— Ой, — говорит, — как здорово, что вы здесь оказались!
— Не вижу в этом ничего прекрасного, — пожимает плечами мужик, — на мой взгляд, болото премерзейшее! — И собачка его при этом «гав» говорит, вроде как соглашается.
— Ах, да я не про то совсем! — девица ручками белыми всплескивает, — я к тому, что одной мне тут просто жутко до одури, а с вами вроде как и не очень…
Ну, мужик опять плечами пожимает, ничего не говорит, а сам все ближе подходит…
— А вам неужели не страшно впотьмах по болоту ходить? — это она его, значит, все разговорить пытается.
— Когда живыми мы с Полканом были, тогда боялись. — ухмыляется он, и собаку спрашивает: — Правда ведь, Полкаша?
Собачка опять свое «гав» говорит. А красавица наша, видя такие страсти-мордасти, стоит, бедняжка, ни жива, ни мертва, шелохнуться боится. Тут он к ней подходит, нежно так обнимает, и говорит:
— И ты не бойся. Болото, хоть и весьма противное, но совсем не страшное… А мы с Полканом так и вовсе душки… — и целует ее прямо в хладные от страха уста. И, как вы думаете, что тут происходит? Девица-то наша, краса неписаная, вся тут съеживается, глядь — и нету больше никакой девицы, а сидит посредь болота лягуха настоящая, и глазами этак лупает, да голосом человечьим вопрошает:
— За что?!
— А просто так! — ей мертвяк отвечает. — До конца дней своих в лягухах тебе ходить, если кто не поцелует. Я, например, лобызать тебя не собираюсь. Хоть я и мертвый, а все же мне противно. — и прочь уходит с собачкой своей.
Проходит несколько лет, и соседний старый князь, видя, что совсем недолго жить ему осталось, а сыновья его, обормоты, семьями по сю попру не обзавелись, вот чего удумал. На зорьке выгнал он их из терема в чем мать родила, дал в руки по луку со стрелой, и говорит:
— Раз уж вы, недотепы, никак сами не оженитесь, так слушайте теперь мою отцовскую волю: Каждый из вас сейчас стрельнет, куда хочет, а уж куда вашу стрелу боги пошлют — не моя забота. Как найдете свою стрелу, хватайте первую попавшуюся девку. Это и будет ваша жена. Все понятно? — и плетью девятихвостой для наглядности поигрывает. Ну, сынам, конечно, все понятно, к тому же холодно поутру голышом-то. Они поскорее луки свои натягивают, и стрелы в разные стороны и пущают. А младшенький всю ночь с дружками бражничал да в кости играл, потому руки у него тряслись весьма сильно. Куда там занесло стрелы его братьев, про то не ведаю, но, вроде бы, девки там какие-никакие, а водились. Младший же похитрее был, и запулить он стрелу свою хотел в лес дремучий, да руки-то тряслись, и потому попал он в то самое болото, где красавица в виде лягухи прозябала. Княжич, конечно, долго искал стрелу, думая про себя с облегчением, что в такой глухомани девку днем с огнем не сыщешь, и тут — раз! Вот она, стрела-то, и лягуха рядышком сидит, здоровая такая. А надо сказать, что младший тот княжич, хоть и пропойца, очень любознательный был. То катапульту греческую разберет, интересно, мол, как устроена, то кошку выпотрошит с той же целью. А лягушка ему и молвит:
— Здравствуй, добрый молодец! Поцелуй меня поскорее, и обернусь я красной девицей, женой верной тебе буду и детей сколько хошь нарожаю!
— Знаешь ли, в чем тут дело, — княжич ей отвечает после некоторого раздумья, — во-первых, не затем я в эту глушь стрелял, чтобы женой обзаводиться, а во-вторых, в качестве лягухи ты меня интересуешь куда больше…
Да неувязочка тут вышла: оступился наш княжич, и в единый миг поглотила его трясина, а больше никто в то болото и не сунулся в ближайшие сто лет. Так и померла девица лягухой. Вот от мертвяков чего бывает! — закончил свою повесть старший брат Эйты.
— По-моему, ты что-то тут напутал, — хитро прищурившись, заметил Молчан. — но вообще молодец, складно баешь.
