Белецкийбыл в курсе происходящего в социал-демократических кругax, в значительнойстепени через своих агентов. Одним из них был член ЦК РСДРП, депутат 4-йГосударственной Думы Роман Вацлавович Малиновский. Он информировал Белецкого,например, о том, как по поручению Ленина под именем Эйвальда ездил в село Зуевона границе Владимирской губернии приглашать депутатов от рабочих на конгресс вКракове. Речи Малиновского в Государственной Думе, составленные им самим,Лениным и другими революционерами, до произнесения читал и редактировалБелецкий — директор Департамента полиции. Степан Петрович считал это своимпрофессиональным успехом. Джунковский, как пишет он в своих воспоминаниях (Д жу н к о в- с к и й В. Ф. Воспоминания. Москва. Издательство им. Сабашниковых.1997, т. 2, стр. 80-81), узнав об этом, уговорил Малиновского оставить своедепутатство в Думе и заплатил ему 6 тысяч рублей (годовой оклад). В качествесекретного сотрудника Департамента полиции Малиновский получал 500 рублей вмесяц. Затем Джунковский отпустил его за границу…
      …В июне1913 года при Департаменте полиции проходило Особое совещание для рассмотрениявопроса о мероприятиях по борьбе с преступностью, упорядочению уголовногосыска и развитию планомерности его организации. Степан Петровичпредседательствовал и вел заседания съезда. Участники обсуждали и проблемыполитического сыска, подготовки кадров, укрепления законности и прав личности.Решения съезда должны были лечь в основу готовящегося закона “Онеприкосновенности личности”.
      Ежедневнодиректор департамента докладывал своему шефу о работе съезда. Несмотря на своенедоброжелательство к Белецкому, Джунковский был доволен. Однако конфликт междуними продолжал нарастать. К разногласиям прибавилось покровительство В. Ф.Джунковского иностранным промышленникам, особенно немецкого происхождения,имевшим германское подданство. Приближалась война с Германией, размещениеоборонных заказов именно на этих предприятиях казалось Белецкому недопустимым.Он был активным сторонником отечественного, русского предпринимательства.
      Снаступлением нового, 1914 года Джунковский решил, как он пишет сам, “похоронитьБелецкого, для чего окончательно заручился поддержкой министра внутренних делМаклакова” (т. 2, стр. 283). Он хотел даже перевести ненавистного своегосоперника в низший класс Табели о рангах и отправить генерал-губернатором вВологодскую губернию. (Судьба порой совершает немыслимые повороты: именно вВологду сослали потом сына Степана Петровича — моего отца…)
      Привестисвои планы в исполнение Джунковскому удалось лишь частично: Белецкого изДепартамента полиции перевели, но не понизили в звании, а назначили сенатором.Степан Петрович был недоволен, тосковал, сердился без причины на домашних. Онпривык жить в напряжении, азартно. Ему не хватало работы, ответственности и,наверное, власти, вкус которой он уже испробовал. Ему исполнилось только 42года, и он жаждал деятельности. Жаловался родственникам и знакомым: “Не могупримириться, что моя жизнь пройдет между сенаторским кабинетом и домашнимхалатом”.
      …3 августа1915 года член Государственной Думы А. Н. Хвостов выступил со знаменитой речью“По поводу немецкого засилья и неправильных действий правительства вообще итоварища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского в частности”. Хвостовзаявил, что фракция правых поручила ему создать две новые комиссии: по борьбе снемецким засильем во всех областях русской жизни и комиссию о постояннорастущих и ставших уже непомерными ценах на предметы первой необходимости. Онумело использовал свои козыри, приводя чудовищные факты о размерах немецкогоземлевладения в России, количестве промышленных предприятий, принадлежащихлюдям немецкого происхождения, немецких банках, о лицах германского подданства,которые, несмотря на военное положение, “остаются на своих pyкoвoдящиx мecтax,чeмy способствует политика охранных органов и самого товарища министравнутренних дел генерал-майора Джунковского”. Не буду более подробноостанавливаться на этой широко известной речи, встреченной в Думе бурнымиаплодисментами и поддержкой патриотически настроенного населения. Скажу толькооб итогах. Джунковского с позором снимают. Министром внутренних дел назначенХвостов, товарищем министра — Белецкий, Степан Петрович получает также в своеуправление корпус жандармов и Департамент полиции. Идет 1915 год.
