Бертрис СМОЛЛ
      ЛЮБОВЬ НА ВСЕ ВРЕМЕНА
      ТОМ 2
      Глава 6
      Они провели в Лондоне только четыре дня, а потом Конн настоял на возвращении в Перрок-Ройял. Они посетили два маскарада, ходили посмотреть травлю медведей, но только один раз, потому что Эйден стало плохо от этого зрелища. По утрам, к своему огорчению, она чувствовала себя больной, но Конн принял это за прекрасный знак, признак здорового сына.
      - Если бы, - едко сказала она в их последнее утро в Лондоне, когда только что отправила свой завтрак в таз, - если бы ты чувствовал себя так же гнусно, как я, ты бы не ликовал, рассуждая о сыновьях! - Она прополоскала рот теплой мятной водой и выплюнула ее в таз.
      Подхватив ее на руки, Конн бережно уложил ее на кровать.
      - Не огорчайся, милая. Ручаюсь, что через несколько недель ты будешь чувствовать себя лучше.
      Эйден посмотрела на него несколько недоброжелательно и, повернувшись на бок, заснула, а Конн вышел из комнаты с широкой ухмылкой на лице. Однако он позаботился, чтобы в поездке она не испытывала неудобств, и поэтому решил выслать вперед их кареты, и личную, и багажную, а самим плыть на барке по реке. Эйден обрадовалась такому решению и, как ни странно, чувствовала себя гораздо лучше на воде, чем на земле.
      Погода была идеальной для такой поездки, небо совершенно чистым, голубым и безоблачным, солнце теплым и ярким. Дул ветерок, такой слабенький, что даже не рябил поверхность воды. Лодочники Гринвуда были рады, что появилась возможность выбраться из Лондона. Поскольку лорд и леди де Мариско были изгнаны в Королевский Молверн, а молодой лорд Блисс и его жена тоже покидали Лондон, у них не было почти никаких обязанностей. Они и вправду считали, что удачно нанялись на работу, потому что никто не жил в Гринвуде постоянно. Иногда гости их хозяина и хозяйки использовали дом, и тогда им приходилось выполнять свои обязанности. Иногда молодому графу Линмуту требовались их услуги. Но в целом последние месяцы прошли тихо. Они неторопливо гребли, наслаждаясь погодой так же, как и их пассажиры.
      Эйден обнаружила, что барка очень удобна. Она могла вытянуться во весь рост и дремать гораздо более спокойно, чем в карете. Они скользили по воде среди различных речных судов - груженых барок, рыбацких лодок, паромов и других лодок.
      За городом все было в полном цвету, мимо проплывали деревушки, сады. Они плыли мимо стоящих на берегу реки маленьких коттеджей и больших домов, мимо детей, плескавшихся на полуденной жаре, мимо прачек, деловито выполняющих свою нелегкую работу, мимо выстиранного белья, развешанного под жарким солнцем на соседних кустах, мимо рыбаков, вытягивающих свой улов.
      Спасаясь от жары, Конн снял камзол и расстегнул рубашку, Эйден последовала его примеру, сняв корсаж и расстегнув воротник своей шелковой сорочки. Хотя на корме барки стоял рулевой, крыша их каюты не позволяла ему видеть, что происходит внутри. Что касается гребцов, то они сидели спиной к своим пассажирам. Это позволяло последним чувствовать себя в уединении. Растянувшись рядом со своей женой, Конн не мог не возбудиться от ее соблазнительной позы. Для большего удобства она распустила пояс юбки, а ее сорочку он расшнуровал до пупка, пока она дремала. В течение долгого времени он смотрел на нее, очарованный, завороженный ее совершенным телом. Потом, лаская одну ее грудь, он наклонил свою темную голову и стал водить языком вокруг другого ее соска.
      - У-м-м-м, - сонно пробормотала она, когда на мгновение подняла тяжелые веки. Потом снова закрыла глаза, а пальцами начала ласкать его шею. Он нежно покусывал сосок, а потом начал сосать его, заставив ее кровь закипеть, потому что сейчас соски стали гораздо более чувствительными, чем прежде.
      - Конн, - исступленно прошептала она, - перестань! Ты заставляешь меня желать тебя!
      В ответ он потянул ее руку вниз, туда, где пульсировал его твердый член.
      - Я хочу, чтобы ты захотела меня, милая, - прошептал он, а потом, не отрывая рта от ее грудей, протянул руку и задернул занавески, отгораживающие их ложе.
      Ее щеки горели от его дерзости, и она все еще не могла поверить в то, что он намерен взять ее здесь, в их барке, когда от внешнего мира их отделяют только тонкие бархатные занавески. Он ласкал ее набухшие прелести и впервые заметил, что розовые соски Эйден потемнели. Его руки заставляли ее забыть про стыд, и она извивалась под его восхитительными прикосновениями.
      - Повернись на бок, Эйден, - прошептал он ей на ухо, отчего холодок пробежал по ее спине. Когда она подчинилась, то почувствовала, как он поднимает ее юбки и собирает их на талии. Потом он притянул ее спиной к себе, и, к своему огромному удивлению, она почувствовала, что его член ищет и находит себе путь в ее тело, заполняя его своей теплой пульсирующей громадой.
      - О-о-о-о, - вырвался у нее вздох, и он тихо засмеялся.
      - Я могу многому тебя научить, милая, - пробормотал он, прижимаясь к ее щеке и нежно целуя ее. - Этот способ избавляет меня от необходимости лежать всем своим весом на твоих бедрах. Я не хочу повредить ребенку.
      Это было откровение, потому что еще раньше она гадала, что они будут делать, когда она растолстеет; но сейчас она чувствовала его движения внутри себя, и это было восхитительно. Она толчками прижималась к нему, и, поймав ее ритм, он смог убрать руки с ее бедер и опять заняться ее грудями. От нарастающей страсти Эйден крепко закусила нижнюю губу, чтобы удержаться от крика. Он невероятно возбудил ее. Положение, в котором они находились, заставляло ее трепетать от желания, она тяжело дышала, пока приближалось их удовлетворение. Потом, в совершенной слаженности, как раз в момент их взаимного чувственного взрыва, Конн быстро накрыл ей рот одной рукой, замычав от неожиданности, когда ее зубы вонзились в нижнюю часть его ладони. В течение нескольких мгновений они вздрагивали от своего слияния. Потом он убрал руку, которую она быстро поймала и поцеловала там, где остались отметины ее зубов. Он ласково одернул ее юбки и, раздвинув занавески с одного борта барки, впустил внутрь свежий ветерок.
      "Какое прекрасное состояние", - подумала Эйден. Она чувствовала расслабленность. Ветер осушил испарину, выступившую на ее грудях.
      - Какой же ты умелец, муженек, - сказала она. - Надеюсь, у тебя в запасе есть многое, чему ты научишь и чем удивишь меня. - Она перевернулась на спину и посмотрела на него.
      "Черт, - подумал он, - какой же миленькой она стала. Неужели это из-за меня, а может быть, из-за ребенка, а может быть, из-за того и другого вместе?" Его устроило бы и то и другое.
      - О, Эйден, любовь моя, - сказал он, - я преподнесу тебе целый мир, а впереди у нас долгая и прекрасная жизнь, полная наслаждений! - Потом он поцеловал ее, чувствуя, как ее губы раздвинулись, впуская его язык. Каким сладостным было ее неостывшее нетерпение, и он обожал ее за это. Ее веки снова налились тяжестью, и он следил, как она засыпала, и подумал, в который раз за прошедшие несколько месяцев, о том, как ему повезло, что он встретил ее.
      ***
      Немного севернее Оксфорда лорд и леди Блисс снова пересели в свою карету. Половина пути до дома уже была пройдена, и поэтому последние мили не казались им такими ужасными, пока карета подпрыгивала на пыльных по-летнему дорогах.
      Они приехали в Перрок-Ройял и узнали, что на следующей неделе состоится помолвка маленькой Велвет де Мариско. Самая младшая племянница Конна должна была выйти замуж по достижении шестнадцатилетнего возраста за наследника графа Брок-Кэрнского, юного Александра Гордона. Он и его отец Ангус через несколько дней должны были приехать из своего дома Дан-Брока, расположенного в горной местности к западу от Абердина.
      Ангус Гордон был старым приятелем Адама де Мариско. Они вдвоем мальчишками побывали во Франции, куда графа отправили изучать науки и одновременно служить некоторое время своей сводной сестре, маленькой королеве Скоттов, которая была замужем за юным болезненным королем Франции. Еще юношами они обсуждали возможность породнить их семьи с помощью брака, и сейчас мечта должна была осуществиться официальной помолвкой пятилетней дочери Адама, Велвет, и пятнадцатилетнего сына Ангуса, Алекса.
      Скай не одобряла браков по договоренности. Ее первый брак был именно таким и с самого начала оказался бедствием. Она хотела, чтобы ее дочери были счастливы в браке, вышли замуж по любви. Последнего она добилась для своей старшей дочери Виллоу, которая была замужем за Джеймсом Эдвардсом, привлекательным молодым графом Альсестерским. Она хотела, чтобы такое же счастье выпало и двум другим ее дочерям, Дейдре Бурк и Велвет де Мариско. Тем не менее она не пошла против воли своего мужа и согласилась на этот брак. Однако выдвинула условие, что когда Велвет вырастет и окажется, что договоренность ее родителей не нравится ей, она не обязана будет следовать ей, а может повиноваться велению собственного сердца.
      Большой дом был переполнен, но Скай настояла, чтобы Конн и Эйден на время праздника остались на ночь, особенно после того, как узнала о положении Эйден.
      - Я так рада за вас, - сказала она, обнимая свою невестку. - Похоже, что в этом году будет много детей. Виллоу родит в следующем месяце, а ваш ребенок родится зимой. Оба моих старших сына родились зимой. Мы попросим мою сестру Эйбхлин приехать из Ирландии, чтобы присмотреть за вами. Конн рассказывал вам об Эйбхлин?
      - О врачующей монахине? Да, я хочу встретиться с ней, ведь я никогда не слышала, чтобы женщина была врачом.
      - Она совершенно поразительная, - сказала Скай. - У нашего отца было одиннадцать оставшихся в живых детей, и четверых из них наши братья и сестры считают ненормальными. Я, конечно, среди них, потому что осмелилась принять на себя ответственность за всю семью после смерти отца. Мои старшие сестры, кроме Эйбхлин, никогда не простили мне этого. Сама Эйбхлин решила стать монахиней, а потом отказалась от пребывания в монастыре. Она решила ходить по селениям, излечивая больных. Майкл, ставший священником после того, как смог бросить море и перестать пиратствовать, как наш отец, и, конечно, Конн, который решил искать счастья в Англии вместо того, чтобы бороться с англичанами! - Она засмеялась. - Вы попали в ту еще семейку, Эйден.
      В Королевском Молверне начали собираться дети Скай. Из Ирландии приехал ее старший сын Эван О'Флахерти, его жена Гвиннет и их дети. Брат Эвана, Мурроу, вернулся домой из дальнего путешествия, остановившись в Девоне, взял свою жену Джоанну, приходившуюся Гвиннет сестрой, и привез ее с детьми. Виллоу, растолстевшая от своей первой беременности, но цветущая от гордости и счастья, приехала со своим мужем. От двора прибыли два сводных брата - Робин Саутвуд, граф Линмутский, и лорд Патрик Бурк. Старшая сестра Патрика, Дейдра, могла бы тоже служить при дворе, но у нее не было желания, и она предпочла оставаться с матерью. Сейчас они все собрались, чтобы присутствовать при помолвке их самой младшей сестры, и мальчишки дразнили Дейдру тем, что ее младшая сестра выйдет замуж задолго до того, как это сделает она сама.
      Обычно спокойная Дейдра посмотрела на графа Брок-Кэрнского и его сына и сказала с видом предсказательницы;
      - Я не была бы счастлива, выйдя замуж за человека, подобного Александру Гордону. Он слишком энергичен для меня. Мне нужен спокойный, нежный человек.
      Эйден обняла свою молодую племянницу.
      - Мне кажется, что для такой молоденькой девушки ты слишком рассудительна, - сказала она, разглядывая молодого Александра Гордона.
      Это был надменный долговязый мальчик с копной черных волос и янтарно-золотистыми глазами. Он тщательно выговаривал английские слова с размеренной интонацией, но в его речи отчетливо слышался шотландский акцент. Он был образован, посещал университет в Абердине, но никогда раньше не выезжал за пределы Шотландии, хотя его отец действительно говорил что-то о его учебе во Франции, где когда-то учился сам.
      На помолвке присутствовали ближайшие родственники, сэр Роберт Смолл и его сестра Сесили. В то время проводить мессу запрещалось, но ни один из слуг в Королевском Молверне, большинство из которых принадлежало к старой церкви, не донес бы на семейство де Мариско или на их священника, которого почитали в округе.
      Маленькая будущая невеста была очаровательна в бледно-розовом (Шелковом платье, с венком из роз на золотисто-каштановых волосах. Она была очень горда, что, несмотря на малолетство, смогла написать свое имя на официальном документе рядом с именем своего жениха.
      Эйден с некоторым изумлением наблюдала за молодой парой и думала о том, как она рада, что ее отец не устроил ей помолвку в юности. Алекса смущали и проявление к нему добрых чувств, и маленькая девочка, которая когда-нибудь станет его женой. Глядя на нее, он не мог представить ее взрослой, хотя себя самого считал взрослым. Пытаясь выразить дружеские чувства, он предложил маленькой невесте сладости. Она взяла их, пролепетав слова благодарности, а потом, бросив на него из-под ресниц неожиданно взрослый взгляд, поспешила обратно, в безопасность материнских коленей.
      Празднование помолвки было коротким и продолжалось всего один день. Единственной дочери Ангуса Гордона предстояло выходить замуж через несколько недель, и он оставил и ее, и жену в Шотландии в это смутное время, чтобы съездить на юг, на помолвку своего наследника. Кроме того, было особенно неосмотрительно оставлять свои владения без хозяина. На следующее утро после помолвки граф Брок-Кэрнский и его сын выехали на север, но сделали это не раньше волнующего завершения предыдущего дня, когда дочь Скай, Виллоу, быстро разрешилась от бремени своим первым ребенком, здоровым, пронзительно кричащим мальчишкой, который из-за необычных обстоятельств своего рождения был немедленно окрещен, а новобрачная пара стала его крестными.
      Пока на следующий день они полями ехали к себе домой, Эйден продолжала смеяться над той суматохой, причиной которой явилась молодая Виллоу, и над тем, как ее золовка, обычно сохраняющая контроль над собой, была явно потрясена испытаниями, выпавшими на долю ее дочери.
      - Я не могу поверить в это, - сказал Конн, наверное, в сотый раз. Никогда бы не подумал, что Скай может так волноваться. У нее было много собственных детей.
      - Да, но на этот раз рожала ее дочь, - ответила Эйден. - Одно дело страдать от собственной боли, но видеть, как мучается твой ребенок, это совсем другое дело. Мне только предстоит стать матерью, но я уже понимаю такие вещи.
      Он потянулся и взял ее за руку, пока их лошади мирно брели рядом.
      - Я люблю тебя, - тихо сказал он. - Я так тебя люблю.
      Они проехали по полю, заросшему желтым тысячелистником, и вверх по очень пологому склону холма. Остановившись на минутку на его гребне, они посмотрели на Перрок-Ройял, мирно лежащий в лучах послеполуденного солнца. Ромашковый луг был уже аккуратно скошен и похож на кусок бледно-зеленого бархата, расстеленного перед домом. Сады представляли буйство ярких красок, а на спокойной воде озера безмятежно плавали птицы. С одной стороны озера сохранился небольшой лес, в котором жили олени Перрок-Ройял, и они увидели, как олениха с двумя телятами вышла из леса к озеру на водопой. Конн и его жена не обменялись ни единым словом. В этом не было необходимости. Они просто спокойно смотрели, улыбаясь друг другу, оглядывая свой непотревоженный маленький мирок. Наконец лошади беспокойно зашевелились под ними, и они начали потихоньку спускаться к дому.
      Когда они подъехали, вышел конюший, чтобы принять их лошадей, а из дома навстречу спешил Бил.
      - Милорд, вас ждут какие-то джентльмены.
      - Благодарю тебя, Бил, - сказал Конн и поспешил в дом вместе с Эйден.
      В коридоре стояло примерно полдюжины мужчин, одетых в форму личной гвардии королевы.
      Конн вышел вперед.
      - Добро пожаловать в Перрок-Ройял, джентльмены. Надеюсь, Бил предложил вам освежительное. - Он не узнавал ни одного из них, однако гвардейцы часто уходили в отставку, как сделал и он сам, а служить в личной гвардии королевы считалось большой честью, и туда поступали вновь прибывшие ко двору. - Что я могу сделать для вас?
      Начальник группы сделал шаг вперед.
      - Вы Конн Сен-Мишель, урожденный О'Малли с острова Иннисфаны, сейчас известный как лорд Блисс?
      - Это я, сэр.
      - Тогда мой тягостный долг состоит в том, чтобы известить вас, милорд, что именем королевы вы арестованы.
      - Что? - Конн был совершенно ошеломлен.
      - Мы прибыли, милорд, сопроводить вас в Лондон, где вас заключат в Тауэр до решения ее величества.
      - Нет! - Эйден побелела от ужаса. - Нет! - повторила она. - Здесь какая-то ошибка! Какая-то ошибка!
      Конн обнял жену.
      - Все в порядке, милая. Я не сделал ничего плохого.
      Это просто ошибка.
      - Они приехали забрать тебя в Тауэр! - закричала она. - Я никогда не увижу тебя! - Тут она залилась слезами. Он крепко обнял ее, тщетно пытаясь утешить.
      - Моя жена, - сказал он явно чувствующему себя неловко начальнику стражи, - только недавно забеременела. - Потом он приподнял к себе ее залитое слезами лицо. - Я верю Бесс, Эйден. Теперь возьми себя в руки, любовь моя, и послушай меня. Я еду с этими джентльменами. Ты должна послать в Королевский Молверн за Адамом и сообщить ему, что произошло. Он поймет, что надо делать. Ты поняла меня, Эйден?
      - Д.., да, - всхлипнула она.
      - Бил! - крикнул Конн. Дворецкий появился.
      - Да, милорд?
      - Принеси мне шпагу, быстро!
      Казалось, прошла вечность, пока они стояли в большом зале, ожидая, когда Бил принесет Конну шпагу. Эйден прильнула к мужу, вне себя от страха. Конн крепко прижимал ее к себе, а его сердце нервно билось. Он не мог представить, почему оказался в таком положении. Может быть, его старшие братья снова натворили что-то, но если дело заключалось в этом, почему королева не сказала ничего, когда они были в Лондоне? Королевские посланцы беспокойно переминались с ноги на ногу в ожидании. Они сами не знали ничего, просто получили приказ арестовать этого человека. Кто знает, что он натворил? Это могло быть все что угодно, от серьезного обвинения в измене до какой-то глупости, вроде совращения жены какой-нибудь важной персоны или его дочери. У него была репутация человека, способного на подобные выходки.
      - Ваша шпага, милорд. - Бил вручил клинок Конну.
      Конн кивнул в знак благодарности, а потом, выпустив Эйден из своих объятий, повернулся к начальнику гвардии и протянул ему оружие.
      - Моя шпага, - спокойно сказал он. Капитан взял ее и сказал:
      - Могу я получить ваше слово, милорд, что вы не сделаете попытки бежать?
      - Я даю его вам, - ответил Конн со спокойствием, скрывавшим его волнение.
      - Благодарю вас, милорд, тогда мы готовы ехать.
      - Нет, - закричала Эйден, - только не сейчас, сэр! Сегодня поздно. Подождите до утра!
      - Миледи, у меня есть приказ доставить вашего мужа в Лондон как можно скорее. У нас осталось еще по меньшей мере шесть часов светлого времени, и мы сможем покрыть много миль по дороге в Лондон до наступления темноты. - Он посмотрел на Конна. - Вы когда-нибудь были в Тауэре, сэр?
      - Нет, - сказал Конн.
      - Тогда вам лучше захватить с собой кошелек потяжелее, милорд. Условия в камере, которую вы получите, будут зависеть от ваших возможностей. Те, кто не в состоянии платить, обычно оказываются в камерах, которые ниже уровня реки, но те, у кого есть серебро, могут получить пристойное место, еду, а в холодное время даже дрова и вино. В Тауэре за все нужно платить.
      Эйден начала успокаиваться и приводить в порядок свои мысли.
      - Подождите! - сурово сказала она. - Поскольку вы сами сказали, что сегодня у вас еще много светлого времени, вы можете остаться еще на полчаса, пока мой муж переоденется, а я соберу ему необходимые вещи. Он не может ехать в таком виде и без денег.
      - Согласен, миледи, - сказал капитан. - У меня нет возражений, но не тратьте время, пытаясь предотвратить наш отъезд, мадам.
      Эйден распрямилась в полный рост и на шаг отступила от мужа. Она, как, к величайшему своему смущению, увидел начальник, была такой же высокой, как и он сам.
      - Сэр, у вас есть слово, данное моим мужем, а теперь я даю вам и свое. Мы не задержимся. - Потом она прошла в направлении большого зала. - Заходите, джентльмены, и ждите здесь. Лестница в нашу спальню начинается отсюда.
      Оставшись с мужем в спальне, Эйден обратила к Конну побелевшее лицо, но голос ее был спокоен.
      - Ты понимаешь, что все это значит?
      - Нет, если только мои братья снова не натворили беды. Обычно Бесс возлагает ответственность за них на Скай. Она отсидела положенное ей в Тауэре и вышла оттуда невредимой.
      - Скай была в Тауэре? - Эйден была потрясена.
      - Да, Дейдра родилась там; Скай и королева многие годы не ладили друг с другом, душечка. Ты понимаешь, они во многом похожи. Две сильные женщины, каждая из них всегда боролась за свое счастье. Вначале, когда Скай впервые приехала в Англию и вышла замуж за Джеффри Саутвуда, она и королева были друзьями. Потом Саутвуд умер вместе с их младшим сыном. Согласно его завещанию, Скай должна была нести всю ответственность сама, но королева не приняла во внимание последнюю волю графа и возложила ответственность за Робина на лорда Дадли. Бесс знала, что Дадли похотливо добивался Скай, и, поскольку сама она не могла выйти за него замуж, она искала способ угодить ему в другом!
      Она знала, что Скай не выносит Дадли, и, стало быть, понимала, что моя сестра не будет представлять угрозы ее собственным отношениям с этим человеком. Роберт Дадли изнасиловал Скай, а когда та пожаловалась королеве, Бесс призналась ей, что знала о притязаниях Дадли, но что она закроет на это глаза, чтобы не омрачать ему жизнь. С этого момента отношения между моей сестрой и королевой изменились. Английские торговые суда начали подвергаться разбойным нападениям у берегов Ирландии и в водах между Англией и Ирландией. Королева теряла большую часть доходов. Она возложила на Скай вину за разбойные нападения.
      - Разве она и в самом деле имела к этому отношение? - У Эйден широко раскрылись глаза от таких открытий в отношении ее прекрасной золовки.
      Конн хмыкнул.
      - Королева никогда не смогла доказать этого, - ответил он, но веселое выражение лица, с которым он ответил ей, подсказало Эйден то, что ей хотелось узнать. Конн продолжал:
      - Скай снова вышла замуж. На этот раз за Найла Бурка. Однако на этом их отношения с королевой не закончились. Бесс расставила ловушку для Скай, которой моя сестра умело избежала. Разъярившись, королева приказала арестовать ее и посадить в Тауэр на несколько недель. Вот так получилось, что Дейдра родилась там.
      Наконец с помощью Адама и лорда Берли Скай выпустили, и они с Найлом вернулись сначала в Девон, а потом на родину Найла, в Ирландию, где родился Патрик. После смерти Найла Скай понадобилась помощь Бесс для сохранения земель Бурков за Патриком, поскольку тому не было еще и года. Королева примирилась с этим при условии, что в интересах Англии Скай согласится на брак по политическим мотивам, что Скай и сделала, но скоро она овдовела снова, а когда они с Адамом поженились во Франции, не получив на это разрешения королевы, Бесс отняла земли у Бурков и отдала их какому-то англичанину. Мир снова был заключен между ними, а потом королева отобрала Велвет у Скай и Адама, потому что ей снова понадобилась их помощь. Конечно, когда она получила ее, она вернула мою племянницу родителям, подарила им Королевский Молверн, а Патрику земли в Англии и запретила моей сестре появляться и при дворе и в Лондоне. Она использовала это в качестве предлога - поселившись у моря, Скай могла бы стать опасной для нее. Она заставила мою сестру передать обязанности главы семейства О'Малли нашему брату, Майклу, епископу Мид-Коннота, что, по моему мнению, было совершенно неразумно. На самом деле, я думаю, она ревнует Скай так же безудержно, как и тайно восхищается ею. Что касается Скай, ей Бесс нравится, хотя она никогда не признается в этом вслух. - Он успокаивающе улыбнулся жене. - Ты видишь, милая, ничего страшного нет в том, что мне придется сидеть в Тауэре. Много хороших людей попадали туда, включая и королеву, и выходили оттуда невредимыми.
      - И многие входили внутрь живыми только для того, чтобы выйти оттуда, лишившись головы, - ответила она.
      - Эйден, я не сделал ничего дурного. В чем бы там ни было дело, все быстро прояснится. Теперь помоги мне переодеться и принеси увесистый кошелек. Мне не хочется возвращаться в летний Лондон. По крайней мере в этой чертовой тюрьме я не буду испытывать неудобств.
      Эйден засмеялась. Она с облегчением видела его недовольство после той безупречной вежливости, с которой он общался с капитаном королевской гвардии.
      - Я соберу чистое белье, мой дорогой, и предупрежу Клуни. Я хочу, чтобы он поехал с тобой. - Уже успокоившись, Эйден быстро занялась делами, собрав для мужа небольшой узел с чистыми чулками и другими предметами личного туалета, щетками для волос и зубов и игральными костями, которые могли бы развлечь его. Потом поспешила разыскать Клуни.
      Однако Бил уже предупредил его о тревожных событиях.
      Когда Эйден вернулась в большой зал, он был уже в сапогах и ждал своего хозяина. Она отозвала его в сторону.
      - Ты знаешь?
      - Да, и мне тоже интересно знать, в чем тут дело, миледи. Я пошлю вам весточку, как только смогу. Слугам разрешается входить и выходить из Тауэра по их усмотрению. - Он поколебался минутку, а потом сказал:
      - Присмотрите за Мег, прошу вас, но Бога ради, миледи, не говорите ей, что я просил об этом. Если вы сделаете это, мне живым не быть. Эта ваша старуха так сварлива.
      Эйден подавила улыбку. Она знала, что Клуни нравится Мег больше, чем она призналась бы в этом, и ей было приятно, что слуга Конна испытывал ответные чувства.
      - Ты хороший человек, Клуни, - спокойно сказала она. - Присматривай за милордом и следи, чтобы у него не, было неприятностей.
      - Я постараюсь, миледи.
      После этого Эйден поспешила в контору поместья и из потаенного места достала кошелек для мужа. Она наполнила его серебром, однако добавила десять золотых монет. Потом, после некоторого раздумья, взяла кошелек поменьше, чтобы дать его Клуни на случай острой необходимости, и когда снова вернулась в зал, дала ему надлежащие приказания.
      Конн уже ждал ее, и она отдала ему кошелек, который он положил в камзол. Он стоял в дорожном платье, в высоких, крепких башмаках, расшитом коричневом камзоле, который был застегнут на несколько пуговиц, как и его шелковая рубашка с распахнутым воротом, надетая под камзол. В руках он держал длинный плащ.
      - Где твои перчатки для верховой езды? - спросила она. - Ты же не можешь ехать всю дорогу до Лондона без них, Конн.
      - Они со мной, Эйден, - сказал он ласково и показал их ей.
      - Надолго ли? - прошептала она.
      - Не знаю, но что бы там ни было, это не серьезно. Думаю, что ненадолго.
      - Я люблю тебя, - тихо сказала она.
      - Я люблю тебя, - сказал он, а потом, притянув ее к себе, страстно поцеловал. Он провел губами по ее губам, как будто запоминая их. - Береги ребенка, - приказал он, а потом, отпустив ее, крупными шагами вышел из зала.
      - Конн!
      Он остановился и повернулся.
      - Оставайся здесь, Эйден, - приказал он. - Я не хочу, чтобы моим последним впечатлением от дома была ты, машущая мне рукой на прощание. Я скорее предпочел бы, чтобы моим первым впечатлением при возвращении домой была ты, поджидающая меня на пороге.
      Она кивнула, полностью понимая его.
      - Удачи тебе, милорд, - крикнула она, - и пусть Бог вернет тебя в целости домой, ко мне.
      Послав ей легкий воздушный поцелуй, он повернулся и торопливо вышел из дома. Проклятие, но он готов был расплакаться и, конечно, не хотел, чтобы она увидела его слезы.
      Они сели на лошадей.
      - Вы поедете рядом со мной, милорд, - сказал капитан гвардии. - Меня зовут Уильям Стендиш.
      Конн кивнул.
      - Благодарю вас, капитан Стендиш. Они еще не доехали до конца подъездной аллеи, когда увидели двух человек, галопом скакавших через поля и криками призывая их остановиться.
      - Это моя сестра и ее муж, лорд и леди де Мариско, - сказал Конн.
      - Клянусь Богом, милорд, - сказал Уилл Стендиш с улыбкой, - новости распространяются в деревне быстрее, чем при дворе.
      - Вероятно, один из слуг выехал к ним в ту же секунду, как только мы узнали о цели вашего приезда, - сказал Конн. - У нас дружная семья.
      Скай и Адам близко подъехали к Конну и его эскорту, и Скай крикнула:
      - Что это означает, Конн? Это правда, что ты арестован? Почему? Мне помнится, ты сказал, что ваша поездка в Лондон была удачной и что она снова милостива к вам.
      Капитан Стендиш раскрыл рот, увидев красивую женщину. Он слышал рассказы о Скай О'Малли, но не ожидал, что она может быть так прекрасна, а это было именно так.
      - Скай, беру Бога в свидетели, но я не знаю, что происходит. Я понятия не имею, почему меня арестовали, и не надо изводить этого беднягу капитана, потому что он тоже не знает.
      - Не знает или не хочет сказать, - огрызнулась она. - Неужели эта женщина никогда не оставит нашу семью в покое? Я еду в Лондон с тобой!
      - Нельзя, Скай. Тебе запрещено появляться в Лондоне и при дворе. Адам, урезонь ее! Ты же ее муж! Адам де Мариско громко крякнул.
      - Я чрезвычайно ценю твою уверенность в моей способности справиться с твоей сестрой, Конн, но тебя ведь не проведешь! Однако в этом конкретном случае я собираюсь сделать все, что смогу. - Он пристально посмотрел на жену. - Послушай меня, девочка, твой брат прав, беспокоясь о тебе. Королева выслала тебя сюда с глаз долой. Если бы она захотела увидеть тебя по этому делу, она бы потребовала твоего приезда. Она еще может это сделать. Если она поступит так, ты сможешь ехать в Лондон, но сейчас ты останешься дома и будешь присматривать за обеими дочерьми, которым ты нужна гораздо больше, чем Конну. Я провожу Робина и Патрика до места их службы и посмотрю, что смогу узнать.
      - Но...
      - Никаких "но", Скай! Ты думаешь, что можешь помочь своему брату, оскорбляя королеву?
      - Скай, присмотри, пожалуйста, за Эйден. Она очень испугана. Вся ее жизнь прошла так спокойно, и я боюсь и за нее, и за ребенка, - попросил Конн сестру.
      - У тебя есть деньги? - требовательно спросила она. - Чтобы выжить в этом чертовом Тауэре, требуется состояние.
      Он кивнул, улыбнувшись ей.
      "Как они похожи", - подумал капитан Стендиш, видя, как она отвечает улыбкой на улыбку.
      - Тогда да поможет тебе Бог, братец, и если эта женщина тронет хотя бы волос на твоей голове, я...
      - Скай! - предостерегающе оборвал ее Адам, и она, слегка скривив рот, замолчала и, повернув свою лошадь, ускакала галопом.
      - Не волнуйся, Конн. В скачке гнев ее спадет и страхи за тебя улетучатся, прежде чем она доберется до дома. Скай позаботится об Эйден, а я буду в Лондоне к концу недели, приятель. - Он протянул большую руку, и Конн пожал ее такой же большой лапой.
      - Спасибо, Адам. Узнай, что разнюхает Робин.
      - Обязательно. - Адам заставил лошадь слегка попятиться и обратился к капитану Стендишу:
      - Вы позаботитесь о безопасности моего родственника?
      - Вам нет нужды опасаться на этот счет, милорд де Мариско, - последовал ответ, - нам приказали доставить лорда Блисса в Тауэр, и этот приказ мы в точности выполним.
      Адам кивнул. - Тогда я тоже желаю тебе удачи, - сказал он и, махнув рукой Конну, поехал вслед за женой через поля.
      Конн и сопровождавшие его люди ехали в тот вечер до половины одиннадцатого, пока не сгустились сумерки. Стало так темно, что дальше ехать было невозможно. Они нашли приют в амбаре какой-то богатой фермы, хозяйка которой на следующее утро предложила им отведать темного эля, свежего хлеба и вкусного твердого сыра. Непринужденные манеры Конна и его красивое лицо привлекли к нему внимание двух полногрудых фермерских дочек. Собравшись уезжать, он подарил каждой по поцелую и опустил им за корсажи по серебряному пенни.
      - Мы ничем не заслужили вашей щедрости, милорд, - сказала одна из девушек.
      - Но если вы не слишком спешите, - сказала другая, - мы будем рады взять вас с собой на сеновал.
      - Ох, девушки, я и вправду очень сожалею, что не могу принять это доброе предложение, - сказал Конн, - но мы едем по королевскому делу, и оно не может ждать.
      Они отъехали, и джентльмены, сопровождавшие Конца, вслух обменивались между собой словами восторга, в то время как Клуни хихикал по-дурацки (о чем Конн тотчас сказал ему) и думал, что все происходит как в былые дни.
      - Вы понравились моим людям, - сказал капитан Стендиш, улыбаясь.
      - Они молоды, - сухо заметил Конн, - а на молодых легко произвести впечатление.
      Они ехали от рассвета до заката, останавливаясь только для того, чтобы дать отдохнуть лошадям, поесть, попить и облегчиться. По приезде в город Конна проводили в Тауэр, где приняли как арестованного. Его серебро помогло ему купить комнату довольно приличных размеров с камином и небольшим окном, выходящим на реку. В комнате не было ничего, кроме охапки заплесневелой соломы и помойного ведра. За несколько монет ему принесли пару тюфяков, стол и два стула. Пришел стражник и сообщил Конну, что его требуют на допрос.
      Клуни сказал:
      - Я выйду, милорд, чтобы купить кое-что из вещей, которые нам понадобятся.
      Конн кивнул слуге и последовал за стражником по коридору и вниз по трем лестничным пролетам в темную комнату без окон. Понадобилось время, чтобы его глаза привыкли к мраку. Однако спустя некоторое время он понял, что на самом деле комната освещена, хоть и не очень ярко. Он также увидел Уильяма Сесила, лорда Берли, и еще одного, незнакомого ему человека, сидящих у стола. Его поставили перед ними.
      - Милорд Берли?
      - Лорд Блисс.
      - Милорд, почему я здесь?
      - Хватит, лорд Блисс, не будем жеманничать друг перед другом. Вы попались на измене. Расскажите мне все, и мы посмотрим, чем можно вам помочь.
      - Измена? - Челюсть Конна отвисла. - Я ничего не знаю про измену! Несколько дней назад я был арестован без объяснения причин, и меня привезли из моего дома в Лондон. Моя жена вне себя от беспокойства. Она ожидает нашего первенца. Кто обвиняет меня в измене? Против кого? Против чего?
      - Достаточно, лорд Блисс, - отеческим тоном сказал лорд Берли. - Разве вы будете отрицать, что исповедуете старую веру?
      - Нет, хотя Бог знает, что для меня это не имеет значения.
      - А будете ли вы отрицать, что совместно с другими людьми ваших убеждений вы составили заговор, замыслив убить королеву и возвести на трон Марию Шотландскую?
      - Что? - в бешенстве закричал Конн. - Убить Бесс?
      Нет! Никогда! Заменить ее на эту убогую, обманутую шотландскую шлюху? Нет! Тысячу раз нет!
      Лорд Берли на секунду растерялся. Обычно ему доставляли проверенные сведения, хотя он должен был признаться, что именно это дело смутило его. Он никогда не считал Конна человеком, который позволил бы вовлечь себя в измену. Тем не менее нужно сохранять бдительность, а его обычно надежный доносчик утверждал, что Испания снова составила заговор против Елизаветы Тюдор.
      Уже не в первый раз Испания и ее посол оказывались замешанными в подобного рода делах. За время правления королевы сменилось пять испанских послов. Первый из них, граф Фариа, доставшийся королеве после правления Марии Тюдор, был женат на Джейн Дормер, английской дворянке. Он покинул Англию в 1559 году, к великому облегчению Елизаветы, которой вовсе не нравился напыщенный граф.
      Альварес де Куадра, епископ Аквилы, приехал ему на смену и прослужил своему королю четыре года, прежде чем умер от чумы в Лондоне. Королеве страшно нравилось водить его за нос, что она всегда делала, поскольку епископу недоставало чувства юмора. За ним последовал единственный испанский посол, который нравился королеве.
      Диего Гусман де Сильва, епископ Толедский, занимал свой пост шесть лет. Элегантный от природы, утонченно образованный, он нравился всему двору. Ему, в свою очередь, нравилась Елизавета, потому что хоть он и был предан Испании, у него была ясная голова и он был не так фанатичен, как два его предшественника. Но епископ так тосковал по Испании, что попросил отставки у короля Филиппа и получил ее.
      При выборе его преемника Испания круто изменила политику и послала в Англию Гуэро де Спеса, неприятного маленького человечка, чьи возмутительные манеры, необдуманные высказывания и явная склонность вносить смуту сделали его крайне непопулярным. Вовлеченный в заговор Ридольфи, он был выслан из Англии в конце декабря 1571 года.
      В течение следующих шести лет Испания не присылала послов в Англию, и только в прошлом году приехал Бернадино де Мендоза. Королева была чрезвычайно недовольна им - невежественным, надменным и мстительным человеком. Уже поступали сведения, что он, как и его предшественник, участвовал в заговорах, имеющих целью свержение королевы. Всего несколько месяцев назад Антонио де Гуарас, испанский шпион в Англии с 1570 года, был арестован за его связь с пленной королевой Скоттов.
      Сейчас тайными шпионами лорда Берли был раскрыт еще один заговор под условным названием "Избавление", и все указывало на активное участие в нем Конна Сен-Мишеля, лорда Блисса. Тем не менее Конн отрицал это. Конечно, он будет отрицать, ворчал про себя Уильям Сесил. Они признавались во всем только под пыткой. Он повернулся к сидевшему рядом человеку.
      - Похоже, мистер Нортон, дело обстоит так, что нам придется допросить милорда Блисса несколько более пристрастно.
      - Конечно, милорд, - последовал ответ, и человек по имени Нортон улыбнулся, обнажая несколько почерневших обломков зубов.
      Нортон! Это имя ударом взорвалось в голове Конна, и его затошнило. Нортон, человек, за которым шла дурная слава пыточных дел мастера. Нортон, который так владел искусством пытки, что мог довести человека до безумия, даже не ломая ему костей. Что, Бога ради, происходит? Как он оказался втянутым в дело, столь серьезное? Чувствуя, что начинает паниковать, он глубоко вздохнул и заговорил:
      - Милорд, вы обвиняете меня в участии в заговоре с целью убийства королевы и возведения на престол Марии Шотландской, и тем не менее вы не представляете мне ни малейших доказательств моей виновности. Был ли я обвинен? Кем? Пусть они выскажут это мне в лицо, милорд! Неужели это английское правосудие?
      Лорд Берли снова пребывал в замешательстве. Ему нравился молодой лорд Блисс. Он и представить не мог его заговорщиком или фанатиком. Все это достаточно неприятно, а когда королева узнает об этом, она будет очень расстроена, тем не менее донос поступил, а безопасность Елизаветы Тюдор превыше всего. Уже поймано трое людей, выданных одним из двойных шпионов лорда Берли, и каждый из них указал на Конна Сен-Мишеля, лорда Блисса, как на главаря этого заговора. Он стряхнул с себя оцепенение.
      - Вас обвинили трое людей, участвующих в этом заговоре, - сказал лорд Берли. - Скажите, милорд, если вы невиновны, как утверждаете, почему эти трое впутывают вас в заговор? Нет, пусть господин Нортон чуточку допросит вас, а потом мы посмотрим, что вы нам скажете.
