Уже на следующий день после свидания с Арденом, в воскресенье, три посетителя поочередно заявлялись в дом миссис Раундтри, чтобы увидеться с Сарой.

Первый из них был ей совершенно незнаком — пожилой дородный мужчина с тяжелыми нависшими веками и лицом, напоминающим помятую тыкву. Он представился как Кордри Пекам и сообщил, что он денежный человек: еще ранним летом наткнулся на богатую жилу в районе Железного Ручья и был бы счастлив сейчас купить для нее все, что она пожелает в этом городе, если только она согласится составить ему компанию для прогулки в его кабриолете.

Сара вежливо поблагодарила мистера Пекама за любезное предложение, но сказала, что не может позволить себе такую прогулку с человеком, которого раньше никогда не знала.

Следующим гостем был известный уже Элиас Пинкни, кто, глядя вверх на ее лицо, переливаясь всеми оттенками цвета, который обозначала его фамилия, и блестя капельками пота на лысине, пригласил ее к себе в дом на ужин. У него есть, сказал он, орган с тринадцатью регистрами, на котором она может поиграть, а также прибор, называемый «волшебный фонарь», где можно увидеть объемное изображение фотоснимков, а их у него целая уйма, в том числе Ниагарский водопад, «Ковент-Гарден» в Лондоне, Тадж-Махал в Индии… Также у него имеется небольшая арфа, бесценные шахматы, вырезанные из бивней индийского слона, прекрасная коллекция книг, любую из которых он ей даст для прочтения, и еще забавная штука под названием «калейдоскоп», про которую не расскажешь — ее надо видеть. Он уверен, что она найдет у него много интересного и не пожалеет, если придет в гости.

Сара и его поблагодарила со всей любезностью, на какую была способна, испытывая искреннюю жалость к этому мямле и желание взять платок и утереть ему слюнявый рот.

Третий посетитель был Тед Рукнер. Он пригласил Сару отужинать в принадлежащем ему ресторане. Сказал, что у него есть говяжий ростбиф, который будет приготовлен по ее вкусу, с овощами на выбор и с теплым заварным пудингом на десерт. (Он знает, что она любит такой десерт.)

Тедди казался ей вполне разумным человеком. Он понравился ей еще тогда, когда она впервые зашла в его заведение. Они были примерно одного возраста, и, кроме того, она часто обедала у него в середине дня и охотно беседовала с ним. Она также подумала, что будет нелишним показать Ардену Кемпбеллу, что субботний вечер, который они провели вместе, не следует рассматривать как какое-то из ряда вон выходящее событие. Да и настоящий кусок говядины — весьма заманчиво!

Она приняла приглашение Тедди Рукнера.

Ужин прошел великолепно. Мясо было приготовлено с луком, лавровым листом и хересом, подливка — острая и вкусная, много овощей. Они не только хорошо поели (Тедди закрыл ресторан для посетителей, накрыл стол бледно-розовой скатертью, положил такого же цвета салфетки, зажег свечи прямо на их столе), но и о многом поговорили. Три часа пролетели незаметно. Они обсудили пьесу «Дочь фермера» в театре у Ленгриша, которую Тедди тоже смотрел вчера; отметили непривлекательную привычку многих жителей сплевывать на улице табачную жвачку; побеседовали о семье Тедди (он оставил в Огайо пожилых родителей, они живут там с его замужней сестрой, но он ждет, что они приедут сюда и разделят с ним то, что он намыл из золотоносной породы); поговорили о родственниках Сары; о том, что ходят слухи, кто-то собирается построить тут первую и такую нужную городу мельницу-толчею для обработки руды, и что куда экономней и лучше для фитиля — чтобы он не истлевал так быстро, — если тушить свечи, стоя прямо над ними, а не сбоку. Этот способ Тедди продемонстрировал в конце ужина на двух свечах и остался очень доволен, что сумел доказать Саре свою правоту.

Провожая домой, он не делал никаких попыток взять ее за руку, однако у подножия лестницы остановился и спросил:

— Вы не будете против, если я вас поцелую на прощание?