Балбес польщенно оскалился.
— Ребята, как вам кажется, что это там, впереди? — спросил Руслан.
— По-моему, обычная туча, очень темная, правда. — немедленно отозвался Молчан. — Но, как мне кажется, стороной пройдет, нас не заденет.
— Нет, я про то, что внизу.
— А, внизу всего лишь драка. — скучным голосом ответил Рыбий Сын. — Стенка на стенку, в лучших славянских традициях, насколько я помню то, что бывало в годы моего детства.
Дорога впереди слегка извивалась, и как раз на самом повороте две группы людей увлеченно волтузили друг друга чем попало. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что все драчуны были весьма преклонного возраста: вряд ли кому было меньше полувека, а скорее всего, многие уже и сотню лет разменяли. Тем не менее деды дрались с таким запалом, что многие молодые обзавидовались бы. Выбывших из боя по причине увечий или потери чувств отволакивали в сторонку старушки с клюками, напрягаясь из последних сил.
— Чудно! Такие почтенные старцы, а дерутся, как юнцы несмышленые! — удивился Руслан.
— Так и надо! До последних волос и зубов драться — вот это жизнь! — восхищенно выдохнул младший балбес. Молчан на него тут же цыкнул, и он, смутившись, замолчал.
— Смотри-ка, одеты как чудно! — встрял Молчан, — На ком кольчуга драная да ржавая, вон на том деде полпанциря, а у того горшок заместо шелома…
— Надо бы разобраться, что у них тут к чему… — произнес Руслан, — а то сердце кровью обливается смотреть, как старики друг друга калечат. Ну-ка, ребятки, выпустите меня из этого вашего ящика. Так, отлично, а теперь пошли со мной. Молчан, а вы с Рыбьим Сыном пока в резерве останьтесь. Мало ли что…
— Слушаюсь, воевода ты наш. — нарочито поклонился волхв. Рыбий Сын криво усмехнулся, а Фатима если и отреагировала как-то, то за тряпкой все равно лица не видать.
Руслан в сопровождении близнецов подошел к сражавшимся.
— Здорово, отцы! — гаркнул он. — Что не поделили?
Деды не обратили на него никакого внимания, продолжая лупцевать друг друга клюками, дубинками, а то и просто кулаками.
— Отставить драку!!! — заорал богатырь громовым «воеводским» голосом, над постановкой которого так долго бился в свое время славный воевода Претич. Старики опять его не заметили. — Да, словом их уже не проймешь. — вздохнул Руслан. — Начинать драку вы, ребята, мастаки. А прекратить пробовали?
— Не-а… — растерянно отозвались близнецы.
— Учиться никогда не поздно. Значит, делаем вот что. Так и идем: я по центру, вы по бокам. Аккуратно, но сильно расшвыриваем этих старых забияк в стороны. Доходим до конца, разворачиваемся, — и обратно, успокаивать наиболее ретивых по второму разу. И так до тех пор, пока все не образумятся. Но! Увечий не допускать, они и так уже друг друга сильно поколотили. Задача ясна? — братья радостно закивали, поглаживая огромные кулаки. — Тогда пошли.
И они пошли. Рыбий Сын с удовольствием наблюдал прохождение троицы миротворцев сквозь престарелое противоборство: было похоже, что булатный таран просто расшвырял дравшихся в разные стороны. Второго раза не понадобилось, после первого не встал никто.
— Не угробили ли мы их часом? — испугался Руслан. — Ну, смотрите у меня, могильщики ума, если хоть один помер — запру в ларь и в море выкину!
Братья испуганно втянули головы в плечи. Но пугались они понапрасну — все забияки остались живы. С кряхтением и стонами они шевелились по обе стороны от тракта, а все те же старушки в голос причитали над ними.
— Ну что, пойдем дальше? — спросил подошедший Рыбий Сын. — Дорога вроде бы свободна…
— Подожди, сперва узнаем, из-за чего они сцепились. Может, и рассудим их миром?
— Ого, Руслан! Ты стал такой мудрый, что можешь других судить?
— Я?! Нет. А Молчан нам на что? Вот он у нас такой мудрый стал, что хоть заместо Белояна Верховным Волхвом…
— Ты языком-то мети, да иногда задумывайся, что метешь! — проворчал Молчан, но было видно, что он польщен.
