– Это я могу себе представить. – Кэрол глубоко вздохнула. – Вот почему сестры никогда больше не разговаривали. Если сердце леди Августы разбилось от поступка сестры, понятно, почему она стала такой сварливой и подозрительной старой девой. Я не обвиняю вашу мать, если она любила вашего отчима.

– Любила. И он ее любил. Я редко встречал людей, которые были бы так счастливы вместе. Он умер через неделю после ее смерти, и я уверен, что умер от разбитого сердца. Просто он не хотел жить без нее.

– А вы уехали в Гонконг с матерью? – спросила Кэрол, чтобы несколько переменить эту увлекательную тему, но не оставлять ее совсем.

– Не сразу. Я учился здесь, в Англии. Потом поступил в лондонский офис предприятия отчима. Позже я уехал на Восток, чтобы работать непосредственно с ним как его партнер. После его смерти я возглавил предприятие. Теперь, когда Гонконг предполагают вернуть китайцам через несколько лет, я решил перевести наше управление в Европу.

– Вы могли бы поселиться в старой фамильной усадьбе.

Это предположение вызвало у него удивленную усмешку:

– Вы странно действуете на меня, мисс Симмонс. Я редко бываю таким разговорчивым. Или это результат того, что я вернулся в Марлоу-Хаус, в комнаты, в которых жил дед, когда я был здесь последний раз? С другой стороны, я разговорчив, вероятно, от сбоя во времени.

– Вы не рассказали ничего, что нельзя рассказывать, а я не собираюсь никому этого передавать, – прошептала Кэрол. Она остро ощущала атмосферу теплой спокойной комнаты с горящими свечами и сверкающим серебром и хрусталем на столе. Николас сидел во главе длинного стола из красного дерева, она – справа от него. Перед ней стоял серебряный чайный сервиз.

– Это графин с портвейном там, на буфете? – спросил он. – Не хотите ли выпить стаканчик, мисс Симмонс?

– Благодарю. – Обычно Кэрол не пила портвейн, но сейчас готова была ухватиться за любой повод, чтобы побыть с Николасом подольше. Она с удовольствием отметила ленивую грацию, с которой он поднялся, чтобы принести графин. Он двигался так же, как в прошлом и в будущем.

И в ее сердце тоже ничего не меняется, неважно, зовут ли его Николас Марлоу, граф Монфорт, или Ник, руководитель заговорщиков, или просто мистер Монфорт. Она все глубже погружалась в любовь к одному и тому же человеку, которого встречает при потрясающе несхожих обстоятельствах. А теперь вот он, в ее времени, и ее любовь не имеет никакого значения, потому что он ее не узнает. Кэрол обдумывала это необычное положение лишь минуту, а потом почувствовала, что ее мысли как будто кто-то подталкивает.

«Нет, леди Августа, – подумала она, отвечая на это подталкивание, – я не забуду, что нужно делать».

– Это повторяется уже третий раз. – Николас поставил перед ней хрустальный стаканчик с портвейном. – Сначала у вас отчаянно грустный вид, словно у вас сердце разбилось, потом вы улыбаетесь, словно только что вспомнили какую-то чудесную тайну.

– Может быть, и так, и может быть, я должна немного приоткрыть вам ее сейчас, – прошептала она. Подняв на него глаза, она сказала решительно:

– Завтра вы не сможете заняться делами, потому что это воскресенье, и в понедельник тоже, потому что на понедельник перенесли День подарков. До утра во вторник вы не сможете ни встретиться с поверенными леди Августы, ни получить сведения о ее состоянии. До этого времени я хотела бы вам кое-что показать. Назовите это моей тайной, если хотите. Пойдемте завтра утром в церковь?

– В церковь? – Он рассмеялся. – Я много лет не был в церкви, но если вы хотите, пойду.

В конце концов, в эти дни полагается ходить в церковь, верно?

Она сказала, когда начнется служба, и поднялась, сославшись на поздний час и его долгое путешествие, чтобы окончить разговор. Подталкивание у нее в голове стало сильнее, заставив ее уйти из столовой раньше, чем она намеревалась. Из-за этого подталкивания она начала надеяться – точнее, уповать, – что леди Августа ждет ее в спальне. Хорошо бы, чтобы та объяснила, что происходит.