Вспомнив о том, как она всегда, особенно во взрослые годы, страдала от недостатка мужского внимания, Сара согласилась. Кроме всего, ей было интересно узнать, будет ли ее реакция на этот поцелуй такой же, как на вчерашний поцелуй Ардена.

Тедди оказался куда менее импульсивным, чем тот. В прикосновении его губ язык не участвовал. Было просто легкое касание — и все. Она осталась слегка разочарованной.

— Спокойной ночи, — сказал он тихо. — Мне было очень приятно.

— Мне тоже, Тедди. Спасибо вам…

Слава Богу, шериф Кемпбелл не стоял сегодня на страже: видимо, внял просьбе Сары. В доме она тоже его нигде не встретила.

За завтраком на следующий день они пожелали друг другу доброго утра и сохраняли вежливый нейтралитет.

Когда она пришла в типографию, Патрик Брэдиган, к ее удивлению, уже стоял за прессом.

— Что с вами, Патрик? — спросила она лукаво. — Решили начать новую жизнь? Ведь еще только восемь утра.

— Да, мисс… да, это так.

Он выглядел не лучшим образом — что она заметила, поглядев на него повнимательней. Глаза странно блестели, лицо горело.

— Патрик, вы себя неважно чувствуете? У вас нет температуры?

— Чувствую себя ничего. Только… как бы это сказать, мисс… немного не в себе.

— Так в чем же дело? Зачем пришли? Отправляйтесь домой, если больны. — Она приблизилась к нему, положила руку на лоб. — Вам нужно полежать, наверное.

— У меня нет оспы, так что не беспокойтесь на этот счет. Я не заразный.

Он схватил ее за руку, поднялся со стула. От него сегодня совсем не пахло виски, но глаза были налиты кровью.

— Тогда что с вами?

— Что?.. Так… — Странная робкая улыбка появилась на его лице. — Это все бывает, когда человека стукнет любовь… Понимаете? Нет?.. — Он крепче ухватил руку Сары, поднес ближе к глазам, словно изучая ее. — Я подумал, что лучше спрошу вас теперь… до того как кто-нибудь из этих деревенских ухажеров закинет свою удочку, и вы заглотнете наживку… Хочу спросить вас, прекрасная леди, не окажете ли вы мне честь стать моей женой?

У нее открылся рот от изумления.

— Но, Патрик… Почему?

— Знаю, это вам как обухом по голове, но послушайте меня… Я, правда, хочу начать новую жизнь. Не верите?.. Сегодня я всего раз приложился к бутылке. Да и то… так… полглотка… Нет, не отнимайте руку! — Он сжал ее сильнее. — С той минуты, когда я выложил это чертово золото, чтобы заплатить за вашу первую ночь в гостинице, я сказал себе: «Патрик, дружок, вот она, девушка, о которой ты мечтал!» А когда узнал, что у нас одинаковая профессия, то понял, что само небо так распорядилось… Вот я вам все и выложил…

— О, Патрик, я…

Он взял руками ее голову и поцеловал в губы, не давая договорить.

Она была так ошеломлена, что не успела помешать этому. Поцелуй не принес ей ни волнения, ни радости, она хотела, чтобы вся эта сцена поскорее окончилась. Губы у него были более влажные и более безвольные, чем у Ардена или Тедди, и она чувствовала, как трясутся его руки.

Когда он отодвинулся, все еще сжимая руками ее голову, он заявил:

— Я могу совсем бросить пить. Знайте это.

— Конечно, можете. Вам не надо моей помощи.

— Тогда скажите мне «да»!

Она вырвалась из его рук, и он опустил их вдоль тела.

— Я не католичка, Патрик.

— Какое это имеет значение? Нас поженит окружной судья, когда доберется сюда, а уж потом это сделает человек в облачении… Не важно, какое оно будет на нем.

— Я очень сожалею, Патрик, — мягко проговорила она. — Но я… я не люблю вас.

— Не любите? Как вы можете не любить меня, если я при наборе делаю две тысячи эм в минуту и отпечатываю страницу за сорок пять секунд?!

Мальчишеская улыбка заиграла на его губах.

