Ожидание старого учителя (Принцип Криницына - 3)

И свод неба с миллиардами звезд то опускался, то вновь взлетал ввысь: только я и она, только я и она. И небо, и медовые ароматы свежескошенных трав: В этих-то ощущениях пьянящего аромата луговых трав и пышных волос девушки я провалился затем в тягучий сладостный сон. Но что это? Пространство на глазах искривляется вдруг, и земля становится вогнутой. На этой вогнутости явственно различимы наш город вдали и, с топографической точностью, неизвестное мне здание из красного кирпича в окружении цветущих лип, какие-то и совсем неизвестные места, озеро: Меня начинает раскачивать на гигантских качелях: туда-сюда, туда-сюда: Неожиданно я стремительно начинаю падать вниз, и земная поверхность подо мной становится плоской. Я отчетливо вижу приближающуюся речку Черную, медленно несущую свои прозрачные голубоватые воды. Кричу от страха, но крик и мне не слышен, и вонзаюсь с этим беззвучным криком в речную воду, мне не хватает воздуха, я барахтаюсь в воде и не могу всплыть. Но вот вода становится вязкой, совсем густой, и я с ужасом вижу, что и не вода это вовсе, а кровь. В этом ужасе я и вскакиваю, силясь понять - где же я? С трудом, но реальность вплывает медленно в мое сознание: рассвело, вот луговина с легким парком, подымающимся над травами, вот птичий гомон все громче и громче: -Фу-у, - стряхиваю я с себя остатки сна с его цепенящими душу ужасами, приснится же такое! Я огляделся вокруг. А где же Наташа? Или это тоже мне приснилось? На примятом сене рядом я увидел голубую шелковую ленточку, впопыхах и в смятенных чувствах забытую девушкой, и взял ее с нежностью, припав к ленточке губами. Вот оно доказательство моего сладостного грехопадения. -Эге-ге-ей! - во всю мощь моей широкой груди возвестил я окрестности ликующим криком, даже птицы на миг замолкли от изумления, только приятели мои храпели невдалеке в палатке то басом, то баритоном. Этих и из пушки не разбудишь! С разбегу, сбросив на берегу одежду, кидаюсь в речную воду, вздымая вверх тучи брызг. Жить хорошо, а хорошо жить: Кто-то скажет (да и многие, поди): "В нынешней нашей современной России сельская жизнь стала не та, что в твоих, Ваня, детских впечатлениях и ностальгических выдумках". Даже ядовито так заметят: "Не бреши и не смеши! Сейчас те, кто скотинку какую-никакую более двух голов имеют, косы только в огороде используют, а на лугах на технике работают. Да и не нужно, дескать, на покосы далеко ходить (тем более, в лугах ночевать), когда вокруг деревень столько заброшенных полей: коси-не хочу". А я им без долгих раздумий и, нимало не смущаясь, отвечу: "Так то - в Дубках, Осинках, либо еще в деревеньке Каменный Овраг:. В Заборовье, наконец. А село Ильинское - особенное, и люди в нем необычные, хитрющие и простые одновременно, чем меня они и привлекают. Ну вот, спроси у какого пожилого мужика из "моего" села: "А чего тебе нынче, при этаком-то изобилии, хочется?" "А колбасы бы кусманчик по два-двадцать", - ответит он, поковыряв в мечтах своих обнавоженным пальцем в мясистом носу. А мама моя, Зинаида Александровна Криницына, библиотекарь от Бога, узнай она о моих проделках, раздраженно бы сказала: " Сколько живу - все на вас, мужиков, удивляюсь. Где это нынче можно встретить такую сельскую девушку 19-20 лет, которая учится в городе на юриста, а косой машет, как советская колхозница?" И далее: "Как взрослая женщина, я, конечно, понимаю вашу мужскую мечту о скромных девушках с чистой душою и с сексуальным поведением опытных проституток. Но изумляюсь я мужской глупости. Все бы вам скромные девушки по ночам в копны к мужикам забирались. А голубые шелковые ленточки? Да их сегодня можно увидеть только в гривах лошадей, да и то только на ярмарках. Все это тебе во сне, наверное, приснилось, мой дорогой". Против последних, убийственных аргументов моей мамочки мне и возразить нечем, кроме как: Позвольте, а ленточка - вот она! Не-ет, ребята, не согласный я с вами. Я против современной жизни ничего не имею. Но вот, не далее как пару-тройку дней тому назад, включил радио, передавали репортаж из зала суда в славном городе Питере. Подсудимый - молодой какой-то парень - возомнил себя санитаром города и убивал по ночам бродяг, "бомжей", да просто - стариков и старушек. Это кто ему дал несправедливое и незаконное такое право над этими убогими суд вершить?! И мне много чего не нравится, но хоть и к доброму, некровожадному, маленькому человеку, закралась в мою никчемную душонку Мечта: Не-ет, ребята: не согласный я с вами.
