Враг в зеркале

      - Лютого! - быстро повернулся Чингиз и твердыми черными глазами уперся в меня.
      - Ну да, - растерянно проговорил я. - Вы же сами мне всегда твердили, а я не верил. Если бы не эти убийства, я бы все равно не поверил, а тут приходится, сам понимаешь...
      Чингиз отвернулся и бросил нож, вонзившийся ещё ближе к центру, но с другой стороны окружности.
      - Познакомился? - спросил он.
      - Нет. Он давно в зоне. Хотя, кажется, сбежал недавно. Так что скорее всего он в городе, и это его рук дело.
      - Лютый на тебя похож? Ты хотя бы фото смотрел?
      - Нет ни одной фотографии. Но вы же сами всегда говорили, что Лютый и я - одно лицо...
      Чингиз бросил на меня взгляд. Он вообще старался на меня не смотреть, лишь по необходимости, изредка.
      - Кажется, все сходится: твой брат Лютый бежит из тюряги, чтобы повидать родные края. По приезде возобновляет связи и убивает своих старых корефанов. Может, за деньги, может, из-за детских обид. Мало ли что в детстве накопить можно? Ему же приходилось делить с тобой власть над нашей бандой. Может, он тебя боялся? - Чингиз даже воодушевился. - Может, так и есть: это мы думали, что он сильный, а самым сильным был у нас ты. Не Лютый, а ты, Оборотень, изгнал само упоминание о нем. Знаешь, как в детстве это может быть больно. А тут побег, все кончено с этой цивильной жизнью, остается только оборвать последние нити, свести, так сказать, счеты, наказать... Мы ведь тебя, как-никак, предпочитали. Он был редкий гость... Но меткий, - добавил он и кинул последний свой нож, вонзившийся снизу, сантиметрах в десяти от центра.
      Я был, признаюсь, поражен последним доводом Чингиза. Мне не приходило в голову... Наконец, все улеглось по местам.
      Я думал об этом, машинально прицеливаясь ножом в мишень. Метнул.
      - Всегда ты был самым лучшим, - безнадежно закивал головой Чингиз.
      И то, все три ножа торчали в самом центре, вплотную друг к другу... Чушь какая!.. А если Лютый захочет убить меня, или Таню?!.
      - А ты не боишься? - спросил я.
      - Может быть. Но может, он оставит мне жизнь? - ухмыльнулся он и взглянул мне прямо в лицо. - Как ты думаешь? Я единственный, кто был ближе всех к нему.
      Он ещё больше сощурил узкие татарские глаза и мечтательно произнес:
      - Помнишь Крокодила? Детдомовца? Он нам ещё здорово досаждал. Мы его как-то с Лютым подстерегли... Поединок был честный: Лютый и он. Бились железными арматуринами. Крокодил тоже был не трус, но куда ему!.. Он Лютому руку отключил, не перебил, просто по нерву попал и уже завопил от радости. Рано праздновать вздумал, сам тут же по черепу получил. Это уже потом мы добивали его вдвоем, когда уже все было ясно, кто сильнее. Потрудились на славу. Как его потом узнали, неизвестно - мы его в месиво превратили.
      - Слушай, - сказал я, неприятно пораженный его воспоминанием и прерывая разговор, - мне надо идти. А что зашел к тебе - это хорошо. Ты мне подсказал, кто убийца. Надо теперь Таню охранять.
      - Даже так? Хотя я слышал, что вы сошлись. Это, впрочем, ожидалось.
      - Пойду я. Тебе я тоже советую Лютого поберечься. Нельзя ему доверять, он уже из другого мира, - вдруг проговорил я почему-то.
      - Конечно. Только теперь, после твоего посещения, мне не о чем беспокоиться...
      Тут я вышел и, только пройдя уже шагов десять по коридору, вдруг почувствовал, что в последней фразе Чингиза заключен какой-то обидный смысл. Я хотел было вернуться, но это только мелькнуло, и проговорив: "Чепуха!" - я поскорее вышел из кинотеатра. Главное, я чувствовал, что действительно был успокоен, и именно тем обстоятельством, что мифический Лютый обрел, наконец, плоть, и из области ночных сновидений впервые вышел на дневной свет. А обитателей дня мне бояться не пристало. Пускай меня боятся, успокоенно думал я, садясь в машину и заводя мотор. Я знал, куда мне ехать. Надо было утвердиться в подозрениях, надо было окончательно в деталях восстановить уже восстановленный из кошмаров облик Лютого. В общем, надо было вновь ехать к Ловкачу.
