— Л-лад-дно, уговорил, не буду есть. Мне еще пока жить очень даже интересно! — медленно, растягивая слова, произнес Руслан, вытаскивая меч.
— Что, с птичкой воевать собрался? — теперь пришла очередь волхва ехидничать.
— Окстись, с какой птичкой? Он же по-нашему, по-людски гутарит!
— Есть такая птичка заморская. Зовется попугай. В наших краях встречается редко, но я как-то у скоморохов видал.
— Это я его попугай? Ладно, после того, как он меня напугал, сейчас я ему устрою… — с мечом наперевес Руслан вломился в кусты. Некоторое время был слышен громкий треск, потом заморская птица хрипло вскрикнула, снова послышался треск, и богатырь вынырнул из темноты. Он держал за лапы убиенную птаху. — Сердечко у него слабенькое. Не выдержал, помер с перепугу. Ничо, похлебку сварим. Глянь, здоровый, как ворона.
Они побродили немного по остаткам сада, рассматривая причудливые травы, деревья, кусты. Посмотреть было на что: ни волхв, ни, тем более, Руслан, раньше никогда ничего подобного не видели. Внезапно впереди послышался шорох, затем стон, затем слабый голос, бормочущий, как это ни странно, на родном понятном языке, правда, со странным акцентом. Друзья замерли, прислушались, сумели разобрать несколько слов:
— Мама, ты… жди, я скоро приплыву к тебе. Даны не успеют… Ведь я плаваю быстрее… Мама…
— А это что за птичка? — с подозрением в голосе спросил Руслан.
— Где? — непонимающе переспросил Молчан.
— Да вот же, впереди, про данов что-то говорит!
— Какая ж это птичка? Это человек. Птицы так не умеют.
— Сейчас я посмотрю, кто это там и куда плыть собрался… Эй, ты, в кустах! Вылазь по-хорошему!
Но тот, кто притаился в кустах, не обратил на грозный богатырский рык ни малейшего внимания и продолжил как ни в чем не бывало свое бормотание:
— Нет, мама, не надо за меня бояться… я ведь большой… совсем большой. Даны мне не страшны… Ты только подожди немного, я тебя спасу…
— Эй, Молчан, иди сюда. Тут степняк какой-то странный, подраненный. Здоровенный такой! Это он глаголет не пойми чего…
— Так… Последний из печенегов… Много крови потерял. Руслан, он помирает. Вот и бредит.
— Это не печенег. — покачал головой Руслан. Печенегов я видал; что, мало, что ли, Кучуг их с собой приволок в Киев? Нет, этот на наших куда больше похож. Только не пойму, откуда наш парень мог бы здесь взяться? А ты что по этому поводу думаешь?
— Я тоже не понимаю. Слушай, а давай его вылечим? — глаза волхва загорелись, он нервно потер руки.
— Это еще зачем? А если он все-таки степняк?! Какой-нибудь неизвестной нам породы? Одним степняком меньше сейчас — сотней меньше через несколько лет. Они же как мыши плодятся… Мало нам с половцами да печенегами бед?
— Ну, давай… Он же ранен, нам потом спасибо скажет… К тому же, вдруг да взаправду наш? А нас, славян, не так уж и много, и помогать друг другу в беде необходимо. Тем сильнее мы будем против той же Степи…
— Ага, а если он древлянин какой? Только очухается — и сразу в бой полезет!
— Ты что, его боишься?!
— нет, конечно же, но зачем убивать, если он и сам скоро помрет? К тому же, это может быть предатель, что к печенегам подался, чтоб своих славян без числа со спокойной совестью резать… А мы ему — помогать?!
— … и, потом, я так давно целительством не занимался! А по пути кучу трав набрал, многие не знаю. Надо ж понять, как они действуют?
— Ну, ты и изверг! — с восхищением покачал головой Руслан. — То, понимаешь, парнишка бедный, обожженный, кровью истек, ой как его жалко; и тут же ты собираешься травить его незнамо чем… Не ожидал!
— Ну… если не лечить, все одно, он скоро помрет. А так… Вдруг чего интересное получится?
— Ладно, уболтал. Обойди его с той стороны, хватай за ноги. Понесли его во дворец, а то девки, поди, заждались уже.