      ***
      Наскоро перекусив, мы отправились в плавание: с боков мы с Валерием отталкивались шестами, а сзади управлялся с "рулем" Егорий Васильевич. Попутное течение и наши усилия ходко гнали плот вперед. Вот мимо проплыла деревня Березовка, скоро и столь любимое и привычное место Александра Максимовича Заботина. Там он должен ждать нас на берегу с удочкой. Вырулив из-за поворота, мы увидели его сидящим, со склоненной вниз головой. -Спит, что ли, дорогой наш учитель? - спросил Егорий. -Может, и спит. Александр Макси-имович, - прокричал Валерий. Но фигура старого учителя оставалась так же неподвижной. Мы, как сговорились, почуяв что-то неладное, и поспешили к сидящему на берегу Заботину. Причалили плот, и я подошел к старику, тронув его за плечо. Учитель слегка покачнулся и опрокинулся на бок. Глаза у Александра Максимовича Заботина были широко открыты, а на груди расплылось широкое пятно крови. Я даже прикоснулся рукой к этому пятну - так неожиданно все мне показалось. Как в ужасном сне, знаете ли. Кому это нужно было убивать старика? Кому помешал этот добрейший и честнейший человек, всю свою жизнь отдавший людям? Я так и стоял в оцепенении, пока меня довольно решительно не отодвинул в сторону Русинов. -Васильич, глянь-ка на убитого, - сказал он. А там и без Васильича было ясно, что стреляли, скорее всего, с противоположного берега. Речка здесь неширока: всего-то метров двадцать. Но все равно, для такого выстрела - нужен профессионал. -Выстрел с неблизкого расстояния, по виду - не из пистолета, это точно. Скорее - из автомата. На вскрытии определят, так как пуля осталась в теле убитого, резюмировал Егорий. Смерть наступила около двух часов тому назад. Сейчас четверть седьмого, значит, где-то около пяти утра. -Первый подозреваемый - Филипп Груздев, - проговорил задумчиво Русинов, - но зачем ему убивать учителя, у которого и сам учился? Может, и действительно у него уже "бзик" произошел? На Заботина какое зло он может иметь? Нет, не верится что-то в эту версию. Это кто-то другой. Но за что и почему? Нам стало очевидно, что плавание, едва начавшись, на этом и закончилось. -Надо пойти в деревню и сообщить о произошедшем. Телефон там есть? - в милицию надо позвонить. Кстати, опросим людей. Кто-то, может быть, слышал выстрел. В дом бы к Заботину до милиции и прокурорских деятелей зайти, поищем какие-нибудь причины, могущие послужить поводом для убийства. Посмотри, рядом с телом толстенный пакет какой-то лежит. Не обещанные ли это записи? - обратился ко мне Валерий. -Скорее всего, что так и есть. Я взял увесистый пакет, обернутый целлофаном, развернул его и увидел несколько общих тетрадей в клеточку, исписанных четким убористым почерком. Под целлофановой оберткой бумажка, где написано: для Ивана Андреевича Криницина. Пробежав глазами кое-какие страницы, я убедился, что это записки старика о своей работе, наблюдениях за учениками, вопоминания о войне, о друзьях и т.д.. С этими записями можно разобраться и позднее. Уже укладывая тетради в свой вещмешок, я увидел, как из одной тетради вывалилась небольшая записная книжка в обложке из зеленого кожзаменителя. Я поднял ее и пролистал. Почерк записей другой, нежели у Заботина: номера телефонов, фамилии и имена людей, записанные сокращенно, например, "Ив. Ал-й П. - 66-53-76, дата, 50$", другие записи: -Валер, вот какая-то записная книжка, в ней странные записи. Разберись-ка ты с ними. Писал явно не Заботин. -Давай, - он сунул книжку себе в карман. - Пошли в деревню. Труп и плот с нашими шмотками никто не тронет, хотя бы по причине раннего еще утра. Разве что - убийца: Но его, как я думаю, уже и след простыл. Хотя: Дай-ка я сплаваю на противоположный берег. Русинов, захватив фотоаппарат, переправился на плоту на другой берег и на недолгое