      ГЛАВА 28
      ЕЩЕ ОСТАЛИСЬ ТРОЕ
      До Ловкача я добрался мигом. Когда ехал, меня охватили сомнения: а ну если все ложь, и попытка воскресить Лютого лишь уловка моих друзей-приятелей. Я даже хотел остановиться, но тут новая догадка заставила продолжить путь: что это за сумасшествие - видеть во всем столь сложную интригу, когда дело не стоит выеденного яйца; мне надо хорошенько допросить Ловкача, может быть, Лещиху, Таню, наконец, и все станет ясно. Нельзя отвергать гипотезу только потому, что это противоречит твоему естеству. Ведь правда чаще всего там, куда твой здравый смысл и заглядывать не хотел. То есть, никому не верь, все проверяй. Лично к тебе это тоже относится.
      Так я думал, подходя к маскировочно-бедненькой двери Ловкача и уже был готов звонить... как вдруг застыл на пороге.
      Что-то было не то... И этим "что-то" оказалась едва заметно приоткрытая дверь. Прошлый раз, ожидая, когда ещё неизвестный мне "Буратино" откроет дверь, я зацепился взглядом за старый отлуп краски на притолоке рядом с гранью закрытой двери; сейчас эта выщерблина была больше, значит, дверь была приоткрыта.
      Я медленно вытащил пистолет, встал сбоку к стене и очень мягко стволом подтолкнул дверь.
      Она поддалась.
      Я прислушался: тихо. Я не улавливал ни движения, ни чужого дыхания. Я ещё раз толкнул дверь, и она открылась.
      В коридоре горела люстра и светилась подстветка фонтана. Я быстро переводил ствол пистолета: бурые пятна на светлом ворсе ковровой дорожки, грязно-бурые следы пальцев на обоях... Мне было все ясно, собственно... А впрочем, я не думал ни о чем; мягко ступая, дошел до конца коридора, быстро выглянул, спрятался, успев мгновенно осматреть помещение. Кажется, никого нет. Разумеется, кроме Ловкача.
      Я вошел в комнату все ещё настороже, хотя уже понимая, что пистолет не понадобится. Уже просто для очистки совести осмотрел квартиру: спальню (сюда "гости" не заглядывали), ванную, туалет, балкон - все спокойно.
      Да, спокойно, можно сказать, - мертвое спокойстие, ибо Ловкачу, наконец-то, изменила ловкость, а то, что развалилось в кресле, которое уже ему никогда не понадобится, на общепринятом языке называлось просто трупом.
      Увы, наступила очередь Кости Кашеварова, и уже одно это подкрепляло слова Чингиза, потому что, судя по ужасу, который здесь царил, сделать такое мог лишь один человек - Лютый.
      Я едва не наступил на скальп, нагнулся, поднял клочок кожи со стриженными милицейскими волосами и как мог тщательнее приладил на голую тонзуру головы. Увы, вставить вырезанные ножом глаза (по глазницам были видны следы соскобов лезвием по кости) я не мог, как не мог приладить отрезанный нос и язык и вернуть обратно жизнь, вытекшую из перерезанной глотки... Хотя какое мне дело, вдруг подумал я, с болезненным отвращением реагируя, наконец, на свою глупую, неуместную сейчас сентиментальность.
      Я подошел к стулу, кажется, чистому на первый взгляд, сел и потянулся к телефону на столе.
      - Петр Леонидович?
      - Я слушаю.
      - Тут, товарищ полковник, такое дело. Я вам звоню из той квартиры, из которой мне угрожали по телефону. Вы мне адрес ещё узнали.
      - Я помню.
      - Эта квартира капитана Кашеварова.
      - Да?.. - спокойно удивился полковник.
      - Да, и он убит.
      - Еще раз и подробнее.
      - Я говорю, что эта квартира оказалась принадлежащей капитану Кашеварову. Я к нему заезжал ещё утром. Он тоже был связан с торговлей наркотиками. Сейчас я второй раз заехал и нашел его труп. Убит зверски, смотреть тошно. Я вам первому звоню. Милиции ждать не буду, у меня ещё дела, боюсь опоздать. Все.