— Патрик, пожалуйста, — сказала она умоляющим тоном. — Не делайте так, чтобы стало трудно для нас обоих. Я совсем не хочу терять вас как работника, но не могу выйти за вас замуж…

Было очень заметно, когда он стоял перед ней, а она смотрела на него, как желание выпить все росло и росло в нем. Оно проступало сквозь разочарование, досаду, огорчение, которые он старался не показать, пытаясь шутками отогнать все эти чувства.

— А, ладно… — Он махнул рукой, отвернулся. — Что потеряешь на качелях, найдешь на карусели, как у нас говорят… А вернее, остался у разбитого корыта… Значит, не буду покупать дом и заказывать фуру с мебелью. Все равно я бы не осилил это…

Он вернулся к прессу и возобновил работу, но уже через несколько минут рука его потянулась к фляжке, и задолго до полудня лицо Патрика приобрело все оттенки ирландского заката.

Когда Джош вошел в помещение, он сразу почувствовал напряжение и спросил:

— Что случилось?

— Ничего, — ответила Сара.

Но на самом деле, с того утра отношения их несколько испортились: появилась напряженность, какой не было раньше и которая не помогала в работе. Однако за одно Сара была все же благодарна Патрику — за то, что вся эта сцена произошла не на людях, а когда они находились с глазу на глаз. Потому что с каждым днем она все больше и больше начинала ощущать себя каким-то переходящим призом, трофеем…

Мужчины заходили к ней в комнату и предлагали все, что угодно, начиная с материнских медальонов и до любой доли в добыче золота. За это они хотели, чтобы она принимала их приглашения на обед, на ужин, в театр, в игорный дом, на пикник (хотя был уже в разгаре ноябрь!), желаннее всего! — на завтрак (если кому-то настолько уж повезет!). Она всем отказывала, ссылаясь на свою занятость.

В субботу Арден Кемпбелл заявился к Саре с фисташковым в белую полоску зонтиком в руках, который он и преподнес ей со своей луноподобной улыбкой.

— Я не могу принять его, Арден, — отказалась она.

— Но почему?

— Ну… не могу.

— Потому что люди могут узнать, что он от меня, и решить, что ты моя девушка, так?

— Пожалуй, так. Кроме того, сейчас почти середина зимы. Что мне с ним делать?

— Сохранить до весны. И хватит об этом… Сегодня я собираюсь повести тебя обедать и не приму никаких отказов.

— Придется принять.

— Ни за что! Я заплатил пол-унции золота за эту штуковину. Ты моя должница!

Она рассмеялась, раскрыла зонтик, полюбовалась его блестящими полосками.

— Арден, ты просто невозможный!..

— Ты права. Закрывай зонтик и пошли!..

Она обедала с ним, и они приятно провели время. Он смешил ее, как никто другой, поддразнивал и, желая того или нет, помогал ей обнаружить в себе самой способность шутить, остроумие, о котором она раньше и не подозревала.

В конце вечера он снова целовал ее, и снова у нее голова шла кругом и захватывало дух, когда его язык проникал сквозь ее зубы, когда он пытался касаться ее груди, и она почти позволяла ему это.

В середине следующего дня она пошла к Аделаиде, где поначалу ее ожидал довольно холодный прием, но вскоре лед был растоплен — когда они заговорили о кошке, которую обе ласкали, с которой беседовали и которая стала соединяющим звеном между ними. Адди сидела в изголовье кровати, скрестив ноги, а кошка здесь же играла с ниткой красных бус. Сара находилась на другом краю постели.

День выдался сумеречный, в комнате горела небольшая лампа, было уютно — как раз подходящая обстановка, подумала Сара, чтобы две сестры затеяли откровенный разговор, поведали друг другу свои заветные тайны и тем самым восстановили утраченное доверие. Поскольку Адди не выражала такого намерения, то начала Сара.

— Кажется, у меня появился поклонник, — сказала она.

— Если верить тому, что я слышала, — ответила Адди, — это почти весь город. Кто же, если не секрет?

— Брат шерифа, Арден Кемпбелл.

— А, этот красавчик.

— Он в самом деле хорош, разве нет? Но на четыре года моложе меня. Как думаешь, это имеет значение?

