— Они оставили... восемьдесят девять миллиардов, Майк... Миллиардов, ясно? И я знаю, где... эти деньги, а они — нет, не знают, — и тут искорка в глазах потускнела.
Он еще шевелил губами, слова были еле различимы. И я склонился над ним совсем низко. И вот тихим, но многозначительным шепотом он добавил:
— Ты... сможешь... узнать... где они. — Глаза так и остались открытыми, только последняя искорка жизни в них угасла. Они принадлежали мертвецу.
Пат поджидал меня в холле. Не было нужды сообщать ему, что Дули умер. Все было написано у меня на лице. Полузалеченные раны в боку снова заныли, кожа натянулась, когда я, наклонившись, смотрел, как умирает мой старый друг. При мысли о том, что он сообщил по спине пробежал озноб и боль вонзилась в мозг. А потому я остановился и ухватился за спинку кресла.
Пат спросил:
— Ты как, нормально?
— Все в порядке, — солгал я. — Просто еще не привык так много ходить.
— Врешь. Давай садись.
Я уселся рядом с ним и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Пару минут спустя почувствовал, что вроде бы прихожу в норму.
Пат знал, что Дули умер.
— Сильно мучился? — спросил он.
Я кивнул.
— Он испытывал страшную боль... Черт, он просто с ума сходил от боли. — Обернувшись к Пату, я спросил: — Как все-таки это произошло, а, Пат?
— Почему раньше не спрашивал?
— Просто не знал, смогу ли это вынести. Я ведь и сам недавно побывал почти что на том свете.
— Ну, как сейчас, получше?
— Все прекрасно, Пат.
— О'кей. Он был дома. Один. Только что пришел, вскоре после девяти, ужинал в какой-то забегаловке. Сидел, читал газету, заполнял квартирные счета. Начал было заполнять пятый, и последний, и тут это произошло. Ожогов от пороха на коже не обнаружено, так что стреляли не с близкого расстояния. Ну и он свалился со стула. А падая, случайно прихватил телефон. Трубка слетела с рычага, но внутри аппарат не сломался. И ему удалось набрать 911 и сообщить оператору, что в него стреляли. Они проследили, откуда сделан звонок, приехали и отвезли его в больницу. Почти все время был без сознания. Пришел в себя лишь за несколько часов до твоего приезда. Врачи не разрешали пускать к нему посетителей, но...
— Он узнал того, кто в него стрелял?
— По всей видимости, нет. Да и потом, это было бы сложно. Дверь оказалась не запертой изнутри на замок. Кто-то просто выбил ее ударом ноги, увидел Дули, сидевшего футах в пятнадцати, и всадил в него три пули из «магнума» 357-го калибра. У преступника было достаточно времени, чтобы смыться. И, разумеется, ни одного свидетеля не объявилось.
— Оружие проследить удалось? Я имею в виду, по пулям?
— Нет. Такое продается в каждой оружейной лавке.
— Что говорят ребята из лаборатории?
— Да ничего существенного. Стрелявший в комнату не входил, палил прямо с порога. Чуть выше дверной ручки и на косяке — следы пороха. Так что совершенно очевидно, откуда он стрелял.
— Ну и что скажешь, Пат?
На секунду он опустил глаза, задумался, потом ответил:
— Учитывая ситуацию в целом, кому-то крупно повезло. Он сказал тебе, на кого работал, Майк?
— Да, — ответил я. — Сказал. На Лоренцо Понти. Но работа не была связана с внутренними делами мафии. Он был...
— Знаю, — перебил меня Пат. — Он был свободным полевым игроком. Мастером на все руки, нечто вроде управляющего в имении Понти. Парнем, отвечающим за состояние этого имения. Первым делом мы проверили его карточки соцобеспечения, и тут же все стало ясно. Он сказал тебе это?
— Сказал, — коротко ответил я. И не стал продолжать. Последние слова Дули предназначались мне одному. Если б он хотел, чтоб и Пат тоже знал, позвал бы нас обоих.