      Каквстретил мой дед свое новое высокое назначение? Что хотел предпринять, чтобыпереломить революционную ситуацию, сохранить монархию? Вот письменноесвидетельство его самого. “Время, в которое мне пришлось состоять в должноститоварища министра, было переходное. Война затянулась, надежды на скорое ипобедоносное окончание ее несколько затуманились, патриотический порыв поостыл,частые наборы влекли за собой некоторое раздражение в народных кругах;расстройство транспорта и падение рубля отразились, в связи с причинамиполитико-экономического свойства, на недостатке в крупных центрах предметовпервой необходимости, кое-где начались бабьи голодные бунты, пораженческое движениев рабочей среде увеличилось, недовольство мероприятиями правительства усилилооппозиционное настроение больших общественных кругов. Антидинастическоедвижение начало просачиваться в народные массы — даже в таких местах, где инельзя было ранее предполагать, как, например, в области войска Донского”.
      Я цитируюзаписки моего деда, сделанные им в тюрьме, в печально знаменитых “Крестах”,куда он попал после Февральской революции. Там он написал свои воспоминания оГригории Распутине — первое подробное достоверное свидетельство об этойодиозной личности. Сведения, изложенные им в этих записках, использовали потомвсе кому не лень, нигде, впрочем, не ссылаясь на автора, а иногда и пиная егосамым недостойным образом. Не говоря уже о том, что интерпретацию фактам,приводимым Белецким, давали совершенно чуждую авторской — взять хотя быотношения Распутина c царской семьей.
      Но оРаспутине чуть позже, а пока о том, что собирались делать Хвостов и Белецкий насвоих новых постах… Разработанная новыми назначенцами программа “сводилась кстремлению усилить, с одной стороны, наблюдения за революционнымиорганизациями, не внося излишнего раздражения постоянными и массовымиарестами, зорко и неустанно следить за общественным движением, стараясь повозможности излишним стеснением свободы их деятельности не раздражатьобщественных кругов, наладить по возможности отношения с прессой, а с другой -усилить и широко распространять в массах патриотические издания, обрисовывающиецарственные труды на войне государя и наследника и августейшие заботыгосударыни Александры Федоровны как по уходу за ранеными, так, главным образом,по Верховному Совету в сфере обеспечения участия и дальнейшей судьбы жертвдолга и их семей, а также по созданному ею по докладу А. Н. Хвостова комитетупо заботам о наших военнопленных за границей, где товарищем был кн. Голицын,впоследствии председатель совета. Распространять среди рабочих издания о ролирабочей массы по снабжению боевыми припасами нашей армии, внести порядок ввопросе заботы о беженцах, стремиться помочь беднейшему населению в получениив крупных городах (главным образом в столицах) предметов первой необходимости,усилить надзор за немецким засильем и переходом земли в руки русских подданных(отражение речи А. Н. Хвостова в Государственной Думе по этому вопросу), нестеснять излишними формальностями получение учащейся молодежью свидетельств облагонадежности и т. п.”.
      Белецкийискренне и, как выяснилось, наивно, утопически надеялся, что, осуществив этупрограмму, можно будет избежать переворота, сохранить монархию, без которой oнне мыслил судьбу России. Он работал по 12 часов в сутки, но никто не видел егоусталым. Ему сорок три года, у него отменное здоровье…
      Бурнаядеятельность Белецкого приводит к тому, что его начинает опасаться егонепосредственный начальник министр Хвостов. Он хочет сменить заместителя,пускается в интриги. В результате оба лишаются своих постов. Николай IIподписывает указ о назначении Белецкого иркутским генерал-губернатором составлением в звании сенатора. Хвостов снова становится членом ГосударственнойДумы. Отношения между ними окончательно испорчены…
      В семьеБелецких по поводу нового назначения опять разногласия. Ольга Константиновна,всегда относившаяся весьма настороженно к Департаменту полиции и вообще ковсему Министерству внутренних дел, в восторге. Иркутск — большой красивыйгород, генерал-губернатор — хозяин колоссального края — ему подчинены восемьгуберний. Жить будут в просторном особняке, почти дворце. Оклад государь дал в58 тысяч рублей в год, выше министерского. Радуются и дети, с удовольствиемразглядывая только что сшитый генерал-губернаторский мундир отца. А тут ещекакой-то сибирский золотопромышленник присылает новому хозяину края прекрасныйприбор из серебра: тяжелые фигуры сибирских казаков, сделанные на заказ. Детине понимают, почему отец приходит в бешенство и отсылает подарок.