Ее комната была пуста. Только запах снежно-белых нарциссов приветствовал Кэрол. Она огляделась, не веря, что никого нет. Конечно же, леди Августа здесь, просто Кэрол ее не видит.

– Я права, да? – спросила Кэрол у воздуха. – Это вы прислали Николаса Монфорта в Марлоу-Хаус именно теперь, потому что вы хотите, чтобы он помог мне повлиять на будущее? – Не получив ответа, Кэрол все-таки продолжала громко разговаривать в пустой комнате. – Леди Августа, вы собираетесь мне помочь, или вы ждете, чтобы я бродила вокруг да около, пока сама во всем не разберусь? Ведь этим вы заставляли меня заниматься в других веках, да? Вы переносили меня в прошлое и будущее и в обоих случаях давали мне кое-какие указатели для ориентации, а потом исчезали, и я сама извлекала уроки из виденного. И в том, и в другом случае вы ничего не сделали для того, чтобы остановить меня, не дать мне полюбить. Может ли быть, что моя любовь к Николасу и Нику – составная часть вашего общего плана относительно меня?

И Кэрол продолжала:

– Если вы еще не знаете, леди Августа, если вы не можете читать мои мысли, я должна сказать вам, что завтра собираюсь познакомить Николаса Монфорта с работниками «Щедрого стола» при церкви святого Фиакра и хочу попробовать убедить его пожертвовать туда крупную сумму из вашего состояния.

Знакомить их оказалось ненужным. Николас знал Люциуса Кинсэйда.

– Мы учились вместе, – сказал он Кэрол, как только увидел, что ректор вошел вслед за хором и занял свое место у алтаря. – Чем он занимается в таком месте?

– Я собираюсь показать вам, чем он занимается, сразу же после службы, – прошептала в ответ Кэрол.

Вскоре она с большим интересом отметила, что на лице Люциуса Кинсэйда появилось удивленное выражение, когда он увидел Николаса, стоящего на коленях рядом с ней у алтарной ограды. Потом это выражение сменилось счастливой улыбкой, которую ректор пытался удержать, поскольку выполнял свои обязанности. Еще интереснее показалось Кэрол, как эти двое приветствовали друг друга после окончания службы. Они смеялись, хлопали друг друга по спине и совершенно разрушили все представления Кэрол об английской сдержанности.

Люциус Кинсэйд воскликнул:

– Никогда не думал увидеть тебя здесь! Что, Дальний Восток утратил свое очарование? Ты вернулся домой?

– Я думаю, не переехать ли мне на постоянное жительство в Лондон? – ответил Николас деланно серьезным тоном, совершенно не похожим на его обычный. – Да. Хр-р-р-ум. Это дело нужно серьезно, чтобы не сказать – долго, обдумывать.

– А я и забыл, как это у тебя здорово получается. Вы только что слышали прекрасное подражание Старому Фогги, руководителю нашей группы в Оксфорде, – объяснил ректор ошеломленным жене и Кэрол, которые созерцали это проявление студенческого товарищества, не веря своим глазам.

– Люциус, дорогой, – сказала миссис Кинсэйд, – в данную минуту мы должны быть в холле. Нас ждут.

– Пойдем с нами, Николас. – Преподобный мистер Кинсэйд дружески толкнул старого товарища в плечо, указывая дорогу на церковный двор, а затем провел его в холл через внутренний вход. Кэрол и жена ректора шли за ними. В холле в полном разгаре был воскресный утренний вариант «Щедрого стола». Добровольные помощники подавали завтрак, состоящий из чая, кофе или сока со сладкими рулетами.

– Я бы предпочел, чтобы это были яйца, копчушки или хотя бы немного тарелок с беконом, – сказал ректор. – К несчастью, это все, что нам по карману. Но должен признаться, что жалоб мы почти не слышим.

– А что у вас за программа? – спросил Николас. Мужчины отошли, ректор заговорил, поспешно объясняя, для чего существует «Щедрый стол».