— Но ведь он... наверняка сказал тебе больше... — многозначительно заметил Пат.
Я снова кивнул.
— Сказал, что в рядах мафии замечено волнение. У них неприятности.
— Это мы и без него знаем. И у мафии всегда неприятности.
— Не в том смысле. Там наметился раскол. Дети поднялись против родителей.
— И об этом тоже известно. Наблюдается последние шесть лет. Просто во главе кланов оставались ребята, которые управляли ими, как в прошлом веке. Ну и понятное дело, молодым это не нравится. И они тоже хотят иметь толику власти.
— Думаешь, они ее получат, Пат?
— Со временем. Если не силой, то в конце концов просто унаследуют.
— И сколько же старых донов умерло или отошло от дел?
— Ты ведь читаешь газеты, Майк. Осталось их... по пальцам перечесть. Правда, некоторые умерли при несколько странных обстоятельствах... Но, с другой стороны, что ты хочешь? Возраст дает о себе знать. Да и потом, если их даже кто-то и прихлопнул, нам-то что за забота?
Пат усмехнулся и вытянул длинные ноги.
— Какие будут соображения, Майк?
— Мотив убийства Дули... Он должен существовать, не так ли?
Пат мрачно кивнул.
— Сцепился с каким-то букмекером из-за пяти с половиной тысяч баксов.
— Как звать букмекера?
— Марти Дайэмонд.
— Ерунда! Марти Дайэмонд на такое никогда не пойдет, ты это прекрасно знаешь.
— Ходят слухи, будто бы он пару раз брал какие-то ссуды у подозрительных типов.
— Многие это делают. И ведь потом, Дули никто не угрожал. Так что если он и брал, то наверняка выплатил все долги.
— Но его убили, Майк, — напомнил мне Пат. — А стало быть, мотив должен существовать. Может, он слышал или видел нечто такое, что стоило ему жизни.
Меня так и подмывало сказать Пату, что Дули не видел или слышал, а делал, но я сдержался. Пока еще рано говорить ему об этом.
— Ну а сам-то ты чего думаешь? — спросил я.
— Мы оба хорошо знали его, Майк. И ты, и я. Нормальный вроде бы парень, вот только общался со странными людьми. Солдат был замечательный, а кроме этого, никаких талантов вроде бы не наблюдалось. Командовать не слишком умел, а вот по части выполнения разного рода спецзаданий был настоящий дока. И что прикажешь делать с такими данными на гражданке, а?
— Сколько он зарабатывал на службе у Понти?
Пат скорчил гримасу.
— Знаешь, ты удивишься. Куда больше меня, но это вроде бы понятно. Мы проглядели кое-какие документы на Понти, и, похоже. Дули действительно был управляющим его имения. И делал все должным образом. Он даже имел право нанимать себе при необходимости помощников, заказывать нужные товары, вел все дела очень аккуратно. И никто на него ни разу не жаловался.
— Похоже, мы с тобой его недооценивали, — заметил я. — А чем он занимался в Нью-Йорке?
— Да ничем особенным. Работал или на Лонг-Айленде, или за городом, на ферме по выращиванию яблок. Понти купил пару участков в Джерси, но несколько лет тому назад продал. Понти принадлежит к разряду настоящих крестных отцов, тех, кто любит чувствовать под своими сицилийскими пятками твердую землю. — Он сделал паузу. Пару секунд разглядывал потолок, потом заметил: — И все же ты что-то от меня скрываешь, Майк.
— С чего это ты взял?
— Да с того, что ты единственный из всех, кого я знал, кто всегда носит туфли на мягком резиновом ходу. Чтоб никто не услышал, как ты подкрадываешься. Самая настоящая змея, всегда подползаешь незаметно.
— Ну не к тебе же, дружище!
— Ладно, перестань! Ты был замешан в серьезных делишках. И я всегда удивлялся, как это тебе удается выйти сухим из воды. Ты опережал всех местных копов, федов, других частных сыщиков...