— Ты у меня спрашиваешь? Несколько странно…

— Но ты же всегда понимала в этом больше, чем я. Еще когда мы были девочками и вокруг увивалось много мальчишек. Ты знала, как с ними общаться. Я ведь проводила почти все время с отцом в его типографии, изучала основы печатного дела. Вместо того чтобы изучать основы… флирта или как сказать?..

— Флирта? — Почти забытое слово вызвало у Адди легкую улыбку. — Для женщины, которая может легко расправляться с тысячью разных слов на листе бумаги, стыдно не найти одно, наиболее подходящее.

— Не смейся надо мной, Адди! Я старше тебя на четыре года, но в любовных делах отстала на целый десяток лет, если не больше.

— А тебе не кажется несколько неудобным, что ты задаешь подобные вопросы мне, зная, кто я и чем занимаюсь?

— Прошу тебя… умоляю… Адди… Забудь хотя бы на время об этом. Пусть ничто не встает между нами. Другого пути, чтобы мы снова почувствовали себя сестрами, нет… Кроме того, я хочу твоего совета.

Адди перестала отнимать у кошки нитку бус, и та принялась играть с полой ее халата. Какое-то время сестры молчали, хотя взгляды их изредка перекрещивались.

— Что ты хочешь узнать у меня? — спросила наконец Адди.

— Три человека поцеловали меня за последние дня. Я не должна была разрешать этого?

— Почему нет?

— Потому что один из них мой служащий, к другому я тоже не испытываю особых чувств, а третий… Третий на четыре года моложе меня и очень красив… Но ко мне это не должно иметь никакого отношения.

— А что ты сама думаешь обо всем этом?

— Ну… мне интересно. Особенно для сравнения.

— Интересней всего будет, когда тебя поцелует тот самый… настоящий.

— А как я узнаю?

Адди произнесла с серьезным видом:

— Потому что, когда это случится, ты почувствуешь себя… тебе покажется, что ты, как младенец… захочется быть леденцом и чтобы он высасывал из тебя всю сладость… или до смерти желал бы это сделать. Понимаешь?

Сара призадумалась.

— Что-то похожее было у меня с Арденом, — проговорила она. — Но Арден слишком молодой и очень уж приставучий. Хочет, чтобы все свершилось немедленно… Тедди Рукнер совсем не такой. С ним мы просто хорошо провели время. Поговорили о многих вещах, он угостил меня прекрасным ужином, а потом проводил домой. Но поцелуй его был какой-то, по правде сказать, вялый и неинтересный… А еще этот Патрик… С ним получилось все довольно неловко, и оба мы с того момента чувствуем напряжение… Скажи, Адди, как по-твоему… Хорошо это, если человек принимает приглашение на обед или ужин, а также в театр — от одного и от другого, и потом от третьего?

— Конечно. Почему нет? Если им не терпится потратить свои деньги, пускай тратят. Но помни одно: хочешь, чтобы женились на тебе, держи ухо востро и не разрешай лишнего…

Дела с выпуском газеты шли в гору. Она уже выходила дважды в неделю на четырех страницах. (В последнем выпуске сообщалось, что здание редакции — единственное оштукатуренное помещение в Дедвуде.)

В одном из многочисленных мелких ущелий была обнаружена богатейшая кварцевая жила, но владельцы ее, за отсутствием специальных мельниц, толкли руду ручным способом в ступах и потом занимались промывкой из нее драгоценного металла. Работы шли в основном под землей, и компания Пирс, которая вела их, получала на этом до четырехсот долларов за сутки, в то время как открытые разработки приостановились до весны из-за холодов и снежных заносов.

Телеграф уже работал в двадцати пяти милях от Дедвуда, а на следующей неделе столбы должны были дошагать и до самого города. Это долгожданное событие собирались отпраздновать грандиозным торжеством в Центральной гостинице.

Весь район Блэк-Хиллз уже был занесен на карту большого масштаба, которую все лето готовил известный городской инженер, мистер Джордж Хенкел, и теперь он намеревался опубликовать ее.

Награда в двести долларов была обещана тому, кто окажет содействие в задержании и аресте грабителей дилижансов на дороге из Шайенна. Награду назначили сам губернатор Вайоминга Тейер и несколько должностных лиц из графства.