      Прежде чем Конн смог оказать сопротивление, его руки прижали к бокам и протащили через комнату, где он увидел большое колесо на стойке, которое сейчас опустили, чтобы Конна можно было подтянуть на него. Опытные руки ловко сорвали с него камзол, башмаки грубо стащили с ног, рубашку распахнули до пояса, а потом он был распластан на стойке, которую снова подтянули на высоту примерно шести футов от пола.
      Испуганный и тем не менее завороженный, Конн наблюдал, как печально известный господин Нортон проверял внизу веревки и рычаги, которыми управлялось колесо. Почему он не сопротивляется своим тюремщикам, спрашивал он сам себя удивленно, но ответ он знал. Он до сих пор не мог поверить, что все происходящее на самом деле серьезно, а теперь, когда он почувствовал, что веревки, которыми был связан, начали затягиваться, больно растягивая его ноги и руки, он внезапно понял серьезность своего положения.
      Подчеркнуто заботливо господин Нортон затянул один из винтовых зажимов, и Конн помимо своей воли вскрикнул, когда острая боль пронзила его плечо, и закричал снова, когда ногу, противоположную этому плечу, стало вырывать из бедренного сустава. Боль разливалась по всему его телу и была такой невыносимо мучительной, что Конн начал обливаться потом. Палач смотрел на него, улыбаясь своей отвратительной улыбкой.
      - Вам есть что сказать милорду Берли, лорд Блисс? - заботливо осведомился он. Конн простонал.
      - Мне ничего не известно о заговоре, - выдохнул он. - Я не принимал участия ни в каком проклятом заговоре. А-а-а-а! - закричал он, когда его другую ногу вывернули под неестественным углом, и люди, стоявшие внизу под ним, начали сливаться в его глазах. Его голова упала на грудь, и он начал терять сознание.
      - Воды! - рявкнул Нортон, и один из тюремщиков забрался по лестнице и плеснул в лицо Конну ведерко противной холодной речной воды.
      Он, отплевываясь, вернулся обратно к действительности и к боли, когда веревки затянулись на другой его руке, и снова закричал, но на этот раз это было особенно непристойное ругательство, предназначавшееся Уильяму Сесилу.
      - Он не особенно терпелив к боли, милорд, - заметил Нортон. - До сих пор я мягко обращался с ним, и я никогда не видел, чтобы человек так быстро терял сознание из-за моих действий.
      - Значит, он испытывает жестокую боль?
      - Это немного удивляет меня, но кажется, это так, - ответил палач. - Он крупный парень, милорд, но я думаю, это из-за его тонких костей.
      - Можете ли вы сделать ему больно, не ломая костей, господин Нортон? спросил Уильям Сесил.
      - Да, - сказал он и повернулся к своему помощнику:
      - Питер, ты занимаешься руками, но помни, что нам не нужны сломанные кости. Я тебя самого подвешу, если ты что-нибудь сломаешь.
      Питер кивнул, его глаза засветились при мысли о том, что он настоящим делом поможет своему хозяину в этом важном допросе. Сегодня вечером ему будет что рассказать своей матери, а эта маленькая служаночка из таверны, на которую он старался произвести впечатление, быть может, даже задерет наконец свои юбки перед ним, когда услышит о его новых обязанностях. Двое мужчин согласованно двигались, затягивая и крутя рычаги, присоединенные к конечностям пленника. Сначала это было незаметно, потому что Конн испытывал уже такую мучительную боль, что не почувствовал результата их усилий, но потом новая страшная боль обрушилась на него, лишив его легкие воздуха, заставляя его безуспешно хватать воздух широко раскрытым ртом, когда свирепые щупальца всепоглощающей, ничем не смягчаемой боли быстро пробегали вверх и вниз по всему его телу. Его большое напряженное тело было мокрым от пота, мускулы на шее вздулись, глаза, наполненные мукой, выпучились, и, широко открыв рот, он выл в нечеловеческой, животной муке. В ушах у него звенело, но сквозь затуманенное сознание он услышал почти молящие слова лорда Берли, с которыми тот обращался к нему:
      - Милорд, милорд, избавьте себя от дальнейшей пытки! Вам только нужно назвать мне подробности вашего заговора, и боли больше не будет.
      С невероятным усилием Конн сумел произнести:
      - Я ничего не знаю о заговоре, Берли! Ни о каком заговоре! Вы взяли не того человека! - А потом потерял сознание.
      Уильям Сесил был не тем человеком, которого можно было легко провести. Лорд Блисс испытывал страшные мучения, и тем не менее он отрицал участие в "Избавлении". Могло ли быть так, что он действительно говорил правду? А если это так, то кто использовал его имя и зачем?
      - Освободите его, господин Нортон, и приведите его в чувство. По-моему, он не лжет.
      - Я позволю согласиться с вами, милорд, если вы простите мне мою дерзость, - сказал палач. - Некоторые могут вытерпеть гораздо больше того, что я сделал с этим джентльменом, прежде чем теряют сознание. Этот человек не переносит боли, и поэтому сделанное нами действительно заставило его страдать. Человек не лжет мне, когда я заставляю его мучиться. Я еще не так стар, чтобы плохо делать свое дело.
      Колесо опустили, и Питер небрежно облил Конна холодной речной водой. Когда его веки дрогнули, ему в рот насильно влили вина из потрескавшейся глиняной кружки. Оно обожгло ему желудок наподобие раскаленного камня, и половиной выпитого Конна вырвало, но остальное он ухитрился удержать. Туман в его глазах рассеялся, и первым в поле его зрения оказался Уильям Сесил.
      - Ублюдок! - сумел прохрипеть Конн.
      - Я рад, что вы быстро приходите в себя! - сухо сказал лорд Берли. Он понимал гнев лорда Блисса, однако на первом месте у него была королева и ее безопасность. Он знал ее ребенком. Когда речь шла о личных делах, он заботился о ней так же, как о своих дочерях. Он сделал бы все, чтобы обезопасить ее от любых бед. Сейчас, однако, ему нужно было время, чтобы разгадать эту загадку. Что-то неладно. Существовал заговор против королевы или нет?
      - Проводите лорда Блисса назад в его камеру, - приказал он тюремщикам, и когда те подхватили Конна, помогая ему встать, он добавил:
      - Мы поговорим еще, милорд.
      - Вам лучше кое-что объяснить мне, - прорычал Конн. - Если вы хотите знать, кто должен ответить за это, то мне-то это тоже очень хочется знать.
      Лорд Берли кивнул в знак согласия.
      - В этом наши помыслы совпадают, милорд.
      - Боже правый! - воскликнул Клуни, когда его хозяину помогли войти в камеру. - Что они сделали с вами, милорд? С вами все в порядке? Кладите его аккуратно, вы, придурки!
      - Мы обращаемся с ним, как с младенцем, - сказал один из ухмыляющихся стражников, и они не церемонясь швырнули Конна на ближайший тюфяк.
      Когда они выходили, топая ногами, Клуни погрозил им кулаком и вполголоса выругался.
      - Английские подонки, - пробормотал он, но, к счастью, они не услышали его.
      Конн не мог не ухмыльнуться, несмотря на боль.
      - Я жив, Клуни, - сказал он, - хотя едва-едва.
      - Что, черт возьми, они сделали с вами, милорд?
      - Дыба, - последовал угрюмый ответ.
      - Дыба? - Лицо Клуни выразило глубокое отчаяние. - За что дыба? Что, черт возьми, вы совершили, милорд?
      - Я ничего не сделал, но лорд Берли уверен, или по крайней мере думает, что уверен, будто я принимал участие в заговоре против Бесс Тюдор.
      - Вы не участвуете ни в каком заговоре, - преданно сказал Клуни. - Черт побери, милорд, если бы вы приняли в нем участие, то там же был бы и я. Вы бы ничего не предприняли и не попали бы в беду без своего верного Клуни.
      Конн ухитрился еще раз слабо улыбнуться.
      - Нет, Клуни, я бы не попал в беду без тебя. Ты хороший товарищ, на которого можно опереться, но видишь ли, кто-то сумел вовлечь меня в заговор, хотя я не знаю, каким образом. Давай надеяться, что Уильям Сесил сумеет разобраться в этом до того, как примет решение снова со мной побеседовать.
      Лорд Берли в самом деле искал ответы на вопросы, но ничего не мог обнаружить в своих поисках. Он тщательно изучал сообщения по этому делу, сделанные на основе заявлений других арестованных. Они все охотно давали показания, и совсем не требовалось принуждать их говорить. Читая сообщения по делу, он не мог обнаружить ничего, и тем не менее теперь он был особенно убежден в невиновности лорда Блисса. Он хотел сам поговорить с другими заговорщиками и только успел отдать приказ привести их, как к нему ввели Адама де Мариско.
      - Милорд Берли, - сказал он вместо приветствия, - я думаю, вам известно, почему я здесь.
      Уильям Сесил кисло кивнул. А что еще следовало ему ожидать?
      - Полагаю, ваша жена тоже здесь, - ответил он.
      - Моя жена дома в Королевском Молверне с нашими дочерьми. Вспомните - ей запрещено появляться в Лондоне и при дворе.
      - Я ни о чем не забываю, милорд, и рад слышать, что леди де Мариско наконец достигла возраста, когда проявляют осмотрительность.
      Адам хлопнул рукой по бедру и усмехнулся.
      - Она была готова приехать, - признался он, - но и я, и Конн взяли над ней верх. Сейчас Эйден необходима поддержка. Прошу вас, милорд, объясните, в чем дело?
      - Ваш шурин был вовлечен в заговор с целью убийства королевы и возведения на трон Марии Шотландской, - объявил лорд Берли.
      - Это невозможно! - сказал Адам де Мариско.
      - Я начинаю приходить к такому же мнению, - признался лорд Берли.
      - Начинаете приходить к такому же мнению? Черт побери! Это вовсе не похоже на Конна, и вам известно это! Этот человек совершенно открытый! Он как книга, которую может прочесть любой, и это одна из причин, почему королева всегда любила его.
      - Я не могу, как вы понимаете, милорд, не проявлять особую осторожность, когда дело касается ее величества, - сказал Уильям Сесил. - С тех пор как Елизавета Тюдор заняла английский трон, и Испания, и Франция не раз предпринимали попытки свергнуть ее. Это не первый заговор, о котором стало известно и который ставил целью ее убийство. Я не верю никому, милорд де Мариско, никому.
      Адам кивнул. Он отлично понимал положение лорда Берли.
      - Что заставило вас поверить в то, что Конн участник заговора? - спросил он.
      - Три человека, схваченных по обвинению в заговоре, назвали его вдохновителем заговора. Каждый назвал его имя, но в докладах есть что-то, что тревожит меня, и я не могу уловить, что именно. Садитесь, милорд. Я приказал привести ко мне этих арестованных. Ваш шурин под пыткой вполне убедительно говорил о своей невиновности, даже припомнив мне при этом мое происхождение.
      Адам был потрясен.
      - Вы пытали его? Как?
      - На дыбе, - последовал бесстрастный ответ. - Все люди заявляют о своей невиновности до тех пор, пока их не начинают убеждать другими способами. Лорд Блисс не признал своей вины, несмотря на мастерство господина Нортона. Не волнуйтесь, милорд. Ни одна кость не была сломана. Кажется, ваш шурин плохо переносит боль, а Нортон мастерски делает свое дело. Даже если он убежден в невиновности своего подопечного. Сейчас, однако, мне предстоит раскрыть тайну, существует ли в действительности заговор и почему эти люди впутали лорда Блисса.
      Они сидели в комнате, расположенной выше уровня реки, где размещался начальник Тауэра.
      Уильям Сесил сказал:
      - Пройдемте со мной, милорд. Я должен спуститься вниз, где господин Нортон допрашивает трех остальных участников заговора. Я уверен, вы захотите присутствовать.
      - Да, - мрачно сказал Адам. - Хочу. Оба спустились в недра лондонского Тауэра, в царство господина Нортона. Там в узилище палача стояли трое мужчин, прикованных кандалами к стене. Двое мужчин были молоды, одному было не больше шестнадцати, другому, вероятно, двадцать. Третий человек был постарше и, как понял Адам, рассмотрев его, являлся родственником юношей.
      - Отец и его два обманутых сына, - сухо сказал Берли, а потом добавил:
      - С кого начнем, господин Нортон?
      - С молодого. Он боится больше всех. Видите, как он потеет, милорд? Питер, давай мальчишку!
      Молчаливый Питер отомкнул кандалы, удерживающие паренька, протащил его через комнату и снова привязал к деревянному стулу с высокой спинкой. Прочный кожаный ремень обхватил его шею посредине, ножные кандалы намертво приковали его лодыжки, а руки были привязаны в кистях к деревянным подлокотникам стула. Потом Питер прикрепил к руке юноши хитроумное приспособление, в котором Адам сразу узнал тиски для больших пальцев. Он медленно начал сжимать их, и скоро юноша закричал от боли, умоляя о пощаде, взывая и к своей матери, и к святой Богородице. По сигналу господина Нортона его помощник прекратил затягивать винт, и Уильям Сесил обратился к двум мужчинам, по-прежнему распятым на стене:
      - Ну, вы так и будете бесполезно стоять и смотреть, как мальчишка мучается? Вам остается только сказать мне то, что я хочу знать, и его отпустят, но если вы откажетесь отвечать, я прослежу, чтобы оба ваших сына были без промедления повешены, господин Трент.
      У человека по имени Трент был больной вид, его лицо было зеленоватым, а губы побелели.
      - Милорд, - взмолился он, - мы рассказали вам все, что знали. Клянусь! Неужели вы думаете, что я хочу смерти своим сыновьям?
      - Кто организовал этот...
      - Мы уже рассказали вам. Коми Сен-Мишель, лорд Блисс. Он пришел ко мне в лавку однажды, когда я уже собирался закрываться, и сказал, что знает нас как приверженцев истинной веры. Он сказал, что церковники позволили ему даровать нам вечное блаженство, если мы поможем ему убить королеву, а Марии Шотландской, истинной правительнице-католичке, взойти на трон, принадлежащий ей по праву. Англия благословит нас, сказал он. Кто бы смог отказаться получить вечное блаженство в раю, милорд? Мы согласились помочь ему, мои сыновья и я.
      - Какой-то человек предлагает вам вечное блаженство, а вы на слово верите ему. Незнакомому? Да ладно, господин Трент! Что это за выдумка, в которую вы хотите заставить меня поверить?
      - У него была бумага, милорд! Я умею читать, по крайней мере чуть-чуть! Она была подписана самим папой со всякими там красивыми печатями и лентой. Я никогда не видел такой важной бумаги. Для меня этого было достаточно!
      - Вероятно, поддельной, - сказал Уильям Сесил, - но достаточно убедительной, чтобы обмануть простака. - Он снова поглядел на Трента. - Разве вы не довольны и не сытно живете под властью королевы?
      - Да, - ответил человек, - но она не может подарить нам вечное блаженство.
      - Рассуждения мясника, - заметил Уильям Сесил. - Вот кто он такой, понимаете? Мясник. Разве он не подходит для этого дела? Он был по-настоящему религиозным человеком в течение многих лет, но никогда не думал, что это может таить угрозу. Вот почему нам удалось так быстро схватить его. Он горел желанием похвастаться своим будущим счастьем, мы узнали об этом, поэтому его и арестовали.
      - Спросите его об участии Конна, - сказал Адам де Мариско.
      Уильям Сесил кивнул.
      - Расскажите мне о лорде Блиссе, господин Трент. Как получилось, что вы познакомились с ним?
      - Он пришел к нам, - последовал ответ. - Сказал, что слышал, что мы те люди, которые могут помочь ему, а если нет, то мы не должны рассказывать об этом.
      - Это то же самое, что он говорил раньше, - устало сказал лорд Берли.
      - Как выглядел лорд Блисс? - спросил Адам. - Опишите нам его.
      - Он большой высокий мужчина, говорящий с ирландским акцентом.
      - Расскажите поподробней! - слова Адама прозвучали резко.
      - Не могу, милорд.
      - Почему? Какого цвета у него глаза? Какой у него нос, короткий или длинный? Какого цвета волосы? Есть ли у него на лице какие-нибудь отметины, которые вы запомнили?
      - Не могу рассказать вам, милорд. Он был в маске и весь закутан в плащ.
      - Встречались ли вы с Конном Сен-Мишелем до этого? Видели ли вы его вообще?
      - Нет, милорд.
      - Тогда откуда вы узнали, что это был он?
      - Потому что он так сказал нам, милорд, - ответил Трент Адаму тоном, который подразумевал, что Адам, вероятно, не слишком сообразителен.
      - Вот-вот, - медленно произнес лорд Берли. - Это меня и беспокоило в этих сообщениях. Нигде нет описания лорда Блисса.
      - Да, - сказал Адам, - потому что это был не Конн. Кто бы это ни был, он хотел, чтобы этот глупый бедняга поверил ему, но не осмеливался показывать свое лицо. Ведь цель его визита - раскрытие мнимого заговора и арест Конна.
      - Считаю, что вы правы, милорд де Мариско, но сначала я хотел бы удостовериться в одном. - Он сделал знак господину Нортону, и палач торопливо вышел из комнаты.
      Они просидели в зловещей тишине в течение нескольких минут. Потом вернулся господин Нортон, а вместе с ним человек в маске, завернутый с ног до головы в плащ. Лорд Берли обратился к господину Тренту.
      - Этот человек лорд Блисс? - спросил он.
      - Нет, - быстро ответил мясник.
      - Почему вы так уверены?
      - Лорд Блисе был не таким высоким, хотя примерно такого же роста, и был более толстым, чем этот человек.
      - Назовите им свое имя, - приказал лорд Берли человеку в плаще и в маске.
      - Меня зовут Конн Сен-Мишель, лорд Блисс, - последовал ответ.
      - Нет, это не вы. Вы не проведете меня, милорд. У лорда Блисса был настоящий ирландский выговор. У этого человека только слабый намек на ирландское произношение. Я-то знаю. Моя мать родом из Ирландии.
      - Уведите их, - сказал лорд Берли, и стражники освободили арестованных и торопливо вытолкали их из комнаты.
      - С тобой все в порядке? - беспокойно спросил Адам Конна.
      - Я буду жить, - несколько кисло сказал Конн, - несмотря на нежное обращение со мной господина Нортона и оскорбление, которое только что нанес мне англичанин, сказав, что я говорю не как ирландец. Я, конечно, говорю с ирландским выговором, хотя мой акцент смягчился за годы моего пребывания здесь, в Англии. Я заметил это, когда недавно здесь побывал кузен Эйден. По сравнению с его произношением мой выговор почти незаметен.
      - А может, Кевен Фитцджеральд как-нибудь связан с этим делом? - вслух размышлял Адам.
      - Что, черт возьми, он выиграет, состряпав такой заговор? - спросил Конн.
      - Не знаю, - ответил Адам, - если только он не надеется на то, что ты умрешь, а он женится на твоей жене.
      - Кажется, это слишком сложный план, чтобы просто избавиться от соперника, - сказал лорд Берли. - Всегда существовала вероятность, что, если Конна признают виновным в измене, его поместья могут быть конфискованы. Если этот парень охотился за леди Блисс, то его привлекало ее богатство. Он бы не позволил, чтобы оно уплыло из его рук. А это было бы гораздо проще, если бы лорд Блисс был мертв.
      - Но, - размышлял Адам, - что, если парень действительно участвовал в заговоре, а Эйден и ее богатство должны были быть его вознаграждением? Поэтому и нужно было использовать Конна в качестве козла отпущения. Официально выглядевший документ, который, как утверждает господин Трент, ему показывали, говорит о чем-то более изощренном, нежели просто о человеке, позарившемся на богатую жену.
      - Кто этот Фитцджеральд? - спросил лорд Берли.
      - Он появился в нашем доме в первый день мая, - ответил Конн. - Заявил, что приехал от деда Эйден, Рогана Фитцджеральда. Говорил, что он сын младшего брата старика, который был священником, и что его вырастила бабка Эйден.
      - Неужели? - заметил Уильям Сесил. - И что же привело его в Англию?
      - Он сказал, что всю свою жизнь его готовили для работы в качестве управляющего поместьем Фитцджеральда, а теперь, когда прежний управляющий отходит от дел, семья решила отправить Кевена Фитцджеральда в Англию посмотреть, как здесь управляют процветающими поместьями, и привезти в Ирландию новые идеи.
      Трое мужчин покинули пыточную камеру Тауэра и снова вернулись в комнаты начальника тюрьмы.
      Лорд Берли послал за гонцом и сел за стол, чтобы лично написать сообщение. Закончив, он обратился к Конну и Адаму:
      - Я посылаю это графине Линкольн. Она лучше всего осведомлена о положении ее семьи в Ирландии. Предполагаю, что этот Роган Фитцджеральд приходится ей родственником.
      - Думаю, что он дальний ее родственник, - сказал Конн.
      - Допускаю, - был ответ. - Леди Клинтон сейчас находится в поездке по стране с королевой, но она ответит быстро. Эти сведения имеют для меня огромное значение. Давайте узнаем, действительно ли ваш Кевен Фитцджеральд тот, за кого он себя выдает, и приехал ли он в Англию с целями, о которых заявляет. Однако я убежден, лорд Блисс, что вы не замешаны ни в каком заговоре против ее величества.
      - Тогда я могу ехать домой?
      - Еще нет, милорд. Уверен, что существует некий заговор, и доказательства вашей вины были подброшены нам для того, чтобы сбить нас со следа. Если я отпущу вас сейчас, участники заговора ускользнут от меня и станут составлять новый заговор против королевы. Помогите мне выгнать их из норы, и я обещаю, что вы будете вознаграждены.
      Конн покачал головой.
      - Я помогу вам, милорд, но не говорите со мной о вознаграждении. То, что я делаю, я делаю ради Бесс. Она дала мне все, но если окажется, что в это втянут Кевен Фитцджеральд, позвольте мне получить право избить его до бесчувствия!
      Лорд Берли улыбнулся слабой, безрадостной улыбкой. Поведение лорда Блисса напоминало манеру его старшей сестры, и он кивнул.
      - Я собираюсь попросить вас остаться здесь, в Тауэре, милорд, еще ненадолго. На такой срок, чтобы я мог разобраться в этом деле. Ваше пребывание в тюрьме заставит заговорщиков поверить, что все идет так, как они задумали. Тем временем наши шпионы разнюхают, кто они на самом деле и что действительно замышляют. Мне сказали, что вы получили удобную камеру и с вами слуга.
      - Да, - сказал Конн, - я справлюсь, но мне не хочется, чтобы моя жена тревожилась без необходимости, учитывая ее положение.
      - Молодая леди Блисс показалась мне женщиной с сильным характером, сказал лорд Берли. - Я понимаю вашу тревогу, но если я позволю вам связаться с ней, тогда она перестанет тревожиться, а кто знает, не следят ли за ней. Нужно, чтобы она по-прежнему выглядела встревоженной и чтобы наши замыслы не были разоблачены. Лорд де Мариско, что думаете вы? Может ли ваша невестка пережить волнения следующих нескольких недель?
      - Эйден более вынослива, чем ты полагаешь, Конн, - сказал Адам. - Жаль заставлять ее так тревожиться, но помочь ничем нельзя. С ней будет все в порядке, и с ребенком тоже.
      Конн вздохнул.
      - Тогда быть посему, - сказал он с отвращением в голосе. - Однако еще одна просьба, милорд Берли. Если в Лондоне вспыхнет чума, вы должны сразу переселить меня. Решено?
      - Конечно, милорд. Вам даже не нужно было просить об этом, - ответил Берли.
      Конн криво улыбнулся.
      - Прошу прощения, если я обидел вас, сэр, но У меня небольшой опыт пребывания в Тауэре.
      Уильям Сесил откровенно хмыкнул, а потом позволил себе слегка пошутить.
      - Однако мой опыт, связанный с Тауэром, огромен, - парировал он. - Думаю, что пришла пора вам возвращаться в вашу камеру, милорд, чтобы не вызвать ничьих подозрений. Стражники имеют склонность болтать в тавернах, особенно будучи навеселе. - Он позвонил в колокольчик. Немедленно явились стражники. Отведите лорда Блисса назад в его камеру, - приказал он.
      - Прощай, Конн, - сказал Адам. - Я расскажу твоей сестре, что видел тебя, и о том, что стало известно здесь сегодня.
      - Передай ей мою любовь, - сказал Конн, - и пригляди за женой. Адам кивнул.
      - Ничего не бойся, - сказал он спокойно. - Ока будет в безопасности под нашим присмотром.
      - Мы еще поговорим, - сказал лорд Берли, в его голосе звучал скрытый намек.
      - Прощайте, милорды, - сказал Конн и вышел из комнаты, но до этого, улучив момент, когда стражник повернулся к нему спиной, он незаметно подмигнул обоим мужчинам.
      Когда он ушел, Адам сказал Уильяму Сесилу:
      - Нужна вам моя помощь, милорд? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам полностью разобраться с этой загадкой.
      - Поезжайте домой, милорд де Мариско, - сказал лорд Берли. - По своему опыту я знаю, что ваша жена не очень терпелива, а если она появится здесь, нарушив запрет, это может сильно усложнить наши дела. Расскажите ей правду и передайте, что в данное время я требую, чтобы она хранила молчание. Если нам повезет, мы разгадаем эту загадку в течение нескольких недель, а сейчас ваш шурин в безопасности. Я выдам ордер на арест господина Фитцджеральда, чтобы мы могли допросить его. Судя по вашим словам, милорд де Мариско, весьма вероятно, что этот Фитцджеральд сможет пролить некоторый свет на это дело.
      Адам согласился с Уильямом Сесилом, лордом Берли, в его оценке этого случая и, проведя ночь в Гринвуд-Хаусе, направился к северо-западу, по дороге, ведущей из Лондона в Королевский Молверн через плодородные поля Средней Англии. Поездка заняла несколько дней. Он завершил ее в необыкновенно короткий срок. Ему не терпелось уехать из города и вернуться в свой прекрасный дом, который он делил с красавицей женой. Это было спокойное место, особенно в это время года. Свернув с проезжей дороги на гравийную, ведущую к дому, он был умиротворен прекрасным днем, теплым ветерком, воздухом, наполненным ароматом цветов. Конюший поспешил принять его лошадь, а когда он подошел к парадной двери, она распахнулась, и показалась его жена, спешащая встретить его. Он мог бы поклясться, что Скай стала еще красивее за те десять дней, которые он не видел ее. На ней было платье цвета красного вина, отделанное сероватыми кружевами. Ее чудесные волосы находились в восхитительном беспорядке.
      - Скай, моя милая! - крикнул он, соскакивая с лошади и раскрывая ей свои объятия.
      - О, Адам, - произнесла она, с благодарностью припадая к его груди. Эйден уехала!
      Глава 7
      Эйден Сен-Мишель жила в состоянии мучительной неопределенности с тех пор, как ее муж уехал под охраной королевских гвардейцев. В течение нескольких дней она металась между отчаянием и надеждой. Каждый день приезжала Скай, успокаивала и убеждала, что все кончится быстро и благополучно, ведь Конн всеобщий любимец. Эйден пыталась заставить себя поверить этому, но безрезультатно. Наконец она приказала Мег собирать вещи и закладывать дорожную карету.
      - Мы едем в Лондон, - сказала она. - Сегодня же.
      - Вам нельзя ехать, миледи, - возразила Мег. - Вы можете навредить ребенку этой дорожной тряской.
      - Я никогда не была хрупким созданием, Мег, - последовал ответ. - И со мной, и с ребенком все будет в порядке, но я должна быть рядом с Конном! Здесь я сойду с ума.
      - Как же быть с лордом Мариско? Подождите, пока он не вернется, миледи! взмолилась Мег.
      - Кто знает, когда это будет, - сказала Эйден. - Мы выезжаем сегодня же.
      - По крайней мере попросите леди Мариско поехать с вами.
      - Скай запрещено бывать в Лондоне и при дворе, Мег. Кроме того, я могу обойтись без нее, а ее дети не могут. Собери немного вещей, Мег. Если нам повезет, мы вернемся домой быстро.
      Мартин, кучер, мужественно вынес все наставления Мег о том, как нужно ехать. И он, и его помощник Том старались с осторожностью управлять большой, неуклюжей каретой, пока они добирались несколько дней до Лондона. Путешествие заняло намного больше времени, чем обычно, но Эйден была довольна, поскольку неуклонно приближалась к Лондону, месту, которое было целью ее поездки. Она даже согласилась отдохнуть целый день после того, как они добрались до спокойного Гринвуд-Хауса. Слуги удивились ее приезду, ведь лорд де Мариско уехал всего два дня назад и ничего не говорил о приезде леди Блисс. На следующее утро она стала думать, как узнать, где ее муж.
      - Королевы нет в городе, - сказала она Мег, - двор тоже уехал, и поэтому мне не к кому обратиться за помощью. Не думаю, что можно просто пойти в Тауэр и потребовать, чтобы они сказали, что с моим мужем.
      - Нет, миледи, я считаю, что это так не делается, - ответила Мег, которая на самом деле знала об этом больше, чем сама Эйден. - Думаю, вам нужно кого-нибудь послать туда.
      - Кого? Я не могу послать лакея. С ним не станут разговаривать.
      - А если послать вашего кузена, господина Кевена? - сказала Мег. - Может статься, он все еще в Лондоне. Как называется гостиница, в которой он собирался остановиться?
      Эйден долго вспоминала.
      - "Лебедь", - сказала она, - но он, вероятно, уже давно уехал в Девон.
      - Не обязательно, - возразила Мег. - Это его первый приезд в Лондон, и я уверена, что ему захочется задержаться здесь на некоторое время и повеселиться. Он молодой человек, миледи, а такому человеку, как он, когда еще доведется увидеть этот город снова? После возвращения в Ирландию он проведет остаток своих дней на землях вашего деда. Наиболее вероятно, что это его единственная возможность порезвиться.
      - Пошли лакея в "Лебедь", Мег, и, если мой кузен там, пусть наш человек привезет его сюда! - возбужденно сказала Эйден.
      Тут же посланный лакей нашел Кевена Фитцджеральда в "Лебеде", как и предсказывала Мег.
      - Возвращайся к моей кузине и скажи, что я немедленно приеду к ней, сказал Кевен слуге. Потом он торопливо прошел обратно в пивную, где его дожидался Мигель де Гуарас. - Моя кузина приехала в Лондон и хочет видеть меня, - сказал он испанцу.
      - Чего она хочет?
      - Лакей не сказал. Он передал, что она хочет видеть меня.
      - Лорд Блисс в Тауэре и его уже один раз пытали на дыбе, - сказал де Гуарас с улыбкой. - Мой осведомитель говорит, что сам лорд Берли руководил его допросом. Трентов, отца и сыновей, тоже пытали.
      - Но что, если Конн О'Малли ни в чем не признается, несмотря на пытку? спросил Кевен.
      - Это не важно. Мясник и его сыновья убеждены, что имели дело с Конном Сен-Мишелем, лордом Блиссом, и они не изменят своих показаний независимо от того, что скажет муж вашей кузины. Зерна недоверия посеяны, и моя миссия по уничтожению О'Малли успешно завершается. Король будет доволен. Езжайте к своей кузине и узнайте, чего она хочет. Несомненно, она нуждается в утешении, а вы будете рады выполнить это, господин Фитцджеральд, не так ли?
      Кевен Фитцджеральд улыбнулся.
      - Пусть ее лицо, - сказал он, - просто миленькое, но груди у нее красивые и пышные. Она согреет меня длинными зимними ночами.
      - Интересно, какая часть ее состояния будет потрачена на помощь Ирландии, - вкрадчиво пробормотал испанский шпион.
      Кевен Фитцджеральд рассмеялся.
      - Пусть Ирландия сама помогает себе, - сказал он, а потом с волчьей ухмылкой вышел из пивной. Он поспешил на берег реки и нанял проезжавшего мимо лодочника. - Отвези меня в Чезвик на Строиде, в Гринвуд-Хаус, - сказал он, забираясь в маленькую лодку и усаживаясь там в предвкушении приятной поездки.
      "Повезло", - думал он. Всю жизнь ему везло. Незаконнорожденного, его могли бросить умирать где-нибудь на склоне холма, но вместо этого его вырастил дворянин. По воле случая в прошлом году он встретил Мигеля де Гуараса в Кове, куда отправился проверить партию испанских вин, заказанную его дядей. Они провели вечер за вином, разговорами, в компании веселых девок. Он почувствовал, что испанец не похож на торговца вином, за которого выдает себя. Несколько месяцев спустя эта догадка подтвердилась, когда де Гуарас снова дал о себе знать, и они встретились в Кове, где он и сделал свое необычное предложение. Убедить дядю примкнуть к заговору было просто. Роган Фитцджеральд видел себя в роли спасителя Ирландии, даже в своем преклонном возрасте ведущим свою страну к освобождению от английских притеснителей. Кевен Фитцджеральд улыбнулся. Единственное, чего он добивался, были богатство, достойная жена и независимость от своих кузенов Фитцджеральдов, которые всегда были рады напомнить ему, что он недостоин их из-за обстоятельств своего рождения. Он отомстит им. Он женится на Эйден Сен-Мишель и станет по-настоящему богатым. У него будут не только земли, а земли, недвижимость и много золота в придачу.
      Скользя по медленным водам реки, он размышлял обо всем, что увидел с тех пор, как приехал в Англию. Ирландия - прекрасная страна. Англия не только прекрасна, она еще и процветает. Он наверняка будет очень счастлив здесь с Эйден и с детьми, которые обязательно родятся у них. Как приятно иметь свою семью. Он снова и снова возвращался к этому в своих мыслях, пока лодочник греб вниз по реке к Гринвуд-Хаусу.
      - Приехали, сэр, - сказал лодочник, прерывая грезы своего пассажира.
      Кевен встал и щедро швырнул лодочнику серебряную монету, которой с лихвой хватило бы на обратную дорогу. Человек широко открыл рот от удивления, а потом, обретя голос, спросил:
      - Должен ли я ждать вас, милорд?
      Кевен улыбнулся. Милорд. Ему нравилось это слово.
      - Нет, - милостиво сказал он. - Я могу задержаться на ночь. - Потом он торопливо пошел наверх к саду, окружавшему дом.
      Мег увидела его из окна верхнего этажа. "Быстренько же он приехал, подумала она. - Я знала, что он все еще в Лондоне. Мне кажется, он не слишком озабочен своими делами, если они у него вообще есть. Интересно, откуда у него деньги? Я не припоминаю, чтобы у Рогана Фитцджеральда их было много или чтобы он очень щедро делился тем, что у него есть". Служанка покачала головой. Времена меняются, сделала она заключение, а потом сказала Эйден:
      - - Приехал ваш кузен, миледи. Я приведу его к вам. Когда они вернулись, Кевен обогнал ее на пороге комнаты Эйден.
      - Дорогая малышка Эйден, я все знаю, - сказал он. - Мне так жаль Конна. Чем я могу вам помочь?
      - Вы знаете? - Она была удивлена. - Откуда, Бога ради, вы знаете?
      Кевен слегка пожал плечами.
      - Заговор против королевы - серьезная вещь, моя дорогая.
      Эйден остолбенела.
      - Какой заговор против королевы? - спросила она.
      - О, моя дорогая, - сказал он с расстроенным видом. - Я думал, вы знаете. Вашего мужа обвинили в заговоре с целью убить королеву Англии.
      Эйден была ошеломлена и потрясена его словами.
      - Конн никогда не замышлял убийства ее величества! - воскликнула она. Это ошибка!
      - Тогда его невиновность будет доказана, - успокаивающе сказал Кевен Фитцджеральд и обнял ее за талию, как бы в знак поддержки. "Черт побери, подумал он, глаза его нырнули за вырез платья, - что за спелые фрукты, и скоро они будут моими!" Она положила голову ему на плечо, и он поцеловал ее в лоб братским поцелуем. - Давайте сядем, маленькая Эйден. Вы не должны огорчаться, - и подвел ее к стоящей рядом кушетке.
      - О, Кевен! - воскликнула она. - Я так боюсь за Конна! Вы должны сходить в Тауэр и попытаться что-то узнать. Вы должны узнать, можно ли мне повидать моего мужа.
      - Конечно, пойду, - обещал он. - Первое, что я сделаю утром, это отправлюсь туда и постараюсь раздобыть для вас какие-нибудь известия.
      - А вы не останетесь на ночь, Кевен? Мне необходимо ваше общество. Завтра вы можете воспользоваться гринвудской баркой.
      - Моя дорогая, вы считаете это разумным? Я так не думаю. Вашего мужа здесь нет, и могут пойти разговоры - людская молва так безжалостна. Я приму ваше предложение насчет, барки, чтобы уехать сегодня в город, но завтра я поеду сам, а потом вернусь к вам.
      Эйден хотела возразить, но вмешалась Мег:
      - Послушайте господина Фитцджеральда, миледи. У него больше разума, чем у вас.
      - Возможно, ты и права, - согласилась Эйден.
      - Конечно, она права, - сказал Кевен, думая о том, что, как только он женится на Эйден, от этой сующей нос в чужие дела служанки нужно будет избавиться. Когда он станет хозяином Перрок-Ройял, он будет единолично распоряжаться там, и слуги будут слушаться только его приказаний. Тех, кто не покорится, придется уволить.
      Он нежно попрощался с Эйден и вернулся вверх по реке со всеми удобствами, наслаждаясь каждой минутой своего пребывания в роскошной барке. Богатство в самом деле замечательная штука, и он понял, что сумеет быстро привыкнуть к его преимуществам. Он с сожалением расстался с удобной баркой возле "Лебедя". На следующий день ближе к вечеру он вернулся в Гринвуд-Хаус, чтобы, рассказать Эйден полученные им новости. Он обнял ее И крепко прижал к себе. Она посмотрела ему в лицо, и он сказал:
      - Плохие новости, дорогая Эйден. Сообщники вашего мужа полностью разоблачили его причастность к преступлению. Его вина несомненна, и я боюсь за него. Королева нелегко прощает тех, кому она верила. Вам надо быть мужественной, кузина.
      Эйден тихо заплакала, горестно уткнувшись лицом в плечо Кевена Фитцджеральда.
      - Не может быть, - возражала она. - Как Конн мог участвовать в заговоре, если я не знаю об этом? Как могло такое случиться? Мы почти не расставались. Разве у него было время устраивать заговоры?
      Она смотрела на Кевена в ожидании ответа.
      - Моя дорогая, - сказал он со своим мягким ирландским выговором, - заговор могли задумать много месяцев назад, пока ваш муж был холостяком и находился при дворе. Вы не знаете об этом, а как вы могли знать? Он был уличен тремя надежными свидетелями и обвинен в измене. Эйден, я должен быть честен с вами. Очень вероятно, что Конн лишится своей красивой головы.
      - Я хочу увидеть его! - закричала она.
      - Я просил за вас, - ответил он, - но сейчас они не допускают к нему посетителей.
      - Я пойду к королеве! Она, конечно же, будет так же добра ко мне, как и раньше.
      - Послушайтесь моего совета, Эйден, и не обращайтесь пока к королеве. Если вы обидите начальника Тауэра, у него найдется много коварных способов сделать невыносимыми последние дни Конна. Вы ведь, конечно, не хотите этого, правда? А что, если королева откажет вам? Тогда вам не к кому будет обратиться за помощью.
      Подождите до последнего решающего момента и тогда обратитесь к королеве.
      Он притянул ее к себе, наслаждаясь свежим запахом лаванды, исходящим от ее тела и одежды. Потом он почувствовал на себе взгляд Мег и под этим жестким взглядом выпустил Эйден из своих объятий. "Проклятая старая сплетница", подумал он. Ему уже было понятно, что он ей не нравится. Она и не знает, что он вообще не был в лондонском Тауэре, а провел весь день, весьма прибыльно играя в кости и выигрывая пари в травле медведей. А эту сказку для Эйден они с Мигелем де Гуарасом придумали накануне вечером, когда весело проводили время в борделе у Лондонского моста.
      - Что мне делать? - тихо спросила Эйден. - Как я могу помочь Конну?
      - Подождите день или два, - сказал Кевен Фитцджеральд, - и я посмотрю, что еще можно узнать, маленькая Эйден, - пообещал он и сразу же ушел.
      В течение нескольких часов после его ухода Эйден была в состоянии глубочайшего отчаяния. Как мог Конн так обманывать ее? - спрашивала она себя снова и снова. Потом решила, что он вообще ее не обманывал. Конн никогда не мог принимать участие в заговоре, целью которого было убийство Елизаветы Тюдор. Такое вероломство просто несовместимо с характером этого человека. Может быть, ее опыт общения с мужчинами и невелик, но глупой она не была. Конн - благородный человек, и обманывать он не мог.