— Ну, не все время, — скромно заметил я.
— Однако достаточно часто, чтоб навести на кое-какие мысли.
— Просто я всегда старался сделать так, чтобы никто не перебежал дорогу, вот и все. И больше чем одной проблемой зараз никогда не занимался.
— Да, знаю. Жевал и жевал — до тех пор, пока не удавалось проглотить, — он снова окинул меня пристальным взглядом. — А потом вдруг застрелили человека.
Я знал, что он это скажет. И ведь что самое главное — он был прав. Меня затаскали по судам, пресса полоскала мое имя почем зря, но все это было до того, как я схлопотал несколько пуль из револьвера 357-го калибра на причале. Того же калибра, что были выпущены в Дули... Что, впрочем, ничего особенного не означало. Возможно, это было чистым совпадением. Пушки системы «магнум» продаются сегодня на каждом углу, и неважно, сколько было принято на эту тему законов, но доступны они практически каждому, у кого имелись на это денежки.
— Не собираюсь больше ни в кого стрелять, Пат, — сказал я. — Даже пушку больше при себе не ношу.
Он собрался было что-то сказать, затем передумал и как-то странно и долго смотрел на меня. Суть была не в том, что я сказал, главное — как сказал. В конце концов ему пришлось скушать мой ответ, смириться с ним, но смирения хватило ненадолго. Он рассмеялся и пригладил ладонью волосы.
— Господи, ну и артист же ты, Майк! — воскликнул он.
Я усмехнулся и тоже встал.
— Что делаешь завтра, Майк?
— Буду у себя в конторе. А что?
— Может, заскочу. Надо потолковать. Иногда я представляю себя на твоем месте, и знаешь, так прямо мурашки по коже...
— Мурашки? У тебя, Пат? — саркастически заметил я.
— Да, представь себе. И на то имеются основания. Ведь то, что произошло с Дули... Короче, я тоже вовлечен во все это. Классическое убийство для расследования нью-йоркским департаментом полиции. Но имеются в нем кое-какие аспекты, придающие этому дельцу особый оттенок.
— К примеру? — тихо спросил я.
— К примеру, ты, дружище, — ответил он. — Да, ты! И если б я точно не знал, что ты зализывал в то время раны во Флориде, я бы беседовал с тобой не здесь, а в участке. Но ты взял тайм-аут. Так что увидимся завтра, у тебя в конторе. А теперь тащи свою задницу домой и постарайся поспать. Тебе это не повредит. И скажи Вельде, чтобы не переусердствовала.
* * *
Я подходил к двери своей конторы, и во мне с каждым шагом нарастало какое-то странное возбуждение. Стены в коридоре были выкрашены краской пастельных тонов, пол покрыт толстым ковром. Ничего вроде бы не пропало, и все стекла были целыми. И срок моей лицензии истекал только через год. Но мне казалось, что я попал не в ту контору, что некогда арендовал для работы. И возбуждение не было связано с ее состоянием. Оно охватило меня потому, что я знал — сейчас я увижу Вельду.
Я распахнул дверь и действительно увидел ее. Она сидела за столом, подперев подбородок кулачками, и смотрела мне прямо в глаза.
Я спросил:
— И что мне полагается делать? Просто пожелать доброго утра или поцеловать?
— Да делай что хочешь, — ответила она с такой знакомой мне ехидной ухмылочкой.
— Нет, не могу.
— Почему это нет?
— Я скован. Чувствую себя, словно в наручниках.
Она вызывающе вздернула подбородок и кивком указала на дверь в кабинет.
— Офицер, что явился надеть на тебя наручники, уже там.
Но прежде чем войти, я все же наклонился и поцеловал ее в макушку. Пат Чамберс уютно устроился в большом мягком кресле, положил ноги на выдвинутый ящик стола и попивал холодное светлое пиво «Миллер». С таким видом, точно он здесь хозяин.
