- Не люблю, когда на меня глазеют, - сказала она и отвернулась.
      я не нашел, что ответить, и ушел, почти убежал из-под навеса. Вслед мне закричали, чтобы я возвратился, но ее голоса я не услышал и пошел быстрее. Дождь уже не лил, а рушился, он звенел в воздухе, грохотал на тротуарах и аллеях, гремел потоками. Холодная вода струилась по телу, это было неприятно. Охранительница посоветовала сменить одежду на водонепроницаемую, какую носят все на Земле. Пришлось вызвать авиетку и поехать в ближайший комбинат.
      Через десять минут я вышел на дождь в обмундировании землянина. На Плутоне ливней, подобных земным, не устраивают, и там мы позабыли, что значит одеваться по погоде. Зато теперь я мог спокойно бродить по улицам. Дождь не ослабевал - вода была под ногами, с боков, вверху. Она рушилась, вскипала, рычала, осатанело неслась. я запел, но кругом так шумело, что я себя не услышал. Громады Центрального кольца пропали в серой невидимости, посреди дня наступила ночь. Лишь водяная стена, соединявшая полупотопленную землю и невидимое небо, тонко, предрассветным сиянием, мерцала и вспыхивала - дождь сам озарял себе дорогу.
      Все это было до того красиво, что меня охватил восторг.
      Вскоре чернота туч смягчилась и день медленно оттеснил искусственно созданную ночь. Стали видны здания и башни причальных станций. Потоки низвергающейся воды утончились в прутья, прутья превратились в нити, нити распались на клочья, клочья уменьшились до капель - дождь уходил на восток. Было шестнадцать часов, гроза заканчивалась по графику. На улицы и в парки высыпала детвора, в воздухе снова замелькали авиетки, в окнах затрепыхались флаги. Солнце жарко брызнуло на землю, с земли понеслись ликующие крики праздник продолжался.
      я зашел в столовую и, не разглядывая, нажал три кнопки меню. Это была старая игра - выпадет ли, что нравится? Мне повезло: автоматы подали мясные грибы, любимое мое кушанье. Два других блюда - сладенькое желе и пирог - были не так удачны, но, согласно правилам игры, я съел и их. Пора было идти к Вере.
      12
      Вера ходила по комнате, а я сидел. Она казалась такой же, как прежде, и вместе с тем иной. я не мог определить, что в ней изменилось, но чувствовал перемену. Она похвалила мой вид.
      - Ты становишься мужчиной, Эли. До отъезда ты был мальчишкой, и отнюдь не примерным.
      я молчал. Так у нас повелось издавна. Она выговаривала мне за проказы, я хмуро отворачивался. Нетерпеливая и вспыльчивая, она болезненно переживала мои шалости, а я сердился на нее за это. Отворачиваться сегодня не было причин, но и непринужденного разговора не получалось. О делах на Плутоне она знала не хуже меня.
      Она иногда останавливалась, закидывая руки за голову. Это ее любимая поза. Вера способна вот так - со скрещенными на затылке руками, высоко поднятым лицом - ходить и стоять часами. я как-то попробовал минут тридцать выстоять так же, но не сумел.
      Сегодня она была в зеленом платье с кружевами на плечах, кружева прихватывала брошка - зеленоватая змея из дымчатого камня с Нептуна. Вера любит брошки, иногда надевает браслеты - пристрастие к украшениям, кажется, единственная ее слабость. я наконец разобрал, что в ней изменилось. Изменилась не она, а мое восприятие ее. я видел в ней то, чего раньше не замечал. я вдруг понял, что Вера необыкновенно красива.
      О ее красоте я знал и раньше, все твердили, что она красавица. "Ваша сестра - греческая богиня!"- говорил Ромеро. Но для меня она была старшей сестрой, заменившей рано умершую мать и погибшего на Меркурии отца, строгой и властной сестрой, - я не приглядывался к ее внешности. Теперь же я не только знал, но и видел, что Ромеро прав.
