Вуду. Тьма за зеркалом

Миссионер еще бы понял, если б из новообращенных столь глубоко прониклись учением Христовым несколько человек. Такое бывало. Но негры отправлялись в свои заросли целыми толпами, торчали в них по нескольку часов, танцевали под ритмичный бой барабанов, пели. И все это перед изображением католических святых. За этими грубо намалеванными картинками один из негров специально подходил к миссионеру. Тот предлагал ему распятие – в холщовом мешке, привезенном на плантацию, хранилось несколько штук разного размера. Но негр, тараща глаза, на ломаном языке просил именно изображения святых. Миссионер отдал их. Почему бы этого не сделать?.. Картинки он вез не для себя, а для чернокожих невольников.

Изумление, граничившее с недоверием, не покидало пастора. В последние два дня он принялся следить за сборищами негров. Поначалу не скрываясь, он просто подошел к зарослям. Как раз тогда в них приплясывало с десяток мужчин и женщин.

Был поздний вечер. Но посредине вытоптанной площадки пылал ярким пламенем костер. Увидев пастора, негры не проявили никакого замешательства – ритмичный танец продолжался. Пастор остановился и начал прислушиваться к воплям «главного» негра – так пастор определил для себя высокого невольника, пританцовывавшего в самом центре новообращенных, – он явно руководил всей церемонией.

Однако негр время от времени громко произносил имена святых и некую тарабарщину, немного напоминавшую фразы, часто встречающиеся в католических молитвах. Между тарабарщиной и именами святых негр произносил что-то на своем языке. Миссионера смутило: заметив его, «главный» негр стал чаще выкрикивать тарабарщину и перестал произносить что-либо по-своему.

На ветвях дерева, росшего рядом с костром, было укреплено изображение святого Петра и несколько горевших свечей. Миссионер вспомнил – «главный» негр – а это именно он приходил к пастору за изображением святых – попросил у него еще и свечи. Их было в холщовом мешке, привезенном на плантацию, предостаточно… Теперь они мерцали на раскидистых ветвях… Некоторое время понаблюдав за пляской, пастор двинулся прочь. И в этот момент ему показалось: как только невольники заметили, что он уходит, ритм барабанов стал чаще…

Он заметил: негры обычно собирались у костра поздно вечером, когда на округу опускалась тьма. Решив, что хитрые невольники просто не показывают ему истинное действо, происходящее возле костра, миссионер решил заранее, еще до темноты, скрыться в зарослях и оттуда понаблюдать за рабами…

В ту ночь он натерпелся… Все ему казалось, что где-то позади него крадется, чтобы напасть, дикий зверь. Чтобы не быть замеченным, миссионер вынужден был забраться глубоко в чащу. Поначалу ему казалось, что он вообще ничего не увидит – со всех сторон его убежище окружала сплошная чернильная темнота, он рисковал быть укушенным змеей, но любопытство пересиливало страх. Когда он уже отчаялся что-либо увидеть, впереди замелькал сначала робкий огонек, а потом – пламя большого костра, все сильнее вздымавшегося к небу. Чтобы разбирать хоть какие-то слова, произносимые неграми, миссионер вынужден был приблизиться к сборищу.

Он надеялся, что ничем не рискует – даже если бы они заметили, что он подсматривает за ними, любое, даже самое незначительное насилие над слугой Христовым было тягчайшим преступлением, хотя… Что, если негры занимаются чем-то таким, за что их ждет большее наказание?

Однако все было так же, как и в первый раз. Только теперь миссионер заметил, что несколько верующих, неестественно заломив руки, в экстазе упали на землю. Так и что ж с того?! И в Европе верующие, бывает, впадают в экстатические состояния… Произносимые имена святых были прежними. Особенно часто упоминался святой Петр…

В конце дня, когда рабы возвращались с плантации, к высокому негру, которого миссионер называл про себя «главным негром», приблизился другой чернокожий невольник…

Глянув по сторонам и убедившись, что надсмотрщики не смогут разобрать, о чем они говорят, негромко спросил:

– А Легба не может обидеться на нас за то, что мы называем его святым Петром?..

