Прошлые обиды

Гвоздь программы она приберегла напоследок: роскошный диван фирмы «Натуцци» из итальянской кожи со снимающимися подушками, бесконечно длинный, дважды загибающийся углом. Для семейной гостиной.

– Итальянская кожа – это лучшее, что можно купить за деньги, а фирма «Натуцци» не имеет тут конкурентов, – объяснила она ему. – Это дорого, но того стоит, и, уж коль скоро ты мне дал карт-бланш, я решила, что ты можешь себе позволить насладиться настоящей роскошью.

– Мм, неплохо бы. – Майкл рассматривал каталог, и она увидела на его лице знакомые ей признаки сомнения. – А поточнее? Дорого, это сколько?

– Я скажу тебе позже, а пока позволь себе пофантазировать. Шок у тебя впереди, поэтому, если ты не возражаешь, подожди…

– Хорошо, как скажешь.

– Диван можно заказать кремовый или черный: оба цвета годятся. Но лучше кремовый, на черном очень видна пыль. Подожди-ка, я тебе покажу фотографию. Он великолепен.

Нужно было еще договориться об обоях, образцах тканей и дерева, посмотреть снимки и макет меблировки. Когда они просмотрели главное, было уже полвосьмого, и она видела, что он перенасыщен всей этой информацией.

– Я знаю, что тебе нужно многое решить, но, поверь мне, это еще не все. Мы не обсудили мелочи – напольные вазы, убранство стен, лампы, но думаю, что на сегодня достаточно. Большинство клиентов обсуждают за один раз одну комнату. Обсудить всю квартиру сразу – олимпийский рекорд.

Майкл откинулся на спинку кресла, расправил плечи и вздохнул.

Она положила перед ним сколотые скрепкой листы бумаги.

– Вот те плохие новости, которые ты ожидаешь. Тут все – комната за комнатой, пункт за пунктом, плюс дополнительные расходы – с твоего согласия, конечно. Всего семьдесят шесть тысяч триста долларов.

Майкл поглядел на нее ошарашенно:

– Черт побери! Святые сумасшедшие!

Бесс откинула назад голову и засмеялась.

– Что здесь смешного? – нахмурился он.

– Я несколько лет не слышала этого. Я не знаю никого еще, кто бы так ругался.

Майкл запустил руку в волосы и надул щеки.

– Семьдесят шесть тысяч… Это просто злодейство, Бесс. Я думал, тебе можно довериться.

– Да один диван от «Натуцци» стоит восемь тысяч. А ковер пять на семь на заказ для гостиной перед камином – две тысячи. И от того, и от другого можно отказаться и сэкономить десять тысяч. Я связалась с лучшими дизайнерами. Джей Спектр, Лабарж, Хенредон – это лидеры в мебельной промышленности.

– А сколько я должен заплатить тебе?

– Все тут, – она указала на листок бумаги, – чистых десять процентов. Большинство дизайнеров берут оптовую цену плюс свои десять процентов и семьдесят пять долларов за каждый час и консультации работы над дизайном. Да уж, сумма набежит солидная. Еще учти, что понятие «оптовая цена» очень широкое и все обычно трактуют ее в своих интересах. Моя цена включает заказ и доставку, а гонорар за консультацию, как ты помнишь, всего лишь сорок долларов. Пожалуйста, сравни эти цифры, если хочешь.

Майкл внимательно просматривал расчеты. Шелест переворачиваемых страниц отсчитывал минуты. Она поднялась, налила ему новую чашку кофе, села, скрестив ноги и ожидая, пока он просмотрит все до конца.

– Цены на мебель здорово поднялись. Ты не находишь? – спросил он.

– Да, безусловно. Но и твой социальный статус тоже. У тебя теперь своя фирма, ты добился большого успеха. И твой дом должен этому успеху соответствовать. Я думаю, что со временем ты будешь приглашать домой все больше клиентов. Если оформить его, как я предлагаю, это будет свидетельствовать о твоих деловых возможностях.

