Галактическая одиссея

— Арн, в твоих руках власть, — с волнением сказал Хаяси.

— Ответь нам: воспользуешься ли ты наконец своей властью?

— Отвечаю: воспользуюсь!

Я решительно повернулся к Глейстону.

— Вы сказали, что горе к вам придёт, когда Глория улетит с Урании. Горе придёт раньше, друг Глейстон. Увольняю вас с поста директора Биоконструкторской Станции. Вы возвратитесь с нами на Латону, там решат, что вам дальше делать.

Он высокомерно смотрел на меня. Теперь он был в полном сознании.

— Не преувеличиваете ли вы свои возможности, друг Арнольд? У вас нет права снимать меня с должности, это может сделать только Академия на Земле.

— Права снимать вас нет, а власть сделать это — есть. Вашу должность укажет Земля, возможно, она возвратит вас обратно на Уранию. А пока вы займёте одну из пассажирских кают «Икара». И если откажетесь, я прикажу связать вас верёвками и внести на корабль, как груз. Вот такая ситуация.

Он церемонно поклонился.

— Ситуация ясна. Обойдёмся без верёвок.

— Что будет с геноструктурной? — спросил Мугоро. — Вы её закрываете?

Я сердито отвернулся от него. Я опасался, что опять отвечу улыбкой на его неуместный, но дьявольски заразительный смешок.

— Пусть временный директор БКС решает, как быть с геноструктурной.

Глория снова приподнялась.

— Арнольд, вы хорошо подумали, кого назначаете директором Станции? От этого человека будет зависеть все направление исследования!

— Вы сами установите направление исследований, Глория. Я оставляю вас временным директором Станции. И надеюсь, Земля превратит временность в постоянность, если, конечно, у вас самой не появится каких-нибудь возражений.

Спустя три месяца, уже на Латоне, я докладывал Мареку о событиях на Урании.

— Можешь огреть меня выговором, но поверь: иначе я поступить не мог. И я прошу тебя, сделай все, чтобы Глейстон не возвратился на Уранию. Человеку с его способностями можно найти дело и на других планетах. Информирую, что на «Икаре» он держался пристойно — правда, упорно пренебрегал нашим обществом, почти не выходил из каюты, но других протестов не было.

Марек рассеянно глядел куда-то вдаль. Мне казалось, я понимал его состояние. Я сказал, волнуясь:

— Знаю, знаю, очень подвёл тебя! Ты хотел возвратиться на Землю с Глорией…

Он оторвался от трудных дум.

— Что поделаешь, Арн? Не судьба мне прощаться с космосом. И вдуматься — нашли бы мы с Глорией счастье на преждевременном покое? Не тосковали бы на милой зеленой Земле о дальних краях?.. Глория всегда мечтала об исследованиях, какие можно поставить только на Урании. Надеюсь, Земля утвердит её директором БКС. Буду утешаться её радостью… Давай поговорим о вашем следующем рейсе, Арн.

— Давай поговорим, — согласился я.

Глава шестая

ЧУЖАКИ В РАЮ

Марек отправил Глейстона на Землю, там он, слышал я потом, занялся расчётом биоструктур и создавал на бумаге таких зверей, что сам всетворитель господь — если бы он существовал — в ужасе бы отпрянул. Некоторые из теоретически разработанных Глейстоном тварей были реально синтезированы — модели более простые, естественно. А мы на «Икаре» умчались дальше в том же отведённом нам регионе В-24, НК-17. И ещё долго стойкой темой бесед в салоне были события на Урании. Непосредственные участники — Хаяси, Менотти — все снова с наслаждением описывали происшествие: и мою драку с Мугоро, и спасение Глории, и все прочее. Хаяси критиковал глейстоновскую теорию страдания как путь к совершенствованию, доказывая, что в ней есть крохотное рациональное зерно — без преодоления трудностей нет дороги на высоту, — но превращать любую трудность в страдание чудовищно. Однажды Елена, слушая Хаяси, воскликнула:

— В человеческих преданиях есть сказание о рае, где отсутствуют муки и тревоги. А мы в своих странствиях и намёка на рай не встречали, зато адских местечек сколько угодно. Везде страдания — естественные и искусственные. Ужасно хочется побывать в настоящем добром раю. Чему ты посмеиваешься, Гюнтер?

