Он подался вперед и погладил ее по щеке.

— Я буду осторожен, Индиго. Обещаю. Девушка поцеловала его ладонь, потом при жалась и крепко обняла его.

— Вот так и бывает, когда не ищешь спокойной жизни.

Они последний раз поцеловались, и Индиго неохотно отступила.

— Будь осторожен.

За ее обычной сосредоточенностью стояла грусть и тревога.

— Я буду.

Он начал двигаться — и уже не мог остановиться. Вначале Укия ехал без особой цели, паника гнала его вперед, он думал только об одном — надо бежать, надо бежать, надо… Наконец он съехал на обочину, остановился и обхватил себя руками. «Прекрати! — прикрикнул он на себя. — Хватит. Найди Стаю, поговори с ними». Ага, как же, найди… ФБР и полиция много лет не могут это сделать, «Ты частный детектив. Ты знаешь, как искать людей, ты лучший в штате. Ты сможешь их найти».

Начинать надо с последнего известного адреса. Он снова завел мотоцикл, развернулся, дождался, когда поток машин поредеет, и двинулся на поиски. Сейчас он находился к востоку от Питтсбурга. Проделав часть пути обратно, юноша с некоторым трудом нашел заброшенный склад.

Укия остановился на заросшей стоянке. В проеме двери болтался обрывок желтой полицейской ленты. Полиция приехала и уехала, но после нее здесь был кто-то еще. Любопытные соседи? Онтонгард? Укия нервно проверил пистолет и двинулся к входу на склад. Дверь болталась на одной петле; он прижался спиной к стене возле двери, как учил Макс, и распахнул ее. Никто в него не стрелял, ничто не двигалось в темноте. Он прислушался — и уловил только далекую музыку из парка Кеннивуд. Запах Стаи висел в воздухе, как поднятая пыль, перевитая сигаретным дымом. У двери валялся свежий окурок, Укия поднял и осмотрел его: следы слюны Крэйнака. Бросил окурок и снова уставился на дверь, чувствуя, как ладони становятся скользкими от пота. Глубоко вдохнув, юноша покрепче ухватил пистолет и вошел в темноту склада. На полу лежали пятна лунного света, и он крался по ним, выключая из восприятия биение собственного сердца, шаги, шуршание одежды… Оставалась тишина.

Раньше Укия не замечал, что вдоль задней стены склада шли комнаты. Когда-то здесь были кабинеты, в них, видимо, и жили члены Стаи. Выходящие на реку окна недавно вымыты, полы выскоблены. Он обнаружил следы волос членов Стаи, машинного масла и еды; они, как он, любили острых цыплят с карри. В щели деревянного пола Укия нашел сережку — маленькое золотое колечко. На остром конце застежки остались следы Хеллены, напоминание о странном генетическом рисунке Стаи. Он снова изучил его, и на этот раз от него не укрылось то, чего он не заметил раньше просто потому, что не понимал. Под поверхностным слоем, который и был Хелленой, лежала чужая генетика. У Ренни была та же нечеловеческая основа, но другая человеческая облицовка. Именно переход от человеческого к нечеловеческому и давал те переломы и разрывы в структуре ДНК. У Дженет Хейз и Онтонгарда, который убил Уила Трэйса, были те же переломы, но на Стаю их структура не походила.

«Я знаю, чего Прайм опасался в этом ребенке, — прозвучали в голове Укии слова Ренни, — мне об этом кошмары снятся с тех пор, как я в Стае». Какое чудовище они ожидали в нем увидеть? И поэтому у Стаи больше нет детей? Конечно, если идея рождения ребенка вызывает ночные кошмары, детей должно быть немного, но один на сто с лишним мужчин и женщин?

Укия еще какое-то время порыскал по складу, но не нашел ничего полезного. Стая, кажется, ждала, что обыскивать место их обитания будет кто-то равный ему по способностям; многие поверхности даже протерли дезинфицирующим раствором. То здесь, то там детектив замечал следы Онтонгарда: похоже, враг тоже искал Стаю.