      - Понял. Хорошо, я распоряжусь. Что-нибудь ещё узнал?
      - Кажется, напал на след. Вечером свяжусь с вами.
      - Смотри не рискуй. И еще...
      - Да?.
      - Позвони к себе в контору. Я имею в виду твою фирму. Не хочу тебя огорчать, но, кажется, у тебя неприятности.
      Неприятности... Я положил трубку и ядовито ухмыльнулся. Неприятности... Неприятности у Ловкача. Пока я жив, неприятности могут быть у тех, кто мешает мне, черт их побери!
      Подумав, я все же позвонил к себе в Москву.
      - Охранная фирма "Цербер".
      - Лена! Это я, Иван. Будь добра...
      - Извините, Иван Михайлович, но мне приказано с вами не разговаривать, - вдруг огорошила меня моя секретарша.
      - Ты спятила, детка? Кто приказал?
      - Ох, Ванечка! Тут такое!.. Тут... Извините, - вновь механически зазвенела она, оборвав приглушенный шепот, - мне запрещено говорить с вами. Переключаю на главу фирмы.
      Вот те на! Это кто же является главой моей собственной фирмы?
      - Алло! - сказал голос Ильи. - Кто говорит?
      - Это Фролов, - сказал я. - А ты, значит, глава фирмы?
      - Да, теперь я глава и хозяин. Ты не выполнил просьбу ответственных людей, поэтому тебя вынуждены были отстранить.
      - Вам там всем жить надоело? Что за идиотизм?
      - Перестань! Ты до сих пор не понимаешь, с кем связался? Все у нас тут было сделано за утро, мне просто сообщили, у меня выбора не было. Я из двух зол просто выбрал меньшее.
      Я сжал трубку, злоба и ошеломляющее чувство несправедливости!.. У Ловкача вот-вот упадет изо рта отрезанный и небрежно вставленный обратно язык. Я пальцем засунул его поглубже.
      - Ты, подонок, неужто надеешься, что я до тебя не доберусь? - сказал я.
      - Иван! Ты совсем глупый, или у тебя шарики стало заедать только в последние дни? Пойми, ты не просто шестеренку механизма застопорил! Тебя же в порошок сотрут и никто не почувствует. Ты где вообще живешь? В каком мире? Я последний раз говорю с тобой как друг и последний раз советую исчезнуть, вообще в Москве не показываться на время. Я даже говоря сейчас с тобой, рискую, все ведь прослушивается. Уезжай, прошу тебя.
      Короткие гудки мерно отдавались в голове. Или это кровь от бешенства? Я осторожно положил трубку. Мертвец весело показывал кончик языка, насмехался, сволочь!
      Ничего, выживем.
      ГЛАВА 29
      НЕЛЬЗЯ КРОВЬЮ СМЫТЬ КРОВЬ
      Я машинально обтер платком телефонную трубку, спинку стула, кожаные подлокотники кресла, даже рюмку... все ещё валявшуюся на столе. Это на всякий случай. Посмотрел на настенные часы: без пятнадцати шесть.
      В коридоре кровавая полоса на стене пререходила на зеркало. Я остановился, это были слова. "Еще остались трое". Было ещё какое-то слово, но высыхающие пальцы не смогли дописать. Значит, трое. Я вышел.
      В подъезде - тишина. Я постоял, прислушиваясь. За всеми железными дверями было тихо. Без приключений вернулся в машину, сел на водительское сиденье и тут вспомнил о сигаретах. Закурил. Какое острое, дикое наслаждение вот так закурить в подобную минуту! Я заскрежетал зубами от этой смеси удовольствия и ненависти - вспомнил Лютого. Какая-то тюремная вошь путается у меня под ногами со своими остаточными комплексами!.. Ничего себе комплексы! - нервно расхохотался я, продолжая продумывая свои дальнейшие ходы.
      Я завел мотор и выехал на дорогу. Отжал педаль газа и, пользуясь тем, что машин было не так уж и много, помчался куда глаза глядят.
