Глава 1

Все-таки Ньюболдер и Шмидт вели себя вполне порядочно. Они вошли, кивнули в мою сторону и, заказав кофе, сели за столик, не мешая мне спокойно закончить ужин. Легавых не всегда легко узнать. Но как только они дали вам понять, кто есть кто, убегать бесполезно. Можно попробовать, но тогда почти наверняка получишь пулю в спину. Если же продолжать их не замечать, то имеешь шанс выкрутиться. В моем случае сыграло свою роль то, что место было людное, да и солидный владелец «Кафетерия» вовсе не заслужил того, чтобы в самый разгар рабочего дня портили репутацию его заведения крайне неприятной сценой.

Итак, я кивнул им в ответ, чтобы они поняли, что я ко всему готов и по окончании ужина не будет ни пальбы, ни грубых слов. Но моему положению трудно было позавидовать. Дело мне шилось нешуточное. Меня подозревали в убийстве и, по правде говоря, мне еще повезло, что легавые слегка опередили братьев Стипетто, которые тоже за мной охотились и, в отличие от блюстителей порядка, жаждали немедленной крови. С теми, конечно, можно было бы потягаться. У меня есть прекрасный инструмент 45-го калибра, который звучит громко и чисто. А с легавыми шутить не годится. С любым другим они бы не стали церемониться, но тут особый случай, к тому же они еще хорошо помнили прошлогоднюю историю, и поэтому вели себя крайне порядочно.

Сейчас они на меня даже не смотрели. Я был здесь, боковым зрением они могли меня видеть, торопиться некуда, и наверняка им было приятно в такой холодный и дождливый день посидеть в теплом и сухом помещении и выпить кофе. На их рожах было написано, кто они такие, и если вы хоть раз участвовали в деле на той либо другой стороне, то узнали бы их с первого взгляда.

Уолли Пи, занятый в подпольном игорном бизнесе Сола Апсидиона, сидел спиной к стене на противоположном конце зала. Он вспотел и потерял всякий аппетит, беспрестанно переводил взгляд с Ньюболдера и Шмидта на Иззи Голдвица, расплачивавшегося у кассы за вторую порцию. У Иззи в сумке лежали наличными шесть штук, и если их не удастся благополучно донести до Сола Апсидиона, оправдываться будет совершенно бесполезно. Иззи расплатился с кассиром, двинулся на, место и тут только встретился взглядом с Уолли. Он побледнел, но делать нечего, надо было продолжать ужин, он сел и постарался вести себя так, будто ничего не произошло.

Я, конечно, мог подойти и объяснить им, в чем дело, но это ничего бы не изменило; к тому же я решил, что им полезно разок пропотеть — в другой раз будут осторожнее. Ньюболдер осмотрел помещение, но, поскольку его мишенью был я, он больше ничего не заметил, так что эти ребята на сей раз вывернулись.

Все это было очень забавно.

Нью-Йорк больше всего напоминает хамелеона: днем в нем царит благопристойный бизнес, ночью же, когда все обитатели Сити расползаются по своим квартирам, оставленную ими скорлупу заполняют паразиты. Немногочисленные респектабельные горожане, из тех, кому не сидится дома, и туристы собираются в нескольких известных барах, клубах, театрах и варьете. Периметр жизни в эти часы сужается до самого сердца города. От него яркими лучами отходят несколько артерий — и это все. В сияющий изумруд превращается зеленая опухоль Центрального парка, в оправе из такси, мчащихся вокруг него с включенными фарами, свет которых двумя пальцами расходится в стороны, высвечивая редких пешеходов.

В «Кафетерии» было полно людей из Джерси, Бруклина, Лонг-Айленда. Поев, они собирались разойтись по домам или немного прошвырнуться по центру. Выделялась горстка завсегдатаев, считавших Манхэттен своим домом, здесь же было несколько типичных «ночников» вроде меня и Уолли Пи с Иззи; остальные же пришли, привлеченные вкусной и недорогой едой.