      Белецкий нехочет ехать в Сибирь, заранее зная, что будет там скучать по бурнойполитической жизни столицы. Если уж становиться генерал-губернатором, то покрайней мере Великого княжества Финляндского. Об этом заходит разговор передимператором и его супругой. Николай II внимательно выслушал просьбу, но ничегоне ответил.
      СтепанПетрович тяжело переживает случившееся, он обижен и просит государя уволить егос должности иркутского генерал-губернатора. Николай II подписывает указ, покоторому Белецкий остается на государственной службе, но только как членвторого департамента Правительствующего Сената. Степан Петрович убежден, чтовиной всему интриги Хвостова.
      ОднакоХвостову тоже не повезло: того вовсе высылают из Петербурга на его родину. Воттогда-то и произошло событие, о котором долго злословило петроградскоеобщество: Белецкий прислал своему прежнему начальнику из модной кондитерскойБалле огромный торт с нравоучительной шоколадной надписью — “Не рой другомуяму”. Разумеется, никакого яда в торте не было, как пишет в своем романе “Упоследней черты” Валентин Пикуль, а были лишь сливки, марципаны и шоколад.Враги — Белецкий и Хвостов — не предполагали тогда, что совсем скоро обоихожидает мученическая смерть. В один и тот же час…
      ПослеФевральской революции С. П. Белецкого арестовывают. Его допрашиваетЧрезвычайная комиссия Временного правительства, и он попадает в “Кресты”. Отсвоих монархических взглядов он не отказывается и с брезгливостью смотрит натех, кто поспешил перекраситься. Тот же Джунковский, например, имевший кохранным органам такое же отношение, как и Белецкий, полностью оправданЧрезвычайной комиссией Временного правительства; после Октября 1917-го он тожеблагополучно перемещается из тюрьмы в привилегированную больницу Горздрава вГагаринском переулке, по постановлению ВЦИК распоряжением ВЧК за подписью И. С.Уншлихта он полностью освобожден от ареста. Пo некоторым предположениям,консультировал на Лубянке у Дзержинского. Он пережил расстрел С. П. Белецкогов 1918-м, арест его к тому времени подросшего сына Владимира Белецкого в1935-м, однако после 1937-го был арестован и в 1938 году расстрелян. Смертьобъединила всех…
      Но вернусьв 1917 год, когда мой дед сидит в “Крестах” и пишет свои воспоминания оГригории Распутине, с которым его тесно свела служба в Департаменте полиции и окотором он знал тогда в силу своих обязанностей больше кого-либо в России. Втюремной камере, разумеется, не было никаких документов, Степан Петровичполагался только на свою феноменальную память. В записках прослежен путьГригория Распутина от его жизни в родном сибирском селе, бродяжничества помонастырям, появления в Петербурге и до последнего посещения им дворца князяЮсупова; его отношения с сектой хлыстов, с официальной православной церковью…
      Вот краткаяхарактеристика “старца Григория”: “Распутин обладал недюжинным природным умомпрактически смотрящего на жизнь сибирского крестьянина… тяжелый и упорныйтруд земледельца его, привыкшего с ранних лет к праздношатанию по монастырям, ксебе не привлекал. Поэтому Распутин пошел по пути своих склонностей, которые внем развились под влиянием общения его во время странствований с миромсвященников и монашеской средой. Общение это дало Распутину зачатки грамотностии своеобразное богословское образование, развило в нем любознательность икритику, выработало в нем чутье физиономиста, умевшего распознавать слабости иособенности человеческой натуры и играть на них, и само по себе повело его потому пути, который растворял перед ним страдающую женскую душу… Очутившись вэтой среде в сознательную пору своей жизни, Распутин, игнорируя насмешки иосуждения односельчан, явился уже как “Гриша-провидец”, ярким и страстным представителемэтого типа в настоящем народном стиле, будучи разом и невежественным икрасноречивым, и лицемером и фанатиком, и святым и грешником, аскетом ибабником, и в каждую минуту актером, возбуждал к себе любопытство и в то жевремя приобретал несомненное влияние и громадный успех, выработавши в себе тупытливость и тонкую психологию, которая граничит почти с прозорливостью…