— Надеюсь, что банка не последняя, Пат.
— Вельда притащила целых две упаковки по шесть банок каждая. Что за девочка, просто клад! От души поздравляю тебя, приятель!
— Так она тебе сказала?!
— Шутишь, что ли, — лениво отмахнулся он. — Достаточно взглянуть на ее хорошенькую мордашку, и все становится ясно, — он покачал головой. — Проблема только в том, что фигурка у нее такая... ну просто глаз не оторвать. До мордашки можно и не добраться. — Он отпил глоток и кивком указал на холодильник. — Сам-то как, выпьешь?
— Знаешь, может, ты меня и нашел, Пат, — ответил я, — но это вовсе не означает, что тебе позволено соблазнять меня и нарушать медицинские предписания. Я теперь с этими вкусными напитками только в гляделки играю.
— Тогда почему держишь пиво на льду?
— Так это для клиентов, — ответил я.
— О, понял... Так ты скажешь, что наговорил тебе Дули?
Я отодвинул стул от стеньг и уселся.
— Он умер у меня на руках, Пат. И, видимо, не хотел, чтоб рядом был кто-то другой.
— Но ты же знаешь Дули! Всегда был одиночка, всегда сам по себе. И все же интересно, почему он меня не позвал...
Я выждал секунду, потом заметил:
— Так ты действительно хочешь знать?
Он поставил банку на регистрационную книгу и, сощурясь, смотрел на меня.
— Ясное дело, хочу! — ответил он. — Черт, после всего того, что нам довелось пережить вместе...
— Послушай, Пат, Дули счел, что ты не потянешь.
— Что не потяну?
— То, что следует сделать, — туманно ответил я. Я сидел и изучающе смотрел на своего близкого друга. Пат Чамберс, капитан полиции отдела убийств. Еще совсем не стар, но пенсионный возраст уже не за горами. Умен, ловок, образован, исключительно опытен и знаток всех нюансов детективного расследования. Крут, но не настолько, чтоб убивать людей. И крайне совестлив, именно этот недостаток и имел в виду Дули. И у меня просто не хватало духу поделиться с Патом тем, что я узнал от Дули.
Пат снова взял банку и опустошил ее двумя глотками. Мусорная корзина под столом была пуста, и банка, звякнув, упала на дно.
— Он хотел, чтоб ты прощупал того парня, который в него стрелял, верно? — спросил он.
— Да, примерно в этом роде, — ответил я.
— Знаешь, Майк, до сих пор идут разговоры о том, кто устранил Эйзи Понти. Один свидетель видел, как он стрелял в тебя и что тебя так и отбросило назад. И в этот момент, конечно, мог спуститься курок. Нет, этот свидетель не утверждает, что видел, кто именно убил Эйзи Понти. Так что версия, что он погиб от шальной пули во время перестрелки, не отменяется.
— А пулю, которая убила его, так и не нашли?
— Эйзи снесло половину черепа, а в таких случаях, сам знаешь, найти что-либо трудно. Пуля могла улететь в реку, попасть в стену здания, во что угодно. Так что кто его знает...
— Я знаю, — сказал я.
— Что именно?
— Что я застрелил эту мразь. Вырубил его с первого же выстрела из «кольта» 45-го калибра.
— Именно это я и предполагал, — сказал Пат. — И на твоем месте держал бы язык за зубами. Ты лучше вот что скажи... Зачем это тебя вообще туда понесло, а?
Я в деталях пересказал ему ту же историю, что поведал доктору Моргану, когда почувствовал, что в силах говорить. Пат, естественно, заинтересовался осведомителем, который вовлек меня в эту заваруху с Гаэтано и Понти, но парень был тут совершенно ни при чем. Просто оказался в нужном месте в нужное время и подслушал нечто, чего не полагалось бы знать. А потом скинул эту информацию на меня.
Какое-то время Пат переваривал услышанное, затем поднял глаза и уставился на меня.