Майкл смотрел на нее не мигая. Ей хотелось отвести глаза, но она выдержала его взгляд. Свет от напольной лампы слева от него высветил седеющую прядь над левым ухом, окрасил щеку в золотой цвет и бросил тень на морщинку между носом и ртом, которая появлялась, когда он улыбался. Майкл был красив той спокойной красотой, которая сулила неизбежные измены. Наверное, поэтому она бессознательно и выбрала себе некрасивого Кейта. Бесс поняла это только сейчас.

– Сколько, ты сказала, стоит этот кожаный диван?

– Восемь тысяч.

Он помолчал.

– А сколько времени уйдет на доставку?

– Обычно это двенадцать недель, но «Натуцци» доставит через шестнадцать, потому что груз идет из Италии морем. Я буду откровенна с тобой: у них были последнее время проблемы с забастовками докеров, это может все еще больше задержать. Но бывает и наоборот: мы звоним изготовителю, и нам говорят, что у них уже есть эта вещь с нужной нам обивкой, тогда – шесть недель. Но в среднем все-таки двенадцать.

– А каковы гарантии?

– Ты о дефектах? У этих фирм солидная репутация. Они все контролируют, если же это не делает фирма, то делаю я.

– А обои, занавески? Сколько их ждать?

– Я сделаю заказ тут же, и окна будут оформлены через шесть недель. Обои значительно быстрее. Вполне возможно, что они будут наклеены за две недели.

– И ты за всем этим следишь?

– Абсолютно. У меня есть свои мастера, я с ними сама свяжусь, тебе не придется об этом беспокоиться. Все, что от тебя требуется, это позаботиться, чтобы они попали в квартиру, когда придут.

Ее расчетные листы все еще лежали у него на коленях. Он посмотрел на верхний и выдвинул нижнюю губу.

Бесс сказала:

– Я должна предупредить тебя. Я буду часто болтаться в твоей квартире. Я всегда проверяю, как наклеены обои, как повешены занавески. Предпочитаю заметить недоделки сразу и сама, а не выслушивать потом жалобы. Проверяю мебель, обивку. Тебя это не смущает?

– Нет.

Бесс собрала чертежи и складывала их в папку.

– Конечно, это очень дорого, Майкл. Тут нечего и говорить. Но любой дизайнер, которого ты наймешь, возьмет кучу денег. У меня же перед ними всеми преимущество: я знаю тебя и твои вкусы.

Их взгляды встретились. Она наклонилась вперед, удерживая на коленях кипу бумаг.

– Наверное, ты права, – согласился он.

– Конечно, права. Ты ведь всегда любил кожу. И ты будешь в восторге от итальянского дивана, богатого ковра перед камином, зеркальных стен в галерее. Ты все это полюбишь.

«Ты бы тоже полюбила», – подумал он, потому что тоже хорошо ее знал. Знал, что это и ее любимые тона, тот стиль и дизайн, которые нравились ей. На какой-то момент он позволил себе представить, что она спланировала это все и для себя, как раньше.

– Можно мне это обдумать?

– Конечно.

Бесс встала. Он тоже поднялся. Она наклонилась убрать чашку с блюдцем.

Майкл посмотрел на часы:

– Почти восемь, и я проголодался. А ты?

– А ты не слышал, как у меня бурчит в животе?

– Может быть, мы… – Он взвешивал слова, прежде чем произнести:

– Может быть, мы перекусим вместе?

Она могла отказаться. Сказать, что лучше пойдет домой к Рэнди. Но сегодня пятница, и уже восемь, и Рэнди будет где угодно, только не дома. Бесс просто могла положиться на здравый смысл и не искать объяснений. Но дело было в том, что ей было хорошо в его обществе и хотелось продлить это состояние еще на час-другой.

– Мы можем пойти в «Фрахт-хауз», – предложила она.

Он улыбнулся:

– Они все еще готовят эти обжигающие моллюски?

Она улыбнулась:

– Точно.

– Тогда пошли.

Бесс заперла магазин, и они ушли, оставив освещенной лишь витрину «Синего ириса». На улице гулял ветер, раскачивая фонари и путая электропровода.