— Во, видал? А что я тебе говорил? — усмехнулся Руслан и дружески ткнул словенина локтем в бок. — Ладно, отцы, — возвысил он голос, — так из-за чего драка была?
Те из поверженных старцев, кто был в состоянии говорить, загалдели разом.
— Тихо! Тихо всем! — Руслану пришлось серьезно напрячь горло. — Вот ты, папаша, громче всех вопил, так поведай нам, в чем тут дело.
Указанный старик по сравнению с прочими был знатно снаряжен: обут в сапоги, хоть и стоптанные давно, на голове красовался древний греческий шлем с длинным гребнем, зеленый от времени, а грудь надежно прикрывала почти целая ржавая кольчуга. Он медленно поднялся на ноги, горделиво обвел всех еще слегка мутным взором, прочистил горло и начал:
— Да будет тебе известно, юнец-невежа, что по скудоумию своему встрял ты в усобицу знатных богатырей. Да, все собравшиеся здесь — богатыри, как один, хотя и в летах преклонных. Я — великий воин Вырвипуп Верхнедубский. Это — он повел десницей, — соратники мои, не менее именитые: Зайцедер Верхнедубский, Мухобор Верхнедубский и Мышеслав Верхнедубский, а те, что за ними — то гридни наши. Напротив же — тоже славное воинство, но уже нижнедубское. Распря наша началась пару лет тому назад, когда всех нас сыны от работ в поле и по хозяйству отвадили и по печам разложили, чтоб, видать, под ногами не мешались. Шли в ту пору трактом скоморохи, да действа всякие представляли. Ну, тогда с наших Верхних Дубов, что на холме, да с Нижних, что в низине, народу много собралось, правда, в основном старики. И рассказывали нам скоморохи те про Илью Жидовина, про Добрыню да про Лешака, какие подвиги славные они во славу земли Русской свершают, и воспламенились тогда сердца наши радением изрядным. На другую седмицу в обратную сторону шли другие скоморохи, иноземные, аж с Оловянных Островов. И они поведали нам, как был на островах тех при великом князе Артуре стол круглый, за коим пировали все знатные богатыри той земли, а потом садились они на коней резвых и тоже свершали достойные вечной памяти деяния во славу князя и прекрасных дев. И тогда окончательно порешили мы: неча сиднем на печи до скончания лет своих сидеть, пора на подвиги. Сыновья наши, прознав про это решение, всячески ему противились, некоторых даже в амбар под засов посадили. Тогда безлунной ночью собрались мы все, освободили наших плененных другов и ушли на поиски достойных противников. Одна мысль глодала нас: мы никак не могли определиться, какую из известных нам прекрасных дев мы станем славить? В конце концов, все Нижнедубские порешили восхвалять неземную красу княгини Ольги, что проезжала в наших местах полвека тому назад; а мы, верхнедубские, избрали грецкую красавицу Василису Прекрасную, что как-то ночевала в наших Верхних Дубах лет тому сорок. На том вроде как мы и сговорились, и дружным отрядом пошли по тракту на север, где, по слухам, в лесах чудища всякие расплодились, нанося людям урон и всякое беспокойство. Долго шли мы, и как-то со скуки кто-то из этих Нижнедубских — старик пренебрежительно махнул рукой в сторону противников, — заявил, мол, княгиня Ольга — всем красам краса, а наша Василиса может пойти и с горя утопиться в ближайшем болоте. Вознегодовали мы тогда, и вызвали охальников на бой. В общем, с тех пор мы с ними почти каждый день и сражаемся. Пока что никто не победил. Потом нас разыскали наши жены, помогают иногда кое в чем… С этой стороны тракта — наш лагерь, а с той — Нижних. А деремся на тракте, посередке. Вот так. А теперь отвечай: по какому праву прервал ты наш поединок, молокосос?!