Я вычислял свои шансы на оправдательный приговор. Они были невелики. Кто-то замочил Пенни Стипетто. А за два дня до этого я вздул его как следует ремнем по заднице и прогнал так через весь квартал за то, что он по-хамски вымогал мзду у Руди Макса. Когда же он наконец разогнулся, то взял пистолет и, накачавшись для храбрости героином, стал искать меня по всем окрестностям.

В Нью-Йорке сплетни распространяются очень быстро. Как только я об этом узнал, то тут же попросил ему передать, что в любое время к его услугам, но если увижу его первым, то ему несдобровать.

Но дело-то все в том, что я его так и не встретил. А встретил его кто-то другой, и Пенни Стипетто нашли с простреленной головой засунутым меж двух мусорных ящиков в двух кварталах от моей квартиры.

Его братьям этого было достаточно. Из-за их трезвона по городу я оказался в сети, легавые лишь потрудились затянуть ее, и вот осталось только одно место, куда я еще мог пойти.

Обреченный отлично поужинал.

Черт возьми, я действительно обрадовался, что Ньюболдер со Шмидтом добрались до меня первыми. То была эпоха просвещенной преступности, и до настоящих разборок доходило лишь в исключительных случаях. Месть считалась пережитком прошлого, и если ее тяготы примет на себя закон — что же, это будет совсем неплохо. Думаю, что братаны Стипетто были бы даже рады помочь легавым разделаться со мной по всей строгости. Они наверняка докажут, что кто-нибудь видел меня недалеко от места преступления как раз в то время, когда туда направлялся Пенни, и любое мое алиби будет разбито в пух и прах.

Похоже, моя песенка спета. Хорошего алиби у меня не было, и мое холостяцкое жилье не могло меня им обеспечить. Дыра в черепе Пенни оказалась достаточно большой, чтобы предположить 45-й калибр, а гильза, которая могла бы опровергнуть такое предположение, не найдена. У меня был мотив, время, оружие, и, помимо этого, я вообще асоциальная личность, склонная, по мнению правосудия, к совершению подобных поступков.

Одно слово — гангстер.

Ньюболдер отпил кофе и посмотрел на часы. Он, конечно, меня не торопил, но я знал, что ему хочется вовремя закончить смену и нельзя так долго испытывать его порядочность. К этому времени Уолли Пи и Иззи Голдвиц наконец поняли, в чем дело, и взглядами отчаянно умоляли меня убраться отсюда, пока легавых не осенила мысль поискать в этом заведении еще каких-нибудь интересных собеседников.

«Нет уж, ребятки, сами о себе позаботьтесь», — подумал я и приступил к венгерскому гуляшу. Он был превосходен, а ведь неизвестно, когда еще мне предоставится возможность отведать это блюдо.

Я уже почти все доел, когда за мой столик села дама. Как это свойственно представительницам ее пола, она села прямо напротив меня с таким видом, будто весь столик принадлежит ей. По ее манере есть, не снимая тарелок с подноса, я понял, что она не принадлежит к завсегдатаям этого кафе.

В ее облике было что-то странное, но в Нью-Йорке не принято подолгу рассматривать незнакомых людей, и я не сумел сразу поместить ее в нужный контекст, но, не удержавшись, бросил исподтишка еще один взгляд, который помог ее раскусить. Высокая шатенка была накрашена буквально до совершенства, если под совершенством понимать совпадение с принятым эталоном красоты и ничего более. Это типичный случай. Женщинам вечно невесть что в голову приходит, и мне часто встречались настоящие красавицы, упакованные в немыслимые тряпки из специальных магазинов для битников.

Кто ты, сегодняшняя красотка, — Хэпберн? А ты могла бы потянуть и на Ля Марр. У тебя сочный ротик с немного пухлыми губками, которые очень хотелось бы поцеловать, но помада — некстати. И глаза подведены не правильно. Совершенно не правильно. Зеленые тени и бледная пудра не могут скрыть игривый и несколько экзотический разрез глаз.