время исчез среди ясеней и развесистых плакучих ив. Вот он появился, забрался на плот и вновь переправился к нам. -След на одной из ветвей дерева есть - царапина, что ли. Может быть, это - упор для автомата или винтовки. А гильз стреляных не нашел. Там в одном месте на влажной почве след один приличный от обуви остался, след свежий, явно - не от армейской обуви. Судя по рисунку, это - импортная обувь вполне гражданского образца. Сорок третийсорок четвертый размер. На этом отпечатке, хоть и нечетко видно, но есть характерный рисунок, хорошо бы гипсом залить и сделать слепок, но где тут гипс взять. Я сфотографировал и зарисовал. Между прочим, я сам встал на то же место. Так вот, отпечаток от моей обуви не такой четкий. Значит, вес предполагаемого убийцы больше моего. Мой вес - восемьдесят два кило, у него, стало быть, килограммов девяность будет, даже с гаком, пожалуй. Если прикинуть по тому следу на ветке (предположим, что от упора оружейного ствола), то рост у него где-то сто восемьдесят пять-сто девяносто сантиметров. Узнать надо, подходит ли по этим габаритам Филя Груздев. Все пока, пошли. И мы отправились в деревню Березовка, оставив на произвол судьбы наш плот и большинство вещей. По пути Валерий думал о чем-то своем. А потом все же нерешительно как-то, но сказал: -Знаете, а ведь есть там и еще какие-то следы, но неясные, нечеткие. Будто бежал человек: ветки небольшие обломаны. Бежал по сухой почве, не осталось отпечатков от обуви. Может быть, есть свидетель убийства? Выстрелы кто-то слышал? -Ну, стрелять могли и из оружия с глушителем. Мы ведь подошли к тому, что убийца, скорее всего, профессионал. Между прочим, хоть и не совсем ко времени, но я скажу, что в истекшей ночи видел сон, который, с учетом уже известного события с убийством учителя, можно бы назвать и вещим, - сказал я. Егорий с мрачным юмором, совсем уж, на мой взгляд, не подходящим для данной ситуации, сыронизировал: -Ты бы, Ваня, в позапрошлую ночку этот сон увидел, так был бы смысл говорить о практической его целесообразности: старика можно было бы предупредить о готовящемся убийстве. А ты рассматривал ужастики в ту самую ночь и утро, когда убивали Заботина. Что толку в твоих снах? -Не мельтешись в цепях моих умозаключений, Егорий. Ваня, ты скажи мне, дорогой, а хоть что-то, хоть какие-то признаки, по которым можно говорить о предполагаемом убийце, ты помнишь из своего сна? Вот теперь, когда Валера проявил практический интерес к моему сну, я стал вспоминать все детали ночного видения: -А что я, собственно, видел? То, что река Черная с текущей вязкой кровью в ней это понятно теперь. Вот наш город какое отношение имеет к убийству? И одно только здание в городе - это точно! Здание из красного кирпича в два этажа. Вокруг - цветущие липы. Я потому запомнил эту картинку, что она чередующимися вспышками запечатлелась в подсознании. Других деталей не помню. -Еще одна важная улика может нарисоваться на вскрытии. Пуля-то в теле убитого осталась. Ранение огнестрельное и слепое, не навылет, - добавил ценную мысль к нашим рассуждениям Васильич. -Пуля - действительно - будет иметь большое значение для расследования убийства. Хотя бы на этапе о снятии подозрения в убийстве Филиппа Груздева. Автомат, который забрал с собой Груздев, пристрелян и, возможно, имеется паспорт с баллистическими характеристиками. А поэтому важно, чтобы извлеченная на вскрытии пуля точно бы попала в надежные руки криминалистов-баллистиков. Тебе, Васильич, несмотря на то, что ты формально в отпуске, предстоит поехать в бюро судмедэкспертизы и проконтролировать, чтобы все вещдоки попали куда надо. Время сейчас такое, что все возможно. Если пошли на убийство старого и заслуженного человека, каким являлся Заботин, значит, для убийцы это имело большое