Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Прошлые обиды

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Спенсер Лавирль / Прошлые обиды - Чтение (стр. 7)
Автор: Спенсер Лавирль
Жанр: Современные любовные романы

 

 


Бесс шагнула в комнату и оказалась в царстве света. Это привело ее в восторг. Комната смотрела на юг – юго-восток. На северной стене камин, еще одна люстра – с южной. Две раздвижные стеклянные двери – тройная и двойная – вели на террасу, с которой открывался вид на замерзшее озеро. Между двумя дверями стены сходились под тупым углом.

– Я только сейчас поняла, Майкл. Это здание – не прямоугольник.

– Нет. Оно построено в форме стрелы, и вот то место, где мы сейчас находимся, как бы ее наконечник. Вот такое косое, что ли, здание с тупыми углами.

– Это великолепно. Если бы ты только знал, сколько скучных прямоугольников мне пришлось оформлять.

Комнаты для гостей были квадратными, эта же клином врезалась в террасу.

– Покажи мне остальное.

Кухня, отделанная белой плиткой и светлым дубом, соединялась со столовой – из нее раздвижная дверь тоже выходила на террасу, опоясывающую все здание со стороны озера. Бытовая комната находилась в том косяке, за туалетной. Спальня хозяина примыкала к гостиной, у них был общий дымоход для камина. Стеклянные двери вели на террасу. Шкаф для одежды – целая гардеробная. В этой спальне вполне можно было играть в баскетбол.

В ванной запах косметики Майкла волновал, как запах свежесрезанной травы, напоминающей о детстве. Над туалетной полочкой горела крошечная красная лампочка, слабо освещающая бритву со сменными лезвиями и тюбик пасты «Клоуз-ап». Дверь в душевую была мокрой, на полке лежало пляжное полотенце с яркими цветами на черном фоне. Губки не было. Он всегда мылся руками.

«Стыдись, Бесс, тебя тянет к прошлому».

В спальне она скользнула взглядом по его сваленным на полу матрасам, потом еще раз и отвела глаза, отгоняя навеянные их видом воспоминания. Видимо, он ушел от Дарлы, не взяв буквально ничего. Даже простыни у него были новые, еще со складками. «Какая ирония, – подумала Бесс, – возможно, я опять буду выбирать ему постельное белье». Она уже представила себе, как будет выглядеть кровать и какие к ней подобрать шторы на окна.

– Ну, вот так. – Майкл обвел рукой стены.

– Что ж. Должна сказать, что на меня твое жилье произвело большое впечатление.

– Спасибо.

Они вернулись в гостиную с ее великолепным видом из окна.

– Здание гармонично вписывается в пейзаж, тут архитектор использовал старые деревья, контур берега озера и даже маленький парк рядом, он сделал все это частью интерьера. Из-за стеклянных дверей такое ощущение, что и парк, и озеро проникают в комнаты, но в то же время деревья создают чувство уединения.

Бесс шагами мерила гостиную, не переставая восхищаться видом из окна. Майкл стоял возле камина, засунув руки в карманы.

– Интересно, – рассуждала Бесс вслух. – Клиента удивляет, что архитектор и дизайнер по интерьеру не всегда согласны друг с другом. Дело в том, что лишь немногие из них создают дизайн снаружи, так, как сделал этот, и нас часто приглашают исправлять его ошибки. Но здесь не тот случай. Парень хорошо представлял себе, что он делает.

Майкл улыбнулся:

– Скажу ему это. Он у меня работает.

Она смотрела на него с удивлением.

– Ты построил этот дом?

– Не совсем. Я нашел место и организовал строительство. Меня попросил об этом городок Уайт-Бер-Лэйк.

– О! – Бесс одобрительно подняла брови. – Я не знала, что у тебя теперь такие крупные проекты. Поздравляю.

Майкл слегка поклонился. Приятно было видеть, как скромность сочеталась с гордостью.

Она не была специалистом по продаже недвижимости, но и ей было очевидно, что дом обошелся в несколько миллионов долларов, и, если город обратился к нему с предложением выполнить эту работу, значит, репутация его была безупречной. Итак, они оба – Майкл и она – далеко ушли после развода, каждый своим путем.