      Почему же тогда три человека обвинили его в таком поступке? Конн очаровательный человек, рассуждала она, но у него не могло не быть врагов при дворе. Скольким мужчинам он нанес оскорбление своими любовными успехами, включая двух разгневанных джентльменов, чьи жалобы по поводу его поведения привели к его удалению от двора и к их браку. Разве не сама королева заметила, что найдутся люди, которые вряд ли смогут назвать наказанием ее решение женить Конна на богатой наследнице? Что, если эти неизвестные люди объединились, намереваясь совместно отомстить Конну? Как ей узнать это?
      Было ли положение Конна действительно таким ужасным, как описывал его Кевен Фитцджеральд? Почему он уверен, что тот, кто рассказал ему о Конне, говорил правду? Может быть, это просто сплетня? Эйден стало ясно - она сама должна поехать в Тауэр и поговорить с его начальником. Возможно, если она сумеет умолить его, он позволит ей повидаться с мужем и она сможет немного успокоиться. Неужели он так бессердечен, чтобы отказать женщине, ждущей своего первого ребенка? Немного познакомившись с природой мужского характера, Эйден тау не думала и поделилась мыслями с Мег.
      К ее великому удивлению, Мег согласилась.
      - Я поеду с вами, - сказала она. - Вам не следует ездить по Лондону без провожатой. Думаю, будет лучше, если вы сами попытаетесь что-то узнать, а не станете доверять этому вашему кузену.
      - Тебе он не нравится, Мег, правда? Эйден заметила злые взгляды, которые ее служанка бросала на Кевена Фитцджеральда.
      - Нет, не нравится, - честно призналась Мег. - Я почему-то не доверяю ему, и вам также не стоит ему доверять. Земли у вашего деда есть, это правда. Но золота у него не было никогда, хотя господин Кевен и намекает на это. Я не знаю, в чем его хитрость, но я бы поблагодарила его за заботу и не имела бы с ним больше никаких дел!
      Эйден оделась в самое лучшее платье, которое она привезла с собой, черное шелковое, с нижней юбкой, изящно расшитой тонким узором из золотой нити. Вырез платья был более чем скромным, а горловина и манжеты пышно отделаны кружевами. Темный цвет платья оттенял бледность кожи Эйден и придавал ей хрупкий вид, ее прекрасные волосы были скрыты под изящным чепцом из тонкого батиста. У нее был вид женщины знатного происхождения.
      Барка Гринвуд-Хауса вернулась после того, как отвезла в город кузена Эйден. Затем лодочники греблу против течения, везя свою хозяйку к лондонскому Тауэру, угрожающе вздымавшемуся в вечернее небо. Ее высадили возле Уотер-Гейт. Барка должна была дожидаться ее возвращения. Эйден и Мег поднялись вверх по лестнице, ведущей к Тауэру, сопровождаемые угрюмыми стражниками. К ее совершеннейшему удивлению, начальник Тауэра с радостью согласился поговорить с ней, несмотря на поздний час, хотя Кевен рассказывал о нем как о человеке, совершенно недоступном.
      - Как я понял, вы живете около Ворчестера, леди Блисс, - сказал он вместо приветствия.
      - При сложившихся обстоятельствах, сэр Джон, я решила, что мне лучше приехать в Лондон, несмотря на то, что я беременна, - тихо ответила она.
      - Моя дорогая мадам, - огорченно сказал начальник тюрьмы, - прошу вас садиться, - и сам помог ей сесть. - Вы, конечно, хотите видеть своего мужа?
      - Да, - ответила она.
      - С этим нет никаких трудностей, миледи, но не выпьете ли вы сначала со мной стакан вина? Вы, должно быть, утомлены поездкой.
      Эйден вежливо кивнула. Не было необходимости говорить начальнику тюрьмы, что она здесь уже три дня.
      - Мне бы очень хотелось выпить чего-нибудь, - сказала она любезно. Сердце ее забилось от радости при мысли о скором свидании с Конном.
      Слуга начальника тюрьмы подал ей кубок, и она неторопливо отпила вкусного напитка, пока сэр Джон уверял ее, к ее огромному удивлению и облегчению, в том, что пребывание ее мужа в тюрьме будет недолгим и что вскоре он снова вернется домой. Потом она поняла, что этот участливый человек просто делает неуклюжие попытки успокоить ее, что, как она подумала, очень любезно с его стороны. Наконец она смогла распрощаться с сэром Джоном. Их с Мег провели по продуваемым сквозняками лестницам вверх и по коридору к двери, которую отпер и широко распахнул дежурный смотритель.
      - Конн! - Она влетела в камеру и попала в объятия удивленного мужа.
      - Эйден! - Его руки крепко обхватили ее, и он нежно поцеловал ее. - Милая, что ты здесь делаешь?
      - Как я могла оставаться в Перрок-Ройял без тебя, Конн? Это так далеко, и я боялась за тебя! Вчера был твой день рождения. Я надеялась, что тебе вчера было повеселее. - Она понизила голос. - Я встречалась с моим кузеном, и это он рассказал мне о твоем тяжком положении. Я хотела обратиться к королеве, но он отсоветовал мне делать это. Он также отсоветовал мне обращаться к сэру Джону, но после того, как он ушел, я села на барку и приехала в Тауэр, и сэр Джон оказался чрезвычайно любезен.
      - Он порядочный человек, принимая во внимание его работу, - сказал Конн спокойно, но в уме он деловито переваривал ее слова о кузене. - Как получилось, милая, что ты говорила с Кевеном?
      - Я послала за ним в "Лебедь", потому что Мег была уверена в том, что он еще не уехал из Лондона.
      - Итак, из Лондона он не уехал? - размышлял Конн. - Интересно...
      Потом, собравшись с мыслями, он спросил:
      - Так что именно Кевен сказал тебе, Эйден?
      - Что трое мужчин обвинили тебя в заговоре с целью убить королеву, но я сказала ему, что такое невозможно! - ответила она.
      Он крепко обнял ее.
      - Спасибо тебе за доверие, любовь моя! Теперь постарайся вспомнить, что еще сказал тебе Кевен.
      - Он сказал, что тебя могли вовлечь в заговор еще во время твоей службы при дворе. Он сказал.., он с.., сказал, что ты м-можешь л-лишиться го.., головы! Ах, Конн! Скажи мне, что этого не может быть!
      Дрожа, она прижалась к нему! "Проклятие, - думал он. - Что-то очень деловитым и осведомленным оказался Кевен Фитцджеральд". Конн подумал, что с удовольствием поколотит его до потери чувств, когда все это кончится. Сейчас, однако, он должен успокоить свою беременную жену. Он нежно отстранил ее от себя и, подняв вверх ее лицо, посмотрел ей прямо в глаза.
      - Эйден, я хочу, чтобы ты поверила мне, когда я скажу, что мне не грозит ни малейшая опасность лишиться головы. Кроме этого, я сейчас ничего не могу сказать тебе.
      Ты понимаешь меня?
      Она черпала силы от одного его присутствия, и сейчас, когда его слова дошли до нее, она ясно поняла то, что он говорил ей.
      - Возможно, - продолжил он, подтверждая ее мысли, - что твой кузен Кевен вовлечен в этот план. Однако не спрашивай меня больше ни о чем, милая. Я не смогу сказать тебе.
      - Но как они поймают его? - настаивала она. Он зажал ей рот рукой.
      - Эйден! - предупреждающим тоном сказал он, а когда она покорно кивнула, убрал руку. - Теперь послушай, любовь моя, я не хочу, чтобы ты снова встречалась с Кевеном. Я хочу, чтобы ты вернулась в Гринвуд, а завтра утром уехала домой. Ты поняла меня? Ты должна уехать домой! Я никогда ничего не приказывал тебе за все время нашей совместной жизни, но это приказ. Поезжай домой!
      Ей стало легче, когда она узнала, что с ним ничего не случится, и она облегченно улыбнулась, проговорив:
      - Да, милорд.
      - Мадам, я никогда не слышал прежде, чтобы твой голос звучал столь послушно, - поддразнил ее он, снова быстро поцеловав в губы. - Ах, моя милая женушка, как я хочу тебя и как скучал по тебе!
      - Я думала, - ответила она, - что раньше я была одинокой, но только после того, как мы расстались, мой дорогой Конн, я по-настоящему узнала, что такое одиночество. Больше я не хочу разлучаться с тобой никогда!
      Его сильные руки обняли ее.
      - Мы и не будем разлучаться, милая. Обещаю тебе! - Он снова с нежностью поцеловал ее, а потом, отстранив от себя, сказал:
      - Теперь уходи, Эйден, береги нашего ребенка и помни, что я тебе сказал.
      - Я больше не боюсь, Конн, - сказала она. - ты и я уедем в Перрок-Ройял утром. Обещаю.
      А пока Эйден и Конн наслаждались друг другом, Мег и Клуня весело пререкались в углу, обрадованные встречей, хотя ни один из них не признался бы в этом. Когда Эйден окликнула служанку, Клуни порывисто сказал:
      - Будь осторожна, госпожа Мег. Когда мы окажемся дома, мне надо будет ругаться с кем-нибудь.
      Мег вспыхнула, но оправившись, набросилась на него:
      - Ты старый дурак, господин Клуни, но береги себя. За тобой нужно следить гораздо больше, чем за мной. Конн улыбнулся им двоим и тихо обратился к Мег:
      - Я сказал Эйден, что ей не нужно снова встречаться с Фитцджеральдом и что вам обоим нужно ехать домой завтра утром. Ты проследишь за этим?
      - Да, милорд, и это добрая новость. Миледи не послушалась бы меня.
      - Но меня она послушается, не так ли, Эйден?
      - Да, милорд, - последовал послушный ответ, и Эйден склонилась в поклоне перед мужем. Он засмеялся.
      - Тогда с Богом, и счастливой дороги домой! Женщины последовали за стражником обратно в комнаты начальника тюрьмы. Эйден хотела поблагодарить сэра Джона за его доброту. Войдя в комнату, она, к своему удивлению, увидела там Уильяма Сесила, лорда Берли. Он встал со стула и помог ей сесть в удобное кресло, прежде чем снова сел сам.
      - Вы видели своего мужа, мадам?
      - Благодаря сэру Джону, - сказала Эйден, улыбаясь начальнику Тауэра. Благодарю вас, сэр. У меня на душе стало легче после встречи с Конном.
      Лорд Берли закивал головой, соглашаясь с ней.
      - Хотели бы вы помочь своему мужу, леди Блисс?
      - Конечно! - воскликнула Эйден.
      - Мы, - сказал он, - ни на секунду не поверили в то, что ваш муж участвует в заговоре с целью убийства ее величества. Но кто-то позаботился о том, чтобы это выглядело именно так. В лучшем случае это неуклюжая попытка, мадам, но она, как вы видите, имеет место. Очень вероятно, что человек, который называет себя Кевеном Фитцджеральдом, участвует в этом деле и преследует целью сделать вас вдовой, чтобы потом жениться на вас. Это самое простое объяснение всему. Однако может случиться так, что за этим стоит нечто большее. Мы должны выявить всех участников заговора, если господин Фитцджеральд знает их. А в этом потребуется ваша помощь.
      - Какая? - спросила Эйден.
      - Если господин Фитцджеральд охотится за вашим богатством, тогда известие о том, что у вас не останется ничего, если ваш муж будет обвинен в этом вымышленном преступлении, заставит его быстро убраться отсюда. Если есть какие-то другие причины, он задержится в Лондоне. Узнав, откуда дует ветер, мы сможем твердо определить, насколько серьезно это дело. Я хочу, чтобы сегодня вечером вы поехали к своему кузену и сообщили ему, что ваши земли и все, что подлежит отчуждению, собираются конфисковать в пользу короны. Возможно, вам даже стоит попросить его, чтобы он походатайствовал за вас перед вашим дедом. Скажите ему, что вы узнали это от графини Линкольн, однако она сказала, что при подобных обстоятельствах помочь вам не может. Если господин Фитцджеральд охотится за вашим золотом, тогда он исчезнет раньше, чем рассветет.
      - И тогда вы освободите моего мужа?
      - Да.
      - Но что, если этого не произойдет, милорд?
      - Тогда лорд Блисс должен остаться здесь до тех пор, пока мы не сможем выяснить, кто на самом деле руководит заговором. Я уверен, вы понимаете меня, леди Блисс.
      Эйден кивнула.
      - Да, понимаю и, конечно же, помогу вам, милорд. Я очень хочу доказать нашу верность королеве. Я немедленно отправлюсь в "Лебедь".
      Мег осторожно кашлянула со своего места у порога.
      Эйден улыбнулась.
      - В чем дело, Мег? - спросила она.
      - Простите меня, миледи, но вы серьезно обещали милорду, что больше не будете встречаться с господином Фитцджеральдом и что завтра уедете домой. Вы не забыли об этом, правда?
      - Нет, Мег, мы и поедем домой завтра, но меня просят о такой малости! Ведь может случиться, что завтра мы поедем домой вместе с милордом и Клуни. Разве тебе не хочется этого?
      - Но вы обещали милорду, что не будете видеться с этим человеком, миледи! - настаивала Мег.
      - Конн не сказал, что я не могу встретиться с Кевеном Фитцджеральдом, Мег. Он просто просил избегать его по возможности до нашего отъезда, - возразила Эйден. - Ты слышала просьбу лорда Берли, Мег. Все это могло быть придумано моим кузеном просто для того, чтобы завладеть моим состоянием. Какой же он, должно быть, ужасный человек! Он пожертвовал бы жизнью Конна ради моих денег! Можно ли оставить его безнаказанным?
      Мег вздохнула.
      - Конечно, нет, - сказала она, - однако если у него хватило бесстыдства позволить, чтобы милорда убили, разве он не может что-нибудь сделать с вами, мой цыпленочек?
      Уильям Сесил слегка кивнул. Служанка мудра.
      - Я бы не послал вашу хозяйку туда, если бы это было опасно, госпожа Мег, - сказал он. - Ей надо просто по-женски поплакаться своему родственнику, сообщить ему о своем новом несчастье и поискать сочувствия. Конфискация состояния изменника - обычная вещь. Это не покажется господину Фитцджеральду чем-то необычным или подозрительным, однако, если он всего лишь охотится за богатством вашей госпожи, он тут же сбежит, и загадка будет раскрыта.
      - А если он так и сделает, вы позволите ему скрыться? - храбро спросила служанка.
      - Нет, - ответил лорд Берли, - мы не допустим этого. Он будет пойман и заключен в тюрьму за обман и попытку убийства. Обещаю вам, что он не скоро увидит свою родину.
      - Езжай домой, Мег, и собирай вещи, - приказала служанке Эйден. - Я поеду в "Лебедь" и вернусь домой еще до того, как ты успеешь соскучиться обо мне.
      - В какой карете? - спросила Мег. - Мы приплыли на барке. Вы ведь не поедете в наемном экипаже, миледи?
      - Я отправлю ее в моей карете, - вмешался лорд Берли. - Это простая карета, я не люблю, когда меня узнают на улицах. Она будет ждать вашу хозяйку, а потом отвезет ее домой в целости и сохранности. Сэр Джон одолжит мне свою барку, когда мне нужно будет возвращаться домой.
      Удовлетворенная, Мег ушла, а лорд Берли проводил молодую леди Блисс к своей карете и пожелал ей доброго пути.
      - Не пытайтесь, - предупредил он ее, - что-нибудь выпытывать у господина Фитцджеральда. Просто сыграйте свою роль и уезжайте, леди Блисс. Если этот человек не глуп, тогда он опасен, а я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось.
      - Я сама не глупа, - спокойно сказала Эйден. - Я буду очень осторожна, чтобы не возбудить его подозрений, милорд. Мне есть что терять. Я ношу ребенка, вы знаете это?
      - Нет, - ответил он, - и сейчас боюсь, что мне не следовало бы просить вас о помощи.
      - Чепуха, милорд! Это пустяк. - Эйден улыбнулась, а потом, забравшись в карету, помахала ему рукой на прощание, выезжая из внутреннего двора Тауэра на вечерние улицы.
      Эйден усмехнулась, вспомнив дерзость Мег, которая позволила себе расспрашивать лорда Берли, однако его нисколько не обидело поведение служанки. Он успокоил ее страхи и отвечал на ее вопросы без суеты. Он был непревзойденным политиком, подумала Эйден, и ей стало понятно, почему королева так высоко ценит его. Он понял тревогу Мег за свою хозяйку, потому что сам был озабочен судьбой своей повелительницы, Елизаветы Тюдор. Преданность - это то качество, которое лорд Берли и понимал, и высоко ценил.
      Они приехали в "Лебедь", большую удобную гостиницу, расположенную на богатой улице возле реки. Эйден вышла из кареты и, не оглядываясь, вошла в дом. Сразу же навстречу ей поспешил хозяин - время было обеденное, и харчевня "Лебедя" пользовалась широкой известностью.
      - Могу ли я помочь вам, мадам?
      - Меня зовут леди Блисс, - сказала Эйден. - Я ищу своего кузена, господина Фитцджеральда.
      - Конечно, миледи. Ваш кузен и его друг, мосье Мишель, остановились в комнатах на первом этаже в дальней части дома. - Он протянул руку и поймал пробегавшего мимо мальчишку. - Боб! Отведи леди Блисс в комнаты ее кузена. Это господин Фитцджеральд, ирландец.
      - Хорошо, отец! - Боб дружески ухмыльнулся Эйден:
      - Сюда, миледи, - и повел ее к двери в конце коридора.
      Громко постучав и едва дождавшись разрешения войти, он распахнул дверь и пропустил Эйден в комнату.
      Кевен Фитцджеральд и еще один мужчина сидели перед небольшим камином и пили. Они оба были небрежно одеты, без камзолов, в расстегнутых рубахах.
      - О, Кевен! - закричала она и, бросившись ему на шею, зарыдала. - Все ужасно, Кевен! Все просто ужасно! - и ее плечи затряслись от рыданий.
      Удивленно дернув бровями, Боб плотно закрыл за собой дверь, а Кевен Фитцджеральд обнял Эйден со словами:
      - Дорогая малышка Эйден, а чем дело? Чем вы так расстроены?
      - Вина! - Она рыдала очень убедительно. - Я должна выпить вина.
      Кевен кивнул Мигелю де Гуарасу, который налил вина в небольшой кубок и передал его Кевену.
      - Вот, Эйден, моя милая, - успокаивающе произнес Кевен, усаживая ее на стул. - Теперь расскажите, что у вас за беда.
      Медленно потягивая рубинового цвета жидкость, Эйден быстро осматривала комнату полуприкрытыми глазами. Комната была не очень большой, с камином и окном, выходящим на задний двор гостиницы. Около двери в коридор виднелась другая дверь, через которую была видна спальня. В комнате стояли только стол, два стула и деревянная скамья с высокой спинкой. Вино было не лучшей выдержки и слегка обожгло ей горло. Она закашлялась. Переведя дух, она посмотрела заплаканными глазами на двух стоящих перед ней мужчин.
      - Что-нибудь случилось с Конном? - спросил он, стараясь скрыть нетерпение в голосе.
      - Отчасти, - вымолвила она. - О, Кевен!
      - В чем же дело, Эйден? Что за беда у вас? - спросил он, пытаясь не казаться раздраженным.
      - Я получила известие от моей кузины, графини Линкольн, - драматически заявила Эйден и снова зарыдала.
      - И что? - терпеливо уговаривал он.
      - Из-за того, что натворил Конн, наши земли и наше состояние должны быть конфискованы в пользу короны! Я останусь без гроша, Кевен! Без гроша!
      Он был ошеломлен.
      - Вы должны помочь мне, - продолжала она. Она видела его лицо и понимала, что лорд Берли оказался прав. "Ах ты, ублюдок!" - подумала она со злостью, но потом заговорила снова:
      - Вы должны помочь мне, Кевен. У меня ничего не останется. Куда мне деваться? Что делать? Может быть, вы можете попросить, чтобы дед помог мне? Возможно, он разрешит мне жить с ним в Ирландии.
      Потом закрыла лицо руками и снова начала плакать.
      - Что будет с вашим мужем? - Это спросил другой мужчина.
      "Любопытничает", - подумала Эйден, но тем не менее ответила:
      - Он будет приговорен к повешению, волочению и четвертованию, если королева не проявит милости и не разрешит его обезглавить. Моя кузина, графиня, пишет, однако, что королева очень сердита. Моя кузина говорит, что больше не может помогать мне. О, Кевен! Что мне делать? Вы поможете мне, правда?
      Но Кевен даже не смотрел в этот момент на нее. Он повернулся к Мигелю де Гуарасу.
      - Вы предвидели такое, де Гуарас? Когда вы предложили мне состояние моей кузины в обмен на мою помощь, ожидали ли вы, что это состояние будет конфисковано жадной английской правительницей? Ожидали?
      Эйден сидела очень тихо, неожиданно четко осознав, что здесь все не так просто. Немного напуганная тем, что, вероятно, столкнулась с чем-то гораздо более серьезным, она поняла, что пора убираться отсюда. Положение ее может стать опасным.
      - О, Кевен! - воскликнула она. - Я так несчастна! Прошу вас, проводите меня назад в Гринвуд. Карета ждет меня на улице.
      Он стремительно повернулся к ней, и впервые она увидела, что у него двойной подбородок и безвольный рот.
      - Заткнитесь, Эйден! - рявкнул он.
      - Вы не смеете так со мной разговаривать! - крикнула она, вскакивая на ноги. - Я сию же минуту еду домой! Нужно было быть сумасшедшей, чтобы прийти к вам за помощью.
      - Сядьте, мадонна, - сказал Мигель де Гуарас. - Не думаю, что было бы разумно ехать куда-то в такое время.
      Эйден встала в полный рост, и глаза испанца вспыхнули от восхищения.
      - Как вы смеете? - холодно сказала она. - Отойдите в сторону, сэр, и дайте мне пройти, иначе я криком переполошу всю гостиницу! - Ее страх рос с каждой секундой, но она умело скрывала его.
      - Садитесь! - прорычал Кевен и совсем неучтиво толкнул ее назад, на стул. Потом повернулся к Гуарасу:
      - Скажите-ка, что в этом деле остается мне, де Гуарас? Если земли и деньги Эйден конфискуют, тогда зачем мне жениться на ней? Она ничего не сможет дать мне. Я помогаю Испании не из благотворительности и не из-за того, что я верю в необходимость утверждения в Англии католической церкви. Мне наплевать на все это. Я помогал вам, чтобы получить эту женщину и ее состояние. Теперь узнаю, что у нее ничего нет! Зачем она мне нужна? Скажите-ка мне это?
      - Успокойтесь, амиго, - сказал Мигель де Гуарас. - Наш заговор удался. Лорду Блиссу грозит казнь, и на очереди его братья. Возмездие падет и на его сестру, леди де Мариско. Шипы О'Малли будут вырваны из руки Испании, и король Филипп отблагодарит вас, обещаю вам это. Всегда существовала возможность конфискации собственности изменников, это не является чем-то необычным.
      - Я не припоминаю, чтобы вы хотя бы упомянули об этом, - горько заметил Кевен.
      Мигель де Гуарас пожал плечами.
      - Это оплошность, но вам не стоит опасаться. Сегодня вечером мы уедем в Испанию, амиго, и как только мы окажемся там, мой король достойно наградит вас.
      - Чем?
      - Небольшим поместьем, - спокойно ответил Мигель де Гуарас. - Конечно, это возместит потерю ничтожных земель, принадлежащих этой женщине.
      - Ничтожных земель! - Лицо Кевена покрылось пятнами гнева. - Имеете ли вы представление о размере ее земель, идиот? Несколько тысяч акров земли - вот что потеряно для меня! И наследница соседних земель для моего будущего сына! Наследница с такими же обширными владениями! Я собирался основать династию, де Гуарас, а сейчас вы предлагаете мне в обмен небольшое поместье в какой-нибудь Богом забытой деревушке в Испании? А как насчет ее состояния? Ее золота? Возместит ли мне эту потерю ваш проклятый король?
      - Щедрость короля Филиппа простирается только до жалования земель, Фитцджеральд, и вы должны быть благодарны ему. Что касается золота, мой наивный ирландский дурачок, у вас есть хорошая возможность заработать небольшое состояние, если вы только откроете глаза.
      - Что, черт побери, вы имеете в виду? - со злостью спросил Кевен.
      - Что вы намерены делать с вашей кузиной? Вы ведь не можете отпустить ее сейчас, не так ли?
      - Что мне заботиться о ней, - безразлично сказал Кевен Фитцджеральд. Задушить эту суку - вот что мне хочется. Она сейчас не представляет для меня интереса.
      - Она же золото в вашем кармане, амиго!
      - Что?
      - Лондон - международный порт, приятель. Как, вы полагаете, мы выберемся отсюда сегодня вечером? Мы спускаемся к реке, амиго, нанимаем лодочника, чтобы он отвез нас до лондонского Пула, до корабля моего старого приятеля Рашида аль-Мансура.
      - Мавр?
      - Нет, он испанец, который решил, что мусульманский полумесяц гораздо доходнее христианского креста. В Испании таких считают предателями, но это никогда не умаляло нашей дружбы. Рашид привозит в Англию предметы роскоши, апельсины и товары из сафьяна. Он возвращается с оловом, английской шерстью и весьма часто с восхитительными девушками для невольничьих рынков Алжира. Светлокожие женщины со светлыми глазами там высоко ценятся. Посмотрите на вашу кузину, амиго. Светлокожая, со светлыми глазами и волосами, напоминающими начищенную медь. Она не красавица, но достаточно мила и принесет вам состояние. Это ведь лучше, чем убивать ее, а? Убийство ничего не принесет вам. Продав ее, вы сможете заработать состояние.
      - Кевен, вы не посмеете! - закричала Эйден. Она неожиданно смертельно испугалась, но не только за себя, а за ребенка. - Кевен, я беременна!
      - Это даже лучше! - сказал Мигель де Гуарас. - Белокурая женщина со светлой кожей и большим животом. Турки и арабы любят плодовитых женщин. Ты получишь за нее двойную цену!
      - А как, черт возьми, я должен устроить это? Мне надо ехать с ней в Алжир?
      - Нет, нет, амиго, в этом нет необходимости. Мой брат Антонио, который сейчас сидит в английской тюрьме, имел дело с Рашидом аль-Мансуром все время, пока он был испанским шпионом в Англии. Всякий раз, когда Рашид собирался вернуться в Алжир, Тонио находил какую-нибудь молоденькую светловолосую голубоглазую девушку, чтобы тот увез ее. Какую-нибудь лондонскую девку, которую никто не стал бы разыскивать. Когда ее продавали, Рашид брал свои десять процентов комиссионных, а остальные через банк Кира помещались на счет Тонио либо здесь, в Англии, либо на родине, в Испании. То же самое может быть сделано и для вас. На рассвете Рашид высадит нас на побережье Франции. Затем мы проберемся в Испанию. Король подарит вам земли, а когда ваша кузина будет продана в Алжире, деньги, которые получат за нее, будут переведены через банк Кира в Алжире в банк Кира в Испании. Разве это не просто?
      - Как вы думаете, сколько я смогу получить за нее? Мигель де Гуарас критически осмотрел Эйден.
      - Мне нужно посмотреть на нее голую, но из того, что я вижу, можно сказать, что несколько сотен фунтов стерлингов вы получите. Это, конечно, не то состояние, на которое вы рассчитывали, но, по правде говоря, вы будете обеспечены гораздо лучше, чем когда-либо в своей жизни. У вас будет состояние, земли, а с ними и возможность завести достойную жену. Жену, которая никогда не узнает грустных обстоятельств вашего рождения. Подумайте хорошенько, амиго.
      Эйден до смерти напугали эти речи. Безумный замысел, цель которого уничтожение семьи Конна. Она не понимала, зачем все это. Сейчас важно было сбежать от этих мужчин, которые так небрежно обсуждали возможность ее продажи в рабство. Она встала, и они оба повернулись к ней.
      - Я не намерена стоять и дожидаться, пока вы похитите меня, - храбро заявила она. - Кевен, если вы не откроете эту дверь, я начинаю кричать. Я буду кричать так громко и сильно, что задрожат стены. Я не позволю вам обречь Конна на смерть! Я люблю твоего мужа! Как вы могли подумать, что я полюблю вас? Я презираю вас! Как мужчина вы посмешище!
      Он нанес ей удар, от которого Эйден пошатнулась, прижав руку к лицу.
      - Сука! Мне были нужны только твои деньги! - жестоко крикнул он.
      - Амиго, - предупредил де Гуарас, - не портите ваш товар, чтобы не снизить цену.
      - Она сверхсамодовольная стерва, - сказал Фитцджеральд. - Ни ее отец, ни ее красавчик муж никогда не били ее. Ей это необходимо!
      - Некогда, амиго, - сказал де Гуарас. - Пусть тот, кто купит ее, приучает ее к порядку. Вы сердиты и могли поранить ее, а я обещаю вам, что вы пожалеете об этом. Она - ценный товар. - Он широко улыбнулся Эйден. - Вы не допили вино, мадонна, - сказал он ласково. - Позвольте мне налить вам свежего. - Он взял кубок со стола и не таясь высыпал в него порошок из одного из своих колец. Потом долил вина и, отдав ей кубок, приказал:
      - Пейте!
      Эйден с ужасом уставилась в кубок. Она ничего не видела, кроме красноватого вина. То, что он так откровенно бросил в кубок, немедленно растворилось.
      - Что вы бросили сюда? - спросила она слегка дрожащим голосом.
      - Это не убьет вас, - отозвался он, не отвечая на ее вопрос. - Пейте!
      - Ни за что! - закричала Эйден и снова сделала попытку встать.
      Мигель де Гуарас не намерен был спорить. Его интересовало только одно: уехать из Англии. С поразительной для такого хрупкого человека силой он толкнул ее обратно на стул, в то же время рявкнув Кевену:
      - Не давайте ей встать, амиго.
      - Я позабочусь, чтобы она выпила. - Кевен зашел ей за спину и скрутил ей руки. Мигель де Гуарас зажал ей нос двумя пальцами, а когда она наконец была вынуждена открыть рот, чтобы вдохнуть воздуха, насильно влил питье ей в горло.
      Эйден подавилась и закашлялась, делая попытку выплюнуть вино до того, как проглотит его, но, освободив ее нос, де Гуарас обеими руками сжал ей челюсти, тем самым заставляя ее проглотить жидкость. Нечеловеческим усилием Эйден вырвала одну руку и с силой ударила его. Испанец хрюкнул от удивления и слегка зашатался, а в это время Эйден открыла рот и завопила во всю силу своих легких. Кевен Фитцджеральд перестал сжимать ее руки и, обойдя вокруг стула, ударил ее в подбородок. С выражением откровенного удивления на лице Эйден тяжело осела, потеряв сознание.
      - Кто-нибудь слышал ее, как вы думаете? - спросил Кевен.
      Мигель де Гуарас покачал головой.
      - Эти комнаты находятся в задней части дома. Окно закрыто, в таверне сейчас полно народу. Никто не услышит ее сквозь этот гул голосов. Сейчас, амиго, идите и скажите кучеру дамы, что вы лично проводите свою кузину домой после того, как она отужинает с вами.
      - Что, если он захочет ждать?
      Кевен начал нервничать. Он неожиданно понял, во что он оказался замешанным и что его ожидает, если схватят.
      - Он не будет задавать вопросы. Английские слуги независимы, он будет рад вернуться домой. Скажите ему, что ее светлость разрешила ему быть свободным на весь вечер. Это сработает, я уверен.
      Кевен торопливо вышел из комнаты, а Мигель де Гуарас улыбнулся. Ирландец глупец, подумал он, потом пожал плечами. Если бы решать предстояло ему самому, он бы избавился от ирландца, но указания короля были совершенно точными. Кевена нужно было отвезти в Испанию, где Филипп мог использовать его на службе. Ему в самом деле пожаловали бы земли и нашли бы жену, чтобы еще больше привязать к Испании. Потом, когда он успокоится и будет чувствовать себя в безопасности, его приведут к королю, чтобы он узнал истинную цену своего вновь приобретенного богатства. Испании нужны люди, подобные Фитцджеральду, для разжигания волнений в Ирландии, для подготовки неизбежного бунта против Англии, который будет оплачиваться испанскими деньгами.
      По крайней мере, подумал Мигель де Гуарас, он сберег королю деньги, которые тот намеревался пожаловать Кевену. Придумка с продажей кузины ирландца в Алжире - гениальный ход с его стороны. Он подошел к креслу, где тяжело развалилась Эйден, и откинул назад ее голову. Мила, подумал он снова, но не красавица. Тем не менее волосы, глаза и кожа очень украшают ее. Было бы слишком большим подарком, если бы она к тому же оказалась красавицей. Его взгляд переместился ниже, и он вспомнил высказывания Кевена о ее пышных грудях. Он оттянул кружева ее лифа, чтобы рассмотреть грудь, и его взору предстала нежная соблазнительная плоть. Очень мило, подумал он. Они рассмотрят женщину, когда позже вечером будут в безопасности на борту корабля Мансура, но и сейчас видно, что она принесет Фитцджеральду кругленькую сумму.
      Дверь отворилась, и появился ирландец.
      - Ее кучер уехал, де Гуарас. Когда мы выберемся отсюда?
      - Немедленно, - сказал испанец. - Рашид аль-Мансур ожидает нас, хотя небольшой дополнительный груз будет для него неожиданностью, однако, приятной. Давайте выбираться через окно, пройдем задним двором, чтобы нас никто не видел. Время обеденное, и все заняты. Счет оплачен по сегодняшний день, поэтому у хозяина не будет причин для жалоб. Нас никто не должен видеть. - Он поднял плащ Эйден, который снял с нее, когда она вошла в комнату, и с помощью Кевена натянул его на бесчувственную женщину.
      - Накиньте капюшон ей на лицо, - сказал де Гуарас. - Если мы кого-нибудь встретим на улице, не нужно, чтобы запомнились ее рыжие волосы.
      Вещей у них было немного, всего несколько смен белья. Убегая, они решили все бросить. Кевен открыл окно и выбрался во двор. Испанец ухитрился подтащить Эйден к окну, а Кевен вытащил ее наружу. Мигель де Гуарас последовал за ним и аккуратно прикрыл за собой окно. Поставив женщину между собой, они осторожно пересекли внутренний двор и вышли в переулок за гостиницей "Лебедь". Темная тень перебежала им дорогу, слишком большая для крысы, - то ли маленькая собака, то ли кошка. Мужчины перекрестились и продолжали путь по переулку, ведущему к реке. Над собой они услышали звук открывающегося окна и быстро прислонились вместе со своей ношей к стене дома, из окна которого с криком "Поберегись!" выплеснули содержимое помойного ведра.
      В переулке было очень темно, временами они оскальзывались на гниющих отбросах. День выдался теплым, и воздух в переулке был зловонным.
      Добравшись до берега, они некоторое время ожидали какого-нибудь лодочника с достаточно большой лодкой. Над Темзой сгущался туман. Кевен уже решил отправляться на поиски лодки, и тут из тумана выгребла лодка, и они нетерпеливо замахали ей. К их облегчению, лодочник подъехал к берегу и подобрал их.
      - С леди все в порядке? - спросил он, помогая втаскивать Эйден в лодку. Это не чума, а?
      - Нет, приятель, - весело засмеялся Кевен. - Моя жена молода и не привыкла к хорошему вину. Она пьяна! Лодочник выгреб на середину реки.
      - Моя старуха такая же. У некоторых для этого слаба голова. Вино подходит только мужчинам. Куда мы едем, сэр?
      - К "Газели" в лондонском Пуле, - ответил Мигель де Гуарас.
      - "Газель" так "Газель", сэры, - сказал лодочник и погреб вниз по течению.
      Глава 8
      "Газель", взявшая на борт пассажиров, подняла якорь и, использовав отлив, заскользила по Темзе. Ее капитан подождал, пока корабль вышел в полосу воды, которую англичане любят называть Английским каналом, и только потом присоединился к своему старому знакомцу Мигелю де Гуарасу и его ирландскому спутнику. Удобно расположившись в каюте Рашида аль-Мансура, они распили бутылку темно-красного вина, поданную молчаливым черным рабом.
      - Не такой уж ты мусульманин, Рашид, чтобы отказаться от бутылочки хорошего вина, - упрекнул его Мигель де Гуарас.
      Рашид аль-Мансур засмеялся.
      - Старые привычки, особенно дурные, забываются с трудом, Мигелито. Однако это последняя бутылка, которую я пью до своего возвращения в Европу. В Алжире я строго придерживаюсь закона Пророка.
      - Значит, вы вероотступник, - тупо заключил Кевен. - Я слышал о подобных людях, но до сих пор ни одного не встречал.
      Мигель де Гуарас слегка поморщился, а Рашид аль-Мансур обратил свои холодные глаза на Кевена.
      - Я не обязан ничего объяснять тебе, господин Фитцджеральд, но я бы попросил никогда не произносить слово "вероотступник" в присутствии такого человека, как я. Ты был когда-нибудь рабом? Позволь мне рассказать тебе о рабстве в Берберии. Раб - это вещь. Раб обязан выполнять любую прихоть своего хозяина. Хозяин может убить своего раба без всяких на то причин. Каждый вдох раба зависит от доброй воли его хозяина. У раба нет прав, ему ничего не может принадлежать, он ничто. Участь раба-христианина еще хуже, с ним можно жестоко обращаться только по той причине, что он другой веры. Думаю, Мигель рассказывал тебе, что он, его брат и я вместе выросли. Фактически мы двоюродные братья. Когда мне было шестнадцать, я был захвачен во время разбойного нападения, пленен и отвезен в Алжир на продажу. Мою судьбу подробно описал мне оценщик рабов в государственной тюрьме для рабов, которая является одновременно местом для расчетов, тюрьмой и невольничьим рынком. Он сказал, что, если я стану мусульманином, моя участь будет значительно легче. Кто бы ни купил меня, в конце концов освободит меня из рабства, если я стану мусульманином. Мне повезло, меня купил пожилой капитан для работы в саду. Скоро, к удовольствию своего хозяина, я принял ислам. Он освободил меня, а поскольку они с женой были бездетны, усыновили меня. Он обучил меня своему ремеслу, и я могу с радостью сказать, что стал капитаном-рейсом <Рейс начальник (араб.).> еще до его смерти. Мой приемный отец оставил меня богатым человеком. Меня боятся и уважают равные мне. Я мог бы цепляться за веру своей родины. Но тогда был бы уже мертв после нескольких ужасных лет в каменоломнях или на галерах. Скажи мне, господин Фитцджеральд, что бы ты сделал на моем месте? - После этих слов Рашид аль-Мансур рассмеялся - он знал ответ на свой вопрос. - Ты не очень-то порядочный человек, иначе не стал бы продавать собственную плоть и кровь в рабство просто ради денег, - заметил он сухо.
      - Я приношу извинения за то, что привез на корабль дополнительную пассажирку, - сказал Мигель де Гуарас.
      - Наше путешествие не будет долгим, а воды и еды хватит, - ответил Рашид аль-Мансур. - У меня на борту находятся еще несколько девушек.
      - Несколько? - спросил Мигель де Гуарас. - Как тебе это удалось?
      - Просто повезло, амиго! Просто повезло! Я встретился с двумя молодыми сестрами, чья мать только что умерла, их выгнал из трущобы разозлившийся хозяин, которому они задолжали. Он был готов отправить эти нежные цветы в местный бордель. Я заплатил ему их долг и еще немного и привез девушек на корабль. Им девять и десять лет, и они обе блондинки и девственницы! Третью девушку, еще одну блондинку-девственницу, я купил у моего друга, содержательницы публичного дома, которая высматривает товар для меня, когда я бываю в Лондоне. Она обычно работает для твоего брата Тонио. Эта девушка, однако, постарше. Кажется, ей тринадцать, как она говорит. Я хорошо заработаю на них плюс мои комиссионные за женщину, которую привез ты. Она тоже девственница? Для этого она выглядит чуточку староватой.
      - Ей немногим больше двадцати, - ответил Кевен, - и она беременна, или, во всяком случае, так уверяет. Она первоклассный товар, дворянка и безупречного происхождения, с волосами цвета начищенной меди, светлой кожей и светлыми глазами серебристо-серого цвета.
      Рашид аль-Мансур посмотрел на свою койку, где лежала женщина, завернутая в плащ. Ирландец, несомненно, знал, как расхваливать свой товар, но Рашиду тем не менее нужно было посмотреть на нее. Поэтому он подождал высказывать свое мнение.
      - Что ты дал ей? - спросил он Мигеля.
      - Щепотку сонного порошка, - ответил испанец. - Она проспит несколько часов.
      - Тогда давайте разденем ее сейчас и посмотрим, что мы имеем, - предложил капитан. - Это проще сделать, пока она без сознания. Девицы благородного происхождения всегда сопротивляются. С них приходится сдирать одежду. На ней дорогое платье, и его тоже можно выгодно продать, если не испортить.