значение. Будешь на вскрытии посмотри на присутствующих повнимательнее. Убийце теперь важно от себя отвести подозрение, не исключено, что он будет где-нибудь поблизости вертеться. Что касается твоего сна, Ваня, то липы меня заинтересовали. Лип много? -Там, Валер, других деревьев, кроме лип, не было. Я-то говорил на полном серьезе, так же, как я полагал, и Русинов. Но этот Егорий, этот нехороший человек, все норовит опошлить своим загробным юмором: -Ха-ха-ха: Ты больше слушай Сан Саныча Кирпичникова. Он тебе наговорит. У него от своих умалишенных пациентов большу-ущий сдвиг по фазе намечается... Тоже мне - психоаналитик и толкователь снов хренов! - проговорил Васильич и даже сплюнул в сердцах от негодования. В таких вот рассуждениях и пикировках мы и добрались до Березовки. Дом Александра Максимовича - опрятный, маленький и низенький, крытый шифером - стоял на отшибе, в некотором отдалении от остальных деревенских, куда как более внушительных и примечательных домов. Небольшой палисадничек с высаженными сиренью, рябиной. Ухоженная клумбочка с розами. Фасад домика до крыши покрыт вьюнами, теперь цветущими. -Вот дом учителя, - сообщил я приятелям. -Я, пожалуй, сейчас зайду к нему в дом. А вы - идите в контору колхозную и позвоните в город и в районную прокуратуру, - предложил нам Валерий. - Может быть, если я в дом попаду, конечно, что-то ценное найду до обязательного приезда сюда прокурорских и милицейских ищеек. А мои поиски оставим в тайне, между нами. Мы отсутствовали в колхозной конторе, уже открытой, несмотря на еще раннее утро, с полчаса. Председатель колхоза, немолодой уже мужчина с рыжеватыми усами и реденькой бородкой, узнав о гибели Заботина, совершенно потерял дар речи. По всему видать, что Александра Максимовича в деревне уважали. Да как такого человека не уважать!? Егорий Васильевич позвонил Кирпичникову, начальнику областного бюро судмедэкспертизы. Последний, Москавец Николай Алексеевич, пообещал лично провести судебномедицинское исследование трупа. О деталях по телефону Егорий не сообщал, сказал ему только, что в результатах вскрытия очень заинтересованы Криницин, известный Москавцу, и Русинов, теперь сотрудник частного детективного агентства, а в прошлом - начальник уголовного розыска в управлении внутренних дел. -Кирпичников мне сказал, что Виктории не нашел. Вечером уже она куда-то спешно уехала. Соседка ее по частной квартире, с которой Вика жила, никаких подробностей Александру Александровичу не сообщила. Может - из недоверия к незнакомому мужчине, может - по другой какой причине. Мы вышли из конторы, у входа уже стоял в ожидании нас Валерий Русинов. -Ничего я там не нашел ценного. Дом и вообще скромный, а в единственной комнате да прихожей, служившей и кухней, и вообще бедно. Да к тому же - все там вверх дном перевернуто. Кто-то до нас побывал в квартире Заботина. Дверь была открыта, не взломана. Заботин, видать по всему, и дверь никогда не запирал. -Здесь двери в последние годы запирать стали, а до того - не запирал никто. А Заботину - что от людей прятать? Бобыль: на пенсию жил да скудные заработки от частных уроков. Года два как в школе он не работал, - уточнил я до полноты картины. -Что искали? Не записную книжку, которую ты мне отдал? - Валерий достал небольшую записную книжку в зеленой обложке и пролистал ее, останавливаясь иногда на заинтересовавших его записях и цифрах. - Странно, но здесь есть номера телефонов некоторых моих бывших сослуживцев по управлению МВД, а вот эти сокращенные записи - по ним угадывается и вообще сам "Хозяин". "Хозяином" в городе называли губернатора - это все знали. Известно нам было, что на загородной вилле в деревне Выселки, что на берегу озера, проводил теперь свое свободное время Губернатор. После недолгого разбирательства