Элиас Пинкни пожертвовал деньги на покупку земельного участка под школу и церковь, а сбор средств на постройку самого здания должен был начаться четвертого декабря. Как только телеграфная связь с Дедвудом установится, в газеты более крупных городов будут направлены объявления о том, что сюда требуется к началу учебного года школьный учитель…

Холодным днем, в конце ноября, Сара сидела у себя в конторе за типографскими оттисками. На другом конце помещения в пузатой железной печке пылал яркий огонь, который вместе со светом зажженных ламп весело отражался чистыми белыми стенами. За рабочим столом Патрик учил Джоша основам наборного ремесла. В комнате стоял приятный смешанный запах типографской краски и сосновых дров. Негромкие мужские голоса, клацанье наборных досок, треск поленьев в печке…

Отворилась дверь, Сара повернулась на своем крутящемся стуле.

Вошедший мужчина остановился и с улыбкой посмотрел на нее. На нем была бобровая шапка, темное клетчатое шерстяное пальто с пристяжным капюшоном.

Сара сняла очки, чтобы на расстоянии получше разглядеть вошедшего.

— Здравствуй, Сара.

— Боже мой! Роберт!

У нее екнуло сердце, когда она соскочила со стула и бросилась на середину комнаты, чтобы обнять его.

За все годы ее знакомства с Робертом Бейсинджером они никогда не заходили дальше формального рукопожатия, но его внезапное появление нарушило все правила приличия для них обоих. Он крепко сжал ее в объятиях.

— Зачем ты здесь?! Почему приехал?

— Я получил твое письмо.

Теперь он держал ее за обе руки, они стояли, словно изучая друг друга.

— Как я рада тебя видеть!

С той самой поры когда Роберт совсем еще мальчиком впервые переступил порог их дома, он понравился Саре. Но внимание его было обращено исключительно на Адди. Только на нее.

— Я тоже рад нашей встрече, — сказал он. — Ты прекрасно выглядишь.

— А уж ты…

Она никогда раньше не видела на нем такой великолепной одежды. Он отрастил усы и бороду — то, что многим мужчинам так не идет и выглядит неестественно. Но на лице Роберта они были вполне на своем месте, и Сара сразу одобрила их.

— Как я мечтала увидеть кого-то из наших мест! — воскликнула она. — И вот он здесь. Вошел в дверь, словно для этого нужно было всего-навсего перейти через улицу!

— Поверь, я пересек немножко больше, чем одну улицу. — Оба рассмеялись. Он отпустил руки Сары. — Можем мы где-нибудь поговорить с глазу на глаз? — спросил он вполголоса.

— О Боже, конечно… В пансионе миссис Раундтри, где я сейчас живу. Днем там никого нет в гостиной. Но сначала я хочу познакомить тебя с моими друзьями… — Она подвела его к Патрику и Джошу, которые уже некоторое время поедали их глазами. — Это мой старый друг из Сент-Луиса, откуда он только что прибыл… Роберт Бейсинджер.

Последовали рукопожатия, в процессе которых Сара объясняла, кто есть кто. Затем надела пальто, натянула на голову простенькую шерстяную шляпку, завязала ее под подбородком.

— Я ухожу, — объявила она. — Если не вернусь до вечера, сами заприте редакцию.

Они шли по улице. Сара держала Роберта под руну и чувствовала, что на эту руку можно опереться.

— Такая неожиданность — твое появление, Роберт.

— Конечно. Но, хочу надеяться, не неприятная.

— Нисколько… Как ты жил все эти месяцы?

— Было неспокойно на душе. Думал, правильно ли я повел себя.

— Ты приехал повидаться с Адди?

— Разумеется. Принял решение сразу же, как получил твое письмо. Но приготовления к отъезду отняли немало времени.

— Она не та, что прежде. Ты должен это знать.

— Понимаю, но я не смогу жить спокойно, пока не сделаю попытку вытащить ее из той ямы, куда она угодила. Можешь назвать меня глупцом — возможно, я такой и есть, — но я не в состоянии забыть о ней. И знаешь, что я сделал? Убедил нескольких дельцов вложить деньги в одно предприятие, получил кредит — и вот я перед тобой, Намерен построить здесь мельницу для обработки руды.