      Втроем они начали раздевать Эйден. Они действовали осторожно, почти нежно, но когда Кевен протянул руку, чтобы снять ожерелье с шеи своей кузины, Рашид аль-Мансур остановил его:
      - Оставь его, ирландец! Когда она будет стоять голая на помосте с таким украшением, это привлечет к ней интерес. - Он сделал знак своему рабу. Забери одежду женщины и спрячь для продажи. Все, кроме сорочки. Она понадобится ей, пока мы будем в море.
      Раб собрал одежду Эйден и отложил в сторону сорочку. Затем вышел из каюты. Трое мужчин в трепетном молчании уставились на обнаженную женщину.
      - Святой Боже, - выдохнул испанец, - она - совершенство! - и почувствовал, как пробуждается его желание, но оторвать от нее глаз не мог.
      Кевен Фитцджеральд от удивления потерял дар речи. Он не ожидал, что у Эйден такое прекрасное тело. Она была невероятно красива: с длинными ногами и телом, прекрасной грудью. Он тоже почувствовал, как в нем закипает желание. Может быть, ему не следовало продавать ее? Может быть, оставить для себя?
      Рашид аль-Мансур разгадал его мысли.
      - Не глупи, ирландец, - сказал он. - Учти, есть немного женщин, которые принесут тебе столько денег на торгах в Алжире, сколько ты получишь за эту женщину.
      Кевен потряс головой, чтобы прочистить мозги, и глубоко вздохнул.
      - Вы правы, - сказал он, - но Богом клянусь, я хотел бы разок поиметь ее!
      Они натянули на нее сорочку, а потом Рашид аль-Мансур позвал своего раба и приказал отнести бесчувственную Эйден в соседнюю каюту, где держали трех других девушек. Раб аккуратно уложил ее на соломенный матрас, обтянутый красной материей, и она ни разу не шевельнулась, пока утро не окрасило небо на востоке, над Францией.
      Болела голова, во рту было сухо и противно. Живот сводило судорогой. У нее мелькнула мысль, что начинаются месячные. Эйден вскрикнула и села. Как такое могло случиться? Она же беременна. Она почувствовала что-то липкое между ногами, увидела кровь на сорочке и громко закричала, перепугав трех девочек, деливших с ней маленькую каюту. Они тоже начали кричать.
      Дверь в каюту отворилась, и торопливо вошел большой чернокожий человек. Эйден закричала еще громче, совершенно сбитая с толку, перепуганная, но очень ясно понимающая, что она теряет своего ребенка, ребенка Конна. Острая боль рвала ее тело, ее вырвало желтой желчью. Чернокожий быстро оглядел ее и, обернувшись, выкрикнул какие-то неразборчивые слова. Рашид аль-Мансур оттолкнул раба и прошел прямо к Эйден.
      - Прекрати кричать! - сказал он твердым, не допускающим возражения голосом, и, к своему удивлению, она замолчала. - Скажи мне, в чем дело, медноволосая женщина. - Он говорил по-английски, но с сильным акцентом.
      - Я теряю своего ребенка, - сказала она и разрыдалась.
      - Значит, такова Божья воля, - сказал он. - Сколько месяцев?
      - Два, может быть, чуть больше. Он кивнул.
      - Лежи, я позову врача.
      Она подчинилась, но, делая это, спросила:
      - Где я?
      - Со временем узнаешь, медноволосая женщина. Сейчас давай займемся твоим здоровьем. - Он повернулся к черному рабу и сказал:
      - Сходи за врачом.
      Раб выбежал из каюты и через несколько минут вернулся с пожилым человеком небольшого роста в белом одеянии.
      - Женщина считает, что у нее выкидыш, - сказал Рашид аль-Мансур врачу. Беременность больше двух месяцев.
      Врач кивнул и, опустившись на колени, ощупал Эйден нежными пальцами, вздыхая и грустно качая головой. Наконец он поднял голову.
      - Это уже случилось, господин капитан, но она молода и, несомненно, выживет, а потом выносит много прекрасных сыновей. Я промою ее и позабочусь, чтобы не было заражения. Она поправится через несколько дней и, несомненно, будет здорова к тому времени, когда мы доберемся до дома.
      Рашид аль-Мансур посмотрел на Эйден и, стараясь говорить ласково, произнес жестокие слова, которые ей нужно было выслушать:
      - Ахмет говорит, что ты действительно потеряла ребенка, но ты будешь жить и выносишь много прекрасных сыновей. Он позаботится о том, чтобы в твоем теле не осталось болезни. Я помещу тебя в свою каюту, чтобы тебе было удобнее.
      - Кто вы? - спросила она.
      - Меня зовут Рашид аль-Мансур, и я капитан-рейс из города Алжира.
      - Туда мы и плывем?
      - Да.
      - Чтобы продать меня в рабство?
      - Да.
      - Где мой кузен, господин Фитцджеральд?
      - Он и его спутник сошли на берег Франции, когда еще не светало.
      - Я очень богата, капитан. Поверните корабль обратно в Англию, и я хорошо заплачу вам. Эта сумма будет гораздо больше тех комиссионных, которые вы можете получить от моего кузена.
      - Я знаю, что с тобой случилось, медноволосая женщина, - сказал Рашид аль-Мансур. - У тебя нет денег.
      - Есть, - упрямо сказала Эйден, и слезы покатились по ее щекам. - Я сказала своему кузену, что лишилась своего богатства, но это была уловка лорда Берли, чтобы разоблачить Кевена и его сообщников. Поверните назад, умоляю вас.
      - Когда женщины доведены до отчаяния, они отчаянно лгут, - сказал Рашид аль-Мансур. - Может быть, ты и говоришь правду, медноволосая женщина, а если нет? Меня могут арестовать ваши люди, бросить в тюрьму, и тогда я потеряю все, на что я потратил всю свою жизнь. С другой стороны, если я привезу тебя в Алжир, твой кузен получит за тебя на торгах хорошие деньги, а я получу приличные комиссионные за свои хлопоты. Вот и скажи мне, медноволосая женщина, что бы сделала ты?
      - Я понимаю все, о чем вы говорите, капитан, - сказала Эйден, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. - Вы говорите, что не собираетесь рисковать всем, что имеете, ради моего спасения, но я взываю совсем не к вашей жадности, клянусь вам. Лорд Берли подозревал, что мой кузен участвует в каком-то заговоре против королевы. Он знал, что мой муж там замешан не был, но им было не ясно, был ли заговор политическим или Кевен просто пытался избавиться от Конна, чтобы жениться на мне и присвоить мое богатство. Сообщив Кевену о том, что я осталась без гроша, лорд Берли хотел разоблачить моего кузена. И я не лгу, когда говорю вам, что я богатая женщина. Я даже не говорю о том, что мой муж тоже богат, я говорю только о моем богатстве. Поверните корабль в Англию, и клянусь вам, что вас не арестуют и не посадят в тюрьму. Я заплачу вам столько, сколько вы скажете, если вы освободите меня.
      Рашид аль-Мансур прожил в Берберии двадцать пять лет, но никогда не забывал страха, который он пережил, когда впервые был захвачен работорговцами. Он понимал, что медноволосая женщина уже сейчас испытывает такой же страх, и, будучи по характеру человеком незлым, он искренне сочувствовал ей. Поэтому он снизошел до того, что попытался объясниться с ней.
      Став на колени, так, чтобы их лица были на одном уровне, он сказал:
      - Послушай меня, медноволосая женщина, и попытайся понять. Мне кажется, что для женщины ты достаточно умна, поэтому я и пытаюсь объяснить тебе. По закону ты сейчас являешься собственностью дея Алжира и его милостивого повелителя султана Мюрада III, защитника веры и властителя Оттоманской империи. Я не мог бы вернуть тебя в Англию, даже если бы и хотел, потому что ты принадлежишь не мне, а я человек чести. Тебя продадут на невольничьем рынке, который принадлежит государству. Твой кузен получит свою часть прибыли, я тоже получу кое-что, но дей тоже получит, и я не могу лишать его дохода. Ты понимаешь?
      Минуту Эйден смотрела ему в лицо, потом отвернулась, но он успел заметить слезы, брызнувшие из ее глаз.
      - Дай ей что-нибудь выпить, Ахмет, чтобы она заснула, - попросил Рашид аль-Мансур своего лекаря. - Я рассказал ей, что ее ждет, и если прибавить к ее бедам еще и потерю ребенка, она может сотворить что-нибудь невообразимое.
      - Будет исполнено, хозяин.
      - Как ее здоровье?
      - Она от природы сильная, здоровая женщина. Я не могу сказать, потеряла бы она своего ребенка, если бы не оказалась в таком положении, но думаю, что нет. Ей нужен отдых, покой, хорошее питание, тогда она оправится от болезни. Пока мы доплывем до Алжира, она придет в чувство. Хорошо бы побаловать ее немного. Позвольте ей завтра побыть с другими девушками. Это поможет ей отвлечься от своих бед.
      Рашид аль-Мансур кивнул в знак согласия и сказал Эйден:
      - Мой врач проследит, чтобы о тебе заботились, медноволосая женщина. Никто не посмеет обидеть тебя, а ты должна поправиться.
      Эйден даже не посмотрела в его сторону, но капитан-рейс понял ее. Он тихо вышел из каюты, предоставив Ахмету, врачу, заниматься ею. Ахмет закончил осматривать Эйден и умело обработал ее тело, которое еще болело. Сорочка пропиталась кровью, поэтому он снял ее. Закончив работу, накрыл ее легким покрывалом. Потом, покопавшись в своем мешке с лекарствами, вынул круглую позолоченную пилюлю и протолкнул ее между губами Эйден. Ей и в голову не пришло противиться ему. Она отпила из кубка, который врач подал ей, и проглотила лекарство. Он посидел около нее несколько минут, пока она не задремала, и вышел из каюты.
      Когда она проснулась, в окна каюты светила луна. Эйден не шевелясь лежала под покрывалом, едва дыша и пытаясь найти ответы на вопросы, которые метались у нее в голове. Где она находится? На корабле. Она одна?
      Д'1- Казалось, что в каюте больше никого нет. Где Конн? Конн в Тауэре! При этой мысли она вспомнила все. Она - пленница на борту берберийского корабля. Ее везут в Алжир, чтобы продать в рабство. Она потеряла ребенка Конна и никогда больше не увидит своего мужа! Эйден заплакала. Если это страшный сон а она молилась, чтобы это так и было, - тогда почему она никак не проснется? Она сильно ущипнула себя, но ничего не, изменилось. Она по-прежнему лежала под мягким покрывалом на незнакомой кровати в незнакомом месте и вдруг почувствовала себя пустой, полой, как барабан, оттого, что потеряла ребенка. В этом по крайней мере, думала она, Господь милостив. Ей не хотелось бы, чтобы ее ребенок родился рабом.
      Дверь каюты открылась, и при свете, идущем из коридора, она увидела маленького врача. Он улыбнулся ей, покивал головой и снова протянул ей кубок. Потом порылся в мешке, вынул еще одну позолоченную пилюлю и снова протолкнул ее между губами Эйден. "Зачем противиться?" - устало подумала она и послушно проглотила лекарство. Когда она проснулась, был день. Сейчас память уже не изменяла ей.
      Несколько мгновений она раздумывала, не выскользнуть ли ей из каюты, перепрыгнуть через поручни и утопиться, но потом решила, что должна выжить и вернуться домой, в свою любимую Англию. Она понимала, что сейчас это невозможно, но если она перестанет надеяться, то умрет с горя. Несомненно, тот, кто купит ее, может соблазниться крупным выкупом, хотя Рашид аль-Мансур не согласился на это. Она могла бы предложить столько золота, что на него можно было бы купить дюжину красавиц. Несомненно, любой человек не устоял бы перед этим искушением. Именно так она и должна поступить.
      Придя к такому решению, Эйден почувствовала, что хочет есть. Ужасно хочет есть! Интересно, как раздобыть еду на корабле? Она не могла подойти к двери и кого-то позвать. От ее вида мог начаться переполох. Нужно ждать, пока кто-нибудь придет к ней. Завернувшись в покрывало, она встала, но тут же села опять. У нее закружилась голова. Она снова попыталась встать, и на этот раз постояла минуту, пока головокружение прошло. Потом медленно прошла к столу, на котором стояли кувшин и несколько кубков. Ей очень хотелось пить, и тело болело по-прежнему. Она споткнулась, когда дверь открылась и в каюту вошел Рашид аль-Мансур. Он быстро пересек каюту и поддержал ее.
      - Осторожней, медноволосая женщина, ты еще слаба.
      - А еще я хочу пить, - сказала она. Он помог ей добраться до кровати.
      - Я принесу тебе попить. Как ты себя чувствуешь?
      - Еще болит, но уже лучше, - честно призналась она.
      - Прекрасно. Я знал, что ты сильная. Есть хочешь?
      - Умираю от голода. Он усмехнулся.
      - Я скажу, чтобы Саид принес тебе что-нибудь. Сегодня у тебя будет с кем поговорить. В соседней каюте, где ты лежала в первую ночь, сидят три молоденькие английские девушки, которых тоже везут в Алжир на продажу. Будете развлекать друг друга.
      "Он говорит, - думала Эйден, - как будто мы на увеселительной прогулке". Он налил ей в кубок вина, разбавленного водой, как и обещал, а потом, не обращая на нее внимания, стал умываться и переодеваться. Затем вышел, не произнеся больше ни слова. Вскоре появился Саид с подносом, на котором стояла миска с дымящейся, похожей на овсяную, похлебкой. В миске плавали кусочки баранины и овощи, рядом лежала плоская лепешка, которая должна была, по ее разумению, помогать брать пищу, потому что никаких приборов не было. На подносе стояла и бело-голубая миска поменьше, где лежали дольки апельсина.
      Эйден взяла поднос и съела все до кусочка. Пока она ела, раб Саид терпеливо сидел у ее ног. Когда она закончила, подал мягкое полотенце и миску с душистой водой, чтобы она могла смыть жир с рук и лица. Она улыбнулась и с благодарностью кивнула головой чернокожему, который, казалось, был благодарен ей за то, что она заметила его. Блеснув ослепительной улыбкой, он подошел к двери, ведущей в маленькую каюту, примыкающую к жилищу Рашида аль-Мансура, и открыл ее. Потом забрал поднос и ушел.
      Эйден встала. На этот раз голова совсем не кружилась. Пройдя до двери, она заглянула в соседнюю каюту. Забившись в уголок, там сидели три девочки. Эйден немедленно прониклась жалостью к ним.
      - Я вас не обижу, - сказала она. - Я сама в таком же положении, как и вы. Идите сюда ко мне.
      - Кто вы, миледи? - спросила старшая девушка.
      - Меня зовут Эйден Сен-Мишель. Я леди Блисс.
      - Ого! - сказала одна из младших девушек. - Смотри-ка, леди! Может быть, вы знакомы с самой Бесс Тюдор?
      Эйден улыбнулась, услышав лондонский говор. Ее повеселила и недоверчивость девушки. В представлении той лорды и леди двора жили в таких заоблачных высотах, что им ничего не могло угрожать.
      - Я на самом деле знаю ее величество, - сказала она, - я даже была одной из королевских фрейлин.
      - Не может быть, - протянула девочка недоверчиво. Эйден засмеялась.
      - Да, да, была, - сказала она, - и все же теперь я в таком же ужасном положении, как и вы. Даже в худшем, потому что у меня отобрали одежду.
      Старшая девочка поднялась и подошла к Эйден.
      - Меня зовут Маргарет Браун, - сказала она. - Я из Кента. Моя мачеха послала меня в Лондон учиться шитью, а вместо этого ее брат продал меня в публичный дом. А содержательница публичного дома продала меня этому капитану. Что будет с нами, миледи? Куда нас везут?
      Это была славная девушка с милым личиком, длинными, светло-золотыми, легкими как пух волосами и темно-синими глазами.
      - Мы плывем в Алжир. Капитан корабля, Рашид аль-Мансур, говорит, что нас продадут в рабство.
      - Лучше я умру, - закричала Маргарет Браун.
      - Сколько тебе лет? - спросила Эйден.
      - Тринадцать.
      - Ты девственница? Отвечай честно, девушка!
      - Да, миледи. Я провела у содержательницы притона несколько часов, прежде чем капитан купил меня. Мне кажется, она ожидала его приезда, потому что меня не обижали и обращались со мной хорошо.
      - Кто эти девчушки? - спросила Эйден.
      - Мы можем сами рассказать о себе, - сказала старшая, и они вышли из угла. Их приободрил разговор Эйден с Маргарет Браун, и теперь они немного осмелели.
      - Я Розамунда, а это моя сестричка Пайпер. Если у нас и было еще какое-то имя, мы его не помним.
      - Сколько тебе лет? - спросила Эйден.
      - Мне одиннадцать, а ей десять.
      - Расскажите, как вы оказались на этом корабле, - попросила Эйден.
      - Наша мама умерла, а хозяин дома свез ее тело на свалку, потому что у нас не было денег, чтобы заплатить могильщикам. Потом он забрал все, что у нас было, даже постельное белье, в уплату за аренду, как эта скотина сказала. Мы оказались на улице, в дом он нас не пустил. Мы кричали, плакали, а потом подошел этот человек, посмотрел на Пайпер и меня и спросил у хозяина: "Сколько возьмешь за этих двоих?" У хозяина заблестели глаза. Он ответил: "Они девственницы, невинны, как новый снег, милорд. Молодые и прекрасно выглядят. Они будут стоить по меньшей мере пять золотых монет". Ну вот, капитан смеется и говорит: "Я дам тебе три монеты и серебряное пенни, чтобы ты пристойно похоронил их мать". Вот так мы и оказались здесь.
      Эйден посмотрела на маленьких сестер. Обе были прелестны и так похожи, что их можно было принять за близнецов. У них были волосы цвета спелого зерна и небесно-голубые глаза.
      - Вы уже слышали, что я рассказала Маргарет, - сказала Эйден. - Нас собираются продать в рабство. Без сомнения, мы окажемся в гаремах.
      Маргарет Браун горестно заплакала.
      - Никогда, никогда, - всхлипывала она. - Я лучше умру, чем вступлю в связь с язычником.
      - Что это с ней? - спросила Розамунда. - Она что, с ума сошла или еще что-нибудь? Эй, послушай, девушка, все женщины ложатся под мужчин. Если нас купит богатый мужчина, мы можем прожить остаток дней без забот. Что в этом плохого, хотела бы я знать? Наша мать была шлюхой, но она всегда хотела, чтобы у нас с Пайпер была жизнь получше. Почему, вы думаете, мы еще сохранили свое драгоценное сокровище? Потому, что она всегда говорила: "Я не позволю, Рози, чтобы вы двое стали дешевками. Я найду хорошего человека, который будет заботиться о вас, и вам никогда не нужно будет раздвигать ноги под каким-нибудь деревенским Томом, Диком или Гарри". Наша мать была хорошей женщиной, - закончила Розамунда и грустно засопела.
      Маргарет Браун с ужасом слушала рассказ Розамунды, а Эйден понравилась маленькая жительница Лондона, этот упрямый воробышек, который хотел выжить. Если ей повезет, она добьется своего.
      Девушка из Кента закрыла руками лицо и снова заплакала.
      Терпение Розамунды истощилось, и Эйден почти засмеялась, увидев это.
      - А что говорит Пайпер обо всем этом? - спросила она Розамунду.
      - Говорит то, что говорю я. Правильно, Пайпер?
      - Правильно, Рози, - бойко ответила малышка.
      - Капитан разрешил нам побыть вместе в этой каюте, - сказала Эйден и провела их в жилище Рашида аль-Мансура.
      - Ого! - Розамунда с восхищением оглядела большую, красиво обставленную каюту с удобными сиденьями у створчатых окон, выходящих на корму корабля. - Вы что, капитанская милашка на время нашего путешествия, леди?
      - Нет, - ответила Эйден, - конечно же, нет.
      - Тогда почему же с вами так обращаются? Никто ничего не получает просто так.
      - У меня был выкидыш вчера вечером, - тихо сказала Эйден, - и капитан, деловой человек, не хочет, чтобы я испытывала неудобства. Он надеется получить за меня хорошие деньги.
      - Почему? Вы же совсем не красавица. Вы не безобразны, но и не красивы, сказала Розамунда без обиняков.
      - Женщины со светлой кожей, светлыми глазами и светлыми волосами высоко ценятся в Берберии, Розамунда. Однако женщины со светлой кожей, светлыми глазами и рыжими волосами вообще встречаются редко. Мне сказали, что я представляю собой целое состояние. Стало быть, мной дорожат.
      - Как вы можете так спокойно говорить об этом? - спросила Маргарет Браун, в голосе которой Эйден услышала истерические нотки.
      Эйден усадила Маргарет и обняла ее.
      - Меня увезли от мужа, - сказала она. - Из-за этого я потеряла своего первого ребенка. Я боюсь так же, как и ты, но если поддамся страху, потеряю контроль над собой, вот тогда меня можно полностью подчинить. Этого я не позволю! Я жива, и до тех пор, пока волей Божьей буду жить, есть надежда. Ты понимаешь меня, Мег? Думаю, что именно это тебе нужно.
      - Мой отец называл меня Мег, - сказала девушка из Кента.
      - Ты понимаешь, что я сказала тебе, Мег?
      - Да, - ответила девушка.
      - И ты больше не будешь бояться?
      - Попытаюсь, миледи.
      - Глупая корова, - проворчала Розамунда, - разве она не понимает, что могло быть гораздо хуже?
      - Да, Рози, - сказала Пайпер, - могло быть хуже.
      Эйден не понимала, что могло быть хуже их положения, но две маленькие жительницы Лондона поддерживали ее на протяжении всего плавания до Алжира, которое длилось около двух недель. Она, в свою очередь, поддерживала девушку из Кента, которая стала ее тенью. Эйден узнала, что Мег - единственный ребенок, баловень довольно зажиточной фермерской семьи. "Несчастное дитя, думала Эйден. - Я по крайней мере чему-то немного научилась, пока была при дворе. Эта несчастная совершенно наивна".
      Они прибыли к месту своего назначения к вечеру, когда солнце отражалось на белых стенах, окружающих город, на домах, которые, казалось, устремлялись вверх, в горы. Картина была впечатляющей, если смотреть с моря, - гавань, длинный мол, построенный испанцами, город. Эту красоту портила, однако, невыносимая вонь, которую приносил теплый ветер.
      - Сегодня уже поздно выставлять вас в иенине, - сказал Рашид аль-Мансур, я извещу дея о нашем прибытии, и мы сделаем это утром. Я прикажу, чтобы вам принесли пресной воды. Вам надо вымыться. Я хочу, чтобы вы предстали перед торгами в самом лучшем виде.
      - Что такое иенина? - спросила Эйден.
      - В буквальном переводе это значит "королевский дом", - сказал Рашид аль-Мансур. - Это место, куда дей приезжает, чтобы оценить некоторых пленниц. Обычно это делают его слуги, но сейчас, когда попался такой редкий товар вроде тебя, я думаю, он приедет сам.
      - Дей - это правитель Алжира? - спросила Эйден.
      - Дей поставлен султаном, чтобы управлять Алжиром от его имени, - ответил Рашид.
      Рашид аль-Мансур ушел, но вскоре пришел Саид и вывел их всех в маленькую каюту рядом с каютой капитана. Уходя, он закрыл за собой дверь. Им была слышна беготня в соседней каюте.
      Наконец Саид открыл дверь, соединяющую две каюты, и махнул рукой, приглашая их в большую каюту. Там их ждали четыре лохани с горячей водой. Эйден вскрикнула от удовольствия - выкупаться как следует у нее не было возможности с тех пор, как они отплыли из Англии. Саид сделал им знак, чтобы они залезли в лохани, и они со смехом выгнали его из комнаты.
      Четверо женщин с наслаждением мылись, радуясь каждой минуте. Вода пахла сладкими цветочными маслами, ласкающими кожу. Им даже дали кусок мыла, которое великолепно пенилось. Они передавали его друг другу. Сначала они вымыли волосы, а потом помылись сами. Эйден была чище остальных, ведь врач следил за ней, боясь заражения. Несколько дней после выкидыша она кровила, но потом кровотечение кончилось так же внезапно, как и началось. Рашид аль-Мансур сказал ей об опасениях Ахмета, что кровотечение может быть более продолжительным, но потом врач решил, что здесь сделало свое дело ее душевное состояние.
      - Он говорит, что разум - это великая сила, - сказал капитан-рейс и пожал плечами.
      Они помылись и, выйдя из лоханей, стали искать, чем бы можно было вытереться. Однако исчезли и сорочки, и покрывала. Они стояли, чувствуя себя очень неловко. Вдруг дверь в каюту начала открываться. Они попытались скрыться в маленькой каюте по соседству, но дверь оказалась запертой. Сбившись в кучку, они нервничали, когда в каюту вошли Рашид аль-Мансур и Ахмет, врач.
      - Капитан, где наша одежда? - храбро спросила Эйден.
      - Вам она больше не нужна, - был ответ. - Теперь вы чистые, и завтра вас выставят обнаженными в иенине согласно нашему обычаю, а потом в банио. Это привлечет внимание к торгам и соберет покупателей. Станьте подальше друг от друга, чтобы я мог рассмотреть вас и оценить вашу стоимость. Ахмет осмотрит каждую из вас, чтобы я мог честно засвидетельствовать ваше здоровье.
      - Господи, пресвятая Дева Мария! - простонала Маргарет Браун.
      Эйден испытывала те же чувства, но Розамунда и Пайпер бросили на девушку из Кента нетерпеливый взгляд, который был настолько понятен, что и капитан, и врач довольно усмехнулись.
      - Мужайся, Мег, - сказала Эйден ласковым голосом и отошла от своей подруги.
      Рашид аль-Мансур медленно обошел ее со всех сторон, оглядывая ее восхищенными глазами.
      - Мои глаза не обманули меня в тот первый вечер, - сказал он Ахмету. - У этой женщины совершенное тело. - Он забрал в горсть медные волосы Эйден и потер их большим и указательным пальцами. - Они тяжелые и мягкие как шелк, заметил он.
      Его рука погладила ее ягодицы, и она поморщилась, закусив губу, когда он слегка ущипнул ее.
      - Цвет кожи хороший, Ахмет. - Он обошел ее, стал напротив и взял в ладонь ее грудь. - И груди упругие. Она принесет нам состояние! Ее кузен станет богачом.
      Он отвернулся от Эйден и точно таким же образом осмотрел Маргарет, которая хоть и стояла неподвижно, но горько плакала во время осмотра.
      - Они рассматривают м-меня так, как м-мой отец рассматривал к-кобыл, всхлипывала она.
      - Женщина - это просто кусок мяса, - сказала Розамунда. - Чем скорее ты вобьешь это в свою башку, тем будет лучше для тебя, госпожа капризница.
      - Розамунда, - сказала Эйден с легкой укоризной, - у твоей матери была нелегкая жизнь, и она научила тебя быть трезвой, а Мег жила спокойной жизнью. Не нужно пугать ее, она и так испугана. Для каждой из нас это непросто.
      - Вы такая важная леди и то ухитряетесь сдерживаться, - сказала девочка. Мег просто придурковатая. Послушай меня, госпожа Мег. Если будешь слабой в этой жизни, люди запросто обманут тебя. Помни об этом. Если хочешь выжить, нужно быть сильной.
      "Черт подери! - думала Эйден. - Из уст ребенка исходит мудрость, которая нужна и мне. Если проявлю хоть минутную слабость, я погибну".
      - Проверь, девственницы ли они, - сказал Рашид аль-Мансур.
      Даже вздорная женщина-ребенок Розамунда подозрительно посмотрела на него, потому что он сказал это по-английски. Он хотел, чтобы они поняли действия врача.
      Потом быстро повторил приказание по-арабски. Врач, который раньше осматривал каждую из девушек, чтобы выяснить состояние их здоровья и их недостатки, теперь отвел трех девушек к капитанской кровати и уложил их в ряд для обследования.
      - Не сопротивляйтесь, - быстро предупредила Эйден девушек. - Он не лишит вас девственности, он просто хочет подтвердить ее. Не бойся, Мег, - добавила, когда та заскулила.
      - Ты сообразительна, медноволосая женщина, - с одобрением сказал Рашид аль-Мансур. - Ты достойна быть султаншей.
      - У меня есть муж, - сказала Эйден, - и он бы выкупил меня, если бы вы только связались с ним.
      - Твой муж, может быть, уже мертв, а твое богатство уплыло, медноволосая женщина. Выкупить можно важного, могущественного и богатого мужчину, но для красивых женщин, не важно, какого они звания, выкупа не существует. Не бойся. Тебя купит кто-нибудь, кто очень богат, потому что больше никто не сможет позволить себе это. Тебя будет лелеять и любить твой хозяин. Пусть Аллах подарит вам детей. Тебя ждет замечательная жизнь, медноволосая женщина. Не противься своей судьбе.
      Эйден отвернулась от него. Его слова расстроили ее. Они отнимали у нее надежду. "Я расскажу, что случилось со мной, тому человеку, который купит меня, - думала она. - Он свяжется с Конном, и мой муж выкупит меня. Все будет так, как я задумала. Так и будет!"
      Когда Ахмет закончил осматривать молодых девочек и заверил своего хозяина, что они непорочны, мужчины вышли из каюты.
      В тот вечер им подали особенно вкусный ужин, они стояли в порту и могли достать свежую пищу. Им подали ломтики молодой баранины, зажаренные с маленькими белыми луковичками и зеленым перцем, небольшого петуха на всех и миску шафранно-желтого риса. На столе стояло блюдо со свежими, уже нарезанными фруктами, которые плавали в восхитительной смеси их собственного сока. Эйден не могла определить, какие это были фрукты, но съели они их с удовольствием.
      Им подали напиток, который Саид называл лимонным шербетом. У него был кисловато-сладкий вкус. Вино, как объяснил Эйден Рашид аль-Мансур, запрещено в мусульманских странах. Она не стала задавать ему вопросов ° вине, которое она пила на его корабле.
      Они плохо спали той ночью, лежа все вместе на огромной капитанской кровати. Шум порта и их собственное волнение дали себя знать. Они провели тревожную ночь, даже обычно несгибаемая Розамунда и ее сестричка Пайпер. Им удалось уснуть только под утро, когда город затих. Потом над горизонтом показалось солнце, и город снова быстро ожил. Раздались голоса муэдзинов, сзывающих правоверных на молитву. По окончании молитвы стали слышны голоса торговцев, дневная жизнь закипела. Пришел Саид и принес им розовой воды пополоскать рот, необычные плоские лепешки, которые они ели, когда впервые попали на корабль, соленые маслины, жидкое масло и козий сыр. Потом снова подали розовую воду для умывания. После этого черный раб жестом показал, что нужно выходить из каюты.
      Долгую минуту они стояли, не сводя глаз с открытой двери. Потом Мег прошептала то, о чем каждая думала:
      - Я не могу выйти отсюда.., голой.
      Эйден перевела дух. Теперь Мег сама должна заботиться о себе. Молодая женщина с трудом сдерживала дрожь. Голая. Им приказывали голыми выйти на палубу корабля, спуститься по сходням и пройти по улицам города. Эта мысль сводила с ума, и Эйден не была уверена, что сможет проделать весь этот путь. Но если она не подаст пример, другие тоже не смогут. Во всяком случае, лучше выйти самой, чем быть вынесенной с корабля с брыканьем и криками.
      Сжав зубы, она шагнула в открытую дверь и пошла за Саидом по узким корабельным проходам на палубу. Она была совершенно голой, не считая ожерелья из золота и больших жемчужин, которое было на ней в тот день, когда ее похитили. Ее длинные золотисто-рыжие волосы, доходившие до бедер, окутывали ее как блестящая шелковая мантия, в ушах покачивались большие, причудливой формы жемчужины. У выхода на открытую палубу она замешкалась на секунду, увидев яркое голубое небо и солнце. "Я не могу сделать это, - думала она, - я просто не могу". Позади себя она услышала, как Розамунда прошипела:
      - Вы уже далеко зашли, ваша светлость, не подводите нас сейчас. Эта дура, Мег, повисла на Пайпер и наверняка задушит ее, если вы не пойдете дальше.
      Эйден быстро оглянулась и увидела, что девочка говорит правду. Кроме того, она заметила, что Розамунда, несмотря на свою напускную храбрость, тоже перепугана.
      Сделав глубокий вдох, она крепко сжала руку девочки и вышла на палубу, где Саид подал ей пару сандалий - единственная уступка Рашида аль-Мансура своим пленницам. Сандалии дали и трем другим девушкам, и едва они успели обуть их, как Рашид аль-Мансур сказал;
      - Поторопитесь, я получил известие, что сам дей будет в иенине. Сегодня вечером мне будет завидовать весь Алжир. Я привез самых красивых пленниц. Следуйте за мной, - и пошел по палубе.
      За ним засеменили женщины.
      Минуту вокруг стояла тишина, потом воздух взорвался свистом, криками и мяуканьем на всех вообразимых языках. Широкая улыбка расплылась по лицу Рашида аль-Мансура, когда началась эта какофония. Кричали все - рабы, работающие в порту на своих хозяев, рабы на галерах, прикованные к своим скамьям, носильщики, матросы с различных кораблей и всевозможные торговцы.
      К тому времени, когда он со своими пленницами пройдет небольшое расстояние до иенины, слух о красоте и дороговизне его женщин помчится по городу с потрясающей скоростью. Торги будут многолюдны и азартны.
      - Вы из Франции? - послышался чей-то голос, и другие голоса закричали на разных, понятных Эйден языках:
      - Венеция? Вы из Венеции?
      - Я Жан-Поль Тьери из Марселя. Вы из Марселя?
      - Вы не из Неаполя?
      - Из Генуи?
      - Из Сан-Лоренцо?
      - Из Бомонт-до-Жаспре?
      - Амстердам?
      - Париж?
      - Лондон?
      Лондон? Он сказал "Лондон"? Она остановилась и стала оглядываться, пытаясь определить, кому принадлежал голос.
      - Кто назвал Лондон? - спросила она. - Я Эйден Сен-Мишель, леди Блисс. Мой муж Конн О'Малли с острова Иннисфаны. Скажите ему, где я нахожусь, умоляю вас.
      Рашид аль-Мансур схватил Эйден за руку и потащил вперед.
      - Ты хочешь, чтобы начался бунт, медноволосая женщина? Когда новые пленники сходят с корабля, рабы в порту пытаются выведать, откуда их привезли и кто они. Это не означает, что сами они из тех же мест. Теперь поторопитесь. Иенина уже близко.
      - Как могут эти несчастные создания сказать вашему мужу, что вы здесь? сказала Розамунда. - Если они не прикованы к своему веслу, то у них кандалы на ногах. Мне казалось, вы женщина практичная.
      Эйден промолчала, но у нее чесались руки откупить Розамунду. Девчонка слишком дерзка.
      Рашид аль-Мансур провел их через сводчатый проход в выложенный плиткой дворик приземистого белого дома.
      - Снимайте сандалии, - приказал он. Плитки пола замечательно холодили ноги. Эйден прошла за капитаном через дворик с приятно журчащим фонтаном в небольшую квадратную комнату.
      - Ждите здесь, - скомандовал он и торопливо вышел.
      - Боже великий, - всхлипывала Мег, - в самых страшных снах я никогда не могла представить, что с нами произойдет такое.
      - Ничего не случилось, - огрызнулась Розамунда. - По крайней мере еще не случилось. Все, что пришлось сделать, это пройти небольшое расстояние от корабля.
      - Голыми, - рыдала Мег, - голыми, а мужчины орали и кричали, глядя на нас. Только Бог знает, что они говорили.
      - Они не говорили ничего, что могло бы расстроить тебя, если бы ты понимала их, - сказала Эйден со спокойствием, которое совсем не соответствовало тому, что она чувствовала. - Мег, они такие же несчастные, как мы сами, они называли свои имена и места, откуда их привезли, им любопытно знать, откуда мы.
      - Что будет с нами теперь?
      Эйден повернулась с удивлением, потому что вопрос был задан маленькой Пайпер. Она погладила ребенка по голове и сказала:
      - Я не знаю точно, Пайпер, но мне кажется, что правитель этих мест имеет право первым выбирать себе рабов. Нас продадут на рынке.
      - Нас разлучат с Розамундой, миледи?
      - Честно говоря, не знаю, Пайпер, но, видимо, так и будет.
      Снова появился Рашид аль-Мансур.
      - Пошли, - приказал он, - дей приехал и хочет на вас посмотреть.
      Они прошли в большую комнату с арочными окнами, выходящими на порт. Дом, как поняла Эйден, был построен на склоне холма. В одном конце комнаты находилось возвышение, на котором в подушках сидели двое мужчин. Один из них пожилой, со снежно-белой бородой и внимательными карими глазами, в красно-черном халате с вышитыми золотом розами. На другом мужчине был скромный белый халат.
      - Старик - это дей, - прошептал Рашид аль-Мансур. - Другой - его друг, знаменитый астролог Осман-бей. Капитан-рейс пал ниц перед деем.
      - Приветствую тебя, о почтеннейший посланник того, кто является тенью Аллаха на этой земле.
      - Поднимись, Рашид аль-Мансур, - раздался пронзительный голос дея. - Когда я ехал из дворца, все в городе уже говорили о прекрасном товаре, который ты доставил нам. Мы с удовольствием посмотрим на твоих пленниц. После наших недавних побед в городе слишком много португальских пленников, но красивых женщин среди них нет. Цена на рабов упала как никогда, и они не стоят даже той малости, которая требуется, чтобы прокормить их. Твои женщины - желанная радость.
      - Они англичанки, господин. Три молоденьких девственницы, что подтверждено моим личным врачом. Им десять, одиннадцать и тринадцать лет.
      Он подтолкнул вперед Мег, Розамунду и Пайпер, шепча при этом:
      - Покажитесь дею и его гостю.
      - Светловолосые, - вздохнул старый дей. - За них дадут состояние на торгах. Рашид аль-Мансур, Аллах снизошел к тебе.
      - Мой повелитель имеет право первого выбора, - сказал капитан-рейс.
      Дей снова вздохнул, на этот раз громко.
      - Увы, я человек честный, и цена этих необыкновенных девственниц будет непомерна для моего кошелька. А кто эта женщина?
      Рашид аль-Мансур вытолкнул Эйден вперед и сказал напыщенно:
      - Это, мой повелитель, знатная английская женщина. Она вдова и, увы, не девственница, но взгляните на цвет волос, ее кожу и глаза! Разве она не достойна короля? Где еще можно увидеть такие волосы? Они цвета начищенной меди. А ее кожа! Как кобылье молоко! Посмотрите, какие у нее глаза, повелитель. У них цвет серебра. Посмотрите на ее фигуру, повелитель. Разве это не самое совершенное тело, которое вам когда-нибудь приходилось видеть?
      Он демонстрировал Эйден: приподнимал волосы, когда говорил о них, дотрагивался до ее грудей и ее лица. Ей потребовалось все ее мужество, чтобы не закричать и не ударить его по рукам.
      Дей подался вперед и быстро облизал губы.
      - Осман-бей, что думаешь ты? Она и в самом деле красивая и редкостная женщина.
      - Она, несомненно, красива, - сказал Осман-бей, - только однажды я видел тело, которое могло бы соперничать с ее телом.
      Старый дей поднялся с подушек и спустился с возвышения, чтобы поближе взглянуть на Эйден. В нос ей ударил запах сандалового дерева, которым были пропитаны его одежды и тело. Он медленно обошел вокруг нее. Тронул рукой ее волосы и сказал:
      - Они похожи на тончайший шелк, Рашид аль-Мансур.
      Дей взял Эйден за руку.
      - Скажи, чтобы она заложила руки за голову, - приказал он капитану-рейсу, и Рашид аль-Мансур перевел приказание Эйден. Она послушно выполнила его.
      Дей протянул руки и потрогал груди Эйден. Ее глаза наполнились слезами, но он не заметил этого - - Кожа упругая и в то же время нежная. Первоклассная рабыня. - Он посмотрел на Рашида аль-Мансура. - Сколько ты хочешь за нее, капитан-рейс?
      - Она ваша по праву, если пожелаете, мой повелитель, - сказал капитан-рейс.
      - Я знаю это, - ответил старик, - но даже у меня есть совесть. Я могу без всякого смущения взять и продать тысячу матросов, захваченных в плен в бою, но женщина - другое дело. Эта рабыня стоит очень дорого, и я хотел бы получить ее не для себя. Я хочу послать ее султану как дар. Но послать моему повелителю подарок, за который ничего не уплачено, - значит не послать ничего, поэтому я куплю у тебя эту женщину по справедливой рыночной цене.
      - Мой повелитель, я не знаю, какую цену назначить за эту женщину, ведь я не занимаюсь продажей рабов. Почему бы не послать в банио за главным оценщиком и не приказать ему определить цену за эту медноволосую женщину? Я соглашусь с любой его ценой.
      Старый дей согласился и немедленно послал за главным оценщиком, который не заставил себя ждать. Его глаза вспыхнули при виде четырех женщин. Он уже слышал о них, так как имел шпионов в порту. Они сообщали хозяину о самых дорогих рабах, привезенных на продажу.