Абигайль Кинсэйд заметила, внимательно наблюдая за реакцией Кэрол на свои слова:

– Мистер Монфорт, кажется, симпатичный человек.

– Если он друг вашего мужа, значит, он человек достойный, – ответила Кэрол по возможности небрежней. Ей очень хотелось рассказать миссис Кинсэйд всю свою историю с Николасом Монфортом, но она чувствовала, что время для этого еще не пришло.

– Мистер Монфорт, как и Люциус, не лишен склонности к проказам. – Голубые глаза Абигайль Кинсэйд смеялись. – Кстати, Люциус съел по меньшей мере половину конфет из той коробки, что вы мне подарили. Он говорит, что предпочитает орехи и тянучки, которые можно долго жевать.

– Конечно. Ничего другого я и не ожидала. – Их глаза встретились. И вдруг, инстинктивно ощутив таинственную связь, существующую между ними, женщины рассмеялись.

– Люк, – сказал Николас немного погодя, – ты не можешь продолжать эту деятельность самостоятельно. Разреши мне помочь тебе. – Достав чековую книжку, он начал заполнять чек.

– Дорогой мой друг, я привел тебя сюда не для того, чтобы просить у тебя деньги, – воскликнул Люциус Кинсэйд.

– А ты меня и не приводил, – сказал Николас, мельком улыбнувшись, – меня привела мисс Симмонс, и я ей очень признателен. Вот, держи. Вероятно, и в будущем я смогу вам помогать. – Он протянул другу чек.

– Вот это да! – Ректор уставился на бумажку. – Великолепно. Почти невероятно, я бы сказал.

– Ерунда. – Рука Николаса на мгновение задержалась на плече друга. – Когда-то ты оказал мне важную услугу. Просто справедливо, что я возвращаю долг с процентами, ведь с тех пор прошло столько лет.

– Люк спас мне жизнь, – сказал Николас, обращаясь к миссис Кинсэйд и Кэрол. – Когда мы были в Оксфорде, он вытащил меня из воды – у нас перевернулась лодка. А теперь, Люк, я хочу попросить у тебя кое-что за этот чек. Мне бы хотелось, чтобы вы с миссис Кинсэйд пришли ко мне пообедать во вторник вечером. Будет еще мой помощник с женой. Ты ведь помнишь Уильяма Бэскома?

– Билла? А я-то думал, куда он делся. А он, оказывается, работает у тебя. – Люциус Кинсэйд усмехнулся. – Прямо воссоединение старых однокашников, не видевшихся сто лет.

Позже, идя от святого Фиакра к дому, Кэрол занимала Николаса рассказами об обеде в канун Рождества, на котором Кинсэйдам помогали она и слуги из Марлоу-Хаус, – Эти славные люди, Кинсэйды, борются за то, чтобы «Щедрый стол» не прекратил свою деятельность. Надеюсь, вы и дальше будете им помогать. – Он не ответил, и она замолчала, а потом добавила:

– И церковь нуждается в кое-какой реставрации.

– В серьезной реставрации. Я сам способен замечать подобные вещи, мисс Симмонс. – Он говорил строго, но в глазах у него плясали зеленые огоньки, когда он остановился и, взяв ее за плечи, повернул лицом к себе и спросил насмешливо:

– Я также полагаю, что вы хотите, чтобы я восстановил прежнюю славу Марлоу-Хаус?

– Хорошо бы вы сделали это. Нельзя допустить, чтобы такой прекрасный старый дом превратился в развалины.

– Он мне всегда нравился. Возможно, я сохраню его, а не буду продавать, как думал раньше.

– Я знаю, что леди Августа была бы рада слышать это.

Он заметил скептически:

– Вы опять делаете вид, будто вам известны ее мысли и пожелания.

– Я не делаю вид. Я говорю то, что знаю о ней.

– Вот как?

По этому насмешливому замечанию Кэрол не могла понять, как он отнесся к ее заявлению.

– Верьте мне или не верьте, дело ваше, – сказала она. – Это не имеет значения, лишь бы вы помогали Люциусу Кинсэйду и сделали что-нибудь для служащих Марлоу-Хаус.