У задней двери юноша выяснил, что его «родичи» еще вчера уехали на своих мотоциклах. Грязь, застрявшая в колесах, привела его к тому месту в трех кварталах от склада, где Стая разделилась на группы по два-три человека, которые затем разъехались в разных направлениях. Укия вернулся к своему мотоциклу, пытаясь понять, почему склад не подожгли — так было бы легче замести следы. Возможно, Стая собиралась снова использовать помещение, дождавшись, чтобы враги о нем забыли. Интересно, умеют ли в Онтонгарде забывать, или у них фотографическая память, как и у него?

Дверь в гараж Майка была опущена, в одном из узких окон висел знак «закрыто». Укия громко постучал в дверь, надеясь, что не придется тратить время на поиски Майка.

— Закрыто! — проревел знакомый голос.

— Майк! Майк, надо поговорить!

Дверь с шумом поехала вверх, механик, сощурясь, взглянул на Укию из-под всегдашней масляной маски.

— Волчонок?

— Майк, ты советовал мне держаться подальше от Волков-Воинов, но мне надо их найти. Это очень важно.

— Забудь, Волчонок. Они не хотят, чтобы их нашли, и ты их не найдешь. Они всегда на шаг впереди закона. У них нет ни привычек, ни любимых заведений, они не сидят подолгу на одном месте. В местных барах на них косо смотрят: они приезжают, сидят там ночь и исчезают.

— Мне необходимо их найти.

— Они могут быть где угодно: в Западной Виргинии, Огайо, да хоть в Нью-Йорке! Они же колесят по всей стране.

Майк стоял в дверном проеме, положив одну руку на стальную дверь.

Укия размышлял.

— Значит, они в произвольном порядке переходят от бара к бару и сидят там допоздна?

— Точно.

— Так что если я сейчас позвоню в бар, где они сидят, то смогу с ними поговорить?

— Если знаешь, куда звонить. В округе сотни баров.

Укия вздохнул.

— Спасибо, Майк.

— Да не за что. Поедешь домой?

Механик выглядел заинтригованным.

— Нет, в контору. Сяду на телефон.

По пути в контору Укия решил, что будет обзванивать бары графства Аллегени. Раз Стая воюет с Онтонгардом, а тот рыщет по всему городу, «родичи» его тоже далеко не уедут. Детектив вспомнил список небольших злачных заведений в округе, который составлял Макс, и начал обзванивать их по алфавиту.

— Эббиз! — ответил в первом радостный голос.

— У вас сегодня не гостят Волки-Воины? Голос разразился хохотом.

— Нет, слава Богу! Их у нас давно не было.

Укия припомнил следующий номер из списка. Волки-Воины нашлись в «Кафе Локо», там на звонок ответили вовсе не радостно:

— Да, они тут.

— С ними можно поговорить? Мне нужен Ренни Шоу, но если его нет, подойдет любой.

Пока Ренни звали к телефону, Укия барабанил пальцами по столу.

— Кто это? — прорычал в трубке знакомый голос.

— Ренни, это Укия Орегон. Помнишь, вы похищали меня два дня назад?

— Конечно, помню, Волчонок. Как ты узнал, что мы здесь?

— Обзванивал все бары по алфавиту.

— Ясно, методом исключения. — Голос Ренни потеплел. — Так что тебе нужно?

— Поговорить.

— Мы говорим.

— С глазу на глаз, Ренни. Тот на секунду замолчал.

— Что случилось?

— Полиция поймала одного из Онтонгарда. Когда его привезли в участок, он попытался убить меня, как ты и говорил.

— Ты ранен?

— Нет.

— Где сейчас Онтонгард?

— Мертв. Убит агентом ФБР.

— Черт! Значит, он в морге.

Шум в трубке утих: видимо, Ренни зажал ее рукой. Было слышно, как он кричит через комнату: «Джонни, Этан! В морге графства мертвый Онтонгард».

«Боже, что я наделал?» — подумал Укия.

— Ренни! Ренни!

— Что, Волчонок?

— Что они будут делать?

— Просто проследят, чтобы Онтонгард никуда не делся.