Она скинула белый плащ полувоенного покроя, и я обратил внимание на то, что ей удалось опростить только лицо. С таким телом ничего подобного не сотворишь. Ее было много, даже слишком много, упоительно много.

Глаза обреченного тоже получили отличную пищу. Итак, пока они меня поджидают, я по-своему развлекаюсь. При этой мысли я не смог сдержать кривой усмешки и, чтобы ее скрыть, начал прилежно жевать.

Ньюболдер немного подвинулся, чтобы спина красотки не мешала ему присматривать за мной (он не мог расстаться с полицейскими привычками даже в той обстановке), а я тем временем покончил с гуляшом и принялся за пай.

Раздался голос. Неестественно низкий, немного приглушенный и без видимого источника. Он терялся в общем гомоне людного места, и несколько секунд я не мог понять, кто же именно говорит. Но поняв наконец, продолжал жевать, отчаянно работая мозгами. Это с ловкостью профессионального конспиратора, не шевеля губами и не меняя выражения лица, говорила моя красотка, как ни в чем не бывало поглощая при этом стоящую перед ней еду.

— Вы можете говорить, не глядя на меня?

Люди моей профессии умеют быстро реагировать, да мне и терять было нечего, так что я, тоже не меняя выражения лица и не переставая жевать, сказал:

— Продолжай, крошка.

Красотка с некоторым сомнением в голосе спросила:

— Вы сидели?

— Нет. Не совсем. Но сейчас они очень хотят меня засадить.

— А в армии служили?

Интересный поворот разговора. Я-то решил было, что она либо дорогая шлюха, либо торговка наркотиками, но, видимо, ошибся.

— Всю войну, крошка, но это было двадцать лет тому назад. Даже схлопотал пару медалек, — добавил я.

— У меня неприятности.

— Это заметно.

Она намазала булочку маслом, откусила кусочек и оглядела зал. Я сосредоточенно тыкал вилкой свой пай.

— Придется помочь, — лаконично сообщила она.

Я положил в рот еще кусочек пая.

— Это почему?

— Остальные не подходят.

— Для чего?

Она подняла чашечку кофе и немного отпила.

— Убить человека, если это будет необходимо.

Я чуть было не поперхнулся своим паем. Но все же продолжал жевать, размышляя над тем, почему всегда именно ко мне липнут все психи. Рано или поздно, но обязательно они находят меня.

— Полегче, крошка, — ласково посоветовал я.

Она не стала спорить. Она просто сделала мне официальное сообщение, которое не оставляло мне выбора, независимо от того, как будут дальше развиваться события.

— Меня зовут Карин Синклер, — сказала она. — Я служащая госбезопасности и задействована в операции «Высокая башня». У меня во рту капсула с микрофильмом, который необходимо немедленно доставить руководителю нашего Бюро. Это дело государственной важности. Ясно? От этого зависит безопасность государства. Я сейчас откушу булочку, языком суну капсулу внутрь и положу остаток булочки на тарелку. Когда я уйду, нужно взять булочку и передать ее содержимое любому агенту ФБР. Справитесь?

— Конечно. — А что еще я мог сказать? Но все же я пока ничего не понимал. Подумав, все же спросил: — А зачем все это?

Она небрежно ответила:

— А затем, что снаружи поджидают трое, чтобы убить меня и получить капсулу, а этого нельзя допустить.

К этому времени я уже разделался с моим паем и не мог больше сидеть: Ньюболдер и Шмидт явно торопились.

— Дальше, крошка.

Она невольно закусила губу, но все же опомнилась и снова отхлебнула кофе.

— Они собирались взять меня прямо на улице. Они знали, что здесь у меня никаких встреч не назначено и что я спешу в определенное место, так что поверили, будто я действительно зашла сюда поесть. Но они не поняли, что я их заметила.

— Послушай, если ты серьезно...

— Я серьезно. — Она говорила все тем же монотонным голосом, но в нем появилась новая нота, заставившая меня отбросить все сомнения.

— Черт возьми, детка, я бы мог...