      Заинтересовавсобой некоторых видных иерархов аскетического духовного мировоззрения изаручившись их благорасположением, Григорий Распутин, под покровом епископскоймантии владыки Феофана, проник в петроградские великосветские духовные кружки,народившиеся в последнее время в пору богоискательства… Дворец великого князяНиколая Николаевича для Распутина явился милостью, брошенной пророком Илиейсвоему ученику Елисею, привлекшей внимание к нему высочайших особ, чем Распутини воспользовался, несмотря на наложенный на него в этом отношении запрет состороны великого князя после того, как его высочество, поближе ознакомившись сРаспутиным, разгадал в нем дерзкого авантюриста…
      …Распутин,пользуясь всеобщим бесстрашием, основанным на кротости государя, ознакомленныйсвоими милостивцами с особенностями склада мистически настроенной натурыгосударя, во многом по характеру своему напоминавшего своего предка АлександраI (…) сумел укрепить его веру в то, что только в нем одном, в Распутине, исосредоточены таинственные флюиды, врачующие недуг наследника и сохраняющиежизнь его высочества, и что он как бы послан Провидением на благо и счастьеавгустейшей семьи. В конце концов Распутин настолько сам в этой мыслиукрепился, что мне он несколько раз с убежденностью повторял: “Если меня околоних не будет, то и их не будет”. На свои отношения с царской семьей он смотрелкак на родственную связь, называл на словах и в письмах своих к высочайшимособам государя “папой”, а государыню “мамой”…
      В обществемоего времени ходило много легенд о демонизме Распутина, причем сам он нестарался разубеждать тех, кто ему это передавал, отделываясь многозначительныммолчанием. Эти слухи отчасти поддерживались особенностями нервности всей егоподвижной фигуры, аскетической складкой его лица и глубоко впавшими глазами,острыми, пронизывавшими и как бы проникавшими внутрь своего собеседника,заставлявшими многих верить в проходившую через них силу его гипнотическоговнушения”.
      Не могуудержаться, чтобы не процитировать еще один отрывок из воспоминаний деда. Речьидет об исцелении Распутиным А. А. Вырубовой после железнодорожной катастрофымежду Петроградом и Царским Селом, в которую она попала.
      “Онесчастном случае с А. А. Вырубовой Распутин узнал только на второй день, когдаположение Вырубовой было признано очень серьезным. Она, находясь все время взабытье, была уже молитвенно напутствована глухой исповедью и причастием святыхтаин. Будучи в бредовом, горячечном состоянии, не открывая глаз, Вырубоваповторяла лишь одну фразу: “Отец Григорий, помолись за меня”.
      Ввидунастроения матери Вырубовой решено было Распутина не приглашать. Узнав отяжелом положении Вырубовой со слов графини Витте и не имея в ту пору в своемраспоряжении казенного автомобиля, Paспутин воспользовался любезно предложеннымавтомобилем графини Витте и прибыл в Царское Село, в приемный покой лазарета,куда была доставлена Вырубова женщиною-врачом этого лазарета княжною Гедройц,оказавшей на месте катастрофы первую медицинскую помощь пострадавшей.
      В это времяв палате, где лежала Вырубова, находились государь с государыней, отецВырубовой и княжна Гедройц. Войдя в палату без разрешения, ни с кем нездороваясь, Распутин подошел к Вырубовой, взял ее руку и, упорно смотря на нее,громко и повелительно сказал ей: “Аннушка! Проснись, поглядь на меня!”