– Поедем на машине? – спросил он, – Там в это время припарковаться – целая проблема. Лучше пешком, если ты не возражаешь.

Нужно было пройти всего два квартала, но ветер просто сбивал с ног, взвивал ввысь полы пальто, и Бесс была вынуждена взять их в руки, стараясь в то же время как-то удержаться на своих высоких каблуках.

Майкл взял ее под руку, прижав локоть к себе, и они двинулись, наклонив голову вперед. За углом Мэйн-стрит ветер, казалось, совсем осатанел.

Прикосновение его руки было знакомым и приятным.

«Фрахт-хауз» оправдывал свое название. Реликвия из красного кирпича, он смотрел на реку и железную дорогу. С задней его стороны через шесть очень высоких дверей с арками когда-то вносили и выносили фрахтовый груз, доставляемый по железной дороге и по реке. Внутри высокие окна-двери выходили на огромную деревянную веранду со стороны реки. Летом над ее столиками пестрели разноцветные зонтики. Сейчас, в холодном феврале, окна были покрыты инеем, а зонтики свернуты. Внутри было тепло, и пахло божественно.

Расстегивая пальто, Майкл говорил с хозяйкой, которая просматривала свои записи.

– Места освободятся минут через пятнадцать. Вы пока можете посидеть в баре, я позову вас.

Они остались в пальто и вскарабкались на высокие стулья за маленьким квадратным столиком.

– Не помню, когда я был тут в последний раз, – заметил Майкл.

– Я тут тоже не часто бываю. Иногда забегаю на ленч.

– Если я не ошибаюсь, мы отмечали тут десятую годовщину.

– Нет, десятую мы отмечали в Атланте.

– Да-да, ты права.

– Мама взяла детей, и мы уехали на уик-энд.

– Но какую-то мы отмечали здесь?

– Может быть, одиннадцатую? Не помню, они все немного перепутались.

– Но в каждую мы всегда что-то придумывали.

Она в ответ улыбнулась.

Подошла официантка и положила на стол две салфетки-подставки.

– Что ты будешь? – спросила Бесс.

– Бутылку «Мичелоб».

– Я тоже.

Когда девушка отошла, Майкл спросил:

– По-прежнему любишь пиво?

– Почему я должна изменить своему вкусу?

– Не знаю. Новый бизнес. Новый имидж. Ты больше похожа на женщину, которая пьет вино из высокого бокала на тонкой ножке.

– Извини, что тебя разочаровала.

– Вовсе нет. Мы попили вместе немало пивка.

– Мм… да, много. Особенно летом, когда душными вечерами сидели на веранде и смотрели на реку, на лодки…

Принесли пиво, и после небольшого препирательства – кто должен платить – каждый заплатил за свое. И он, и она предпочитали пить прямо из горлышка.

Сделав пару глотков, Майкл спросил:

– А что ты теперь делаешь душными летними вечерами, Бесс?

– Чаще всего беру работу домой. А ты?

Он подумал.

– Да, с Дарлой ничего не было такого, что запомнилось. Мы оба поздно приходили с работы, а после этого просто пребывали под одной крышей. Она одна уходила за покупками. Или в парикмахерскую. Когда еще была жива мама, я ездил к ней раз в неделю стричь лужайку. После инсульта она не могла это делать сама.

– Дарла с тобой туда не ездила?

Майкл отковырнул большим пальцем наклейку на бутылке.

– Со вторыми женами все по-другому. Семейные связи не столь тесны.

Он отхлебнул еще пива и встретился с ней взглядом поверх бутылки. Бесс опустила глаза, а он тем временем рассматривал крошечное пятнышко губной помады на ее бутылочке. Она сидела, поставив высокий каблук на медное кольцо стула, колени ее были сдвинуты. Бог мой, она прекрасно выглядела.

– Знаешь, – продолжал Майкл, – истинные католички против развода, и моя мать никогда не признавала моего второго брака. Она была вежлива с Дарлой, но даже для этого ей требовались усилия.

Бесс подняла глаза. Майкл по-прежнему разглядывал ее.