Они подхватили раненого и медленно понесли. Незнакомец никак не отреагировал на перемену положения, он продолжал бормотать.
— А когда взойдет солнце, мама, мы начнем сторить новый дом… Я буду рыбу ловить и оленей стрелять… А ты дома сидеть… А то еще и женюсь когда…
Чей-то голос занудно вещал из кустов:
— Спать пора! Спать пора! Спать пора!
— Никак, еще степняк подраненный? — забеспокоился Руслан.
— Не, на сей раз это птица. — ответил волхв. — Эта и у нас, бывает, водится.
— Да? И как же эта птичка называется?
— Спатьпорашка.
— Так, девки, все готово? Молодцы. Давайте сюда эту конину. Сами тоже садитесь, кушайте. Что-то вид у вас больно заморенный. Вот эту птичку сварите завтра. Вдруг, вкусная? А я с утра пойду, еще поищу. Не может быть, чтобы одна такая на весь сад была… Молчан, да оставь ты этого доходягу, иди, пожрякаем. А что, бабоньки, вино есть? Нет? Ну и ладно. Вот ты, да, ты, как тебя зовут? Забава? Я так и понял, что из наших. Чего пужаешься? Садись, кушай… И все остальные тоже. Ммм, а ничего жратва у печенегов… Или это с голодухи? Молчан, ты как там? Да оставь ты его, а то сам помрешь от голода, иди, поешь. Ну, как хочешь. Я уже поел и собираюсь поспать. А ты, уж коли травы свои завариваешь, заодно и на страже постой. Умаешься, меня буди, я покараулю… Та-ак, а это что еще такое?! Немедленно прекратить! Девки, ну, ради всех богов, не надо. Вы все, конечно, красивые, но зачем же вдесятером в чем мама родила плясать?! Одеться немедленно, а то я за себя не отвечаю! В общем, отставить. Всем спать, Молчану охранять, степняку, или кто он там, не помирать, а то волхв обидится. Добрых снов.
— Вставай, Молчан. Давно уже утро.
— Ммм… Отстань, дай поспать.
— Ишь, размечтался! А кто травы да кусты в саду нюхать будет? А то гляди, вернется Черноморд, последнее спалит к Ящеровой матери.
— У Ящера не было матери… — пробормотал Молчан, открывая глаза.
— Да? Ну, ты волхв, тебе, понятно, виднее. Дружок-то твой голубоглазый… того.
— Что, помер?
— Да нет, если б помер…
— А что?! — Молчан резко сел, глаза округлились.
— Что-что… Очухался! И чем только ты его полночи поил? Хоть запомнил? А то меня порежут на мелкие кусочки, кто тогда лечить станет?
— Ух, попадись ты мне только… Я тебя уж так вылечу, до смерти не забудешь… Ну, где он там?
— Да тебя не дождался, погулять пошел.
— Погулять?!! Как?!!!
— Ладно, шуткую. Он сначала по нужде попросился. Ну, я вынес его; а потом он меня и спрашивает: «Ты кто?». Ну, я ему по-честному все и рассказал, так он совсем пригорюнился, чуть не заплакал. И попросил оставить его на воздухе. Сегодня гарью уже меньше разит, ветерок свеженький. Он отполз подальше, ножик достал и тогда уж слезу пустил; слышу, он там про позор бормочет, про раскаяние, да расплату какую-то. Я так толком и не понял, чего он затеял. Может, обряд какой незнакомый? Ты у нас волхв, по обрядам знаток, иди скорее, а то он там такого с собой натворить может…
— Чего?
— Да уж не знаю чего, только ножик у него, я бы сказал, немаленький…
Бледный, как мертвяк, давешний незнакомец стоял, покачиваясь, на коленях чуть в стороне от дворца, подставив запрокинутое лицо и обнаженный торс свежему ветру. Статью незнакомец не сильно уступал Руслану: на полголовы пониже, но так же широк в плечах; разве что, мышцы не так заметны; но вообще-то видно, что парень неслабый. В правой руке он держал широкий нож, направив острие к груди.