— Вы, уважаемый мистер, ничего не можете. Если вы хотите помочь, то должны сделать то, что я вам сказала. Никаким другим путем информация не сможет попасть к нужным людям. Вы — мой единственный шанс. Я знаю, с кем сейчас имею дело. Я уже давно этим занимаюсь, и с самого начала знала, что мне может грозить. Я очень не люблю подключать к работе непрофессионалов, но вас я выбрала потому, что вы похожи на человека, который хотя и живет вне закона, но обладает определенными нравственными устоями. Надеюсь, я не ошиблась.

Тут она взяла в руки булочку, разломила ее пополам и откусила от одной половинки. Она проделала все быстро и ловко, но без видимой спешки. Оставшуюся часть булочки положила на тарелку, допила кофе, надела плащ, достала из кармана кошелек.

Прежде чем она ушла, я успел почувствовать зеленоватое тепло ее глаз, быстро скользнувших по моему лицу.

— Спасибо, — произнесла она и ушла.

Я небрежным движением взял с тарелки, остаток булочки, окунул ее в свой кофе и откусил. Почувствовал прохладную пластмассу капсулы, зажал ее зубами и, вытирая рот, незаметно прихватил ее рукой и положил в нагрудный карман. После чего доел оставшуюся булочку.

Если это была шутка, то очень красивая.

А если нет, то мне предстояли слишком большие неприятности, чтобы я смог их так быстро обдумать.

Ньюболдер поднялся, я — тоже. Вот теперь-то самое время надеть мне наручники, но они не торопились это сделать. Они ведь знали, что пистолет всегда при мне, и хотя догадывались, что 45-й калибр предназначался для семейки Стипетто, решили не рисковать зря. На этот раз они без лишней суеты доведут меня до полицейской машины и там уже будут разбираться.

Я надел шляпу, взял пальто. В этот самый момент из темноты улицы раздались два выстрела, и стекло огромного ресторанного окна лопнуло и засыпало пол тысячей мелких осколков. Будто по мановению палочки невидимого дирижера все женщины начали визжать, а столы — перевертываться с шумом, напоминающим звучание ударных инструментов в финале какой-то дикой симфонии.

Ньюболдер и Шмидт с оружием в руках ринулись на улицу: снова раздались выстрелы, и сквозь проем открывшейся двери я увидел, что моя соседка по столику падает на стоящий у обочины автомобиль и пистолет в ее ручке целится куда-то в темноту.

Я ничего не решал, она все решила за меня. Я поступил так, как все, — побежал. Разница была лишь в одном: я знал, куда мне бежать, и устремился к двери, ведущей в помещение, где моют посуду, а там стал искать другой выход. Убегая, я бросил последний взгляд в зал сквозь стекло двери и понял, что девушка не шутила. Совершенно безобидный на вид парнишка, которого я случайно заметил в толпе за несколько секунд до этого, подошел к моему столику и стал разгребать объедки на оставшейся на подносе девушки тарелке. Окончив эту процедуру, он сделал неопределенный жест в сторону места, где сидел я, остановился в задумчивости, а затем устремился к дверям кухни. Я бы с удовольствием там с ним встретился, но стоять на месте и ждать мне было некогда.

Любая девушка, которая решилась все это проделать ради того, чтобы доставить по месту назначения какую-то штуковину, заслуживала поддержки. Я вытащил капсулу и впервые ее рассмотрел. Сквозь прозрачную оболочку был виден белый порошок. Остроумно. Похоже на лекарство. Лишь в одном месте оболочки касался темный краешек спрятанной туда микропленки. Я усмехнулся, сунул ее обратно в карман и открыл дверь.

Она вела в коридор, освещавшийся одиноко висевшей под потолком лампочкой. Заметив на стене выключатель, я погасил свет, чтобы мой силуэт не был так заметен.

Это было неглупо, но поздно.

Совсем чуть-чуть, но все же поздно.

Когда вас бьют по голове металлическим предметом, возникает странное ощущение шока, потом тело цепенеет и со всех сторон надвигается темнота.