– Давай поговорим, потом осмотрим все еще раз. Ты не против?

– Нет, конечно.

– Это поможет мне лучше запомнить психологическую атмосферу каждой комнаты: как свет падает, какое пространство надо заполнять, какое оставить свободным. Это все равно что попинать ногой покрышки, прежде чем купить их.

Они оба усмехнулись и перешли в галерею, где остановились под люстрой. Бесс взяла в руки блокнот:

– Продолжим вопросы. Пока что говорила лишь я, а по правилам все должно быть наоборот. Я тебя слушаю.

– Спрашивай.

– Я вижу, ты уже выбрал ковры?

Она заметила, что пол везде был один и тот же, кроме ванных комнат и кухни, и удивилась, что ему понравился именно этот цвет. Отсюда, с галереи, ей были видны и солнечные, и затененные части квартиры.

– Нет, тут так и было, когда я сюда въехал. Квартира была продана какой-то семейной паре, их фамилия Сойер, они собирались тут жить после выхода на пенсию. Миссис Сойер выбрала ковры, но ее муж умер, и она от квартиры отказалась, а ковры оставила, таким образом я их унаследовал.

– Не хочешь другие?

Он подумал немного.

– Наверное, сойдут и эти.

– Ты должен решить точно. Знай, что цвет влияет на твою энергию, работоспособность, расслабление, на многое. Как и ткани, освещенность, вообще все пространство. Цвет должен давать ощущение комфорта.

– Сойдет, – повторил он.

– Я могу приглушить цвет, сделать его более подходящим для дома мужчины, выявить в нем больше серое, чем розовое, может быть, использовать глубокий серый свет и акцентировать пастельную лаванду. Добавить черные пятна. Что ты думаешь?

– Хорошо.

– У тебя есть образцы ковра, которые я могла бы захватить с собой?

– Да, в шкафу на полке.

– Как ты относишься к зеркальным стенам?

– Вот здесь?

Они все еще стояли в восьмигранной галерее.

– Это увеличит пространство. Очень эффектно, если люстра будет отражаться в четырех зеркальных панелях.

– Это звучит заманчиво. Дай мне подумать.

Они перешли в комнату, где стоял чертежный стол.

– Ты здесь работаешь?

– Да.

– Много?

– В основном вечерами. Днем я в офисе.

Бесс подошла ближе к столу.

– Ты работаешь… – начала она, но слова замерли у нее на губах. К подвижной лампе была прикреплена фотография их детей. Им тогда было семь и девять лет. Они стояли во дворе дома, после того как напрыгались перед поливочным шлангом, веснушчатые и щурящиеся от яркого солнца. Рэнди без переднего зуба, Лизины мокрые волосы смешно топорщились.

– Я работаю… – повторил Майкл.

Она хорошо понимала, что он не мог не заметить ее реакцию на фотографию, но сейчас она была прежде всего бизнесменом, и все личное не имело к этому визиту никакого отношения. Бесс взяла себя в руки и продолжила:

– Ты работаешь каждый вечер?

– Последнее время – да.

Он не добавил: «С тех пор как расстался с Дарлой», но ему это было не нужно. И так ясно, что за этим столом он многое передумал и многое в жизни пересмотрел.

– А письменный стол тебе здесь нужен?

– Может пригодиться.

– Шкаф для папок?

– Вряд ли.

– Полки?

Он покачал руками, как снижающийся самолет крыльями.

– Для тебя как для дизайнера эта комната важна? Или не очень?

– Не очень.

– Хорошо… Тогда пошли дальше.

Они прошли во вторую спальню для гостей, в туалетную, галерею, кухню и наконец, в гостиную.

– Скажи мне, Майкл, что ты вообще думаешь о дизайне.

– Ну, временами это бывает чересчур, хотя некоторые работы мне нравились.

– А как ты относишься к стеклу? Ну, например, если у столов не деревянные, а стеклянные крышки?

– Годится и то и другое.