      А мысли не отпускали. Все время одно и то же. Чингиз и я - двое. Оставалось ещё двое: Таня и Лещиха. Но на зеркале было ясно написано "трое". Кто-то один: либо Таня, либо Лещиха. И я склонен думать, что Лещиха. Именно она была полноправным членом нашей банды. Таню мы всегда держали в стороне.
      Потом вдруг обнаружил себя лежащим на баранке руля: мотор выключен, машина стоит возле какого-то киоска. Хотел что-то купить? Сигарет?..
      В конце аллеи я заметил телефонную будку. Включил мотор и бросил машину вперед. Автомат оказался, как я и надеялся, бесплатный. Набрал Танин номер, и после третьего гудка с облегчением вздохнул.
      - Алло!
      - Это я.
      - Где ты пропадал весь день? - встревоженно, но с милым старанием говорить спокойно, спросила она.
      - Не беспокойся, котенок, все нормально. Только хоть и нормально, никому не открывай. Если что, стреляй сквозь дверь, - посоветовал я.
      - Ты меня успокоил! - усмехнулась она. - Я и так с оружием не расстаюсь.
      - Все правильно, девочка. Костю убили.
      - Не может быть!!!
      - И это, скорее всего, Лютый.
      - Теперь ты веришь?
      - Приходится. Я был у Чингиза и у матери Лютого. Лютый в бегах, где-то в городе. Так что на всякий случай запрись покрепче и никому, кроме меня или полковника Сергеева, не открывай. Усвоила, крошка?
      - Усвоила. Ты сам не рискуй.
      - Хорошо. Сейчас без десяти или без пяти шесть, я буду...
      - Сейчас половина седьмого.
      - Так много? Не может быть. Я только что смотрел время - было без пятнадцати шесть. Куда-то сорок пять минут делись. Хотя скорее всего часы отставали. Ну все, я погнал. Часов в восемь-девять буду.
      - Я жду, - сказала она и, вешая трубку, я думал, как же приятно, иной раз, услышать эти простые слова: "я жду".
      Я выбросил из головы телячьи нежности. Расслабляться нельзя. Итак, оставались три потенциальные жертвы: я, Чингиз, Лещиха. Чингиз пока здоров, я тоже. Отжимая сцепление, я уже знал, куда еду. Надо проведать Лену.
      К её дому я подъехал вовремя. Если можно так сказать в данном случае, ибо небольшая, встревоженно галдящая толпа под её окнами заставила меня, даже не заглушив двигатель, кинуться сквозь круг обывателей к центру, куда было обращено общее внимание.
      Лещиха лежала на газоне и широко раскрытыми глазами смотрела сквозь обступивших её людей в вечернее серое небо. Судя по всему, она была мертва, и это меня удивило, учитывая третий этаж и относительно мягкий газон. Я наклонился к самому её лицу. Перегар. Едва заметный, легкий запах перегара, давал надежду: она дышала. Дыхание её было почти незаметно, лишь мелкое непроизвольное подергивание тела показывало - Лена не хотела умирать.
      Я наклонился ещё ниже и, расправив складку халата, нашел входное отверствие пули, окрасившее и так красно-пеструю ткань халата. Да, кровь была почти незаметна, а Лещиха умирала.
      Увидев, как дрогнули её губы, я наклонился ещё ниже.
      - Лена, это я, Иван.
      Она прошептала мое имя.
      - Кто это сделал... Лена?
      Шепот, слетавший с её губ, почти невозможно было разобрать. Я жестом и мимикой заставил заткнуться окружающих.
      - Я его узнала сразу, он не изменился, только стал страшнее. Он ужасен... это чудовище... он даже... - она замолчала и лишь глаза раскрывались все шире, словно бы тот, кого она видела в воспоминаниях, предстал наяву. Через несколько секунд её губы вновь шевельнулись:
      - Он сказал, что пощадит меня, убьет сразу... и выстрелил...
      - Кто? Кто это был, Лена?
      Она вернулась в реальный мир из своих воспоминаний, и глаза её обрели осмысленное выражение. Она с усилием попыталась разглядеть меня. Я схватил её за руку, но она тотчас же испуганно отдернула её. Тело её дернулось, она открыла рот, словно собираясь закричать, но крика не получилось. Она так и умерла с лицом, искаженным от ужаса, и с широко раскрытым ртом. Глаза её также остались широко раскрытыми, точно она повстречала смерть и сейчас продолжала смотреть на нее.
