Глава 4

Она пришла в половине двенадцатого. Когда она открыла дверь ключом, который я дал ей уже давно, и прошла в комнату, все вокруг словно просияло от ее тепла и нежности.

— Привет, красавица, — бросил я.

Больше я ничего ей не сказал, потому что мой голос говорил Вельде больше, чем слова. Она ласково улыбнулась, сложила губы для поцелуя, но целовать не стала.

— Ты просто безобразен, Майк, — промолвила она, — и выглядишь еще хуже, чем раньше. Но я все равно люблю тебя, и даже сильнее.

— Но я безобразен лишь внешне, а внутри я прекрасен.

— Но кто может заглянуть внутрь? — Она улыбнулась и добавила:

— Кроме меня, конечно.

— Только ты, любимая.

Она улыбнулась еще обворожительнее, сняла пальто и кинула его на спинку кресла.

Мне никогда не надоест любоваться ею, думал я. В ней было все, что мне надо. Она могла быть суровой, или нежной, или жестокой, оставаясь при этом невыразимо привлекательной. Яростная красота дикого зверя каким-то непостижимым образом сочеталась в ней с утонченностью потомственной горожанки.

Да, она была для меня всем, и на ее пальчике поблескивало кольцо — мой подарок.

Выйдя на кухню, Вельда открыла пару банок с пивом. Вернувшись, она села, и я, взяв одну банку из ее рук, подождал, пока она откупорит свою. Какая-то горячая волна поднялась у меня внутри, когда она облизывала пену с губ. И тогда она произнесла то, что я и ожидал от нее услышать:

— Это слишком крупная игра, Майк.

— Да ну?

Вельда скользнула взглядом по полу, потом — по мне, пока глаза наши не встретились.

— Я кое-что разузнала, пока ты был в больнице, Майк. Даже не стала ждать твоего выздоровления. Это не просто убийство. Его заранее спланировали, и все настолько серьезно, что власти боятся заниматься этим делом. Оно затрагивает таких людей, что даже ФБР предпочитает действовать сверхосторожно.

— Вот как? — Я отхлебнул из банки.

— Тебе безразлично, что я думаю об этом? Я поставил банку с пивом на край стола.

— Мне не безразлично, что ты думаешь, киска, но, когда доходит до принятия решения, мне важно лишь собственное мнение. Я ведь мужчина. Не Бог весть какой умный, но пока у меня есть собственные мозги и в придачу опыт и знания, я буду решать сам.

— И ты собираешься заняться этим делом?

— А тебе бы хотелось, чтобы я его забросил?

По сосредоточенному лицу Вельды скользнула усмешка.

— Нет. Одна компашка, стоящая не меньше десяти миллионов долларов, дерется с другой, которая едва ли будет победнее, а ты хочешь вклиниться между ними. О, ты, конечно, мужчина. — Она лукаво поглядела на меня. — Но вот что, мужчина, хорошо бы ты наконец оставил свои холостяцкие замашки. Тогда я смогла бы хоть немного за тобой приглядывать.

— Ты полагаешь, это тебе удастся?

— Нет. Но по крайней мере мы могли бы немного поторговаться. — Она рассмеялась. — Я так хотела бы просто быть рядом с тобой и ни о чем не тревожиться.

— Я тоже, Вельда. Но всегда находятся дела более важные.

— Знаю, но позволь предупредить тебя. Теперь я пущу в ход женские хитрости.

— Такое случалось и раньше.

— Не совсем...

— Да, — согласился я и допил пиво. Закурив, я протянул сигарету и ей. — Так что же ты узнала?

— О, немного. Я нашла шофера грузовика, который видел твою машину. Он остановился возле нее и, не найдя никого, поехал дальше. Ближайший телефон находился в закусочной, в трех милях от того места, где стояла твоя машина. И он очень удивился, не найдя там никого, поскольку по дороге ему тоже никто не встретился. Официантка в закусочной сказала мне, что в нескольких сотнях ярдов от того места есть заброшенная лачуга. Я отправилась туда, но там толкалась куча мальчиков из ФБР.

— Отлично.

— Я бы этого не сказала. — Она растянулась в кресле и взъерошила рукой волосы; при этом свет лампы тускло замерцал в их эбонитовой черноте. — Меня сразу же сцапали, допросили и отпустили, предупредив, чтобы я держала язык за зубами.

— Они что-нибудь нашли?

— Насколько я могла понять — нет. Они проделали тот же путь, что и я, и все их находки только подтвердили то, что сообщил им ты. Хотя здесь есть кое-что интересное. Лачуга стоит ярдах в пятидесяти от дороги, в зарослях. Если не знать о ее существовании, ее трудно заметить, даже если там горит свет.

— Ты хочешь сказать, что это слишком удобное место, чтобы выбор его был случайным?

— Безусловно.