— Толчею! О, Роберт, ты станешь богатым человеком, если сделаешь это!

Он рассмеялся.

— Очень хотелось бы.

— Здесь страшно нужна такая мельница.

— Ты упоминала о ней в своем письме. Это и подтолкнуло меня начать дело.

— А что ты знаешь о нем?

— Не так уж много, но я учусь. Побывал в Денвере, купил там необходимое оборудование и узнал про него все, что можно было узнать. Установка не такое уж сложное дело, и, надеюсь, с помощью здешних рудокопов мы осилим его…

Они уже подходили к дому миссис Раундтри. В гостиной Роберт помог Саре снять пальто, повесил на вешалку рядом со своим. Давно уже ей не оказывали так просто и естественно этой услуги. И вообще, какой приятный мужчина. Настоящий джентльмен. Как могла Адди сбежать от такого? Почему?..

Роберт подождал, пока Сара села, уселся сам на стул рядом с ней.

— Расскажи мне все про Адди, — попросил он. Она глубоко вздохнула.

— О, Роберт… Не ожидай, что увидишь ту самую женщину и что тебя встретят хоть с какой-то теплотой. Все это ушло. Она стала жесткой, погруженной в себя… Словно надела кольчугу, чтобы предохраниться от душевной близости с любым человеком. Даже с самым родным…

— С тобой она все так же?

— Очень небольшие сдвиги… Представляешь, я купила ей кошку — просто копия нашего старого Рулера… Помнишь его?

— Еще бы.

— Это кажется, немножко помогло растопить лед. Мне было разрешено посидеть у нее в комнате, мы даже поговорили кое о чем… Так, вообще… Но она по-прежнему не соглашается прийти ко мне в контору или сюда, в пансион. Я никогда не встречала ее на улице, и она наотрез отказывается разговаривать о прошлом. Так что, если надеешься что-то изменить в ней, тебе предстоит много трудностей, и даже не знаю…

— Спасибо за предупреждение. Постараюсь действовать со всей осторожностью.

Саре стало немыслимо жалко его — как беззаветно он предан женщине, не заслуживающей такого отношения; женщине, которая причинила ему боль, куда большую, чем даже ей, Саре.

— О Роберт! — Она наклонилась к нему, касаясь рукой его ладони. — Как хорошо, что я снова тебя вижу.

Он сжал ее руку и тихо произнес:

— Я тоже очень рад этому.

После нескольких минут молчания они снова откинулись на спинки стульев.

— Теперь расскажи о себе, — попросил Роберт, — о своей газете, о людях, которые здесь живут. О добыче золота. Сообщения в прессе будоражат чуть не всю страну…

Они беседовали долго, по-дружески и не заметили, как подошло время ужина и уже начали сходиться жильцы.

— Где ты остановился? — спросила Сара, когда он поднялся, чтобы уйти.

— В Центральной гостинице.

Она тоже встала.

— Надеюсь, тебе будет неплохо. Правда, я пробыла там совсем недолго.

Дверь в гостиную открылась и появился Ноа Кемпбелл. Видно было, он только что пришел с улицы: на нем был толстый полушубок, низко надвинутая шляпа. Закрывая за собой дверь, он пристально, без улыбки, посмотрел на Сару, на Роберта, снова на Сару. Все это длилось всего несколько секунд, затем он слегка кивнул и прошел к лестнице, ведущей наверх.

— Одну минуту, шериф, — обратилась к нему Сара. Он повернулся и остался стоять на месте, широко расставив ноги, шляпа по-прежнему была у него на голове.

— Это Роберт Бейсинджер, — представила Сара гостя. — Он только сегодня прибыл из Сент-Луиса. — Она кивнула в сторону шерифа. — А это Ноа Кемпбелл. Наш шериф. Он тоже живет в этом доме.

— Бейсинджер.

— Шериф.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Роберт улыбнулся. Ноа — нет.

— Мистер Бейсинджер намеревается построить у нас рудную толчею, — сказала Сара.

— Желаю удачи.