Он выразительно пожал плечами:

— Рай — общежитие святых, Елена. А разве мы святые? Скорей, неисправимые грешники. Впусти таких в благоустроенный рай, он покажется нам хуже ада.

— Тебе лишь бы возражать, что ни скажи, Гюнтер! Если рай — гармония и согласие, то для рая ты и вправду не годишься, ты ни с кем согласия не приемлешь.

— Уж каков есть. И переделывать себя не буду даже для тебя, Елена.

Я впоследствии часто вспоминал эту забавную перепалку и удивлялся, до чего она оказалась пророческой. Но буду рассказывать по порядку.

На двенадцатый год полёта «Икара» в отведённом нам космическом регионе мы обнаружили в планетной системе Кремоны следы высокоразвитой цивилизации. Вы знаете не хуже меня, как редок разум во Вселенной. Любая встреча, с существами высокого интеллекта — событие и открытие. Это к тому же было неожиданным: локация планет Кремоны со звездолёта «Медея», пролетавшего в прошлом неподалёку, показало их безжизненность. И мы и не подумали бы свернуть на неё, если бы Фому не встревожил странный астероид, выскочивший на экран.

— В нем что-то искусственное, Арн, — сказал Фома.

Я интереса в астероиде не нашёл. Надо было оконтурить район опасности вокруг зловещей «дыры» Н

— Нет, тут что-то неладно, Арн, — твердил он. — Разреши подвернуть поближе.

Я мог бы запретить изменение курса — и мы потеряли бы одно из интереснейших открытий и избежали бы гибели трети экипажа. Но мне не захотелось спорить с Фомой. Он не такой обидчивый, как Гюнтер, не так импульсивен, как Иван, но глубоко огорчается, встречая отпор, а не уговор. И хотя я, часто объяснял ему, что уговоры в общении с ним не эффективны и отпор — единственная мера убеждения, он не меняется. Я сдался.

— Черт с тобой, Фома! — сказал я великодушно. — Трать на выход в эйнштейново пространство тонны активного вещества, ещё тонны потрать на уход из него, а выговоры от Марека поделим пополам. И честно предупреждаю: ту половину, которая больше, спихну на тебя.

Не прошло и часа, как я заговорил иначе. Это было, конечно, сооружение, а не астероид. Представьте себе длиннющую сигару с чёрными парусами перпендикулярно к оси — и все существенное в облике будет схвачено. На позывные сигара не отвечала, ничто не показывало, что она хочет приблизиться или скрыться. Фома притянул её захватывающим полем, заставил три раза повернуться. Носовая часть сохранилась хорошо, на корме зияло отверстие. Иван доказывал, что эдакие космические рыдваны были и у человечества лет триста назад, может быть, мы встретились с одним из них, затерявшимся в космосе. Фома помнил облик всех первых звездолётов — как вернувшихся на Землю, так и погибших в просторах Галактики: они были совершенней.

Елена объявила очередной неопровержимый логический вывод:

— Если это не древнее человеческое творение, то мы повстречались с новой разумной цивилизацией машинного типа. Это будет наше второе серьёзное открытие после астронавтов-осьминогов.

Хаяси не преминул возразить, что мы познакомились лишь с затерянной в космосе гробницей астронавтов-осьминогов, а о том, существует ли ещё их общество и где существует, понятия не имеем. Алексей по парусам, видимо использующим «солнечный ветер» — лучистую энергию светила, отнёс корабль к типу планетолётов, а не звездолётов. Я включил Алексея четвёртым в разведочную группу Гюнтера. Планетолёт «Гермес» понёсся к чужому кораблю, продолжавшему неторопливо плестись вокруг далёкой Кремоны уже по новой орбите — Фома захватывающим полем слегка изменил её.