      Он распростерся перед деем и осмелился заговорить только тогда, когда ему разрешили подняться.
      - Как я могу услужить моему повелителю?
      - Назови мне справедливую рыночную цену этой рыжеволосой женщины, - сказал дей. - Я бы послал ее нашему повелителю, султану Мюраду. Такая дорогая и редкостная женщина порадует его и сделает честь Алжиру.
      Главный оценщик понял, что дей на самом деле хочет услышать настоящую цену за рабыню, - ведь послать султану в подарок неприметную женщину было бы оскорблением.
      Подойдя к четырем женщинам, он вытянул Эйден вперед и осмотрел ее внимательным и наметанным взглядом.
      - Она девственница?
      - Нет.
      Главный оценщик наклонился и засунул руку между ног Эйден. Вытерпеть это уже было невозможно. Она дернулась в сторону и плотно сжала ноги. Главный оценщик не сказал ничего. Он просто дал знак двум вооруженным стражникам дея, которые подошли и зажали Эйден между собой так, что сопротивляться не было возможности. Главный оценщик возобновил осмотр самых интимных частей ее тела.
      - У нее свежее и чистое тело, мой господин, - сказал он будничным тоном, всовывая палец между ног Эйден, которая в этот момент просто потеряла сознание. - Проход узкий. Ее не много использовали.
      Два стражника удерживали женщину, которая находилась в полуобморочном состоянии, а главный оценщик продолжал делать свое дело. Умелыми пальцами он ощупал ее груди, закивав с удовлетворением, когда ее соски дернулись при его легком прикосновении. Его руки скользнули по ее телу, пощупали ягодицы. Знающие пальцы пробежали по ногам. Наконец он распрямился. Эйден пришла в себя, но реальность убивала ее. Главный оценщик заглянул ей в глаза, потом открыл ее рот и осмотрел зубы. Наконец он оценил тяжесть и качество ее волос и, с удовлетворением кивнув головой, сказал дею:
      - Она действительно первоклассная рабыня, мой господин. Она будет драгоценным даром для султана Мюрада, но таким даром, который доставит ему много удовольствия, а потому он не забудет щедрости дарителя. Она стоит десять тысяч золотых монет, несмотря на то, что не девственница.
      Дей поморщился, но кивнул головой.
      - Очень хорошо, - согласился он и повернулся к Рашиду аль-Мансуру, - быть по тому, капитан-рейс. Я покупаю у тебя эту женщину.
      Рашид аль-Мансур ликовал. В ином случае дей удержал бы десять или двенадцать процентов стоимости рабыни в качестве своей дани, но сейчас он не мог сделать этого, ведь медноволосая женщина - подарок султану. Эти проценты принадлежат ему вместе с его собственными комиссионными. Он повернулся к Эйден.
      - Ты принесла мне удачу, медноволосая женщина. Дей только что купил тебя за десять тысяч золотых монет и посылает тебя в дар султану. Если ты будешь вести себя по-умному, можешь считать, что тебе повезло.
      - Я не хочу, чтобы меня кому-то дарили! - закричала Эйден. Ее охватила злость. Ее толкали и щупали как призовую телку. - Я Эйден Сен-Мишель, леди Блисс. Я богатая и знатная женщина, и я не буду ничьей рабыней. Ничьей!
      - О-о-о, - улыбнулся дей, - она женщина с норовом. Это хорошо. Равнодушные красавицы раздражают. Потом повернулся к стражникам.
      - Отведите ее для безопасности в мой гарем и помните, что она будет даром султану Мюраду. Если она скажет мне, что вы дотронулись хотя бы до волоса на ее голове, тогда ваши головы будут валяться в пыли.
      Понятно?
      Стражники кивнули.
      - Слушаем и повинуемся, - хором сказали они и потащили упирающуюся и визжащую Эйден из комнаты.
      - Мой казначей проследит, чтобы тебе заплатили, Рашид аль-Мансур. Приходи к нему после полуденной молитвы.
      - Благодарю тебя, повелитель, - сказал капитан-рейс и, поклонившись, повернулся, чтобы выйти с оставшимися пленницами.
      - Подожди, Рашид аль-Мансур.
      Капитан остановился и повернулся к возвышению.
      - Господину что-нибудь угодно? Его задержал могущественный Осман-бей, знаменитый астролог.
      - Мне интересно, Рашид аль-Мансур, как ты получил знатную англичанку? Ты захватил ее корабль?
      - Нет, господин Осман. Я торговец, а не воин. Я часто бываю в Лондоне, привожу на продажу апельсины и изделия из сафьяна, а иногда и мускус для изготовления духов. Взамен привожу хорошую английскую шерсть, оловянную посуду и олово. Как вы, наверное, знаете, я родом из Испании. Мои двоюродные братья шпионы испанского короля в Англии, и у меня часто бывает возможность получать беловолосых английских девственниц.
      - Я слышал, - заметил Осман, - ты часто привозил красивых девушек, но эта женщина постарше и, как мне кажется, не из тех, которые могут иметь с тобой что-то общее.
      - Вы правы, мой господин. Это была редкая возможность. Женщина действительно из знатных. Семья ее мужа нанесла оскорбление королю Испании, и он замыслил представить дело так, как будто они участвуют в заговоре против английской королевы. Двоюродный брат этой женщины был вовлечен в заговор и рассчитывал после смерти ее мужа жениться на ней и захватить ее богатство. Но не предусмотрел, что английская королева конфискует ее имущество в наказание за это вымышленное участие ее семьи в заговоре. В итоге этот господин решил продать мне свою двоюродную сестру, чтобы возместить ущерб, который он понес от решения королевы. Сама женщина утверждает, однако, что ее муж не был казнен и что англичане узнали о придуманном заговоре и попросили ее сказать брату о том, что она осталась без денег. Таким путем они хотели разоблачить его и его сообщников. Женщина очень сообразительна и изо всех сил противится своей доле.
      - Все они такие поначалу, - сказал дей. - Европейские женщины очень упрямы.
      - Наверное, семья ее мужа крепко обидела испанского короля, если он соизволил участвовать в таком коварном заговоре, - заметил Осман. - Как их зовут? Ты знаешь?
      - Они ирландцы, - сказал Рашид аль-Мансур, - я не думаю, что она когда-нибудь упоминала их имя... Подождите, сегодня утром, когда мы шли сюда, какой-то раб крикнул, что он из Лондона, а она крикнула в ответ, что ее муж Конн О'Малли. Это все, что я могу сказать вам, помимо того, что ее двоюродного брата зовут Фитцджеральд.
      - Благодарю тебя, Рашид аль-Мансур, - сказал Осман спокойно, хотя почувствовал необычайное волнение. О'Малли! О Аллах! Было ли это просто совпадением, или женщина - родственница его друга Скай О'Малли? Как он может помочь ей? Его друг дей только что заплатил десять тысяч золотых монет за эту женщину, и очень скоро ее увезут в Стамбул в подарок султану.
      У него не было никакой возможности предотвратить это, но по крайней мере он мог попытаться узнать, кто она. Он улыбнулся дею.
      - Вы позволите мне, друг мой, посетить эту рабыню, которую вы купили для султана? Я составлю ее гороскоп, чтобы вы могли быть уверены, что она принесет удачу султану.
      - Замечательная мысль, Осман! Почему я не подумал об этом? Но что, если ее гороскоп окажется неугодным для султана? - В тревоге дей нахмурился.
      - Если ее звезды окажутся несчастливыми, вы можете продать ее за еще более высокую цену, чем купили, - успокаивающе сказал Осман, - но я искренне надеюсь, что вам не нужно будет этого делать. Непохоже, чтобы она оказалась неподходящей для него женщиной.
      - Ты прав. Осман, как всегда. Конечно, конечно! Приходи во дворец после полудня и повидай женщину. Но как ты будешь разговаривать с ней?
      - Мой опыт говорит, что европейские женщины знают несколько языков, кроме своего собственного, и уж, без сомнения, знают французский. А я, как вы знаете, хорошо говорю по-французски.
      - Да, конечно, благодаря твоей жене. Как она?
      - Хорошо. И с детьми все в порядке.
      - Передай мои добрые пожелания госпоже Алиме.
      - Это честь для нее, мой господин.
      Мужчины расстались у иенины. Дея в паланкине отнесли во дворец, а Осман-бея - в его дом, расположенный высоко над городом.
      Дей был доволен покупкой. Он знал, как жаден султан до красивых женщин. Говорили, что его евнухи постоянно рыскают по невольничьим рынкам Стамбула, разыскивая новых красивых рабынь для его гарема. Эта женщина с рыжими волосами, думал довольный дей, была редкостная птица. Говорили, что его фаворитка, женщина по имени Сафия, тоже рыжая, как и сам султан. Эта утонченная красавица высокого происхождения, с ее молочной кожей, изумительными волосами и прекрасной грудью, несомненно, удостоится его внимания. Дей чувствовал прилив бодрости. Султан, без сомнения, должен выразить признательность своему преданному слуге, и дей знал, в чем эта признательность может заключаться. В уединении своего паланкина дей улыбался про себя. Он проявил щедрость в отношении своего повелителя. Почему бы ему не проявить щедрость и к самому себе? Он должен послать своего главного евнуха в банио, чтобы тот купил старшую из трех блондинок, которых привез для продажи Рашид аль-Мансур. Конечно, она будет стоить очень дорого, но он стар, и сколько лет у него осталось?
      Поздним утром Мег привели в гарем дея. Эйден подбежала к своей юной подруге и обняла ее. Мег дрожала, а оказавшись в объятиях Эйден, разрыдалась. Эйден позволила ей выплакаться. Через несколько минут ее рыдания постепенно утихли, она посмотрела на Эйден и сказала:
      - Это было ужасно, миледи! Это было ужасно.
      - Я знаю, - ответила Эйден, которая сама нынешним утром пережила то, через что пришлось пройти этой нежной девушке, - но сейчас все кончилось, ты жива и невредима.
      - Рашид аль-Мансур был вне себя от радости, - сказала Мег, - он говорил, что сам дей купил меня и что я буду наложницей этого старика. Я не могу вынести этого!
      - Могло быть еще хуже, Мег! Дей кажется не злым человеком. Не думаю, что он будет обижать тебя, а кроме того, у тебя нет выбора. Было бы хуже, если бы тебя продали в публичный дом, Мег. А теперь скажи, что с Розамундой и Пайпер? Не знаешь, что произошло с ними?
      - Знаю, - ответила девушка, - их купили вместе, потому что оценщик рабов выдал их за близнецов. Мужчина, который купил их, как говорят, один из самых богатых людей города, - громадный толстый человек со свинячьими глазами. Розамунда смеялась, когда сделка завершилась. Она сказала, что теперь ей известны нравы этих мест. Она сделает так, что он будет у нее под каблуком, если захочет, чтобы она легла под него. Она ничуточки не боялась, миледи.
      - И правильно, - сказала Эйден, - ей и не следовало бояться. Не сомневаюсь, что она именно так и сделает.
      - А что будет с нами, миледи? - спросила Мег дрожащим голосом.
      - Твое будущее ясно, Мег. Ты принадлежишь дею, и ты станешь его наложницей. Со мной не так просто. Меня собираются послать в Стамбул в качестве подарка дея турецкому султану.
      - Я убью себя, - сказала Мег и снова зарыдала.
      - Чего ты этим достигнешь? - строго спросила Эйден.
      - По крайней мере мне не придется выносить позор.
      - Мег, здесь это обычное дело, - терпеливо объяснила Эйден. - Это место, где мы сейчас находимся, называется гаремом. Это женская часть дворца. Я уже знаю, что у дея две жены и больше сотни наложниц.
      - Как вы это узнали? - Мег была поражена.
      - Я говорю по-французски, - ответила Эйден, - а на французском здесь, похоже, говорят все, независимо от того, какой язык является родным для женщин. Даже евнухи говорят по-французски. Это те мужчины, которые охраняют нас. Они кастрированы, поэтому им доверяют обслуживать женщин дея. Это еще один местный обычай.
      Мег отнеслась к этому с недоверием.
      - Кастрированные мужчины. Какой ужасный обычай. Страшное это место. Вы видели головы в стенных нишах, когда входили во дворец? Из некоторых еще текла кровь, и они все были облеплены мухами.
      - Видела, - тихо ответила Эйден. - Так поступают с рабами, которые восстают против своих хозяев. Такие здесь порядки. Правосудие, похоже, вершится быстро.
      - Я так боюсь, - сказала Мег.
      - Держись, Мег. Женщины говорят, что дей хороший И добрый хозяин. Тебе повезет, если только не будешь противиться судьбе. - Эйден удивлялась себе. Что она говорит этому несчастному ребенку? Но какая могла быть у бедняжки Мег возможность вернуться в Англию? А если бы такая возможность и появилась, что бы она обрела, вернувшись домой? Лучше убедить ее смириться со своей судьбой. Женщины говорят, что дей очень щедр к своим наложницам. Он их хорошо одевает, покупает украшения, их хорошо кормят и даже дают немного денег, чтобы они могли покупать себе безделушки у торговок, которые приходят со своими товарами.
      - Я привыкла жить на ферме, - сказала Мег, - я скучаю по животным, Уверена, если дей останется довольным, он разрешит тебе держать котенка. У многих женщин есть кошки. Пророк считает их священными животными.
      - Они заставят нас отказаться от нашей христианской веры, миледи? Я не вынесу пыток.
      - Тогда соглашайся со всем, что тебе прикажут, Мег. Бог знает, что у тебя на сердце, а кто должен знать, молишься ли ты тайком нашему Господу Иисусу?
      К ним подошел молодой евнух и сказал с мягким французским выговором:
      - Женщины, мне приказали проводить вас в бани. Идите за мной.
      Эйден взяла Мег за руку и пошла за евнухом.
      Бани в гареме дея были огромные и прохладные. Стены отделаны бледно-желтым мрамором, а пол выложен мраморными плитами зеленого и желтого цветов. Комнату заполнили женщины, все голые. Всю ораву обслуживала целая армия рабынь-служанок.
      Их появление привлекло любопытные взоры, так как женщины в гареме дея изнывали от безделья. Красивая пожилая женщина с черными волосами, тронутыми сединой, подошла к ним. Эйден, поклонившись ей, сказала Мег:
      - Это госпожа Зада, первая жена дея.
      - Госпожа, это та девушка, которая приплыла вместе со мной. Она, увы, не понимает никакого другого языка, кроме родного, но я попытаюсь научить ее, пока нахожусь здесь.
      Жена дея улыбнулась Мег.
      - Она мила. Скажи ей, что мы рады видеть ее в нашем доме. А теперь не задерживаю вас, ведь вам нужно вымыться. Рабыням приказано, чтобы они хорошо позаботились о вас, особенно о тебе, ведь ты поедешь к нашему повелителю, султану.
      Госпожа Зада ласково дотронулась до щеки Мег и пошла к выходу.
      - Жена дея приветствует тебя, - сказала Эйден.
      - Это его жена?
      - Его первая жена. А вторая жена - вон та молодая женщина с длинными черными волосами, - незаметно показала Эйден. - Та, которая с маленькой девочкой. Это их дочь.
      Мег ничего не сказала, но Эйден поняла, что она обдумывает свое положение. Ни одна из женщин, окружающих их, не казалась несчастной или обиженной. В бане находились маленькие дети со своими матерями. Казалось, нет никаких различий между женами и наложницами с их детьми. Их тщательно вымыли и какой-то пастой с запахом роз смазали те места на теле, где росли волосы. Спустя некоторое время пасту смыли, и оказалось, что волос на теле не осталось. Эйден не переводила Мег весьма непристойные реплики, которые доносились до нее. Оказалось, дей был весьма сильным" мужчиной и любил развлекаться с женщинами. Он уже давно не покупал себе новых наложниц, и теперь женщины обсуждали Мег понравится ли она ему. Если понравится, ее жизнь будет беспечальной, но если нет, могут произойти две вещи: либо он забудет о ней и не будет обращать на нее внимания до конца ее жизни, либо ее быстро перепродадут.
      "Об этом, - подумала Эйден, - я должна предупредить несчастную Мег. Девушка застенчива по характеру и предпочла бы остаться там, где она находилась, а не жить в ожидании неизвестного будущего".
      Когда они снова оказались в своей маленькой комнатке, Эйден объяснила Мег ее положение. Юная жительница Кента была в отчаянии.
      - Как я могу понравиться дею? Я ничего не знаю о мужчинах.
      - Ты же видела, как спариваются животные на ферме твоего отца, - сказала Эйден.
      - Это происходит таким же образом? - Мег была потрясена.
      - Ну не совсем так, - признала Эйден.
      Господи, она должна помочь этой несчастной девчонке. В конце концов, Скай объяснила ей тайны супружества. Она собралась с духом и объяснила, что происходит между мужчинами и женщинами так подробно, как позволял ей опыт.
      - Первый раз будет немного больно, - предупредила она Мег, - но боль не будет сильной и быстро пройдет. Я могу рассказать тебе только то, что знаю сама, ведь всего год назад я была такой же наивной, как ты сейчас. Тебе должно понравиться. Мне - понравилось.
      - Почему? - смущенно спросила Мег.
      - Почему? - Эйден засмеялась. - Потому, что это заставляет тебя испытывать такое удовольствие, такое невероятно изумительное ощущение, не сравнимое ни с чем, что ты могла чувствовать прежде. Не проси объяснять тебе, я не могу этого сделать. Ни одна женщина не может. Нет слов, которыми можно было бы описать эти ощущения.
      Ближе к вечеру им принесли еду, их первую еду с тех пор, как они вошли во дворец дея. Им подали цыпленка, шафранно-желтый рис с кусочками фруктов, привычные лепешки, миску с зелеными и черными оливками в масле и миску с инжиром. Принесли воду, пахнущую какими-то фруктами, которые напоминали апельсины. Поев, они вымыли лицо и руки, и молодой евнух, надзирающий за ними, сказал им, что они должны отдыхать.
      - Прошел слух, что наш господин этой ночью возьмет к себе беловолосую девственницу, но точно пока неизвестно, - сказал он.
      - Нам дадут какую-нибудь одежду? - храбро спросила Эйден.
      - Если беловолосая девственница понравится нашему господину, ее должным образом вознаградят. Что касается тебя, медноволосая женщина, уже готовят наряды, которые ты возьмешь с собой в Стамбул. А сейчас, однако, побудь в том, что отпущено тебе природой. Эйден передала этот разговор Мег, которая сказала с удивительной проницательностью:
      - Ясно, что все здесь зависит от воли господина, миледи. Я вижу, мне на самом деле нужно понравиться ему. Когда, вы думаете, он пришлет за мной?
      - Может быть, вечером, - сказала Эйден, - и поскольку мы обе находимся в одинаковом положении, думаю, настало время, чтобы ты называла меня по имени.
      Меня зовут Эйден.
      - Вечером! - сказала Мег. - Так скоро!
      - Если ты все еще боишься, тогда лучше пройти через это как можно скорее, - мудро заметила Эйден.
      За Мег пришли, когда над городом Алжиром взошла луна. Ее одели в нежно-розовые шаровары с серебряной отделкой на лодыжках и в рубашку, которая закрывала ей бедра. Кроме этого, на ней было коротенькое болеро, обшитое серебряной нитью и стеклянными бусинами.
      Евнух расчесал ее красивые серебристые волосы и подчернил ее глаза краской для век, отчего они стали казаться еще больше. Потом накинул прозрачную вуаль, которая закрывала ее лицо от переносицы до подбородка.
      Она была босиком.
      "Ну вот, - подумала Эйден, - больше я ничего не могу для нее сделать. Остается только надеяться, что ее невинность понравится старику и он будет добр к ней". Теперь ей следовало побеспокоиться о своем собственном положении. Привыкнув за всю свою жизнь считать себя некрасивой, она никогда не принимала всерьез неистовые высказывания Рашида аль-Мансура о своей ценности. Она знала, что ее купит какой-нибудь богач, который не захочет упустить возможность стать еще богаче, если получит выкуп за нее. Выкуп, который дал бы ему очень много в обмен на высокую, довольно бесцветную женщину, какой она считала себя. Ее очень удивило, что эти люди считали ее редкостной красавицей, и она очень огорчилась, когда узнала, что ее отправят еще дальше на восток. Она было решилась предложить дею выкуп за себя, но, подумав, поняла, что этого делать нельзя. Дею нужны не деньги, а благосклонность его повелителя, султана. Что же ей делать?
      - Женщина!
      Она вздрогнула, потому что не слышала, как в комнату вошел молодой евнух.
      - Что такое? - спросила она, взглянув на него. Он подал ей какое-то одеяние.
      - Пожалуйста, надень это, женщина. К тебе пришел гость. Великий астролог Осман пришел, чтобы составить твой гороскоп. Дей должен быть уверен, что тебя надо посылать тому, кто является тенью Аллаха на земле.
      Это удача, подумала Эйден. Если повезет, этот астролог может определить, что ее звезды несовместимы с будущим, которое задумали для нее.
      Она встала и набросила на себя бесформенное одеяние. Оно было очень красиво - бледно-зеленый шелк, расшитый темно-золотой нитью вокруг шеи и по широким манжетам.
      Она хмуро улыбнулась своему отражению в зеркале, которое держал евнух. Сам евнух тоже улыбнулся.
      - В красивой одежде, - сказал он, - ты стала еще красивей, женщина.
      Эйден усмехнулась.
      - Не помню, чтобы кто-то когда-нибудь называл меня красивой, - сказала она.
      - Не слепы ли мужчины твоей страны, женщина? Я не понимаю. Твои тонкие черты изумительны, а сила характера, отражающаяся на твоем лице, еще одна редкость. Когда-нибудь ты станешь знаменитой.
      Он вышел на минуту, а она ждала, пока он вернется с астрологом, которого назвал Османом. Она сама не знала, кого ожидала увидеть, но человек, вошедший в дверь, разочаровал ее. Он был среднего роста, с совершенно лысой макушкой и круглым, как луна, лицом. Она ждала крупного и горластого шарлатана, а совсем не этого добродушного человека с теплыми золотисто-карими глазами.
      - Добрый вечер, женщина, - сказал он спокойным, но удивительно властным голосом, - я Осман, астролог. Здесь, в городе Алжире, я достаточно известен, Дей приказал мне проверить, подходит ли твой гороскоп нашему всемилостивейшему повелителю, султану Мюраду III.
      - Могу ли я предложить вам сесть, господин Осман? - сказала Эйден.
      - Конечно, и если ты прикажешь этому молодому евнуху, он принесет нам кофе и, может быть, какие-нибудь сласти.
      Эйден взглянула на евнуха.
      - Делай как он говорит, - приказала она, а когда евнух вышел из комнаты, сказала:
      - Вы говорите по-французски, господин Осман?
      - Многие в Алжире знают французский, женщина, но я - совсем другое дело. У меня жена - француженка. Много лет назад она была рабыней. Мне ее подарили по случаю женитьбы двух моих близких друзей. Они хотели поделиться своим счастьем со своими гостями.
      При этих словах Осман встал и, быстро подойдя к двери, открыл ее и выглянул наружу.
      - Быстро скажите мне, пока не вернулся евнух, почему вы прокричали имя О'Малли сегодня утром, когда шли в королевский дом?
      - Мой муж - урожденный Конн О'Малли, - сказала Эйден, и сердце ее забилось. Почему он спрашивает об этом?
      - У вашего мужа есть сестра по имени Скай?
      - Да, - выдохнула Эйден. - О, Осман, вы знаете ее? Вы уже советовались со звездами?
      - Скай О'Малли - мой старый и добрый друг. А теперь быстро рассказывайте, как получилось, что вы оказались здесь?
      Путаясь в словах, Эйден быстро рассказала Осману свою историю, и, когда закончила, астролог простонал: "Какая подлость! Какая подлость!"
      - Прошу вас, господин Осман, помогите мне! Я заплачу дею любой выкуп! Осман покачал головой.
      - За женщин из страны варваров редко платят выкуп, а вас дей собирается послать своему повелителю в Стамбул. Самый огромный выкуп не смог бы утешить его, если бы ему пришлось отказаться от своего намерения.
      - Не могли бы вы сказать дею, что мои звезды неблагоприятны для султана? умоляюще попросила она. Осман слегка улыбнулся, услышав надежду в ее голосе.
      - Нет, дитя мое, не могу, потому что я человек чести, и дей доверяет мне. Вы должны ехать в Стамбул, и я подозреваю, что это неизбежно, но обещаю вам, что я извещу Скай о месте вашего пребывания. Она имеет влияние, и я знаю, что ваша королева сейчас хочет установить официальные отношения с Блистательной Портой, как величается империя султана. Если кто и может сделать чудо, в котором вы так нуждаетесь, так это Скай О'Малли. А теперь скажите, как вас зовут, дитя мое.
      - Я Эйден Сен-Мишель, леди Блисс. Мой муж, женившись на мне, принял мое имя, потому что у моего отца не было сыновей. Осман кивнул.
      - Понимаю, - сказал он. - А теперь, Эйден, мы должны заняться тем, что я обещал дею, и составить ваш гороскоп. Назовите мне дату вашего рождения, дитя мое.
      - Я родилась девятнадцатого августа года тысяча пятьсот пятьдесят четвертого от Рождества Христова.
      - Вы знаете время, когда вы родились? Я имею в виду час.
      - Да, господин Осман. Я родилась на рассвете, около пяти часов утра, в Перрок-Ройял, в нескольких милях к западу от Ворчестера. Моя мать всегда говорила мне, что, когда она выталкивала меня из своего тела, она увидела, как солнце появляется из-за горизонта. Она говорила, что смотрела на небо - это помогало ей при родовых муках.
      - Великолепно! - сказал Осман. - Зная время вашего рождения, я сумею сделать более точную схему расположения ваших звезд. Это поможет уменьшить вероятность ошибки. Между прочим, вы знаете, когда родился ваш муж?
      - Зачем вам нужна дата рождения Конна, господин Осман?
      - Для сравнения, дитя мое, - ответил он не колеблясь, но на самом деле Осман пытался узнать, суждено ли Эйден и Конну встретиться вновь, и надеялся, что сравнение мест и времени их рождения подскажет ему это.
      - Мой муж на год моложе меня, - сказала Эйден. - Он родился на острове Иннисфана, сразу после десяти часов вечера двадцать третьего июня года тысяча пятьсот пятьдесят пятого.
      Как раз в этот момент вернулся евнух с тончайшими чашечками горячего кофе и блюдом с маленькими коричневыми сладостями из дробленых орехов, кунжутовых семян и меда. Осман показал Эйден, как пить кофе, добавляя в него кусочки льда, чтобы охладить его, если он слишком горячий, и сахар, чтобы смягчить горечь. Эйден никогда не пробовала кофе и не была уверена, понравится ли ей.
      Осман, однако, залпом выпил свою чашку, щедро положив в нее сахару. Покончив с кофе, он поднялся и сказал вежливо:
      - Теперь, когда у меня есть нужные сведения, я могу составить твой гороскоп, Эйден. Если он будет благоприятным, ты можешь считать себя очень удачливой женщиной.
      Слова его предназначались евнуху. Его золотисто-карие глаза говорили о другом. Его ровный голос успокоил ее страхи.
      - Благодарю вас, господин Осман, - ответила она тихо.
      - Я не обману твоих ожиданий, - сказал он и вышел из комнаты.
      - Ты очень удачливая женщина, - возбужденно сказал евнух. - Это самый знаменитый астролог на всем Востоке. Из огромной южной пустыни приезжают короли, чтобы послушать его мудрые слова. Дей не принимает ни одного серьезного решения без совета Османа, но, несмотря на свою славу, он скромный и всеми любимый человек. Когда султан узнает, что ты приехала к нему не только с красивыми платьями и драгоценностями, но и с гороскопом, составленным самим Османом, твоя ценность еще больше возрастет.
      - Похоже, он добрый человек. - Эйден не знала, что еще сказать.
      Евнух повращал глазами. Этот человек с кожей кофейного цвета явно удивлялся ее глупости. Потом, насмешливо фыркнув, стал готовить комнату Эйден к ночи. Из ниши в стене он вытащил матрас и развернул его. За ним последовало довольно толстое одеяло - ведь ночь могла быть прохладной. На маленький низкий столик рядом с матрасом поставил кубок с фруктовым соком и маленьким блюдом клейких сладостей.
      - Тебе будет удобно, женщина, - сказал евнух. - Утром я разбужу тебя. Не пытайся выйти из комнаты ночью, потому что в полночь дей выпускает в гарем своих белых котов, а они нападают на все, что двигается в темноте.
      Он поклонился и ушел. Ей и в голову бы не пришло выходить из своей комнатушки, но она была довольна, что евнух поделился с ней этими сведениями. Как умно поступает дей, используя животных в качестве сторожей. Их нельзя подкупить или обмануть, как человека, и даже если бы кто-то попытался соблазнить их мясом, ему нужно было бы сначала обнаружить их. Весьма вероятно, что они напали бы раньше, чем их увидели. Очевидно, что Мег не вернется ночевать. Ей остается устроиться поудобнее и уснуть.
      Лежа на матрасе, Эйден вспоминала события последних нескольких недель. Как получилось, что и она, и Конн оказались впутанными в этот заговор? Ей нужно было бы отказаться, когда лорд Берли попросил ее сказать Кевену, что она осталась без гроша. Она должна была повиноваться мужу и не встречаться с этим мерзавцем. Ей нужно было уехать домой в Перрок-Ройял, но, в конце концов, просьба лорда Берли казалась такой невинной, да и кто мог вообразить, что Кевен Фитцджеральд поступит так подло. И уж конечно, Эйден не могла этого вообразить.
      Она глубоко вздохнула. Конечно, после ее исчезновения они должны были понять, что Кевен Фитцджеральд действительно намеренно впутал Конна, как и подозревал лорд Берли. Освободили ли они ее мужа, и как он сейчас? Осман сказал, что не может предотвратить ее отъезд к султану, но он обещал известить Скай, где она находится. Выполнит ли он свое обещание или, поразмыслив, решит, что ему незачем делать это? Она никогда не слышала, чтобы Скай упоминала о нем, но ведь она многого не знала о своей красавице золовке. Эйден погрузилась в беспокойный сон.
      Глава 9
      Конн Сен-Мишель узнал об исчезновении жены от ее верной служанки. Когда Эйден в тот вечер не вернулась в Гринвуд, Мег, не теряя времени даром, поспешила назад в лондонский Тауэр и потребовала встречи со своим хозяином. Стража не хотела впускать ее в этот поздний час, однако Мег с дерзостью, которая изумила даже ее саму, заявила:
      - Если вы не разрешаете мне повидаться с лордом Блиссом, я хочу увидеть начальника тюрьмы, и тебе лучше пошевелиться, приятель, потому что известие, которое я принесла, жизненно важно для безопасности ее величества!
      Был вызван капитан стражи, и Мег спокойно повторила ему сказанное. Капитан наклонился и понюхал, чем от нее пахнет, но не почувствовал запаха вина или эля.
      - Если ты даром отнимаешь у меня время, женщина, я позабочусь, чтобы тебя на месяц посадили в колодки! - пригрозил он. - Я не хочу выглядеть дураком перед сэром Джоном.
      - Тогда отведи меня к лорду Блиссу, - сказала Мег, - и пусть он судит о важности моих сведений.
      Поразмыслив, капитан стражи решил, что лучше всего последовать этому предложению. Если женщина лжет, ее должен наказать хозяин, и капитан не будет выглядеть глупцом перед своим начальником.
      - Очень хорошо, - ворчливо разрешил он, - ты можешь встретиться со своим хозяином, - и приказал одному из своих людей отвести Мег в камеру Конна.
      Конн играл в кости со стражниками, которые обрадовались, что игра прервалась, потому что, к своему большому неудовольствию, проигрывали.
      - В чем дело, Мег? - сказал Конн, вставая с пола, где сидел.
      - Ее светлость не вернулась домой, милорд. Она уехала в "Лебедь" и еще не вернулась.
      - "Лебедь"! - Конн мгновенно встревожился. - Зачем она поехала в "Лебедь", Мег? Она поехала к господину Фитцджеральду? Почему ты позволила ей сделать такую глупость?
      - Это не я, ваша светлость, это приказал человек королевы - лорд Берли! Это он послал миледи к господину Фитцджеральду, и она не вернулась домой! Мег заплакала, закрыв лицо руками.
      В ярости Конн скрипнул зубами. Ему следовало быть терпеливым. В том, что сейчас рассказала Мег, не было, на его взгляд, никакого смысла.
      - Подай стул для Мег, Клуни, - приказал он слуге, и после того, как Клуни выполнил приказ, он заботливо усадил служанку. Голосом, который, как он надеялся, прозвучал спокойно, сказал:
      - Послушай, Мег. Я хочу, чтобы ты в точности рассказала мне, что произошло после того, как вы ушли отсюда сегодня днем. Начинай сначала и ничего не пропускай.
      Мег посопела, а потом медленно, старательно вспоминая, начала рассказ.
      "Умная старая лиса", - подумал Конн, когда Мег закончила свой рассказ, В целом план был вполне здравым, но его жена попала в беду, чего, конечно, не учел Уильям Сесил. Главной заботой лорда Берли была безопасность королевы.
      - Как Эйден добиралась до "Лебедя"? - спросил он Мег.
      - Лорд Берли отправил ее в своей карете. Карета должна была ждать Эйден и привезти ее назад в Гринвуд, но домой она так и не вернулась. - Мег снова заревела. - Она так и не вернулась домой, - Принеси мне пергамент, чернил и перо, Клуни, - сказал Кони. - Я напишу письмо лорду Берли, а ты отнесешь его. Потом отвезешь Мег обратно в Гринвуд. - Он повернулся к Мег, чтобы немного утешить ее. - Мы найдем ее, Мег, не волнуйся. Господин Фитцджеральд не причинит ей вреда. Он жадный негодяй, но я не верю, что у него злой умысел.
      Лорд Берли готовился лечь спать, когда ему принесли послание Конна. Со вздохом он кликнул, чтобы прислали его кучера, а леди Берли легла спать, сочувственно поглядывая на него.
      - Я приказал тебе подождать леди Блисс, - без всяких предисловий начал Уильям Сесил, когда кучер вошел в его кабинет.
      - Из гостиницы выходит какой-то джентльмен и говорит мне, что ее светлость останется на ужин со своим кузеном и что я свободен на весь вечер. Я подумал, что это смешно, ведь леди - не моя хозяйка, однако я благодарю джентльмена и возвращаюсь домой, милорд.
      - Было ли похоже по выговору, что этот джентльмен - ирландец?
      - Да, милорд.
      - Черт побери! - выругался лорд Берли, повторив любимое ругательство королевы. "Что же наделал этот негодяй?" - Можешь идти, - он махнул рукой.
      - Надеюсь, я не сделал ничего дурного, милорд? - сказал кучер.
      - Нет, Джефферс, ты поступил так, как тебе приказали, что и должен делать прилежный слуга.
      Кучер вышел, а лорд Берли крикнул своего секретаря, усталого маленького человечка, который торопливо вошел в комнату.
      - Пошли нескольких вооруженных всадников в "Лебедь", что неподалеку от реки, и пусть они проверят, там ли еще господин Кевен Фитцджеральд. Если его там не окажется, выясни, кто с ним был и была ли с ними какая-нибудь леди. Торопись!
      Люди, носящие эмблему лорда Берли, были почтительно встречены хозяином "Лебедя".
      - Да, верно! Господин Фитцджеральд действительно является постояльцем этого заведения. Он и его приятель сняли несколько комнат на этом этаже, в задней части дома, потому что им хотелось тишины. Да, какая-то леди пришла к нему, и они все еще не выходили.
      Хозяин провел людей лорда Берли по узкому коридору к комнатам, которые занимал Кевен, и постучал в дверь, но ответа не последовало. Спустя секунду-другую дверь открыли, но комнаты были пусты. Люди лорда Берли вернулись к своему хозяину и доложили, что Кевен Фитцджеральд и еще какой-то джентльмен, иностранец, который утверждал, что он француз, хотя, по мнению хозяина, он больше смахивал на испанца, исчезли из "Лебедя" вместе с леди Блисс.
      Лорд Берли был поражен. Что случилось с леди Блисс? Всадников отправили назад, чтобы осмотреть "Лебедь" и местность по соседству. Никто не видел трех человек или по крайней мере не мог вспомнить о них. Задний двор выходил в проулок, ведущий к реке. Решили, что именно этой дорогой они сбежали из "Лебедя". Вероятно, они окликнули проплывавшего мимо лодочника. Но куда они отправились? Лорд Берли разослал агентов в разные концы города, и они расспрашивали каждого лодочника, которого могли найти на реке, но их было так много! Было бы чудом, если бы удалось найти того, кто подобрал трех пассажиров именно в этом месте и отвез их Бог знает куда.
      Уильям Сесил, лорд Берли, сейчас был уверен в одном. Лорд Блисс не участвовал ни в каком заговоре против королевы. Не существовало вообще никакого заговора, не считая мясника и двух его сыновей. Шпионы Уолсингема <Френсис Уолсингем (1530 - 1590) - государственный секретарь королевы Елизаветы.> не нашли никаких других участников, как не нашли и никаких намеков на испанский заговор против Елизаветы. Однако вскрылось одно интересное обстоятельство. Испанскому шпиону, ныне заключенному в Тауэре, была послана большая бочка вина. Поскольку он не получал ничего со дня своего заключения, бочку проверили и обнаружили записку, закатанную в маленький глиняный шарик.
      Записка гласила:
      "Ликуй, брат! Я скоро сниму позор, который ты навлек на нашу семью, и мы сможем не стыдясь смотреть в глаза нашему королю. Скоро будет еще одна записка. Будь осторожен! Твой брат Мигель".
      Лорду Берли это послание показалось довольно бессмысленным, но Уолсингем сказал, что, очевидно, у Антонио де Гуараса есть брат, который сейчас находится в Англии. По-видимому, этот Мигель де Гуарас был связан с Кевеном Фитцджеральдом, но какова истинная цель их поступков, он не может знать, пока они оба не будут взяты под стражу. Ордер на арест Кевена Фитцджеральда был уже выписан. Сейчас подписан и второй ордер на розыск испанца.
      Конна выпустили из Тауэра, он вернулся в Гринвуд и обнаружил, что Скай и Адам приехали из Королевского Молверна.
      - Я знаю, что мне запрещено появляться в Лондоне и при дворе, - сказала Скай брату, когда он задал вопрос, почему она приехала, - но королева и двор отъехали в летнее путешествие, а Чезвик - это не Лондон. Я хочу поговорить с лордом Берли. Ты и Адам попросите его прийти ко мне.
      - Чтобы к тебе пришел Уильям Сесил? - спросил Конн зло и недоверчиво. Только и всего, Скай? Приведите ко мне Уильяма Сесила! Я не желаю видеть этого человека! Это из-за него я потерял жену! Мою дорогую Эйден, мою жизнь! Мою жену и моего будущего ребенка! Они оба исчезли!
      Лицо Скай сморщилось от жалости к младшему брату. Она никогда не видела, чтобы он так страдал. "Бедный Конн, - думала она. - Самый красивый мужчина двора влюбился, а теперь эту любовь украли у него, и мир вокруг него рушится". Тонкими руками она накрыла его большие руки.
      - Послушай меня, Конн! Никто в этой семье не сможет лучше управиться с лордом Берли, чем я. Я не могу поехать в Лондон, не могу я и догонять его, если он уедет, чтобы присоединиться к королеве, а он, несомненно, скоро последует за ней. Я не уверяю, что его приезд сюда вернет Эйден, и тебе известно, кому отдана его верность. Может быть, он даже не сказал тебе всей правды этого дела, но мне он ее расскажет!
      Он смотрел на нее, на свою прекрасную, невероятно мудрую и знающую старшую сестру. В мире нет женщины, подобной Скай. Его красивое лицо сморщилось, и он заплакал, не стыдясь слез.
      - Помоги мне, Скай! Помоги мне найти мою Эйден! Скай баюкала брата на груди, гладила его волосы, бормоча какие-то успокаивающие слова, как ребенку.
      - Ну, Конн, мой милый братик! Хватит, любовь моя. Мы найдем Эйден, обещаю. Мы найдем ее.
      Странно, но Уильям Сесил не удивился, узнав, что Скай находится так недалеко от Лондона. Услышав просьбу Конна и Адама, он с готовностью приехал, ворча при этом:
      - Нет ничего, что я мог бы рассказать леди де Мариско, кроме того, что я уже рассказал вам, милорд Блисс. Однако я хорошо знаю вашу сестру, она будет терзать меня как терьер, если я не поговорю с ней.