– Будешь принимать гостей в этой комнате?

– Может быть.

– Сколько примерно за один раз?

– Не знаю.

– Человек двенадцать?

– Пожалуй, нет.

– Шесть?

– Думаю, что да.

– Это будет официальный прием или неофициальный?

– Скорее всего неофициальный.

– Стол, еда…

Она прошла в конец комнаты, где висела люстра, изучая, как изменяются пятна света на ковре, представляя себе этот свет на мебели, переходя от окна к окну.

– У тебя обычно были фуршеты или вы собирались за столом?

– Когда-то собирались…

– Камином будешь пользоваться?

– Да.

– Телевизор смотришь в этой комнате?

– Нет.

– А где слушаешь магнитофон или проигрыватель?

– Пожалуй, я бы хотел, чтобы это было в семейной гостиной, рядом с кухней.

– Какие линии ты предпочитаешь? Вертикальные или горизонтальные?

– Что?

Она взглянула на него и улыбнулась:

– Этот вопрос часто удивляет. Вертикальные или горизонтальные? Одни успокаивают, другие дают энергию.

– Вертикальные.

– А-а… энергетические. Ты рано встаешь или поздно?

– Рано.

Она это знала, но обязана была спросить.

– А как насчет полуночи? Ты смотришь шоу Дэвида Леттермана?

– Смотрю – что?

– Ты ночной человек, Майкл?

Он почесал затылок и уставился в пол.

– Я был таким, но интересно, как все природа устроила, она сама о тебе заботится, когда ты достигаешь среднего возраста.

Она улыбнулась и посмотрела на потолок:

– Скажи, что ты думаешь об этой люстре?

Он подошел поближе и тоже поднял голову:

– Она похожа на гроздь винограда.

Бесс засмеялась:

– Гроздь винограда?

– Да. Эти закругленные хрусталики из дымчатого стекла… Разве нет?

– Может быть. Тебе она нравится?

– Мм… – Он старательно рассматривал люстру. – Да, очень.

– Хорошо. Мне тоже.

Она сделала пометку, чтобы повторить дымчатое стекло в столах, и еще одну – по поводу дверей, когда перешла через широкий дверной проход в кухню-столовую. Из этой комнаты озера не было видно, но зато открывался вид на ряд деревьев, голых сейчас, зимой, и на маленький парк с белым павильоном. Там, к счастью, не было никаких качелей или игровых площадок, что, может быть; было бы привлекательным для молодых людей, но не для дома, предназначенного для солидной зажиточной публики.

– Что происходит в парке? – спросила она.

– Летом здесь устраивают пикники. Вот, пожалуй, и все.

– Никаких оркестров, лодочных гонок?

– Нет, лодки все на окружном пляже или в яхт-клубе.

– У тебя будет шлюпка?

– Вероятно.

– На озере много парусных лодок, да?

– Да.

– Я думаю, что ты с удовольствием будешь наблюдать за ними и из комнаты, и с веранды.

– Конечно.

Она сделала пометку о том, что жалюзи должны быть вертикальные, и отправилась на кухню. Банка арахисового масла, батон хлеба и пустые пластиковые банки – унылые признаки холостяцкой жизни. Она взглянула на убогие съестные припасы и отвела глаза, потому что вид этой заброшенности вызывал жгучее желание устроить здесь все иначе, как это сделала бы заботливая хозяйка, но ни одному из них это не было нужно.

– В этой кухне будут готовить еду? – спросила она, повернувшись спиной к Майклу.

Он ответил, поразмышляв некоторое время:

– Нет.

Она взяла себя в руки и повернулась, чтобы положить блокнот на стол.

– У тебя есть какие-то увлечения, о которых мне необходимо знать?

– Они не изменились за последние шесть лет. Охота и прогулки на природе, но я теперь езжу в свой охотничий домик.

– У тебя не появилась аллергия?

Он поднял брови:

– Аллергия?

– Это имеет отношение к обивке и обоям, – пояснила она.

– Нет, аллергия не появилась.