      Я поднялся и огляделся. Все смотрели на меня с обычным в таких случаях выражением. Впрочем, они не знали, как соотнести убитую алкоголичку и меня. Я вспомнил о своей побитой физиономии - вид ещё тот.
      - "Скорую" вызвали?
      Вызвали. И "Скорую" они вызвали и милицию. И хорошо. Расталкивая народ, я пошел к машине. Тут вспомнил о Пашке. Стремительно повернулся, отчего толпа отшатнулась почему-то.
      - Сына её не видели?
      Никто не видел.
      Сел в джип. Мотор рокотал. Быстро, мерзавец, действует, подумал я о Лютом.
      Остались Чингиз и я. Попробую успеть к Чингизу. Я рванул машину с места и, с визгом стираемой об асфальт резины, понесся на набережную к кинотеатру "Слава".
      А вечер, между тем, все серел, и мелкий дождь, неутомимо сыпавший на асфальт, дома, деревья, стекла моей машины, время от времени усиливался; тогда шумно налетал ветер, и некоторое время ливень бодрыми косыми струями размывал город.
      Зал, где метал ножи Чингиз, был закрыт. Мне пришлось искать замену тому прыщавому знатоку, что прошлый раз навел меня на след Марата.
      На сей раз подошли ко мне; бывший борец или боксер, после завершения спортивной карьеры мгновенно раздувшийся по периметру телес, загородил мне дорогу.
      - Что мне надо? - переспросил я. - Чингиз мне нужен. Час-полтора назад я его оставил внизу, он кидал ножи.
      Бурдюк с прежними мышцами и нынешним жиром смерил меня взглядом и крохотные глазки показали, что я не признан субъектом опасным и вредным.
      - Чингиз в тренажерном зале.
      - Мне срочно надо его повидать, - сказал я утомленно. - Это в его интересах.
      Охранник сопроводил меня до двери, за которой, среди разного рода железяк и находился Чингиз.
      Чингиз в спортивном костюме устроился на сиденье тренажера, отдыхая, видимо, после подхода к снаряду. Когда я вошел, он медленно поднял голову, пристально посмотрел на меня, а потом равнодушно и непонятно махнул рукой: то ли приглашая меня, то ли отпуская моего провожатого. И все-таки главное, что бросилось мне в глаза, так это взгляд Чингиза: злобный, неприветливый и даже надменный. Он словно бы вопрошал, нет, корил меня за бесполезные посещения, так мне показалось.
      Как же я себя плохо чувствовал!
      Я сел на лавку у стены. Чингиз настороженно наблюдал за мной. Однако я начал не со своих кровавых новостей, а неожиданно спросил совсем о другом.
      - Слушай, Чингиз, что это ты имел в виду, когда сказал, что после моего посещения тебе ничего не грозит? Ты опять что-то от меня скрываешь? Предупреждаю, дело слишком серьезно, чтобы секреты разводить.
      Я сказал это намеренно грубо, с напором, все ещё находясь под свежими впечатлениями от недавней смерти Лещихи. Сказав, я посмотрел на него. Глаза Чингиза в тот же миг злобно сверкнули, сузились в щелочки, но голос его был сдержан и тих:
      - Ничего я не имел в виду, кроме того, что поймет любой: ты меня предупредил, что Лютый в городе, значит, я буду начеку. Да и ты, наверное, будешь союзником, какой резон тебе подставлять меня? Тебе самому надо расправиться с Лютым больше, чем всем нам.
      - Это почему же? - заинтересовался я.
      - А потому, друг ты наш ситцевый, что Лютый тут такого наворочал, что его должны были давно, как Фреди Крюгера, подпалить. Понял? - спросил он так злобно и нагло-вызывающе, что меня оторопь взяла.
      - Ты чего это?! Какая связь? - вскричал и я. - Что это все значит? При чем тут Фреди Крюгер?
      Чингиз молчал и тем же наглым взглядом продолжал осматриваться.
      - Говори, при чем тут Лютый и то, что я должен хотеть его смерти?
      - А разве смерть товарищей детства не вызывает в тебе желания отомстить, - спросил он, презрительно усмехаясь.
      - Так ты это имел в виду? Нет, тут что-то другое!.. - лихорадочно соображал я. - Что-то другое...