Я выпустил клуб дыма и покосился на пустую банку.

— Все же мне многое неясно... Девушка удрала из больницы. Как они могли знать, куда она направится.

— Да, и как они узнали об этой хижине?

— Кому она ранее принадлежала?

— Это еще одна загадка. — Вельда наморщила лобик и мотнула головой. — Лачуга принадлежит государству и стоит там уже двадцать лет. Пока меня допрашивали, я успела ее немного осмотреть. Никаких следов человеческого пребывания там не было. Последняя дата, нацарапанная на двери, относится к 1937 году.

— Что еще?

Вельда медленно покачала головой:

— Я видела твою машину, вернее, то, что от нее осталось.

— Бедная старая развалюха...

— Майк...

— Да?

— Что ты собираешься предпринять?

— Угадай.

— Скажи мне.

Я выпустил струю дыма и бросил окурок в пустую банку.

— Они убили девушку и попытались свалить это на меня. Они разбили мою машину, упекли меня в больницу.

Они считают всех нас щенками и хотят спасти от виселицы того, кто ее заслуживает. Негодяи! Паршивые подонки! — Я с силой стукнул кулаком по столу. — Я хочу понять, что за всем этим кроется. А там не одна голова скатится с плеч.

— Одной из них может оказаться и твоя, Майк.

— Все бывает. Но первой она не окажется. Это точно. И ты знаешь почему? Они очень обеспокоены. Они читают газеты и видят, что все развертывается не так, как они спланировали. Случай сыграл с ними злую шутку, и вместо беспомощного щенка им придется иметь дело со мной. Да, со мной! Это им, бесспорно, не нравится, и не только потому, что я — не какой-нибудь обыватель. Они достаточно умны и уже поняли, с кем имеют дело.

Вельда вопросительно взглянула на меня.

— Они уже рыскали здесь, — сообщил я ей.

— Майк!

— Я, конечно, не знаю, что они искали, но не думаю, чтобы они нашли что-то их интересующее. Но могу держать пари: они вломились в мою квартиру, полагая, что здесь хранится нечто им нужное. И хотя они ничего не обнаружили, эти негодяи наверняка продолжают считать, что эта вещь у меня. Они обязательно вернутся. Но теперь я уже не валяюсь в больнице.

— Но что это может быть?

— Понятия не имею... Но они готовы были убить двух человек ради того, чтобы заполучить эту вещь. Нравится мне это или нет, но я влип в эту историю так же капитально, как и убитая девушка. — Я улыбнулся Вельде. — И я не против. Я ненавижу этих людишек. Ненавижу их до дрожи. Я докопаюсь, кто они такие и чего им надо, а потом они получат свое.

— Все как всегда, правда? — спросила Вельда с горькой усмешкой.

— Возможно, и нет. Может быть, на этот раз я проделаю это по-другому. Должно же быть какое-то разнообразие.

Пальцы Вельды вцепились в подлокотники кресла — Мне это совсем не нравится, Майк.

— И не только тебе. Кое-кто в этом городе уже знает, что я не буду сидеть сложа руки и ждать, что же произойдет дальше. Они понимают, что им надо следить за каждым своим движением, потому что я буду подкрадываться к ним все ближе и ближе, пока не припру их к стенке. О, им это хорошо известно.

— Но ты не становишься для них мишенью?

— Именно этого я и добиваюсь, киска. Если единственный способ выманить их из берлоги — это стать мишенью, что ж, я согласен.

Лицо Вельды смягчилось, и она откинулась на спинку кресла, разглядывая потолок.

С минуту мы молчали.

— Майк, — произнесла наконец она, — у меня есть для тебя новости.

Ее тон заставил меня насторожиться.

— Выкладывай.

— Ни один выстрел в этой заварухе не будет твоим.. У меня даже скулы свело от напряжения. Вельда достала из кармана конверт и через всю комнату бросила его мне. Я поймал.

— Пат принес это сегодня утром. Он ничего не мог сделать, так что не сердись на него.

Я вскрыл конверт и вытащил оттуда листок бумаги. Текст был кратким, никаких двусмысленностей, все очень четко и ясно, все официальные штампы и подписи на месте. Это было сообщение о том, что я лишен права на хранение и ношение оружия, а государственная лицензия на производство частного детективного розыска временно аннулируется. Там не было ни слова о полном или частичном возвращении двухсот долларов, которые я уплатил за лицензию.

Я засмеялся, сунул листок в конверт и положил конверт на стол.

— Они хотят устроить мне веселую жизнь.

— Они хотят, чтобы ты вообще не вмешивался в это дело. Теперь ты обычный гражданин, и им ничего не стоит применить к тебе закон Салливана, если у тебя окажется оружие.

— Такое однажды уже случалось. Помнишь?