— Э, вот ведь сукин сын! Я его всю ночь выхаживал, травами поил, сколько добра перевел, а он тут зарезаться выдумал! Нет, так дело не пойдет! Слышь, брось ты это дело! — Молчан завелся сразу, в нем говорила оскорбленная гордость целителя. Незнакомый воин скосил глаза на сотрясавшего воздух волхва и продолжил свои шептания. Молчан прислушался. Всхлипывая, человек рассказывал, как попал еще ребенком к печенегам, как перенял их зверские обычаи, попрал исконных богов. Как вместе с ордой Хичака разбойничал в русских селениях; грабил, убивал, насиловал, жег… — Нет, так дело не пойдет. — повторил Молчан уже менее уверенным голосом. — Руслан, слушай, надо что-то делать. Хоть он и сволочь распоследняя, как сам говорит, но не хотел бы я, чтоб он на глазах моих себя жизни лишил. К тому же, видишь, как переживает? Значит, не все наше еще в нем умерло, для чести он еще жив. Попробуй с ним поговорить, а?
Руслан пожал плечами, подошел к незнакомцу, вежливо, но решительно отобрал нож.
— Если ты и впрямь совершил все то, о чем только что говорил, — медленно произнес богатырь, — то, конечно, груз страшных злодейств отягощает тебя. Но убив себя, ты не искупишь содеянного. Ящер лишь порадуется очередной победе, и все. А вот послужи-ка ты тем, кого обижал, пролей-ка кровь свою за них! Такие дела, брат, кровью своей смывать надо. И не за просто таксебя зарезать, а живот положить за землю свою. Вот тогда вина с тебя снимется. Странно, Молчан, что ты просишь меня говорить об этом; ты ведь волхв, и язык у тебя подвешен куда лучше. Так что оставь свои слезы, паря. Мы верим, что одумался ты, так что о том, чтоб зарезаться или там удавиться — отныне забудь! Защити тех, кого прежде резал! Жизнь твоя — вот единственная вира, и жизнь не впустую растраченная. Давай-ка помогу подняться… Ух, тяжелый ты какой… А теперь сказывай, кто ты таков и откуда?
— Меня зовут Рыбий Сын. — медленно произнес человек. — Я из словен…
— Земляк, значит! — ухмыльнулся Молчан. — А ты из каких мест?
— С Варяжского моря… Где-то между Ладогой и Новгородом мы жили…
— А я жил ближе к Бел-Озеру…
Рыбий Сын пожал плечами.
— Ну что ж, времени у нас — хоть отбавляй. Давай-ка присядем, и расскажешь ты нам, как дошел до жизни такой. — сказал Руслан. И Рыбий Сын начал рассказывать. Друзья внимательно слушали его, мрачнея все больше и больше.
— Да, — вздохнул Молчан, когда рассказ был окончен, — непростая у тебя судьба, Рыбий Сын. Но согласись, что во многом виноват ты сам. По течению плыть — это проще простого. Ладно, что там, боги тебе судьи, да ты сам. А дальше — что будет, то будет. Кое-что ты уже начал понимать, а там поглядим. Руслан, давай парня с собой возьмем, а? Чем-то он мне нравится все же. К тому же, в нашем деле еще один меч не помешает. Да и с Черномордом у него, оказывается, тоже есть счеты… Как думаешь?
— Думаю, ты прав, Молчан. Вот что, Рыбий Сын, мы предлагаем тебе идти с нами. Собственно, пока что идти некуда: будем здесь сидеть, да Черноморда дожидаться. Как тебе такое предложение?
— Я согласен. — кивнул Рыбий Сын.
— Вот и добро. Давай руку, друже. Обопрись о меня и пошли. Там девки приготовили еду. Кушать будем. Ух, тяжелый… Что ж за рыбой была твоя мамаша? Ладно, ладно, пошутил. Идем.
Мила сидела в светлой просторной палате и с досады кусала губы. Стоило ли сбегать из Новгорода, преодолевать длинный, полный опасностей путь, чтобы здесь, в Киеве, отец снова приставил к ней целую дружину мамок-нянек? И что с того, что отец ее — сам князь? Это она уже давно знала. Нет, надо срочно что-то придумать. Сбежать, что ли, и отсюда? Куда? И зачем? Что же делать?
Хорошо, небось, Руслану. Скачет себе, только разбойников всяких, степняков да чудищ дюжинами изводит. Надо было оставаться с ним. С ним так… надежно. Совсем не страшно. Она знает, что, чтобы ни случилось, он, если надо, из мертвых воскреснет и придет на помощь. Может, убежать опять и поехать его искать?