О корабле кремонцев столько говорили потом на Земле, что мне нечего добавить к известному всем описанию. Но для Кнута Марека сообщение об открытии технически развитой цивилизации неподалёку от главной базы космического флота человечества прозвучало как взрыв у самых ног: он перед тем в годичном докладе Большому Совету утверждал, что его регион Галактики не является обиталищем разумных существ. К чести Марека, он не упорствует в заблуждениях. В ротонограмме на тысячу слов он требовал, просил, умолял — зная, что мы можем и воспротивиться, ссылаясь на программу поиска, — забыть о всех предписанных программах и идти на Кремону, откуда, по его мнению, стартовал обнаруженный нами планетолёт. Признаться, колебания у меня были сильные. Во всех нас, кроме Марека, мигом отказавшегося от прежних заблуждений, крепко засела уверенность, что и сама Кремона — звезда скучная и планетная её система — собрание мёртвых шариков. То, что обнаружили чужой корабль на планетной окраине Кремоны, отнюдь не свидетельствовало о его кремонском происхождении, скорей, наоборот. И на корабле, явно созданном живыми существами, мы не нашли следов какой-либо жизни — ни трупов, ни праха. Гюнтер решил сначала, что судно вели автоматы, но даже обломков механизмов не было. Половинка длинной сигары с оторванной кормой и солнечными парусами, а внутри пустота. На Земле потом, я знаю, нашли тысячу и один убедительный признак обитания на судне кремонцев, но мы не располагали ни временем для долгих исследований, ни земной аппаратурой. Я послал депешу Мареку, что представители разумной цивилизации не обнаружены и что вряд ли планетолёт стартовал с внутренних планет Кремоны. Он повторил просьбу забыть о всех прочих заданиях и идти на Кремону. Пришлось идти.

— Разубеди Марека, Анна, — сказал я, после того как две дальние планеты оказались грудой пыли, окаменевшей в космическом холоде. — Ты астрофизик, к твоим аргументам прислушаются охотней, чем к моим. Все равно будешь подтверждать прежние наблюдения «Медеи». Не вижу причин брать под сомнения работу предшественников. Если бы я хоть минуту верил, что эта сигара с парусами не примчалась издалека!

— Вариант появления издалека даже более вероятен, — сказал Фома — он незадолго перед тем провёл расчёты.

Анна никогда не колебалась высказывать своё мнение, но страсть не любила быть арбитром в спорах. Соглашаться с другими она могла, но совестилась опровергать того, с кем не соглашалась: природная деликатность запрещала наносить обиды. Она знала, что я не желаю идти на Кремону, а Марек настаивает на этом, и стеснялась стать судьёй между нами. Вместо неё ответил Мишель:

— Установлено два факта, Арн. Чужой планетолёт замечен на окраинах кремонских планет — первый факт. Он мог прибыть сюда отовсюду, в том числе и от одной из них. Это не факт, а предположение. Планеты Кремоны как объект излучения всего ближе — второй факт. Елена, какой отсюда логический вывод?

— Тот самый, какого ты ждёшь. — Елена рассмеялась и взмахнула жёлтыми локонами. — Надо обследовать планеты Кремоны.

Таким образом, поддержки у экипажа я не встретил. Мы двинулись к третьей планете, но и она оказалась таким же комком перемёрзшей пыли. Никто не сомневался, что и следующая не принесёт нового.

Следующая была неожиданна. Анализаторы издалека установили, что излучение от неё соответствует каменно-пылевому объекту при температуре около ста градусов ниже нуля — именно этого я и ждал, — но картина поверхности странна: какие-то тени, силуэты, мазки, а не обычные чёткие линии и краски. Впервые я видел обоих астроинженеров сконфуженными. Я сердито потребовал от них приличных изображений. Фома вёл «Икар» на малой скорости. Планета — солидный шарик, на три четверти массы Земли, — приближалась. Вдруг все изменилось. На экране вспыхнула картина, не имеющая никакого сходства с той, что недавно фиксировали анализаторы: не груда серой пыли, от одного морозного вида которой знобило, а очаровательная планетка, до того похожая на Землю, что хотелось кричать от восторга. Я и закричал, но на Алексея с Гюнтером:

— Что за вздор фиксировали ваши приборы недавно?