с порнопритоном бывшего хозяина виллы Жлоба загородный этот дом собирались отдать под дом престарелых. В "Губернских ведомостях" и статья появилась хвалебная в адрес областных властей, пекущихся об одиноких стариках, но живет в доме почему-то Губернатор. -А если зайти к родителям Вики? Как их фамилия, кстати? - спросил у меня Валерий. -Кузнецовы. А вот в каком доме они живут - не знаю. Спроси вон у той женщины, указал я Русинову на идущую нам навстречу молодую женщину. -Извините, Вы не подскажете, где дом, в котором живут Кузнецовы? Виктория Кузнецова, - поправился Валера. -Да вы с ним рядом. Вот - дом, - указала она нам на старый бревенчатый пятистенок. Поблагодарив ее, мы прошли к дому Кузнецовых и постучали в дверь. Вышла довольно молодая еще женщина, видимо - мать Вики. -Здравствуйте! Мы хорошие знакомые Варенцовых и Александра Максимовича Заботина. По просьбе Александра Максимовича мы проводим кое-какие мероприятия по поиску Филиппа Груздева. Наслышаны и о Вике. -Я - мать Вики, Валентина Ивановна. Пройдите в дом. Здравствуйте! - со сдержанностью в голосе пригласила она нас в дом. Вошли только мы с Валерием. Егорий остался ожидать нас на улице. В передней чисто и бедно, на полу - тканые полосатые половики, в "красном углу - божница с почерневшей от времени иконой Божьей Матери и горящей лампадой. Мать Вики встала в у окна и разглядывала нас молча, скрестив на груди натруженные с вздувшимися венами руки, на лице едва заметное беспокойство, но глаза не то встревоженные, не то усталые, но скорее, что - и то и другое вместе. -Валентина Ивановна, а когда Вика была дома? - спросил я ее. -Да вчера заскочила минут на пять и убежала к Заботину по какой-то надобности. Приехала на легковой машине. -А кто за рулем был? Он к Вам в дом не заходил? -Нет, не заходил, но я выглянула в окно и разглядела, что худенький на лицо паренек, в кепке с длинным козырьком, в темных очках. -Так от Заботина она разве домой не заходила? -Нет, я видела, что она была у учителя час-полтора, а потом села в машину. Вот. И уехали они, - уже с тревогой в голосе говорила Валентина Ивановна. -Да Вы не волнуйтесь, в город, значит, уехала. Она ведь и работает еще на "скорой". А писем от нее или открыток Вы не получали? -Как же не получала? Очень даже получала. На каждый праздник, если она сама домой не приезжала, так открытку с поздравлениями высылала. -А Вы не могли бы показать что-нибудь из ее открыток или писем? Валентина Ивановна без слов подошла к этажерке, стоящей в углу, и достала пачку перевязанных ленточкой открыток и писем. -Вот, смотрите, если надо. Валерий достал записную книжку и сличил "на глаз" почерки. Я тоже заглянул через его плечо на открытки и записную книжку. И глядеть нечего - один и тот же почерк! -Спасибо Вам, Валентина Ивановна, за помощь, - поблагодарил женщину Русинов.Пошли, - сказал, решительно дернув меня за рукав. -Подожди, -оборвал я Валерия. - Валентина Ивановна, адрес ее городской Вы нам сообщите? -Да, на улице Павлова, дом 17. На частной квартире живет с девушкой вместе в одной комнате. На двоих вроде и подешевле. А девушка тоже студентка из медучилища, Люся Червякова. Делать в деревне было пока нечего. Итак, что мы имеем? Вика, девушка Филиппа, изнасилована каким-то влиятельным мужчиной. В городе, по словам Нюры, попадает в "плохую" компанию, стала употреблять наркотики. Предположим, что она находит в себе силы для того, чтобы покончить с такой жизнью. В свои дела она посвящает друга, Филиппа Груздева, которому и служить оставалось в армии всего ничего - полгода, и своего учителя математики Александра Максимовича Заботина. Вечером, накануне убийства учителя, Виктория побывала у него, оставив свою записную книжку. Учитель убит выстрелом из огнестрельного оружия. Тип оружия