Как он там сейчас? Жив ли? Здоров? Нашел ли своего колдуна? Или, избавившись от нее, девчонки сопливой, как от ненужной обузы, засел в ближайшей корчме и проматывает там последние денежки с девками? При этой мысли ее лицо потемнело, кулаки сжались так, что ногти больно вонзились в ладони. Нет, конечно нет. Он скачет по полю, каждый день совершает геройские подвиги и, разумеется, помнит о ней.
— Добрый день, княжна. — в палату вошел… нет, вошло, настоящее чудовище: огромный получеловек-полумедведь. Счастье, что Мила привыкла уже к страшному облику Белояна, а чутким женским сердцем поняла: добрее человека… существа еще поискать надо.
— День добрый, верховный. — поясно поклонилась она в ответ. — По добру ли пожаловал?
— Оставь ты эти отцовские штучки, Людмила, — слегка раздраженно рыкнул в ответ Белоян, единственный в Киеве, кто называл ее полным именем. — Я ж на самом деле человек простой. Так что давай и поговорим по-простому. Ночью что снилось?
— Нет… Вообще ничего не грезилось… — недоуменно пожала плечами Мила. — А что?
— Да, так… Поколдовали нынче ночью по твою душу малость… Да не мы, если б мы, я к тебе на поклон не пришел бы сейчас. Две девки какие-то. Одна аж гречанка, откель взялась — не ведаю, а вторая — наша, дурочка… Я уж было придумал, как их изловить, а чуть солнце встало, так ночной воевода их обеих на княжий двор за косы приволок… Медведко с ними как раз сейчас общается. Так ты как себя чувствуешь? Я ж не просто так спрашиваю.
— Добро, ничего такого… Все, вроде бы, в порядке… Дядя Белоян…
— Что?
— Про Руслана Лазоревича, богатыря удалого, не слыхать ничего?
— Нет, не слыхать. Как услышу, так скажу. — вздохнул верховный волхв. — Добро, пошел я. Если что — приходи. Ишь, «богатырь удалой»…
«Да, богатырь. Да, удалой. Да знали б вы, видели бы, как он один против стольких… и ведь победил!». И колдуна он непременно поймает и вернется. К ней. Ведь он обещал.
Глава 15
Удалой богатырь Руслан Лазоревич нынче пробудился со странным ощущением. Померещилось храброму витязю, что, пока он спал, коварные недруги напихали ему в голову колоколов под самую завязку. Вчера мрачный Рыбий Сын, который, не зная, чем бы себя занять, основательно изучил все уцелевшие тайные палаты черномордова дворца, принес откуда-то здоровенный греческий кувшин с вином. Раскаявшийся словенин вознамерился притушить вином пожар, бушующий в душе. Руслан понимал его и до поры решил не мешать, следя только, чтобы парень не спился совсем. Молчан, которому тот же Рыбий Сын еще третьего дня подсунул пару книг, в застолье принимать участие наотрез отказался, сославшись на занятость. Девки, оно и понятно, вообще здесь ни при чем. Пусть себе занимаются своими делами, лишь бы не приставали. А то так и подмывает загрести под себя, но тут же перед глазами встает образ Милы, и от былого желания не остается ничего, кроме тоски и злобной досады. Рыбий Сын к пленницам колдуна относился с равнодушием, погощенный борьбой со своей совестью; так что разбираться с трехведерным кувшином выпало ему и Руслану.
— А что, Руслан, расскажи, зачем тебе потребовался чернолицый колдун? — спросил Рыбий Сын. С каждым днем он оттаивал все больше и больше, и даже был уже способен нормально общаться. Впрочем, Руслан не торопил события и с удовлетворением наблюдал, как Рыбий Сын снова становится нормальным человеком.
— Да как бы тебе это объяснить, щукин ты сын. Видишь ли, пил я вино, мед-пиво с другами своими, вот прямо как мы с тобой сейчас пьем. Кстати, не пора ли?
— Пора. — кивнул заметно захмелевший словенин, и, встав, произнес с некоторой торжественностью: — За крепость наших рук, за чистоту наших помыслов, и за пламя наших сердец! Так говорили мужчины в нашем селении, когда я был еще ребенком. — как бы извинился он, немного смутившись. Руслан ободряюще похлопал его по спине. Они выпили, и Руслан продолжил.