Укия очень хотел верить Ренни. Если повторится история с Дженет Хейз, члены Стаи примут на себя удар Онтонгарда, когда те придут забрать тело.

— Ренни, мне надо с тобой поговорить.

— Хорошо, Волчонок. Знаешь мельницу Макконнелла?

— Да.

Укии приходилось там работать, ох приходилось… Три раза он находил пропавших живыми, в четвертый и последний он вытащил тельце четырехлетнего мальчика из ручья с опасным подводным течением.

— Встретимся через расщелину от мельницы, в скалах, примерно через два часа.

Укия представил себе место встречи.

— Хорошо.

— Только давай без полицейских.

— Конечно, — обещал он.

Макс рассказывал, что расщелина за мельницей Макконнелла образовалась, когда миллионы лет назад по этим местам прошел гигантский ледник. Этот рассказ даже несколько напугал юношу, когда он попытался представить стену льда настолько большую, что она могла смести со своего пути булыжники величиной с дом. Но так или иначе, среди невысоких холмов зияла расщелина, окруженная громадными булыжниками, по обеим сторонам обманчиво узкого ручья сплетались тропинки. Живописные холмы и валуны изобиловали опаснейшими оползнями и пещерами, а берег ручья устилали скользкие, обкатанные водой камни. Утонувший мальчик прыгал с камня на камень, и Укия сидел на последнем камне, с которого прыгнул мальчик, и смотрел, как ручей несет воду над тем местом, куда упало тело.

Стараясь не вспоминать тот день, детектив съехал на дно расщелины, прогрохотал по крытому мосту и взобрался по крутому склону на другой берег ручья. Там стояли мотоциклы Стаи, он поставил свою машину среди них и заглушил мотор. Сняв шлем, Укия услышал только потрескивание остывающего мотора и кваканье древесных лягушек.

— Ренни?

— Я внизу, Волчонок! — донесся из-за скалы знакомый голос.

Укия подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Вначале он видел только темноту, потом глаза адаптировались к темноте, и он увидел, что Ренни машет ему рукой. Юноша огляделся, нашел узкую тропинку и осторожно спустился к основанию скалы. Ренни и Хеллена сидели на заросшем мхом камне в нише, образованной двумя валунами. Ренни улыбнулся, глядя на спускающегося юношу, но улыбка вдруг сменилась хмурым выражением.

Укия остановился, почувствовал укол тревоги.

— Ренни?

Тот бросился к нему, превратившись в размытое пятно движения, схватил за куртку и прижал к скале.

— От тебя несет Онтонгардом и женщиной!

Сегодня был насыщенный день, — выговорил Укия, чувствуя, как сердце колотится где-то под горлом — от вожака Стаи волнами исходил гнев. — Ты будешь смеяться, но я наконец понял. Мы не люди, так ведь?

Брови Ренни поползли вверх.

— А ты не знал?

— Я вырос среди волков! Я не знал, что не похож на нормального человеческого ребенка, потому что всегда был… Черт, я даже не знаю кем! Я мутант? Продукт генетического эксперимента? Пришелец из космоса?

Вожак медленно кивнул.

— Прайм и Гекс прибыли на Землю на разведывательном корабле, за ними шел флот захвата. Мы не из этого мира, мы почти не люди.

— И я ваш единственный ребенок.

— Можно только надеяться, — прорычал Ренни. — Кто эта женщина?

Укия покосился на него, удивляясь такой перемене темы.

— Какая женщина?

Вожак зарычал, притянул его к себе и снова ударил о скалу.

— Женщина, с которой ты спал! Кто она? Как ее зовут?

Укия испугался за Индиго.

— Не скажу!

— Вчера я спас тебе жизнь, но сегодня могу легко ее забрать. Как ее зовут?

Юноша потряс головой.

— Ты спас мне жизнь, но я тебе не верю. Кто она, я тебе не скажу и буду защищать ее ценой собственной жизни.

— Ренни!

Хеллена потянула его назад.

— Укия, она милая?