— Ладно, неважно, Майк. Главное другое. И Уго, и его старик нюхом чуют, что стрелял ты.
— И чутье их не подводит, — заметил я.
— Но они очень опасные люди, если их разозлить дружище.
— Да уж, — согласился я.
— Старик будет дергать за разные ниточки, выяснять, сколько именно произведено выстрелов, и прочее. Но Уго... вот кто по-настоящему опасен. За то время, что тебя тут не было, он окончательно озверел.
Я вспомнил о том, что рассказал мне Дули.
— Его можно понять.
Но Пат неверно истолковал смысл моих слов. И спросил:
— Знаешь, как его прозвали?
— Нет, — ответил я, изображая самый неподдельный интерес. — И как же?
— Пуленепробиваемый Понти.
— Господи, и кто ж такое придумал! Сроду не слыхивал, чтоб его так называли. Во всяком случае, на улице.
Пат усмехнулся.
— Эта кличка пришла не с улицы. Это наши ребята так его прозвали. Два раза мы вступали в перестрелку с мафиози, в котором опознали Уго Понти. И оба раза офицеры клянутся и божатся, что промаха не давали, палили прямо в него, а ему хоть бы хны!
— И что же, они были вполне уверены в своих показаниях? — спросил я.
— Ну не совсем. Оба раза случалось это ночью, хотя видимость была вполне приличная.
— А из-за чего разгорелся сыр-бор, Пат?
— Одно точно знаем, что пахнет наркотиками. Мы считаем, что Уго ездил туда перехватить ребят, которые не расплатились, и что он, Уго, на них наезжал. Просто ему не повезло. Оба раза его заметили проезжавшие мимо патрульные. Ну, естественно, притормозили, хотели выяснить, что к чему, и тут пошла пальба. Полицейские укрылись за машинами и вели огонь оттуда. Видели, что попали в цель, что парень пошатнулся. А потом нырнул куда-то в темноту и с концами. Они прочесали весь район, но он словно сквозь землю провалился. Ни пятен крови, ни каких-либо других следов. Ничего.
— А из чего они стреляли?
— Новое оружие. Крупный калибр.
— Стандартные патроны?
— Говорят, что да, но особо на эту тему распространяться не принято. Впрочем, я их ни в чем не виню.
Откинувшись на спинку стула, я смотрел на него через стол. Напрашивался один вопрос, но Пат, предугадав его, тут же поспешно добавил:
— Мы нашли все пули, выпущенные при первом столкновении.
— Все?
— Все до единой. Некоторые расплющились о кирпичную стенку, три попало в дерево, пара пробила металлический мусорный контейнер.
Я ждал, и он нехотя добавил:
— И две из них показались странными...
— Вот как? — На сей раз он выждал, пока я не задам вопроса. — Фрагменты одежды, ткани?
— Типа того.
— Думаешь, на нем было нечто вроде бронежилета?
Слегка склонив голову набок, он пожал плечами.
— Если там был действительно Уго, он бы наверняка знал, что мы уже давно не пользуемся старыми «смит-и-вессон» 38-го калибра. Пули, выпущенные из нового оружия, вполне способны пробить любой бронежилет.
— Даже те, что носят ребята из «Сват»?*
— Ну, это зависит от многих факторов. Расстояния, калибра... Ну, ты меня понимаешь.
— Но если на нем действительно была такая броня, она сработала. Уго Понти жив и здоров, продолжает шустрить, не выказывая ни малейшей усталости или страха.
* SWAT — «Special Weapons and Tactics Unit» — группа специального назначения в американской полиции, используется в борьбе с терроризмом, при освобождении заложников и пр.
Пат кивнул.
— Так как ты можешь все это объяснить?
— Ну а в библиотеке, в справочниках по баллистике ничего нет, что ли?
— Я смотрел.
— И что же?
— Одна из американских фирм, — начал Пат, — разработала новую технологию. Настоящая революция в этом деле. Вот только с продажей оплошали. Или же наши покупатели просто недооценили изобретение и остались, что называется, в дураках. Кажется, только британцы купили.