– Тогда, пожалуй, остается спросить лишь о смете. Она чем-то ограничивается? Какие у тебя возможности?

– Делай так, как делала бы для себя. Ты всегда с этим хорошо справлялась, и я тебе доверяю.

– Это относится ко всей квартире?

– Ну-у… – Он нерешительно огляделся вокруг.

– А как быть с комнатами для гостей?

– Я ненавижу пустые комнаты.

– Да, – согласилась она. – Я тоже.

Ей внезапно захотелось – и в этом не было никакой логики – подойти к нему, обнять на минуту, потрепать по плечу и сказать: «Все будет в порядке, Майкл. Я заполню твою квартиру красивыми удобными вещами и мебелью, и тебе не будет так одиноко».

При этом она прекрасно знала, что дом, пусть и полный вещей, не может заменить дома, в котором полно людей.

Бесс посмотрела в свой блокнот:

– Мне нужно кое-что замерить. Поможешь мне?

– Конечно.

– Я попыталась сделать набросок квартиры, но планировка так необычна…

– У меня в офисе есть план, его сделали, когда квартира продавалась, я тебе его пришлю.

– О! Это очень поможет. А пока – померяем?

Следующие двадцать минут они делали замеры комнат и окон. Бесс все аккуратно пометила на своем примитивном наброске плана, захлопнула блокнот и убрала рулетку.

– Что будет дальше? – спросил Майкл, когда они вернулись в прихожую и он подал ей пальто.

– Я переведу все эти размеры – комнату за комнатой – на кальку. Затем «попутешествую» по своим каталогам и предложу варианты меблировки, оформления окон, принесу образцы обивки и обоев. И еще принесу маленькие картинки мебели. Они вырезаны из пластика с магнитиками, поэтому их можно примерить на плане. После этого я приглашу тебя на просмотр. Я обычно провожу их в своем магазине, там все мои образцы, и вечером никто не мешает. Если тебе что-то не понравится, мы подберем другие образцы, ты посмотришь альбомы.

– Когда ты объявишься?

Пальто было застегнуто, она натягивала перчатки.

– Я постараюсь заняться этим как можно быстрее и дам тебе знать примерно через неделю, ведь ты живешь в прямо-таки спартанских условиях. Не вижу ничего плохого в том, что отдаю кому-то предпочтение. Я выполню твой заказ раньше других.

Она улыбнулась ему стандартной профессиональной улыбкой и протянула руку в перчатке:

– Спасибо, Майкл.

Он крепко ее пожал:

– Ты ничего не забыла?

– Что именно?

– Сорок долларов. Твой гонорар?

– А, это. Я ставлю это условие, чтобы оградить себя от пустых вызовов. Часто одинокие люди приглашают дизайнера просто так, пообщаться. Но в твоем случае не вызывает сомнений, что тебе нужна мебель.

– Бизнес есть бизнес, Бесс, и я выплачу тебе этот гонорар.

– Хорошо. Но, может быть, лучше прислать тебе счет?

– Ни в коем случае! Подожди здесь.

Майкл вышел в комнату, где стоял чертежный стол, оставив ее дожидаться. Она смотрела ему вслед, натягивая перчатки поплотней. Потом достала из сумки блокнот, еще какое-то время понаблюдала за ним, потом пошла в комнату с письменным столом, где он выписывал чек.

Фотография по-прежнему стояла на столе. Она смотрела на нее через его плечо и спокойно сказала:

– Чудо какое они были в этом возрасте. Правда?

Майкл перестал писать, взглянул на фото, вырвал чек из книжки и только потом повернулся к Бесс. Он окинул ее взглядом и снова повернулся к фотографии.

– Да, правда.

В комнате повисла тишина, пока они рассматривали фотографию их сына и дочери, сделанную в то беззаботное время. Его взгляд вернулся к Бесс, и ее щеке стало горячо, как от ожога.

– Майкл, я… – С трудом подбирая слова, испытывая горечь оттого, что собралась сказать, она посмотрела на него. – Я была у мамы в воскресенье. Мы поговорили с ней.

Бесс замолчала, ожидая, что он скажет, но он тоже молчал.

