В главе “Москва” Пушкин доброжелательно отзывается о московской критике, которая “с честию отличается от петербургской”. И называет имена: Шевырев, Киреевский, Погодин. Первоначальные славянофилы, с иным отношением к России, чем у Радищева. Как известно, декабристы “разбудили Герцена”. Но они все-таки сначала разбудили славянофилов. А Достоевский считал славянофилом и самого Пушкина.
      Достоевский тоже оставил пример русской политической прозы. “Дневник писателя” — не публицистика и тем более не журналистика. В объявлении о подписке Достоевский назвал свое ежемесячное издание отчетом о виденном, слышанном и прочитанном, куда могут войти рассказы и повести, преимущественно о событиях действительных. Свое отношение к журнальной и газетной полемике он выразил, пересказав старинную басню про дуэль между свиньей и львом. Перед дуэлью свинья хорошенько вывалялась в яме. Лев пришел, понюхал, поморщился и удалился. Свинья потом долго хвастала победой.
 
      Можно ли было предугадать необходимость в политической прозе сегодня? Информационный век, электронные СМИ, политтехнологии… Перечень можно не продолжать. Просто начну с Кожинова. В научном мире принят “индекс цитирования”. Чем чаще появляются ссылки на труды ученого, тем выше его авторитет. Сегодня в сфере общественной мысли один из самых высоких “индексов цитирования” у Вадима Валерьяновича Кожинова. Но что же начал публиковать Кожинов в 80-х годах минувшего века? Не исторические очерки, не современную публицистику. Книгу, главу за главой. Политическую прозу. Замысел родился еще в 70-х. Кожинов, по его определению, ощутил “объективную (а не только мою) потребность” заняться историей России — цитирую из его вступления к началу публикации “Загадочных страниц русской истории” (“Наш современник”, 1993, N 10). В 2000 году политическая проза Кожинова была издана в трех томах, и в “Нашем современнике” (2000, N 5) началось печатание следующей книги — “Россия как цивилизация и культура”, где одновременно шли размышления о том, что было в 1018 году и что произошло в 1991-м: “Хотя это сочинение, так или иначе, имеет в виду весь исторический путь Руси-России, суть его все же в осознании ее современного состояния и, в какой-то мере, ее будущего” (выделено Кожиновым. — И. С.).
      Напомню, что заново переписывать русскую историю начали у нас в отечестве не после распада СССР и роспуска КПСС. Старт очередному “переосмыслению” дала горбачевская “революция сверху”. Атмосфера тех лет описана в воспоминаниях Н. И. Рыжкова, печатающихся в нашем журнале.
      В 1989 году была создана группа для написания новой истории СССР, ее курировал А. Н. Яковлев. В “Президент-отеле” собрался международный симпозиум, посвящённый Ленину и ленинизму, на котором — как победитель — выступил американский историк Р. Пайпс. В 1990 году было опубликовано “Открытое письмо” писателей, деятелей науки и культуры России. Еще жив был СССР, обращались к его верхушке — президенту, Верховному Совету, ХХVIII съезду Коммунистической партии Советского Союза. С протестом против разгула русофобии, обвинения русских в “антисемитизме”, “русском фашизме” (уже тогда!).
      Потом русскую историю продавал по кускам Ельцин. За что-то заплатил признанием сфабрикованного, непомерно преувеличенного числа жертв Катыни, за что-то — обещанием поступиться Курилами… Консолидация антирусских, антинациональных, прозападных сил шла в России при поддержке власти.
      По определению академика А. М. Панченко, общество в России разделилось на два лагеря: в одном оказались те, кто выбрал своей идеей “права человека”, в другом — приверженцы “соборности”. Панченко еще и добавил, что среди приверженцев “соборности” оказалось куда больше крупных образованных личностей. С этим, конечно, не согласятся в лагере “прав человека”. Но Александр Зиновьев, философ и писатель, в недавнем прошлом “диссидент”, именно тогда заявил о необходимости объединения всех сил, которые заинтересованы в выживании России как суверенного государства.
 
      “Загадочные страницы русской истории” Кожинов начал публиковать в 1993 году со статьи “Черносотенцы” и Революция”. Что значило для русского слуха само это слово — “черносотенец”? Бранная кличка. Политический ярлык. Кожинов приводит в качестве примера, как Зинаида Гиппиус причислила к “черносотенцам” Блока. Впрочем, в России и “славянофилом” могли назвать в укор и с презрением.
      Надо было обладать выверенным замыслом, масштабы которого теперь обнаружились, чтобы начать книгу с восстановления правды про оболганную “черную сотню”, выбравшую свое имя из русской истории (“черные сотни” создавались из “черных”, то есть “земских” людей, “чернецами” звались монахи). Кожинов взял высоту, которая казалась неприступной, столько было наворочено про “охотнорядцев” в трудах историков. На самом деле в организации “черной сотни” входили все социальные слои России, входил цвет науки, от Менделеева до будущего советского академика Комарова. И русскими себя ощущали не только великороссы, малороссы и белорусы. Кожинов привел внушительный список “черносотенных” деятелей разных национальностей.