– Я думаю, Дарле это было тяжело.

– Да, – согласился он и сменил позу.

Подошла хозяйка и пригласила:

– Для вас готова кабинка, мистер Куррен.

Они оказались в коробке с тремя стенами до потолка и маленькой висячей лампой. Майкл, едва открыв меню, тут же захлопнул его. Бесс старательно изучала, чувствуя, что он смотрит на нее и ждет.

Бесс закрыла карту и подняла на него глаза:

– Что?

– Ты хорошо выглядишь.

– О Майкл, перестань!

Она почувствовала, что краснеет.

– Ладно, ты выглядишь плохо.

Она засмеялась:

– Ну что ты на меня уставился?

– Извини, – сказал он, но не отвел взгляда. – На этот раз ты хоть не рассердилась.

– Рассержусь, если не перестанешь.

Официантка подошла взять заказ.

Майкл сказал:

– Мне сандвич с цыпленком-гриль и миску моллюсков.

Бесс усмехнулась: она решила заказать то же самое. Такое с ними часто случалось, когда они были женаты, и они обычно смеялись, что их вкусы стали схожи. И что они, наверное, со временем станут похожи и внешне. Ведь говорят, что так бывает, когда люди долго женаты.

Какую-то секунду Бесс колебалась, не заказать ли что-то другое, но упрямо решила не обращать внимания на это совпадение.

– То же самое.

Майкл посмотрел на нее с подозрением.

– Ты не поверишь, но я решила заказать это еще до того, как ты озвучил заказ.

– О… – только произнес он.

Принесли моллюски, и они дружно занялись ими.

Затем Майкл сообщил:

– Я видел Рэнди в прошлую субботу. Спросил его, не хочет ли он пообедать со мной, но он отказался.

– Он рассказывал.

Она расправилась с моллюсками и отодвинула миску. Он тоже закончил, и официантка забрала посуду. Когда она ушла, Майкл сказал:

– Я много думал о нашем последнем разговоре.

Бесс затаила дыхание.

– Думал о нашей вине. Ты была права, когда упрекала меня в том, что я тебе не помогал. Мне следовало помогать, когда ты вернулась в колледж. Теперь я понимаю, что это было нечестно – нагружать всем одну тебя.

Она ждала, что он добавит «но»… и извинится. Но он этого не сделал, и она приятно удивилась.

– Могу я тебя кое о чем спросить, Майкл?

– Конечно.

– Если не хочешь, не отвечай. А Дарле ты помогал?

. – Нет.

Бесс внимательно на него посмотрела:

– Статистика утверждает, что большинство вторых браков распадаются быстрее, чем первые, потому что люди делают те же ошибки.

Щеки Майкла покраснели. Он ничего не ответил, но оба думали об этом до конца ужина.

Счет они оплатили пополам.

Когда ойи выходили из ресторана, Майкл открыл дверь и держал ее, пока Бесс не вышла на холодную улицу. Он сказал ей в спину:

– Я решил поручить тебе эту работу.

Она резко остановилась и повернулась к нему лицом. Дверь за ним захлопнулась.

– Почему?

– Потому что ты сделаешь это лучше, чем любой другой. Что нужно? Подписать контракт или что-то вроде?

– Да, «Что-то вроде».

– Давай подпишем.

– Сегодня?

– Судя по твоим деловым качествам, он у тебя уже готов и лежит в магазине. Правильно?

– Правильно. Готов.

– Тогда пошли.

Он решительно взял ее под руку, и они пошли вверх по улице. За углом ветер чуть не сбил их с ног.

– Почему ты это делаешь? – крикнула она.

– Может быть, мне нравится, что ты будешь «болтаться у меня в квартире», – прокричал он в ответ.

Она остановилась:

– Майкл, если это единственная причина…

Он с силой потянул ее дальше.

– Это шутка, Бесс.

Открывая дверь «Синего ириса», она надеялась, что это не шутка.

Глава 9

Шел февраль. Свадьба Лизы приближалась. Она звонила Бесс каждый день.