– Я рассказала ей, как мне трудно опять тебя видеть, и она объяснила, что это потому, что встреча с тобой заставляет меня посмотреть на себя и на свою вину другими глазами. – Он по-прежнему молчал, а она, сжав в руке блокнот, заставила себя продолжать:

– Я думаю, что должна просить у тебя прощения за то, что настраивала детей против тебя.

Что-то промелькнуло в его глазах, может быть, быстро подавленный гнев. И, хотя он вроде бы не шевельнул ни одним мускулом, казалось, он весь напрягся, не отрывая глаз от Бесс.

Она рассматривала свои перчатки.

– Клянусь, что я не буду этого делать в дальнейшем – смешивать бизнес и личное, но это тревожило меня сегодня. Когда я увидела их фотографию здесь, то поняла… ну, что ты тоже любишь их и что тебе было тяжело без них.

Она снова встретилась с ним взглядом.

– Прости меня, Майкл.

Он немного помолчал и прохрипел:

– Я ненавидел тебя за это. Ты знаешь.

Бесс перевела взгляд на чертежный стол и ответила спокойно:

– Да, знаю.

– Почему ты это делала?

– Потому что мне было больно и я считала, что ты меня предал.

– Но дети не виноваты, это совсем другое.

– Сейчас я это понимаю.

Они молча смотрели друг на друга, пока тишина не стала невыносимой.

– Мама еще кое-что сказала.

И опять Майкл ждал, пока она боролась с собой, набираясь мужества продолжать.

– Она сказала, что, когда я вернулась в колледж, ты передвинулся на последнее место в моих приоритетах, потому и нашел другую женщину, На его лице ничего не отразилось, она спросила:

– Это так, Майкл?

– А как ты думаешь?

– Я тебя спрашиваю.

– Я не собираюсь отвечать. Не вижу смысла. Поздно.

– Значит, это правда.

Он протянул ей чек.

– Спасибо, что пришла, Бесс. Мне пора в офис.

Ее щеки горели. Она взяла чек.

– Мне очень жаль, Майкл. Я не должна была говорить об этом сегодня.

Она прошла впереди него в прихожую. Он открыл перед ней дверь, но передумал и снова закрыл.

– Зачем вообще ты все это сказала, Бесс?

– Не знаю. Последнее время я не понимаю сама себя. Между нами осталось так много невысказанного, во мне живут все эти ужасные эмоции. Наверное, мне как-то нужно было от них избавиться – раз и навсегда. Видно, для этого и существует прощение.

Его глаза не отрывались от ее глаз. Он кивнул:

– Хорошо. В общем-то это честно. Извинения принимаются.

Она не улыбнулась. Не смогла. И он не смог.

Он дал ей образец ковра и проводил до лифта, держась от нее на почтительном расстоянии, нажал кнопку. Двери открылись тут же, пока он еще произносил:

– Спасибо, что пришла.

Бесс вошла в лифт, повернулась, чтобы вежливо улыбнуться, но он уже шел по коридору к квартире. Двери лифта закрылись, она поехала вниз, размышляя, улучшились или ухудшились их отношения после ее признания вины.

Глава 7

Рэнди Куррен плюхнулся в кривобокое кресло-качалку и стал искать в кармане пиджака мешочек с травкой. Было одиннадцать вечера, и матери Берни, как всегда, не было дома. Она работала выездной официанткой по обслуживанию коктейлей, и поэтому почти все вечера квартира была полностью в их распоряжении. Радио было настроено на «Ситиз-97». Берни сидел на полу с электрической гитарой на коленях. Рэнди знал Берни Бертелли с восьмого класса, когда тот переехал в их город после того, как его родители тоже развелись. Они вместе выкурили уйму травки.

