство, Долой Войну, Да здравствует Временное Правительство и Учредительное Собрание". Лозунги с быстротою молнии перебрасываются в другие городские районы. Всюду революционное возбуждение. Срывают с работы еще не забастовавших, останавливают трамваи, мальчишки бьют стекла, громят, иногда, лавки. Всюду слышится: "На Невский, на Невский".
Около 9 часов с ВЫБОРГСКОЙ стороны к Литейному мосту двигается толпа до 40.000. Поют революционные песни. Отряд полиции, две роты пехоты и две с половиной сотни казаков, загораживают путь к мосту и разгоняют толпу, но немного спустя весь мост уже запружен рабочими. Около 11 ч. эта толпа опрокидывает полицейский и кавалерийский наряды, заграждающие выход на Литейный проспект, и с криками - ура - прорывается на Литейный. Пешая полиция бросается на толпу. Часть рабочих рассеивается в боковые улицы, часть поворачивает обратно на мост. Град ледяшек летит в полицию. Несутся ругательства: "Кровопийцы, опричники". Наряды отжимают толпу на Выборгскую сторону.
Разбежавшиеся с Литейного боковыми улицами, по вчерашнему, проникают к Невскому.
На ПЕТРОГРАДСКОЙ стороне, около 9 часов, по Большому проспекту, направляясь к Троицкому мосту, двигается толпа до 3.000 ч. Много учащихся. Поют Марсельезу. Останавливают трамваи, громят некоторые лавки. Мальчишки бьют стекла.
По Каменноостровскому тоже идет толпа. До 7.000 подходят около 11 часов к Троицкому мосту. Конная полиция загораживает путь и оттесняет толпу. Из толпы раздаются выстрелы и через некоторое время толпа проникает на мост и, перейдя его разными улицами, устремляется к Невскому.
На ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ также срывают с работ. Около 9 часов толпа до 5.000, с пением - "Вставай подымайся рабочий народ", двигается от завода "Сименс и Гальске" к Среднему проспекту. Конная полиция врезывается в толпу. Бывший по близости разъезд казаков с Государевыми вензелями на погонах, под командой урядника, не принял никакого участия в рассеянии толпы, несмотря на обращение к уряднику о помощи со стороны чинов полиции. Толпа торжествует: "Казаки за нас".
После 9 часов Градоначальник Балк объехал город и он показался ему настолько спокойным, "что создалась возможность заняться текущими делами и он приступил к приему просителей."
- Однако, после одиннадцати, к Градоначальнику стали поступать со всех сторон тревожные сведения, что через Неву идут в разных местах сплошные вереницы людей. Генерал Хабалов сам протелефонировал, что он видит цепи людей, которые спешат через Неву на Французскую набережную, на углу которой с Литейным его квартира.
С полудня, на Литейной, на Знаменской площади, на Невском от Николаевского вокзала и до Полицейского моста, по Садовой, - уже были сплошные массы народа. Движение трамваев прекратилось. Ехавших на извозчиках ссаживали. У Николаевского вокзала и на Лиговке останавливали ломовиков и выворачивали кладь на мостовую. Движение по льду с Выборгской и Петроградской сторон, с Вас. Острова увеличивалось. На Невском и соседних улицах толпы плотнели. Наряды пешей полиции потонули в них. В 12 с половиной часов Градоначальник доложил по телефону генералу Хабалову, что полиция не в состоянии приостановить движение и скопление народа, не в состоянии поддерживать порядок. Генерал Хабалов ответил:
- "Считайте, что войска немедленно вступают в третье положение. Передайте подведомственным вам чинам, что они подчиняются начальникам соответственных военных районов, что должны исполнять их приказания и оказывать им по размещению войск содействие. Через час я буду в Градоначальстве".
Около часу Градоначальник отдал распоряжение об этом третьем положении и послал телеграммы полицмейстерам явиться немедленно начальникам Военных районов.
С этого момента успех подавления беспорядков будет зависеть главным образом от энергии, смелости, распорядительности тех офицеров, которые в этот исторический момент оказались начальниками районов. Таков был странный "план" охраны столицы, перекладывавший руководство подавления беспорядков с плеч опытных по обращению с толпой столичных районных полицмейстеров на незнакомых совершенно с полицейско-административной службой строевых офицеров. Только полным легкомыслием Министра Внутренних Дел и незнанием столицы и ее блестящей полиции со стороны нового Градоначальника, можно объяснить утверждение того плана с его инструкцией.
Около часу к Казанскому собору стекается со всех сторон самая разнообразная публика. Много рабочих. Сверху по Невскому приближается толпа тысячи в три. Полиция, жандармы, драгуны и казаки разгоняют ее. Толпа рассеивается в стороны и вновь собирается. Вскоре там происходит настоящая политическая демонстрация. Видны красные флаги. Поют Марсельезу и "Вставай подымайся". Кричат - "Долой Царя, долой правительство, долой войну!" Наряды полиции и войск напирают на толпу, она разбегается и вновь группируется.
В три часа прибыл Начальник участка войсковой охраны Командир 3-го Стрелкового запасного батальона полковник Шалковников, который и начал руководить действиями войск и полиции.
В 4 ч. 20 м. к Казанскому мосту снова подошла толпа рабочих и подростков до 3.000, с пением революционных песен. Встреченная нарядами и между прочим полуротой Зап. Бат. Гв. 3-го Стрелк. полка, толпа рассеивается, вновь собирается, вновь рассеивается и так продолжается до 6 часов. А в 8 часов к мосту подходит новая толпа до 1.000 человек, но быстро рассеивается. Во всех этих случаях оружие в дело не пускалось и пострадавших не было. Бессилие власти было ясно. Требовались иные, более решительные меры.