– Почему, мисс Симмонс, – воскликнул он, – почему это вам так важно? Это связано с чем-то, что сказала или сделала моя тетка? Я разбираюсь в людях и уверен, что вы что-то от меня скрываете.

Он все еще держал ее за плечи и смотрел ей в глаза. Кэрол тоже смотрела на него, и ей очень хотелось набраться смелости, сделать один шаг и положить голову ему на грудь. Если бы почувствовать на себе его руки! Сердце у нее просто разрывалось. Но он ждал ответа, и она ответила единственно возможным способом:

– Сейчас я не могу этого рассказать. Я не хочу, чтобы вы сочли меня за сумасшедшую. А это, боюсь, обязательно произойдет, если я скажу слишком много. Пока вы не знаете меня достаточно хорошо и не поверите в мой рассказ. Обещаю все рассказать вам в свое время.

– Сначала я решил, что вы мошенница, что вы пытаетесь урвать из наследства моей тетки, раз не удалось убедить ее внести вас в завещание. – Он все еще смотрел на Кэрол так, будто пытался читать у нее в душе, и казалось, он говорит сам с собой.

– Я не виню вас за то, что ваши мысли шли в этом направлении. В конце концов, вы меня не знаете. Но уверяю вас, мистер Монфорт, я и представления не имею, с чего начинать мошенничество.

– Вы ничего не просите для себя. Только для других. Что же это за тайна? Что вами движет? – Он не сводил с нее глаз. Кэрол еле сознавала, что мимо мчатся машины, что прохожие с любопытством взглядывают на пару, так напряженно смотрящую в глаза друг другу.

«Николас, – пело ее сердце, – Ник, Николас, Ник. Любовь моя».

– Мисс Симмонс?

– Назовите это духовным возрождением, – прошептала она.

– Чьим? Вашим или моей тетки?

– И ее, и моим. Мы обе изменились до неузнаваемости, до полной невозможности вернуться в себя прежних.

– Вы – настоящая. – Он еще крепче сжал ее плечи, а потом разжал руки, как будто хотел убедиться в правильности своего утверждения. – Вы не призрак, но что-то говорит мне, что вы и не ангел.

– Я живая, – ответила она, – никогда раньше я не была такой живой.

– Вы говорите так, будто это чудо.

– Так и есть. Дорогой мистер Монфорт, это действительно чудо. Главная моя задача теперь – убедить в этом вас.

– Крэмптон сказал, что вы хотите меня видеть. – Кэрол помедлила в дверях, оглядывая полки, переполненные книгами, восточный ковер на полу и полированный письменный стол.

Николас поднял голову от бумаг, которыми был занят. Узкие очки сидели у него на кончике носа, и лицо было серьезно.

– Входите. У меня к вам несколько вопросов. – Он махнул рукой, указывая на кресло, стоящее у стола с противоположной стороны. – Скажите, мисс Симмонс, каковы ваши планы теперь, когда ваша хозяйка умерла?

– Не знаю. Я думаю, что мне делать, но еще не решила.

– Кажется, вы хорошо осведомлены о делах моей тетки. Не хотите ли остаться здесь и быть моей помощницей?

Я ОСТАНУСЬ ГДЕ УГОДНО, БУДУ ДЕЛАТЬ ЧТО УГОДНО, ТОЛЬКО БЫ БЫТЬ С ТОБОЙ. Признаваясь самой себе, что боится – вдруг он решит, что ее работа никуда не годится, Кэрол ответила совершенно искренне:

– Я действительно исполняла обязанности секретаря леди Августы, когда ей нужен был секретарь, но предупреждаю вас, мистер Монфорт: я почти не знакома с конторской работой. Я плохо печатаю на машинке, а если вы покажете мне компьютер – скорее всего просто дам деру.

– Печатать на машинке и работать на компьютере вам не придется. Я говорю о другой работе. Может быть, Джоанна Бэском научит вас обращаться с компьютером, но; это не главное. – Он откинулся к спинке кресла, изучая ее реакцию на свои слова. – Мисс Симмонс, я заметил, что вы очень чутки к нуждам окружающих. Я составил себе хорошее состояние. Я чувствую, что обязан какую-то часть его раздать. Раздать так, чтобы принести как можно больше пользы людям, которым нужно помочь устроить свою жизнь. Хотели бы вы способствовать мне в этой работе?

– О да, именно этим я и хочу заниматься. Делать людей счастливей, делать их будущее лучше и влиять таким образом на ту жизнь, которая наступит после нас, – ничего более замечательного я и представить себе не могу. Но как вы, мистер Монфорт, рискуете принимать такие поспешные решения? Вы обо мне ничего не знаете. А вдруг я растрачу или украду ваши деньги? – Монфорт рассмеялся, и Кэрол замолчала. От этого беззаботного смеха сердце у нее радостно подпрыгнуло.

– Мисс Симмонс, если тетя Августа наняла вас, она обязательно запаслась перед этим свидетельством о вашей благонадежности. Вероятно, оно хранится у ее поверенных. Конечно, я еще раз закажу такое свидетельство – для себя, но когда речь идет о работе такого рода, я предпочитаю полагаться на свое собственное суждение – а мое суждение говорит мне, что вы именно тот человек, который мне нужен.

– А теперь, – продолжал он, очевидно полагая, что она уже его служащая, – расскажите, что вам известно о слугах тети Августы.

Кэрол быстро обрисовала ситуацию, подчеркнув, что Хетти малограмотна и что ей и Нелл необходимо найти новую работу.

– Я думаю, что у обеих девушек не много шансов на это, – сказала Кэрол, повторяя главное из того, что открылось ей во время их с леди Августой незримого пребывания среди слуг. – Крэмптон и мисс Маркс обеспечены несколько лучше, потому что у них есть маленькие пенсии, но я не думаю, что они смогут безбедно жить на эти пенсии, не работая.

Дальше она рассказала о предложении, которое сделал Крэмптону Люциус Кинсэйд, и о сожалениях Крэмптона из-за того, что ему придется отказаться от этого предложения. Пока она говорила, ее осенила хорошая идея.

– Мистер Монфорт, утром вы сказали ректору, что и дальше собираетесь помогать его благотворительной деятельности. Он, бедный, так перегружен делами. Нельзя ли учредить оплачиваемую должность инспектора «Щедрого стола»? Тогда Крэмптон сможет занять эту должность, а мисс Маркс будет его помощницей. Мистер Кинсэйд сосредоточится на пастырских обязанностях, а им поручит дела, связанные с бесплатной столовой. У всех троих прошло бы подавленное состояние, и они стали бы гораздо счастливее.

И Кэрол продолжила:

– Таким образом вы окажете благодеяние и миссис Кинсэйд – ей тоже не придется так много работать. Сейчас именно она организует работу столовой. А если вы будете финансировать «Щедрый стол», Кинсэйдам не придется тратить столько своих денег на столовую, и Абигайль сможет хотя бы иногда покупать новую одежду для себя и для детей, а не ходить на распродажи.

Кэрол кончила, придя в совершенное волнение.

Ответ Николаса был полон энтузиазма:

– Вот оно, то самое творческое мышление, которого я от вас ожидал! Мисс Симмонс, я действительно думаю, что мы с вами составим прекрасную команду.

Потом Кэрол, Николас и Крэмптон обследовали весь Марлоу-Хаус сверху донизу. Крэмптон указывал, какие ремонтные работы необходимо произвести, а Кэрол все это записывала.

– Просто стыд, что исконное здание разделили надвое, – сказала Кэрол. – Старый Марлоу-Хаус был такой красивый и просторный.

– Таким он и должен быть. – Николас смотрел на нее, словно спрашивая, откуда ей известно, каким был Марлоу-Хаус изначально.

– Ходят слухи, – сказал Крэмптон, – что срок договора об аренде соседнего дома, который когда-то был частью Марлоу-Хаус, скоро истекает. Эта информация может оказаться полезной для ваших планов на будущее, мистер Монфорт.

– Благодарю вас, Крэмптон, – задумчиво ответил Монфорт.