— И что в нем такого особенного, в этом изобретении?
— Ну, во-первых, этот защитный материал раза в четыре эффективнее. Останавливает практически любую пулю. Объем, то есть размер, очень важный фактор, тоже сведен к минимуму. Жилет практически невесом. Никто не увидит, что на тебе надета эта штука, и, если только тебе не попадут в голову, можешь быть совершенно спокоен. Недостаток — цена. Я так понял, жутко дорогая штука и простым смертным практически недоступна. К тому же и технология весьма сложная и держится под особым секретом. Возможно, они разрабатывали эти жилеты для королевских особ и операций, связанных с особым риском.
— Не станешь же ты причислять мафиози к разряду простых смертных, Пат, — заметил я. — Уж чего-чего, а денег у них куры не клюют, да и секрет могут купить практически любой... Скажи, а тебе не доводилось сталкиваться с Уго после этих двух историй?
— Ну, после первой перестрелки мы разыскивали его, наверное, с месяц. Ездил в Мексику, отдохнуть от трудов праведных. А после второй стычки вернулся домой недель шесть спустя. Ездил в Канаду, на какую-то погулянку.
— И, конечно, без всяких там паспортов?
— Естественно. Только виза для Мексики, вот и все.
Известно, что старик жутко на него злился. Но, с другой стороны, сам знаешь, Уго для него теперь единственный свет в окошке. Мы даже обследовали парнишку по медицинской части и не нашли на теле ни единой отметины. Ловко, правда?
— Да уж... — Я встал и потянулся. — А алиби у него крепкое?
— Ну конечно. У Понти на этот счет всегда все в порядке. Всегда найдется человечек, который подтвердит.
— Ну а какова официальная версия? Ведь прокуратура должна была выступить с соответствующим заявлением.
— Должна, но не выступила. Заваруха на пристани, все, кто там стрелял и был застрелен, рассматривается в целом, без каких-либо попыток выявить правого и виноватого. Просто объявили, что то была гангстерская разборка в чистом виде и что все трупы опознаны.
— И я в том числе?
Пат помолчал, потом заметил:
— Как ни странно, но твой вопрос особо не муссировался. Просто были опубликованы кое-какие факты из твоей биографии, а поскольку никто из газетчиков не знал, что ты на этой пристани делал, пресса вскоре утихла. — Он снял ноги с ящика стола, опустил их на пол. — Правда, кое-кто из репортеров разнюхал, что ты поцапался с Лоренцо Понти.
— Да ты чего, Пат? Ничего я не поцапался! То была рутинная работа. Мне надо было выяснить, кто в действительности владеет теми четырьмя зданиями, что на Пятой авеню. Оказалось — старик Лоренцо. Хорошая сделка. Никаких претензий со стороны налогового управления, оформлено чистенько, все честь по чести. И угрожать мне стали только потому, что старик вообразил, что я сую нос не в свои дела.
— Но хамить ему в его собственном ночном клубе было вовсе не обязательно, Майк.
— Он тоже за словом в карман не лез!
— Ладно, перестань, Майк. Сам знаешь, чем это могло закончиться. Он был со своими телохранителями.
— Да, но я все-таки его достал! Прижался спиной к стенке и держал на мушке, и его гориллы рыпнуться не могли!
— Тебе просто повезло, приятель.
— Как бы не так! Понти стоял прямо передо мной. И он бы схлопотал первую же пулю. А я ни хрена не выстрелил.
— Так чего ж ты не выстрелил?
Я оскалил в усмешке зубы.
— Пат, дружище, ты кое о чем забываешь...
— О чем это?
— О том, какая у меня репутация. Я птица крупного полета. И стрелок хоть куда, Пат. Специально храню газетные вырезки, где все это написано.
— И старые шрамы — тоже...
— Однако, как видишь, я все еще жив...