      Он отдавал “Загадочные страницы русской истории” в журнал главу за главой — с немалыми перерывами. Так что читатели имели возможность наблюдать за ходом его работы. По сути, складывалась новая литературная форма. И чтение увлекательное. Кожинов был занят работой, сравнимой с работой реставратора. Он последовательно снимал наслоения фальсификаций, давних и новейших. И это был, безусловно, образец блестящего использования материала, поставляемого специалистами по искажению русской истории. К сожалению, здесь приходится лишь кратко пересказывать Кожинова. Он показал и доказал, что именно “черносотенцы”, “реакционеры” яснее всех видели в начале XX века, куда приведет Россию революция, предсказали крах тех политических сил, которые придут к власти в феврале 1917 года, весь дальнейший ход событий…
      Реставрационные работы в области русской истории Кожинов продолжил в книге “Сталин, Хрущев и Госбезопасность”, главы которой публиковались с 1995 по 1999 год. При нынешних темпах политических перемен — долгий срок. Иные успели за это время переменить в корне свои взгляды. И даже не один раз. Кожинов последовательно разбирался в проблеме “культа личности”. Сталин ходом истории не управлял, история вообще не управляется никем. Он должен был выбирать решения, которые бы получали поддержку в стране. Иначе не сохранить власть в руках партии, в своих руках.
      После Октября тоже решался вопрос: кто за свой, за русский путь развития? Нет, никаких славянофильских речей не произносили. Не русский, а советский путь, но все равно свой, национальный. Большевики не смогли бы удержаться у власти, если бы не предложили России-СССР вместо идеи мировой революции, на которую не жалко потратить миллионы жизней, мирные планы построения социализма в одной стране. Решили “догнать и перегнать” капиталистические страны, но своим путем. Идущий по пятам догнать не может — старая истина. И Германия после войны шла не по стопам США; и Япония — своим национальным путем.
      Ну а сегодня в России заявлена президентская программа подъема сельского хозяйства с помощью банковских кредитов крестьянам. В связи с этим полезно перечитать страницы, где Кожинов восстанавливает действительные обстоятельства, предшествовавшие коллективизации. В 1928 году В. С. Немчинов, представитель русской экономической школы, будущий академик, проанализировал причины снижения после революции производства товарного хлеба. До 1917 года 70 процентов товарного хлеба давали крупные хозяйства, использовавшие труд наемных работников. После революции землю у эксплуататоров отобрали и поделили. Мелкие крестьянские хозяйства могут выращивать неплохие урожаи, но на производство товарного хлеба не ориентированы.
      Кожинов Сталина не “обелял”; потрясает составленное им “Демографическое приложение: о человеческих потерях 1917-1953 гг.”. Уникальный труд! Вычислены масштабы людских потерь в разные периоды: первое десятилетие после революции, второе, годы коллективизации, 1934-1937 годы… Высокая смертность приходится на коллективизацию! К середине 30-х революция уже “исчерпала” свою мощь…
 
      История литературы развивается по своим законам. В прошлом у русской литературы тоже были неопределенные времена. Повторяли, начиная с Белинского, что литературы у нас нет. О том же говорят и сегодня. Хотя кто знает, как оно обстоит на самом деле. Уменьшились тиражи, зато увеличилось количество авторов. Появились “социологи литературы”, “младофилологи” и многое другое в том же вкусе. Наладился поток повестей и романов, изначально не рассчитанных на долгую жизнь в литературе. Форма рыхлая, текст неряшливый. Именно текст. Прозой не назовешь. Зато как легко переводится на другие языки. Мировой книжный рынок благосклонно принимает именно такую продукцию. Происходит глобализация культуры. Это в середине XX века американский писатель Томас Стернз Элиот мог утверждать, что для мировой славы требуется национальный колорит и всеобщий смысл произведения, чтобы в другой стране читатель сначала проявлял интерес к незнакомой жизни, а потом начинал понимать, что это и его чувства, его мысли. В условиях глобализации национальные писатели не нужны, спросом пользуются международные. А оригинальность — дело техники. Поэтому английское издательство объявляет конкурс на лучшее произведение на тему мифа о Минотавре, причем с заданным количеством слов. И, как сообщали СМИ, в конкурсе принял участие и чуть ли не победил один из российских “раскрученных” писателей — имя называть незачем. Российские издатели, в свою очередь, создали “ПИПы”, о которых писал в “ЛГ” Юрий Поляков. “Персонифицированный издательский проект” — торговая марка, принадлежащая издателю, авторов подбирает он. Такого рода примеров можно привести множество.
      Именно в этих условиях и по этим причинам в России политическая проза поднялась как национальная литература и от корня литературы художественной, обращающейся не только к современному читателю, но и к будущему.