— Да, — устало подтвердила Вельда. — Но тогда они упустили из виду меня. Ведь и я имела лицензию и право на ношение оружия. Сейчас же они не забыли и об этом — Ничего не скажешь — умные ребята.

— Очень... — Вельда закрыла глаза и запрокинула голову. — Да, сейчас положение у нас гораздо хуже.

— Не у нас, детка, а у меня.

— У нас!

— Послушай...

Глаза ее блеснули из-под полуприкрытых век.

— Вспомни, кто твоя половина, Майк?

— Ты и сама знаешь.

Она молча уставилась на меня широко раскрытыми глазами и попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали.

— Успокойся, детка, — ласково сказал я. — Все и так понятно, мы — это мы, и если я суну куда-нибудь нос, ты должна быть рядом, чтобы помочь мне вовремя вытащить его обратно. Твой Майк набирается опыта с годами. Возможно, он становится покладистей.

Вельда печально усмехнулась:

— Покладистость здесь ни при чем. Просто он стал умнее. Мы связались с противником, которого не возьмешь грубой силой. Он очень умен, и одолеть его можно только хитростью. По крайней мере, у тебя есть повод изменить свой стиль работы.

— Это точно.

— Но тебе придется нелегко.

— Знаю. Но не я первый начал. У каждого из них есть свои причины ставить мне палки в колеса, но в основном ими движет страх. Они боятся, что я испорчу им всю игру. Это уже случалось раньше, так пусть же повторится снова.

— Только не берись за дело слишком круто, Майк, ладно? Семь лет — это долгий срок, чтобы ждать парня. — Вельда улыбнулась, блеснув ослепительно белыми зубами. — И я хочу, чтобы он был в хорошей форме перед решающим броском.

— Хорошо, — пробурчал я себе под нос, так что вряд ли она меня расслышала.

— Так с чего мы начнем, Майк?

Я разжал руку и высыпал патроны в пепельницу. Они лежали там блестящие и смертоносные, но совершенно бесполезные.

— Берга Торн, — сказал я. — Мы начнем с нее. Я хочу посмотреть ее историю болезни. Я хочу знать ее биографию и всех тех, с кем она была связана. И это, Вельда, твоя работа.

— А ты?

— Карл Эвелло... Он как-то замешан во всем этом. Вот я им и займусь.

Вельда кивнула, постучала ногтями по подлокотнику кресла и уставилась в пространство.

— Он крепкий орешек, — заметила она.

— Все они такие.

— Но Эвелло особенно. Он — организатор. Пока ты лежал в больнице, я встречалась с несколькими людьми, которым известно кое-что об этом человеке. Мне удалось выведать не слишком много, да и проверить эти сведения нет никакой возможности, но некоторые моменты явно могут тебя заинтересовать.

— Например?

Она посмотрела на меня улыбаясь — грациозная дикая кошка, оценивающая силы своего партнера, прежде чем сообщить ему, кто скрывается за входом в логовище.

— Мафия, — проговорила она после недолгого молчания.

Я неожиданно ощутил, как липкий пот и страх растекаются по всему моему телу от кончиков ступней до корней волос. Слова застряли у меня в горле, но я все же сумел выдавить:

— Откуда им это известно?

— Точно они ничего не знают. Лишь подозревают, вот и все. Именно поэтому делом и заинтересовалось ФБР.

— Еще бы им не заинтересоваться. Но они тоже ходят вокруг да около, поэтому ничего удивительного, что меня решили вывести из игры.

— Ты можешь поднять слишком большой шум.

— Но он и так уже поднялся, разве нет? Вельда не ответила.

— Вот, значит, в чем дело, — произнес я. — Они, видимо, решили, что я — одно из звеньев в цепи, но прямо заявить об этом не осмелились, а предпочли задать мне массу вопросов, надеясь, что я как-нибудь проболтаюсь. И они не оставят этой идеи до самой своей смерти. Или до моей. Коготок увяз — всей птичке пропасть, как говорится. Абсолютно чистых людей не бывает, и невиновность — понятие относительное.

— Может быть, это и неплохо, — четко произнесла Вельда. — Все очень странно, Майк. Безупречная честность не в моде в наши дни. У каждого находится нечто такое, что он пытается скрыть. Если убийцу повесят за преступление, которого он не совершал, кому от этого хуже?

— Ты заговорила по-новому, детка.

— Учусь у тебя.

— Тогда покончим с этим.

Вельда потянулась за сигаретой. Каждое ее движение было полно женственности; нежная, гладкая кожа отливала янтарной желтизной в свете лампы. Линия кисти мягко перетекала в плавный изгиб руки и плеча — словно на полотне великого живописца. Глядя на эту картину, можно было и забыть, что уже дважды эта самая рука сжимала пистолет, с хриплым лаем выплевывавший пули в живот человеку.