еще предстоит установить криминалистам из прокуратуры после судебномедицинского вскрытия. Спрашивется: за что убили учителя. Кто убил? Где Виктория? Что за парень, что привозил ее в деревню Березовка? И где Филя? Ответы на эти вопросы в большинстве своем - не в нашей компетенции, отвечать на них будет прокуратура. Убийства - их "профиль". Нас же долг обязывает перед учителем, Нюрой, ее соседкой Зинаидой, перед этой вот простой женщиной - Валентиной Ивановной Кузнецовой - помочь в поиске и защите Вики и Филиппа. *** -А где наш плот? - воскликнул Егорий. Плота на том месте, где мы его оставили, действительно не было. Мы с Валерой пробежались вдоль русла речки немного - метров сто-сто пятьдесят - но "корабль" наш исчез. И вдали его не было видно. Вернувшись к телу убитого учителя, мы разглядели, что на берег были выгружены все наши вещи. Все, кроме продуктов питания: тушенка, хлеб, крупа (да много чего) исчезли вместе с плотом Это ведь на неделю почти плавания. Для троих мужиков немало чего надо. -Загадка. Какому голодному понадобилась наша еда? Плавание наше так и так закончено было, едва начавшись, но плот все равно - жалко, - проговорил Егорий Васильевич. -Кто-то, знакомый с этими местами, и "увел" наш плотик. Хотелось бы мне поискать его. Все это - не случайно, - задумчиво сказал Русинов. - Подождем милицию да отправимся в город. Вику пока надо отыскать. Судьба ее меня начинает тревожить. С плотом попозднее разберемся, а сейчас - недосуг. Следы на песке остались кое-какие, но и они были почти смыты речной волной. Русинов поколдовал над ними, но нам с Егорием ничего не сообщил.
      Осмотр места происшествия работниками уголовного розыска, следователем, приехавшим из города судебно-медицинским экспертом ничего нового, что нам было бы неизвестно, не дал. Ничего, по крайней мере, неожиданного. Нас допросили в присутствии понятых из деревни. По взаимной договоренности - моей, Егория и Русинова - все, что касалось Виктории и Филиппа, никто из нас не сообщил. Не сказали мы и о найденной записной книжке Виктории Кузнецовой. Ну, а личные записи учителя Заботина и вообще принадлежали теперь мне. -Вы ведь на плоту по речке шли? - с таким вопросом обратился к нам следователь. -Уплыл плот, пока мы в деревню ходили, - торопливо, опережая кого-либо из нас с Егорием, на случай, если мы решим что-то сказать, ответил ему Валерий. -Уплыл? - пристально и с подозрением глянул на него следователь. -Да, мы сгрузили вот свои вещи, а плот уплыл, Криницын вон даже подтолкнул его, плот, значит. Такая трагедия случилась в самом начале нашего плавания - не к добру. Мы и решили прекратить свое плавание, - добавил к сказанномому, приняв игру Русинова, Егорий Васильевич. -Ну, хорошо, пока - свободны. Из города особенно не отлучайтесь. Как никак, а вы теперь главные свидетели убийства получаетесь. Больше ведь никого нет. -Мы - не свидетели убийства. Мы обнаружили тело убитого. И доложили вам, - с некоторой злостью сказал Русинов, уже уходя к нашим, сложенным кучкой, вещам. Вещи мы втроем разобрали по неравной части: Егорий, понятное дело, взял меньше, как "слабобольной", и отправились в Ильинское пешком. -А почему ты все-таки решил ничего не говорить о том, что плот наш угнали? спросил Валеру Васильич. -Не убийца это угнал. Зачем убийце продукты? Да и чего бы он на плоту поплыл? Нет, настоящий убийца уже где-нибудь в городе ошивается. -Тогда кто? -Пока не знаю. Я ни о чем не спрашивал Русинова, потому что у меня у самого в голове завертелись кое-какие идеи, неуверенные пока и неустойчивые. Но я целиком был согласен с Валерой: сейчас плот искать не надо. Тому человеку, который его угнал, он был, наверное, нужнее. Шли мы гуськом по тропинке, надеясь пройти до покоса Варенцовых по руслу речки, сообщить о своем