      И к общемуизумлению всех присутствующих, Вырубова открыла глаза и, увидев наклоненное наднею лицо Распутина, улыбнулась и сказала: “Григорий, это ты? Слава Богу!”
      ТогдаРаспутин обернулся к присутствующим, сказал: “Поправится!” И шатаясь вышел всоседнюю комнату, где и упал в обморок. Придя в себя, Распутин почувствовалбольшую слабость и заметил, что он был в сильном поту.
      Этотрассказ я изложил почти текстуально со слов Распутина, как он мне передавал;поверить правдивость его мне не удалось, так как с княжною Гедройц я не былзнаком, и мне не представилось ни разу случая с нею встретиться, чтобырасспросить ее о подробностях этой сцены и о том, не совпал ли момент посещенияРаспутиным Вырубовой с фазой кризиса в болезненном состоянии Вырубовой, когдаголос близкого ей человека, с которым она душевно сроднилась, ускорил конецбредовых явлений и вывел ее из забытья.
      Представляясебе таким образом всю картину исцеления Распутиным Вырубовой, я яснопредставлял себе, какое глубокое и сильное впечатление эта сцена “воскрешенияиз мертвых” должна была произвести на душевную психику высочайших особ, воочиюубедившихся в наличии таинственных сил благодати Провидения, пребывавшей наРаспутине, и упрочить его влияние на августейшую семью. После этого случаяВырубова, как закончил мне свой рассказ Распутин, сделалась ему “дороже всех насвете, даже царей”…”.
      Интересно,что вопреки укоренившемуся мнению влияние Распутина на государя было далеко небеспрекословным, что подчеркивает в своих записках мой дед. Николай IIотказывал Распутину в его просьбах, если они не отвечали его самостоятельномурешению, не принимает Распутина после его скандальных выходок, а главное, царьтвердо знал, что через пять лет, когда опасность жизни и здоровья наследникаиз-за гемофилии отпадет, он удалит от себя Распутина.
      Белецкийпишет, что “в последнее время Распутин уверял своих поклонников, чему я самбыл свидетелем во время одного из воскресных чаев у него на квартире в июне1916 года в присутствии А. А. Вырубовой, что ему положено на роду еще пять летпрожить с ними, а после этого он скроется от мира и от всех своих близких идаже семьи в известном только ему одному, намеченном уже им глухом месте, вдалиот людей, и там будет спасаться, строго соблюдая устав древней подвижническойжизни. Это свое намерение Распутин, как я понимал, навряд ли привел бы восуществление, даже если бы и не был убит, так как он довольно глубокоопустился на дно своей порочной жизни.
      Но Распутинясно, по настроении государя, замечал близость наступления поворота вотношениях к нему со стороны его величества и заранее подготовлял себе почетныйотход от дворца, указывая на пятилетний срок как на то время, когда наступитдля наследника юношеский возраст, кладущий преграду гемофилии, внушавшей ихвеличествам постоянную боязнь за жизнь его высочества и связавшей Распутина всилу приведенных мною причин с августейшей семьей…
      Ктой общей характеристике, которую я дал Распутину, — пишет Белецкий, — мнеостается добавить только несколько штрихов для обрисовки его личности. Распутинпренебрежения к себе и обид, ему наносимых, не прощал и никогда не забывал имстил за них до жестокости; на людей смотрел только с точки зрения той пользы,которую он мог извлечь из общения с ними в личных для себя интересах; будучискрытным, подозрительным и неискренним, он тем не менее требовал от окружавшихего безусловной с ним искренности и фальши в отношении себя не допускал;помогая кому-нибудь, он затем стремился поработить того, кому он был полезен; всвоих выводах и решениях отличался упрямством и трудно поддавалсяпереубеждению, идя на уступки в тех только случаях, когда это отвечало егоинтересам; в своих домогательствах и желаниях отличался поразительнойнастойчивостью и до той поры не успокаивался, пока не осуществлял их; умелносить на лице своем маску лицемерия и простодушия, вводил этим в заблуждениетех, кто, не зная его (а таких было много, в особенности из состава правившейбюрократии), мечтали сделать из него послушное орудие для своих влияний навысокие сферы. Присматриваясь к судьбе тех лиц, которые искали в Распутине тойили иной поддержки, я видел или печальный исход влияния на них Распутина и всейокружавшей его порочной обстановки, или фатальный для них позор, какпоследствие сближения их с Распутиным, но не в силу его демонизма, а главнымобразом вследствие свойства тех побуждений, которые толкали их идти к Распутинуи заставляли затем поступаться многим в ущерб своей чести и достоинству…”.