— Ну так вот. И ляпнул я сдуру, что прямо вот сейчас пойду и вот так, за здорово живешь, поймаю этого колдуна. Да еще и об заклад побился. Ну, делать нечего, так получилось, что поутру и отправился. Много где меня носило, Молчана вот встретил; а теперь и тебя. Но до Черноморда так до сих пор и не добрался. На каких-то полдня опоздал!
— Считай, повезло тебе. — посерьезнел Рыбий Сын. — Хичак был сильный, храбрый воин. И что от него осталось? Пыль. На моих глазах три сотни свирепых печенегов были уничтожены одним колдуном за какой-то час.
— Ну, ты меня с печенегом-то не равняй… Кстати, извини, что на больное соль сыплю, но ты как, придумал, как дальше жить станешь?
— Как боги подскажут. — пожал плечами Рыбий Сын. — Похожу с вами, попрошу богов, чтобы позволиии мне отомстить Черноморду за Хичака. Все-таки, роднее у меня в последние годы никого не было, мы были как братья… А там — как выйдет. От смерти уворачиваться не стану, а в Киеве, если дойду, попрошусь на службу к Владимиру.
Руслан на это только головой покачал, и пьянка продолжилась. Рыбий Сын с каждой выпитой чашей веселел все больше и больше, к радости Руслана. Молчан сидел над книгами и докричаться до него так и не удалось. Перед сном Руслан с Рыбьим Сыном на два голоса исполнили задушевную свежепридуманную «Песнь о посрамлении Черноморда»: мотив скомороший, слова свои, большей частью совершенно непристойные; так что присутствующие девки краснели и затыкали уши. Навеселившись вволю, тихо-мирно легли спать, предварительно отобрав у волхва книжки и посадив любознательного на стражу.
И вот теперь, поутру, снова гудела голова, снова жуткое похмелье предательским образом ослабляло все тело, совсем как в тот зимний день, когда все началось.
Они собрались втроем: Руслан, Молчан и Рыбий Сын, в саду, вернее, в том, что от сада осталось. Все трое были хмуры: воины с похмелья, а волхв с недосыпа. Под утро Молчан уразумел, что лихих бражников растолкать не удастся, а потому не сомкнул глаз и сейчас сидел весьма сердитый.
— Ладно, други, пора решать, что дальше делать будем. — со вздохом начал Руслан. — Третью седмицу здесь отдыхаем, а толку что-то маловато. Колдун исчез. Четыре дюжины девок уже снова начинают выть, потому что не знают, как дальше жить будут. Какие предложения?
— Девок надо по домам… — нерешительно предложил Рыбий Сын.
— Правильно. — поддержал Руслан. — Хватит им в полоне томиться. Посему предлагаю тебе, Рыбий Сын, и тебе, Молчан, завтра же с утра отправиться в путь-дорогу. Жаль мне с вами расставаться, да девкам охрана потребна. Степь большая, а их кто угодно может обидеть…
— А как же ты?! — встрепенулся клевавший носом Молчан. — Ты что, здесь останешься?
— Да, Молчан, я останусь здесь. Необходимо дождаться колдуна. Ты же знаешь, я слово дал.
— Да этот Черноморд, небось, давно себе уж новый дворец отгрохал! Зачем ему на пепелище возвращаться?
— Да есть зачем. — криво ухмыльнулся совершенно уже освоившийся в компании Рыбий Сын. — Пока ты книги умные читал, мы с Русланом нашли его сокровищницу. Там столько всякой волшебной рухляди, глаза разбегаются!
— Да? А почему я первый раз об этом слышу? — грозно вопросил волхв. Ноздри его раздулись, он громко обиженно засопел.
— Да ты все занят был с книгами, беспокоить тебя не хотели. — отмахнулся Руслан.
— Сейчас же идем туда!
Небольшой чулан был завален разными интересными предметами. Именно завален — добро валялось кучами, безо всякого порядка. Волхв с жадностью набросился на все эти ковры, ларцы, ложки, кафтаны… Раскидав ворох странных полосатых шкур, раскопал массивный ларь темного дерева. Посмотрел с хитрым прищуром:
— Мужики, помогите вытащить, чую, магия в нем сильная!