На другом конце Невского также были демонстрации. На Знаменской площади около 3 ч. дня собралось до 3.000 народу. Поют революционные песни. Кричат: "Долой правительство". "Да здравствует республика". "Долой войну". Наряд полиции бросается на толпу, его встречают градом ледяшек. Казаки бездействуют. Они лишь шагом проходят сквозь толпу, некоторые смеются. Толпа в восторге, кричит: Ура! На ура казаки кивают головами, кланяются. Полиция негодует.
Так же безобразно почти в это же время вел себя взвод казаков на Васильевском Острове, не желая разгонять толпу, шедшую к Николаевскому мосту. Пехота рассеяла ее. Так же бездействовали казаки вечером на углу Невского и Литейного, где был митинг. Они лишь осторожно проезжали сквозь толпу. Толпа была в восторге.
Поздно вечером беспорядки стихли естественным путем. Все утомились. Все расходились, обещая завтра вновь собраться там же. Одна фраза передавалась в группах расходившихся рабочих: "Казаки за нас, казаки за народ!"...
Зато в рядах полиции, в рядах пехоты поведение казаков вызвало самое горячее порицание.
Правительство продолжало не понимать, что происходит в столице. Я днем занимался в министерстве с одним из товарищей министра, умнейшим человеком. Мы спокойно обсуждали различные хозяйственные вопросы Крыма. О границах градоначальства. О том - чем мостить ялтинскую набережную и улицы. Сам министр очень интересовался этими вопросами, и всё надо было приготовить к возвращению Государя из Ставки. Министр наивно верил, что причина беспорядков недостаток хлеба. Генерал Хабалов по документам доказывал, что в столице вполне достаточно муки. Он почти весь день был занят продовольственным вопросом. На очередном заседании Совета Министров в Мариинском дворце, продолжавшемся с часу до шести, решали текущие дела, но о беспорядках не говорилось. Министр Внутренних Дел даже не приехал на заседание, а премьер Голицын узнал о них только тогда, когда, возвращаясь домой, был задержан при переезде через Невский проспект. То было вполне естественно при спокойствии Министра Внутренних Дел!
Вечером состоялся, преинтересный званый обед у Н. Ф. Бурдукова. Н. Ф. Бурдуков, шталмейстер, долголетний друг и наследник всего состояния умершего перед войной издателя "Гражданина" князя Мещерского. С тех пор богатый, независимый человек, член советов и правлений разных обществ, человек со связями и нужный, к тому же с неприятным характером и злым языком. Делец.
В числе приглашенных съехались: Протопопов, Н. А. Маклаков, Н. П. Саблин, и еще два, три человека. Как всегда у Бурдукова хороший обед, тонкие вина. Хозяин большой гастроном, каприза и знаток. Играет небольшой оркестр Л. Гв. Преображенского полка. Разговор идет о текущих событиях. Маклаков несколько обеспокоен. Протопопов весело уверяет, что всё происходящее - пустяки. Всё обойдется хорошо. Но если произойдет что-либо серьезное, то он сумеет все прекратить немедленно...
Некоторые из присутствующих удивлены, ведь власть-то уже, как говорят, передана военным. Идет какое-то неясное разъяснение, которого, по-видимому, и сам разъяснитель не понимает. После обеда перешли в большой, комфортабельный кабинет хозяина, не так давно - князя Мещерского.
Со стены смотрит задумчиво большой портрет князя. Под ним письменный стол князя, придвинутый к стене по-музейному, с разными фотографиями и реликвиями. Пристально смотрит из серебряной рамы Царь-Миротворец, друг князя. Все это сохраняется Бурдуковым с почетом и уважением.
Подали кофе, ликеры. Хозяин предлагает сигары. Настроение хорошее. Для развлечения дорогих гостей приглашен знаменитый гипнотизер Моргенштерн. Он будет делать предсказание каждому по его почерку. Всем розданы одинакового формата листки и предложено написать одну и ту же фразу: "Как хороши, как свежи были розы". Свернули записочки в трубочки, бросили в общую вазу. Перемешав рукой, Моргенштерн вынул наугад одну трубочку, развернул и, глядя на почерк стал предсказывать. То была записка Протопопова.
- "Тот, кто написал эту записку, - начал Моргенштерн, - сделал быстро очень большую карьеру и создал себе исключительно большое положение. Но, ему грозит величайшая катастрофа. И если он ее избежит, он достигнет величайшего положения. Но, кажется, ему этой катастрофы не преодолеть. Она его раздавит",
Таков был почти дословно смыл предсказания Моргенштерна. Протопопов как бы осел сразу, поник. Присутствующие старались не замечать этого эффекта. Моргенштерн продолжал предсказания по другим почеркам. После гадания хозяин попросил музыкантов исполнить что либо веселое. Солист - Леля Шоколадка начал петь частушку:
"Сидит Сеня на заборе с революцией во взоре,
"Подошла я взглянула, прямо в рожу плюнула"....
Все как бы сконфузились. Стало как-то неловко. А частушка продолжалась. Любезный хозяин сумел сгладить неловкость куплетиста...
Музыканты сыграли еще что-то. Их отпустили. Поговорили еще немного и стали прощаться. Разошлись с нехорошим чувством. Было не по себе. Хозяин поехал на автомобиле к себе, в Царское Село.
***
Императрица Александра Федоровна продолжала смотреть на происходящее в Петрограде совершенно спокойно. Посланный утром к Протопопову генерал Гротен привез успокоительные от министра заверения. В письме Государю от 24 февраля, писанном в 3 часа дня, Царица не высказывает ни малейшей тревоги.
"Беспорядки хуже в 10 ч. и меньше в 1 ч." - пишет Царица про то время, когда толпа на Невском кричала: "Долой Царя", "Да здравствует республика и мир". Царицу обманывал Протопопов.