Руслан, тоскливо разглядывавший то «богатырей», то их убогие шалаши по обе стороны тракта, тихо спросил Молчана:
— Ну, мудрец, выручай. Что с этим горемычным воинством делать? — волхв посмотрел на него растерянно, и ничего не ответил, только плечами пожал. Тогда Руслан вздохнул и сказал:
— А бой ваш я прекратил, чтобы вы зазря друг друга не калечили. Все вы правы, потому боги и не даровали до сих пор победу кому-либо из вас. И княгиня Ольга, и Василиса Прекрасная давно уже ушли к богам в Вирий, и потому спорить, кто из них красивее — бессмысленно. Вот так-то, отцы. Прекращайте ваши дурацкие распри, и идите с миром дальше. А лучше возвращайтесь по домам, там дети вас, поди, давно заждались.
Старики выглядели подавленно. Наконец, Вырвипуп подошел к Нижнедубскому «богатырю», помог ему подняться с земли, и обнял. Его примеру последовали и другие. Ссора была тут же забыта, теперь они снова были одним отрядом.
— Но по домам не пойдем! — задиристо выкрикнул кто-то. — Вперед, други, на подвиги!
— Постойте, постойте, а какую ж деву нам теперь славить? Сынок, не подскажешь ли? Ты, поди, всех красавиц теперешних знаешь..
— Ну, всех — это вы загнули… — смущенно улыбнулся Руслан. — А славьте вы Людмилу Владимировну, княжну Киевскую.
— Спасибо, милок. — беззубо улыбнулся дед из Нижних Дубов. Так мы и сделаем! Прощевайте, люди добрые, нам пора в поход сбираться!
— Прощайте и вы. — поклонился им богатырь.
— Только будьте осторожны: за нами по пятам мертвяк идет. — предупредил Молчан.
— Мертвяк? Вот так штука!
— Слышите, други? Мертвяк!
— Будет потеха!
— Ну, мы ему покажем!
— Да, их не остановишь. — покачал головой Молчан, когда они удалились от лихих стариков на полверсты.
— Настоящие герои! — улыбнулся Рыбий Сын. Близнецы озадаченно посмотрели друг на друга и одновременно почесали затылки.
Глава 28
Вечеряли, по настоянию Молчана, на лесной полянке. Волхв долго распинался в том духе, что, мол, подвиги подвигами, но надо же когда-нибудь и просто отдохнуть? К тому же, до тракта — менее версты, и буде какой завалящий подвиг мимо потащится, перехватить его труда не составит. Главным же его доводом, который, собственно, и убедил Руслана, было то, что в лесу во множестве произрастали осины, а мертвяк уже так близко, что самое время озаботиться вострением колов. На эту работу отрядили близнецов, после чего их покормили и спровадили в ящик, спать. Друзья остались вчетвером.
Хмурый выдался вечер. Небо затянуло густыми серыми тучами, подул холодный ветер, а ближе к полуночи начал накрапывать дождь. Несмотря на довольно сильный ветер, лес шумел как-то приглушенно, и все вместе это действовало на усталых путников угнетающе.
— Руслан, — начал Молчан; и голос его тоже прозвучал глухо, — мертвяк где-то совсем близко.
— Вот и славно. Кольями проткнем, и вся недолга. Больше он тебя за сердце хватать уж не станет!
— А не боишься?
— Знаешь, как старые охотники говорят? «Волков бояться — в лес не ходить»! А от себя могу добавить: «Если бояться каждого степняка, мертвяка, упыря… ну, вообще всякого, то лучше уж с младых ногтей до седых кудрей на печке просидеть, и за околицу носа не казать»!
— Оно, конечно, так, но все же как-то… Ох, балда я, балда!
— Да? Два балды у нас уже есть, ты теперь третий. Заразился, что ль?
— Сам дурак! Я ж круг защитный начертать забыл!
— Да, это ты зря, конечно. А чем чертить будешь? — поинтересовался Рыбий Сын, до того погруженный в шептания с Фатимой.
— Чем угодно. Да хоть головней из костра…
— Головней — оно бы здорово, да костер ты нынче опять бездровный развел! — Руслан, казалось, никогда не устанет подтрунивать над другом.
— Тогда веревку выложу, как вчера! — Молчан набросился на свой мешок, вытащил из него веревку, размотал, аккуратно окружил ей место ночлега. Затем он прошел вдоль сотворенной преграды, нашептывая при этом что-то. Закончив, смущенно улыбнулся, развел руками, сел на свое место.