– Поначалу он так и делал…

Услышав, что Легба обижался, спрашивавший негр с ужасом уставился на собеседника.

– Но мне удалось объяснить ему, – проговорил тот. – И он перестал сердиться. Понял, что нам запрещают разговаривать с ним и приходится выдумывать такой тайный язык. Слыша его, миссионеры отступают. Они думают, мы молимся их богу. Легба понял нас!..

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил второй негр.

– Если нет, то как тогда, по-твоему, открываются врата потустороннего мира?!.. Легба – хранитель врат!.. Если демоны и духи загробного мира приходят к нам… А ты сам видел их!..

Негр утвердительно закивал.

– Значит, Легба понял нашу уловку, – продолжал «главный негр». – И теперь знает: когда мы обращаемся к святому Петру, на самом деле мы обращаемся к нему… Каждый раз в самом начале, когда костер только-только разгорится, я говорю ему «Да откроются врата, святой Петр!..» Ты видел, кто-нибудь из наших братьев и сестер вскоре после этого валится на землю и не может пошевелится. Это – верный знак, что врата царства мертвых открыты, а Легба – среди нас. Он – хромец и тот, в кого он на время вселяется, становится недвижим…

– А святая Дева Мария?..

– Э-э… Ты знаешь, кого мы на самом деле имеем в виду, когда призываем Деву Марию! – со злостью проговорил «главный негр». – Это все белые, белые!.. Не будь их, мы бы не занимались этим. Они, эти белые, подобны барону Самеди – властителю царства мертвых… Так же как он, любят курить трубку, пить кофе и хлестать ром, особенно если туда бросили стручки жгучего перца.

19

– Зло всегда присутствует среди нас. Оно растворено повсюду, как бы хорошо, как бы правильно мы ни жили. Наши добрые дела сдерживают его, но каждый день оно только и ждет своего часа, чтобы вырваться на свободу!.. Оно словно бы все время стоит в темноте за зеркалом и как только видит на нашем лице следы фальши, ненависти, тупости, завистливого злорадства, тут же выходит из своего зазеркалья к нам навстречу…

– Какой странный образ!.. Зеркало, человек, стоящий перед ним, и зло, скрывающееся за серебряной амальгамой и внимательно следящее за выражением лица… – пробормотал Вильям Вильямс.

Он посмотрел на Гейнора Мак-Магона – тот стоял у окна и, облокотившись руками о широкий подоконник, наблюдал за тем, как два индуса в тюрбанах выгружают из видавшего виды облезлого пикапа какие-то мешки и заносят их в лавку. На ее вывеске витиеватыми буквами было написано «Магараджа». Мак-Магон подумал: раньше подобная лавка была бы в Лондоне диковинкой, но теперь различные национальные общины расселялись по всему городу все больше и больше, привнося на его улицы свой колорит, свои магазины и привычки.

Мак-Магон был специалистом по религиозным верованиям африканских народов, исколесил черный континент вдоль и поперек, бывал так же на Гаити, в Доминиканской республике. Посещал Бразилию.

Теперь он принялся рассказывать Вильяму Вильямсу, что религия вуду, как представляет ее большинство когда-либо слышавших о ней европейцев, – это вовсе не та религия, которую на самом деле исповедуют на Гаити, в Того, Бенине, Кот д'Ивуар, Нигерии и некоторых других африканских странах.

– Дело в том, – проговорил Мак-Магон. – Что тут имеет место не такой уж редкий для современного мира случай, когда одно и то же слово обозначает два практически противоположных явления. Поэтому я предлагаю называть ту замечательную и исполненную глубокого смысла религию, которая является государственной на Гаити и с 1996 года – в Бенине и к которой принадлежу я сам – религией вудун.

– Вы исповедуете вуду?!.. – Вильямс был настолько поражен этим фактом, что даже сделал шаг назад, как будто отшатнувшись в испуге от Мак-Магона.

Точно тот признался ему, что регулярно по ночам поедает трупы и приносит в жертву христианских младенцев.