Глава 2

Черт побери, где же это я нахожусь? Я пришел в сознание, хотя не различал ни света, ни звуков: казалось, будто просыпаешься после глубокого сна. Минуту я лежал, не шевелясь и напряженно думая, пытаясь вспомнить, что со мной произошло до удара. Воспоминания пришли одновременно с неприятным ощущением ограниченности в движениях, и, когда я попробовал пошевелиться, веревки больно впились в колени и запястья. Я сидел, привязанный по рукам и ногам к стулу, рот открыт, голова свисает вперед. Некоторое время еще я так и сидел, глядя себе под ноги и размышляя; Просто размышляя.

За моей спиной женский голос сказал:

— Флай, зачем ты притащил его сюда? Свихнулся, что ли?

Нервный, противный мужской голос ответил:

— Тебя не спросил. Для чего, ты думаешь, Большой Степ меня там оставил? Он заметил, что этот парень что-то стянул. И вряд ли ошибся, в этом можешь быть уверена.

— Но Большой Степ вовсе не собирался тащить его сюда. Зачем ему это нужно? Они все собирались куда-то в Джерси.

— Собирались-то собирались. Но кто знал, что этого ублюдка на улице поджидали вооруженные дружки. Два парня и девка начали пальбу. Карл с Моу сразу и не сообразили, что это его шайка, и дали им уйти. А тут еще двое легавых выскочили, и черт знает что началось. Я такое последний раз видел в Гаване еще до Кастро.

— А мне на все это плевать, — не унималась девица. — Унеси его отсюда куда-нибудь подальше.

— Только не я, Лиза, только не я. Думаешь, Большому Степу он больше не понадобится? Сначала они Пенни замочили, а теперь вот Крошка Степ, да еще Карл с Моу. Большой Степ хочет сам расправиться с этим ублюдком, и я бы не советовал ему мешать, а то еще самим не поздоровится.

— Но, Флай, послушай, прежде всего легавые пойдут по всем хазам Большого Степа и конечно же явятся сюда. И что хорошего, если этот останется здесь? Зачем Большому Степу навешивать на себя еще и киднеппинг? От той стрельбы он как-нибудь отмажется, докажет, что был тогда где-нибудь в другом месте, а с этим что делать? Тут не отвертишься.

Тот, кого она называла Флаем, отпихнул ногой стул и прошелся по комнате. Я узнал этого парня. Шпана с Ист-Сайда, вечно на побегушках у братанов Стипетто, подторговывает наркотиками, но без особого успеха.

— Так что же делать?

— Сходи за машиной, — посоветовала Лиза. — Отвезем его обратно и подождем, что скажет Большой Степ.

Флай явно обрадовался, что решение уже принято за него. Он что-то буркнул в знак согласия, подошел ко мне и за подбородок поднял мое лицо. Я решил не открывать глаз, и все сошло неплохо.

— Эй, Райен, жив? Давай, давай веселее, приятель. — Затем он двинул меня в челюсть, но это ни к чему не привело, разве только я мысленно поставил очередную галочку в списке его прегрешений. — Ну, не прикидывайся. Слышишь меня, Райен?

— Оставь его, — распорядилась Лиза. — Ты и так уже живого места на нем не оставил.

— Верно, черт побери. Но это — крупная птица. Видела, какой у него пистолет?

— Видела, видела, успокойся, — скучающим тоном подтвердила Лиза.

— А еще у него была капсула с героином. Это тебе известно?

На этот раз голос Лизы звучал более заинтересованно:

— У него? Вот уж не думала, что он этим занимается.

— То-то же! Лежала в нагрудном кармане.

— Да, он всегда был нервным. Теперь ясно почему. Он такой же, как все. Кололся, чтобы быть в форме.

— Ну, с этой штуковиной ему придется расстаться. У меня уже зелье кончается, а если мы с ним тут будем долго чикаться, я не успею подскочить к Эрни Сауту. — С этими словами он отпустил мою голову, и я дал ей свободно упасть.

Нечего сказать, в хороший переплет я попал. Из огня да в полымя. Удачно выбравшись из кафе, угодил прямо в притон к наркоманам.