— Вот теперь я, по крайней мере, буду точно знать, когда этот мертвяк подойдет к нам совсем близко. Хотя, по моим ощущениям, он уже и так — ближе некуда.
— Конечно. — медленно ответил Руслан, нашаривая осиновый кол. В голосе богатыря не было ни намека на веселость. — Если обернешься, ты его увидишь.
Молчан оглянулся, и увидел. К костру неслышно подходил мертвец. Ростом он был не сильно высок, но плечи широкие. Сгнить он еще не успел, видно, что недавно помер, но на лицо лучше не смотреть: вместо правого глаза — нечто, напоминающее тлеющий уголек, левый лишен и зрачка, и радужки, просто мутно-белый. Половины волос на голове не хватало, оставшиеся длинные, грязные, частью слипшиеся от крови. С носом тоже что-то не то… Молчан почувствовал, как от ужаса зашевелились волосы на голове, даже борода встала дыбом, а по спине потекла предательская липкая струйка холодного пота… Фатима вскрикнула и ткнулась лицом в траву, лишившись чувств. Рыбий Сын, ругаясь по-своему, высыпал на ладонь несколько своих метательных звездочек, коими пользовался крайне редко. А Руслан встал, сжимая в руках осиновый кол, сделал шаг к границе круга.
— Привет, Гуннар. — медленно произнес он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Каким, однако, ты стал красавцем! Просто загляденье.
— Наконец-то я до тебя добрался. — произнес хриплым голосом Гуннар.
— Что, две гривны жалко, оттого и прирезать меня задумал? — прикинулся дурачком Руслан. И, вот ведь чудо! Стоило ему начать шутить, как ощущение собственной силы наполнило его, и говорить с мертвым варягом сразу стало легче. — Так ты расслабься: я с мертвых денег не беру.
— Мне нет дела до твоих денег, сопляк! — прохрипел Гуннар. — Мне нужна Людмила. А пока ты жив, она на меня и смотреть не станет…
— А на тебя, даже если и убьешь, рази станет? Ты-то уж сколько ден, как помер! Выглядишь довольно погано. Запашок, опять же. В домовину краше кладут, это точно.
— Все шутки шутишь? Ну-ну.
— Кстати, а чтой-то ты еще не у Ящера? Разгулялся тут, девушек пугаешь…
— А я ему тебя приволочь обещал. — недобро оскалился варяг. — Вот он меня и выпустил. Порезвиться.
— Ладно, Гуннар. Ты и при жизни сволочью был той еще, а по смерти нрав твой и вовсе испортился. Надоело мне с тобой лясы точить, пора к делу переходить.
— Давно пора! — прорычал мертвец, протягивая к богатырю руки и тут же их отдергивая: стоял он вплотную к веревке. — Жжется! — удивленно пожаловался он, рассматривая ладони с лохмотьями облезающей кожи.
— А ты как думал! — подал голос Молчан. — Древние заклятия — это, паря, не хухры-мухры!
Тут выяснилось, что древние заклятия — это, действительно, штука серьезная: Руслан попробовал проткнуть Гуннара колом, стоя в круге — свежесрубленная осина вспыхнула, как сухая лучина, и сгорела дотла во мгновение ока, Руслан едва успел отбросить горящий кол. Гуннар, отпрянувший было, рассмеялся. Руслан невозмутимо взял следующую осину и… вышел из круга. И ничего не произошло. Только мертвяк, хищно пригнувшись, метнулся было к нему, но получил по рукам и опять отступил. Руслан, поигрывая пятисаженным колом, пошел прямо на него. Гуннар попятился, сверля богатыря взглядом своих страшных глаз и выискивая момент для нападения. Сунулся было снова, но остро отесанный кол чиркнул его по груди. Варяг взвыл, совершил нечеловечески длинный прыжок назад, вломился в кусты. Послышался удаляющийся треск: мертвяк без оглядки бежал в глубь леса.
— Трусоват оказался наш мертвячок! — громко сказал Руслан, и все облегченно рассмеялись. — Молчан, давай я завтра своим ходом пойду, а? Мочи моей нет в этом дурацком ящике сидеть, к тому же укачивает сильно…
— Ладно. Но если бледность какую замечу — сыграешь… в смысле, залезешь в ящик, ящернуться не успеешь!