– Не вуду!.. – поправил Мак-Магон, усмехнувшись над реакцией собеседника и посмотрев на него затем взглядом, полным саркастической иронии. – Я исповедую вудун.

Впрочем, Вильям Вильямс не очень удивлялся: он знал – Мак-Магон женат на негритянке и вообще известен своими весьма экстравагантными привычками. Он иногда, к примеру, появлялся в своем университете в белом африканском балахоне до пят, объясняя, что в подобном наряде ему легче переносить необычную жару, в последние годы частенько беспокоившую лондонцев, привыкших к несколько иному, скорее к прохладному, чем по-тропически знойному, климату.

Словно угадав его мысли, Мак-Магон произнес:

– Не скрою, меня приобщила к вудун Эрзули… Но дело не в ней.

Мак-Магон продолжал рассказ…

Вудун – это такая же полноценная религия, как христианство, буддизм, ислам и иудаизм. Первоначально она была верованием африканского народа йоруба, населявшего страну под названием Дагомея, которая располагалась на части территорий нынешних Того, Бенина и Нигерии. Однако в силу того, что Дагомея как раз и была тем самым Рабским Берегом португальцев, приверженцы вудуна были насильно вывезены далеко за пределы своей родины…

20

В далеком прошлом

В трюме корабля были выстроены своеобразные многоярусные полки, на каждой из которых располагался не один десяток длинных узких пеналов. Там человек мог только лежать, время от времени переворачиваясь с боку на бок. С внешней стороны стенка пенала открывалась наподобие дверцы. В ней существовала еще одна, более маленькая, распа-хивавшаяся форточка, удерживаемая с внешней стороны крепкой щеколдой. Надсмотрщики, нещадно отпуская болезненные удары длинных кожаных бичей, загнали Огу вместе с остальными несчастными африканцами – мужчинами и женщинами – в трюм и затолкали в одну из продолговатых клеток. С этого момента дверца пенала, в котором он лежал, была закрыта на крепкий замок. Корабль тем временем был готов к плаванию…

Уже через несколько суток Огу начал сходить с ума. В трюме, набитом более чем семьюстами человек, которые вдыхали и выдыхали воздух, испражнялись, болели, была чудовищная атмосфера. Работорговцы, которым принадлежал этот медленно двигавшийся по волнам тяжелый и неповоротливый парусный корабль, не любили тратить свои силы на занятия, которые считали бессмысленными. Так или иначе, проветривай или не проветривай трюм, выжить в нем могли лишь самые сильные.

Путешествие, которое длилось несколько месяцев, становилось своеобразной выбраковкой – до плантаций на Карибах добирались лишь самые сильные. А иные там нужны не были.

При проведении всех коммерческих расчетов купцы придерживались железного правила: в лучшем случае треть, в худшем – половина загнанных в трюм на Рабском Берегу, никогда не доберутся до другого берега.

Малочисленная команда, состоявшая из низкорослых матросов, не могла по соображениям безопасности выводить рабов на палубу. Здоровенные, доведенные до отчаяния негры представляли большую опасность. На Рабском Берегу они были достаточно безразличны к своей судьбе – среди африканских народов рабство было весьма распространенным явлением. Бесчисленные стычки племен, а временами и достаточно серьезные войны больших народов всегда заканчивались пленением и рабством для многих. Однако само рабство в местных африканских условиях не было слишком жестоким – убогие хижины, крытые пальмовыми листьями не годились для того, чтобы устраивать тюрьмы. Раб был скорее подчиненным, бесправным членом семьи, нежели узником… В чужой деревне он точно так же выполнял нехитрую сельскую работу, ходил вместе со всеми на охоту и иногда, если он поражал новых односельчан каким-нибудь особыми качествами или умением, его делали равным остальным.

Однако работорговцы научили местных племенных вождей менять пленников на ткани, украшения, вино…

Только когда Огу попал в трюм корабля, до него начало доходить, что такое оказаться невольником у белых… Но из трюма вырваться было невозможно.