— И надолго ли это?
— Будем думать об этом, когда буря немного утихнет, — ответил я.
Глава 3
Избежать всего этого цирка не было никакой возможности. Нью-Йорк — город бульварной прессы, пусть даже общепризнано, что по-настоящему тут правит бал только «Таймс». Толпы, ездившие в Метро, жаждали видеть снимки, читать страшные статьи, а телерепортеры центральных и коммерческих каналов сражались между собой, чтоб первыми снять и выдать в эфир диковинку.
И, разумеется, этой диковинкой стал я.
Вельда первым делом позвонила в прокуратуру и попросила вычеркнуть меня из списка пропавших без вести. Я все еще находился в розыске, и они могли явиться к нам в офис и убедиться воочию, что я нашелся. Или вообще забыть обо всем этом. Договорились, что зайдут сегодня в десять. Была уже половина десятого.
В каком-то смысле я снова стал своего рода знаменитостью, как в старые добрые времена, но радовало это меня куда меньше, чем прежде. Вот сейчас заявится какая-нибудь шишка и начнет допрашивать или еще того хуже — просто предъявит мне ордер на арест. И засадит за решетку. Ей, этой шишке, я, конечно, интересен. Но, с другой стороны, выборы должны были состояться только через год.
Знай они лучше Вельду или разбойников-репортеров, они бы, пожалуй, поостереглись являться. Но политикам, как правило, свойственно терять разум, особенно когда на улице гремят оркестры и полощутся флаги. В конторе у меня было полно телерепортеров, расставивших камеры и осветительные приборы по всем углам, и половина этих людишек уже получила информацию — в количестве, достаточном, чтобы насытить программу утренних новостей. Информация по большей части относилась к событиям той ночи, когда в порту состоялась перестрелка.
Ровно в десять прибыла команда из окружной прокуратуры. Группа из четырех человек, шагали они попарно, выпятив груди вперед. Шагали бодро, но не в ногу, и я не мог удержаться от мысли: до чего же эти правительственные законники напоминают игрушечных заводных зайцев, рекламирующих по телеку батарейки. Уж носили бы, на худой конец, какие-нибудь отличительные знаки, что ли...
Во главе этого отряда выступала Флоренс Лейк. В таком же костюме, что и остальные, с той разницей, что на ней вместо брюк была юбка, но ее, похоже, вовсе не радовало это различие. При виде того, что творится в конторе, лицо у нее исказилось от злобы. Она жутко покраснела, а на шее вздулись жилы, и мне тут же стало понятно, каким именно образом лица людей превращаются словно в маски из дерева. Спутники ее были людишки более мелкого ранга, а потому, похоже, ничуть не возмутились. Напротив, вся эта шумиха могла создать им недурную рекламу.
Телерепортеры и газетчики — народ дошлый, а потому прекрасно поняли и оценили ситуацию. И замерли в радостном предвкушении. Готовый разыграться тут спектакль мог стать по-настоящему забавным, особенно если кому-нибудь из главных героев удалось бы вставить стерве-прокурорше перо в задницу.
Флоренс Лейк тоже все прекрасно понимала. А потому так и расточала улыбки и была сама любезность. И попросила разрешения побыть со мной наедине несколько минут — вон в том кабинете, если не возражаете. И была вроде бы очень довольна, когда все радостно согласились. Довольна? Слабо сказано! Она чуть не окочурилась от счастья.
Я покосился на Вельду. Она с трудом сдерживала улыбку и жестом показала, что я должен навешать этой Лейк как можно больше лапши на уши. Что, собственно, я и сделал, причем без особого труда. Так и разливался перед ней соловьем, красочно живописуя свои страдания, но не сказал ничего такого, чего бы она уже не знала. Однако она была юристом и достаточно умна, чтобы сообразить, что я многое недоговариваю. А вот как ко мне лучше подступиться, пока не знала.