— Какой ты стал суровый, смотри-ка! — улыбнулся богатырь.
— Потаскаешься по степям с караваном девок, посмотрю я потом на тебя…
— Ладно вам, други. — примирительно сказал Рыбий Сын. — Ложитесь-ка вы спать, а я покараулю.
Утром их разбудил все тот же Рыбий Сын, усталый донельзя, но лицо лучится счастьем. Руслан посмотрел на него, усмехнулся в усы и ничего не сказал. Фатима, улыбаясь и напевая что-то под нос, готовила завтрак. Что-то с ней было не так, как обычно, только Руслан никак не мог понять, что именно. Потом понял и ахнул: девушка сняла свою занавеску, так что стало видно прекрасное лицо, которое она столь долго прятала от чужих взглядов. Не по-русски прекрасное, но кто сказал, что абсолютно все красивые женщины рождаются на Руси? Их всего лишь большинство… Да и Русь поболе иного королевства или эмирата будет!
После завтрака Молчан предложил, пользуясь тем, что вокруг лес, пополнить запасы еды и целебных трав.
— Грибы давно уже пошли, вчера сам парочку видал… Да и охотиться здесь проще: дичь чуть не под каждым кустом, не то, что по полю за случайными зайцами гоняться…
— По мухоморам, поди, стосковался? — ехидно прищурился Руслан.
— Нет, мухоморы собирать еще рано. — совершенно серьезно ответил Молчан. — Вот ближе к осени — совсем другое дело. Через месячишко в самый раз.
Тем не менее, все согласились. Руслан и Рыбий Сын, вооружившись луками, с ребяческим гиканьем унеслись в лес на охоту. Краем глаза Молчан заметил привязанный к поясу богатыря маленький деревянный колышек. А вот с Фатимой волхв намучился. В жизни не видавшая грибов девушка долго не могла понять, что это такое и зачем оно надо, а когда Молчан, призвав на подмогу всех богов, все же ей растолковал и даже наглядно показал, с восторгом бросилась собирать грибы. Через несколько минут она уже принесла полный подол поганок. Молчан придирчиво осмотрел ее «улов», отобрал несколько грибов для своих каких-то целей, остальные выбросил. После чего ему долго пришлось объяснять обиженной девушке, чем съедобные грибы отличаются от ядовитых.
К полудню Фатима вышла на поляну, где они ночевали. Никого не было, только Шмель лениво щипал траву, стараясь, между тем, не покидать веревочный круг, который так и не убрали с ночи. Девушка высыпала собранные грибы, присела отдохнуть. Никто не появлялся. Передохнув, Фатима принялась чистить свою «добычу». Никто никогда не объяснял ей, как это нужно делать; она сама догадалась, что приставший мох и изгрызенные червями ножки в пищу вряд ли годятся. Покончив с этой работой, девушка встала, оглядела поляну. По-прежнему никого, и кроме пения птиц и шелеста деревьев — обычных лесных звуков, — не слышно ничего. Тут испуганно заржал Шмель.
Фатима резко обернулась, и краска схлынула с ее лица. У границы круга, на том же месте, что и вчера, стоял мертвяк. Не обращая внимания на девушку, Гуннар сверлил страшным взглядом коня и хрипло приговаривал:
— Слепень, иди сюда. Сюда иди. Ко мне, скотина, кому говорят!
Шмель, выпучив глаза, дрожал всем своим немаленьким телом. Мертвяк, не отрываясь, смотрел на него, проговаривая одни и те же слова. Конь был смертельно испуган. Фатима, впрочем, тоже. Но она заставила себя поверить, что при свете дня, во-первых, мертвяк не так силен, как ночью, а во-вторых, ну разве он страшный? Жалкий — да. Противный — очень. Но не страшный. И, раз уж мужчины до сих пор увлеченно занимаются своими мужскими делами, почему бы не помочь им сделать грязную мужскую же работу? Уговаривая себя таким образом, Фатима подхватила осиновый кол, и бочком-бочком, на негнущихся ногах, вышла из круга. До того мертвяк, казалось, ее не замечал. Но стоило девушке покинуть спасительный круг, он повернулся к ней. Мертвое лицо оскалилось в хищной улыбке.