      …Теперь,спустя почти сто без малого лет, о Распутине известно достаточно много, в томчисле и благодаря этим воспоминаниям моего деда. Но именно они, написанные всемнадцатом году в тюрьме, были первым подробным и достоверным рассказом ожизни и смерти Григория Распутина…
      Вернусь вбольничные палаты тюрьмы “Кресты”, где мой дед писал эти воспоминания. В1917-1918 годах здесь сидели царские сановники, монархисты, великие князья.Вскоре к ним присоединились депутаты Государственной Думы и члены Временногоправительства. Соседом моего деда по камере был бывший депутат Думы и известныйразоблачитель провокаторов царских охранных органов В. Л. Бурцев. Койки СтепанаПетровича и Владимира Львовича стояли рядом. Они знали друг друга до тюрьмы, ноздесь по-настоящему подружились. Бурцев проделал сложный путь от революционерадо монархиста.
      
      При царизме — поселенье,
      при республике — тюрьма:
      Бурцев понял изреченье,
      что все “горе от ума”, -
      
      приветствовал его В. М. Пуришкевич, тоже сидевший в“Крестах”. Он говорил, что не хочет даром есть хлеб, и попросился топить печь варестантской больнице. Роль Пуришкевича в убийстве Распутина хорошо известна. Впротивоположность Бурцеву он, ярый монархист, в последние годы империи полевел.Однако при Временном правительстве, когда бывшие сановники старались погрубеепечатно и непечатно выругать царскую семью, Пуришкевич отказался выступить поэтому поводу в газете: “Я никогда не принадлежал к породе вислоухих и отинтервью отказываюсь”.
      Словом,если бы не трагизм положения, компания была бы веселой. Бурцев рассуждал нафилософские темы, Белецкий писал о Распутине, убийца Распутина Пуришкевич кололдрова и топил печь, декламируя свои сатирические стихи и о царских министрах, ио Временном правительстве. Стихи о Керенском написаны тоже не без его участия.
      
      Зеркала в тиши печальной
      Зимнего дворца
      Отражают вид нахальный
      Бритого лица.
      В каждом зале без различья,
      В каждом уголке
      На свое глядит величье
      Некто в пиджаке.
      И, предавшись ослепленью,
      Мнит “герой” страны,
      Что затмит былые тени,
      Тени старины.
      
      Стихизаканчивались предсказанием, которое не замедлило сбыться, когда Керенскийбежал из Зимнего дворца.
      
      И когда ты в жалкой спешке
      Выйдешь на крыльцо,
      Исказится без насмешки
      Бритое лицо.
      
      Передачизаключенным и свидания с ними первое время разрешались, и жена СтепанаПетровича Ольга Константиновна с сыном Владимиром навещала мужа, тотрассказывал о соседях по несчастью, расспрашивал о семье, очень волновался задочерей.
      Кое-кого изполитических, сидевших в “Крестах”, стали выпускать на свободу. Соседу деда покамере Владимиру Львовичу Бурцеву удалось уехать в Париж, он издавалбелоэмигрантскую газету “Общее дело”. Пуришкевич, человек достаточно богатый, отдалвсе деньги на Красный Крест и отправился на юг России, пытался бороться среволюцией. В 1920-м умер от сыпного тифа. Большевики отпустили многих,арестованных при Временном правительстве, но С. П. Белецкого не отпускают, апереводят в Москву. Ольга Константиновна оставляет детей под присмотром материмужа Анны Нестеровны и тоже едет в Москву, надеясь попасть на прием к Н. В.Крыленко, у которого были “дела” бывших министров, в том числе и Белецкого.Останавливается у родственников на Малой Бронной.