Ответ астроинженеров заставил меня задуматься. Анализаторы верно показывали, что им предстояло. Сама планета путала свои изображения. С расстояния в сто тысяч километров она рисовалась серым безжизненным комком, а на отдалении в тысячу — восхитительной страной. Мы второй десяток лет носились в Галактике на «Икаре», каждый ещё до «Икара» накопил от трех до десяти лет космического стажа на других кораблях, в Академии нам читали о всех прошлых интересных космических рейсах — ни с чем похожим мы не встречались и ни о чем похожем не слыхали. Я приказал отдалиться от Кремоны-4, фиксируя изменение картины. Мы отходили — и яркие краски тускнели, пропадала зелень, леса, моря, горы, облака, усиливалась серятина, типичная для мёртвой пыли, и с какого-то момента уже не было планеты, разительно похожей на Землю, была несущаяся вокруг далёкой жёлтой звезды груда каменного мусора. Мы дали сильное увеличение — не то, что гора или море — обычный дом зафиксировался бы на плёнке, — но картина осталась прежней: навеки промороженный, мёртвый шарик. Мы возвращались — все менялось, снова под нами проплывал зелёный, тёплый, великолепно убранный мир.

Иван считал, что планета закамуфлирована особым экраном.

— А что особенного? Не захотели жители, чтобы их издали разглядывали, вот и прикрылись искажающей сферой.

Все это выглядело правдоподобно, но надо было предварительно доказать, что планета населена, и определить физическую природу камуфлирующего экрана. Мы проделывали один виток за другим, наблюдали планету при кремонском дне и в глухую кремонскую ночь. Иван просил о высадке, Гюнтер требовал послать его группу в разведку. Я колебался. Я побаивался. На планете росли травы и деревья, в атмосфере летали птицы, в водах резвились водяные твари, и крупные и мелкие, по земле сновали животные, но разумных существ и признака не было. Но тогда кто окружил планету искусственным экраном? Что он искусственный — никаких сомнений. Не попрятались ли обитатели? Как они встретят нас, когда высадимся? С зеленой веткой мира в руках (или лапах) или залпом лазерных аппаратов из укрытий? Какова их техническая мощь? Каков уровень интеллекта? «Икар», конечно, надёжный корабль, но мы пошли в дальний поиск, чтобы умножать друзей человечества, а не ввязываться в сражения. Я так и сформулировал потом в отчёте свою позицию: «Не хотели провоцировать конфликта». И день за днём, ночь за ночью — верным спутником планеты, до того не имевшей их, — мы облетали и облетали Кремону-4.

В салоне ко мне обратилась Елена:

— Арн, рано или поздно ты пошлёшь разведчиков на планету. Моё мнение: лучше скорей, чем позже, но советов давать не буду. Прошу включить и меня в группу Гюнтера. Почему? Анализаторы показывают, что жизнь здесь идентична земной, но гораздо пышней. Нигде в космосе мы ещё не встречали копии нашей зеленой старушки. Я биолог, Арн. Я не прощу себе, если останусь любоваться местными чудесами только с экрана, а Пётр будет ходить среди них.

В разведочной группе, кроме её постоянных членов — Гюнтера Менотти, Петра Кренстона, Мишеля Хаяси, — на этот раз было ещё двое: Елена и я. Мы высадились на лугу у прекрасного озера, неподалёку зеленел лес, дальше поднималась седлообразная гора. Кремона, чуть поменьше и пожелтей Солнца, светила ярко и тепло, шло местное лето. Все было до неправдоподобия похоже на земное. Немного оставалось до времени, когда мы обнаружили и различия, и они стали грозно накапливаться, но в тот момент из различий мы ощутили только, что ходить здесь легче, чем на Земле, и вволю попрыгали на лужайке. Лишь человек, годы не ступавший по настоящей почве, может понять, какое это наслаждение — пуститься в пляс, отбросив громоздкие гравитаторы. Пётр с Мишелем, обнявшись, любовались озером. Гюнтер протянул обе руки Елене, острова со смехом ухватилась за них и закружилась вокруг вето. Помню, меня этот пустяковый эпизод удивил, Гюнтер, тайно влюблённый в Анну, не позволял себе на корабле хоть в чем-нибудь относиться к обеим женщинам иначе, чем к другим товарищам. Танцы и у нас бывали, но малообщительный Гюнтер участия в них не принимал.