— А вот и нежное девичье мясцо! — прохрипел он. — Добрый обед для несчастного Гуннара! — С этими словами он прыгнул к Фатиме. Девушка вскрикнула и выставила перед собой кол. То ли Гуннар не верил, что ей хватит на это храбрости, то ли просто не рассчитал прыжок, но заостренная осина вонзилась в его правый бок. Он дернулся назад, и это его спасло: Фатима уже приготовилась насадить мертвяка на кол поглубже. Варяг, отпрыгнув саженей на пять, орал так, что уши закладывало. Потом, держась за раненый бок, как мог быстро он убежал в кусты, продолжая подвывать. Вскоре треск ломаемых сучьев и вопли затихли вдали. Фатима, пошатываясь, вернулась в круг, села на траву, закрыла лицо ладонями.
Молчан пер сквозь лес как лось, не разбирая дороги. Услышав истошные мертвяцкие вопли, он подхватил все собранные травы, посох, с которым теперь старался не расставаться, и помчался к поляне. От быстрого бега он стал задыхаться, но темп старался не сбавлять. Выломившись из кустов на поляну, волхв увидел содрогающуюся от рыданий Фатиму в центре круга. «Хвала богам, жива!» — пронеслась мысль. Рядом с девушкой лежал кол с почерневшим острием. Шмель находился в ступоре. Коня трясло, и на окружающее он не реагировал. Молчан подбежал к Фатиме и потряс ее за плечо.
— Что… случилось? — отрывисто спросил он.
— Ме… мерт-твяк. — всхлипнула девушка.
— И… что?
— Убежал! — в голос заревела она.
— Так что ж ты ревешь-то? — Молчан недоумевал.
— Не добила…
— Да, дела… — волхв присел рядом и расхохотался. — Уф, словно гора с плеч свалилась! Воистину, с кем поведешься, от того и наберешься! Надо же, еще месяц назад от каждой тени шарахалась, а теперь ревет, что мертвяка не добила! Ну ты даешь! Кстати, а где ребята? Что-то их не видно и не слышно. — Молчан посерьезнел.
— Не знаю…
— Давно ждешь?
— Давно… Уж и отдохнула, и грибов начистила… и с мертвяком…
— Да, дела… — повторил Молчан с глубоким вздохом. — Ну, тогда давай собираться и пойдем их искать. Шмель, очнись! Очнись, говорю! — Конь не откликался. Все так же стоял, свесив морду, и дрожал. — Как бы он у нас с глузду не съехал… — озабоченно пробормотал волхв, а затем крепко треснул коня посохом промеж ушей. Тот тут же заморгал, замотал головой, взгляд его принял осмысленное с лошадиной точки зрения выражение.
— Что? Что это было? — осведомился конь.
— Очухался? Вот и славно. — сказал Молчан. — А ничего особенного и не было, друг мой. Так, морок полуденный.
— Морок? — недоверчиво переспросил Шмель.
— Ну да, он самый. Ты, небось, все время на солнцепеке пасся? Вот и перегрелся. Давай, быстренько приходи в себя, пойдем искать Рыбьего Сына и хозяина твоего. Тебе предстоит ответственная работа: протащить все наши мешки да колья осиновые через лес и ничего не потерять.
— Я тяжеловозом не нанимался… — проворчал конь.
— Что?! А еще раз по ушам?! — возмутился Молчан. — Не везет Руслану с конями. У всех богатырей конь — что гора. Огромный, выносливый, быстрый, как ветер. И молчаливый, что характерно. А нашему витязю все какие-то капризные попадаются. Смотри, Руслан парень терпеливый, но до определенных пределов. Отдаст тебя пахарям, будешь до конца своих коняжьих дней плуг тягать…
Собравшись, пошли в ту сторону. Перед уходом с поляны Молчан с ненавистью посмотрел на очередной свой негасимый костер, плюнул в него и процедил сквозь зубы:
— Потухни ж ты наконец! — и, убедившись, что Фатима отошла на приличное расстояние, прибавил замысловатое ругательство. Язык пламени с ладонь величиной, плясавший с вечера над голой землей, послушно мигнул и исчез. Несколько мгновений волхв оторопело смотрел на место, где только что горел костер, затем произнес: — Ничего себе, однако! — и снова выругался.