      - Как же ты не понимаешь, - с расстановкой, медленно и все так же презрительно сказал Чингиз, - что Лютый и ты фактически один и тот же человек. Чтобы ни совершил Лютый, его вина может стать твоею из-за вашего сходства. Тебе этого мало? Ведь умный же человек, а в какую яму себя загнал! - в сердцах воскликнул он и отвернулся, но тут же, вновь повернувшись, продолжал с такой же исступленной ненавистью.
      - Тем, что ты всегда отвергал даже факт его существования, ты его поступки принимал на себя. Ты не понимаешь, что значит жить в тени другого, когда - чтобы ты ни сделал! - все принадлежит другому, все автоматически приписывается другому. Сейчас Лютый уничтожает свидетелей своей второстепенности, но и тебе надо уничтожить Лютого, чтобы ненароком (да что там, вполне сознательно) он не уничтожил тебя. Тогда не будет ни свидетелей, ни второй половины, а будет один человек. А он ли, ты - это уж как судьба решит... А ты, кажется, болен. Осунулся весь, в зеркало вон посмотри, - кивнул он на стену, сплошь в зеркалах.
      Я посмотрел: желто-лиловые разводы синяков, заклеенная бровь.
      - Ну у тебя и рожа, как говорил Высоцкий Шарапову, - заметил Чингиз. Тебе отлежаться надо, а ты скачешь, куда не надо.
      - Ловкача и Ленку Лещиху убили, - сказал я, отвернувшись, наконец, от созерцания своего изменившегося лика.
      - Что?!! - взвился Чингиз. - Когда?
      - А вот за последние два часа. Я к Ловкачу приехал, он уже остыл. А Лещиха у меня на руках умерла. Кстати, у Ловкача на зеркале было написано, что ещё трое остались. Теперь, после Ленки - двое.
      - Как двое? - вскричал он.
      - А так, ты да я. Я и ехал тебя предупредить, а ты тут цирк устраиваешь.
      - Ах ты, подонок! - Чингиз с безумной ненавистью смотрел на меня.
      - Ты это о ком? - спросил я. - О Лютом?
      - О Лютом? О Лютом тоже. О Лютом и о тебе. Оба вы мерзавцы, оба одним миром мазаны.
      - Оба? - переспросил я, и от его тона что-то вдруг стронулось у меня в мозгу, и меня затрясло противной дрожью. - Что ты мелешь? - вскричал я.
      - А то, что глупо убивать, чтобы смыть с себя кровь. Будто можно кровью смыть кровь. А ты соучастник всему - если бы тогда, давно, не прятался от Лютого, не было бы и соперничества, не было бы и крови.
      - Вот как ты заговорил, - злобно усмехнулся я. - Выходит, во всем я же и виноват. И в том, что Лютый убийца, я тоже виноват?
      - А ты сомневаешься?! - заорал Чингиз. - Так знай, мне сам Лютый это говорил.
      - Когда? - похолодел я.
      - Дня три назад. На днях, в общем.
      Я вскочил и схватил его за плечо.
      - Так ты с ним встречался! А ну рассказывай.
      Чингиз вдруг стряхнул мою руку и с безумной ненавистью посмотрел мне в глаза.
      - Чего это ты тут кино крутишь? Все свои, посторонних нет. Не прикидывайся. Хоть бы вы сожрали друг друга, так нет, норовите других с собой прихватить. Так вот, - крикнул он, - меня он трогать не собирался, так что остались вы двое: ты и Танька!
      Я прислонился к зеркальной стене спиной. В голове было пусто, я продолжал дрожать. Все во мне помутилось в тот же миг, как Чингиз сказал про Таню, и чувствовал я... чувствовал я, как нечто страшное, безумное прет из меня, заставляя мутиться рассудок.
      - Да неужели ты и вправду ничего не знал? Ну что за человек! всплеснул он руками. Всю его монголо-татарскую (часто наигранную) сдержанность, как рукой сняло. - Лютый мне так и говорил, что ты до последнего будешь все отвергать, пока и исправить будет ничего нельзя.
      - Это мне снится, ты мне тоже снишься, - нелепо прошептал я.