– Мама, у тебя есть хоть один такой карандаш, знаешь, с перышками? Ну, ты знаешь… для книги гостей?

– Мама, где купить подвязки?

– Мама, как ты думаешь, что лучше: просто белый торт или с марципанами?

– Мам, они требуют плату за цветы до того, как будут из них что-то делать.

– Мама, я поправилась еще на килограмм. Вдруг не влезу в платье?

– Мам, я такие красивые свечи купила!

– Мама, Марк говорит, что нужно купить бокалы для шампанского и выгравировать на них наши инициалы и дату. А я думаю, что это глупо, ведь я беременна, даже шампанского выпить не могу.

– Мам, ты купила себе платье?

Этого Бесс еще не сделала и в тот день, освободившись от работы пораньше, позвонила Стелле:

– До свадьбы осталось две недели. Лиза чуть в обморок не упала, когда узнала, что я еще не купила себе платье. А ты? Ты купила?

– Нет еще.

– Поедем посмотрим что-нибудь.

– С удовольствием.

Они поехали в центр Миннеаполиса, побывали всюду – от магазина «Дэйтон» до «Гэвидак Ком-монс». Им повезло в «Литтл Рубин». Стелла, с негодованием отвергнув имидж прабабушки, выбрала себе блестящее серебристое платье с пышной, с тремя оборками, юбкой и пышными рукавами. Бесс остановилась на более спокойном шелковом костюме нежно-персикового цвета с юбкой-тюльпаном. Когда они вышли из примерочной, Бесс, оглядев Стеллу, спросила:

– Минуточку, кто из нас бабушка?

– Ты, – ответила Стелла. – Я прабабушка.

Рассматривая свое отражение в зеркале, она продолжала:

– Я никогда не понимала, почему матери невест тратят так много усилий, чтобы выглядеть на пятнадцать дет старше, покупая себе эти ужасные платья, которые похожи на занавески миссис Эйзенхауэр. Я себя так не чувствую.

– Очень изящно.

– Чертовски. Я беру с собой Джила Харвуда. – Джила Харвуда?

– Разве я плохая партнерша для танцев?

– Кто этот Джил Харвуд?

– Мужчина, при виде которого мои соски встают торчком.

– Мама!

– Я намерена переспать с ним.

– Мама!

– Я не делала этого ни разу после смерти твоего отца, но думаю, что должна, иначе моя гавань пересохнет. Я провела маленький опыт в прошлый раз, когда у нас было свидание, и убедилась, что становятся твердыми отнюдь не его артерии.

Бесс расхохоталась:

– Мама, ты чудовищна.

– Лучше быть чудовищной, чем дряхлой. Как ты думаешь, я должна опасаться СПИДа?

– Ты все-таки чудовище. Спроси его.

– Хорошая идея. Как дела у вас с Майклом?

Бесс избавил от ответа продавец, который спросил:

– Что вы решили, мадам?

Но она вздрогнула при звуке его имени и по хитрой улыбке Стеллы поняла, что та это заметила.

Они оплатили покупки и пошли посмотреть подходящие туфли. Уже в машине, когда они ехали домой. Стелла спросила:

– Ты мне так и не ответила. Как у тебя складывается с Майклом?

– Все очень по-деловому.

– О, ты меня разочаровала!

– Я тебе уже сказала, мама, что я не собираюсь снова за него замуж. Но мы, по-моему, разобрались кое в чем, что было перед разводом.

– Например…

– Мы оба согласились, что допустили в прошлом ошибки.

– Он хороший человек, Бесс.

– Да, я знаю.

Вероятности наткнуться на этого хорошего человека до Лизиной свадьбы у Бесс было мало. В его квартире наклеили обои. Когда Бесс приехала проверить, как это сделано, Майкла не было дома. Она позвонила ему на следующий день спросить, доволен ли он.

– Более чем. Они великолепны.

– А-а-а, ну хорошо.

– Хотя от них несет женской мочой.

Даже слушая его по телефону, она чувствовала, как притягателен он для нее. Она уже забыла, как может быть забавен Майкл и как легко он мог заставить ее смеяться.