      Она спросила с удивлением:
      - Что ты приглядываешься ко мне, Эли?
      я признался, усмехнувшись:
      - Обнаружил, что ты хороша, Вера.
      - Ты ни в кого не влюбился, брат?
      - Жанна приставала с тем же вопросом. По какому признаку вы определяете, что я влюблен?
      - Только по одному - ты стал различать окружающее. Раньше ты был погружен в себя, жил лишь своими страстями.
      - Страстишками, Вера. Дальше проказ не шло, согласись. Побегать одному в пустыне или Гималаях, забраться тайком в межпланетную ракету - помнишь?
      Она не отозвалась. Она остановилась у окна и глядела на город. я тоже промолчал. Мне незачем было торопить ее. И без понукания она объяснит, зачем позвала к себе.
      - Ты закончил командировочные дела на Земле? - спросила она.
      - Закончил, и вполне успешно. Мы получили все, что запрашивали.
      - Павел сообщил, что возобновляешь ходатайство о поездке на Ору. Почему ты стремишься на звездную конференцию? я не уверена, что ты правильно понимаешь, какие мы ставим себе задачи на Оре. До сих пор ты был равнодушен к тому, что волнует других.
      я засмеялся. Характер у Веры не изменился за те два года, что мы не виделись, хоть внешне она показалась иной. Каждый наш разговор превращался в экзамен того, что я знаю и умею. я твердо решил на этом новом экзамене не провалиться.
      - Нет так уж равнодушен, Вера. И я аккуратно слушаю передачи с Земли. А о конференции на Оре всем прожужжали уши.
      - Ты не отвечаешь на мой вопрос, Эли.
      - я не дошел до ответа. Вот он, дорогая сестра. Вы собираете на Оре жителей соседних звездных миров, чтобы познакомиться с их нуждами и возможностями, завязать с ними дружеские связи, наладить обмен товарами и знаниями, организовать межзвездные рейсы. Задуман проект Звездного Союза, объединяющего всех разумных существ нашего района Галактики... Верно я излагаю?
      - Верно, конечно, и вместе с тем уже неверно.
      - Не понимаю, сестра...
      - Видишь ли, общепризнанные задачи Оры ты рассказал точно. Но открыто так много неожиданного...
      я вспомнил, что Аллан говорил о существах, похожих на нас.
      - Ты колеблешься, говорить или нет?
      - Просто обдумываю, с какого конца начать. Мы, разумеется, понимали, что нами обследован лишь незначительный участок Галактики, несколько тысяч соседних звезд, и делать окончательные выводы преждевременно, если вообще это когда-либо возможно - делать окончательные выводы... Но, открывая одно звездное общество за другим и обнаруживая, что все они ниже нас по техническому и социальному уровню, мы как-то утвердились в чувстве своей исключительности. Жители Альдебарана и Капеллы, Альтаира и Фомальгаута, даже вегажители, не говоря уж о бесчисленных ангелах в Гиадах, - все они уступают человеку. Наши звездные соседи примитивней нас - таков факт. И что собираем конференцию на Оре мы, а не кто-либо из них, и свидетельствует об особой роли человека среди звездожителей.
      - А новые данные опрокидывают ваш вариант антропоцентризма? Человек отнюдь не пуп мироздания, правильно я понимаю, Вера?
      - Ты всегда торопишься, брат. Мартын Спыхальский, наш руководитель на Оре, доставил записи сновидений ангелоподобных одной из крайних звезд в Гиадах Пламенной В. Два слова об этой звезде. Она немного горячее Солнца, класса Ф-8, у нее девять планет, тоже мало отличающихся от Земли, и все населены четырехи двукрылыми ангелами. Уровень общественной жизни низок - примитивная материальная культура, вражда племен, отсутствие письменности и машин. Но запись излучения их мозга при сновидениях раскрыла факты, каких мы пока не встречали. В снах ангелоподобные с Пламенной В видят существ, похожих на людей, и видят их воистину в трагических ситуациях. Интересно, что бодрствующие ангелы объясняют свои сны как изображения бытующих у них сказок о каких-то высших по разуму и мощи существах.