«Думай, думай, парень, — твердил я себе. — Думай как следует. Хоть и порядочно времени утекло с тех пор, как ты корпел над книгами в колледже, но сейчас самое время напрячь все свои умственные способности. Сейчас против тебя всего лишь грязный наркот с девкой из команды Большого Стипетто. Насколько это серьезно?»

Достаточно серьезно. Прежде чем я успел напрячь свои умственные способности, Флай сзади огрел меня чем-то по голове, я едва услышал звук удара металла о череп, и снова меня накрыла тьма.

Когда слух, чувствительность и зрение вновь ко мне вернулись, острая боль пронзила мне спину. Несколько секунд болело все, после чего боль локализовалась в самой верхней части позвоночника, у основания головы. На этот раз я лежал на полу, руки завязаны сзади, ноги согнуты так, что лодыжки касались пальцев рук. В старые добрые времена поверх еще натягивали петлю, чтобы при каждом движении связанный имел возможность задушить себя насмерть.

— Кажется, он очухался. Эй, Райен, ты о'кей? — донесся из соседней комнаты голос Флая. Я грязно выругался.

— Видишь, я же сказал, что он очухался. Не знаю, какого черта ты так волновалась. Все равно Большой Степ его укокошит. А теперь сторожи его и никуда не уходи, поняла?

— Ни за что здесь не останусь.

— Может, ты хочешь, чтобы этим занялся Большой Степ? Он-то уж тебе разукрасит физиономию, свои не узнают. Думаю, никто сюда не сунется, а если все же придут, то лучше тебе быть здесь.

— Но ты постарайся побыстрее, — буркнула Лиза, явно недовольная всем происходящим.

— Не говори глупостей. Большой Степ торопиться не любит. Сначала мне надо его разыскать, и вряд ли он сильно обрадуется, когда меня увидит. Когда Крошку Степа замочили, он сюда на крыльях несся, а сейчас спешить не будет, хочет посмаковать расправу... Так что сиди спокойно и жди.

Не сказав больше ни слова, Флай ушел. А я остался лежать на полу, бессмысленно глядя на узкую полосочку света над дверью. Вдруг комната осветилась болезненно-ярким светом.

— Ну, Райен, и хлопот же с тобой, — пожаловалась Лиза.

Когда-то Лиза Вильямс была красоткой. Она солировала в «Копа», сыграла в двух мюзиклах на Бродвее и готовилась попытать счастья в Голливуде. Она и сейчас была хороша. Мало кто из молоденьких мог бы соперничать с ней фигурой. Полногрудая, широкобедрая — особый сексуальный тип, глаз не отвести, как от красивой статуи. Но лицо лучше не разглядывать, сразу видно, что с ним что-то случилось Может быть, последствия автокатастрофы, а может — грубого мордобоя. Стипетто-старший не любил, когда его пассии загуливались на чужих дворах. Но и на его дворе тоже бывало несладко.

— Привет, Лиза, — сказал я. — Давненько мы с тобой не виделись.

— Да ты скажешь, не так уж много времени прошло. — Она замолчала, взглянув украдкой на свои руки, и потом как бы невзначай спросила:

— И чего ты связался с Большим Степом?

— А я и не знал, что с ним связался.

— Знаешь, Райен, он очень старомоден. Всякий, кто тронет его братишку, отвечает перед ним самим. Зря ты его кончил.

— Послушай... но я же этого не делал.

— Ох, Райен...

Я глубоко вздохнул, задержал дыхание и слегка потряс головой, чтобы лучше думалось.

— Пенни Стипетто последнее время так себя вел, что просто просился под пулю. Он полез ко мне, и, несомненно, я бы сам его рано или поздно прикончил. Но кто-то меня опередил. Так что я тут ни при чем.

— Райен... но я...

— Забудь об этом, крошка.

Она смотрела на меня, прикусив нижнюю губу.

— Не могу я забыть. Я помню... и все то...

— Ну хорошо, тогда и не старайся.

— Ох, непросто это.

— А ты постарайся.