В воскресенье вечером и утром в понедельник слабые навыки Кэрол в печатании на машинке подверглись серьезному испытанию. Под руководством Николаса она составила список необходимых ремонтных работ в доме, а затем напечатала предложение об учреждении фонда помощи «Щедрому столу» при церкви святого Фиакра.

– Я уверен, что леди Августа хотела бы внести часть своего состояния, чтобы вступить в этот фонд, – сказала она Николасу.

– Чтобы разобрать ее дела, нужно время, – заметил он. – Поэтому мы начнем с моих денег.

– Но может быть, тогда вы учредите этот фонд в память о ней?

– Какая вы настойчивая! И как вы уверены в том, чего хотела бы моя тетка. Хорошо, назовем его «Попечительский фонд памяти леди Августы Марлоу». Как по-вашему, такое название достаточно пышно?

– Превосходное название. Я знаю, ей понравится.

– Где бы она ни находилась, – добавил Николас сухим тоном, к которому Кэрол уже привыкла.

Освободившись наконец от служебных обязанностей, Кэрол поспешила на кухню. Она боялась, что мисс Маркс, особа весьма раздражительная, расстроена: в доме после приезда помощников Николаса будут жить трое, и работы будет невпроворот. А еще нужно готовить завтра обед на шесть персон. Но, к удивлению Кэрол, эти трудности вызвали у кухарки прилив энтузиазма. Она просто расцвела, загоняв своими указаниями Хетти так, что бедная девушка совсем запуталась, и чуть не сведя с ума Нелл, требуя, чтобы обед сервировали лучшим серебром, хрусталем и китайским фарфором и чтобы каждый предмет был вымыт и вытерт до блеска.

– Я вижу, что вы контролируете ситуацию, мисс Маркс, – заметила Кэрол.

– Настало время старому дому снова ожить, пусть даже не надолго, – ответила мисс Маркс. – Я продемонстрирую мистеру Монфорту несколько фейерверков – кулинарных фейерверков! Я еще не готова проститься со своей работой, нет. Завтра у нас будет большой пир. Хетти, где же медная миска?!

Уильям и Джоанна Бэскомы оказались, как и ожидала Кэрол, современным вариантом тех Бэса и Джо, которых она встретила в будущем. Она узнала их сразу, хотя они, как и Николас, ее не узнали. Билл Бэском напоминал также лакея графа Монфорта, того, кто так неохотно впустил ее в дом графа однажды декабрьским днем в далеком прошлом.

МНЕ НУЖНО НЕ ЗАБЫТЬ И СПРОСИТЬ ОБ ЭТОМ У ЛЕДИ АВГУСТЫ. ВСЕГДА ЛИ БЫВАЕТ ТАК, ЧТО ОДНИ И ТЕ ЖЕ ЛЮДИ СОБИРАЮТСЯ ВМЕСТЕ СНОВА И СНОВА НА ПРОТЯЖЕНИИ ВЕКОВ? ЕСЛИ ДА, ПОЧЕМУ В ПРОШЛОМ ПЕНЕЛОПА ХАЙД ЛЮБИЛА ЭЛВИНА СИММОНСА, ПЕН ЛЮБИЛА ЭЛА В БУДУЩЕМ, А СЕЙЧАС ОНА ЗАМУЖЕМ ЗА ЛЮЦИУСОМ, КОТОРЫЙ КОГДА-НИБУДЬ ПРЕВРАТИТСЯ В ЛЮКА? КАКАЯ-ТО ПУТАНИЦА.

К радости Кэрол, Билл и Джоанна Бэскомы вскоре болтали с ней так, будто они старые друзья. Они отдали должное раннему обеду, а затем вновь прибывшие ушли к себе, сославшись на сдвиг во времени, связанный с долгим путешествием из Гонконга.

– Мы остановились на Майорке, – сказала Джоанна, – навестить моих родителей, которые поселились там, выйдя на пенсию, поэтому мы и не приехали вместе с Николасом.