Мужики помогли, и с натугой выволокли ларь в коридор. Волхв обошел его, внимательно осматривая в поисках охранных знаков, потом пожал плечами, махнул рукой и просто открыл. Внутри кто-то громко чихнул, взвилась пыль и из ларя вылезли два громадных молодца ростом с Руслана, только пошире раза в два. Гиганты походили друг на друга, как две капли воды.
— Что, подраться хошь? — спросили они Молчана одинаковыми голосами.
— Да как-то… С чего драться-то… Может, поговорим? — растерялся волхв. — Вообще, ребята, мне бы посох новый…
— Эт мы не могем. Нам бы вот подраться…
— Это не ко мне. Лезьте обратно и ждите, пока не придет время.
— Вот уж хрен! И так не дрались тыщу лет! — с этими словами детины окончательно выбрались из своего странного жилища и угрожающе нависли над остолбеневшим волхвом.
— Э, ребятки, оставьте волхва в покое. — встрял Руслан. Рыбий Сын тоже подошел поближе, поглаживая рукоять меча, торчащую над плечом. Саблю он оставил при себе, но в подвалах колдуна разжился еще и добрым харалужным мечом. — А то раззадорите его, он в раж войдет, и такого наволхвит… наволхвует… в общем, мало никому не покажется! Это понятно?
— Не, нам бы подраться… — продолжали гнуть свое амбалы-близнецы.
— Ну, подраться, так подраться. — вздохнул богатырь. Только, чур на кулаках, без оружия. Идет?
— Идет! — радостно закивали балбесы, почесывая огромные кулаки.
— Тогда начинаем! Молчан, отойди в сторонку. Тут у нас потеха намечается.
Молчан послушно юркнул в сторонку, а в кладовке началась потеха. Сначала потеха имела вид огромной кучи-малы, затем куча разделилась и стали видны Руслан, Рыбий Сын и оба балбеса из ларя. Руслан неспешно обменивался со своим противником увесистыми ударами. Видно было, что оба получают от этого процесса изрядное удовольствие. Второй любитель подраться растерянно пытался поразить Рыбьего Сына, крутившегося вокруг него с немыслимой скоростью. Создавалось впечатление, что словенин в единый миг лишился всех костей: такими гибкими были его движения, напоминающие какой-то странный танец. Причем со стороны Молчану было видно, что этот танец наносит амбалу ощутимый урон: нос балбеса съехал на сторону, сам он уже пошатывался. Вскоре детина с глухим стоном закатил глаза и повалился наземь. Рыбий Сын постоял немного над ним, покачал головой, криво усмехнулся..
— Руслан, ты скоро? А то я уже закончил…
— А? Что? Ну, я сейчас. — с этими словами Руслан мощным ударом отправил на отдых своего противника. — Ух, хорошо размялись! Ты где так плясать научился? У печенегов? Что-то не видел я у них ничего подобного…
— Нет, — польщенно улыбнулся Рыбий Сын. — это я сам придумал. Ночи зимой длинные, а делать как-то нечего… Только я и еще Хичак умели так. Теперь остался один я.
— Добро, надо и мне освоить. Научишь?
— Дело непростое, но можно попробовать…
— А… а зачем это все, Руслан? Драка ради драки? — печально спросил Молчан.
— Как это зачем? Они ж сами напросились! А что, надо было позволить им вбить тебя по уши в землю? Да? Добро, в следующий раз так и сделаю!
— Ладно, не злись, — примирительно хлопнул богатыря по спине Рыбий Сын. — Он просто переживает, что сам не участвовал, завидно ему.
— А, ну, раз так, то понятно. — усмехнулся богатырь. — Ну что, светило мудрости, — обратился он снова к возмущенно сопевшему волхву, — нашел чего в хламовке этой?
— Нашел! — засверкал глазами Молчан, сразу забывая про обиду. — Скатерть-самобранку нашел! Весьма полезная вещь! Как расстелишь, так на ней сразу еда-питье, мед-пиво, в общем. И посох нашел!
— Ну, теперь тебе сам Ящер не страшен! Из чего посох-то? Дубовый, али из твоего этого, как его, не помню?