Время от времени – день и ночь в этом аду были неразличимы, появлявшийся надсмотрщик открывал по очереди форточки клетушек и кидал в каждую кукурузный початок. Это было невыносимо мало, но строгие законы коммерции не позволяли капитанам занимать место запасами еды. К тому же, при таких условиях транспортировки еда была для «живого товара» не самым главным…

Еще хуже было с водой – пленников непрерывно мучила жажда. Корабль не был рассчитан на то, чтобы тащить в трюмах пресную воду, достаточную для такого количества пассажиров. Небольшая кружка – вот и все, что полагалось Огу на день.

Через какое-то время люди начали умирать. Равнодушный надсмотрщик не сразу замечал, что в пенале находится не живой человек, а труп: он не заглядывал в каморки, просто в какой-то момент обнаруживал – вода не выпита…

Мертвые тела вышвыривали за борт, и за кораблем всегда следовала стая акул-трупоедов.

21

– Свою веру африканцы принесли в новые земли, в которых, по воле рабовладельцев, им пришлось поселиться, – продолжал рассказ Мак-Магон. – Вера предков – единственное, что смогли взять негры с родной земли. Но и это у них попытались отнять.

На плантациях негров принудительно обращали в христианство и хотя католических священников там было не так уж много, им удавалось следить, чтобы новообращенные не участвовали ни в каких обрядах, кроме христианских. Тогда-то, по словам Мак-Магона, и произошло самое ужасное.

Рабы продолжали исповедовать вудун, но в противоестественных условиях рабства их вера извратилась, вместо вудуна появилось вуду. Рабовладельцы сами виноваты в этом. Пользуясь известной формулировкой, можно сказать, что вуду стало естественным ответом на противоестественные условия. Вуду возник не повсеместно, ведь масса рабов была неоднородной.

Можно привести такой пример. Любой университет – это место, где сосредоточены знания. Но если случайно выхватить какое-то количество людей, которые в этот момент будут идти по коридорам, то часть из них окажется первокурсниками, обладающими минимальными знаниями, часть – студентами, дипломниками, почти уже окончившими курс и, может быть, среди этих людей попадутся один-два профессора.

Так же и с приверженцами религии вудун. С Рабского Берега на плантации попало очень незначительное количество истинных знатоков веры. Вокруг них стал распространяться истинный, настоящий вудун – так называемый вудун правой руки.

Но среди некоторых групп рабов, в основном молодых, просто не оказалось тех, кто мог бы наставить верующих на путь истинный, и тогда среди них под воздействием окружающего зла, несправедливости и жестокостей стало распространяться нечто подобное тому, что применительно к христианству именуется ересью – «левый» вудун, вудун левой руки, вуду. Смесь суеверий, черной магии и колдовства, вызванная к жизни самими рабовладельцами, быстро распространялась в противоестественном мире насилия, зла и несправедливости. Не в силах одолеть зла при помощи добра, некоторые из рабов решили противопоставить ему точно такое же зло, извлекая его из потустороннего мира, царства духов, мистики и дьявольской тьмы.

Однако некоторых рабовладельцев такой поворот дела устраивал. Словно они нарочно с самого начала хотели добиться именно того, чтобы зла в мире стало как можно больше. Они живо интересовались новым странным изобретением своих невольников и именно они, рабовладельцы, познакомили весь остальной, лежавший за пределами плантаций мир, с вуду. Ведь рабы наоборот стремились скрыть свою тайную духовную жизнь подальше от посторонних глаз…

22

В далеком прошлом

В первый момент Огу, который был захвачен врасплох в небольшом шалашике, устроенном в самом углу плантации, невероятно испугался. Хозяин вошел так тихо, что Огу несколько мгновений даже не замечал его. Отступать было некуда, здоровенный пес-негролов, с которым хозяин, бродя по плантации, не расставался, с грозным рычанием натягивал цепь… Именно это рычание и заставило негра обернуться. Огу выпрямился, гордо вскинул голову и пристально посмотрел хозяину в глаза. Несчастный раб понял – смертный час пришел… Он выжил на ужасном португальском корабле, не сошел с ума, да, видно, лучше бы его выбросили в океан! Разве это удача, что остался в живых! На проклятых плантациях оказалось не лучше, чем на корабле.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.