— Елена, хватит развлекаться, посмотри на фиолетовых рыб! — крикнул Пётр, и Елена побежала к нему.

Гюнтер рухнул в траву. Он выглядел немыслимо блаженным.

— Арн, мне хочется полежать под нежным светом Кремоны, таскаться со стереоискателем я буду поздней, дай понежиться вдосталь! — Столь выспренне Гюнтер раньше не умел говорить, я отнёс нежданно высокий стиль к действию пейзажа. Гюнтер томно бубнил: — И вообще, знаешь, где мы? Мы в раю! Именно о таком местечке мечтала Елена, когда я посмеивался над ней. Я каюсь и отрекаюсь от былых заблуждений. Рай существует. Мы искали его на Земле и на планетных островках космоса, но не нашли, а он вот тут. Где-то здесь господь на манер нашего недавнего друга Чарльза Глейстона синтезировал Адама с Евой. Обоснованно гневаясь на первую человеческую пару, он потом выселил Адама с Евой на Землю, вероятно, перенёс туда на космической ракете. Бог был добрей Глейстона, тот подверг бы первую сотворённую человеческую пару неистовым искупительным, то есть совершенствующим, страданиям. Впрочем, страданий потом и нашим прародителям хватало. Короче, мы на прародине. Вековая мечта человечества!.. Вечный мир и блаженство?.. Не удивлюсь, если где-нибудь повстречается лев в обнимку с ягнёнком.

— Насчёт льва и ягнёнка не уверен. А тигр с зайцем составили дружескую пару. Только они не лежат, обнявшись, а шествуют к нам.

Гюнтер мигом вскочил. Из леса выходило животное, и вправду похожее на здоровенного, в полтонны, тигра, — рыжее, с массивной мордой. Рядом с ним смешно подпрыгивал зверёк, серый, остроухий, с длинными задними ногами. Гюнтер предостерегающе крикнул товарищам, чем-то любовавшимся у озера. Те обернулись. Елена ахнула, Кренстон и Хаяси выхватили плазменные пистолеты и быстро пошли к нам на подмогу. Я посоветовал Гюнтеру — он направил на страшилище оружие — не нервничать. Тигр подошёл, уставился на меня — я стоял впереди — жёлтыми искристыми глазами, зевнул, вывалил язык и раза два ударил хвостом но земле — и все это так добродушно, будто приветствовал и зевком, я высунутым языком, и дружелюбными ударами хвоста, только не говорил: «Здравствуйте, ребята, как поживаете?». Маленький зверушка — нрава, похоже, не такого компанейского — покосился на нас, толкнул тигра носом в лапу, тот повернулся к спутнику, подумал и двинулся к лесу, величественно перебирая лапами. Рядом подпрыгивал по-заячьи востроухий малыш.

— Рай, Елена, сущий рай, — ликовал Гюнтер, показывая пистолетом на скрывающихся в чаще зверей. — Тигр гуляет с зайцем! Мыслимо ли это? Тебя не радует, что мечта твоя осуществилась?

— Радует, очень радует, Гюнтер! — весело отозвалась она.

— И особенно радует, что этот рай ещё не знает грехопадения. Ведь в нашем человеческом раю сорванное Евой яблоко отразилось к худшему не только на человеческой судьбе, но и на нравах животных. Они стали поедать друг друга.

— Не цирк ли? Там тоже обнимаются тигры с зайцами, — скептически заметил Хаяси.

— Звери похожи на земных, растения и рыбы тоже, — задумчиво сказал Пётр. — Не приготовиться ли к встрече с человекообразными?

Мы прошли через лес, вышли к новому озеру, сели в авиетки, поднялись на них в гору, облетели долинки, опустились на море, покачались на волнах. А вечером нас очаровали розовые волны, точно такие, что мы видели с вами сегодня. Все было до восхищения земное. И если скоро мы обнаружили неизвестные растения и диковинных, на наш взгляд, зверей, рыб, насекомых и если над нами изредка проносились птицы причудливых очертаний, каких и художники-фантасты не придумывали, то это не уничтожало «впечатления земности», как выразилась Елена. Но людей не было — ни примитивных, ни равных нам по разуму, ни выше нас по интеллекту. Если мы и вправду попали в некую разновидность рая, то — Елена права — в дочеловеческую его эпоху: Адама с Евой тут ещё не создали.

Высадка передавалась на «Икар», там следили нашими глазами за всем, что мы видели, а заодно и за нами. Всеобщее мнение: ещё не встречалась столь удобная для людей планета. Иван ликовал: найдена превосходная площадка для заселения, он, выйдя на пенсию, устроит здесь человеческую колонию, если до того её не освоят другие новосёлы. Анну восхитило, что хищность не в характере местного зверья, — удивительное свойство, о нем тысячи лет мечтают земные животноводы, но никак не умеют подружить льва с ягнёнком. Даже Глейстону с его свирепой жаждой совершенствования не удался бы проект тигро—заячьей любви.

Фома разделял общие восторги, но кое-что его и обеспокоило. Камуфлирующее излучение планеты оказалось коварным, мы пробивали его раз десять, то удаляясь, то приближаясь, и каждый раз оно влияло на навигационные приборы. В результате — неустойчивость показаний. Выходить снова в далёкий рейс с такими приборами ему бы не хотелось. Он просил месяц задержаться на Кремоне-4 для ремонта и регулировок.

— Но, пробив при отлёте камуфлирующий слой, ты снова внесёшь неточность в анализаторы, — возразил я.

— Один раз не существенно.

— Даю месяц, Фома. А пока будем изучать Кремону-4, сбегаем на «Гермесе» и на внутренние планеты.

Вам хорошо известно, что мы задержались на Кремоне-4 не на месяц, а на целых шесть: мастерские у нас были отличные, но исправление всего, что нуждалось в ремонте, потребовало слишком много усилий. На планете поочерёдно побывали все. «Икар», превращённый в её спутник, недвижно висел над Кремоной-4, на неё сперва высаживались группами на планетолёте, потом индивидуально на авиетках. Если вначале и возникала мысль об опасностях, особенно у меня — командиру корабля опасения положены по штату, утверждает Иван, — то вскоре и я перестал беспокоиться. Планета казалась неправдоподобно, невероятно, немыслимо мирной. Посмотрите вот эти снимки: Иван верхом на тигре, зверь прямо-таки радостно ухмыляется, сам Иван куда серьёзней, он лишь торжествует; здесь Менотти обнял змею, там змеи покрупней наших; а вот и Анна верхом на кондоре, ну, не на кондоре, а на кондороподобной птице, даже Анна, не очень-то боевая, рискнула покататься на крылатом коне, посмотрите, как она счастливо машет рукой. Таких картин блаженного бытия множество, каждая встреча с обитателями планеты убеждала, что иного здесь не бывает.

Но однажды Иван, примчавшись на «Икар» после прогулки, в смятении доложил, что лицезрел страшное зрелище. Тигр прогуливался с телёнком — это, конечно, был не телёнок, а некая теленкообразность, как и сам тигр — не тигр, а нечто тигрообразное. И вот тигр остановился, лениво повернул голову, придушил своего спутника и, не торопясь, благодушно сжевал его. Иван вывалил на стол в салоне стереоленту, он, хоть и растерялся, успел заснять происшествие. Мы молча рассматривали кадр за кадром, тигр жрал свою жертву и вправду без злобы, истово, даже как-то вежливо, будто и мысли не имел причинить зло, а у телёнка на мордочке, пока она целиком не исчезла в пасти тигра, и следа не было ужаса, боли, страха, обречённости, в общем, всего, что, по нашему мнению, он должен был испытать. Напротив, он безмятежно улыбался своей телячьей улыбкой, он как бы говорил ею: «Ах, как мне приятно, что тебе приятно закусывать мною!».

— Ужас! — воскликнула бледная Анна. — Я буду теперь бояться встречи с этими бестиями. Но ведь и признака хищности нет у этого зверюги, такая благопристойность на морде!

— Наши крокодилы идут дальше благопристойности, Анна, они от сочувствия к жертве плачут, когда поедают её, — иронически отозвался Хаяси. Он один не возмутился жутковатым все-таки зрелищем.

Я отменил вольные выходы, теперь на планету высаживались снова группами, подстраховывая друг друга, — никому не улыбалось стать закуской радушных хищников. И снова мы убеждались, что хищников в нашем понимании нет — крупные звери не нападали на мелких, не гнались за ними, мелкие не убегали, не прятались, не пробовали защищаться. Все совершалось проще и страшней. Трагические происшествия быстро умножались: животные на Кремоне-4 поедали одно другое не реже, чем в дикой природе на Земле, но только здесь это не выглядело картиной мук. Кренстон с Еленой доложили нам результаты изучения биологии местных животных:

— В характере хищников не запрограммировано злобы, у мирных — страха. Этим и объясняется ублаготворенность, сопровождающая гибель.

— А не привить ли им недостающие свойства, чтобы дать возможность жертвам спасаться? — предложил Гюнтер. — В лабораториях Урании такие операции совершаются запросто. Пригласить бы специалистов из БКС, в частности этого вечно смеющегося Муро Мугоро.

Петру идея Гюнтера понравилась, мне — нет. Астроразведчикам запрещено менять условия обитания живых существ на открываемых планетах. Допускаются исключения, здесь я их не видел. Но зрелище безмятежного уничтожения одних другими стало действовать мне на нервы. Иван добавил жара в тускло затлевший огонёк раздражения. У него родилась очередная ослепительная идея — здесь обитали разумные гуманоиды, вероятно, те самые, что сконструировали планетолёт с солнечными парусами, но их постепенно пожрали хищники.

— Выйди, например, я без скафандра и оружия, — доказывал он с увлечением, — обязательно пообедают мной! Хотите проверим? Не бойтесь, я — то смогу отбиться, да и вы не дадите меня в обиду. Просто эксперимент: будут ли меня жевать?

К этому времени мы наконец обнаружили следы разумных созданий: подземные жилища, похожие на соты, кости десятков поколений кремонцев — так мы их стали называть, народа вполне гуманоидного, на Земле их признали бы одной из человеческих рас, вроде пигмеев — они не выше полутора метров, большегубые, большеглазые, лопоухие, длиннорукие, почти безносые, в общем, не Аполлоны Дельфийские, но и не обезьяны. А когда мы наткнулись в пещере на мозаику из цветных камешков, ту, что сейчас в Музее Космоса, и на нас глянули с картины огромные, умные, бесконечно грустные глаза… Впрочем, вы больше моего знаете о кремонцах, столько о них новых данных! Для нас тогда самым, возможно, важным было, что мы нашли и мастерские, где они создавали свои космические тихоходы, — обломки, детали, два почти готовых корабля.

А самих кремонцев не было. Словно все вымерли или покинули планету. В этих условиях мысль, что их просто пожрали, нельзя было легко отринуть. Я распорядился.

— Можете экспериментировать, друзья. Приглашать специалистов БКС не будем, а чему научились на Урании сами, то постараемся использовать.

Все одобрили моё разрешение, один Хаяси с сомнением поджимал губы. Нет более консервативного народа, чем социологи: они оперируют большими массами — не индивидами, а решения, затрагивающие целые общества, всегда крупней и ответственней частных — без долгих раздумий на них не идут. Пётр радовался, Гюнтер тоже, он заскучал, оставив свои взглядомеры, правда, они с Алексеем добились какой-то удачи. «Нет возможности применить на практике наш успех», — с сожалением говорил Алексей. Но я отвлёкся, о взглядомерах потом. Елена, биолог, как и Пётр, одобрила эксперименты, но участвовать в них отказалась: она не экспериментатор, просто учёный биолог, даже так: биолог-социолог, биолог-психолог, а всего верней — биолог-логик, не лабораторный работник, конечно. Пётр же специализировался в своё время в экспериментальной генетике и, как записано в его паспорте астронавигатора, достиг в ней немалого мастерства. И на Урании он с первого дня не покидал геноконструкторских лабораторий, почему, собственно, и не принял активного участия в нашей стычке с Глейстоном. Зато он отлично усвоил все новшества в переделке геноструктур, разработанные на БКС, и вдобавок разжился специальными аппаратами, созданными геноконструкторами. Можно было не сомневаться, что придуманное себе задание по переделке местного зверья он выполнит безукоризненно. К тому же ему помогали Гюнтер с Алексеем, оба изобретательнейшие инженеры.

Мы доставили на «Икар» двух тигров и с десяток мелких зверушек, составлявших, мы это уже знали, любимое блюдо благопристойных хищников. Тигры вели себя на корабле как милые домашние твари, мурлыкали, а не рычали, просили погладить их, умильно заглядывали в глаза, но, потеряв к ним доверие, мы остерегались панибратствовать. Пётр усыпил всех, больших и малых, Гюнтер с Алексеем ассистировали. Вскоре они доложили, что можно знакомиться с результатами, и мы пошли всем экипажем в биологическую лабораторию.

В ней стояли две клетки, одна — большая и прочная — с тиграми, другая — маленькая, с тонкими прутьями — для зверушек. Картина поведения разительно отличалась от той, что мы видели все эти дни. Тигры бросались на прутья, свирепый рык сотрясал воздух, зверушки жались кучкой в дальний угол клетки. Иван подошёл к большой клетке и отпрянул, тигр, ещё недавно благожелательно допускавший себя седлать, проворно просунул сквозь решётку лапу, едва не прихватил Ивана когтями и так заревел от разочарования, что заныло в ушах.

— Отличная работа! — воскликнул сияющий Иван. Вчера он ликовал от добродушия хищников, сегодня восхищался их злобой. — Огромные успехи сделала инженерная генетика! Как по-вашему, други?

По плану эксперимента оперированных животных выпускали на волю, но полной свободы не предоставляли: Гюнтер и Пётр в авиетках следовали за тиграми и, давая им нападать на безмятежно прогуливающиеся жертвы, в последний момент должны были предотвращать тормозными полями расправу. Что до зверушек с внедрёнными способностями страха, то они должны были продемонстрировать собратьям спасительность боязни. Но эксперимент пошёл по-иному. Мы и отдалённо не догадывались, что за странное местечко эта райская планета Кремона-4.

Первыми выпустили мирных зверушек. Они боязливо потоптались, потом кучкой осторожно направились к лесу. Оттуда вышел великолепный тигрина с когортой своих потенциальных жертв, весело семенивших по его бокам. Наши зверьки на мгновение оцепенели, затем с визгом кинулись врассыпную. Лесные выходцы с удивлением смотрели на перепуганных земляков, впервые мы разглядели на их мордах это столь редкое здесь чувство — удивление. А с беглецами сотворилось нечто непредвиденное: их вдруг побросало вверх, завертело, швырнуло оземь, визг затих, и через две-три минуты все движенья замерли. Гюнтер и Пётр, посадив авиетки, подбежали к зверькам. Я с Еленой и Хаяси тоже заторопились поближе. Перед нами лежали трупы, зверьки быстро холодели.

— Ничего не понимаю, Арн! — выдавил трясущимися губами Пётр. — Эксперимент был чистый.

— Я, кажется, догадываюсь! — медленно проговорил Гюнтер.

— Ну и дьявольский характер у этой райской планетки. Но надо проверить. Разреши выводить тигров, Арн.