      - Вот-вот! Он это и имел в виду, - сказал Чингиз. Он продолжал пытливо следить за мной. Он никак не мог победить своего недоверия, это было написано на его лице. А я в том состоянии усталости, болезни, дурноты, что овладели мной, никак не мог уяснить, что же в действительности происходит? Почему злится и так недоверчив Чингиз? Почему Лютый и я оказались друг против друга на арене, откуда спастись может только один. И вдруг мысль о том, что пока я сижу и предаюсь словоблудию, Лютый уже... Таня!..
      Я вскочил, меня качнуло назад так, что стукнулся головой о зеркало, и с ужасом посмотрел на Чингиза. Я был растерян, потрясен, но все же пытался сообразить... Чингиз внимательно, с недоверием следил за мной. Не совладав с дрожью, я сел и то, что придется снова вставать, куда-то идти - привело меня в ярость. В исступлении я закричал:
      - Всех! Всех уничтожу! Если с неё один волос!.. Всех!
      Тут я бросился к двери и побежал по коридору, потом через вестибюль; мне навстечу попался охранник, которого я отшвырнул как котенка, и пока тот скользил спиной по гладким плитам пола, я следил за ним мутными от ярости глазами.
      ГЛАВА 30
      ОНИ ВАС УБЬЮТ
      Быстрая езда освежила; ветер, дождь, сумерки врывались в салон поверх опущенного стекла. Как поздно, подумал я. Свисток вслед - пропал позади. Ее дом! Ступеньки, третий этаж... еще...
      На ступеньках перед приоткрытой дверью Таниной квартиры скорбно сидел Пашка, о котором я напрочь забыл. А он ведь остался совсем один! - обожгла неуместная мысль. Я должен был думать о другом.
      - Где? Где она?
      - Ее забрали.
      - Где?.. Кто? Кто забрал?
      - Ленчик и Сладенький.
      - Давно?
      - Уже с час, наверное. Я вас ждал, они меня не видели, я хотел...
      - Пошли, - сказал я, и за плечо увлек его в квартиру.
      Замок открыт, но не работал, пулевых отверствий в двери не было.
      - Ее не ранили? - спросил я. Все волнение, вся дрожь, пустота в голове - все испарилось: я был собран, деловит, холоден.
      - Нет. У Сладенького были ключи или отмычка. Они вошли, а тетя Таня даже не услышала. Я прятался здесь на пятом этаже.
      - Ладно. Сейчас пойдешь домой... Так надо! - с нажимом сказал я. Будешь ждать меня или тетю Таню. Все будет хорошо. Ты же мне веришь? Я все знаю о маме. Но ты мужчина, и у тебя есть мы, ведь правда?
      Он кивнул сквозь слезы. А я уже думал: что? как? откуда? с какой стороны пробраться в особняк Ленчика?..
      Впрочем, думать над этим сейчас не имело смысла. На месте разберусь. Надо было только убедить Пашку идти домой, потому что оставаться здесь, в квартире с выбитой дверью было опасно. И даже если бы замок работал, он бы не стал помехой Лютому, пожелай он ворваться к Тане. Оставит ли он мальчишку в живых, не найдя свою жертву на месте, не знал никто.
      - Ты понял? - спрашивал его я. - Ты понял?
      Он кивал, широко открытыми глазами наблюдая за моими сборами; я нашел сумку и складывал туда трофейное оружие, ранее рассованное здесь по углам: "узи", запасную обойму, "калашников", два запасных рожка, навинчивающийся глушитель, граната...
      Я сел на стул. В правом виске болезненно пульсировал сосуд.
      - Ты понял, где будешь нас ждать?
      - Да, дома, - ответил он.
      - Тогда все. Тогда пошли.
      Я прикрыл за нами дверь. Потом мы сошли вниз: в левой руке я нес сумку, правую положил на плечо мальчишке.
      - Никуда не уходи, никому не открывай, - напутствовал я его.
      - Они вас убьют, - безнадежно сказал Пашка. - Их много.
      - Вот еще! - пренебрежительно сказал я. - Мы в огне не горим, в воде не тонем. Для нас главная опасность - медные трубы.
      - Чего? - удивился он.
      - Что? - переспросил я. - А-а-а. Это так говорят, потом объясню. Ну все, беги. Хотя подожди, - остановил его я. - Вот возьми. Завтра мне отдашь. Знаешь, как обращаться?
      - Знаю, - сказал он, принимая от меня "макаров".
      - Это на всякий случай. Мало ли...
      Он вдруг неловко обхватил меня обеими руками и всхлипнул. - Ну все, все, - сказал я и похлопал его по плечу.
      ГЛАВА 31
      НАДО БЫЛО ПРИКОНЧИТЬ ОХРАНУ
      Дождь продолжал моросить. Уже стемнело, тускло горели фонари, а в небе, стремительно рассекая тучи, бледным пятном летела луна...
      Машину я остановил за квартал перед Ленчиковой усадьбой. Попадались прятавшиеся под зонтиками прохожие. Потом дорогу мне перебежала крыса, еще. А когда подошел к каменной стене ограды, ясно прозвучало полусонное карканье устраивавшихся на ночлег ворон.
      Здесь было темно; иллюминирован был дом и частично сад за оградой. Главное, проникнуть внутрь. Я ясно вспомнил чертеж, рисованный мне Ловкачом - как давно, Боже мой!
      Недалеко от ограды росла огромная липа, перекинувшая в сад нижний могучий сук. Я быстро влез на дерево и, особенно не скрываясь, во весь рост прошел по ветке к кирпичной ограде в сад.
      На ограде я замер и прислушался Мне мешала возня ворон, время от времени разражавшихся безумными воплями.
      Решившись, я прыгнул вниз, крепко прижимая к себе сумку, чтобы не звякнули железки. Потом вновь долго стоял, тщетно пытаясь что-либо разглядеть или услышать.
      Здесь сад не казался столь густым, как со стороны. Деревья, подстриженная трава, кустики кое-где. Наконец глаза мои освоились со слабым освещением. Сначала увидел желто-красную точку сигареты, потом пахнуло дымом, и тут же контур охранника прояснился. Стоял он в тени, а за углом мне было хорошо видно, - ярко освещенный фонарем над дверью, сидел на ступенях крыльца второй охранник.
      Я ещё немного подождал. Минут через пять-семь из-за угла, стараясь держаться темных мест, вышел ещё один патрульный.
      Мне мешала сумка с оружием. Я тихо раскрыл "молнию", стараясь не звякнуть металлом, вытащил "узи" и приладил его к плечу на ремне. Запасную обойму сунул в карман. Все иное оставил под деревом.
      Между тем охранник, в обязанности которого входил обход территории, скрылся за углом. Я поспешил обойти дом с другой стороны. Очень большой, кстати, дом. Я сворачивал за третий угол (а сколько их всего было!), когда услышал встречные шаги. Вернулся за угол и затаился.
      Совсем рядом раздалось приглушенное ругательство. Под моими ногами с противным писком пронеслась какая-то тварь. Крыса, конечно. На ветвях вновь загомонили вороны. Запах сигаретного дыма стал явственнее.
      Когда патрульный проходил мимо меня, я, особенно не сдерживаясь, ударил его ногой в висок. Он без звука рухнул на мягкую землю. Теперь будет долго отдыхать. Быстро оттащил тяжелое тело в темноту под деревья.
      Начало удачное. Чувствовал я себя просто великолепно. И как хорошо дышалось! Воздух, освеженный дневной грозой и нескончаемым дождиком, прохладой вливался в легкие: запах листвы, запах цветов, запах пробудившейся жизни!..
      Я быстро обыскал охранника. У него нашелся пистолет-пулемет "кондор" с навинченным глушителем и две запасные обоймы. Насчет глушителя очень разумно: если приходится поднимать стрельбу, то зачем привлекать внимание посторонних.
      Еще порадовался хорошему острому ножу.
      Теперь следовало имитировать действие патрульного. Я вытащил сигарету, закурил и неторопливо пошел вокруг дома, совсем не стараясь двигаться бесшумно.
      Моя тактика, конечно, оправдалась; когда я завернул за очередной угол, сидящий в тени охранник не обратил на меня никакого внимания. Когда я оказался рядом, он как раз затягивался своей сигаретой, тем самым почти ослепив себя. Я, не мудрствуя лукаво, повторил прием, которым отправил отдыхать первого патрульного: нога моя со свистом рассекла воздух и встретилась ступней с очередным виском. Хрипя, парень ещё подергался, но тут же и утих, потеряв сознание. Я уложил неудачника вдоль стены, а сам пошел дальше.