      Обратите внимание: по мере того как хирела общественная мысль в либеральных литературных журналах (“Новый мир” теперь выходит без раздела “Публицистика”), она все больше укреплялась в журналах патриотических. Открытием журнала “Москва” стал писатель и философ Александр Панарин, впоследствии отдававший свои острые статьи в “Наш современник”. Газета “Завтра” — прежде всего издание литературное. Передовые Проханова — образец политической прозы. И он, конечно, мастер политического романа. Такие издательства, как “Алгоритм”, “Вече”, “Яуза”, выпускают политическую прозу, книги Владимира Бушина, Сергея Кара-Мурзы, Олега Платонова… Переиздаются книги Кожинова.
      В год своего 50-летия “Наш современник”, считающий себя наследником “Современника” Пушкина и Некрасова, занимает по числу подписчиков первое место среди литературных толстых журналов. Надеюсь, читатели согласятся, что этим мы во многом обязаны политической прозе журнала. Выше уже были названы имена авторов “Нашего современника”. В год юбилея есть смысл подробнее поговорить об этом разделе журнала.
      Валентин Распутин опубликовал в 1997 году (N 5) “Мой манифест”, в котором обозначил свою позицию: “Наступает пора для русского писателя вновь стать эхом народным…”. В том же номере следом за “Манифестом” напечатан один из лучших рассказов Распутина “Нежданно-негаданно”, словно в подтверждение того, что одно и другое в его творчестве неразрывно. В последующие годы были опубликованы и рассказы, и повесть “Дочь Ивана, мать Ивана”, и новые главы книги “Сибирь, Сибирь…”.
      Двадцать лет назад в повести “Пожар” Распутин предсказал, на каком катастрофическом пути окажется Россия. В 2006 году пришло время напомнить всем нам, “слабопамятливым”, что русский народ умеет работать. Нет народа более способного на рывки, на скорости, на самопреодоление, чем народ русский. Какую дорогу построили через весь огромный сибирский материк! Подтянули Сибирь к европейской России накрепко, связали в одно целое. Распутин напоминает всем нам, что Россия — это пространство, а не “вертикаль”. И ещё: “как только Россия принималась вынашивать великое дело, зачатое ее насущными потребностями, тут же, точно по волшебству, в необходимом количестве являлись яркие и сильные проводники и подвижники этого дела”.
      С 1999 года публикует в журнале “книгу воспоминаний и размышлений” Станислав Куняев. В одном из читательских писем эта книга — “Поэзия. Судьба. Россия” — названа исследованием. Молодой читатель (17 лет) пишет, что книга Куняева помогла ему осознать единство своей судьбы, судьбы русского человека и судьбы всей России.
      К труднейшей форме “Дневника писателя” обратился Александр Казинцев. И тоже складываются книги: “Симулякр, или Стекольное царство”, “Менеджер Дикого поля”. Казинцев первым определил новую для России беду: власть имеется, государства все еще нет.
      “Наш современник” — единственный из литературных журналов! — печатает из номера в номер “Слово читателя”. Пишут названным выше авторам, пишут Василию Белову, Сергею Викулову, Михаилу Лобанову, Валерию Ганичеву, Ксении Мяло, Наталии Нарочницкой, Геннадию Гусеву, Сергею Семанову, Юлию Квицинскому, Леониду Ивашову… В читательской почте приходят статьи, очерки, воспоминания. Традицией стали рубрики “Мозаика войны”, “Память”, “Патриотика”. Регулярно печатаются беседы с учеными, политиками, главами областей и республик России. И конечно, невозможен для журнала писателей России “национал-изоляционизм”, изобретенный политтехнологами. “Наш современник” открыт для писателей других национальностей, публикует авторов из Белоруссии, беседы с президентом А. Г. Лукашенко, поддерживает контакты с писателями Казахстана.
      Во всем этом — атмосфера общего дела, общего дома. Как и должно быть в литературно-художественном и общественно-политическом журнале.
      В исследовании современности и в осознании будущего русская политическая проза, представленная в журнале, определилась как патриотическая и как государственническая, что становилось из года в год видней — при небрежении государственными интересами со стороны власти. Признают ли в сегодняшней России, что литература может выражать мысль народную?
 
      В юбилейный год принято подводить итоги. Мы знаем, что многие из вас, дорогие читатели, выписывают журнал по 20-25 лет, а есть и такие семьи, где читают его с первого номера 1956 года. Сколько впечатлений, сколько мыслей накопилось за эти годы — и по поводу публикаций, и по поводу происходящего в стране! Напишите, чем для вас стал “Наш современник”. Какие публикации привлекли ваше внимание за последнее время. Какие темы журналу следовало бы затронуть. Наиболее интересные и содержательные письма будут опубликованы в традиционной рубрике “Слово читателя”, которую редакция поместит в юбилейном октябрьском номере.