      Приехав в Гринвуд, он отметил, что жизнь в деревне явно пошла ей на пользу. Она чуточку прибавила в весе, но это чрезвычайно шло ей. Подобно своей повелительнице, королеве, леди де Мариско, по его мнению, всегда была излишне изящной. У женщины должно быть немного мяса на костях. С вежливым поклоном он взял ее руку и поцеловал. Так он поступал не со всеми женщинами, потому что подражание французским манерам не нравилось ему. Но ее руки, как и руки королевы, так прекрасны! На ней было темно-синее шелковое платье, отделанное изящным кружевом, а аромат дамасской розы, исходивший от нее, пробудил в нем воспоминание о былых свиданиях.
      - Мадам, вы хорошо выглядите. Видимо, королева приняла правильное решение, отправив вас в Королевский Молверн.
      - Я скучаю по морю, - сказала Скай, что являлось некоторым отклонением от истины, однако в этой ситуации ей нравилось быть капризной. - Садитесь, милорд. - Он сел. - Вина? День очень теплый.
      Он отведал вина, а потом заговорил раньше, чем она могла наброситься на него с вопросами.
      - Так что же вы хотите от меня, леди де Мариско? Вы почти нарушили запрет королевы, находясь в такой близости от Лондона.
      - Я приехала бы прямо в Лондон, если бы считала, что это может помочь, сэр! Брат рассказал мне все, но сейчас я хотела бы услышать от вас, в какой заговор вы вовлекли мою невестку, после чего она исчезла.
      - В этом нет никакой особой тайны, мадам. Я попросил леди Блисс отправиться к господину Фитцджеральду и сказать ему, что ее состояние якобы должно быть конфисковано в пользу короны из-за того, что ее муж обвиняется в измене. Мои предположения весьма просты. Я хотел выяснить, существовал ли действительно заговор, грозящий жизни королевы, или этот Кевен Фитцджеральд просто пытался избавиться от вашего брата, чтобы жениться на его вдове, завладев при этом ее состоянием. Опасности не было.
      - Наверняка была, - резко бросила Скай, - потому что не исчезла же Эйден с лица земли, милорд? Где господин Фитцджеральд? Он объявился?
      - Ни одного из троих не видели с того вечера, как исчезла леди Блисс, сказал Уильям Сесил.
      - Троих? Разве был кто-то третий? Кто он?
      - Хозяин гостиницы "Лебедь" говорил, что человек выдавал себя за француза, но смуглый цвет его кожи делал его похожим на испанца. Наши шпионы установили, что у пойманного испанского шпиона, Антонио де Гуараса, есть брат Мигель, который сейчас находится в Англии. Мы считаем, что он и господин Фитцджеральд замешаны в этом деле, и уже выданы ордера на арест их обоих.
      - Но к чему столь изощренная выдумка с заговором? - недоумевала Скай. Испанцы не стали бы просто так, по доброте сердечной, помогать незаконнорожденному отпрыску какого-то ирландского попа. Интересно... - Она замолчала, размышляя, а лорд Берли улыбнулся про себя. Он почти видел, как работает ее гибкий ум. - Мои братья О'Малли, - заговорила Скай, - здорово надоели испанцам в Новом Свете. Они захватили больше галеонов богатых донов и привезли в Англию больше сокровищ, чем Дрейк и Хокинс вместе взятые. Может ли быть так, что этот заговор был придуман, чтобы остановить их? Если бы Англия казнила Конна, захотели бы его братья обогащать английскую королеву?
      - Хорошее предположение, мадам, - ответил Уильям Сесил, - ив целом это возможно, однако я удовлетворен тем, что против королевы не было никакого заговора и что ваш брат не повинен ни в каких дурных поступках. Это единственное, что имеет для меня значение. Если у испанцев есть зуб на вас и ваших братьев, леди де Мариско, это ваши проблемы, и к королеве они не имеют никакого отношения.
      - Хоть это и успокаивающее обстоятельство, милорд, - саркастически сказала Скай, - нам оно не подсказывает, что же именно произошло с леди Блисс. Не вылавливали ли вы из реки какие-нибудь тела, которые не могли опознать?
      - Нет, леди де Мариско, - последовал ответ.
      - Какие корабли вышли в тот вечер из лондонского Пула? - спросила Скай.
      - Корабли? Ну, я не знаю, мадам. Вы думаете, что господин Фитцджеральд мог похитить леди Блисс? Зачем ему это делать, скажите на милость? Она сказала ему, что осталась без гроша.
      - Не знаю зачем, милорд, но Эйден исчезла. Исчезла бесследно. Возможно, мы не можем ее найти, потому что ее здесь нет. Вы проверяли лодочников на реке?
      - Невозможно опросить их всех, хотя мы пытаемся это сделать, мадам.
      - Вы назначили вознаграждение, милорд?
      - Вознаграждение? - Лорд Берли выглядел озадаченным.
      - Это единственная разумная вещь, милорд. Вы не можете обойти всех лодочников, но предложите вознаграждение за сведения, и более чем вероятно, что лодочник, который вез этих троих, сам придет к нам.
      - Мадам, я больше не могу заниматься этим делом. Я должен присоединиться к королеве в Лонг-Медфорде, где она встречается с французскими посланниками по поводу брака с герцогом де Аленконом. Однако в ваших поисках ваша семья получит полную поддержку ее величества, а вам, мадам, я разрешаю въезд в Лондон, если необходимо, при условии, что там не будет ее величества. Однако, когда это дело разрешится, вам по-прежнему нельзя появляться в городе до тех пор, пока королева не отменит свой запрет.
      - Вы очень добры, милорд Берли, - сказала Скай со сладкой улыбкой, которая ни на секунду не обманула Уильяма Сесила. - Мы в самом деле расширим и усилим наши поиски. Так, значит, королева снова добивается брачного союза с Францией? Маленький герцог вдвое моложе ее, но он очаровательный мальчишка. - Скай опять улыбнулась.
      - Мне кажется, что из всех, кто знает ее, мадам, исключая меня, вы знаете ее лучше всего, - сказал Уильям Сесил.
      - Брак не состоится, - сказала Скай. - Она всего лишь ищет, чем бы ей развлечься. Она стареет, как и все мы, и иногда ей становится страшно. Она тоскует по своей молодости. Что хорошего принесет ей брак в ее возрасте, милорд? Она ведь, конечно, не может иметь детей?
      - Врачи уверяют нас, что может, - ответил лорд Берли, - и на этот раз я не так уж не уверен в серьезности ее намерений относительно брака. Законный наследник положил бы конец всем этим тайным проискам.
      - Похоже, мне предстоит удивиться, - сухо сказала Скай.
      Едва уловимая улыбка скользнула по губам лорда Берли и исчезла так быстро, что ни Скай, ни Адам, ни Конн не были уверены, действительно ли они видели ее. Уильям Сесил больше не интересовался их делом, и они поняли, что теперь им самим придется искать Эйден, независимо от того, что с ней случилось. Им не станут мешать, но и помогать не будут.
      Было нанято несколько глашатаев, и они стали разгуливать по берегу реки, предлагая вознаграждение любому лодочнику, которой мог бы сказать, на какой корабль в лондонском Пуле ночью в конце июня отвезли троих пассажиров. Адам уже говорил с начальником порта и узнал, что ночью двадцать четвертого июня из лондонского Пула вышли пять кораблей. Прошло несколько недель, но сведений не поступило. Конн от переживаний начал худеть. Каждый день глашатаи повторяли свое предложение, и каждый день за вознаграждением приходили несколько лодочников, но никто не назвал правильно ни состава пассажиров, ни настоящее их число, ни то, что вообще отвозил на корабль пассажиров, соответствующих данным описаниям. Скай начала сомневаться, что разыскиваемые ими люди вообще уехали из Лондона. Кроме того, они могли уехать по суше и покинуть Англию через другой порт.
      Наконец месяц спустя к дверям Гринвуда подошел какой-то лодочник, и был впущен в дом, когда сказал, что обладает нужными сведениями. Держа шапку в руке, он преклонил колени перед Скай, но она заставила его подняться.
      - Внимательно ли ты слушал глашатая, человек? Знаешь ли ты, кого мы ищем?
      - Да, миледи. Я отвез леди и двух джентльменов на корабль в лондонский Пул в ночь на двадцать четвертое июня! Они показались мне странными, но такому человеку, как я, лучше не задавать вопросов. Один джентльмен был разговорчив, и, как мне кажется, он ирландец. Другой, хоть и не говорил достаточно громко, чтобы я мог сказать точно, но он был иностранцем, в этом я уверен.
      - Что ты можешь сказать о женщине? - спросила Скай.
      - Да я ее и не разглядел, но она была без сознания. Ее муж, этот ирландец, сказал, что она не привыкла к хорошему вину и опьянела. Когда они поднимали ее на корабль, капюшон свалился с ее головы, и я увидел, что у нее рыжие волосы.
      - Это Эйден! - возбужденно воскликнул Конн.
      - Как назывался корабль? - спросила Скай.
      - "Газель", миледи.
      - В списках он есть, - сказал Адам. - Это торговое судно из Алжира.
      - Из Алжира? - разом воскликнули Скай и ее брат.
      - Так я получу вознаграждение, миледи? - с надеждой в голосе спросил лодочник.
      - Да, - ответила Скай, - получишь, потому что ты действительно заслужил его. - И, сунув руку в шкатулку, стоящую на столе в библиотеке, вынула кошелек и вручила его лодочнику. - У тебя есть семья? - спросила она.
      - Да, миледи.
      - Тогда отдай половину своей жене прежде, чем пойдешь и напьешься, улыбаясь, приказала она.
      Его глаза округлились, когда он ощутил тяжесть кошелька на своей ладони. Он ушел, неловко поклонившись в знак благодарности.
      - Зачем Кевену было тащить Эйден на борт корабля, готового к отплытию в Алжир? - спросил Конн.
      - Возможно, корабль должен был зайти в какой-нибудь порт, прежде чем плыть в Алжир, Конн, - сказал Адам. - Мы должны выяснить, заходила ли "Газель" куда-нибудь до того, как она доплыла до Алжира.
      - Зачем вообще было похищать Эйден? - вслух размышляла Скай. - И кто был спутником Кевена Фитцджеральда? На все эти вопросы нужно найти ответы. Сначала надо выяснить, часто ли заходит "Газель" в Лондон, а если заходит, мы можем что-нибудь узнать о ее хозяине.
      То, что они узнали, конечно, не порадовало их.
      "Газель" обычно плавала между Алжиром и Лондоном, не заходя по дороге ни в какие промежуточные порты. Хотя она привозила в Англию фрукты, изделия из сафьяна и обычную кожу, а назад увозила шерсть и олово, ходили слухи, что ее капитан, испанский вероотступник по имени Рашид аль-Мансур, торговал также молодыми девушками. Доказать это было невозможно, однако косвенные свидетельства тому существовали. Дальнейшие розыски помогли установить имя содержательницы публичного дома, которая, когда к ней пришли, сначала отпиралась, но, получив золотую монету, призналась, что продала девственниц-блондинок Рашиду аль-Мансуру всего несколько недель назад, перед его отплытием из Лондона.
      - Не понимаю, - сказал Конн, когда они вернулись в Гринвуд. - Эйден не блондинка и не девственница, она не очень молода и не красавица. Почему Кевен Фитцджеральд взял ее на борт корабля, направляющегося в Алжир?
      Ответов они не могли найти. А потом однажды днем в Гринвуд приехал клерк из торгового дома, принадлежащего Скай и ее деловому партнеру, сэру Роберту Смоллу, и попросил разрешения повидать леди де Мариско. Его провели к ней и, получив разрешение говорить, он сказал:
      - Один из голубей, которых вы используете в качестве почтовых, вернулся на голубятню совсем недавно. Это была не наша птица, миледи, однако, когда мы вынули письмо, которое она принесла, мы увидели, что оно адресовано вам. Меня немедленно послали к вам. Мне ждать ответа?
      Волна возбуждения охватила Скай, и она сказала:
      - Скажи мне, какого цвета этот голубь?
      - Коричневый с белым, миледи.
      - Это один из голубей, которых держали Робби и Халид эль-бей, когда были компаньонами, чтобы связь между ними никогда не прерывалась. Птицы жили на голубятне в нашем доме, который сейчас принадлежит Осману. Что хочет Осман сказать мне? Сейчас у меня нет никаких связей с Алжиром. - Она развернула записку и аккуратно разгладила ее, расправляя складки пергамента. Она медленно просмотрела написанное, а потом, оторвавшись, сказала ожидающему клерку:
      - Сейчас ответа не будет, но держи птицу, принесшую послание, наготове. Ее надо хорошо кормить, поить и дать ей отдохнуть.
      - Слушаюсь, миледи, - сказал клерк и, пятясь, вышел из комнаты.
      - В чем дело? - спросил Адам де Мариско жену.
      - Эйден в Алжире. Ее привез наш приятель Рашид аль-Мансур и продал дею. Тот послал ее в Стамбул в качестве подарка султану. Какой же я была дурой! Белокурые и светлокожие девственницы в самом деле высоко ценятся на Востоке, но это также касается и светлокожих женщин с рыжими волосами! Но какую роль в этом деле играет Кевен Фитцджеральд и его приятель? Нам нужно ехать в Алжир!
      - Конну надо ехать в Алжир, - спокойно сказал Адам. - Ты не можешь ехать, Скай, и ты знаешь это.
      - Я, конечно, должна ехать, Адам. Я знаю Осман-бея и знаю Восток.
      - Сейчас тебе запрещено уезжать из Англии, Скай, и я не позволю тебе снова сбежать и подвергнуть опасности всю нашу семью. Разве ты забыла о нашей дочери, Велвет, и об обещании, которое ты дала своей дочери Дейдре, - никогда не уезжать от нее снова? Конн должен ехать в Алжир, чтобы узнать об этом деле.
      О" может поехать с Робби, который завтра возвращается из Девона. Робби знает Алжир так же хорошо, как и ты, и он тоже знаком с Османом. Твой брат мужчина, и это его проблема. Ты больше не О'Малли, малышка. Теперь твоей главной заботой является твоя собственная семья.
      Она в досаде прикусила губу.
      - Но, Адам, я хочу помочь Конну!
      - Адам прав, - сказал Конн, заговорив в первый раз после того, как его сестра прочитала послание Османа. - Это не твоя схватка, Скай, а моя. Эйден моя жена, и я поеду в Алжир и узнаю, в чем дело, а потом, если ее там нет, поеду в Стамбул или еще куда-нибудь, но я найду свою жену и привезу ее домой. И нашего ребенка тоже.
      Скай посмотрела на младшего брата.
      - Сядь, - сказала она. - Мы должны поговорить о Востоке, и о том, как там обращаются с женщинами, и о том, что Эйден может быть силой взята другим мужчиной. Как ты будешь чувствовать себя, Конн, если обнаружишь, что твоя жена в гареме султана? Если обнаружишь, что Эйден - самая любимая новая игрушка султана? Будешь ли ты по-прежнему любить ее? Захочешь ли ты по-прежнему вернуть ее домой?
      - Ради Бога, Скай, как ты можешь задавать мне такие вопросы?
      - Я говорю тебе все честно, брат. К тому времени, как ты найдешь Эйден, она уже будет много месяцев оторвана от тебя. Она не девственница. Что, если Рашид аль-Мансур, капитан, воспользуется своим положением? Так могло случиться. Тот факт, что она недавно забеременела, не отпугнул бы его, если бы он возжелал ее. Что, если она понравится султану? Что ты будешь делать? Как ты будешь себя чувствовать?
      - Я люблю Эйден, - ответил Конн. - Если другие мужчины обладали ею, то я знаю, что это было против ее воли. Как я могу обвинять ее, Скай? Я бы скорей предпочел, чтобы она подчинилась, чем убила бы себя от стыда. Я хочу вернуть свою жену! Я поеду хоть на край света! Я все сделаю, чтобы вернуть Эйден домой.
      "Хватит, - подумала про себя Скай. - Что Конн знает о том, как чувствует себя женщина и как она сопротивляется, когда ее принуждают или когда она испытывает сильное душевное волнение?" Он не знал, какие мысли обуревали ее, но было достаточно, что он хотел вернуть Эйден независимо от того, что с ней случилось. По своему собственному опыту пребывания на Востоке она считала, что капитан, который вез Эйден, слишком хорошо знал, сколько она может стоить, чтобы изнасиловать ее, хотя брату она сказала другое. Дей не тронул бы ее, потому что отсылал ее в качестве подарка султану в Стамбул. Что касается султана, то в его гареме слишком много женщин. Существовала вероятность, что он не увидит ее в течение многих месяцев, хотя она и была подарена деем. Вполне возможно, что они смогут вернуть Эйден невредимой, если вообще это возможно.
      Елизавета Тюдор могла держать Скай О'Малли далеко от моря, но сам характер ее деятельности требовал, чтобы она знала все о политике стран, с которыми торговали ее корабли. Флот О'Малли - Смолл многие годы торговал с Левантом <Старинное название стран восточного побережья Средиземного моря. Малой Азии, Сирии и Египта.> и Стамбулом. В течение нескольких лет они благоразумно держали в столице Оттоманской империи своего посредника, а всего три года назад объединились еще с двумя посредниками, сэром Эдвардом Осборном и господином Ричардом Стейпером, крупными лондонскими торговцами, которые присматривались к товарам, ввозимым кораблями Скай и Робби в последние несколько лет. Они пришли к заключению, что оживление торговли с Левантом может оказаться выгодным делом. Присутствие посредников Осборна и Стейпера вместе с посредником О'Малли - Смоллом давало возможность представителю сэра Эдварда, Уильяму Харборну, свободно вести дела и обеспечивало ему беспрепятственный доступ во владения султана. Господин Харборн вскоре должен был отплыть в Стамбул.
      Скай все это знала. Ее сведения были более свежими и поступали к ней раньше, чем к королеве. Она знала, что правящий султан Мюрад III - молодой человек, которым управляют два порока: неутолимая похоть и неистовая алчность. Вместе с надеждой, что он никогда не увидит Эйден и она никогда не привлечет его внимания, всегда существовала и вероятность обратного. Однако эти мысли она держала при себе. Доставить Конна в Стамбул просто, Совершенно немыслимой представлялась проблема освобождения Эйден из липкой паутины, в которой она запуталась.
      Скай взглянула на брата.
      - Я могу доставить тебя в Стамбул, и сделаю это быстро. Однако сначала ты должен попасть в Алжир и поговорить с моим старым другом Османом. Но до этого мы должны обсудить, как вернуть Эйден. Ты не можешь просто так явиться в Стамбул и сказать султану, что хочешь получить жену обратно. Согласно исламу, нельзя брать жену живого человека себе в жены или в наложницы, но только очень совестливые люди придерживаются этого правила. Хотя султан называет себя "защитником веры", он может справедливо возразить, что, поскольку ты не мусульманин, к тебе это правило не относится. И ты не сможешь решить, что делать, пока не установишь местонахождение Эйден.
      - Я не понимаю, - сказал Конн.
      - Осман пишет, что дей посылает ее султану в качестве подарка. По традиции его гарем огромен. Вполне возможно, что он даже не увидит ее. С другой стороны, султан Мюрад известен своим большим аппетитом на женщин. Про него говорят, что его похоть заставила поднять цены на красивых рабынь, а его евнухи опустошают невольничьи рынки Стамбула. Поэтому она может быть показана ему довольно быстро, особенно если учесть, что является подарком алжирского дея. Существует иная возможность. Султан может подарить ее кому-то, кто удостоится такой чести либо в Стамбуле, либо где-нибудь еще. И, наконец, последняя возможность, которая наиболее неприятна. Эйден может умереть.
      - Умереть? - На его лице появилось выражение ужаса.
      - Она может умереть при родах, Конн. Она может восстать против своей судьбы и быть казнена. Она могла просто не перенести путешествия до Стамбула. Мы должны думать обо всех этих вещах. У Осман-бея есть возможность связаться со Стамбулом, у него там много друзей, и он хорошо известен в империи султана. Через несколько дней я выпущу голубя, который прилетел от Османа, с сообщением для него. Я попрошу его, чтобы он узнал, добралась ли Эйден благополучно до Стамбула и жива ли она. Надо надеяться, что эти новости будут ждать тебя, когда ты доберешься до Алжира. Тогда, если все будет хорошо, ты должен плыть в Стамбул. Отправляйся немедленно, пока не начались осенние шторма.
      - А ты помнишь, не правда ли, сестрица, что мой желудок не ладит с морем? - Он улыбнулся.
      - Я помню, что он немного нежный, Конн.
      - Нежный! - Он расхохотался. - Да, мягко сказано, нежный! Я хорошо помню, как Брайан поносил меня, когда я был мальчишкой. Он не мог понять, как это мне может быть плохо, когда так восхитительно воет северо-восточный ветер.
      - Брайан, - сказала Скай о своем старшем брате, который был на несколько лет старше Конна, - не понимает значения слова "нежный". Он последыш какого-то налетчика-викинга, оставившего след в семье. Он груб и прямолинеен и обладает тактом взбесившегося быка. Тем не менее он надежный человек, чтобы прикрывать тебе спину в драке. Я собираюсь послать за ним, а также за Шоном и Симусом, чтобы они поехали с тобой в Стамбул.
      - Ему не понравится служить под командой Робина, - понимающе сказал Конн.
      - Да, не понравится. Никому из них не понравится, но я заставлю их помочь тебе. Каперство привило им вкус к добыче, - мудро заметила она. - Наши братья не сентиментальны.
      - Я сделаю так, чтобы это путешествие оказалось выгодным для них, Скай. Очень любезно, что ты предлагаешь такое, но я сам богатый человек, и Эйден моя жена.
      Она была готова вступить с ним в спор, когда вспомнила слова Адама: "Ты больше не О'Малли". Проглотив свои возражения, она сказала:
      - Ты прав, Конн, - и глаза Адама засветились одобрением.
      Послали за старшими братьями Конна, и они приехали из Ирландии с брюзжанием и ворчанием. Они приплыли прямо в лондонский Пул, где их ждала барка Скай. На этой барке они и прибыли в Гринвуд. Она смотрела, как они легким шагом поднимались по лужайкам от причала.
      Они были такими же большими, как и их отец. Огромные, неопрятные мужчины с косматыми черными бородами и гривами густых черных волос. Конн, конечно, значительно красивее, чем его братья, одетые в темные клетчатые штаны и коротенькие куртки из оленьей кожи без рукавов. Они были подпоясаны широкими кожаными ремнями с узорными серебряными пряжками. Брайан и Симус носили по золотой серьге в правом ухе, а у Шона на каждом пальце обеих рук было по кольцу. Влюбленные в море, они уважали и любили его даже больше женщин, на которых были женаты, славя или браня бешеные волны, по которым они плавали, на своем родном ирландском, кельтском языке, а иногда ругались на странной смеси кельтского и английского, которым все больше и больше в эти дни пользовались ирландцы.
      - Боже милосердный, - тихо сказал Конн. - Неужели совсем недавно я походил на них?
      - Прошло четыре года, - ответила Скай. - Ты сожалеешь о своем решении?
      - Нет! - сказал он так искренне, что она рассмеялась.
      Братья по очереди заключили Скай в медвежьи объятия, а потом повернулись и осмотрели своего младшего брата с выражением, похожим на восхищение. Потом старший, Брайан, сказал ехидно:
      - Неужели этот надушенный английский щеголь действительно наш брат?
      Шон и Симус стояли рядом с ним, глупо ухмыляясь. Конн вытянулся в полный рост, став на добрый дюйм выше остальных, и, глядя на них сверху вниз, с манерной медлительностью, принятой при дворе, произнес:
      - Конн Сен-Мишель, лорд Блисс. Как ты считаешь, дражайшая сестрица, могут ли эти три лохматых зверя сопровождать меня в моем путешествии в Берберию? Лучше позволь мне взять их на травлю медведей, чтобы они могли подраться с псами. Они и впрямь походят на зверей, и я, вероятно, могу нажить состояние, показывая их.
      - У тебя весьма ядовитый язык для человека, который попросил нас о помощи, братик, - сказал Брайан на довольно хорошем английском.
      - Значит, ты понял меня, Брайан? А другие? Я рад, что ты наконец понимаешь настоящий английский. Интересно, с чего бы это после стольких лет вы не посчитали за труд поучиться ему?
      - Нельзя сражаться вместе с англичанами на Испанском Мейне <Испанский Мейн - название, используемое в XVI - XVII вв. для испанских владений на побережье Южной Америки, от Панамы до Ориноко. Так же называли и Карибское море.> и не научиться говорить на их проклятом языке, - сказал Брайан. - Мы даже кое-как разбираемся во французском и испанском. Кроме того, воюя последние несколько лет вместе с англичанами, а не против них, я завоевал даже недоброжелательное восхищение этих ублюдков. - Он оглядел Конна. - Кажется, они хорошо обошлись с тобой, братец.
      - Давайте войдем в дом, - пригласила Скай. - Нам нужно многое обговорить, и, кажется; собирается дождь.
      Они прошли в дом, в библиотеку Гринвуда. Там их ждал Адам де Мариско. Брайан, Шон и Симус с восторгом приветствовали его - он был единственным англичанином, которого они любили и которым восхищались.
      Он усадил их поудобнее, предложил взять кубки густого бургундского вина с виноградников, которыми владела во Франции его мать. В большом камине горел уютный огонь, выгоняя из комнаты сырость дождливого августовского дня. Скай оказалась права: по оконным рамам уже застучали капли дождя. Они одновременно выпили все до дна, а потом Брайан сказал:
      - Сейчас мы должны были бы плыть через Атлантику.
      - Сейчас неподходящее время года, чтобы плыть туда, куда вы собирались, сухо ответила Скай. - Конну нужна ваша помощь, и вам придется отплыть в более спокойные воды.
      Брайан выпил еще одну порцию вина и посмотрел на Конна.
      - Ну? - спросил он.
      - Как вы наверняка знаете, потому что я писал матери об этом прошлой зимой, я женился в день святого Валентина на Эйден Сен-Мишель. Ее мать звали Бевин Фитцджеральд, она была дочерью человека по имени Роган Фитцджеральд, родственника Элизабет Фитцджеральд, богатой наследницы из Килдэра. Мать Эйден умерла много лет назад, а ее отец умер в прошлом году. Он оставил ее заботам королевы, и она поженила нас и была на нашей свадьбе. В мае человек по имени Кевен Фитцджеральд, объявивший себя двоюродным братом Эйден, приехал в Англию. В конце июня моя жена была похищена этим человеком.
      - Боже милостивый! - воскликнул Брайан О'Малли. Его брат оказался втянутым в такие трагические события. - Дай-ка мне подумать, - попросил он. - Он украл девушку, увез домой в Ирландию и держит ее там ради выкупа. Ты хочешь, чтобы мы освободили твою жену и повесили этого милого подлеца Кевена на нок-рее. Договорились, Конн! Сейчас ты можешь зваться Сен-Мишелем, но для нас ты по-прежнему О'Малли.
      - Я благодарен тебе, брат, - спокойно сказал Конн, - но все случилось не совсем так. Кевен Фитцджеральд отвез мою жену в Алжир и продал в рабство.
      Пока его братья молча таращились на него, раскрыв рты от удивления, он объяснил им, что случилось.
      - Сначала я собираюсь побывать в Алжире, а потом в Стамбуле, чтобы спасти Эйден. Мне нужны в спутники надежные люди, а кто может быть лучше сыновей Дубдхара О'Малли? Я позабочусь, чтобы в деньгах вы не нуждались. А кроме того, братья, у вас будет много приключений, их хватит на всю вашу жизнь. Думаю, вам следует отдохнуть от испанцев.
      Несколько минут Брайан О'Малли и его братья сидели молча, потом Брайан сказал:
      - Мы не возьмем у тебя ни пенни, Конн, за это дело. Если мы немного заработаем по дороге, тем лучше, но твоя жена из нашего рода, и мы не можем брать от тебя вознаграждение за помощь нашей родной сестре.
      - Лучше, если бы ты принял мое предложение о деньгах, - сказал Конн. Тебе нельзя будет пиратствовать в турецких водах, Брайан. Это может повредить торговле Скай с султаном. Я не позволю этого.
      - Ах, парень, не ломай себе голову, - сказал Брайан с ухмылкой. - Мы всего лишь захватим несколько богатых берберийских торговцев из Турции по дороге домой, после Гибралтара. Это окупит потраченное нами время и ничего больше.
      Скай рассмеялась.
      - Ну, Брайан, - сказала она, - вижу, что у тебя за последние годы появилось чувство юмора. Остался, однако, еще один вопрос, и я знаю, это немножко не понравится вам. Командовать в этом путешествии будет сэр Роберт Смолл. Не потому, что он лучший моряк, чем вы, это совсем не так, а потому, что он в течение многих лет торговал в Леванте и знает тамошние обычаи и порядки. Надеюсь, вы понимаете?
      - Конечно, понимаю, Скай, - добродушно сказал Брайан. - Откуда, черт побери, нам знать Берберию или турок? Твой Робби будет очень нужен нам, и я обещаю, что мы будем слушаться его, даже если мы и лучше знаем море, чем этот маленький англичанин. Когда мы отплываем?
      - Я хочу, чтобы ваши корабли перевернули, очистили дно, починили и снабдили продовольствием за счет Конна, - сказала Скай. - Если нам повезет, мы будем готовы отплыть через десять дней. Я поставлю своих людей на эту работу. Пусть ваши матросы лезут из кожи вон, но после отплытия ты должен навести жесткую дисциплину.
      Брайан кивнул.
      - Я не возражаю против всего этого, Скай.
      - Вы все оставайтесь здесь, в Гринвуде, - сказала она. - В Лондоне чумы нет, несмотря на жаркое лето.
      - Как ты думаешь, мы сможем увидеть королеву? - спросил Шон О'Малли. Говорят, она самая прекрасная женщина в христианском мире.
      - Королева никогда не бывает в Лондоне в это время года, - сказала Скай огорченному брату. - Она проводит летние месяцы в путешествии по стране. Народ ликует, когда видит ее.
      У Шона был расстроенный вид.
      - Я не ожидал, что моя нога когда-нибудь ступит на эту землю, но уж раз я здесь, то по крайней мере надеялся хоть мельком увидеть эту ведьмину дочку, сказал он.
      Скай взглянула на Адама, и они оба подавили смех.
      Потом Скай сказала;
      - Мать Елизаветы Тюдор не была ведьмой, Шон. Она была просто решительной женщиной, такой же, как и ее дочь.
      - Ну тогда, - ответил он, - что же еще остается делать в этом вонючем городе?
      - Думаю, вам придется по вкусу травля медведей, о которой уже говорил Конн. Летом и в городе, и за городом много увеселений на открытом воздухе. Можно посостязаться в стрельбе из лука, это, я думаю, вам понравится, есть ярмарки, а некоторые лондонские гостиницы - лучшие в мире. Конн и Адам могут показать вам город.
      Трое братьев О'Малли закивали, а Брайан сказал:
      - Есть ли здесь продажные девки, Скай? Мы слышали, что лондонские шлюхи полногрудые и красивые. Адам усмехнулся.
      - Да, наши девушки славятся своим гостеприимством, Брайан. Конечно, прошло много лет с тех пор, как я испытывал потребность или даже желание воспользоваться такой компанией. - Он посмотрел на Конна. - Твой опыт гораздо новее по сравнению с моим.
      Конн не мог удержаться и хохотнул.
      - Да, - признался он с некоторой неохотой, - это так, и я буду рад помочь моим старшим братьям выбрать нужное направление. Однако есть одно обстоятельство, Брайан. Хорошая шлюха - дорогая шлюха. Ты должен понимать это. Не должно быть никакой торговли из-за цены, особенно после того, как ты попробовал товар.
      - Иными словами, - сказал Брайан сухо, - ты не хочешь, чтобы мы вели себя как неотесанные мужланы, за которых нас принимаешь.
      Конн и глазом не моргнул.
      - Да, - ответил он, и Брайан рассмеялся. Братья О'Малли от всей души наслаждались пороками Лондона. Хотя Адам и Конн обещали сопровождать их, ни один из них не имел большой склонности к питью и разврату. Они подсказали троим братьям, куда пойти, а иногда помогали попасть в лучшие бордели города. Вымытые и подстриженные, Брайан, Шон и Симус О'Малли оказались красивыми, представительными мужчинами. Золото в их карманах делало их еще более желанными, поэтому Скай мало виделась с ними во время их пребывания в Лондоне.
      Сэр Роберт Смолл, деловой партнер Скай, прибыл из своего дома Рен-Корт в Девоне. Он был в плавании прошлой зимой, когда Конн и Эйден поженились, но по возвращении приезжал в Королевский Молверн повидаться со своей сестрой и познакомился с женой Конна. Ему очень понравилась Эйден, и он заявил об этом совершенно недвусмысленно, к полному удовольствию четы де Мариско. Он был маленького роста, его рыжие волосы начали редеть, но ярко-синие глаза были такими же острыми, как и всегда.
      Глядя на Конна, он сказал:
      - Королева сделала тебе еще один подарок, Конн, приятель. Твоя милая женушка, на мой взгляд, слишком хороша для тебя, но я вижу, она тебя любит. Будь к ней добр, или я с тобой расправлюсь.
      Эйден подобающе зарумянилась, а сестра Робби Сесили, сказала:
      - Все, кто знаком с Эйден, любят ее, Робби. Робби был до глубины души потрясен, узнав о том, что произошло с Эйден. Кроме Скай, он единственный понимал истинную серьезность стоящей перед ними задачи. До Конна тоже начало кое-что доходить. Что же касается его старших братьев, для них это было еще одно веселое приключение.
      - Как, черт возьми, мы можем вытащить ее из гарема султана, Скай? спросил Робби вечером накануне отплытия. Они сидели за столом в семейной столовой Гринвуда. - Если женщина попала туда, вытащить ее невозможно. Оттоманский султан не отдает рабов за выкуп. Черт! Все женщины в его гареме рабыни. Я никогда не слышал, чтобы какая-нибудь женщина из гарема султана вышла оттуда, не считая тех случаев, когда ее посылали в подарок кому-то, кому султан хотел показать свое уважение, или когда она умирала.
      - Нужно найти способ, Робби, - сказал Конн. - Если Эйден не умерла по дороге в Стамбул, мы должны найти способ спасти ее и моего ребенка.
      Роберт Смолл поджал губы и наморщил лоб в раздумье. Наконец он сказал:
      - Ну, если и есть способ, паренек, я хоть убей не могу сейчас ничего придумать. Однако путь до Стамбула неблизкий, мы придумаем что-нибудь.
      - Вам понадобится надежный источник кредита, - сказал Адам.
      - - Нашими банкирами здесь, в Лондоне, является еврейская семья по фамилии Кира. У них есть люди, обычно члены их семьи, почти в каждом большом городе Европы. Я уверена, что есть кто-то и в Стамбуле, кто сможет помочь нам, сказала Скай. - Я приглашу их приехать в Гринвуд, и мы поговорим с ними.
      Почти немедленно был отправлен лакей, и, ко всеобщему удивлению, господин Эли Кира приехал с ним в тот же вечер. Он был высоким, худощавым человеком с седыми волосами и серьезными темными глазами, в которых тем не менее иногда вспыхивали искорки смеха. Он был одет в длинную, подбитую мехом мантию из черного бархата. На голове - плоская бархатная шапка, которую носили почти все деловые мужчины в городе, а на шее висела тяжелая золотая цепь прекрасной работы.
      - Увидев корабли, которые готовятся к плаванию и пришвартованы около ваших складов, - сказал он, - я предположил, что вам нужно повидаться со мной до отплытия. Я и сам на днях уезжаю во Францию. В Париже на прошлой неделе скончался мой брат, и я вынужден поехать туда, чтобы решить, кто из его сыновей-близнецов более способен к ведению дела. Чем могу помочь вам, мадам?
      - Мой брат должен ехать в Стамбул, господин Кира, и мы должны знать, есть ли там кто-нибудь из членов вашей семьи, у кого мы могли бы получить кредит с учетом наших вкладов в вашем банке в Лондоне.
      - Стамбул? Стамбул, мадам, это центр нашего семейного банковского дела. Наш двоюродный дед имел там небольшое дело много лет назад, но взлет деловой активности стал возможным благодаря моей тетке Эстер. Сейчас наш банкирский дом - один из самых надежных банкирских домов в мире. Эстер Кира, да благословенно будет ее имя, по-прежнему правит семьей в Стамбуле в свои восемьдесят восемь лет! Конечно, главой семьи считается ее сын, Соломон, но в действительности всем заправляет моя тетка. Если вы поедете в Стамбул, мы с большой готовностью поможем вам. Скай заинтересовалась.
      - Как получилось, - спросила она Эли Кира, - что ваша тетка достигла такого богатства и власти?
      - Тетя Эстер и ее брат, мой отец Джозеф, да благословенна будет его память, рано осиротели. Их вырастил в Стамбуле дядя, но ее собственный отец был младшим братом в семье. У нее не было приданого, и поэтому в двенадцать лет она уже торговала в гаремах богатых людей. Она была настолько удачливой, что ее слава росла. В, шестнадцать лет ей разрешили доступ в гарем султана. В двадцать она познакомилась и стала лучшей подругой любимой жены султана Селима, чей сын, Сулейман, должен был стать султаном после смерти своего отца. Этой женщиной была знаменитая Кира Хафиз, и их дружба принесла моей семье невероятную удачу. В пределах Оттоманской империи мы освобождены от уплаты налогов благодаря какой-то таинственной услуге, оказанной моей теткой семье султана. Моя тетка назвала своего старшего сына, Соломона, в честь старшего сына Киры Хафиз, великого правителя Сулеймана Великолепного. В течение многих лет у моей тетки не было необходимости заниматься торговлей среди женщин султанского гарема, но тем не менее она продолжает делать это, потому что, я подозреваю, ей скучно сидеть во внутреннем дворе дома, рассказывая сказки правнукам. Поскольку она была подругой Киры Хафиз, она подружилась с фавориткой султана Сулеймана, госпожой Хуррем, с любимой женой султана Селима II, госпожой Hyp У Бану, и с Сафией, которая сейчас является любимой женой правящего султана Мюрада III.
      Конн почувствовал, как от возбуждения по его телу побежали мурашки.
      - Тогда, - сказал он, - вероятно, ваша тетка по-, может мне в одном довольно тонком деле, с которым я столкнусь, когда буду в Стамбуле.
      - Конн, - нервно вмешалась Скай. - Я не знаю, мудро ли обременять господина Кира нашими проблемами.
      - Если я хочу получить помощь его тетки, я должен довериться ему.
      - Нет, милорд, - возразил Эли Кира, - ваша сестра права. Не доверяйтесь мне. Поскольку мне не суждено быть в Стамбуле, то нет необходимости знать ваши проблемы. Вместе с аккредитивом я дам вам письмо для моей тетки, в котором будет сказано, что вам можно доверять и что семья должна помочь вам, если при этом они не будут подвергать опасности себя. Мне лучше ничего не знать о ваших делах. Если это дело опасное, чем меньше людей будут знать о нем, тем лучше.
      Уладив дело, Эли Кира уехал. Он проследит, чтобы утром необходимые сведения и бумаги были отправлены в первую очередь. На Восток послали трех гонцов. Первым должен был быть голубь, который долетит до Парижа, где с его лапки снимут послание и привяжут его к лапке другой птицы, которая полетит до следующего места назначения, где письмо будет передано следующей птице, и так далее, пока последний голубь не долетит до Стамбула. Два других гонца начнут свое путешествие морем, но только человек, следующий по южному маршруту, через Средиземное море, проделает весь путь на корабле. Другой человек доберется морем до Гамбурга, а оттуда поедет верхом, через немецкие государства до северных границ Оттоманской империи, и будет добираться до Стамбула.
      Очень вероятно, что все три гонца Эли Кира благополучно доедут до Стамбула в положенные сроки, но подстраховаться всегда полезно. Когда Конн О'Малли доберется до столицы Оттоманской империи, там не будет никаких сомнений относительно того, кто он. На Кира можно было положиться.
      Три старших брата О'Малли отсутствовали дома несколько последних дней, но когда корабли выходили из лондонского Пула, Брайан, Шон и Симус были на борту вместе с верными матросами. Правда, многие матросы в этот первый день выглядели усталыми. Учитывая свой небольшой опыт, Конн понимал, что предпочтет плыть с этими, обученными О'Малли и заслуживающими доверия матросами, чем с любыми другими.
      Конн попрощался с сестрой и ее мужем в Гринвуде. В синих глазах Скай стояли слезы, когда она поцеловала его. Он смахнул рукой ее слезы и сказал с кривой ухмылкой:
      - Единственная опасность, которая мне грозит, Скай, это морская болезнь.
      Она ласково засмеялась.
      - Ты был самым плохим мореходом из всех нас, а ты ведь сын Дубдхара О'Малли.
      - Семя старика, вероятно, ослабло, когда я был зачат, Скай. Я получил все обаяние, которое Бог забыл дать моим братьям, но вместе с этим и слабый желудок.