– Но ведь тебе это нравится?

– Да, весьма.

– Хорошо. Послушай. Приходят накладные на твою мебель. Похоже, все доставят к середине мая. Пока нет ответа от «Натуцци» из Италии, но это всегда дольше. Как только я что-то узнаю, я сообщу тебе.

– Хорошо.

Бесс помедлила, прежде чем поменять тему разговора.

– Майкл, мне нужно поговорить с тобой по поводу расходов на Лизину свадьбу. Некоторые счета уже оплачены, другие только поступают. Я уже заплатила восемьсот долларов. Может быть, положим в банк для Лизы по две тысячи, она будет расходовать, сколько ей нужно. А если что-то останется, мы поделим это. Подходит?

– Прекрасно.

– У меня на все есть счета, и я с удовольствием пошлю их тебе.

– Господи Боже, Бесс, я доверяю тебе.

– О!.. Хорошо… спасибо, Майкл. Тогда так и сделаем.

– Ты действительно считаешь, что-то может остаться?

Бесс подумала.

– Скорее всего нет.

– Ну вот, теперь ты говоришь здравые вещи. Но я не против того, чтобы потратить на нее деньги. А ты?

– Как я могу быть против? Она наша единственная дочь.

Бесс чувствовала непреодолимое желание спросить его, что он делал, где он был, во что одет. Задать все те вопросы, которые выдают глубокий интерес. Вместо этого она сказала:

– Тогда увидимся на репетиции.

Майкл откашлялся и ответил тусклым голосом:

– Да-а… конечно.

Повесив трубку, Бесс резко откинулась на спинку стула, запустила руки в волосы и набрала в легкие побольше воздуха.

Пол машины Рэнди выглядел как нечищенная клетка для птиц. То, что на него падало, так и оставалось там лежать. В день встречи у жениха и репетиции в церкви он постарался привести машину в относительный порядок. Пластиковые стаканчики от еды, грязные носки, пустые пакетики от презервативов, мятая «Твин ситиз ридерз», невскрытая почта, неотправленные письма, штрафы за парковку, огрызки пончиков, старые «адидасы», квитанции за стоянки – все это полетело в мусорный бак.

Он пропылесосил пол, вытряхнул пепельницы, подставил коврики под струю воды, вымыл окна снаружи и внутри и купил веточку голубой елочки на ветровое стекло. В машине стало пахнуть свежестью и чистотой.

В пассаже «Мэплвуд» он купил себе брюки и свитер и поехал домой – послушать группу «Форенэз», «Хочу знать, что такое любовь», поиграть на барабанах и помечтать о Марианне Пэдгетт.

Репетиция в церкви была назначена на шесть часов. Без четверти шесть, когда Бесс спросила его, хочет ли он поехать в ее машине, он ответил:

– Извини, мама, но у меня другие планы после репетиции.

В планы входило предложить Марианне Пэдгетт отвезти ее домой.

Когда, войдя в церковь Святой Марии, он увидел ее, ему показалось, что здесь не хватает кислорода. Так было с ним в девять лет, когда он, повисев вниз головой на брусьях минут пять, старался потом идти прямо. На ней было милое голубое пальто, типа матроски, милые маленькие голубые туфельки на невысоких каблуках, и она мило беседовала с Лизой. Наверняка она летом ездила в лагерь религиозной общины и была редактором школьной стенной газеты зимой.

У него ни разу в жизни не было такого сильного желания произвести впечатление.

Лиза увидела его:

– Привет, Рэнди.

– Привет, Лиза.

Он кивнул Марианне, надеясь, что его глаза не вылезают из орбит, и уставился в пол.

– Где мама? – спросила Лиза.

– Сейчас будет. Мы поехали на разных машинах.

– Вы с Марианной проходите к алтарю первыми.

Марианна сказала:

– Я как раз объясняю Лизе, что никогда еще не была на свадьбе.

– Я тоже.

– Интересно. Правда?