Квартира Берни была самой настоящей трущобой. Пол горбился, на стенах висели дешевые пластмассовые безделушки. Драный ковер цвета детского поноса выглядел хуже собачьей подстилки для двух старых псов Скиппера и Бина, которым разрешалось в этом доме все что угодно. Сейчас обе собаки валялись на софе, которая когда-то, в свои лучшие годы, были обита дешевым нейлоном, а сейчас кое-как прикрыта цветным куском материи с жирными пятнами и отпечатками грязных контуров собачьих тел. Журнальные столики едва держались на сломанных ножках, старые занавески провисали на крючках. Около одной из стен громоздились до потолка пивные банки. Венчающая пирамиду банка, прислоненная к грязному кафелю, была поставлена туда самой миссис Берни.

Рэнди никогда не садился на софу, даже пьяный или под кайфом. Он никогда не был настолько пьян или до такой степени накурившимся! А всегда садился на зеленое кресло-качалку, которое было настолько кривым, что, казалось, перенесло инсульт. Сломанные пружины на сиденье были прикрыты вытертым ковриком, чтобы они не впивались в задницу, на ручках – следы от затушенных сигарет.

Рэнди нашарил в кармане мешочек с травкой и маленькую трубку на одну затяжку. Время цигарок кончилось. Кто теперь может себе их позволить?

– Это дерьмо становится дорогим, – сказал он.

– Да-а. Сколько ты отдал?

– Шестьдесят баксов.

– За четверть?

Рэнди пожал плечами.

Берни присвистнул:

– Ну, старик, это хотя бы хорошее дерьмо?

– Самое лучшее. Посмотри… Почки.

Рэнди открыл мешочек.

Берни наклонился посмотреть поближе и сказал:

– Почки… у-у, как ты сумел?

Все знали, что лучше почек ничего не бывает: ни листья, ни стебли, ни семена. Их можно плотно набивать и иметь такой кайф всего от нескольких затяжек!

Рэнди набил свою трубку, с сожалением вспоминая время, когда можно было оторвать кусочек папиросной бумаги, свернуть цигарку, которой хватило было на несколько человек, и передавать ее по кругу. Он один раз видел парня, который мог скрутить такую одной рукой. Он и сам пробовал так делать дома, но больше рассыпал, чем закрутил. Поэтому он научился это искусно делать двумя руками, что само по себе уже считалось шиком среди тех, кто курил травку.

Рэнди зажег спичку. В трубке было меньше, чем в наперстке. Он закурил ее, глубоко затянулся и держал дым в легких, пока им не стало жарко. Выдохнул, закашлялся и снова наполнил трубку.

– Хочешь, Берни?

Берни затянулся, тоже закашлялся. Комнату заполнил запах жженого…

После двух затяжек Рэнди получил то, что хотел: по Телу пробежал сладкий холодок, он погрузился в медленно накатывающее желанное полузабытье. Все прекрасно по другую сторону аквариума. Свет вспыхивал, как каскад метеоритов, которые падают десять лет. Где-то вдалеке кто-то время от времени кашлял, и звук этого кашля расплывался по длинному коридору, как по бетонному подземному переходу. Но главным ощущением стала музыка, она стала объемной, зримой, расширяла поры тела, проникала в корни волос, пальцы.

В сознании складывались слова. Они приобретали вес и форму – грациозные, манящие.

– Я встретил девушку, – сказал Рэнди. – Я тебе уже об этом говорил?

Казалось, что он произнес это уже час назад. Но вот только сейчас эти витающие в воздухе слова осели на собаке Бине, медленно всколыхнув ее красную шерсть, и пес, ощутив беспокойство, перевернулся на спину, подняв кверху лапы и закрыв глаза.

– Какую девушку?

– Марианну. Слышишь, имя какое?.. Марианна. Кто сейчас называет детей Марианнами?

– Кто эта Марианна?

– Марианна Пэдгетт. Я обедал в их доме. Лиза выходит замуж за ее брата.

На диване сопел Бин, его губы дрожали. Рэнди не мог оторвать глаз от этой красоты: собачьи губы, черные снаружи, розовые внутри, двигающиеся в ритме легкого храпа.

– Она меня испугалась.

– Почему?

– Потому что она хорошая девушка.

Он почувствовал жажду, непереносимую, очень сильную, как и все другие ощущения.

– Эй, Берни. У меня во рту пересохло. Есть пиво?