отъезде домой - в город - надо ведь. За всю дорогу никто из нас больше не проронил ни слова. Мне очень было тягостно на душе от убийства Александра Максимовича Заботина. Я вспоминал, как мы вместе рыбачили, какой он внимательный и добрый человек. Заботин: Даже в фамилии его отражена главная черта носителя - забота о людях. Видит Бог, до меня еще не дошла глубина этой трагедии. Как сейчас сообщить об этом Петру Николаевичу и Нюре? Не знаю, но для меня была очевидной связь убийства с девушкой по имени Вика. "Угораздило же ее связаться со всякой швалью, изза нее вот Настоящий человек погиб", - со злостью уже подумал я. Варенцовы, как я заприметил еще издали, были на сенокосе, но работа у них как-то шла ни шатко, ни валко. Они покосят малость, покосят да и остановятся, вновь и вновь обсуждая какую-то проблему. Когда мы подошли к ним, нам все стало ясно: об убийстве старого учителя они уже знали. Нюра все вытирала глаза свои, то замолкала, всхлипывая тихонько, то начинала негромко подвывать. И дяде Пете нехорошо было. В другое время он стал бы, наверное, успокаивать супругу, а сейчас и сам с трудом сдерживал плач. За последние годы Заботин, потеряв своего старого друга, Василия Ивановича Курочкина, бывшего председателя колхоза в деревне Березовка, подружился с Варенцовыми, особенно - с Петром Николаевичем. Рыбалка ли их только связывала, а может сходство душевное? - мне трудно было объяснить. Пожалуй, что сходство характеров: честность, доброта, отзывчивость. Да много чего. Годами они были разные: дядя Петя много моложе был. Это ж сколько поколений училось у Александра Максимовича Заботина математике и всем другим жизненным премудростям? - с пятьдесят восьмого года, как вернулся он из ссылки в Средней Азии, из Таджикистана. Трудной судьбы был человек, но ничто его не сломило, не ожесточило сердце его до той степени, что не стал бы он вдруг различать: где - зло, а где - добро. Учеников своих учил только добру. Зря я на Вику разозлился, пожалуй. Она к нему, как к последнему островку надежды, обратилась за помощью. Не к матери даже (да и чем ей мать могла помочь?), а к учителю. И больно мне было, и гордость во мне говорила от того, что много еще на земле нашей добрых и отзывчивых людей. -Поедем мы, Нюра. До свидания, дядя Петя. Кошку свою я у вас оставлю пока. Пусть в преддверии родов на парном молочке жирок нагуляет. Я приеду скоро, - пообещал я Варенцовым.
      Мы уже уложили свои "шмотки" в багажник моей "Победы", как Дуська тоже на правах хозяйки подошла и села рядом с машиной, выжидательно и с вниманием на меня поглядывая. -Тебе, Дуся, придется остаться здесь. Гуляй, мышей лови, жирок себе нагуливай. Не озоруй тут без меня. Жди, я скоро приеду за тобой, - проворковал я своей любимице, пощекотав ее при этом за ушком. -Мя-я-у-у, - ответила мне Дуська и ударила хвостом о землю, не соглашаясь с моим решением. -Останься, Дусенька, так надо, - как с человеком опять заговорил я с кошкой. Не поверите, Дуся посмотрела на меня внимательно, муркнула что-то себе в усы и медленно, не оборачиваясь на меня, отправилась к калитке, легко запрыгнула на деревянный штакетник и отвернулась демонстративно. Мы уезжали, а я все, пока мы не скрылись за поворотом, наблюдал за Дуськой в зеркальце: нет, не повернулась даже обиделась. Друзей своих я "подбросил" на машине к больнице, где работал Егорий Васильевич. Ну, то, что Егорий к себе на работу пошел, меня не удивило. А вот Валера Русинов, видать, крепко увяз в своем чувстве к Леночке. Разве не к ней он направил стопы свои? Придя, наконец, к себе домой, я вытащил бутылку пива из холодильника и уселся в раздумьях в кресло, охлаждая мозги глотками "Балтики №9". Взгляд мой упал на телефон. Я подошел и перекрутил кассету в автоответчике, затем включил на