      - Не испытывай судьбу, Конн. Ты не поможешь Эйден, если погибнешь, а я знаю, что она жива. Я чувствую это! Обязательно передай мое письмо Осману. Скажи, что мне жаль, что я не смогла приехать сама, я стараюсь не противиться своей судьбе. Он поймет. - Она крепко обняла его, поцеловала в обе щеки и сказала:
      - Да поможет, тебе Бог, братец, да поможет тебе пресвятая Богородица быстро возвратиться домой вместе с Эйден.
      - Не беспокойся, Скай, - сказал он, - я вернусь с Эйден, обещаю. Со мной не случится того, что случилось с Найлом, если тебя беспокоит это. - Крепко обняв ее, он повернулся к зятю, и мужчины пожали друг другу руки.
      - - Она сказала все, - улыбнулся Адам, - но так она делает всегда. Удачи, парень! Вы оба скоро вернетесь к нам, я уверен в этом!
      Гринвудская карета отвезла Конна в лондонский Пул, где его переправили на корабль Робби, совершенно новое " судно; на нем капитан из Девона предпринял свое первое плавание прошлой зимой. Корабль назывался "Счастливое путешествие", и Робби раздувался от гордости; хваля его скорость и маневренность. Конн будет делить с Робби каюту капитана в этом путешествии.
      Оглядывая просторную каюту, Клуни удовлетворенно улыбался.
      - Да, нам будет удобно здесь, милорд, и я рад снова почувствовать палубу под ногами.
      Конн ничего не сказал. До сих пор его желудок, казалось, справлялся с качкой, но не стоило искушать судьбу. Он чувствовал движение корабля, прокладывавшего путь среди пришвартованных судов и выходившего в Темзу.
      - Думаю, мне надо выйти на палубу. Клуни, - сказал он. Он не заметил, что слуга ухмыльнулся. Тот знал про позор семьи О'Малли, поскольку желудок Конна всегда был предметом разговоров жителей Иннисфаны. На палубе он чувствовал себя хорошо, вдыхая запахи реки и в глубине души надеясь, что он и вправду перерос свою постыдную болезнь.
      День выдался солнечным и теплым - ничто не предвещало наступающую осень. Легкий ветерок наполнял паруса, и корабль медленно и уверенно спускался по Темзе к открытому морю. Они миновали Стренд. Там, на покрытой пышной растительностью зеленой лужайке Гринвуда, стояли его сестра, ее муж и все слуги. Они махали руками, выкрикивая пожелания доброго пути и удачи ему и его флотилии из четырех кораблей. Он помахал им в ответ, глаза его увлажнились от душевного волнения. Он стоял, следя за ними, до тех пор, пока река не сделала поворот и они не исчезли.
      Немного позже они прошли Гринвич, пустой и тихий в отсутствие двора. Это было любимое место королевы, и он понял, почему, когда рассматривал его с борта корабля, почувствовал, как сжалось его сердце, - именно там он впервые увидел Эйден. Там они поженились, и оттуда отправились в путешествие в столь любимый Эйден Перрок-Ройял. Он хотел, чтобы она невредимой вернулась домой. Он намерен найти ее, несмотря ни на какие препятствия. Разве не он говорил ей, что их любовь вечна? Он молился, чтобы она не забывала об этом, где бы она ни была.
      Местность была ровной, и по левому борту ему был виден Саутенд. Конн знал, что за ним находится Маргейт, а потом та часть моря, которую называли Английским каналом. "Счастливое путешествие" вышло из Темзы с изяществом танцующей девушки, и, почувствовав знакомую качку несущегося по волнам корабля, сердце Конна застучало от четкой уверенности, что величайшее приключение, которое когда-либо предстояло ему пережить, наконец началось,
      Часть 3
      ЗАМОРСКИЙ ПОДАРОК
      Глава 10
      Теплый осенний ветерок ласкал щеки, когда корабль приближался к громадному городу, называемому городом Константина. Хотя, петляя среди греческих островов, корабль несколько раз делал остановки, чтобы пополнить запасы пресной воды, ей не позволяли сходить на берег. Она считалась слишком ценным товаром, который надо было оберегать. Уже много недель ее нога не ступала на твердую землю, и она с нетерпением ждала, когда сможет это сделать. Путешествие нельзя было назвать неудобным. Наоборот. Все делалось для того, чтобы обеспечить ей все удобства. Тем не менее за всю свою жизнь она никогда не чувствовала себя такой ограниченной в своих действиях.
      За каждым ее движением следили. В Алжире она была не свободна, а на корабле, ставшем ее тюрьмой после отплытия, ее права стали еще более ограниченными.
      Она провела во дворце дея целую неделю, прежде чем ее доставили в закрытом паланкине в порт и посадили на корабль. Вскоре после рассвета, на второй день ее пребывания в Алжире, дверь ее комнаты внезапно распахнулась, и она испуганно села, когда в комнату вошла Мег.
      Эйден быстро вскочила.
      - С тобой все в порядке, Мег? Маргарет Браун смотрела на свою подругу какими-то остекленевшими глазами.
      - Со мной все хорошо, - сказала она. - Вероятно, я устала, а все остальное чудесно.
      Эйден не терпелось расспросить ее.
      - Дей... - начала она, но Мег оборвала ее.
      - Я больше не девственница, - тихо сказала она. - Он не молодой мужчина, Эйден, но он, несомненно, силен, и недобрым он не был.
      Эйден обняла девушку и нежно баюкала ее.
      - Если я чем-то могу помочь или что-то объяснить тебе, Мег, ты только спроси. Я бы так и сделала вчера вечером, но они слишком быстро пришли за тобой.
      - Со мной все хорошо, - в третий раз повторила белокурая девушка, - и я примирилась с тем, что мне предстоит провести остаток дней здесь, с моим повелителем и хозяином. В этой жизни я никогда не увижу Кент. Это не самое худшее, что могло произойти со мной, Эйден. Я даже могу родить ребенка. Фаворитки дея по-прежнему рожают детей, а ребенок будет для меня целым миром. Он будет моим, моей семьей.
      Потом Мег свернулась на матрасе, на котором недавно лежала Эйден, и уснула. Когда она проснулась, казалось, что голова у нее стала ясной, а синие глаза оживились, однако ее взгляд на свое положение не изменился. Она решила смириться со своей участью рабыни и, приняв такое решение, успокоилась.
      - Ты больше не должна называть меня Мег, - сказала она Эйден ближе к вечеру. - Мег Браун больше не существует. Дей сказал, что теперь мое имя Садира. Это означает "полная сновидений". Господин говорит, что я явилась ему как сон, потому что вернула ему юношеские чувства.
      Это было последнее, что сказала Эйден англичанка. Вскоре за Мег пришел главный евнух, чтобы отвести ее в ее личные комнаты. Евнух напыщенно сказал Эйден:
      - Она обрела большую благосклонность моего владыки и хозяина. Ты тоже можешь добиться этого.
      Больше Эйден никогда не видела Мег. Молодой евнух, который был приставлен к ней, носил имя Джинджи, и через него до нее доходили кое-какие скудные сведения. Он был юношей со смуглой кожей, с классическими чертами лица, подернутыми влагой темными глазами и коротко остриженными черными волосами. Его внешность сильно отличалась от окружающих. Она считала его довольно красивым. Его кастрировали, когда ему было только три года, о чем он гордо сообщил ей. Эта операция была очень опасной, и более половины мальчиков, которые подвергались ей, умирали после нее. Его ценность удвоилась именно потому, что ему сделали эту операцию, а не просто удалили мошонку. Потом Джинджи показал Эйден трубку с изумительной резьбой, при помощи которой он мочился. Это подарок его прежнего хозяина, который был вынужден продать Джинджи, когда наступили трудные времена.
      Эйден еле сдерживала смех. Чуть меньше года назад она была дочерью лорда Блисса. Она считала, что ее пребывание при дворе до замужества открыло ей глаза в мир, но сейчас она узнает многие вещи, о существовании которых и не подозревала, которые не могли ей присниться даже в страшном сне. Ах, какие чудесные истории ей предстоит рассказывать по возвращении домой. А она не теряла надежду на то, что вернется домой, в Англию.
      - Утром мы отплываем в Стамбул, - объявил ей Джинджи на шестой день ее пребывания в Алжире, - и я еду с тобой! - Он был очень возбужден. Это поручение поднимало его по иерархической лестнице среди ему подобных.
      - Что ты знаешь о гороскопе, который сделал знаменитый астролог Осман? Подхожу ли я султану? - спросила она евнуха.
      - Он сделан, - немедленно ответил Джинджи, - и завтра днем здесь будет Осман. Он скажет, что ожидает тебя.
      - Разве я должна встречать его в таком виде? - спросила она. - Разве одежды, обещанные мне, еще не готовы? Я же не поеду к султану в том, что на мне надето сейчас?
      - Потерпи, медноволосая женщина, - посоветовал он. - Твои новые одежды привезут сегодня, еще до того, как великий Осман покинет свой дом.
      - Сколько раз должна я повторять тебе, Джинджи, что меня зовут Эйден? Они говорили по-французски, ведь это был единственный язык, который оба знали.
      - Этим именем ты называлась в своем мире, но когда ты попадешь в Стамбул, тебе придумает имя султан или его главный евнух. Я не хочу тратить время, чтобы запоминать имя, которое тебе не понадобится. Скоро тебе дадут новое.
      И убедить его она не смогла.
      Османа Эйден встречала, одетая в халат из переливчатого синего шелка, который был одним из ее любимых цветов. Рукава одеяния были расшиты каймой из золотой нити, жемчуга и бисера, такой же каймой был украшен подол и вырез. На ногах у нее были сандалии без каблуков из позолоченной лайки. Джинджи оказался умелым парикмахером. Он зачесал волосы Эйден и заплел их в длинную косу, в которую вплел ленты и нитки жемчуга.
      - Как хорошо вы выглядите, дитя мое, - приветствовал ее Осман, удобно усаживаясь на подушки.
      Посмотрев на Джинджи, который суетился вокруг в надежде услышать, что скажет Осман, астролог сказал:
      - Убирайся, евнух, и не вздумай подслушивать под дверью. То, что мне нужно сказать, предназначается только этой женщине. Я узнаю, если ты нарушишь мой приказ.
      Джинджи поклонился Осману и неохотно вышел из комнаты. Кого-нибудь другого он мог бы ослушаться и приставил бы ухо к двери, но про астролога говорили, что у него есть второе зрение. Евнух не стал испытывать судьбу, отворачиваясь от удачи, недавно улыбнувшейся ему.
      Эйден с тревогой смотрела на Османа.
      - Джинджи говорит, что мы должны уезжать завтра, господин Осман. Неужели я на самом деле должна плыть в Стамбул? Разве я не вернусь в Англию?
      - Ты на самом деле должна плыть в Стамбул, дитя мое, но не бойся. В твоем гороскопе я не увидел длительной связи с султаном Мюрадом.
      - Как жаль, что я вообще должна ехать туда, - беспечно заметила Эйден, если я там не останусь.
      - Я не сказал этого, дитя мое. Я сказал, что ты будешь недолго связана с султаном Мюрадом, но я вижу еще кого-то, кто войдет в твою жизнь, мужчину, но не твоего мужа, кого-то, кто тем не менее будет удерживать власть над тобой. Со временем у тебя не останется выбора, кроме как подчиниться ему. Но остерегайся его, потому что он Скорпион, а Скорпион может заставить Львицу подчиняться своей воле. Я не уверен, что ты сможешь взять верх над ним. Твой гороскоп очень запутан, в нем есть что-то, чего я не могу понять. Там читается второе рождение.
      - Что это означает, господин Осман? Вы видите Конна в моем гороскопе?
      - Да, Близнецы есть в нем, но в конце, дитя мое. Именно ты сама должна преодолеть все преграды. Твоя судьба в твоих руках, и только в твоих. Остальные могут только помогать тебе, но именно ты сама должна одержать окончательную победу.
      - Победу над чем? - спросила она.
      - Не знаю, дитя мое, но, возможно, над собой.
      - Господин Осман, вы пугаете меня, а я надеялась, что вы меня ободрите.
      - Дитя мое, - сказал он и, наклонившись над небольшим круглым столиком, разделявшим их, погладил ее по голове, - величайшая истина, которую я могу сказать тебе, состоит в том, что в мире есть единственный человек, на которого ты можешь полностью положиться, и этот человек - ты сама. Ты держишь свою судьбу на ладони своей руки. Звезды могут только подсказать, однако всякий раз, когда нам предстоит делать выбор, перед нами открываются два пути, по которым мы можем идти. Путь, который мы выбираем, определяет нашу судьбу. Ты плохо знаешь жизнь, если тебе это не известно.
      - Это правда, - ответила она, - я плохо знаю жизнь. Несколько минут они просидели в дружелюбном молчании, а потом Эйден спросила:
      - Вы послали весточку моей золовке, господин Осман?
      - Послал, - ответил он.
      - Тогда Конн приедет за мной. Где бы я ни была, он найдет меня, и мы снова будем вместе.
      - Тебе надо верить в это, дитя мое, - сказал Осман. - Помни, что я сказал. Ты, и только ты сама управляешь своей судьбой.
      Она вспоминала этот разговор сотни раз в последующие дни, но сейчас, рассматривая купола и шпили Стамбула, она испугалась. С моря город казался необычным и красивым, тем не менее это был чужой город, и она подумала о том, какую участь уготовил он ей.
      - Госпожа! - Джинджи встал рядом с ней.
      - Да?
      - Госпожа, ты должна спуститься в свою каюту, чтобы я мог приготовить тебя для выхода на берег.
      Не говоря ни слова, Эйден повернулась и пошла за молодым евнухом в свою каюту. Корабль, на котором они плыли, был большой торговой галерой, которую нанял дей, чтобы доставить повелителю свои подношения. Основной двигательной силой галеры был ветер, наполнявший ее паруса, но на ней имелась также команда гребцов. Эти гребцы не были рабами. Это были моряки, которые зарабатывали себе на жизнь работой на гребных скамьях. Владелец галеры предпочитал нанимать их, а не держать рабов. Моряки работали по доброй воле, и, стало быть, ему не грозила потеря груза из-за возможного бунта.
      Корабль был загружен подарками для повелителя. Внизу, тщательно оберегаемые, находились двенадцать прекрасных кобылиц и золотистый красавец жеребец арабской породы, две пары собак - охотников на львов с юга великой пустыни, и две пары длинношерстных салуки, изящных и быстрых собак, с которыми арабы охотились на газелей. Среди подарков - замечательные часы из Франции, сделанные из чистого золота и инкрустированные драгоценными камнями. Султан любил рисовать и разбирать часы. Среди подарков было также седло для жеребца, сделанное из лучшего сафьяна, с уздечкой из такой же кожи. Уздечка имела золотой мундштук и была украшена полудрагоценными камнями. На седло нашили пластинки золота, а стремена, как и мундштук, были сделаны из чистого золота. Дей посылал султану сотню здоровых, сильных молодых мужчин-португальцев, два прекрасно подобранных рубина цвета голубиной крови, размером с небольшой лимон, трех похожих друг на друга карлиц, пару черных пантер, сумку розовых жемчужин совершенной формы, каждая размером с вишню, и Эйден. Великое множество подарков.
      Эйден привыкла к своим удобным и красивым одеждам, которые обычно носили богатые турчанки. Они состояли из мешковатых шальвар, которые сужались у лодыжек, широкой блузы, поверх которой одевалось платье с юбкой с разрезами, с длинными рукавами и низким вырезом, из которого была видна тонкая материя блузки, и красиво расшитой шали, которая завязывалась на бедрах. Джинджи сказал Эйден, что, если она заслужит благосклонность султана, ей, вероятно, подарят украшенные драгоценностями пояса, которые она будет носить вместо шали. Сейчас, когда они готовились покинуть корабль, Джинджи помог своей хозяйке надеть ферадже. Это была накидка из шелка цвета белой лаванды с отделкой из бледно-сиреневого шелка, укрывающая Эйден с головы до ног. Джинджи осторожно прикрепил чадру над ее переносицей, тем самым успешно скрыв ее от всех, кто осмелился бы глазеть на женщину. Только глаза были доступны таким храбрецам.
      Она слышала, как на палубе моряки быстро швартовали корабль к пристани, потом тяжелый удар сходен, брошенных с палубы на землю. Джинджи потянул ее за рукав.
      - Пойдем, госпожа. Ты первой должна сойти на берег, раньше животных и карлиц. На берегу тебя ждет паланкин, присланный из дворца.
      Последний раз оглядев каюту, которая была ее убежищем последние несколько недель, Эйден вслед за Джинджи вышла на палубу. Там ее ждал капитан. Он низко поклонился ей.
      - Госпожа, - обратился он к ней на плохом французском, - я надеюсь, путешествие не утомило тебя и ты будешь хорошо вспоминать о нас.
      - Благодарю, - ответила она. - Путешествие было очень приятным.
      "Приятным, - подумала она, - если учитывать, что начинается мое рабство".
      - Пусть Аллах хранит тебя и направляет тебя на твоем пути, - сказал капитан и пошел присматривать за разгрузкой лошадей.
      - Посмотри! Посмотри! Я ведь говорил тебе! - возбужденно воскликнул Джинджи. - На пристани стоит султанский паланкин!
      Он помог Эйден сойти по сходням и торопил ее, когда они шли к паланкину. Четыре носильщика сидели на земле в ожидании своего пассажира и скучающий евнух, который поднялся при их приближении.
      - Меня зовут Омар, - сказал евнух. Он говорил по-турецки, и Эйден поняла его. Джинджи учил ее языку последние несколько недель. - Это рабыня французского дея?
      - Это она, - ответил Джинджи, - а я ее евнух, Джинджи.
      - Ты не должен возвращаться?
      - Нет, я должен остаться с госпожой.
      - Как ее зовут?
      - Она еще не получила имени. Дей подумал, что султану доставит радость назвать ее самому.
      - У султана есть более важные занятия, чем придумывать имя рабыне. Думаю, это сделает Ильбан-бей.
      - Кто такой Ильбан-бей?
      - Ты не знаешь, кто такой прославленный Ильбан-бей? Ты и в самом деле явился с края земли, - презрительно сказал Омар. - Ильбан-бей - это ага кисляр <Ага кисляр - старший евнух султанского гарема.> султана Мгорада. Это ему решать, достойна ли вообще женщина, присланная деем, войти в гарем нашего господина. Однако хватит стоять здесь и болтать. Помоги женщине сесть в паланкин.
      Когда Джинджи выполнил его приказ, он спросил Эйден:
      - Поняла ли ты что-то из сказанного, госпожа?
      - Достаточно, - ответила она по-французски, - а главное, что Омар невыносимый лентяй.
      Джинджи широко улыбнулся.
      - Госпожа мудра, - ответил он и взбил подушки за ее спиной. - Помни, что я говорил тебе, медноволосая женщина. В гареме есть женщины разного положения, и ты стоишь на самой низкой ступени. Будь почтительна, скромна, и я смогу помочь тебе продвинуться, как только узнаю особенности этой страны.
      Он запахнул легкие занавески на паланкине.
      Секунду спустя она почувствовала, как паланкин подняли, и четыре черных раба с тяжелыми золотыми ошейниками, усыпанными жемчужинами и полудрагоценными камнями, начали свой путь назад в султанский дворец, который назывался Новым Дворцом. Она успела заметить, что на них не было ничего, кроме ошейников и мешковатых красных штанов из шелка. Она слышала частое шлепанье их ног по земле и подумала, что подошвы этих ног должны быть толстыми, как дубленая кожа.
      Эйден очень хотелось выглянуть из-за занавесок и посмотреть, куда они идут. Она слышала звуки города, но ткань занавесок была достаточно плотной, чтобы скрыть происходящее снаружи. От береговой полосы началась череда запахов, сильно отдававших морем и рыбой. Эти запахи ослабевали по мере того, как они уходили от порта, на смену им пришли другие. Пахло маслом с кухонь, зрелыми фруктами, дубленой кожей и цветами. Звуки голосов сливались в невнятный шум, но с приближением к Новому Дворцу шум постепенно стихал. Потом неожиданно паланкин поставили на землю, занавески раздвинули. Джинджи протянул Эйден руку и помог ей выйти.
      - Идите за мной, - бросил Омар и торопливо пошел по внутреннему двору, даже не оглядываясь назад, чтобы убедиться, идут ли они за ним. Он считал, что они это и делают.
      Эйден едва успела оглянуться по сторонам, однако прежде, чем они вошли в дом, Джинджи успел шепнуть ей:
      - Ты видишь этих садовников, госпожа? Выглядят невинно, но на самом деле это палачи султана.
      Эйден вздрогнула. Палачи! Как страшно! Она прибавила шаг, следуя за Омаром и Джинджи, которые вошли в двухэтажный дом и двинулись по прохладному коридору. Они подошли к резной двери, перед которой стояли два высоких мускулистых негра с кривыми саблями. Стражи выглядели довольно грозно. Омар прошел мимо них, отворил дверь, а потом сделал шаг назад, чтобы впустить Эйден в комнату. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела сидящего перед ней на небольшом возвышении маленького худощавого старика. Он нетерпеливо сделал ей знак подойти ближе.
      - Ты понимаешь турецкий? - спросил он высоким и пронзительным голосом.
      - Я учусь, господин, - медленно ответила она. - Если ты не будешь говорить слишком быстро, думаю, что смогу понять тебя. Я говорю по-французски.
      - Тогда и я пока буду говорить по-французски, - сказал мужчина. Он был одет в богатый халат из красной и черной парчи, отделанный темным мехом. На голове - тюрбан из шитой золотом материи с рубином. - Сними ферадже. Помоги ей. Омар. Не стой там, надувшись от важности.
      Омар поспешил выполнить приказание старика, торопливо снял с нее чадру, а потом и накидку.
      - Меня зовут Ильбан-бей, - сказал маленький человек. - Я главный евнух султана Мюрада. В мои обязанности входит забота о живущих здесь женщинах. Ты говоришь по-французски? Ты француженка?
      - Нет, господин, я англичанка.
      - Англичане! Интересный народ, управляемый женщиной! Подумать только! Мы только сейчас начинаем иметь дело с англичанами.
      - Меня хорошо знает королева, - сказала Эйден, слегка приукрашивая действительность. - Я была одной из ее фрейлин. Я замужняя женщина, которую украли из дома мужа. Моя семья может заплатить за меня большой выкуп.
      - Итак, - сказал Ильбан-бей, - ты из благородного сословия? Это хорошо. У нас есть женщины из всех стран и разного происхождения, от высокого до самого низкого. Однако я люблю женщин благородных, потому что нахожу их более понятливыми. Они сразу понимают свое положение. - Его внимательные черные глаза пристально разглядывали ее. - Теперь, - сказал он, - разденься, чтобы я мог видеть, почитает ли дей моего господина.
      Эйден ахнула.
      - Раздеться? Он кивнул.
      - Если хочешь, твой евнух поможет тебе. - Он сделал знак Джинджи.
      Тот быстро подошел, выразительными глазами моля Эйден не протестовать. Она пожала плечами и тихо вздохнула. Что хорошего, если она станет жаловаться и сопротивляться? Ильбан-бей хочет видеть ее нагой, и он увидит ее. Она кивнула головой Джинджи, вытянула руки, чтобы тому было легче снимать платье, развязывать шаль, умело стянутую у нее на бедрах. Джинджи работал проворно, и вскоре Эйден стояла обнаженной перед главным евнухом султана Мюрада. Евнух распустил тяжелую косу и, распушив ее, разбросал волосы по плечам. Потом, упав на колени, он коснулся лбом пола со словами:
      - Все сделано, господин.
      Едва заметная улыбка тронула губы Ильбан-бея. Честолюбие - единственная ценность, которую он признавал. Потом он вернулся в своих мыслях к женщине, стоявшей перед ним. Для женщины она была крупной, выше большинства женщин и даже некоторых мужчин. Тем не менее она прекрасно сложена. Поднявшись со своего возвышения, он подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть ее. Его рука гладила ее кожу так, как будто он осматривал норовистую кобылицу. Она вздрогнула, когда он безразлично сжал одну из ее грудей и потрогал пальцем сосок, который, к ее великому смущению, слегка затвердел. Ее щеки вспыхнули, но Ильбан-бей остановил на ней взгляд и сказал:
      - У тебя самые прекрасные груди из всех, которые я когда-либо видел. Они, как я вижу, очень чувствительны. Это замечательное свойство в женщине. Как тебя зовут?
      - Меня зовут Эйден Сен-Мишель, леди Блисс, - сказала она ровным голосом. "Удивительно, - подумала она, - что может вынести женщина в самых трудных обстоятельствах".
      - Нет, - сказал он спокойно. - Твое имя Марджалла, что означает "Заморский подарок". И с этого времени ты будешь отзываться на имя Марджалла. Поняла?
      - Да, господин, - тихо ответила она.
      В ее глазах он прочитал огорчение и замешательство. Она, несомненно, сильна духом, но в этой непривычной для нее обстановке не очень хорошо понимает, что ей надо делать. При сложившихся обстоятельствах она решила быть послушной до тех пор, пока не сможет уяснить для себя положение. Такой выбор мудрый, но он тревожил его. Она - красивая женщина с безукоризненным телом и великолепными волосами. Но совсем не нужно, чтобы султана подчинила еще одна женщина. Уже есть четыре женщины рядом с ним. Не в самое подходящее время дей прислал султану умную женщину. Умные женщины, как правило, честолюбивы. Ильбвн-бею хотелось бы, чтобы они в самом деле могли вернуть эту красавицу семье за выкуп. Увы, дея нельзя обидеть и, кроме того, решать это не в его власти. Он должен посоветоваться по этому делу с матерью султана, валидой Hyp У Бану.
      - Оденься, Марджалла, - сказал он ей, а потом обратился к Омару:
      - Эта женщина, Марджалла, должна быть поселена на время в гареме в комнате вместе с Сейесте. - Потом снова обратился к Эйден:
      - Сейесте говорит на языке франков, и она поможет тебе привыкнуть к твоей жизни, Марджалла. Она добра, и ты можешь доверять ей.
      После того как Эйден оделась, ее вместе с Джинджи вывели из комнаты. Главный евнух подождал всего несколько минут, а потом вышел из своей комнаты и, миновав дворцовый сад, пошел по дорожке, которая вела в небольшой, уединенный дворец валиды султана. Hyp У Бану. Дворец стоял посреди прекрасного сада, недалеко от гарема. Мать Мюрада предпочитала жить в отдельном доме, а не на женской половине Нового Дворца.
      Он застал ее возле бассейна с водяными лилиями, где сновали золотые рыбки. Валида была красивой женщиной среднего роста, черкешенка по происхождению. Ее золотистые волосы еще были блестящими, однако она несколько расплылась по сравнению с тем временем, когда была любимой женой покойного султана Селима II. Она подняла на него свои синие глаза, но не встала со своего места.
      - Здравствуй, Ильбан-бей, - поздоровалась она. Голос ее был низким.
      - Здравствуй, милостивая госпожа. Я пришел к тебе, чтобы ты разрешила мою трудность.
      - Тогда садись, Ильбан-бей. Ты можешь говорить. Он сел рядом с ней на край бассейна.
      - Дей Алжира прислал султану полный корабль подарков. Он прибыл сегодня.
      - Я знаю, - сказала она. - Знаю, среди подношений есть две пары салуки. Мне хотелось бы получить эту пару собак, но того же хочет жена сына, Сафия.
      - Тебе известно, что среди этих подарков есть и женщина, госпожа валида?
      - Мюраду всегда посылают женщин, - сказала Hyp У Бану.
      - Прекрасные женщины, пушистые котята, девственницы с широко открытыми глазами обычны для гарема, но это иной случай. Дей послал султану англичанку, украденную из семьи. У нее совершенная фигура, а волосы по цвету похожи на начищенную медь. У нее милое лицо, хотя она, конечно, не красавица, но она умна, госпожа валида. Очень умна, чтобы оставаться просто любимой игрушкой вашего сьюа. Я уверен, что, увидев, он возжелает ее. Она действительно прекрасна.
      - Слушая твои слова, Ильбан-бей, я понимаю, что мы должны избавиться от этой женщины.
      - Да, милостивая госпожа.
      - Ты не думаешь, что мы могли бы использовать ее против Сафии?
      - Ты можешь использовать ее, милостивая госпожа. Я уверен, что она понравится султану, я не верю, что ее можно будет переманить на сторону кого-то другого, кроме Мюрада. Сафия будет бороться с ней, а она будет защищать себя. Она затаит злобу на тебя, если ты попытаешься втянуть ее в ссору, и тогда она тоже станет твоим врагом. Лучше использовать безмозглых красавиц, а эта женщина не глупа.
      - Тогда мы должны убрать ее из гарема, Ильбан-бей. Дай-ка мне подумать. Мы, конечно, сумеем найти, как ее можно использовать. Мы не можем вернуть ее семье, не обидев при этом дея. Мы должны найти способ использовать ее так, чтобы мой сын не знал о ней.
      Несколько минут она сидела задумавшись, хмуря свой гладкий лоб, а Ильбан-бей тихо сидел рядом и ждал ее решения. Наконец Hyp У Бану сказала:
      - Мы должны подарить ее кому-нибудь, кому мой сын желает оказать честь, но кому, Ильбан-бей? Кому?
      - Принцу Явид-хану, милостивая госпожа. Это самый лучший выход.
      Валида захлопала в ладоши.
      - Конечно, Ильбан-бей! Конечно! Отличный выбор. Мой сын сегодня вечером принимает Явид-хана. Он сможет подарить ему женщину в знак своего уважения. Куда ты поместил ее?
      - В комнаты Сейесте.
      - Отлично! Мюрад не увидит ее до вечера. Я же тем временем скажу моему сыну, что он должен приготовить подарок принцу, и сама предложу, чтобы таким подарком стала женщина.
      Ильбан-бей встал.
      - Я прослежу, чтобы к вечеру Марджаллу тщательно подготовили.
      Валида осталась довольна.
      - Марджалла? Так ее зовут?
      - Я взял на себя смелость назвать ее так, поскольку дей этого не сделал.
      - Заморский подарок! Ты поступил умно, Ильбан-бей, но ты стал главным евнухом моего сына именно благодаря своему уму.
      - И преданности моей милостивой госпоже, - добавил Ильбан-бей.
      Hyp У Бану засмеялась.
      - Но в первую очередь уму, мой старый друг. Прежде всего.
      - Кто умен, почтенная Hyp У Бану? Ильбан-бей и валида повернулись и увидели жену Мюрада Сафию с несколькими служанками. Hyp У Бану холодно улыбнулась.
      - Как тихо ты ходишь, Сафия. Как кошка. Как мой внук?
      - Хорошо, - последовал короткий ответ. Сафия была матерью единственного сына и наследника султана Мюрада, принца Мехмета. - Так скажи мне, кто это так умен? - Сафия по-прежнему проявляла любопытство.
      - Ильбан-бей, - сказала валида.
      - Потому что он прибежал к тебе с новостями о моей возможной сопернице, почтенная Hyp У Бану? Возможно, что рыжая рабыня дея привлечет к себе интерес Мюрада на короткое время, но когда же ты поймешь, что меня он никогда не покинет? Твой сын любит меня! Меня!
      Валида холодно посмотрела на Сафию.
      - Ты ошибаешься, Сафия, но это - обычное дело, - сказала она. - Однако поскольку я не хочу, чтобы ты весь день испытывала беспочвенные страхи, позволь мне заверить тебя, что на этот раз ты тоже ошиблась. Ильбан-бей пришел известить меня, что подарок дея будет отличным даром моего сына принцу Явид-хану. Я как раз собираюсь повидать девушку. Не желаешь ли пойти со мной? Думаю, что моему сыну будет приятно увидеть, что его мать и любимая жена находятся в добром согласии, не так ли?
      Сафия несколько растерялась.
      - Ты отдаешь эту девушку?
      - Она не принадлежит мне, Сафия, она принадлежит моему сыну. Однако я собираюсь предложить ему, чтобы он сделал такой чудесный подарок новому послу из Крымского ханства, ведь его собственный гарем переполнен. Ты не согласна?
      Удивившись, Сафия, однако, достаточно хорошо поняла, что это прекрасный случай избавиться от возможной соперницы. Каждая новая женщина, попадавшая в гарем, являлась личной угрозой для нее и ее положения. Сейчас ей приходилось делить внимание Мюрада с тремя серьезными соперницами: с его матерью, его сестрой, Фаруша-Султан, и с рабыней Янфедой, которая хоть и не делила с ним ложе, тем не менее умела оказывать давление на него - ведь они были при всем этом друзьями!
      - Думаю, такой подарок - самый подходящий для принца Я вид-хана, согласилась Сафия со свекровью. - Мне очень хочется пойти с тобой.
      Валида улыбнулась, но тепла в ее улыбке не было.
      - Пожалуйста, Сафия, но отошли своих служанок. Я не хочу, чтобы об этом было известно всему гарему.
      Женщины в сопровождении Ильбан-бея вернулись в Новый Дворец. Перейдя по темному коридору, вошли в небольшую комнату. Ильбан-бей вытащил из отверстий в стене три затычки и вместе со своими спутницами приложился глазом к маленьким щелкам. В комнате находились семь женщин. Одна была старше всех, остальные шесть находились под ее попечением. Старшая женщина, красивое создание с черными волосами и очень белой кожей, была нарядно одета в пышные штаны вишневого цвета, светло-розовую блузку из кисеи и платье из розовой и серебряной парчи. Она сидела на диване и разговаривала со стоящей перед ней молодой женщиной. Разговора слышно не было.
      Валида внимательно рассматривала Эйден. Ей она понравилась, и слабая улыбка промелькнула на ее лице. Она сказала:
      - Принц будет очень доволен и потрясен таким подарком. Она - не классическая красавица, но миловидная женщина. Хорошо, что она не девственница. Как мне говорили, Явид-хан - мужчина с утонченным вкусом. - Она посмотрела на Сафию и сказала со злобой:
      - Тебе повезло, дочь моя, что я решила не использовать Марджаллу против тебя. Я твердо верю, что она могла бы оказаться той женщиной, которая навсегда бы оторвала от тебя моего сына.
      Hyp У Бану засмеялась.
      Сафия гневно вспыхнула, но не осмелилась возражать матери султана, которая была самой могущественной женщиной во всей империи.
      Увидев ее смущение, валида снова засмеялась и обратилась к Ильбан-бею:
      - Не упусти ничего, когда будешь готовить Марджаллу для показа Явид-хану. Я хочу, чтобы он был признателен Мюраду. Когда она будет готова, приведи ее ко мне, чтобы я научила ее, как надо вести себя.
      - Будет исполнено, милостивая госпожа, - сказал главный евнух и проводил валиду.
      На короткое время Сафия осталась одна. Она еще раз захотела взглянуть на женщину, которая могла стать ее соперницей. Ей не понравилось то, что она увидела. Hyp У Бану права в оценке этой женщины по имени Марджалла. Она была бы серьезной угрозой для нее. Сафия удивилась, почему валида не воспользовалась этим. Бросив последний взгляд и облегченно вздохнув, она вышла из комнаты, откуда можно было тайком наблюдать за женщинами, и вернулась в свои просторные комнаты отдохнуть перед вечерними развлечениями.
      Она была красивой женщиной, венецианкой из дворянской семьи Баффо. Ее отца назначили губернатором острова Корфу. Она ехала к нему, когда ее корабль захватили пираты. Ее привезли в Стамбул, чтобы продать на невольничьем рынке Большого Базара. Там ее купили люди главного евнуха и привезли в Новый Дворец. Ей было тринадцать лет. Мюрад был очарован ее светлой кожей и рыжими волосами. Золотисто-рыжими волосами, которые не очень отличались от цвета волос этой рабыни Марджаллы.
      Они полюбили друг друга, и она родила ему единственного сына, принца Мехмета. В течение нескольких лет она держала его около своей юбки, и он не смотрел на других женщин и даже не мечтал о них. Его мать стала ревновать, потому что влияние Сафии на Мюрада было очень сильным. Именно Hyp У Бану, чье имя означало "Женщина света", настояла, чтобы ее сын брал в свою постель других девушек. Ну конечно, она утверждала, что это все делается ради сохранения престолонаследия, ведь у Мюрада только один сын. Однако Сафия, чье имя означало "Чистота", думала по-иному.
      Сафия разыскала старый рецепт, который валида Кира Хафиз и три лучшие ее подруги, наложницы Селима I, якобы использовали для того, чтобы не допускать зачатия у их соперниц по гарему. Вместе с несколькими служанками Сафия варила зелье и следила, чтобы его добавляли в шербет, который пили соперницы. Они на самом деле не беременели. Об этом узнала мать султана, и служанки Сафии были казнены, что послужило ей предостережением, которым она не пренебрегла.
      Султан после нескольких лет, когда он хранил верность одной женщине, снова стал многоженцем. Он любил красивых женщин, и его сексуальный аппетит был огромен. Неожиданно подскочили цены на невольниц на открытом базаре Стамбула. Чем прекраснее была девушка, тем богаче становился ее владелец. Слухи разрастались по мере того, как из гарема просачивались рассказы о том, что Мюрад часто брал двух или трех девушек за одну ночь. Хотя к сегодняшнему дню у него не родилось ни одного сына, дочерей появилось великое множество. Несмотря на свою похоть, он тем не менее оставался предан Сафии, по крайней мере в душе, что являлось для нее слабым утешением.
      Вернувшись в свои комнаты, Сафия легла на диван и стала раздумывать об истинной причине, которая заставила Hyp У Бану пожелать, чтобы Марджалла была подарена послу Крымского ханства. Почему она не захотела использовать эту женщину против нее? Мало знать, что Марджалла не будет ее соперницей. Нужно выяснить, какие соображения руководили валидой. Она беспокойно поднялась и начала расхаживать взад и вперед по комнате. Ее служанки нервно переглядывались. Она в раздражении отослала их. Чего добивалась Hyp У Бану?
      Наконец терпение ее кончилось, и, выйдя из своих комнат, она торопливо пошла к комнате Сейесте. Ей разрешат войти в комнату этой рабыни. Это честь, что она снизошла до посещения гарема.
      - Госпожа Сафия! - Сейесте едва не упала, когда увидела жену султана. Сейесте была сирийкой со следами былой красоты, которая когда-то приглянулась покойному султану. По неизвестной причине, до которой Сафия никогда не могла докопаться. Hyp У Бану любила Сейесте. Когда Селим II умер. Hyp У Бану выбрала Сейесте, чтобы та присматривала за девушками, которые предназначались для ее сына. Хотя благодаря Hyp У Бану она и занимала это место, ей было ясно, что в случае смерти валиды руководить гаремом будет Сафия. Помня о своем ненадежном положении, она подобострастно приветствовала султаншу.
      - Чем могу служить, госпожа?
      Сафия оглядела комнату, в которой собрались шесть девушек, и вспомнила свои первые дни в гареме, которые она провела почти в такой же комнате.
      - Где новая рабыня Марджалла? - спросила она.
      - Ее отвели в бани, госпожа. Хотя ей еще не сказали этого, она будет сегодня вечером подарена послу Крымского ханства.
      - Кто она?
      - Мне трудно разговаривать с ней, госпожа. Она плохо знает турецкий, а я не знаю никакого другого языка. Однако у нее есть евнух, Джинджи, который может разговаривать с ней на языке франков. Он весьма говорлив. Следует ли мне позвать его?
      - Да, - сказала Сафия. - Приведи его ко мне, а потом позаботься о том, чтобы нам не мешали. Ты поняла, Сейесте?
      - Слушаюсь, госпожа Сафия.
      Сейесте суетливо поспешила на поиски Джинджи и вскоре ввела его в комнату. Он находился неподалеку, в темном коридоре, сплетничая с другими евнухами и пытаясь выведать что-нибудь, пока его госпожа в банях.
      - Торопись, - запыхавшись, сказала Сейесте. - Жена султана хочет говорить с тобой, бесполезное рабское отродье! - Она втолкнула его в комнату, а потом, захлопнув дверь, стала на страже возле нее.
      Джинджи упал на колени и прикоснулся лбом к полу перед красивой женщиной.
      - Госпожа, - пробормотал он, боясь сказать что-нибудь еще, поскольку не получил разрешения говорить. Заговорить же без разрешения было бы непростительной дерзостью с его стороны. Это могло навредить его госпоже.
      - Расскажи мне о своей госпоже, Джинджи, - приказала Сафия, не дав ему разрешения встать. Пусть он говорит, стоя на коленях. Этому она научилась у Мюрада. Это ставило человека, разговаривающего с тобой, в невыгодное положение.
      Джинджи сел на пятки и посмотрел снизу вверх на Сафию.
      - Я немногое вам могу рассказать, госпожа. Ее привез в Алжир капитан-рейс по имени Рашид аль-Мансур. После показа в королевском доме она была продана дею за десять тысяч золотых монет и стала главным украшением среди подарков, которые дей был намерен преподнести нашему могущественному правителю, Мюраду III, да благословит его Аллах и пусть он проживет тысячу лет!