С этими словами Кемпбелл так резко повернулся к лестнице, что это могло показаться невежливым.

Когда затихли его шаги по лестнице, Роберт заметил:

— Мне кажется, ваш шериф невзлюбил меня. Почему?

— Не обращай внимания, Роберт. Похоже, он никого не любит. Думаю, у него просто неважно с пищеварением.

Они негромко рассмеялись, Роберт слегка обнял Сару, прикоснулся к ее щеке.

— Скоро увидимся.

— Ты знаешь, где меня найти.

— Пожелай мне удачи с Адди.

— Желаю удачи…

За ужином Ноа держался с ней отстраненно. Много разговаривал с другими, шутил, смеялся, но, когда взгляд его падал на Сару, лицо сразу каменело, становилось спокойно-холодным.

После еды она поднялась к себе наверх, надела пальто и отправилась в редакцию — закончить чтение оттисков, которое пришлось отложить из-за появления Роберта.

В печи еще не остыли угли, большие часы, составившие ей сейчас компанию, мягко и ритмично тикали. Она сидела за своей конторкой уже с четверть часа, когда открылась дверь и вошел Ноа Кемпбелл.

Сара сняла очки, повернулась на стуле, не вставая с него, спросила:

— Могу я чем-нибудь быть полезной для вас, шериф?

— Просто делаю очередной обход.

Она продолжала сидеть, держа очки за дужку, слегка раскачивая их.

— Если бы вы поглядели через окно, то убедились, что здесь все в порядке, — улыбнулась она.

— Обычно вы не бываете тут после ужина.

— Должна я спрашивать у вас разрешения, перед тем как сделать это?

— Пожалуй, нет.

— Тогда я не буду,

Она повернулась к столу и снова принялась за работу, ожидая, что теперь-то он уйдет. За ее спиной все было тихо. Лишь часы продолжали свое дело. Из полутьмы комнаты Кемпбелл вдруг спросил:

— А где же Бейсинджер?

Сара вновь крутанула стул, чтобы взглянуть на него, снова сняла очки, принялась постукивать ими по колену.

— Вы были невежливы с ним, известно вам это? — спросила она.

— Кто он?

— Старый друг.

Рот Кемпбелла принял такую форму, как если бы он пытался разгрызть передними зубами кукурузное зернышко. Некоторое время он молча смотрел на нее, потом переступил с ноги на ногу и заметил:

— У вас их становится довольно много, вы не находите?

— Должна я и на это получать ваше согласие?

— Не ведите себя так вызывающе, Сара. Зачем? Вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

Насколько она помнила, это был первый раз, когда он назвал ее просто по имени.

— Боюсь, совсем не знаю, о чем вы хотите сказать. Если не затруднит, постарайтесь разъяснить.

— Пошли уже толки, вы понимаете? Еще немного, к люди начнут говорить, что вы того же сорта, что ваша сестра. Если будете продолжать так же.

— Продолжать что, шериф?

— Проводить время с любым Томом, Диком или Гарри — кто только позовет вас. Вот что!

— Вы, кажется, читаете мне лекцию о том, как и должна себя вести? Так, мистер Кемпбелл?

— Кто-то же должен это сделать! Бейсинджер уже четвертый, с кем вы проводили время за последние две недели! Как, вы полагаете, это выглядит? Подумайте, ради Бога!

— А вы не забыли, где мы впервые встретились с вами, шериф?

— Какое это имеет отношение к тому, о чем речь?

— На имеет, по-вашему? Вы регулярно посещаете публичные дома, а я не имею права встречаться с благопристойными людьми в общественных местах без ваших нравоучений? Так выходит?

Он посмотрел на нее испепеляющим взглядом, прежде чем взмахнуть рукой и произнести:

— Не знаю, чего я, в самом деле, проявляю беспокойство по вашему поводу…

— Я тоже не знаю. В будущем не делайте этого, пожалуйста. А теперь извините, шериф. Мне нужно работать…

Она повернулась к нему спиной, он еще какое-то время пристально смотрел на нее. Потом она услышала, как он направился к двери, которую захлопнул с чрезмерной силой. Она же осталась сидеть, уставившись в крышку конторки и со смятением в душе.