— Нет, не из Сам-Сшита. Деревянный, но черный какой-то. Тяжеленький… — Молчан блаженно закатил глаза. — Так, глядишь, настоящим волхвом стану! А что? Книг мне, вон, Рыбий Сын знаешь каких притащил? Я еще только начал читать, но уже понял: мудрость там немеренная. Опять же, посох. Глянь, красивый какой! Так что… Чего ты смеешься?
— Нет, ничего, так. Смешинка в рот попала. Читай, читай свои книжки. Говорят, много ума — много горя, так что горевать тебе, Молчан, до скончания времен…
Тем временем поверженные близнецы кое-как очухались, соскребли свои тела с пола, поднялись, и, поглядывая с опаской на Руслана и Рыбьего Сына, вздыхая и постанывая, потащились к своему сундуку. Молчан не обратил на них никакого внимания, остальные поглядывали сочувственно.
— Ладно, Молчан. Ты все взял, что хотел? Нет? Тогда копайся, а мы пошли. Надо вас еще собрать в путь, да девок предупредить…
Прощались на рассвете. Вчера Руслан надоумил девок, что, ежели построиться в колонну по четыре, идти будет не в пример легче, чем неорганизованной толпой, так что теперь Рыбий Сын и Молчан возглавляли довольно ровный строй. Пожитков у бывших наложниц было немного: небольшие узелки с одежкой да драгоценностями, каких удалось натаскать из Черномордовых кладовок.
— Ну, други, бывайте здоровы. Не знаю уж, свидимся ли еще. Будете в Киеве — кланяйтесь княжне Людмиле Владимировне, да другам-соратникам моим.
— Ты погоди себя хоронить, еще на свадьбе твоей напьюсь! — оскалил зубы в усмешке Рыбий Сын.
— И не забудь, что Черноморда ты можешь и не дождаться. Про оберег забыл? Налетят на нас какие-нибудь лихие люди али чуды-юды, хрясь! — и ты пред нами во всей своей красе… Ну, и если Черноморд начнет тебя одолевать, придется составить тебе компанию, а девки дальше пусть сами гуляют, мы не виноваты…
Они обнялись, попрощались. Руслан смотрел им вслед до тех пор, пока на виднокрае не растаяло пыльное облако, клубившееся за ними.
Самое тяжелое — это сидеть сиднем в полном одиночестве, привязанным к месту, и день за днем придумывать, чем бы заняться. Он ежедневно бегал по саду, потом долго упражнялся с мечом. А под вечер становилось совсем уж скучно. Руслан всячески пытался разнообразить свой досуг. Он и охотился в степи, перебил кучу сурков, сусликов, тушканчиков и дроф, и ходил ловить рыбу на Гнилое море, убил на это целый день, ничего не поймал, зато развеялся. На исходе второй седмицы Руслана посетила удачная мысль, и он вновь пошел в колдовскую хламовку. Крышка сундука открылась с тихим скрипом, внутри заворочались, закряхтели.
— Мужики, как насчет подраться? — спросил Руслан.
— Да ну фебя к Яферу! — прошепелявил один из близнецов. — Ф тобой подерефся, так и до могилы калекой офтанефся!
Второй поддержал эту мысль мычанием.
— Ну, ладно, не хотите — как хотите. Мое дело — предложить. А как насчет выпить?
— Ф этого надо было нафинать! — вскочил шепелявый, придавив собрата — тот громко застонал.
Руслан до рассвета пьянствовал с бесхитростными драчунами. Они, разинув рты, слушали его рассказы о битвах и странствиях. Ну, Руслан, конечно, привирал еще кое-где… Пирушка завершилась всеобщим братанием и нытьем братьев. Имен, кстати, они вовсе не имели и даже не представляли, зачем бы они могли им понадобиться. Если так и общаться просто: «Эй, ты!». Братья Эйты ныли хором:
— Братан, возьми нас с собой! Надоело все время здесь сидеть! А с тобой хоть договориться можно, чтобы выпускал на волю иногда.
— Да бросьте вы свой дурацкий сундук, на кой он вам сдался?
— Не могем. Зачаровал нас кто-то, теперь, ежли больше суток без сундука — верная погибель.
— А как мне тогда взять вас с собой?
— Да просто! Шарахни наш сундук оземь со всей дури… Впрочем, нет, со всей не надо. — поправился второй Эйты, задумчиво потирая шишку на лбу. — и ларь уменьшится, в карман положишь. А потом достанешь, снова жахнешь о землю, откроешь — и вот и мы.