      - А может, это и вправду сказки? Вроде человеческих сказок о богатырях и волшебниках?
      - Сказки у них тоже записаны - они беднее снов. Судя по всему, похожие на людей существа прилетали в Гиады издалека. Кстати, БАМ перевела их название громким словом "галакты", а не "звездожители", как обычно. Это еще не все. Тому, что где-то во Вселенной есть схожие с нами существа, можно лишь радоваться - постараемся познакомиться с ними и завязать дружбу. Но новые открытия вызывают нелегкие размышления. Дело в том, что у галактов существуют могущественные враги, с которыми они находятся в состоянии космической войны, такой невообразимо огромной, что она подходит к границе нашего понимания. Объектами разрушения в этой войне являются уже не существа и механизмы, как в древних человеческих сражениях, а планетные системы. Ангелы именуют грозных существ, враждующих с галактами, зловредами.
      - Зловреды! Какое нелепое название! В нем есть что-то инфантильное. Для научного термина оно, по-моему, не подходит.
      - Думаю, БАМ не случайно выбрала это слово из тысяч других. Очевидно, оно дает самое точное определение их поведения. Другой вариант - разрушители. Интересно, что на вопрос, каковы они внешне, БАМ ответила: "Неясно". И еще неопределенней: "Разные".
      - Крепкий же это орешек, если сверхмогущественная БАМ не сумела его разгрызть!
      - Очевидно, недостает данных. С названием "разрушители" ассоциируются зашифрованные понятия: "уничтожать живое", "сжимать миры". Завтра ты увидишь на стереоэкране, как это выглядит. Похоже, разрушители владеют обратной реакцией Танева, то есть создают вещество, уничтожая пространство, без этого миры не "сжать". А галакты противодействуют им. В результате в межзвездных просторах кипит война.
      - Это так грандиозно, словно ты описываешь битву богов.
      - я излагаю расшифрованные записи, не больше. И что значит "битва богов"? Нынешнее могущество человека много больше того, что люди когда-то приписывали богам, тем не менее мы люди, а не боги. Луч света далеко отстает от наших космических кораблей - разве это не показалось бы жителю двадцатого века сверхъестественным? В сегодняшнюю грозу ты мчался наперегонки с молниями. Вряд ли подобную забаву сочли бы естественной сто лет назад.
      - Ты и об этом, оказывается, знаешь?
      - я следила за тобой. Раз ты в Столице, следует ожидать рискованных чудачеств. Почему-то ты считаешь этот город лучшим местечком для озорства. На Плутоне ты вел себя сдержанней.
      - На Плутоне у меня не хватало времени для забавы. И потом, там отсутствуют Охранительницы. Скажи теперь, Вера, какие выводы вы делаете из информации о галактах и разрушителях?
      Вера, задумавшись, ответила не сразу:
      - Завтра собирается Большой Совет, будем решать. Но и сейчас уже ясно, что возникли десятки вопросов и каждый требует своего ответа. Существуют ли еще разрушители и галакты или информация о них - пережиток миллионы лет назад отгремевших катаклизмов? Кто из них победил в космической схватке? Может, обе стороны погибли в своих чудовищных сражениях? Какое отношение имеют к людям так удивительно похожие на нас галакты? И если и те и другие еще существуют, то где они обитают? Мы выходим, впервые в нашей истории, на галактические трассы - безопасны ли они для нас? Мы вознамерились создать Межзвездный Союз Разумных Существ - не рано ли? Может, следует полностью замкнуться в мирке солнечных планет? Есть и такое мнение, Эли! У нас огромные ресурсы - не направить ли их на строительство оборонительных сооружений? Может быть, возвести вокруг Солнечной системы кольцо искусственных планет-крепостей? И об этом надо поговорить. Словом, множество непредвиденных проблем! И решением некоторых придется заняться тебе, Эли, - с нашей помощью, конечно.
      - Значит ли это, что я поеду на Ору, или у меня будет другое задание? спросил я, волнуясь.
      - Как тебе известно, руководить совещанием на Оре поручается мне. я хочу взять тебя секретарем.
      - Секретарем? Что это такое?
      - Была в древности такая профессия. В общем, это помощник. Думаю, ты справишься.
      - я тоже так думаю. Тебе придется запросить Большую, подхожу ли я в секретари?
      - БАМ уже сделала выбор. я попросила в секретари человека мужественного, упорного, быстрого до взбалмошности, решительного до сумасбродства, умеющего рисковать, если надо, своей жизнью, любящего приключения, вообще неизвестное, - никто теперь не знает, с чем мы столкнемся в других мирах. И Большая сама назвала тебя. Должна с прискорбием сказать, что ты один на Земле обладаешь полным комплексом сумасбродства.
      я кинулся обнимать Веру. Она со смехом отбивалась, потом расцеловала меня. я еще в детстве открыл, что, как бы она ни сердилась, достаточно полезть с поцелуями - и через минуту злости ее как не бывало. Лишь врожденное недоброжелательство к подлизыванию и умильным словечкам мешали мне эксплуатировать эту забавную черту ее характера.
      - я рада за тебя, Эли! - сказала она. - Хоть сегодня больше поводов для тревог, чем для радости, я рада за тебя.
      я шумно ликовал.
      - Ну что же, Вера, - сказал я, успокоившись. - Возможно, на Земле я кажусь сумасбродом. Но эти дурные свойства моего характера могут пригодиться в других мирах.
      - Еще одно, брат. Тебе разрешено быть завтра в Управлении Государственных машин. Нам покажут, что удалось расшифровать. Ровно в десять, не опаздывай! Она встала. - Твоя комната в том же виде, в каком ты ее оставил, улетая на Плутон, - прибрана, конечно.
      - я не хочу спать. я посижу в саду.
      13
      В Столице дома опоясаны верандами через каждые пять этажей и садами на террасах каждого следующего двадцатого. Наша с Верой квартира на семьдесят девятом этаже Зеленого проспекта - внутренней стороны Центрального кольца. я поднялся выше и присел в саду восьмидесятого этажа. Не помню уже, сколько я там сидел и о чем думал. Путаные мысли переплетались с путаными чувствами - я был счастлив и озабочен. Потом я стал рассматривать ночной город.
      В школах учат, что древние города ночью заливало сияние прожекторов и люминесцентных ламп. На шумных улицах вечно толклись прохожие. Хоть Столица город немолодой, ей скоро четыреста лет, и давно уже не возводят таких скоплений зданий на клочке земли, в остальном она современна. Ночью магистрали Столицы темны и тихи. я люблю ночные контрасты Столицы - темные проспекты и сияющие полосы этажей. Сверкающая горная цепь Центрального кольца терялась вдалеке, за черной долиной парка вздымалось параллелями освещенных этажей Внутреннее кольцо - неозираемо широкая лестница от земли к небу.
      Зато Музейный город, центр Столицы, был неразличим.
      Ни пирамиды, ни ассирийские и египетские храмы, ни Кремль, ни собор Святого Петра, ни парижский Нотр-Дам, ни кельнская и миланская готика - все эти великолепные памятники прошлых веков, воспроизведенные на островном клочке земли, - ни одна из этих высоких точек, отчетливо видимых днем, не прорезалась искоркой в темноте.
      Лишь красное полушарие на центральной площади - Управление Государственных машин - заливал свет. Любой из нас тысячи раз видел на стереоэкранах все комнаты и коридоры этого знаменитого "завода мысли и управления", как некоторые выспренно его называют, однако немногие счастливцы могут похвастаться, что побывали в нем. Три важнейших механизма - Большая Государственная, Большая Академическая и Справочная машины - неустанно, днем и ночью, не останавливаясь ни на секунду, трудятся там уже скоро два столетия.
      я смотрел на красное здание и думал, что сегодня в нем распутывают одну из труднейших загадок, когда-либо стоявших перед человечеством, и что, может быть, все благосостояние Земли зависит от того, правильно ли машины разберутся в ней. И еще я думал о том, что мне придется далеко умчаться от этого места, где среди ста миллиардов элементов Большой имеется и неповторимо мой уголок в миллион клеточек, моя Охранительница, мудрый и бесстрастный мой наставник и поводырь. я не раз сердился на Охранительницу, называл ее бесчувственной и даже хвастался ироническим отношением к управляющим машинам. Но, по-честному, я привязан к ней, как не всегда привязываются к живому человеку.
      Кто, как не она, бдительно отводит от меня опасности, оберегает от болезней и необдуманных шагов, а если меня что-то гложет, разве она не докапывается до причин упадка духа и, маленькая часть Большой, не ставит их перед всем обществом как важную социальную проблему, если, по ее критерию, они того заслуживают. И разве я не всегда уверен, что если мне явится полезная людям идея, то, хоть сам я и забуду о ней, Охранительница, подхватив ее, введет в код Большой, а та немедленно реализует или поставит на обсуждение перед всем человечеством - пусть лишь мелькнувшая у меня в мозгу идея стоит такого внимания!
      я также вспоминал, что, если ошибусь, совершу неудачный поступок, лишь бы он не вредил другим, Охранительница промолчит о моих неудачах, ни один друг, самый вернейший, не хранит так тайн, как она!
      Нет, для меня она не была просто умно придуманной, умело смонтированной частью огромной машины - она была своеобразной частью меня самого, моей связью со всем человечеством, миллионами рук, протянутых мной каждому человеку! Скоро, очень скоро эти связи ослабнут, если не исчезнут совсем, - Большую с ее ста миллиардами элементов в далекие путешествия не взять!
      Мне захотелось в последний раз испытать могущество обслуживающих машин. я приказал Охранительнице узнать, что за девушка дважды обругала меня. В мозгу засветился ответ: "Справочной для ответа не хватает данных". После лирических размышлений о всесилии управляющих машин ответ Справочной смахивал на насмешку.
      Андре любит доказывать, что мы живем в примитивное время, переходное к полностью устроенному обществу, - потребности, особенно духовные, все возрастают, половина остается неудовлетворенной. Еда, одежда, жилища, средства передвижения, образование, свободный выбор профессии - блага элементарные, их отпускают вволю, но их мне уже недостаточно, говорит он. Если же я задумаю переменить свои влечения и наклонности или из старика превратиться в юнца, даже Большая разведет своими электронными руками. Воображаю, как бы он посмеялся моей неудаче со Справочной.
      я прислонился головой к олеандру и стал вспоминать встречи с той девушкой - толкотню у концертного зала, резкий разговор под навесом, куда мы укрылись от ливня. я видел ее - сердитую, темноглазую, с тонким лицом, с высокой шеей и широкими бровями...
      - Теперь данных достаточно, - зазвучал голос Охранительницы. - Девушка Мери Глан, родом из Шотландии, курс проходила на Марсе, куда уезжала с отцом, двадцать три года, рост сто восемьдесят два сантиметра, вес семьдесят пять килограммов, не замужем. Главное увлечение - выращивание растительных форм для планет с высокой гравитацией и жестким излучением.
      - Женихов эта Мери Глан не запрашивала? - поинтересовался я.
      - Сердечных увлечений не было.
      я продолжал играть в "жениха и невесту", как называется в школах эта забава. Там Справочную засыпают вопросами о взаимной пригодности, особенно увлекаются этим девочки. Они перебирают по тысяче "женихов", а выходят замуж чаще всего не за тех, кого им рекомендовала Справочная.
      - А я бы подошел ей? Какова степень нашей взаимной пригодности?
      На этот раз Охранительница передала ответ Справочной секунды через четыре. Воображаю, какую бездну семейных возможностей - нежностей, страсти, объятий, ссор, примирений, недоразумений, бед, обид, радостей, ликований - она рассчитала за это время! я вдруг услышал презрительный голос Ромеро: "Не кажется ли вам, дорогой друг, что машинная техника нашего времени переросла себя? Раньше такие явления назывались "зашел ум за разум". Голос зазвучал так реально, что я обернулся. Подслушать мои запросы он, впрочем, не мог - тайна мыслей охраняется строго.
      Справочная наконец возвестила:
      - Ваша взаимная пригодность - десять и три десятых процента. Ее годность к вам - семнадцать и две десятых процента, ваша к ней - два и восемь десятых процента. Развод вероятен на первом месяце семейной жизни, неизбежен - к середине второго.
      я вспомнил, как Ромеро рассказывал смешную историю. Нашлись два романтика, мужчина и женщина, до того уверовавшие в безошибочность Справочной, что всерьез поручили ей отыскать себе пару. И Справочная, перебрав всех жителей Земли, свела именно их как максимально пригодных для совместной жизни. Теперь дело оставалось за тем, чтобы встретиться и влюбиться. Они встретились и почувствовали друг к другу отвращение.
      я грубо потребовал от Справочной:
      - Эта, как ее, Мери, обо мне не запрашивала?
      Охранительница обычно разговаривает приятным женским голоском, реже ворчливым тенорком старичка, еще реже - просто зажигает в мозгу свои ответы. Не знаю, почему так происходит, кажется, конструкторы не хотели, чтоб люди свыкались с машиной, как с человеком. Если это так, то их предосторожность малодейственна. В мозгу замерцала холодная зеленоватая надпись: "Нетактично. Не передаю Справочной".
      я потянулся и встал. В мире не существовало девушки, которая бы так мало меня интересовала, как эта Мери. И я уже говорил Андре, что, влюбившись, не буду спрашивать у Справочной советов.
      я пошел спать.
      14
      На другое утро ничто не показывало, что вчера был праздник.
      Если бы в Столице появился никогда в ней не живший человек, он не поверил бы, что ее населяют пятнадцать миллионов, до того малолюдны и тихи ее улицы.
      У входа в Управление Государственных машин я повстречался с Ромеро и Андре.
      - Ты не пришел к нам, - сказал Андре. - А Жанна тебя ждала.
      - Был важный разговор с Верой.
      Оба поздравили меня с назначением на Ору.
      - Кто из вас уже бывал здесь? - спросил Андре. - я - впервые.
      Ромеро показал нам здание. Все три великие машины - и Большая Государственная, и Большая Академическая, и Справочная - смонтированы в многоэтажных подвалах, мы туда не пошли. Там неинтересно: миллионы рабочих и резервных ячеек на стеллажах, миллиарды действующих элементов, дикая, на неопытный глаз, путаница коммуникаций - таков облик этих машин.
      Зато залы заседаний мы осмотрели. Здесь все величественно. Большой Совет заседает в Голубом зале, потолок там имитирует звездное небо. Нас пригласили в Оранжевый зал. Он вмещает около пяти тысяч человек, и к десяти часам утра все места были заняты. Нашей семерке отвели ложу. Впереди размещался пустой куб стереоэкрана. Все, что появляется на стереоэкране, передается по стереофонам Земли. Сегодняшнюю передачу должны были смотреть также и Солнечные планеты, такое ей придавалось значение.
      Когда побежали последние секунды десятого часа, в туманном кубе стереоэкрана появился большеголовый человек с глазами навыкате, румяными щеками и седыми усами.
      - Мартын Спыхальский, - прошептал Андре.
      я с интересом рассматривал знаменитого астронавта. Его корабли дальше всех проникли в звездные просторы: он побывал в местах, куда ни до, ни после него никто не проник. Для своих лет он выглядел молодцом, даже голос его был звучен по-молодому.
      Он рассказал об экспедиции на Пламенную В, и мы увидели все девять планет звезды. Звезда и планеты были заурядные небесные тела, каких множество. Но крылатые обитатели планет вызвали в зале шепот и смех. Они и вправду напоминали представления древних об ангелах, почему их так и назвали открывшие их Чарльз Вингдок и Софья Когут.
      Все ангелы вспыльчивы и драчливы, без потасовок у них редко обходится. Нам показали одну такую стычку - пух с крыльев заволок все как туманом, а клекот был так громок, что звенело в ушах. И уж совсем убогими нам показались жилища на планетах этой дальней звезды в Гиадах - одноэтажные бараки с такими узкими дверьми, что бедные ангелы не влетают, а вползают в них, сминая крылья. На центральных светилах Гиад живут удобней, там для отдыха и сна воздвигнуты общественные дворцы с широкими входными - вернее, влетными - порталами. А затем одна за другой стали вспыхивать расшифрованные картины снов ангелов Пламенной В.
      Сперва мы увидели фигуру, издали поразительно похожую на человеческую. Фигура выплывала из клубящегося тумана предсна, она разгоралась по мере того, как сновидение становилось глубже. Вскоре стало ясно, что это и человек, и нечеловек, нечто и меньшее, и большее человека. На нас спокойно взирали огромные - в треть лица - глаза, длинные локоны падали на плечи. Галакт поднял руку, на ней извивались пять пальцев, именно извивались, а не шевелились. Он поскреб подбородок одним из этих подвижных пальцев и положил руку на грудь два пальца были протянуты вперед, три загнулись назад, к тыльной части ладони. Руки поразили меня еще больше, чем лицо.
      На второй картине были малиново-красные скалы, такая же ярко-красная жидкость, бившаяся волнами о камни, и огромное сине-желтое светило, поднимавшееся над малиновой жидкостью. У меня похолодела кожа, так был зловещ этот дикий пейзаж, я не сразу понял, что нам попросту показывают одну из планет Пламенной В.
      На скалу поднялся галакт, окруженный крылатыми обитателями планеты, он почти вдвое возвышался над ними. Рост галакта, доложила машина, два метра восемьдесят. В зале зашумели - галакт на полметра превосходил рослого человека. Присмотревшись, я убедился, что это тот самый, что был в первой картине. Он осматривался, приложив руку к глазам для защиты от ползущего наверх пронзительного светила, а другой рукой дружески похлопывал по плечам четырех- и двукрылых недорослей. Из-за скалы поднялся второй галакт, старик с седой бородой и седыми волосами, и подошел к первому. И старик, и молодой были в одеждах, похожих на древние человеческие, - ярко-зеленые, свободно развевающиеся плащи. Оба с какой-то тревогой молча всматривались в красное море.
      - Записано на четвертой планете Пламенной В, - доложила БАМ. - Следующая запись совершена на восьмой планете той же системы.
      И эта картина началась с пейзажа, но теперь окружающее было серо, почти черно: однообразно-холмистая равнина, тусклые звезды на темном небе. На поверхность планеты опускался сигарообразный корабль, отбрасывая снопы зеленоватого света.
      - Фотонный космический корабль, - сообщила БАМ, - примерно та же конструкция, что разработали наши предки четыре столетия назад.
      - Первая ступень космической техники! - пробормотал Аллан. - Негусто у небесных странников.
      В следующей картине фотонный звездолет лежал на грунте, а около него возились галакты и ангелы. В руках у галактов были ящики, похожие на старинные сварочные аппараты, из ящиков вырывались лучи и искры. Неподалеку, на холме, возвышалась башня с вращающимся прожектором. Прожектор обрыскивал небо. Из носовой части звездолета вынеслась ракетка и умчалась в темное небо. Галакты, похоже, были в тревоге. Не доверяя вращающемуся глазу на башне, они сами, вдруг забрасывая работу, вглядывались в звезды, тускло посверкивавшие на черном фоне. Движения галактов были быстры, работа тороплива - они спешили. А когда и эта картина потускнела, появились новые записи: туманные полосы, светящаяся пыль, заполнившая весь объем телеэкрана. В этой пыли выросли два сближавшихся, скудно мерцавших шара. Сближение походило на преследование: правый шар отклонялся к краю экрана, левый его настигал. Пространство залил голубой свет и забушевал, поглощая оба шара. У меня было впечатление, будто оба шара взорвались от столкновения и их пожирает пламя. БАМ подтвердила, что в видении изображено столкновение двух пока еще не разгаданных небесных тел.
      - Предположительно - космическая катастрофа, - сообщила БАМ.
      Следующая картина представляла собой изображение звездного скопления, по виду - рассеянного, а не шарового. БАМ информировала, что скопление не идентифицировано, но в видениях крылатых обитателей девятой планеты повторяется часто. Облик скопления был причудлив, мне почудилось в нем что-то угрожающее. Оно распадалось на две почти равные половинки - многие тысячи звезд в каждой из половинок. Странность была не в обилии светил - в галактике многозвездных скоплений хоть отбавляй. Одна половинка походила на сомкнутый звездный кулак, мощно ударивший во вторую кучку - та как бы отлетела, рассыпаясь на сотни разобщенных звезд.
      - Последняя из записей, - доложила машина. - Четвертая, седьмая и девятая планеты. Повторяется у многих крылатых. Демонстрируется самый четкий образец.
      И сразу перед нами возник галакт. Из всех картин, что мы увидели в зале БАМ, это была самой драматичной. Галакт, как подрубленный, падал на землю, он именно падал, а не упал, сонное воспоминание начиналось с момента его падения. А потом, уже лежа, он отчаянно бил ногами и взрывал своими подвижными пальцами землю. Он пытался ползти, голова его была поднята - он полз на нас. На шее его зияла рана, кровь широким потоком хлестала на руки и землю. Никогда не забуду его лица - юного, красивого, искаженного испугом и страданием. Потом он в последнем усилии протянул к нам руки, язык его окостеневал, щеки бледнели, одни гигантские, нестерпимо сияющие глаза продолжали молить о помощи. Неотвратимо оковываемый смертью, юноша закрыл глаза и только слабо вздрагивал телом, пытаясь бессильным содроганием порвать ее цепи.
      По залу пронесся гул - тысячи зрителей разом вздохнули.
      - Черт знает что! - вслух ругался бледный Андре.
      Снова заговорила БАМ.
      Академическая машина оправдывала свое название - она описывала и показывала аппаратуру для записи сновидений, оценивала достоверность расшифрованных картин. Крылатые жители Пламенной В, оказывается, не могли растолковать многого из того, что являлось им во снах, - например, ни один из них и понятия не имел о фотонных ракетах и сварочных аппаратах. БАМ рассказала, как полученные некогда сильные впечатления передаются потомкам механизмом наследственности, потом приступила к изложению сказок о галактах и разрушителях, бытующих на планетах Пламенной В. Предания о пришельцах из космоса обнаружены лишь у ангелов этой планетной системы. Вкратце они сводятся к следующему.
      В давние времена планеты были мрачны и неустроенны, по земле ползали хищные гады, в воздухе, таясь от соседей, изредка пролетали дикие ангелы. Кровавые свары раздирали крылатые народы, все было предметом драк - почва и воздух, растения и одежда, еда и жилища. Скудная природа рожала мало, кусок по сто раз переходил из крыльев в крылья, из когтей в когти, прежде чем попадал в рот, - так жили неисчислимую бездну лет, ничто не менялось.