      В этойбольшой квартире, ставшей потом коммунальной, жили тогда моя пятилетняя мамаКсения со своей матерью Галиной Николаевной и дедушкой с бабушкой — НиколаемНиколаевичем и Марией Осиповной Шаблиовскими. …В эту квартиру по адресу: МалаяБронная, дом 12, квартира 19, приедет потом жить мой отец, Владимир СтепановичБелецкий. Здесь они с моей мамой поженятся, здесь появлюсь на свет и я. Отсюдазаберут в тюрьму в 1935 году моего папу. Но это все будет потом… А пока в концеавгуста 1918 года тут гостит Ольга Константиновна, советуясь с родственниками осудьбе мужа. Моя прабабушка Мария Осиповна Шаблиовская рассказывала мне, каквопреки очевидности они ждали положительного результата от приема у КрыленкоОльги Константиновны, жалели ее, утешали, понимая, что страшно ей за жизньмужа, тяжело и унизительно быть просительницей. И все-таки надеялись наосвобождение Степана Петровича.
      НиколайВасильевич Крыленко был любезен, обещал разобраться, затребовал к себе “дело”.Ольга Константиновна не уезжает, записывается вторично на прием. Крыленко также любезен, дает понять, что Белецкого скоро освободят. Ольга Константиновнабыла полна самых радужных надежд, но всего через два дня из газет она узнала орасстреле мужа. Официально это подавалось как ответ Чрезвычайной комиссии наранение Ленина и убийство Урицкого.
      Дедарасстреляли на Ходынском поле у казарм 5 сентября 1918 года. Вместе с нимрасстреляны священнослужители, деятели черносотенного движения, министрыцарского правительства. Среди них — председатель Государственного Совета И. Н.Щегловитов, бывшие министры внутренних дел Н. А. Маклаков и А. Н. Хвостов,епископ Селенгинский Ефрем, протоиерей Иоанн Восторгов, причисленный недавноПравославной церковью к новосвященномученикам Российским. Эти люди былиизвестны в России. И когда уже вырыли ров и доставили осужденных, русскиесолдаты отказались их расстреливать. Срочно вызвали латышей и китайцев,принимавших участие в революции. Как свидетельствует “Архив русской революции”(Берлин, 1923, т. 7, стр. 275): “За несколько минут до расстрела Белецкийнеожиданно бросился бежать, но китайцы ударами вогнали его в смертный круг.После расстрела все убитые были ограблены”.
      СтепануПетровичу Белецкому исполнилось только 46 лет…
      У меняхранится дешевое издание “Нового завета господа нашего Иисуса Христа”,выпущенного в Петрограде в 1916 году синодальной типографией в основном длясолдат и заключенных. Евангелие выдали моему деду в тюрьме, а после расстрела снекоторыми вещами вернули его жене Ольге Константиновне. Не знаю, в чьих рукахдо Белецкого побывало это Евангелие, и не знаю, кто подчеркнул грифельнымкарандашом строки тринадцатой главы “Первого послания к коринфянам” святогоапостола Павла:
      “1. Если яговорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медьзвенящая, или кимвал звучащий.
      2. Еслиимею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, такчто могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто.
      3. И если яраздам все имение мое, и отдам тело свое на сожжение, а любви не имею — нет мнев том никакой пользы.
      4. Любовьдолготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, негордится.
      5. Небесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла.
      6. Нерадуется неправде, а сорадуется истине.
      7. Все покрывает,всему надеется, все переносит”.
      Может,подчеркнул эти строки мой дед, а может, другой осужденный до него. Но на чистойстранице последней обложки стершимся грифельным карандашом написана молитва“Символ веры” — “Верую во единого Бога Отца Вседержителя…” Это уж точно писалмой дед: его почерк.
      
      Отечественный архив
      

Георгий Шенгели Куда история свой направляет шквал!..