У пива был вкус волшебного эликсира, каждый глоток в тысячу раз слаще оргазма.

– Мы не связываемся с хорошими девушками, да, Берни?

– Дьявол, нет. Зачем?

– Мы плевать на них хотели. Да, Бер?

– Правильно…

Две минуты спустя Берни повторил:

– Правильно…

Минут через десять Берни сообщил:

– Дьявол, я нагрузился как следует.

– Я тоже, – подтвердил Рэнди. – Мне даже твой нос стал нравиться. У тебя нос, как у муравьеда, а сейчас он кажется мне даже забавным.

Берни рассмеялся, и смех его рассыпался по коридору, украшенному драгоценными камнями.

Прошло немало минут, пока Рэнди сказал:

– К девушкам нельзя серьезно относиться, ты понимаешь, что я хочу сказать, старик? Я хочу сказать… черт… не успеешь оглянуться – и ты уже женат, у тебя дети, а ты трахаешься с чьей-то чужой старухой, разводишься, а твои дети кричат от боли… Да?

Берни долго переваривал услышанное, прежде чем сказал:

– А ты кричал, когда твой старик соскочил?

– Иногда. Когда меня никто не слышал.

– Да-а, я тоже.

Какое-то время спустя Рэнди вышел из своей летаргической эйфории. Он наклонился и насчитал рядом с собой семь пивных банок. Он рыгнул, пес проснулся, потянулся дрожа, вскочил с дивана и вытряхнул на ковер новую партию собачьей шерсти. Вскоре то же сделал и Скиппер. Оба они обнюхали Берни, глаза которого были такими красными, словно он побывал на пожаре.

Рэнди дал себе какое-то время, чтобы очухаться. Было за полночь, по радио передавали программу «Ситиз-97», а ему надо вставать в шесть. Вообще-то ему изрядно надоела и эта программа, и эта вонючая работа на складе. И этот свинарник у Берни, и растущие цены на марихуану. И сам Берни, у которого на нее никогда не было денег. Что, черт возьми, он делает в этом кособоком кресле-качалке с трубкой, обжигающей руки, рассматривая большой нос Берни и считая банки из-под пива?

Кому он пытается таким образом что-то доказать?

Отцу, кому же еще.

Проблема-то в том, что старику на все это глубоко наплевать.


Бесс получила от Майкла в понедельник план квартиры. Он прислал его вместе с запиской. Знакомый почерк на бланке фирмы.


«Бесс, это план квартиры, как я обещал. Я обдумал идею зеркал в галерее. Действуй. Я думаю, мне понравится. Я думал о том, что ты мне сказала перед уходом, и, кажется, понял, что во многом должен был измениться и не сделал этого. Может быть, мы поговорим об этом еще. Был рад тебя снова увидеть. Майкл».


Она почувствовала, как у нее затрепетало сердце при виде его почерка. Странно, но она чувствовала то же самое и при виде его мокрой зубной щетки, мокрого полотенца – вещей, которых он касался, держал, с которыми работал. Она перечитала записку четыре раза, представляя, как его красивые руки держат ручку, когда он пишет. «Может быть, мы поговорим об этом еще». Предложение было не слишком настойчивым. Правда ли, что он был рад увидеть ее снова? Был ли он так же напряжен, как и она, когда они сидели вместе в одной комнате? Хотелось ли ему, как и ей, поскорее остаться одному?


Майклу позвонила Лиза. – Привет, папа. Как дела?

– Все в порядке. А у тебя?

– Очень занята. Горю синим пламенем. Мне и в голову не приходило, что перед свадьбой нужно так много сделать. Ты в субботу свободен?

– Если тебе это нужно.

– Вы, мужчины, должны встретиться в «Джингисс формэл уэр» и выбрать смокинги.

– Смокинги?

– Ты в нем будешь сногсшибателен, папа.

Майкл улыбнулся:

– Ты так думаешь, хм… Где и во сколько?

– В два часа, в Нейплвуд.

– Я там буду.