Флоренс Лейк ничего не записывала. За нее это делали помощники. Окинув меня ненавидящим взглядом, она заявила:
— Ваши объяснения по поводу того, как вы там оказались, мистер Хаммер, выглядят не слишком убедительно.
— Послушайте, — ответил я, — вы же сами прекрасно знаете, как это бывает, когда вам дают наводку или намек. Прежде всего человек хочет проверить, туфта это все или нет, верно?
— Ваш информатор был не слишком надежен?
— Он может точно сказать, где находится ближайший бар или как наклянчить на выпивку в дождливый день. Он утверждал, что случайно подслушал один разговор и, естественно, я хотел проверить, не слишком заботясь о том, надежен источник или нет.
— Тогда с чего же вы так встрепенулись?
— Учитывая, что за птица этот Лоренцо Понти и какие крупные проворачивает дела, я, естественно, заинтересовался.
— И ваша ссора с ним была настолько серьезна?
— Ну, разве что для него, мэм. До физического столкновения не дошло. Стычка не стоила ему ни цента. Но, сами знаете, эти старомодные мафиози имеют преувеличенные понятия о собственном достоинстве и чести, именно потому и опасны.
— Так, значит, вы поехали на пристань просто предупредить его?
— Именно.
Выражение ее лица говорило, что она не поверила мне ни на йоту.
— А с чего вы решили, что мистер Понти станет вас слушать?
— Он ведь не глухой, мэм.
Тут она резко сменила тему.
— Кто в вас стрелял?
Клятвы на Библии я не давал, а потому мог лепить все, что угодно. Но сделал это достаточно деликатно. Просто пожал плечами и ответил:
— Было темно. Сами знаете, пристань там освещается плохо...
— Да. — Пауза. — Ну а свое оружие вы использовали?
— С чего это вы решили, что я был при оружии?
— Да с того, что у вас есть лицензия на его ношение.
— Но частные сыщики по большей части не носят при себе оружия.
— Но вы — Майк Хаммер, — парировала она.
И когда я в ответ скривил рот в ухмылке, ей это страшно не понравилось.
— Что правда, то правда, — сказал я. — Но я схлопотал пули в самом начале заварушки. Две пули, и попали они в жизненно важные органы.
Флоренс Лейк смотрела на меня с таким видом, точно я был самым заядлым лжецом на свете. Точно она собиралась открыть этому свету глаза на то, кем я являюсь. Но прежде чем она успела разинуть рот, я выдернул рубашку из брюк, задрал ее и, запустив пальцы под бинты, слегка сдвинул их. А потом специально откинулся в кресле, давая ей возможность как следует разглядеть страшные шрамы на животе, совсем свежие, розовенькие, едва затянувшиеся, с точечными отметинами там, где находились швы. Повязку следовало бы сменить, заживление шло своим ходом, но выглядело все это куда хуже. Мало того — просто ужасно, отвратительно. Лицо прокурорши исказилось от отвращения, вся она так и передернулась и едва не блеванула прямо на ковер. На остальных представителей прокуратуры демонстрация ран произвела менее отталкивающее впечатление. Они взирали на швы с любопытством и даже с некоторой долей восторга, словно любовались отменной, мастерски выполненной работой.
Я заправил рубашку в брюки, и мне показалось, что Лейк скажет сейчас «спасибо».
Но она тут же взяла себя в руки и, словно ничего не произошло, резко спросила:
— Кто обрабатывал раны?
Снова пожатие плечами.
— Не знаю. Был без сознания. С неделю, а то и больше.
— Вам известно, где именно вы находились?
— Угу. На каком-то медицинском факультете или фельдшерском пункте. Точно не помню.
— Кто за вами ухаживал?
— Мужчина. Это все, что я помню. Немолодой. Так, во всяком случае, мне показалось.
— И, разумеется, вам выставили счет за услуги...
— Нет. Хотя, может, еще и получу. Я сказал «может», потому как не перевелись еще на свете люди, готовые оказать помощь человеку просто по доброте душевной.