Он вспотел от волнения в своем новом свитере из акрила, и его буквально трясло. На ее маленьком хорошеньком личике сияли глаза, каждый размером с озеро. Глядя на пухлые губки и крошечную родинку над верхней губой, он подумал, что если ее поцеловать как надо, то можно и эту родинку поцеловать. И никакой косметики, которую можно было бы размазать.

– Было похоже, когда я причащалась. – сказала Марианна.

В притворе собралось много народу, и Лиза увидела еще кого-то, с кем надо было поговорить.

Рэнди, оставшись один на один с девушкой, отчаянно искал, что бы такое сказать.

– Ты всегда жила в Уайт-Бер-Лэйк?

– Да, я здесь родилась и выросла.

– Я туда на танцы ходил летом. Там хорошие оркестры.

– Ты любишь музыку?

– Это то, что меня с ума сводит. Я хочу играть в оркестре.

– На чем?

– На барабанах.

– О! – Она немного помолчала и спросила:

– Это трудная жизнь, да?

– Я не знаю. Я об этом не думал. У меня не было возможности это выяснить.

Появился отец Мор и начал что-то организовывать. Они все вошли в зал и положили пальто на скамьи.

Конечно же, на Марианне оказалось милое платье, какие-то штучки и кружевной воротничок. Рэнди был просто сражен.

Он стоял в глубокой задумчивости, когда кто-то положил руку на его плечо.

– Привет, Рэнди. Как дела?

Рэнди оглянулся. Увидев отца, он постарался, чтобы лицо его было бесстрастным, и ответил:

– О'кей.

Майкл убрал руку и кивнул девушке:

– Привет, Марианна.

Она улыбнулась:

– Я только что сказала Рэнди, что я первый раз на свадьбе. Он говорит, что он тоже.

– Для меня это тоже впервой, я был лишь на собственной.

Майкл подождал, не скажет ли что Рэнди, и, не дождавшись, отошел.

– Еще увидимся.

Бесстрастный взгляд Рэнди проследил за ним, и он бросил саркастически:

– На собственной… на двух собственных.

Марианна прошептала:

– Рэнди, это же твой отец.

– Не напоминай мне.

– Как ты можешь с ним так?

– Мы со стариком не разговариваем.

– Не разговариваете? Но ведь это ужасно! Как ты можешь не разговаривать со своим отцом?

– Я не разговариваю с ним с тринадцати лет.

Она смотрела на него так, как будто он поставил подножку старой даме.

Отец Мор попросил тишины, и началась церемония.

Рэнди злился на отца за то, что тот помешал разговору. Он целый день думал о Марианне Пэдгетт, мыл машину для нее, оделся в новую одежду для того, чтобы произвести на нее впечатление, и вот тот все поломал.

«Почему он от меня не отвяжется? Зачем ему нужно прикасаться ко мне, говорить со мной, выставлять меня перед девушкой ничтожеством, когда ничтожество – он сам? Я хотел показать Марианне, что могу быть джентльменом, поговорить с ней, хотел – получше узнать ее и в конце концов пригласить куда-нибудь. Подходит старик, и все летит к чертям собачьим».

Во время репетиции Рэнди вынужден был наблюдать, как отец с матерью идут к алтарю по обе стороны от Лизы, а затем садятся вместе на переднюю скамью. Время от времени ему самому приходилось вставать и поворачиваться лицом к собравшимся, и он не мог не видеть их рядом друг с другом. Они вели себя так, как будто все отлично. Какого хрена! Как может она стоять рядом с ним, как будто они и не расставались, как будто он и не виноват, что семья распалась? Она может говорить сколько ей угодно, что и она виновата тоже, но все это ерунда по сравнению с его виной, и никто не убедит Рэнди, что это не так.

Когда репетиция в церкви закончилась, все пошли в ресторан «Финнеган», где Пэдгетты заказали ужин. Рэнди ехал один, приехал раньше Марианны и ждал ее в вестибюле. Открылась дверь, и она вошла с улыбкой, продолжая разговор с родителями.

Марианна увидела его и, перестав улыбаться, прервала разговор.