— Какой ты, Ирландец, суровый. Может, я просто не хочу оставаться в долгу. Тебе это в голову не приходит? Ведь это ты не дал тогда этому психу Доу Венцелю убить меня и сам получил пулю, черт возьми.

— Послушай, — сказал я, — забудь, наконец, об этом. Ничего ты мне не должна.

В этот момент мне судорогой свело мышцы, и я весь изогнулся под веревками. Минуту не мог двинуться и лежал скрюченный.

И вот она уже на коленях и, рыдая, развязывает узлы. Когда наконец я освободился, наслаждение было слишком велико. Прежде чем я смог спокойно сказать «спасибо», некоторое время молча лежал на полу, постепенно приходя в себя.

— Не понимаю, перед кем я притворялась... — начала Лиза.

И в то же мгновение оба мы услыхали звук открывающейся входной двери. Я быстрым жестом заставил ее отойти и прислушался. В соседнюю комнату с шумом вошел Флай; он тяжело дышал, голос его дрожал от возбуждения:

— Я сразу же дозвонился до Большого Степа. Черт побери, он едет сюда сам. Слыхала ты... са-а-ам! Черт побери, мы тут повеселимся... Этот уж все свое получит сполна. Прямо здесь, минут через пять. Черт, сейчас я ему сообщу новости!

Он распахнул дверь и тут увидел меня, стоявшего во весь рост. Его отравленному мозгу понадобилось не менее трех секунд, чтобы осознать опасность своего положения, и прежде чем он смог отреагировать, я уже дал ему в челюсть и сшиб с ног. Я вложил в этот удар слишком много чувств. Флай был невелик, и я, при своем росте, явно переборщил. Он отлетел в другой конец комнаты, завалился на спину, еще раз перевернулся и обмяк; по подбородку стекала кровь, сквозь развороченную челюсть с трудом пробивалось дыхание.

У него за поясом я нашел свой пистолет и пошарил по его карманам в поисках капсулы. Не найдя, внимательно ощупал швы на его одежде, белье, проверил ботинки и все возможные места, куда он мог ее припрятать. Но ее нигде не было.

— Райен, Большой Степ... — забеспокоилась Лиза.

— Помню, — кивнул я, — пять минут. — У меня оставались еще две. Я не мог позволить себе рисковать. Пора было уходить. Я встал и пристально на нее посмотрел:

— Он взял мою капсулу. Она мне нужна. — Заметив усмешку в ее взгляде, я добавил:

— Я не из этих. Помимо героина, там было кое-что.

— Я... я постараюсь, — пробормотала она нерешительно.

— О'кей, крошка. Еще раз благодарю. Скажи Стипетто Примо, что Флай надо мной изрядно потрудился... А ну-ка, стой спокойно.

Она поняла, что я собираюсь делать, но все же не двинулась с места. Я осторожно ударил ее, так, чтобы у Большого Степа не возникло подозрений по поводу того, что здесь происходило. Я аккуратно положил ее на пол и убрался восвояси.

Встречу с Питером-псом я назначил у Тони Бэя, и Питеру пришлось оставить свой газетный киоск под предлогом завтрака. Это оказалось очень разумным, потому что Питер сообщил мне, что Ньюболдер со Шмидтом перестали сторожить меня у моей квартиры, а выставили нового парня в штатском для слежки возле его киоска и еще нескольких — патрулировать квартал. Да, убийство — дело нешуточное, а я — главный подозреваемый.

— Ты совсем спятил, раз ходишь здесь днем, — сказал Пит.

— У меня, приятель, нет другого выхода. Послушай, ты не знаешь чего-нибудь про Пенни Стипетто?

— А что я мог слышать? То же, что и другие. Они тебе это шьют, да ты и сам знаешь.

— Но ты все же знаешь лучше.

— Конечно, — кивнул Пит. — Но все же я не Большой Степ. После гибели брата он совершенно помешался и уверен, что это сделал ты. От того, что я слышу, кровь в жилах стынет.

— Можно, я еще как-нибудь тебя вызову, Пит?