прослушивание. -Ваня, - услышал я слегка глуховатый грудной голос, который узнал бы из тысячи похожих голосов, - я приезжала недавно домой в наш город, но не рискнула повидаться с тобой. Ваня, ты ведь слушаешь меня? Я очень люблю тебя и всегда любить буду: как друга. Я все продумала и поняла, что чувства наши - ошибка, все это - дань памяти юности нашей. А юность давно прошла, надо думать о том, как жить дальше. Ты хороший, Ваня. И я искренне желаю тебе удачи и счастья. Муж мой, Матвей Моисеевич Абрамов, хороший, добрый и очень домашний человек. Обеспеченный. И, вообще, мы уезжаем в Германию. -Пауза, а затем вновь послышался расстроенный и грустный голос Эдиты Лик. - Мы ведь останемся друзьями? Не расстраивайся, ты заслуживаешь лучшей, чем я. Прощай. Была еще запись звонка от отца, Криницина Андрея Петровича. Он просил приехать. В расстроенных чувствах я позвонил и отцу, и маме моей, Зинаиде Александровне Кринициной: стандартные вопросы, ответы, как дела, как здоровье: Отцу я пообещал, что в ближайшее время заеду к нему. Удивительное дело, но я довольно равнодушно выслушал объяснение Эдиты. Я ждал ее все эти долгие месяцы. Поведение ее мне было непонятно, но только и всего. Вероятно, я "переболел" свою безответную, как оказалось, любовь. А может быть, причиной моего равнодушия к Эдите была прошлая душная июльская ночь с Натальей среди ромашковых и клеверных ароматов? В любом случае, дома мне не сиделось, и я решил поехать к отцу.
      Мне опять повезло: нынешней супруги моего отца дома опять не оказалось. И я этому был несказанно рад. Само провидение оттягивало столь неприятный для меня момент. Я ничего против новой семьи моего отца не имею, но видеть его жену почему-то не хочу. Такой уж я эгоист. -Проходи, вот тебе мягкие тапочки, - сказал мне отец после того, как с чувством обнял меня. -Чем ты сейчас занимаешься, отец? -Все те же проблемы: нет денег на раскопки курганов на Кубани. Там интереснейшие должны быть находки, которые окупили бы все затраты на наши изыскания. Пошли к столу, - пригласил он меня. - Время обеденное уже, а ты, конечно, поесть забыл. За обеденной трапезой с непременной рюмкой водки отец начал со мной беседу, ради которой, собственно, и состоялась наша встреча. А можно бы уже и не говорить ничего об Эдите: ведь о ней же пойдет речь? - или я ошибаюсь? -Эдита позвонила мне два дня назад, напросилась на встречу. Ну, я, понятно, не отказал. -Откуда она твой телефон: ах, да, я же сам ей и записал твой номер телефона. Так что же она говорила, - абсолютно спокойно спросил я Андрея Петровича. -Понимаешь, Ваня, она мне говорила, что никак не мыслит себя в роли твоей жены. В качестве друга - да, но не жены. И никаких других аргументов. А ты, я смотрю, и не переживаешь очень. -Есть целый ряд причин, по которым я не переживаю. Во-первых, я, кажется, влюбился. Во-вторых, есть и еще обстоятельства: Эдита в моей помощи и защите не нуждается, ну, дружили, ну, любили: Согласен с ней. Кстати, кто ее муж? - она об этом тебе сообщила? -Обеспеченный и добропорядочный кинорежиссер Абрамов Матвей Моиссевич, очень благополучный еврей, разбогатевший в России. Разбогател и - в Германию. Я слышал, что таких немок, как Эдита, в Германии не очень и жалуют с приемом. А вот евреев - всегда пожалуйста. -Еврей в России - больше, чем еврей. Украл в России - сбежал за бугор. Так Эдита, значит, из-за своего благополучия и возможности "слинять" в Германию и вышла за этого Моисея замуж? -Очень ты строго судишь о людях. Не заметил за собой одну особенность? - ты неудачник. А Эдитке нужна широкая спина. Кстати, ее муж не Моисей, а Матвей. И я о нем наслышан. Очень порядочный человек, грамотный, эрудированный. Евреи здесь ни при чем. Я знаю очень много достойных и порядочных людей среди евреев.