– Привет еще раз, – сказал он, чувствуя неловкость от своей навязчивости. – Ты не против, если я сяду рядом с тобой?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Ты бы лучше сел рядом со своим отцом. Но я не против.

Он почувствовал, что краснеет. Краснеет, Бог мой! И услышал свои слова:

– Позволь, я тебе помогу.

Он взял у нее пальто, повесил рядом со своим, и они пошли за ее родителями в зал, где для всех был накрыт длинный стол. Следуя за ней, рассматривал ее белый круглый воротничок, волосы до плеч: темные как чернила, они загибались на концах, как сухие дубовые листья. Он подумал, что мог бы написать песню о ее волосах. Барабаны вначале спокойны, потом звук нарастает до кульминации, до грохота, а потом снова тишина.

Рэнди пододвинул ей стул и сел рядом. На противоположном конце стола сидели его родители.

Во время ужина Марианна иногда разговаривала со своим отцом, который сидел справа от нее, и смеялась. Иногда с Марком и Лизой через стол или наклонялась сказать что-то матери, одной из сестер. Рэнди она не сказала ни слова.

Наконец он попросил:

– Пожалуйста, передай соль.

Она передала и вежливо улыбнулась, что было еще хуже..

– Вкусно, правда? – спросил он.

– Мм-мм.

У нее был полный рот, губы блестели. Она вытерла губы салфеткой и сказала:

– Мои родители хотели бы что-то поинтереснее, но это то, что они могли себе позволить, а Марк сказал, что это вполне годится. Лишь бы маме не пришлось готовить все самой.

– Вы все очень дружны… твоя семья. Да?

– Да, очень.

Рэнди пытался придумать, что бы сказать еще, но в голову ничего больше не приходило.

Он ухмыльнулся и посмотрел на ее тарелку:

– Ты любишь цыплят?

Она засмеялась, их глаза снова встретились.

– Послушай, – решился он, но живот у него просто свело от страха:

– Тебя можно подвезти домой?

– Я должна спросить у папы.

Он не слышал такого ответа с тех пор, как учился в десятом классе и получил свои водительские права.

– Ты хочешь сказать, что сама не возражаешь?

– Я так и думала, что ты мне это скажешь.

Она повернулась к отцу, отклонившись на стуле так, чтобы Рэнди слышал их разговор:

– Папа, пап! Рэнди хочет отвезти меня домой. Можно?

Джейк дотронулся до своего слухового аппарата и переспросил:

– Что?

– Рэнди хочет отвезти меня домой.

Джейк вежливо наклонился вперед, внимательно посмотрел на Рэнди и сказал:

– Хорошо, но не забудь, что тебе надо многое сделать завтра рано утром.

– Хорошо, папа. Я рано вернусь. – Она повернулась к Рэнди:

– О'кей?

Он поднял руку, как бойскаут в клятве:

– Сразу домой.

Ужин кончился, все стали прощаться. Рэнди подал Марианне пальто, и они вышли вместе через тяжелую дверь на заснеженную улицу.

– Вот моя машина. – Он открыл ей дверь, подождал, пока она сядет, и захлопнул дверцу. Рэнди чувствовал себя галантным и готовым оказать Марианне любую любезность, которую мужчина может оказать женщине.

Когда он сел за руль и включил зажигание, Марианна заметила:

– Молодые люди, по-моему, уже забыли, как это делается… Я имею в виду – открывать дверцу машины.

Он был согласен с ней. Он сам это тоже забыл.

– Некоторым девушкам это не нравится. Это связано с феминистским движением.

Он завел мотор.

– Глупость какая. А мне вот нравится.

Рэнди почувствовал восторг и решил, что если она говорит честно, то честным будет и он.

– Ты знаешь, мне тоже было приятно это сделать. Вообще-то я это редко делаю, но теперь буду.

Она застегнула ремень, он этого почти никогда не делал, но сейчас нащупал свой где-то на полу и застегнул. Отрегулировал печку, все время думая о том, постоят ли они хоть десять минут перед тем как ехать. Включился вентилятор, и голубая веточка зашевелилась.