      Губы Сафии дернулись от цветистой речи евнуха, но ей удалось подавить смех.
      - Но что ты можешь сказать о женщине?
      Кто она?
      - Я только могу сказать вам, милостивая госпожа, что она женщина знатная. Это все, что я знаю. Она не очень откровенна со мной, хотя я поклялся ей в своей преданности.
      Да, он наверняка поклялся в преданности своей новой госпоже в расчете на то, что добьется чего-то для себя. В этом он похож на ее собственного евнуха, Тасина, который состоял при ней почти с самого начала, что, по ее мнению, было неплохо. Женщине, входящей в незнакомый мир гарема, нужно иметь защитника. Сафия слишком хорошо помнила свои первые страшные дни в гареме. Она строго посмотрела на евнуха.
      - Ты знаешь, где мои комнаты, Джинджи? Когда твоя госпожа вернется из бань, ты должен привести ее ко мне. Понял?
      - Да, госпожа, - нервно ответил он.
      Сафия слегка улыбнулась и, обойдя стоявшего на коленях евнуха, вышла из комнаты. Джинджи едва успел подняться, когда в комнату ворвалась Сейесте, сгоравшая от любопытства.
      - Что ей было нужно? - спросила хозяйка комнаты.
      - Она хочет увидеть мою госпожу, когда та вернется из бань. - У него был встревоженный вид. - Не опасно ли мне вести туда Марджаллу, госпожа Сейесте? Как я могу ослушаться жену султана, однако я боюсь за свою госпожу.
      - Тебе нечего бояться, - сухо ответила Сейесте. - Твоя госпожа не представляет угрозы для жены султана. Вечером ее подарят послу Крымского ханства. Женщины гарема будут развлекать посла, и султан желает сделать подарок принцу Явид-хану в знак гостеприимства. Этим подарком будет Марджалла. Ты, конечно, поедешь со своей госпожой в дом принца. Это лестно для тебя, Джинджи. Мне сказали, что принц не привез своих женщин, когда приехал в Стамбул. Зная о наших знаменитых невольничьих рынках, он собирается покупать здесь новых наложниц. Поскольку ему нужны слуги, ты будешь единственным евнухом в доме принца. Это хорошая возможность для такого молодого евнуха. Если поведешь себя правильно и мудро, сможешь оказаться главным евнухом принца Явид-хана здесь, в Стамбуле. Если же твоя хозяйка сумеет понравиться ему, можешь считать, что тебе вдвойне повезло. - Она широко улыбнулась ему.
      Голова Джинджи закружилась от слов Сейесте. Это в самом деле невероятная удача! Сейесте совершенно права. У него появлялась возможность стать главным евнухом в гареме принца! У его красивой хозяйки появился исключительный случай стать любимой женщиной принца, не имея соперниц по крайней мере до того, как принц не возжелает других женщин, которые, если повезет, появятся скоро. Именно ему предстоит ходить по невольничьим рынкам и выбирать изысканных красавиц, которыми он будет соблазнять своего нового хозяина.
      - Принц - молодой человек? - спросил он, неожиданно сообразив, что если это не так, все его надежды напрасны. Что, если этот принц - высохший старик?
      - Он не молод, - сказала Сейесте, - но, говорят, в расцвете жизненных сил.
      Евнух удовлетворенно кивнул: хорошо, мужчина, полный сил, и скорее всего с хорошим аппетитом на сладкую женскую плоть.
      - Это хорошая новость, - сказал он Сейесте очень сдержанно. - Благодарю тебя, что ты, госпожа, поделилась со мной. Скажи, госпожа Сейесте, знает ли уже моя хозяйка о своей новой участи?
      - Не думаю, что ей сказали, - ответила Сейесте, - но мне не приказывали скрывать от нее эту новость. Ты, наверное, должен сказать ей, что ее ждет, прежде чем отвести ее к жене султана. Интересно, что нужно от нее госпоже Сафии?
      - Значит, мне нужно отвести ее? - беспокоился евнух.
      - Нет причин, которые могут помешать тебе, - последовал ответ. Говоря это, Сейесте уже решила, что известит валиду о намерении Сафии. Она пристально посмотрела на евнуха. - Что госпоже Сафии нужно от тебя, Джинджи?
      - Она хотела узнать о моей госпоже, но я мало что мог ей рассказать, ответил евнух. - Госпожа Марджалла очень замкнута.
      - Она все еще напугана, - мудро заметила Сейесте. - Новые рабыни обычно так и ведут себя. Бедняжка. Конечно, последние месяцы она попадала из одной беды в другую. Ну, как только она спокойно заживет во дворце принца, уверена, она расцветет. - Она подарила ему дружескую, почти заговорщицкую улыбку. Почему бы тебе не пойти в бани, Джинджи, и не рассказать своей госпоже о том, как вам обоим повезло? А потом идите прямо к жене султана.
      Он низко поклонился.
      - Хорошо, госпожа Сейесте, - сказал он, стараясь скрыть свое нетерпение.
      Он хотел рассказать эту новость Марджалле. Он не торопился, пока уходил от Сейесте, но когда она уже не могла его видеть, он почти бегом бросился вниз по лестнице со второго этажа женской половины дворца, где была комната Сейесте, и дальше, по крытой галерее к внутреннему дворику. Когда он добежал до бань, ему пришлось остановиться и перевести дух, чтобы с достойным видом показаться перед другими.
      Войдя в большую, наполненную паром комнату, он остановил какую-то рабыню и робко спросил:
      - Ты не знаешь, где моя госпожа, Марджллла, которую собираются дарить принцу Явид-хану? У нее рыжие волосы.
      - Сейчас ее растирают, - ответила служанка, - ты найдешь ее вон там, около фонтанов с голубыми изразцами, - и показала пальцем, куда нужно идти.
      Следуя в направлении, указанном служанкой, Джинджи пересек комнату и увидел Эйден, лежавшую на мраморной скамье. Ее умело растирала длинными, гибкими пальцами молодая негритянка. Став рядом с ней на колени, евнух прошептал:
      - Госпожа Марджалла, я принес замечательное известие. Она повернула голову и, взглянув на него, спросила:
      - И что это за известие, Джинджи? Однако она явно не заинтересовалась новостью.
      - Нам выпала замечательная удача, госпожа Марджалла. Мы больше ни единой ночи не проведем здесь! Тебя сегодня вечером подарят принцу Явид-хану. Великий принц - новый посол Крымского ханства! Он не привез с собой гарем, потому что знал о замечательных невольничьих рынках Стамбула. Он собирается заводить здесь новый гарем. Ты будешь первой женщиной в этом гареме! Разве это не замечательно?
      Ее серые глаза широко раскрылись от потрясения и горя. Она рукой закрыла рот, чтобы заглушить крик, вырвавшийся у нее. Это он называет хорошим известием? Великий Боже, не может этого быть! Здесь, среди сотен женщин, она могла надеяться, что останется незамеченной до тех пор, пока можно будет выкупить ее. Она продолжала верить, что это обязательно произойдет, несмотря на уверения окружающих в невозможности этого. Конечно, ее выкупят, должны выкупить! А пока она хотела одного - оставаться незамеченной среди множества женщин султанского гарема. Она видела, какой громадный дворец султана и как многочисленны его обитатели. Ее надежды подкрепили хвастливые слова Омара, когда он вел ее и Джинджи в комнату Сейесте, о том, что в султанском гареме больше тысячи красавиц, которые только и ждут возможности попасть в постель султана Мюрада. Она готова была заплакать от облегчения, услышав эту чудесную новость. Она означала, что у нее есть возможность затеряться среди других женщин до тех пор, пока Конн не выкупит ее. А что он сделает это скоро, она не сомневалась.
      Теперь она поняла, что снова попала в ужасное положение. Султан собирается отдать ее кому-то другому. А тут еще и Джинджи, такой счастливый от мысли, что она будет первой женщиной в гареме какого-то принца. Ее сердце колотилось, на какой-то момент перехватило дыхание. Потом ей пришла в голову мысль, что этот мужчина может оказаться стариком. А вдруг с ним можно будет договориться и объяснить ему, что ее семья заплатит за нее большой выкуп, если ее вернут целой и невредимой? Выкуп, на который он сможет купить себе женщин. Он должен будет выслушать ее! Он должен будет внять ее доводам! Как может она отдаться другому мужчине? Она - жена Конна. Ее муж любит ее так же, как и она любит его. Как может она вернуться к нему, если на ней будет лежать грех прелюбодеяния? Но что, если ее принудят совершить этот грех? Она не знала, что делать. Она просто не знала, что делать.
      Джинджи по-прежнему что-то бормотал, не замечая ее отчаяния.
      - Госпожа, жена султана приказала, чтобы ты пришла к ней, когда выйдешь из бани. Это великая честь. А самая большая честь, если бы тебя захотела увидеть мать султана, но это, конечно, невозможно. Нам так повезло, тебе и мне. Я и вправду поверил, что ты родилась под очень счастливой звездой. Великий Осман говорил тебе об этом? Ты ведь ничего не сказала мне о своем гороскопе.
      "Не паникуй, - говорила себе Эйден. - Не страшись этого. Если ты не сумеешь держать себя в руках, все будет потеряно. Отвечай спокойно на его вопросы, не позволяй ему понять, что тебе страшно. Страх - это оружие, которое может быть использовано против тебя".
      - Осман на самом деле предсказал, - спокойно ответила она, - что я недолго пробуду во дворце султана.
      - Эй-й-й! Он знал! Он видел! Скажи мне, госпожа, что еще он видел? Станешь ли ты любимой женщиной принца?
      - Этого он мне не сказал, - не удержалась от улыбки Эйден, несмотря на свой страх. Джинджи так откровенно выказал свое честолюбие.
      - Ты покоришь сердце принца, я знаю, - сказал молодой евнух. - Я совершенно уверен в этом. Нам выпала удача, моя почтенная госпожа! Мы счастливчики!
      Эйден решила, что ничего больше не скажет Джинджи. Он так откровенно поглощен своими планами на будущее, что делиться с ним надеждами на выкуп из рабства глупо. Он, несомненно, сделает все, что сможет, чтобы не допустить этого. Когда она договорится с принцем, она постарается смягчить разочарование евнуха. Ведь у него появятся другие красавицы, которых можно будет превращать в фавориток принца. Она подозревала, что по размышлении он будет доволен таким поворотом дел.
      Негритянка кончила свою работу и мелодичным голосом сказала Эйден:
      - Госпожа, тебе можно одеваться!
      - Я позабочусь о своей госпоже, - важно сказал Джинджи.
      - Хорошо, - почтительно ответила негритянка. - Для госпожи уже принесли новые одежды. Пойдемте за мной.
      Она привела их в большую комнату, где с помощью многочисленных служанок одевались другие женщины. Открыв встроенный в стену шкаф, негритянка достала бледно-голубые шелковые шальвары, такую же блузу и маленькую безрукавку из темно-синего шелка, расшитую золотой бахромой. К одеянию полагался узкий пояс из блестящих медных колец, похожих на золотые, с которых свисали стеклянные бусы темно-красного цвета, маленькая парчовая шапочка и такие же сандалии. Все это было отдано Джинджи, после чего негритянка поклонилась и вернулась в бани.
      - Не думаю, - презрительно сказал Джинджи, - что это те одежды, которые ты должна надевать на сегодняшний вечер. Они недостаточно роскошны, чтобы предстать в них перед султаном.
      - А что с моими платьями, которые сшили для меня в Алжире? - спросила Эйден.
      - Они хороши, - ответил он, - и, конечно, сшиты из самой лучшей материи. Дей не осмелился бы посылать тебя в обносках. Но в основном это халаты. Дей одел тебя по моде Алжира. Он был уверен, что, когда ты завоюешь покровительство султана, тебя оденут должным образом во дворце султана. То, что ты будешь носить здесь, мало чем будет отличаться от этой одежды. - Он заговорил тише. - Говорят, султан Мюрад любит копить золото, а не тратить его. Он не беден, но известен своей алчностью так же, как и своей похотью.
      Говоря это, он залез в карман своих широчайших штанов и вытащил щетку, которой стал расчесывать мокрые и спутанные волосы Эйден.
      - Ну вот, - сказал он, окончив работу, - теперь ты можешь не стыдясь показаться жене султана, - и пошел из комнаты.
      Эйден последовала за ним.
      Она понятия не имела, куда они идут, но Джинджи, казалось, хорошо знал дорогу. Из бань они вышли в большой, выложенный плиткой коридор, потом быстро прошли другой, миновали какую-то дверь и множество узких переходов, последний из которых, по словам евнуха, назывался "коридором жен". Там Джинджи остановился перед большой резной дверью и почтительно постучал. Стражники, стоящие по обеим сторонам двери, не обратили на них внимания. Дверь открыла красивая рабыня. Джинджи сказал ей:
      - Марджалле приказали прийти к госпоже Сафии. Рабыня отступила назад и впустила их в комнаты жены султана. Войдя, Эйден остановилась в изумлении. И в Алжире, и здесь, в Новом Дворце, она видела только бани и крошечные комнатушки. Она сама удивлялась, что гарем состоит только из бань и маленьких спален, где жили его обитательницы. Теперь она поняла, что ошибалась. Наверное, в этих комнатушках содержались женщины незначительные. Сейчас она стояла в огромной, великолепно украшенной комнате. Большие окна с одной стороны выходили в сад, впуская вечернее солнце. Стены комнаты украшали деревянные панели, на каждой из которых в традиционном стиле было нарисовано дерево в золоченом горшке, окруженное цветами. На потолке чередовались желтые и голубые итальянские изразцы. На одной стене был изразцовый камин с высоким, конической формы колпаком из чеканной меди. Деревянные полы устилали замечательные шерстяные ковры нежно-розового, темно-голубого и кремового оттенков.
      Мебель состояла из низких столиков черного дерева, на которых инкрустация перламутром составляла изящные геометрические узоры, удобных низких диванов, обитых материей, с шелковыми подушками. Подвесные, напольные и настольные светильники были серебряными, медными и из рубиново-красного стекла. Везде стояли цветы, и, к величайшему удивлению Эйден, в комнате было несколько кошек, одна из которых дружелюбно потерлась о ее ноги. Она нагнулась и погладила белую шелковистую шерсть животного незнакомой ей породы.
      - Арслану ты понравилась, - прозвучал мелодичный голос.
      Эйден распрямилась и оказалась перед красивой женщиной. Она вежливо поклонилась. Перед ней стояла женщина явно высокого положения. Нельзя было проявлять непочтение.
      Невысокая женщина с пышной грудью медленно оглядела Эйден, так пристально, что щеки Эйден вспыхнули. Женщина тихонько засмеялась, заметив это, и потрепала Эйден по руке, успокаивая.
      - Прости, что я так внимательно рассматривала тебя, - сказала она, - но я все еще не могу решить, почему валида хочет, чтобы мой господин Мюрад подарил тебя принцу Явид-хану. Ты на самом деле красива. Но как невежливо я веду себя. Я не представилась. Я Сафия, мать принца Мехмета, наследника султана.
      Она говорила по-французски с акцентом. Эйден присела в реверансе, хотя в шальварах делать это было неудобно.
      - Как мило у тебя получается, - рассмеялась Сафия, - я не видела, чтобы делали реверанс, с детских лет. Ты знаешь, я венецианка. Давай сядем, ты расскажешь, как попала сюда. Бесма, принеси нам что-нибудь, - приказала она находившейся поблизости служанке. Потом пригласила Эйден присесть на устланный подушками диван. - Я знаю, что тебя назвали Марджаллой, но как тебя зовут на самом деле? Мое имя Джульетта Лукреция Фиора Мария Баффо. Сейчас мне больше нравится имя Сафия. Оно проще.
      Она дружелюбно улыбнулась Эйден.
      - Меня зовут Эйден Сен-Мишель, и я англичанка. До замужества я была фрейлиной королевы. - Ее серые глаза наполнились слезами. - Я хочу домой, сказала она, и, несмотря на все усилия, несколько слезинок покатились по ее лицу. Она быстро смахнула их.
      - Я чувствовала то же самое, когда впервые попала сюда, - сказала Сафия, но потом меня полюбил мой повелитель Мюрад, и остальное перестало казаться важным.
      - Я хочу домой, - повторила Эйден. - Я хочу вернуться к мужу, мадам. Если вы любите вашего господина, вы должны понимать мои переживания. Меня выкрал из семьи негодяй-родственник и продал в рабство ради собственной выгоды! Я не должна быть здесь.
      - Но тем не менее ты здесь, - сказала Сафия, - и будет легче, если ты смиришься со случившимся, начнешь жить заново. Другого выбора у тебя нет, Марджалла.
      - Есть смерть, - тихо сказала Эйден. - Если я не могу вернуться к своему мужу, Конну, я предпочитаю умереть!
      Жена султана была всего на четыре года старше Эйден, но в гареме она прожила больше половины своей жизни. Действительно, некоторые женщины предпочитали покончить с собой, чтобы не жить в рабстве, но нельзя считать это лучшим выходом.
      - Чтобы выжить, требуется больше мужества, Марджалла, - сказала она, - а я знаю, что англичане храбрый народ.
      - Да, но стать игрушкой мусульманина, - запротестовала Эйден, а Сафия не удержалась и засмеялась.
      - Мусульманина! О, Марджалла! Как это похоже на христианина из Европы! Я слышала, что даже между собой они не могут договориться, а твоя Англия виновата больше всех, потому что борется против папы. Мусульмане поклоняются тому же божеству. Христиане называют его Богом, мусульмане Аллахом, а евреи, как говорит мой друг, Эстер Кира, называют его Яхве. Мусульмане такие же люди, как и все, Марджалла. Им разрешается иметь четырех жен. Несправедливо все домашнее хозяйство возложить на одну женщину, заставить ее вынашивать всех детей, которых мужчина хочет иметь. Мусульмане часто держат наложниц, так как не хотят ограничивать себя только одной женщиной. Разве европейские мужчины ведут себя более честно, когда, имея одну жену, заводят любовницу или даже двух? А если это их не удовлетворяет, они задирают юбки всех девушек подряд. Мне кажется, ты неглупая женщина, дорогая моя. У мусульманина много особых привычек, но назвать его неверным, конечно, нельзя.
      - Прошу прощения, мадам, - сказала Эйден сдержанно, - но мне по-прежнему хочется домой. Мой муж жив и может заплатить щедрый выкуп, если меня вернут ему. Прошу вас, помогите мне!
      Прекрасное лицо Сафии выразило искреннее сочувствие.
      - Мне бы очень хотелось сделать это, - сказала она, - и я бы смогла, если бы ты была обычной рабыней, выставленной на продажу на Большом Базаре, но ты не такая. Ты - подарок моего повелителя Мюрада важному лицу в его империи. Вернуть тебя домой - значило бы отнестись с презрением к подарку дея, чего мы, конечно, делать не можем. Смирись со своей судьбой, Марджалла. Я знаю, принц Явид-хан очень привлекательный мужчина и всего на несколько лет старше моего повелителя Мюрада. Тебе очень повезло. Если ты сумеешь порадовать принца, тогда подарок моего повелителя будет считаться счастливым для принца, и я стану твоим другом. Поскольку ты не останешься в Новом Дворце, соперницами мы не станем. Поэтому я могу быть твоим другом. У женщины моего положения не много друзей.
      Эйден глубоко вздохнула. Она жила в каком-то странном кошмаре и чувствовала себя козявкой, запутавшейся в паутине голодного паука. Хотя сейчас паук и отсутствовал, она все равно была в ловушке и убежать из нее не могла.
      - Со мной будет то же самое? - спросила она Сафию.
      - Вероятно, - услышала она честный ответ. - Всегда найдутся женщины, пытающиеся украсть у тебя любовь твоего господина. Твое единственное преимущество - родить ему сыновей раньше остальных. А в конце концов он оставит тебя ради другой женщины, даже если у тебя есть его дети. Тебе повезет, если у тебя останется его дружба и уважение. Это все, на что может надеяться большинство женщин. Тебе будет легче, чем мне. Я имею в виду его мать. Здесь, в гареме, есть две самые влиятельные женщины - мать султана, валида, и мать его наследника. Обычно Hyp У Бану и я не ладим. В течение многих лет моего повелителя интересовала только я, но Hyp У Бану ревновала Мюрада ко мне и пыталась найти других женщин, чтобы отдалить от меня своего сына. И она в значительной степени преуспела. У тебя с Явид-ханом таких трудностей не будет. Он приехал в Стамбул один, в сопровождении нескольких верных слуг.
      В этот момент разговор прервался. Бесма принесла заказанные Сафией прохладительные напитки. Она подала кубки из тонкого стекла замечательной работы, наполненные сладким напитком, по вкусу напоминающим персики. Сафия называла его шербетом. Бесма поставила серебряные блюда с вкусными слоеными сладостями из дробленых орехов, изюма и меда. Несчастья не испортили аппетит Эйден, и Сафия улыбалась, видя, как она ест. К своему удивлению, жена султана поняла, что ей нравится англичанка. Она догадалась, почему валида решила подарить девушку Явид-хану. Этим Мюрад даст почувствовать послу Крымского ханства, что тот в долгу у султана. Важно, чтобы англичанка была сговорчивой. Именно с этой целью Сафия старалась подбодрить ее.
      - Жизнь совсем не так ужасна, - сказала она. - Когда я впервые попала в Стамбул, я страшно перепугалась, но тогда мне было только двенадцать. Сколько тебе лет?
      - Мне исполнилось двадцать четыре, когда мы плыли на корабле из Алжира в Стамбул, - тихо ответила молодая девушка.
      "Интересно, - подумала Сафия. - Она выглядит моложе".
      - Значит, ты вдвое старше, чем была я, когда меня выкрали. Но страх есть страх, и не важно, сколько тебе лет. Ты, однако, умудрена жизненным опытом.
      Эйден засмеялась. Это был искренний, хотя и невеселый смех.
      - Удивит ли вас, госпожа Сафия, если я скажу вам, что год назад я была так же наивна, как двенадцатилетняя девочка, какой когда-то были вы? Моя мать и сестры умерли, когда мне было десять, и с того времени мой отец держал меня при себе. Мы жили в деревне, и мой отец никогда не бывал при дворе. Потом он внезапно умер, и я обнаружила, что он доверил королеве не только заботу обо мне, но и попросил ее найти мне мужа, чего сам сделать не успел. Меня устраивала жизнь с отцом - он был исключительно интересным человеком. Но он умер, и королева, замечательная женщина, взяла меня под свое крыло и дала мне место фрейлины. Именно она и нашла мне мужа.
      - И ты полюбила его, - сказала Сафия. - Какая ты счастливая, Марджалла. Но теперь та жизнь кончилась. Ты в таком же положении, в каком была я шестнадцать лет назад. Поверь, когда я говорю тебе, что для твоего мужа ты сейчас мертва. Именно так получается, когда в империю привозят женщину-христианку. Для своей семьи она умирает. Вернуться домой ты не можешь, и лучше всего, если ты поймешь это и начнешь новую жизнь с принцем Явид-ханом.
      - У меня с Конном так быть не может, - запротестовала Эйден. - У нас необыкновенная любовь, любовь, которая будет длиться вечно.
      - Конечно, - согласилась Сафия, - но эта любовь кончилась, Марджалла. Считай, что это было в незапамятные времена. Мой друг, сегодня тебя отдадут красивому и сильному мужчине. Когда он увидит, как ты мила, он сейчас же возьмет тебя в свою постель. Если ты любила своего мужа, значит, ты понимаешь то удовольствие, которое доставляют друг другу два человека, когда они бывают вместе. Разве нужно лишать себя этого удовольствия? Сейчас твоя семья считает, что ты погибла. Кто знает, не утешается ли твой муж с новой женой. Вы были женаты недолго, а мужчины хотят иметь сыновей! Женщина должна понимать это. Твой муж уже начал все сначала. Теперь это необходимо сделать тебе. Если ты вернешься обратно, тебя встретят не очень любезно. Ты станешь изгоем. Тебя будут называть шлюхой или еще более бранными словами. Если он любил тебя так, как ты говоришь, то ему бы хотелось, чтобы ты была счастлива, как, несомненно, счастлив сейчас он сам.
      Эйден почувствовала пустоту в душе после слов жены султана. Она осознавала, что говорила ей прекрасная венецианка, и понимала, что скорее всего Сафия права. Никогда не увидеть Конна снова! Никогда не ощутить его прикосновения, его поцелуя! Эта мысль так мучительна! Она не успела зажать рот рукой, и с ее губ сорвался пронзительный стон. Боже милостивый! Как жить дальше? Как может она жить без Конна? Она не знала, что такое настоящее счастье, пока не стала его женой. Слезы побежали по ее бледным щекам, и вся ее душа заныла от собственной незащищенности. Ласковым движением Сафия обняла Эйден.
      - Я знаю, Марджалла, знаю, что ты сейчас чувствуешь. Поплачь, мой друг. Выплачь свою печаль сейчас, чтобы вечером, когда принц увидит тебя, он тотчас бы влюбился. А ты с радостью должна принять его.
      Несколько минут Эйден рыдала, выплакивая свое горе на пышной груди жены султана. Потом успокоилась и стала задавать вопросы самой себе. Она медленно привыкала к мысли, что придется смириться с неприятной действительностью. Почему же ей все еще казалось, что без Конна она жить не сможет? Она прекрасно жила без него всю свою жизнь, за исключением семи месяцев. Она любила его. Она полюбила его с первого взгляда, а теперь никогда не увидит его. У нее нет ни малейших сомнений, что он доживет до старости. Он будет скорбеть о ней - она не сомневалась в силе его любви и искренности. Но Сафия права. У мужчин должны быть сыновья. Кто-кто, а Эйден отчетливо понимала это, зная историю своей семьи. По крайней мере род Сен-Мишелей не исчезнет, думала она с некоторым удовлетворением. Последняя воля ее отца исполнена, хотя, вероятно, не так, как ему бы хотелось. Она должна подчиниться реальности и не строить воздушных замков.
      Подняв голову, она вытерла щеки обратной стороной ладони и дрожащим голосом сказала:
      - Расскажите мне, что вы знаете о Явид-хане, госпожа Сафия.
      Сафия вздохнула с облегчением. Перелом наступил. Англичанка смирилась со своей участью. Она должна быть благодарна жене султана. Сейчас, когда империя в самом деле открывала свои двери для англичан, эта девушка станет полезным другом.
      - Говорят, что он красивый мужчина и хороший человек, иначе его бы не сделали послом Крымского ханства. Он татарин, но я помню, что его мать была рабыней из Западной Европы, хотя не знаю, из какой страны. Скоро ты это узнаешь. Он будет хорошим хозяином, Марджалла!
      Сафия немногое могла рассказать о Явид-хане. Но о нем говорили больше хорошего, чем плохого. Это успокоило Эйден. По крайней мере она подружилась с женой султана. Ей казалось, что дружба с Сафией может быть полезной. Заточенные в стенах гарема, женщины тем не менее имели какую-то власть. Она немного расслабилась, радуясь болтовне султанши, лакомясь сладостями и любуясь Арсланом, большим длинношерстным котом, который уютно примостился на коленях у Эйден и довольно мурлыкал, пока она его гладила. Такую картину и увидела валида, когда вошла в комнату султанши. Две молодые женщины, склонив друг к другу головы, о чем-то говорили. Она уже узнала от Сейесте о приходе Сафии. "Что задумала султанша? - недоумевала Hyp У Бану. - Почему она решила поговорить с Марджаллой?" Проскользнув в комнату, она приветливо улыбнулась.
      - Какая чудесная картина, дочери мои! О? Марджалла, ты любишь кошек? Эти животные благословлены Пророком. Моя собственная кошка Пери принесла недавно трех очаровательных котят, чьим отцом, я подозреваю, является шкодливый бродячий Арслан Сафии. Не хочешь ли ты котенка? Как раз время отнимать их у матери. Нет, тебе нужно забрать их всех. Во дворце Явид-хана совсем нет кошек, а они Прекрасно уничтожают мышей и крыс.
      - Благодарю вас, госпожа, - тихо сказала Эйден. - Я в самом деле люблю кошек и благодарю вас за подарок.
      - А сейчас, Сафия, я забираю у тебя Марджаллу. Мы должны выбрать ей одежду для сегодняшнего вечера.
      - Нет, нет, уважаемая мать, в этом нет нужды. У нас одинаковый цвет волос, а я недавно получила новые красивые одежды.
      - Ты щедра, Сафия, - сказала мать султана, - но, увы, Марджалла намного выше тебя ростом. Боюсь, что одеть ее может только портниха.
      - Тогда я иду с вами, уважаемая мать! Эйден вертела головой и смотрела то на одну, то на другую женщину. Почему они борются за нее? - недоумевала она. Все это казалось ужасно глупым.
      - Я доверяю твоему изысканному вкусу, - шелковым голосом сказала Hyp У Бану. - Пойдемте, дорогие мои.
      Она повернулась и выскользнула из комнаты, они пошли следом.
      Портниха была чрезвычайно почтительна и к валиде, и к жене султана. Она критически оглядела Эйден и сказала:
      - Цвет ее волос почти такой, как у госпожи Сафии. Я предлагаю одеть ее в зеленое.
      - Нет, - ответила Hyp У Бану. - Я не могу не согласиться, Латифа, что зеленый замечательно пойдет ей, но для сегодняшнего вечера мы должны выбрать что-то, что сможет еще больше выделить ее, когда ее будут показывать послу. Найди что-нибудь сиреневое.
      Латифа закивала.
      - У тебя острый глаз, госпожа! - с восхищением сказала она и торопливо побежала искать одежду. Через несколько минут она вернулась, нагруженная шелковыми и атласными одеждами. Разложив их по дивану, она подняла широкие шелковые шальвары из тонкой материи с полосками темно-лавандового цвета и золотой парчи. Манжеты на лодыжках были из парчи, расшитой жемчугом и красными бусинами. Валида удовлетворенно кивнула. Потом им показали короткий корсаж без рукавов из шелка цвета светлой лаванды, обшитый жемчужинами, красными стеклянными бусинами и кусочками жадеита. Валида снова одобрительно кивнула. Затем их вниманию предложили третий предмет туалета - длинный плащ. Он был сделан из фиолетового атласа с подкладкой из шелка цвета лаванды и отделан по краям так же, как и корсаж. Его застежка была сделана из камня цвета лаванды, вырезанного в форме цветка.
      - Ну что ты думаешь, Сафия? - спросила Hyp У Бану.
      - Сама бы я не смогла придумать такое одеяние, - с восхищением сказала Сафия. - Ты права, уважаемая мать, это великолепно.
      Валида с удовлетворением улыбнулась. Кое-чему она еще могла научить жену своего сына. Она не сомневалась, что Сафия вскоре будет появляться перед своим повелителем и хозяином в одеждах сиреневого цвета. Потом она Взглянула на англичанку, которая все это время стояла молча.
      - Тебе нравится, что выбрала я, Марджалла? Важно, чтобы сегодня вечером тебе было удобно. Первые впечатления для мужчин самые важные. Говори мне правду, дочь моя. Если ты предпочитаешь зеленое, мы оденем тебя в зеленое.
      Она говорила ласково.
      - Нет, госпожа, я полагаюсь на вашу мудрость, - сказала Эйден, понимая, что, несмотря на заботливый тон валиды, той хотелось бы, чтобы она с ней согласилась. Она тоже может быть полезной, если подружиться с ней. Эйден вдруг поняла, что начинает думать так же, как эти женщины. Это потрясло ее.
      - Очень хорошо, Латифа. Проследи, чтобы рабыни принесли эти одежды в комнаты Сейесте. Добавь шапочку, сандалии и золотой пояс.
      Портниха почтительно поклонилась матери султана, и, не говоря больше ни слова, Hyp У Бану повернулась и вышла из комнаты. К удивлению Эйден, рядом с ней оказался Джинджи.
      - Ты должна вернуться в комнаты Сейесте и отдохнуть перед вечером, госпожа, - сказал он. Сафия тихонько подтолкнула Эйден.
      - Помни, что я сказала тебе, дорогая Марджалла, и не бойся. В конце концов, Явид-хан всего лишь мужчина. - Она лукаво засмеялась. - Я повидаю тебя, когда ты устроишься, друг мой, - сказала она, а потом тоже поспешно ушла.
      Джинджи повел Эйден по извилистым коридорам Нового Дворца к комнатам Сейесте. "Я никогда не научусь разбираться в этом огромном дворце", - думала Эйден. Сейесте дала ей матрас и указала место на полу, где можно лечь. В комнате было пять девушек, но ни одна из них не обратила внимания на Эйден. Они не были заинтересованы в дружбе с ней.
      - Ты должна отдохнуть, - сказала Сейесте, - а потом поужинаем. У тебя есть время поспать, если хочешь.
      Эйден хотелось заснуть. Если она не заснет, то будет думать, думать о том, что случилось с ней, думать о своем красавце Конне, думать о том, что ей сказала Сафия. Ей снова захочется плакать. На самом ли деле женщин, которые попадали в рабство в Берберию, их семьи считали погибшими? Если она расскажет принцу свою историю и тот вернет ее в Англию, неужели Конн отвернется от нее? Поверит ли он, что она выбралась нетронутой? Зная репутацию турок, заслуженную или нет, поверила бы она сама в это, если бы такое случилось с кем-то из ее подруг? Она сомневалась. И эти сомнения начали убеждать ее в том, что, вероятно, Сафия права. Для Конна и своей семьи она мертва.
      Это была пугающая мысль, и если она верна, значит, вся ее жизнь до сегодняшнего дня кончилась. Она стала ребенком, несведущим и неуверенным, который все должен познавать заново. Но отказаться от воспоминаний она не могла, что бы ей ни говорили. "Конн! - мысленно звала она. - Я жива! Я не умерла!" Она беспокойно ворочалась на своем матрасе. "Со мной будет истерика, если я не остановлюсь", - думала она. Она сделала глубокий вздох, потом еще несколько. Постепенно она взяла себя в руки. "Сафия права, - решила она. - Я здесь, и мне нужно использовать свое положение как можно лучше", Она чувствовала усталость. День был таким долгим. Ее отяжелевшие веки опустились, и через минуту она спала глубоким исцеляющим сном.
      Глава 11
      Султан принимал принца Явид-хана, посла Крымского ханства, в саду, прилегающем ко дворцу. Хотя уже стемнело, сад был ярко освещен факелами и фонарями, вывешенными у фонтанов, вдоль дорожек и на деревьях. Сад был красив и ухожен, дорожки засыпаны девственно-белой мраморной крошкой. На лужайке стоял большой навес из резного позолоченного дерева, сиявшего в свете фонарей, будто чистое золото. Под навесом поставили огромный диван, обитый алым атласом, расшитым золотыми звездами. На диване сидели султан Мюрад и его почетный гость.
      Сыну Hyp У Бану было около тридцати пяти. Он был худощав, среднего роста, с томными черными глазами и бледной кожей. Волосы и коротко стриженная борода - светло-рыжие. В отороченном черным мехом халате, на золотой парче которого выделялись бархатные тюльпаны, он являл вид настоящего восточного владыки. На голове красовался тюрбан из шитой золотом материи, украшенный огненными рубинами, с золотым эгретом посредине, вставленным в держатель из чистого золота.
      Слева от Мюрада сидела его мать, великолепная в своем темно-синем широком платье, расшитом золотой нитью, жемчугом и бриллиантами. На голову она накинула вуаль из золотистой кисеи, прошитой искрящимися металлическими нитями. На груди - цепь из бриллиантов и изысканных жемчужин. Она использовала свое положение матери султана и не закрыла лицо, хотя этого не сделала ни одна из наложниц султана. Мюрад получал удовольствие, показывая новому послу Крымского ханства прославленных красавиц своего гарема. Обычно он не допускал такой вольности, но гостя принимали на его собственной половине. Кроме султана, Явид-хан был здесь единственным настоящим мужчиной. Рядом с диваном, на более низком сиденье, сидела окруженная разноцветными бархатными подушками его красавица жена Сафия вместе с полудюжиной других его любимиц, женщин, которые нравились ему в постели. Их называли "счастливицами". Некоторые из этих женщин даже родили ему дочерей. Они были похожи на ослепительных разноцветных бабочек. Сафия сидела ближе всех, прислонив голову к колену султана. Сегодня султанша была одета в зеленое и золотое.
      Среди клумб с розами стояли высокие клетки с певчими птицами. Женщины гарема в красивых одеяниях прогуливались рука об руку по дорожкам, восхищаясь сентябрьскими цветами и лакомясь фруктовым шербетом и вкусными сластями. Этот спектакль никто не мог оценить лучше, чем Явид-хан.
      - Я бы хотел, - сказал он султану, - чтобы все мои вечера в Стамбуле были такими же приятными. Но как может такой, как я, надеяться на подобное совершенство, мой повелитель?
      Мюрад улыбнулся. Он не был глупцом, но изысканную лесть любил.
      - Я собирался сделать все, чтобы для тебя эта ночь стала еще более приятной, Явид-хан, - сказал он. - Я знаю, что ты приехал в Стамбул без своих женщин. Так ли это?
      На мгновение губы Явид-хана затвердели, но потом он сказал:
      - Именно так, мой господин.
      - Значит, - усмехнулся Мюрад, - сплетни оказались правдой, Явид-хан. Ты и в самом деле хочешь воспользоваться нашими знаменитыми рынками рабов. На Большом Базаре можно найти много красавиц, самых разных. Там есть невероятные женщины! Все, начиная от двенадцатилетних девственниц до опытных женщин. Есть женщины на любой вкус. Иногда я тайком хожу туда не покупать, а просто посмотреть на выставленную там красоту.
      - Я не помню, чтобы ты когда-нибудь вернулся оттуда, не сделав хотя бы одной покупки, которая делала бы тебе честь, - усмехнулась валида. - Мой сын коллекционер, он собирает красоту. Разве это не так, мой лев?
      Он улыбнулся ей ласковой улыбкой, с видом мальчишки, которого поймали на краже фруктов из сада.
      - Увы, Явид-хан, моя мать не обольщается на мой счет. И она права.
      - Твоя слава идет впереди тебя, мой повелитель. Мой отец разыскивает самых красивых девушек, чтобы каждый год посылать тебе дань, - ответил принц.
      - Когда мы узнали, что ты приехал один, не считая немногих слуг, - сказал султан, - мы решили, что должны помочь тебе собрать новую коллекцию красавиц. Как раз сегодня прибыл корабль от дея Алжира, и среди даров, которые он послал мне, есть красивая женщина, которую я собираюсь подарить тебе.
      Мюрад посмотрел на главного евнуха, стоящего за его спиной.
      - Приведи женщину, Ильбан-бей, - приказал он. - Она - редкостное создание, - добавил он, повернувшись к принцу, - знатная английская женщина, взятая в плен берберийским кораблем. Я люблю свою жену, а у нее рыжие волосы, вот потому мне часто присылают женщин с рыжими волосами. Они редко встречаются в наших землях. Конечно, это делается для того, чтобы сделать мне приятное, но никто не может заменить мою совершенную жемчужину, - закончил он, проводя рукой по волосам Сафии.
      Явид-хан улыбнулся и теплыми словами поблагодарил султана. При этом подумал, что как раз сейчас женщина - совсем не то, в чем он нуждается и чего хочет. Тем не менее при сложившемся положении отвергнуть подарок невозможно.
      - Не благодари, пока ты ее не видел, - сказал султан, широко улыбаясь. Поблагодаришь меня потом. А когда она родит тебе сына, ты еще больше будешь благодарить меня. Говорят, англичане - отважная, красивая и умная нация. Некоторые из них уже много лет приезжают в Левант торговать, но скоро я дам позволение на открытие посольства. Знаешь ли ты, что Англией правит королева-девственница? Забавно. И тем не менее они такие же, как мы с тобой.
      - Я мало знаю об англичанах, - ответил Явид-хан. - В Крым они не приезжают.
      Вдруг раздался голос султанского глашатая, обращенный к гостям:
      - Молчание! Молчание! Наш повелитель, султан Мюрад III, защитник веры и тень Аллаха на земле, будет показывать свой подарок, знак уважения новому послу Крымского ханства, принцу Явид-хану, сыну великого хана Девлета, правителя Крыма! Молчание! Смотрите и восхищайтесь щедростью нашего великого султана Мюрада III. Пусть покажут дар!
      - Пусть покажут дар! - эхом отозвался гарем. Из дальнего, затемненного конца сада, с центральной дорожки, лежащей между рядами роз, послышался шорох гравия под загрубелыми пятками рабов. Затем, сначала в полумраке, а потом в полосе света фонарей, освещающих лужайку, показалась четверка необыкновенно высоких, очень горделивых и красивых черных рабов, одетых в белые панталоны, с леопардовыми шкурами, свисающими через одно плечо. Они несли паланкин из чистого серебра, закрытый разлетающимися занавесками из кисеи бледно-золотистого цвета с металлической нитью. