Космические детективы. сборник рассказов

      – Больше у вас с Фредом недоразумений не было? – после короткого молчания спросил Рой у Анны.
      – Встречались мы ежедневно. Он держался так, словно ничего и не произошло.
      Рой обернулся к Аркадию:
      – Что вы делали после ссоры?
      – Возвратился к себе на энергостанцию, где шла проверка генераторов.
      – Вы стали работать?
      – Я не мог работать. Я задал генераторам программу малой мощности и размышлял о Фреде. На другой день внешне было все как обычно. На людях мы разговаривали, даже шутили.
      – Больше ссор не было?
      – Нет.
      – Он не извинился перед вами за грубость?
      – Нет, конечно.
      – И вы не просили прощения за резкие слова в салоне?
      – Разумеется, нет.
      – Расскажите, как Фред выручил вас?
      – Мы вышли вместе наружу. Я свалился в глубокую расщелину, а сверху на меня обрушилась глыба. Фред сбежал вниз и среди скал, которые могли свалиться на него, схватил меня и потащил наверх. Когда я очнулся, он лежал рядом и еле дышал от усталости. Один из больших камней ударил его по плечу, потом он недели две ходил с повязкой.
      Рой закончил расспросы. Сидоров предложил гостям осмотреть планету и знакомство с ней начать с общего обзора на экране. Шарлюс удалился, за Шарлюсом ушли Анна и Аркадий. В салоне погас свет и озарился обзорный экран.
 

4

 
      Сперва были одни звезды, среди них далекое Солнце – крохотная звездочка, едва воспринимаемая взглядом. Вега закатилась. В темноте неясным пятном обрисовывалась Альтона, безжизненный каменный шар в космосе… Экран постепенно светлел, Альтона расширялась за пределы экрана. Сидоров сказал, что стереоизображения планеты получены со спутников, запущенных над ней.
      – Большинство из них – двигающиеся. Но над некоторыми местами мы повесили неподвижные датчики. Цель – зафиксировать изменения, если они появятся в объекте. Сейчас я покажу ближайший из городов планеты. Все они, в общем-то, одинаковы.
      Груды мрачных камней, появившиеся на экране, сохранили лишь некое подобие формы – полустертые параллелепипеды, полуразрушенные пирамиды, что-то отдаленно напоминающее шары…
      Атмосферы на планете не было, предметы сохраняли первозданную угловатость, вечную свежесть изломов. Обширное нагромождение руин могло свидетельствовать о совершившейся некогда неведомой катастрофе или о непонятных коррозионных процессах. Рой поинтересовался, не потому ли Сидоров считает городами эти глыбы, что угадывает их прежнюю правильную геометрическую форму? Начальник экспедиции возразил, что всякий город – обиталище живых существ, а внутри странных камней имеются пустоты столь совершенных пропорций, что иначе чем жилыми комнатами их не назвать.
      – Вы нашли там мебель или предметы обихода?
      – Я сказал – пустоты! – ответил Сидоров, нахмурясь. – Это означает, что, кроме пустоты, мы там ничего не обнаружили. Ни следа каких-либо изделий. Что до атмосферы, то если она на Альтоне когда-то и была, то полностью растеряна в космосе миллионы лет назад.
      – И после этого вы утверждаете, что Альтону населяли живые и притом разумные существа?
      – Да, утверждаю. И в этом суть моих расхождений с Карпентером. Карпентер – величайший из звездопроходцев, его призвание – наносить на карту планеты. Колумб звездных миров – вот что это за человек. Но такие мелкие объекты, как живые существа, его уже не интересовали. Если он сталкивался с жизнью на планетах, он добросовестно отмечал ее, и только. Можете мне поверить, я десять лет работал главным помощником этого великого астронавта. Мыслителем он, к сожалению, не был.
      – Я все-таки не усматриваю доказательства…
      – Подождите. Я не закончил о Карпентере. Он признавал жизнью лишь те ее формы, которые распространены в звездных окрестностях Солнца – мышление, только схожее с нашим. Я же допускаю жизнь, отнюдь не аналогичную нашей, и разум, отличный от человеческого.
      – Вы не отвечаете на мой…
      Когда начальник экспедиции раздражался, его глаза уже нельзя было считать бесцветными. А он раздражался при малейшем несогласии с ним.
      – Я сказал: подождите! То, что я назвал городами, носит явные черты искусственности. Даже эта размытость очертаний… Ведь все остальное на планете выпирает острыми гранями и углами! Города необычны для местного пейзажа, а жизнь, между прочим, везде творец необычайности. Посмотрите сами на эти сооружения, и если вы не признаете в них искусственные механизмы, то я объявлю вас слепыми.
      На экране теперь громоздились сооружения, похожие на старинные машины, наполнявшие земные музеи. И их было много: гигантское кладбище машин, расставленных в каком-то своем порядке, – покинутый творцами, омертвевший завод…
      – Металлический сплав, – ответил Сидоров на вопрос Роя о том, каков материал агрегатов. – Никель и еще восемнадцать элементов. Вот вам, кстати, новое доказательство искусственности. Альтона – каменная, а механизмы на ней – металлические. И компоненты сплава нигде не варьируются даже на миллионную долю процента. Земной металлургии такая точность плавки и поныне не снилась.
      – По-моему, я вижу приемные антенны, – сказал Генрих, всматриваясь в экран. – А неподалеку – отражатель радиоволн…
      Начальник экспедиции усмехнулся:
      – А когда пошатаетесь среди этих механизмов, то обнаружите колеса, рычаги, емкости, сопротивления, токопроводы и еще тысячи известных вам элементов машин, а заодно и десятки тысяч неизвестных. И назначение их нам непонятно, и мертвые машины не могут продемонстрировать работу. Нам остается добросовестно все фотографировать и описывать и отсылать на Землю для размышления. Пусть они там строят гипотезы.
      Генрих задумчиво сказал:
      – Гипотезы строить можно. Допустим, механизмы созданы исчезнувшими разумными существами. Но для чего они могли служить на планете, лишенной воздуха и воды?
      – Возможно, как-то обеспечивали жизнедеятельность альтонцев.
      Сидоров погасил экран. Рой спросил, каковы взаимоотношения внутри экспедиции. Сидоров считал их нормальными. Когда пять человек ежедневно видятся, они порядком приедаются друг другу. Но ссора Фреда и Аркадия была единственной за годы изучения Альтоны. К тому же каждый сотрудник представляет собой особую отрасль науки – соперничество исключено. И, естественно, в своей области любой талантлив: людей, лишенных дарования, не послали бы в такую экспедицию.
 

5

 
      Генрих, просматривавший альбом снимков Редлиха, сказал, что, будь он женщиной, он бы влюбился в такого мужчину. Редлих был красив своеобразно: на худощавом, энергичном, почти суровом лице смеялись добрые глаза. Мужественность сочеталась в Редлихе с детскостью.
      Рой диктовал в прибор сводку фактов и серию предположений. Перед этим братья посетили и города и завод. Городов было много, завод один. Непонятные машины казались новенькими, хотя они, несомненно, были созданы миллионы лет назад. Города, наоборот, выглядели полуразрушенными – если только это и вправду были города.
      – Скажи что-нибудь, – попросил Рой, окончив диктовку. – Сейчас на Альтоне самая большая загадка – ты. В салоне ты всю беседу промолчал. Ослепи новой идеей. Я истосковался по несуразностям.
      – Несуразность – в твоей сводке событий, – отозвался Генрих. – И в ней – разгадка тайны.
      – А яснее?
      – Аркадий мог желать беды Фреду сразу после ссоры – гнев, туманящий голову, ощущение своего унижения… Но в это время он не причинил Фреду никакого зла. Потом тот спас ему жизнь – враждебные действия против спасителя немыслимы, тут я согласен с Сидоровым. А погибает Редлих именно во время улучшения их отношений. Здесь парадокс, и я ломаю над ним голову.
      – А если Аркадий такой человек, у которого обида лишь усилилась, когда соперник, спасая его, продемонстрировал превосходство?
      – Ерунда, Рой. Посмотри на Аркадия – это же очаровательный парень: мнительный, вспыльчивый, самолюбивый и душевный. И права Анна – он живет не в древние времена, когда люди сводили счеты при помощи личной мести.
      – У тебя есть свой вариант гибели Редлиха?
      – Нет. И потому занимаюсь твоим – беру за исходный пункт самое невероятное. Ты сказал: надо различать в преступлении мотивы и способ. Способ – загадка. Но если Аркадий и вправду убийца, то не меньшая загадка – мотивы. Почему он убил Фреда тогда, когда испытывал к нему благодарность и дружба их вновь стала налаживаться? Фред ежедневно выходил на планету, то, что совершилось через три месяца после ссоры, могло совершиться раньше. Если бы убийство произошло до спасения Аркадия, мотивы были бы естественней.
      – Очевидно, имеются причины, почему смерть Редлиха не могла совершиться раньше.
      – Именно. Иначе говоря, появляется новая загадка: слишком, так сказать, поздней расправы с Редлихом.
      – И получается по Сидорову: одна загадка разъясняется путем создания другой загадки.
      – Даже двух других загадок, – хладнокровно заметил Генрих. – Я имею в виду, что убийцей был Аркадий, а это физически невозможно. И что он свел счеты с Фредом в тот миг, когда уже не мог желать ему вреда, ибо был ему обязан собственным спасением.
      В дверь постучали. В комнату вошла Анна. Рой, поднявшись, предложил ей сесть. Она села, положив руки на колени. Бледное лицо и неровное дыхание показывали, что она волнуется. В салоне во время общего обсуждения она держалась гораздо спокойней. Она смотрела на одного Роя. Рой учтиво ждал.
      – Я не помешала? Вы, вероятно…
      Она говорила с таким смущением, что Рой пришел ей на помощь:
      – Вы хотите сказать нам что-то важное, друг Анна?
      Она справилась с голосом, но говорила медленней, чем в салоне:
      – Не знаю, важное ли. Для меня это, конечно, важно. Я не сказала вам о моем отношении к Фреду… Я не хотела при всех говорить о своих чувствах.
      Она опять замолчала, нервно сжав руки. Рой, немного подождав, заговорил сам:
      – Мы с братом, кажется, догадываемся. Вы были влюблены в Редлиха?
      Анна только молча кивнула.
      – А Аркадий влюблен в вас? И он ревновал вас к Фреду?
      – Он жалел меня, – сказала она глухо.
      Рой переглянулся с Генрихом. Генрих, не вмешиваясь в разговор брата с Анной, наблюдал за ней. Рой стал задавать Анне вопросы. Он не собирается вторгаться в душу, его служебная обязанность – исследовать действия, а не чувства, но в непостижимом происшествии на Альтоне чувства, вероятно, диктовали действия…
      – Я не хочу ничего скрывать, – прервала Анна. – Для того я и пришла сюда. Дело в том, что я – невеста Аркадия. И уже давно, еще до командировки на Альтону.
      Теперь она говорила свободней. Был какой-то барьер, препятствовавший признанию, и она его преодолела. Она рассказывала, как познакомилась с Аркадием за месяц до отлета на Альтону, как он понравился ей, а она ему, как они колебались, объявить ли о своем решении пожениться и отказаться от интереснейшей командировки, так как на дальние планеты супружеские пары не берут, или воздержаться от близости на три года, до возвращения с Альтоны. Аркадий упрашивал ее остаться на Земле, решение лететь принадлежало ей. Они дали друг другу слово не переступать на Альтоне границ дружбы. Они держались этого слова. Никто бы не мог упрекнуть их, что они нарушают законы, установленные для дальних экспедиций.
      А на второй год на Альтоне появился Фред Редлих, заменивший заболевшего пятого члена экспедиции…
      Голос Анны снова стал глухим, она опять нервно сжимала руки. У нее попеременно вспыхивало и бледнело лицо. Фред Редлих был человеком с трудным характером. Репутация блестящего исследователя внеземных цивилизаций, вдумчивого и смелого ученого, к тому же – красивый, сильный… На Земле его избаловали, надо прямо сказать. Легкие победы над женщинами он рассматривал как что-то естественное. И, появившись на Альтоне, он дал понять, что далеко не со всеми экспедиционными запретами будет считаться. Просто дружеские отношения с Анной его не устраивали. Трудно даже назвать ухаживанием его поведение, правильней другое слово – наступление. Она как-то пригрозила, что пожалуется Сидорову. Фред язвительно расхохотался: «Как вы думаете, это меня остановит, Анна?» Она ничего не ответила и вышла. Он догнал ее в коридоре, с силой схватил за руку и прошептал: «Идите к Сидорову, прошу вас. Надо же вам знать, насколько вы для меня важней всех Сидоровых на Альтоне и в мире!» В эту ночь Анна не спала. Она поняла что события идут к беде. Рой мягко сказал:
      – Значит, он по-серьезному влюбился в вас, Анна, если так повел себя?
      Она покачала головой:
      – Он не влюбился, он увлекся. Фред был неспособен на серьезные чувства, он мог увлекаться. По-настоящему он был влюблен только в археологию. Каменным богиням, найденным на Зее-2, он отдал больше страсти и времени, чем всем своим возлюбленным, вместе взятым. Открытые им изделия древних цивилизаций навсегда сохранились в его памяти, он мог часами с восторгом говорить о них. Женщины же в его жизни появлялись и исчезали, он часто не мог правильно назвать имени той, в которую был когда-то влюблен, он смотрел на фотографии своих подруг и путал их имена. Любовь, накатывавшая на него временами, была стремительна, бурна, настойчива, но оскорбительна. Она мучила, ей было трудно противиться – радости в ней не было.
      – Все это было до вас, – вдруг сказал Генрих. – Вы не допускаете мысли, что Фред переменился, встретив вас? Что чувство к вам – впервые в его жизни – было серьезным?
      Анна повернулась к Генриху, долго всматривалась в него, словно не понимая вопроса. Она колебалась, это было явно. Генрих знал ответ и не сомневался, что она его тоже знает. Он хотел определить, какова мера искренности в ее словах, исчерпывающа ли ее честность перед собой. И когда она заговорила, Генрих, удовлетворенный, взглядом показал Рою, что больше вмешиваться в беседу брата с Анной не будет. Она сказала то, чего он ждал.
      – Посмотрите на меня, – попросила она с горечью. – Разве я похожа на тех красавиц, которым он дурил голову? В сравнении с ними я дурнушка. У него был альбом – друзья, сотрудники по прежним экспедициям, возлюбленные… Он с охотой показывал его нам, я могла определить свое место в их ряду. Да и не в одной внешности дело. Духовно я тоже проигрывала… Он вращался среди блестящих людей, мужчин и женщин. Я сразу поняла, что лет через пять, показав на мою фотографию, если она займет место в его альбоме, он скажет: «А вот эта – Таня… Нет, кажется, Мэри… Не помню точно. Мы с ней провели отличные два года на Альтоне. Просто не могу понять, почему я так скоро охладел к ней!»
      Она замолчала и перевела дух, стараясь усмирить поднявшееся волнение.
      – Возвращаюсь к тому вечеру… Ну, когда Фред сказал, что он подождет… Аркадий вбежал в салон. Я рыдала, положив голову на стол, он стал на колени, успокаивал меня. Я была вне себя, не могла совладать с собой. И я наговорила лишнего. Я призналась Аркадию, что люблю Фреда, и что любовь Фреда ко мне ужасает и оскорбляет меня, и что у меня нет сил защищаться, и что, если он не оставит своих настояний, я не смогу устоять. «Недолго ждать ему, недолго!» – прокричала я со слезами. До сих пор не могу простить себе, что впала в истерику… В моей жизни не было человека, столь же великодушного и нежного, как Аркадий. Он мог бы мне простить все проступки и словом не упрекнуть, но разве это оправдывает, что я его так мучила? И я все говорила, все говорила, пока вдруг не взглянула на него и не испугалась того, что делаю. У него было ужасное лицо… нет, не ужасное, это не то слово, а какое-то отчаянно-отрешенное. Мне вдруг стало так страшно, что я начала оправдываться, стала умолять Аркадия о прощении. Он погладил мои волосы и сказал очень тихо: «Анна, уедем с Альтоны! Подадим рапорт и уедем. Иначе нас ждет большое горе!» Я ответила: «Подождем, Аркадий. Если ничего не изменится, подадим рапорт». Мы еще поговорили немного, и Аркадий ушел в генераторную, а я – в свою комнату.
      – Рапорта вы не подавали? – уточнил Рой.
      – Не было нужды. С того вечера и до своей смерти Фред вел себя безукоризненно. Мне кажется, начинались дружеские отношения. Налетевшая на него страсть ко мне оказалась недолговечной.
      «Во всяком случае, меньшей, чем твоя страсть к нему», – подумал Генрих, услышав, как дрогнул ее голос от внутренней боли.
      Анна встала.
      – Не знаю, поможет ли вам мое признание, но во всяком случае я облегчила свою душу. Прошу вас: не надо рассказывать Аркадию о моем приходе. Я искренне его люблю, поверьте. Ему было бы очень больно, если бы он узнал, что я призналась вам в своем отношении к Фреду. Я не хочу огорчать Аркадия. И не хочу лгать вам.
      – Аркадий ничего не узнает о нашем разговоре, – заверил Рой, провожая Анну до дверей.
      Когда дверь закрылась, Генрих возбужденно воскликнул:
      – Рой, пригласи Аркадия! С ним нужно поговорить!
      – Нужно ли? – с сомнением переспросил Рой. – Мы дали Анне слово…
      Генрих нетерпеливо махнул рукой.
      – Все твои обещания будут выполнены! На этот раз я сам буду разговаривать с ним. И речь пойдет только о нем и его поступках, а не о чувствах Анны.
      Рой вызвал Аркадия. Энергетик явился через минуту.
      – Простите, что мы снова отрываем вас от дела, – начал Генрих. – Нужно выяснить одно важное обстоятельство. Можете ли вы самым точным образом вспомнить, что вы делали, когда возвратились в генераторную после ссоры с Фредом?
      Аркадий пожал плечами. Нет ничего проще, чем вспомнить, что он делал тогда. Он ничего не делал. Он сидел перед пультом такой обессиленный, что даже трудно было руку поднять. Он бессмысленно смотрел на схемы управления механизмами и размышлял о разных вещах. В мыслях он продолжал нападать на Фреда, даже завязал с ним драку, повалил его – в общем, расправился. Мстительные мечты вскоре угасли, ни одна не превратилась в поступок. И не потому, что он побаивался сдачи – с Фредом любая драка могла обернуться плохо, – нет, просто одно дело обидчивое воображение, другое – реальное действие.
      – У меня с детства стремление рисовать себе всякие картины, – признался энергетик. – Если мама меня наказывала, я воображал, что умер от горя, а мать, раскаиваясь, убивается надо мной. А если ссорился с другом, то в мыслях жестоко мстил, и картина воображаемой мести быстро успокаивала меня… К сожалению, я и сейчас не отделался от этой детской привычки.
      – Итак, вы сидели у пульта? – уточнил Генрих.
      – Тогда как раз начались пусковые испытания генераторов. Я уже говорил, что они шли на малой мощности. Мы проверяли предположение, что непонятный завод – энергетическое сооружение, и пытались воздействовать на него электрическими полями.
      – А как работали генераторы спустя три месяца, в день, когда произошло несчастье с Фредом?
      – В тот день мы запустили их на максимальную мощность. Для наблюдения за экспериментом мы и собрались в салоне, хотя обычно работаем в своих комнатах. Но и мощные электрические потоки не оживили ни одного из загадочных механизмов.
      – Вы сказали: собрались в салоне все?..
      – Фред тоже был с нами. Но ему надоело следить за приборами, он оделся и вышел на планету. Потом раздался крик о помощи и вопль, что я его убиваю… Я в это время сидел у экрана.
      – Достаточно, спасибо, друг Аркадий, – сказал Генрих.
      Аркадий ушел, Генрих весело объявил Рою:
      – Как ты уже догадываешься, меня полоснула ослепительная идея. Из тех, что ты так жаждешь. И если она подтвердится, загадок больше не будет. Ты сказал Анне, что чувства диктовали действия. Если я прав, то на этой удивительной планете чувства и есть действия. Но потребуется опасный эксперимент…
      – Раньше такие эксперименты называли следственными, – с удовлетворением объявил Рой, когда Генрих изложил свою идею. – Будь покоен, я сделаю все, что ты требуешь.
 

6

 
      Генрих, выходя, подбодрил Роя веселым взглядом. Генераторы работали в надежном режиме, случайностей быть не могло. Рой нервничал. В последнюю минуту он стал просить брата остаться в салоне, но Генрих отверг его домогательства: менять программу эксперимента было поздно, выход наружу Роя мог породить новые неожиданности, отнюдь не разъясняя старых.
      С Роем осталась Анна. Она следила, чтобы генераторы не сбрасывали мощность. Сидоров, Замойский и Шарлюс сопровождали Генриха. Братья объяснили им, что сегодня надеются оживить машины и что увидеть их возвращение к деятельности лучше во тьме на планете, а не на экране.
      Молящие глаза Аркадия Замойского и усердие, с каким он готовил генераторы к работе на максимальном режиме, яснее слов рассказывали, сколько надежд он связывает с удачей эксперимента.
      Над Альтоной забушевала электрическая буря: заряды, выбрасываемые генераторами, насыщали поверхность планеты, накапливались на каменистых остриях и гранях. Четыре человеческие фигуры, двигавшиеся во тьме, превратились в своеобразные разрядники. «Жалко, что здесь нет атмосферы, – думал Генрих, всматриваясь в черноту впереди, где размещалось кладбище странных машин, – вот была бы феерическая картина, если бы такая электрическая вакханалия разразилась в земном воздухе, ионизируя его молекулы!»
      И Генрих, с нетерпением ожидавший именно этого, первым увидел, что от машин приближается новая человеческая фигура – в скафандре, с копьем в руке. Но двигался незнакомец быстрей, чем ожидалось. Он не шагал, а мчался, почти летел.
      – Да это же Рой! – с изумлением закричал Сидоров в микрофон. – Как он сумел опередить нас? Он же остался в салоне.
      – Оружие! – скомандовал Генрих и выхватил электрический пистолет.
      Он не успел выстрелить, как незнакомец, выбросив вперед копье, ринулся на Генриха. И если бы Генрих не знал заранее, что произойдет, он не сумел бы увернуться от стремительного выпада. Генрих потом говорил, что был тот случай, когда секундное промедление могло стоить жизни. Незнакомец слишком походил на Роя, это была вторая неожиданность. Это был словно сам Рой, внезапно вынырнувший из темноты, – Генрих не осмелился разрядить пистолет.
      Зато выстрелил начальник экспедиции, но промахнулся. Выстрелы Шарлюса и Замойского слились. Заряд взволнованного энергетика тоже промчался мимо, зато хладнокровный физик угодил в незнакомца. Тот пошатнулся, но, устояв, снова замахнулся копьем.
      Все остальное совершилось в считанные секунды. Вдруг с той же стремительностью незнакомец стал удирать.
      Сумрачный ореол уносился в сторону мертвого завода, быстро стираясь в вечной черноте планеты.
      – За ним! – крикнул Сидоров и помчался за беглецом. Генрих нагнал его и остановил.
      – Пустите! – Начальник станции яростно вырывался. – Преступника нужно схватить!
      – Вы никого не схватите. Преступника нет. Он существовал всего несколько минут.
      – Выгораживаете своего вероломного брата? Мы все видели, что это Рой!
      – Рой мирно сидит около Анны и наблюдает, что совершается с нами на планете. Возвратимся на станцию, и сам Рой расскажет нам, в чем суть эксперимента.
 

7

 
      Рой любил такие минуты – увлеченные глаза, раскрасневшиеся от волнения щеки.
      Сегодня он не мог пожаловаться на недостаток внимания у своих слушателей.
      – Нам с самого начала было ясно, что нормы древней криминалистики не подходят, – говорил он в салоне. – Земные детективы установили, что убийства в обычном смысле не произошло, и были правы. Но Редлих погиб физически, и, стало быть, существовали физические причины его гибели. Мы были уверены, что столкнулись с еще не слыханным явлением, и поэтому искали лишь таких объяснений, которые самим представлялись невероятными. Самым невероятными было, согласитесь, что на Фреда совершил нападение Аркадий. Это стало бы достоверным, если бы удалось доказать, что на Альтоне возможно физическое раздвоение личности – появление некоего материального дубля Аркадия, способного хоть на короткий миг совершать самостоятельные действия, так сказать, от его лица.
      – И вы предположили, что механизмы, оставленные на Альтоне неведомой цивилизацией, могут телесно воспроизвести любого из нас? – уточнил начальник экспедиции.
      Рой кивнул.
      – Идея эта появилась у Генриха. Человеческая техника способна создавать изображение любого существа и передавать это изображение на любое расстояние. Но наши изображения бестелесны, это всего лишь рисунки, только силуэты на экране, а не тела. Цивилизация, существенно обогнавшая человеческую, могла бы не только создавать оптические изображения, но и снаряжать их иными материальными характеристиками, например телесностью, подвижностью и так далее. Дубль – смесь рисунка и скульптуры, телесное изображение, запрограммированное на некое действие, короче – роботизированная копия… Как она создается машинами Альтоны – это мы оставляем вам в качестве проблемы для исследования. Но то, что дело обстоит именно так, мы доказали экспериментом: я пожелал напасть на Генриха с копьем, а механизмы осуществили это мое желание, создав мою телесную копию. Главная трудность, кстати, была не в том, чтобы физически меня скопировать, коль скоро загадочные механизмы на Альтоне заработали, а в том, чтобы доказать, что они вообще могут работать. Была и еще одна трудность – мотивы преступления (я применяю этот термин условно, поскольку более точного нет). И если бы не откровенность Анны, рассказавшей нам о ссоре Аркадия с Фредом, и не искренность самого Аркадия, признавшегося, о чем он думал в те тяжелые минуты, у нас в руках никогда не очутилось бы путеводной нити к разгадке тайны.
      – Я и понятия не имел, что мои озлобленные мечтания могут привести к таким страшным последствиям, – проговорил расстроенный Аркадий.
      – Все мы привыкли думать, что разыгравшееся воображение – пустяк. Оно меньше значит, чем даже плохое слово, брошенное сгоряча. В мыслях мы зачастую позволяем себе то, чего никогда не выскажем словесно, тем более – не осуществим. На Земле такой дуализм воображения и действия не опасен, но на Альтоне любая мечта – уже поступок. И если мечта нехороша, поступок превращается в проступок: воображение неотделимо от действия.
      – Вы не объяснили, как разгадали тайну механизмов, – сказал Шарлюс. Толстого физика моральные проблемы интересовали меньше, чем инженерные.
      – Разгадка пришла естественно. Аркадий, мечтая о мести Фреду, сидел у только что запущенных генераторов энергетических полей. Вполне можно было допустить, что эти поля, усилив как-то биоволны его мозга, передали его мечты механизмам на Альтоне в качестве вводной информации. Машины, восприняв сигналы, создали план осуществления мечты в образе дубликата Аркадия, нападающего во тьме на Фреда. Вероятно, среди картин, проносившихся в возбужденном мозгу Аркадия, была и похожая на эту. И если Редлих не погиб сразу после ссоры, то лишь потому, что механизмам, материализирующим воображение, не хватило энергии, притекающей со станции. Впервые генераторы заработали на полную мощность в день убийства. Мы обратили внимание и на это многозначительное совпадение. Оно свидетельствовало в пользу Аркадия, ибо за эти три месяца его раздражение против Фреда превратилось в благодарность за спасение. Запоздавшее убийство было вызвано внезапно усилившимся притоком энергии.
      – Стрела, летящая во тьме, как говорили древние! – Побледневшая Анна передернула плечами. – Я буду теперь бояться ходить по планете. И каждого подозревать, что он плохо думал обо мне!
      Начальник экспедиции взволнованно сказал:
      – Нет, Анна, бояться планеты нам нечего, тем более не придется бояться самих себя. Будем знать, что на Альтоне нужно контролировать не только действия и слова, но и тайные свои мысли. Научимся и этому, как ребенок учится тому, что не все позволено делать и не всякие слова можно безнаказанно произнести. Да и Земля, отправляя новые экспедиции, будет отныне подбирать людей, воспитанных не только в смысле внешнего поведения, но и обладающих хорошо воспитанным воображением. Все это не такая уж тяжкая проблема. Я думаю о них, о загадочных создателях этих удивительных механизмов. Вы, друзья, распутав загадку, открыли нам поистине удивительные горизонты.
      Сидоров помолчал, собираясь с мыслями.
      – Вы доказали, что механизмы, найденные на Альтоне, для действия нуждаются лишь в притоке энергии извне. Вы установили, что они способны материализовать смутные мысли, проносящиеся в нашем мозгу. Вероятно, вскоре мы установим и многие другие функции этих механизмов. Но уже и сегодня ясно, что обитатели Альтоны пользовались ими для осуществления своих мысленных пожеланий. Люди на Земле придумали машины, производящие материальную продукцию, и роботов, оказывающих услуги непосредственно человеку. Как неизмеримо дальше ушли жители Альтоны! Армия слуг, возникающих, когда в них появляется надобность, и бесследно потом исчезающих! Ни ремонтировать, ни смазывать! Никакого прислужничества, в то время как люди так много времени тратят на уход за машинами… Я не могу отделаться от мысли, что цивилизация альтонцев могла бы многому нас научить – не только в материальной культуре, но и морально. Когда механизмы заработают полностью, нам придется деспотически следить за собой, чтобы неосторожная мысль, внезапная опасная фантазия снова не привели к катастрофе. И это при условии, что мы сидим взаперти на станции, лишь изредка выбираясь наружу. А альтонцы жили среди своих механизмов, непосредственно общались с ними! Мне бы хотелось познакомиться с этими удивительными существами – не так позаимствовать инженерные достижения, как завоевать сердечное доверие, стать им другом.
      Рой с улыбкой глядел на раскрасневшегося от волнения седенького начальника экспедиции.
      Сидоров продолжал:
      – Но для этого нам необходимо решить другую загадку: куда они все-таки могли подеваться?
      – Раскрытие тайны механизмов бросает свет и на тайну исчезновения альтонцев, – заметил Аркадий. – Механизмы работают лишь при притоке энергии извне. Органических источников энергии на Альтоне нет, а лучистая энергия Веги слишком мала. Надо поискать на планете атомные установки. Если здесь имелись энергетические руды и если запасы их истощились, то альтонцам пришлось или погибнуть, или переселиться на иные планеты.
      – Мы попросим Землю послать специальные экспедиции на поиск альтонцев, – пообещал Рой.
      В разговор вступил молчавший Генрих. Он не любил публичных выступлений и, если в них возникала необходимость, предоставлял их Рою.