Юноша вгляделся в темноволосую женщину, но не нашел ловушки в ее вопросе.

— Она красивая.

— И особенная?

Он подумал и кивнул.

— Она видит меня таким, какой я есть.

Хеллена протянула к нему руку, и он непроизвольно дернулся, вспомнив испытание в заброшенном складе, но она мягко положила ладонь ему на лицо.

— Ты ее любишь?

Губы женщины не двинулись, слова звучали в его мозгу. Он даже закрыл глаза, настолько ясно это говорило о том, что они не люди.

— Будет ли она любить меня, если узнает?

— Отпусти его, Ренни. Наш Волчонок влюблен. Но вожак Стаи продолжал прижимать юношу к стене, утробно рыча.

— Мы пропустили эту женщину. Могли быть и другие, которых он любил.

Хеллена снова взглянула на Укию.

— Другие были?

— Нет.

— Ренни, он слишком человек для того, чтобы жить без любви. Отпусти его.

И тот наконец отошел.

— Ненавижу не знать точно! Человек ли он? Наш ребенок — или красивая ложь? Правильно ли мы поступили, или родительский инстинкт приведет нас к провалу?

— Человек я или кто? — вступил в разговор Укия. — Что я такого должен сделать? Почему вы то хотите меня убить, то заботитесь, как о единственном ребенке? И как я могу врать, если даже не знаю, что происходит? Еще пару часов назад я думал, что я нормальный человек двадцати лет от роду. Может, вы мне наконец что-нибудь объясните?

Ренни долго и внимательно смотрел на него.

— Во-первых, тебе не двадцать лет. Ты был зачат в первую неделю пребывания Прайма на Земле, несколько сотен лет назад, точной даты мы не знаем. Койот — единственная Тварь Прайма, а у него плохо с чувством времени.

Укия пошатнулся. Не может быть, чтобы он родился так давно! Но он вспомнил, как жил в стае волков, как не мог посчитать, сколько лет это длилось, как много раз думал, что бегал в стае словно с начала времен. Он кивнул. Да, так и было. Это правда.

— Значит, Койот — мой брат? Нет, ты сказал — единственная Тварь. А как же я?

Ренни покачал головой.

— Ты сын Прайма, Тварь — это совсем другое. Тварью делают, и это довольно жестоко.

— Делают? Как?

— Впрыскивают человеку свои гены, обычно вводят свою кровь с помощью шприца. — Вожаку явно было стыдно. — Наши гены, как вирус, распространяются по телу человека, и все его клетки заменяются почти такими же, но несущими наши гены. Для человека это хуже, чем черная чума, его иммунная система сражается с клетками. После такого из тысячи выживает всего один. Обычно люди умирают до того, как достигнут порога — момента, когда наш генетический материал может поддерживать в организме жизнь, избавляясь от ДНК носителя.

Детектив вспомнил инъекционные шприцы со следами крови Уила Трэйса.

— Онтонгард поступает так с агентами ФБР, и с Дженет Хейз они это сделали.

Ренни кивнул.

— Они используют иммунодепрессанты, что бы увеличить шансы выживания носителя.

Укия резко вскинул голову:

— Носителя? Ты говоришь так, будто вы — паразиты.

— Да, и притом ужасные. Народ Прайма перенаселил родной мир и выплеснулся во Вселенную, передвигаясь от планеты к планете и вытесняя все местные формы жизни. С Землей они хотели проделать то же самое, но тут вмешался Прайм.

В голове Укии проносились тысячи вопросов, он изо всех сил старался сконцентрироваться.

— Не понимаю. Зачем Онтонгард хочет сделать Тварей из агентов ФБР? И зачем отец сделал Койота?

— Гекс хочет делать Тварей, и больше ничего, — оскалился Ренни, — за этим он сюда и прилетел. Он хотел бы весь мир превратить в своих Тварей. Поэтому мы с ним и боремся.

Прайм знал, что Гекс его убьет, — добавила Хеллена более спокойно. — Он был ранен, в безнадежном положении. Тогда он инфицировал всех, кого мог, в надежде, что хоть кто-нибудь выживет, всё вспомнит и продолжит его борьбу.