Они долго шли через лес, аукали, кричали, звали по именам. На их крики прибежали три мавки, их тут же шуганул Молчан; больше не откликался никто. Солнце уже клонилось к закату, когда Молчан и Фатима вышли на большую поляну. В самом ее центре стоял огромнейший — вдесятером не обхватишь! — пень. По краям стояло несколько могучих дубов. К двум из них ветками накрепко оказались прижаты злополучные охотники. Оба синие от натуги: видно, что давно пытаются освободиться, да не выходит ничего.
— Бегите! — прохрипели они едва ли не хором.
— Зачем? — озираясь, спросил Молчан. Посох он на всякий случай взял наизготовку.
— Скажи ты. — буркнул Руслан Рыбьему Сыну. — У меня все человеческие слова уже кончились.
— Мы охотились, — начал Рыбий Сын чуть слышно, не громче шелеста травы под утренним ветерком. — и удача была на нашей стороне. Я подстрелил зайца, а Руслан — глухаря, когда за нами погнались эти дубы. Никогда не думал, что дерево может передвигаться, да еще и так быстро! Они догнали нас, схватили, притащили сюда. С тех пор мы пытаемся освободиться, но ничего совсем не выходит… Наверное, мы прогневали какого-нибудь лесного духа или просто местного лешего… Пошевелиться совсем невозможно! — закончил он печально.
— Погодите, ребята, я сейчас что-нибудь придумаю. — засуетился Молчан. — В крайнем случае, запалю все это к кощееву дедушке… Благо, теперь и гасить научился.
— Ага, и сгорим мы вместе с этими дубами… — просипел Руслан.
— Что делать, что делать?.. — Молчан расхаживал взад и вперед, а Фатима припала к плененному деревом Рыбьему Сыну и принялась обильно орошать его слезами.
— А ничего делать не надо. — послышался насмешливый старческий голос, и на поляну вышел низенький старичок с длинной зеленой бородой.
Глава 29
Молчан, недобро прищурившись, перехватил посох поудобнее. Ох, не нравился ему этот зеленый дед! Тянуло от него волшбой. Но не разобрать, светлой, али темной. А таких Молчан всю жизнь не любил. Либо ты за добро, и тогда — исполать тебе, друже. Либо — за зло, и тогда уж не обессудь, получай крепким посохом по голове да по ребрам.
— А ты кто таков, дедушка? — настороженно спросил волхв. Дед посмотрел на него глумливо, и поговорил:
— Ай, не вежественные нынче волхвы пошли! Да еще и невежественные. Здороваться тебя не учили, да?
— А я еще не разобрался, желать ли тебе здравия и доброго дня. — буркнул Молчан.
— Ишь, грозный какой! — фыркнул старик.
— Ты, дед, почто другов моих повязал?
— А почто они моих зайчиков да глухариков бьют? — передразнил дед.
— Как это «почто»? — опешил Молчан. — Ты, дедушка, никак, с луны свалился! Это ж охота! Мясо в пищу! Кушать-то надо? Надо. Вот ребята и пошли поохотиться…
— Кушать можно. Убивать — нельзя.
— Так что, живьем их глотать, что ли?! У меня глотка, знаешь, да и брюхо не такие богатырские, чтоб зайца вместе со шкурой и ушами за один присест глотать!
— Не мясом единым сыт человек! — наставительно произнес дед. — Ну, скажи на милость, кто сказал тебе, что вы обязаны питаться одними гусями, зайцами да кабанчиками? Почти все, что земля родит, пригодно в пищу. И не обязательно гоняться за будущим обедом с луком или копьем. Обед можно просто сорвать.
— Одной кашей питаться?! — скривился Молчан.
— А ты вспомни, что ты хряпал, пока в лесу своем сидел? Мед у пчел таскал? Кузнечиков ловил? Кислицу собирал? То-то же, искатель истины! А теперь считаешь, что, ежели мяса не поел, так и день впустую прошел?! Эх, Молчан, Молчан… Хотел стать волхвом, а стал героем…