Рэнди не думал увидеть отца в «Джингисс формэл уэр», когда входил туда в два часа в субботу. Майкл беседовал с Марком и Джейком Пэдгеттами. Рэнди остановился. Марк, увидев, поспешил к нему, протянул руку:

– Ну, вот последний. Привет, Рэнди, спасибо, что пришел.

– Ну, вот еще. Джейк пожал ему руку:

– Привет, Рэнди.

– Мистер Пэдгетт…

Остался лишь Майкл. Он тоже протянул руку:

– Рэнди.

Рэнди заглянул в темные глаза отца и почувствовал, что ему делается плохо: так хочется, чтобы они обнялись и он мог сказать: «Привет, папа». Но он не называл Майкла отцом слишком долго. Слово просто рвалось у него из горла. Глаза Майкла были так похожи на его собственные, что казалось, он смотрится в зеркало, пока отец ждет с протянутой рукой.

Наконец он пожал руку Майклу и сказал:

– Привет.

Майкл покраснел и крепко стиснул руку сына. Рэнди еще долго чувствовал это прикосновение отцовской руки.

Подскочил молодой светловолосый продавец:

– Все здесь, джентльмены? Пожалуйста, сюда.

Они прошли за ним в примерочную с зеркалом и ковром на полу. Сначала Марк и его отец, оставив Майкла и Рэнди за собой. Они неловко замешкались, прежде чем Майкл вежливо пропустил Рэнди вперед. Комната была полна смокингов самых различных цветов – от черного до розового. В ней пахло горячим портновским утюгом.

– Невесты тоже часто приходят. Но раз вы один, то, наверное, уже договорились о цвете.

– Платье подружки невесты абрикосового цвета. Она сказала, что я сам могу решать, какого цвета должен быть смокинг.

– А-а, хорошо. Тогда я предлагаю слоновую кость с абрикосовой розеткой в петлице, слоновая кость – это всегда элегантно, а сейчас это модный цвет. У нас несколько фасонов, самый популярный – Кристиан Диор.

Продавец продолжал болтать. Майкл и Рэнди напряженно ощущали присутствие друг друга, с трудом приходя в себя от неожиданной встречи.

Им выбрали смокинги с атласными отворотами, гофрированные рубашки, галстуки-бабочки и открытые кожаные туфли.

Они сняли свои пиджаки, встали перед зеркальной стеной, и с них сняли мерки – шея, руки, грудь, плечи, талия, внешние швы. Они примеряли брюки с атласными полосками по бокам, стояли в одних носках перед зеркалом, застегивали молнии и бросали тайком взгляды друг на друга, быстро отводя глаза.

Они примеряли самые разные рубашки, пробовали к ним различные галстуки, и оба вспоминали то время, когда Рэнди был мальчиком, а Майкл – молодым отцом. Как Рэнди мазал лицо кремом для бритья и брился бритвой без лезвий, а он, отец, стоял за его спиной и брился настоящей. Вспоминали время, когда стояли рядом и Рэнди задумчиво говорил: «Ты думаешь, папа, что я когда-нибудь стану выше тебя?» И вот он стал выше, на целый дюйм, совсем взрослый. И испытывал к отцу, мягко говоря, недоброжелательность.

– Длина сорок два, сэр, – сказал продавец.

Майкл натянул на себя смокинг, пахнущий жидкостью для сухой чистки, оправил манжеты и воротник. Продавец кругами ходил вокруг него. Марк отпустил какую-то шутку, и Рэнди засмеялся. Джейк сказал:

– Никогда раньше не носил этой обезьяньей одежды, а вы, Майкл?

– Только один раз.

«На своей собственной свадьбе».

Когда примерка была закончена, они надели свою одежДу, застегнули поплотнее пальто и вышли из примерочной. Сновали субботние покупатели. Из кондитерского отдела напротив шел запах свежеиспеченных булочек. Марк и Джейк пробирались к выходу, оставив отца и сына позади. Каждый новый шаг отдавался болью в груди Майкла, по мере того как уменьшались его шансы. С его губ был готов слететь вопрос, но он боялся нарваться на грубость.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20