Укия яростно потряс головой.

— Все равно не понимаю. Если ваши гены вытесняют ДНК носителя, он становится вашей копией!

Ренни медленно кивнул:

— Да, покорной копией. Все ее воспоминания, надежды и мечты уходят, остаются только твои. Иначе и быть не может — она выполняет твои желания.

Наверняка он заговорил мысленно для того, чтобы подчеркнуть: один член Стаи может таким образом влиять на другого. В такое умственное рабство легко поверить, если в твоей голове раздаются чужие мысли.

— И мой отец поступил так с Койотом? — Укия вспомнил испытание, вспомнил, как Койот кричал: «Ты моя Тварь!», и со страхом повернулся к Хеллене. — А Койот сделал это с тобой?

— Когда-то мы все были людьми, — тихо ответила она, — теперь же стали замаскированными копиями Прайма. И значит, мы все твои родители.

Хеллена грустно улыбнулась.

Укия перевел взгляд с женщины на Ренни.

— А почему тогда вы не похожи?

Если заменить бриллиант в кольце стеклом, оно будет выглядеть почти по-прежнему. Простые человеческие клетки заменяются сложной клеточной структурой, которая только притворяется человеком. Со временем мы становимся похожими на Прайма даже внешне. Койот — самый старший из нас, когда-то он был волком.

— Волком?!

Вначале Укия не поверил, потом вспомнил странные золотые глаза Койота — волчьи глаза.

— Стая — очень странное образование. — Ренни присел на каменный выступ. — У каждого со хранились тени прежних воспоминаний, это как дежа-вю. Если у тебя есть время вновь обрести себя, ты можешь перестать зависеть от своего создателя. Почти со всеми членами Стаи так и получилось.

Он обнял стройную талию Хеллены, притянул женщину к себе, и она грустно улыбнулась.

— Мы ценим человеческое в нас больше самой жизни, — прошептала Хеллена. — Гекс же держит своих Тварей крепко, они делают все, что он захочет.

— Ну хорошо, а как же я? Если я не Тварь, а сын, так почему других детей нет? Почему Прайм хотел меня убить, да и ты время от времени грозишься?

В Стае сто с небольшим членов, все — Твари Койота. Мы не создаем много Тварей, нам это отвратительно. Но Гекс, который только этого и хочет, имеет всего тысячу с чем-то Тварей. — Ренни усмехнулся. — Его кровь редко приносит отдачу, а когда мы выслеживаем его Тварей, то убиваем их. — Видимо, ужас Укии отразился на его лице, потому что вожак объяснил: — Человек, которым была Тварь, умирает, а новая Тварь — это возможность создать еще тысячу таких же. К счастью, Гекс боится, что создаст нового Прайма, Тварь, у которой окажется достаточно собственной воли и информации, чтобы ему помешать. Поэтому он ограничился теми, кого может держать под рукой, и не позволяет своим Тварям создавать новых.

— Один раз он все же попытался, — добавила Хеллена. — В прошлом веке Гекс разрешил всем своим Тварям самим создавать Тварей. Умерли миллионы невинных людей, они думали, что это особо устойчивая форма гриппа. Тварей получилось совсем мало.

— Правда, они стали слишком независимыми, так что он выследил их всех и сжег.

— При чем здесь то, что я — единственный ребенок?

Ренни заглянул в глаза Укии.

— Выживает один из тысячи: защитная система организма реагирует на чужую ДНК. В месте укола начинается иммунная война, и человек умирает до того, как наши гены укоренятся в нем. Но из такой ситуации есть выход. Можно создать сплав паразита и носителя, тогда носитель не отторгнет новый генетический материал, пока не будет слишком поздно — организм перейдет тот самый порог.

Укии вдруг стало очень холодно.

— Для этого нужен ребенок, отец которого — инопланетянин, а мать — человек.

Ренни кивнул.

— Для того чтобы он появился, использовали очень сложную машину, людям такие и не снились. Она сама извлекала яйцо из организма будущей матери, оплодотворяла его, производила генетические манипуляции и имплантировала обратно. Она же держала мать живой, но в неактивном состоянии весь период беременности, подавляя ее иммунную систему, чтобы не случилось выкидыша. Это громадная машина, на разведывательном корабле была всего одна такая.

Укия обхватил себя руками и заходил взад-вперед, но все никак не мог согреться.

— И я родился, чтобы захватить Землю?

— Ты — оружие массового уничтожения, но при этом — наш единственный ребенок. Неудивительно, что мы и любим, и боимся тебя.

— Но зачем? Зачем я вообще понадобился Прайму?

— Мы не знаем. Память у нас генетическая, создатель Твари передает ей свои воспоминания. Но Прайм был серьезно ранен, когда создавал Койота, а когда мы ранены, то теряем воспоминания о недавних событиях. Получается, как будто кто-то нарезал бумажных кукол из «Войны и мира», а мы пытаемся из того, что осталось, выудить сюжет.

— Ренни! — По скалам с шумом сбежал Медведь и протянул что-то вожаку Стаи. — У Волчонка блохи.

Ренни взял кусочек темного пластика с широкой ладони Медведя, фыркнул и поморщился.

— Точно. Рассеивай Стаю.

— Блохи?

Укия подошел и посмотрел в ладонь Ренни. Тонкая микросхема и маленькая батарейка, закатанные в пластик, пахли нагретой пластмассой.

— Блошка маленькая, а работы у нее — ой-ой — ой. — Вожак уронил странный предмет на ладонь юноши. — Она передает на спутник-шпион, куда направляется наш Волчонок.

Укия, сам не веря, смотрел на кусочек пластика.

— Она прикрепила «жучок» на мой мотоцикл! Ренни приподнял бровь.

— Уж не та ли это «она», в которую ты влюблен?

— Ну что тут скажешь? Люблю изобретательных женщин.

— Между прочим, кто-то едет за тобой. — Вожак разломал и выбросил «жучок». — Надо быстро сматываться, а то будут неприятности.

— Постой. Почему Онтонгард бросается на нас, как только видит? Кто была моя мать? Как ее убили? Что вы помните о Прайме?

Ренни смущенно посмотрел на Укию.

— У него слишком много вопросов, Ренни, — Хеллена подняла с земли помятую жестянку из — под кофе и протянула ему, — а времени слишком мало. Дай ему память.

Юноша непроизвольно сделал шаг назад.

— Только не так, как на испытании.

— Это может получиться, только если есть время. — Ренни глазами сделал Хеллене знак уходить. — А это быстрый и грязный способ передать память. — Он снял крышку, вытряхнул из банки остатки кофе и поставил ее на камень. — Может, ничего и не выйдет, твоя иммунная система просто убьет ее. — Он вытащил нож-стилет, лезвие ярко блеснуло в лунном свете. Сжав левый кулак, вожак полоснул себя по запястью, отворяя вену. Укия поморщился. — А еще это может тебя убить, хотя вряд ли: ты все-таки сын Прайма.

Кровь текла в банку, вначале капли стучали по дну дождем, потом звук стал похож на звук льющейся из крана воды.

— Тебе не повредит такая потеря крови?

— Это пустяки, — фыркнул Ренни. — Я первая Тварь Койота, а он — первая Тварь Прайма. В Стае я ближе всех к тебе, кроме Койота, но он сейчас в лесу. Чтобы всё получилось — а ты в этом отчаянно нуждаешься, — донором должен быть я.

— Чтобы получилось что? Что ты делаешь?

— Даю тебе лекарство от страшного недуга — незнания. Это знание. Если все получится, ты будешь знать столько же, сколько сейчас знаю я.

Кровь остановилась, Ренни стряхнул в банку последнюю каплю и быстро закрыл крышку.

— А теперь поезжай куда-нибудь, где не страшно заболеть — тебе может быть плохо. Только не в дом напарника в Шэйдисайд: мы нашли тебя там, значит, они тоже смогут. Если не получится, найди меня, только без блох.

— А я смогу тебя найти?

— Надеюсь. — Ренни отдал ему банку, нахмурился, проделал в крышке ножом несколько отверстий. — Не пролей ее и не дай ей убежать.

Моторы мотоциклов взревели и затихли вдали, и Укия остался стоять в лесу один, с банкой крови вожака Стаи в руках.

Закрепить кофейную банку на мотоцикле оказалось не так-то легко, и домой Укия ехал осторожно. Насколько все было бы легче, не вздумай Ренни прорезать в крышке дырки! И что ему делать с кровью — пить, что ли? Укию передернуло от одной мысли.

В доме на ферме все уже спали. Остановившись на подъезде к дому, юноша вытащил банку и осмотрел ее. Кровь не пролилась, но, когда он осматривал край банки, та странно наклонилась, как будто все ее содержимое собралось у одной стенки, и чуть не выскользнула из его рук. Укия сжал ее в руках, и банка снова дернулась, из нее послышался скрип коготков. Внезапно юноша понял, что на смену запаху крови пришел другой, смутно знакомый… Мышь-полёвка!

Укия еще долго стоял на дороге, держа в руках банку. Он сам видел, как в нее лилась кровь Ренни, а теперь там громко возилась мышь.

Вот, значит, каково это — быть не человеком. Даже кровь твоя тебе не принадлежит.

Побродив по дому в поисках места, где лучше всего поэкспериментировать с мышью, Укия остановился на своей ванной. Предыдущая мышь пропала бесследно, и пока он не решил, что делать с этой, надо быть с ней осторожнее. А ванная маленькая, спрятаться там можно только за унитазом, дверь закрывается плотно, и нет ни щелей, ни дырок в стенах.

Приподняв крышку банки, детектив заглянул внутрь. Мышь смотрела на него настороженно. Она была похожа на мышь из Шенли-парка — такая же черная, с черными бусинками глаз. Но тогда он словно нашел что-то потерянное, хрупкое и важное, а эта постарается сделать ему больно. Он закрыл крышку и обратился к следующей проблеме: как же использовать мышь? А он еще думал, что с кровью будет трудно! Укия поставил банку в центр ванны и плюхнулся на кровать.

Если сравнивать с людьми, клеточная структура Онтонгарда и Стаи покажется довольно странной. Когда человек порежется, у него просто идет кровь, а потом останавливается; кровь членов Стаи каким-то образом выживает вне тела владельца. Органы Дженет Хейз превратились в хорьков, а кровь Ренни — в мышь. Он вспомнил, что мышь из Шенли-парка совсем его не боялась, как будто была его собственной.

И тут он хлопнул себя по лбу.

Это и была моя мышь!

Он нашел ее там, где его кровь пролилась на землю. Конечно, банка из-под кофе лучше, но результат получился тот же самый. Интересно, скольких еще мышей он не заметил? Вряд ли много, иначе в его памяти было бы больше провалов. Скорее всего потерянные воспоминания о Джо Гэри и сейчас бегают по его хижине в Западном Виргинии. Он вспомнил, что удивился, когда пришел в сознание: на полу было до странности мало крови, а из угла в угол бегали маленькие испуганные зверьки. Но тогда он страшно захотел есть, полез в холодильник и нашел тело, едва справился с искушением съесть жареную ногу скаута, а потом приехали спасатели. Он даже не обратил внимания на испуганные воспоминания и не подобрал их.

А как же тысячи порезов, царапин и прочих мелких повреждений? Больше провалов в памяти у него не случалось. Почему? Возможно, дело в том, что обычно он терял совсем мало крови.

Вытащив из кармана швейцарский армейский нож, Укия сделал легкий надрез на большом пальце. Из тонкого пореза начала сочиться кровь, и детектив решил не стирать ее, не слизывать и не заклеивать палец пластырем, а просто посмотреть, что будет. Кровь быстро остановилась, а потом медленно всосалась обратно в палец. Через несколько минут от пореза осталась только тонкая корка, к утру, он знал, не будет и ее.

Из ванной раздалось царапанье коготков по металлу, фаянсовая чаша ванны усиливала звук. Если мышь из крови Ренни несет в себе воспоминания, Укия сможет понять, каким образом обрел память после того, как нашел мышь в Шенли-парке. Наверняка он как-то ее использовал, но как? Он помнил, что она сидела в его нагрудном кармане, а потом исчезла. Укия уже вспоминал события утра и дня, но о том, что происходило в то время, пока он спал, подумать не удосужился. Иногда он ставил на время сна аудиокнигу, но в остальном сонные воспоминания представляли собой бесполезную смесь звуков, запахов и ощущений. Теперь он вспомнил, как спал в тиши дома. В его кармане что-то шевелилось, потом по груди пробежали крохотные ножки и остановились на шее, там возникла теплая влага, а потом исчезла. Значит, памяти надо коснуться, взять ее, и она станет частью тебя?

Укия вспомнил, как враждебно выглядела мышь в банке. «Ага, как же, коснуться!» Конечно, убить ее, а потом взять в руки будет легче. Но Ренни позаботился о том, чтобы мышь не задохнулась, значит, с мертвой памятью может ничего не получиться.

Он вернулся в ванную, плотно закрыл дверь, снял с банки крышку, и черная мышь злобно уставилась на него. Он взял ее двумя руками и вытащил из банки, и мышь его укусила. Боль оказалась такой неожиданной и резкой, что Укия чуть не отбросил зверька, но сдержал себя и только сильнее сжал ладони. Зверек сопротивлялся изо всех сил, кусал и драл его острыми зубками; по ладоням потекла кровь. Тогда юноша сжал ладони еще сильнее, и мышь в ужасе запищала.

«Нет! Ненавижу! Я так не могу!»

Укия разжал руки, чтобы отпустить мышь, но той уже не было. На ладонях остался только мышиный помет, следы острых зубов и его собственная кровь. Получилось! Кажется. Во всяком случае, мышь была в нем. Когда же он может пользоваться воспоминаниями Стаи? Возвращение своей памяти он заметил лишь на следующий день.

И еще он не знал, мыть ли руки. Что, если память сейчас покрывает его руки тонким бактериальным слоем и ей надо впитаться? Детектив внезапно понял, насколько привык к жизни в человеческом обществе, раз беспокоится из-за крови на руках. Придя к некоему компромиссу, он сполоснул руки и снова повалился на кровать. Подумал, что надо позвонить Индиго, и…

Это что, Праймово чудовище?

Ренни присел за деревом, направив бинокль на двух детективов возле «хаммера».

Он же ребенок, даже на шестнадцать не выглядит. Интересно почему?

И как он попал в Питтсбург? Документы у парня появились внезапно, три года назад, здесь, в Питтсбурге. Он словно материализовался из ниоткуда. Не замешан ли тут Онтонгард? Вожак покачал головой. Если парня привез сюда Онтонгард, они бы держали его взаперти и не дали бегать по улице с этим частным детективом. Тот хлопнул парня по плечу, улыбнулся и получил ответную улыбку. Список ближайших родственников приобретал новое значение — эти двое были действительно дружны. О черт, все было так просто!

Ренни сосредоточился на мальчике, подавляя сомнения.

Он из Стаи. Я чувствую даже на таком расстоянии.

Даже внешнее сходство прослеживалось: у парня глаза Хеллены — та же форма и цвет. Прямые черные волосы, такие у многих в Стае; нос Медведя, а рот — как у него, у Ренни. Как будто черты всех членов Стаи смешались в мальчике, но вожак знал, что на самом деле все наоборот: это у них его черты.

Нет, не его. Прайма.

Детективы поднялись по ступеням дома нового Онтонгарда. Он, Ренни, уже побывал внутри ипонял, что засады там не устроить. Придется подождать, пока они углубятся в парк вслед за похищенным агентом ФБР. Он велел остальным двигаться к парку и проверил дробовик.

Ох и скверно же мне будет. Буду сидеть в логове и думать, что убил ребенка вместо монстра, что стал как Онтонгард, растерял все человеческое, что во мне осталось.