Спустя какое-то время Кэрол поднялась из кухни, где совещалась со слугами насчет завтрашнего дня. Все еще улыбаясь при мысли о мисс Маркс, помолодевшей от бурной деятельности, она вошла в главный холл, затем остановилась и прислушалась. Из самой отдаленной части дома – библиотеки – доносились звуки хорошо знакомого вальса. И Кэрол быстро пошла на эти звуки.

Николас сидел за письменным столом и читал какие-то бумаги. Он включил стереопроигрыватель леди Августы и поставил одну из старых записей. Когда вошла Кэрол, он поднял глаза.

– Какие-нибудь проблемы? – спросил он, глядя на нее поверх оправы очков.

Лукавое выражение его лица показалось Кэрол неотразимым. Если бы осмелиться подойти к нему, положить руки ему на плечи, может быть, сесть к нему на колени и опустить голову на грудь! Какое бы это было чудо, если бы он ласково ее обнял! Как она тосковала об этом! Приказав себе не забывать, что с этим Никола-сом Монфортом они чужие, Кэрол ответила на его вопрос по возможности прохладней, а знакомая музыка неотвязно звучала у нее в ушах.

– Никаких проблем. Я услышала музыку и не могла не войти, чтобы лучше слышать. Я люблю этот вальс.

– И я. Странно, потому что вообще я предпочитаю более современную музыку. Но эта старая мелодия обладает надо мной какой-то непонятной властью. Не знаю почему. – Отложив бумагу, которую он читал, Николас встал и, обойдя стол, подошел к ней. – Раз вам она тоже нравится, давайте станцуем, мисс Симмонс?

Кэрол не могла отказать ему, сославшись на то, что библиотека не совсем подходящее место для танцев. Она кое-что знала об этом. Николас протянул к ней руки, и она вошла в них, словно усталый странник, наконец-то вернувшийся домой. Его сила, изящные движения, блеск зеленых глаз, прикосновение его левой руки, сжимавшей ее руку, его правая рука у нее на талии, направляющая их кружение по комнате, – все это вызвало в ее памяти картины из их совместного прошлого и будущего, неотделимые от этих очаровательных минут из настоящего. Кэрол показалось, что музыка и сладкие воспоминания льются прямо из стен библиотеки.

Кэрол вовсе не думала, что Николас испытывает во время танца такое же захватывающее удовольствие, что и она. Двигались они слаженно, но когда музыка кончилась, он сразу же опустил руки и отошел от нее.

– А теперь вы должны меня извинить, – сказал он, – мне еще нужно поработать пару часов. Благодарю вас за приятное развлечение в конце делового дня. – Он коснулся губами ее руки, потом подошел к двери и открыл ее перед Кэрол. Было очевидно, что ей предлагают уйти – вежливо и ласково, но все-таки уйти.

– Доброй ночи, мистер Монфорт. – Ничем не показав своей боли и разочарования, Кэрол вышла из библиотеки и поднялась к себе, размышляя о грустных вещах.

Что ей делать, если в это время Николас Монфорт не предназначен для нее? Пенелопа – Абигайль – Пен не в каждой своей жизни встречается с одним и тем же человеком, не может ли такая же участь постигнуть и Кэрол?

Она знала ответы на эти вопросы так, словно они запечатлены у нее в сердце. Она всегда будет любить Николаса, но если он ее не полюбит – что ж, она будет работать с ним столько, сколько он позволит, и постарается помочь как можно большему числу людей. И всегда будет напоминать себе, что в будущем мире – другом, не похожем на тот, который ей показала леди Августа, они обязательно будут вместе – она и тот, кого она любит. И если в этой жизни ей не суждено изведать любовь Николаса, она постарается заслужить его уважение.

И в одиночестве она не останется. У нее будут друзья – Кинсэйды, Нелл и Хетти, мисс Маркс и Крэмптон, если повезет – и Бэскомы, и, быть может, даже Николас. Это не все, чего она хочет, но и этого достаточно. Она научится довольствоваться и этим, потому что знает, как много ждет ее в следующей жизни.

– Так вот чем одарила меня леди Августа, – прошептала Кэрол, – и за это я навсегда ей благодарна. Навсегда. Она научила меня, что у жизни нет конца.