— Лады. Только чтоб грянуть ваш сундук, это ж еще постараться надо. Тащил я его как-то… Увесистое у вас жилище!
— Ну, ты уф пофтарайся! А то так и фгинем в этой глуфы… — попросил шепелявый, заискивающе сверля Руслана собачьим взором.
— Ладно, ребята, уговорили. Залазьте в ящик.
Братья радостно засуетились, полезли в свой сундук одновременно, из-за чего возникла небольшая неразбериха. В конце концов братья упаковались в ларь, Руслан подошел, присел, обхватил, сколько рук хватило, напрягся, приподнял, потащил-потащил-потащил вверх, кряхтя от непомерной натуги. Весил сундук пудов двадцать, если не побольше. Пот заливал глаза богатыря. Руслан стиснул зубы. Продолжая тянуть сундук наверх, наверх… Он поднял его на высоту собственного пояса, и только тогда не выдержал, разжал пальцы, одновременно отпрыгивая, чтобы ноги не придавило. Беспокоился он напрасно: здоровенный сундук сжался до размеров лесного ореха. Руслан трясущимися руками положил его в карман, и на подгибающихся ногах вышел на свежий воздух. Розовел рассвет, ничто не нарушало утреннего спокойствия. Богатырь дополз до разлома, где загодя вырыл себе нору. С тех пор, как остался один, во дворце он старался не спать, чтобы не дать застать себя врасплох.
Два дня спустя Руслан проснулся от грохота. Разлом медленно срастался, затягивался, как затягивается порез на руке. Выбравшись, на месте пепелища Руслан обнаружил великолепный дворец. Сад снова раскинулся во всей своей красе, а перед дворцом появился пруд с лебедями. Все эти перемены могли означать только одно: Черноморд вернулся.
Черноморд, действительно, вернулся рано утром. В самом мрачном настроении. Он несколько недель не отходил от Источника Могущества. И что? Ну, восстановил он способность летать. Только если раньше он мог летать без устали сколь угодно долго, то теперь часа через два в глазах темнело, он начинал уставать. И вообще колдовалось ему теперь с какой-то натугой, с трудом. Это его не устраивало совершенно. Старый колдун настолько свыкся с мыслью о собственном всемогуществе, что жутко злился, когда теперь ему что-то не удавалось. Да и дома он застал запустение. Никого, ничего. Зеркало послушно показало, что тут происходило в его отсутствие. Настоящий разбой! Вот приходят два бродяги, находят в кустах недобитого варвара, несут во дворец. Вот они пьют его вино, едят пищу из его запасов, вот они уходят прочь, уводя всех его женщин. Ищи их теперь! Как ветра в поле. Подлые собаки! Даже не собаки — шакалы! Воспользовались его отсутствием, поживились и сбежали. Хотя нет, нет! Один-то остался. И в тот момент, когда зеркало показывало Руслана на краю разлома нынче утром, колдун услышал шаги за спиной. Он медленно обернулся. На пороге стоял голый по пояс Руслан с мечом в руке.
— Доброе утро, Черноморд. — сказал Руслан.
* * *
— Ну, потом я на него налетел, хотел оглушить да связать, он наслал на меня какое-то заклятие. Шею обожгло, обереги посыпались: веревки перегорели, ну, шнурки, на которых обереги висели. А Черноморд зенки вылупил на меня и еще пуще руками замахал. Ну, успел я подхватить свою кривую бляху, и снова на него с мечом. Злость такая взяла, ну, думаю, больше не буду с тобой церемониться, зарублю — и дело с концом. А князю голову предъявлю. И опять замахнулся, хорошо так рубанул, уж даже и не знаю, как он увернулся. Быстро разворачиваюсь — и опять вперед. У Черноморда харя перепуганная, глаза навыкате, лопочет что-то быстро-быстро, да руками машет. Я почти достал уже его, но тут он меня чем-то таким незримым оттолкнул, я и полетел с разворотом. Упал, да неудачно: нечаянно длинный этот вырост на обереге зацепил. В глазах опять темно стало, миг — и я здесь, под дождем. Остальное ты видел. — закончил Руслан свою повесть.