— Теперь за относительную невиновность придется расплачиваться, — произнесла она. — Ты, Майк, будешь наживкой, которую они хотят использовать для своих целей.

— И в конце свершится воля народа.

— Да, — ухмыльнулась Вельда, — но не расстраивайся, Майк. Они украли твой прием. Ведь раньше ты частенько пользовался подобным трюком.

Я начал перебирать патроны, лежащие в пепельнице. Вельда молча наблюдала за мной. Затем встала и, бросив пачку сигарет на стул рядом со мной, стала одеваться.

Я не смотрел на нее. Я думал о том, что хочу сделать, и о том, что для этого мне лучше было бы стать невидимкой. Я представлял себе толстые рожи негодяев, разжиревших на человеческом мясе, перекосившиеся от ужаса и боли в тот самый миг, когда рукоять пистолета 45-го калибра впечатывается им в переносицу. Я рисовал в уме тайную армию подонков, выходящих на свой гнусный и страшный парад под знаменами мафии, армию подлецов, смеющихся над нами и нашими законами, и видел, как самодовольное выражение их лиц сменяется ужасом, когда каждый новый день приносит им вести о смерти их сообщников.

Вельде не трудно было прочесть мои мысли: она уже видела меня таким и раньше. И она знала, как вернуть меня на землю.

— Должно быть, пришло время научить этих молодчиков чему-нибудь новенькому, а, Майк? — нежно проворковала она.

Когда Вельда вышла и закрыла за собой дверь, в комнате как будто стало темнее.

Глава 5

Какое-то время я продолжал сидеть, следя за переливами разноцветных городских огней, отражавшихся в стекле и превращавших мое окно в волшебный калейдоскоп. Там, снаружи, обитало чудовище: его голос поначалу казался похожим на монотонный гул, но тот, кто слушал его достаточно долго, мог различить в нем равнодушную и циничную усмешку, сулящую десяти миллионам людей большие и мелкие неприятности. А когда вслушаешься еще внимательней, хихиканье обращается в хохот, самодовольный хохот того, кого забавляет кровь, хлещущая из раны, и для кого смерть выглядит славной шуткой.

Да, это чудовище хохочет над такими, как вы или я. Его голос — это голос парня с бичом, смеющегося, чтобы заглушить крики своей жертвы. Он раздается то тише, то громче, и за ним не слышно ни сдавленных стонов, ни воплей страдания.

И тут я подумал о статистике. Сколько людей погибают ежеминутно в автокатастрофах? Сколько остаются калеками? Сколько человек становятся жертвами насилия? Все эти цифры известны и без конца обсуждаются на разных заседаниях. Но есть вещи, которые статистика не учитывает. Сколько людей терзаются страхами? Сколько проводят ночи без сна в бесплодных тревогах? Сколько мучаются мыслью о том, где сейчас их дети и что они делают. Сколько человек знают об армии молчаливых молодчиков, отдающих шепотом свои приказы, так что другим остается либо исполнить требуемое, либо поплатиться жизнью?

Теперь я понял, что за голос мерещился мне за окном. Нет, не голос чудовища. И не голос гигантского, вырвавшегося из-под контроля робота. Даже не голос отдельного живого существа с собственной волей. Это просто голоса людей. Людей в большинстве своем милых и приятных в обращении. Однако среди них есть и другие — отвратительные выродки, жадные до чужой крови и так раздувшиеся от сознания собственной силы, что животы их лопаются, как перезревшие дыни, когда в них попадают пули.

Мафия! Грязная, кровавая мафия! Банда невежественных и тупых подонков, чья власть зиждется на страхе и больших деньгах.

Черная рука? Может быть, кто-нибудь думает, что над этим можно посмеяться? Что все это отошло в прошлое вместе с сухим законом? Многие вдовы могут засвидетельствовать обратное. И вдовцы тоже. Да, Вельда права, это очень трудное дело. Попробуйте просто поспрашивать, где найти главаря. Сперва вы ищете человека, которого можно об этом спросить, и если вас не прикончат, пока вы его ищете, и если он еще будет в живых к тому времени, когда вы его найдете, то вам удастся задать свой вопрос. Потом вы узнаете кое-что и идете дальше по следу, с каждой секундой приближаясь к тому моменту, когда неожиданный выстрел или удар ножом из темноты оборвет ваши розыски.

У мафии свои законы, и она ни для кого не делает исключений. Если вы попались в ее сети, вам уже не уйти. А если вы сделаете попытку вырваться — пусть самую робкую, — для вас все кончено. Через пару дней или через год, но это случится. Вас убьют. Но забавно другое. Во главе всей этой банды стоит некто, похожий на паука, который вместо паутины источает во все стороны тягучий страх. Он сидит на своем троне, и по мановению его руки других людей пытают или убивают. Одного движения его головы достаточно, чтобы заставить кого-то выброситься из окна.