— Конечно, в любое время. Когда захочешь.

— А ты пока расспрашивай. Наверняка кто-то в округе видел что-нибудь в день смерти Пенни.

— Ты же знаешь, Ирландец, что в этом городе соседний квартал — уже чужая территория. Здесь страх перед Стипетто намного сильнее, чем любовь к тебе. Сейчас тут очень страшно.

— Но ты все же расспрашивай. Сам не высовывайся, но посмотри, что можно разузнать.

— Ладно уж, постараюсь. А тебе самому чего бы больше хотелось: попасться сперва Стипетто или легавым?

Я улыбнулся ему. Незаметный парень из газетного киоска, а сердце — большое и благородное, и всегда готов помочь другу, попавшему в беду.

— Поощряется помощь в любом направлении, — ободрил его я.

Он прыснул и достал сверток с бутербродом.

— У тебя, дружок, я вижу, связи невелики. Я-то думал, что после прошлогоднего дела ты с полицией душа в душу живешь. Думал, они тебя за своего героя держат.

— Если тебя подозревают в убийстве, то все былые заслуги быстро забываются. Однажды они мне дали передышку. Второй ждать не приходится.

— Это верно. А из дома тебе ничего не нужно?

— Да нет. Если мне приспичит, я всегда могу незаметно пробраться внутрь. Но лучше все же держаться подальше. Так что если что узнаешь, найди меня через Энди.

— Договорились.

Я вытащил у него из кармана свежую газету.

— Это мне?

Питер-пес кивнул, улыбнулся и ушел. Я взял газету, кивнул на прощанье Тони Бэю и прямо на ходу стал читать.

Моей личности посвящена целая полоса. Неплохое паблисити.

Вкратце там сообщалось следующее: при попытке задержания подозреваемого в убийстве произошло столкновение с его сообщниками, в результате потасовки четверо убиты и несколько человек ранены. Среди убитых Винсент Стипетто (Крошка Степ), Карл Хувер и Моу Грин — все из шайки известного гангстера Примо Стипетто (Большого Степа). Четвертый труп был опознан как некто Льюис Койн, адрес неизвестен. Остальные, участвовавшие в потасовке, скрылись, так же как и Ирландец Райен, подозреваемый в убийстве Фреда (Пенни) Стипетто.

В целом же сообщение было слишком туманным для уличной пальбы такого масштаба. Понять из него что-либо было нелегко. Я, с одной стороны, должен был стать жертвой братьев Стипетто, а с другой — был с ними заодно: ведь они помогли мне избежать ареста. Никто даже не позаботился о том, чтобы концы с концами сходились хотя бы в этом сообщении.

В заметке также сообщалось, что Карин Синклер получила тяжелые ранения и попала в больницу Бельвю; она была названа секретаршей из Федеральной комиссии связи. Больше в газете не было решительно ничего.

В хороший переплет я попал, нечего сказать. Все хотят меня убить, а я тем временем должен доставить какую-то государственную тайну кому-то, кто меня уж точно не отпустит подобру-поздорову. Настоящая гангстерская жизнь.

Я позвонил в больницу из небольшой забегаловки в районе Седьмой авеню. Представился корреспондентом Ассошиэйтед Пресс и поинтересовался у дежурной состоянием здоровья Карин Синклер. Дежурная оказалась в хорошем настроении и соединила меня с нужным этажом. Там мне сообщили, что Карин Синклер все еще в тяжелом состоянии и к ней не пускают. Я поблагодарил и повесил трубку. Следующий звонок я решил сделать с другого аппарата, потому что если красотка Синклер мне не соврала, то федеральная полиция должна вокруг нее на ушах стоять.

Дежурный в полицейском участке соединил меня с офисом, и грубый голос сказал:

— Ньюболдер у телефона.

— Привет, сержант, это Райен.

После тяжелой минутной паузы Ньюболдер скучающим тоном спросил:

— Ну что, приятель, где ты там?

— Я звоню из автомата. Не трудись меня выслеживать, через минуту я буду уже в другом месте...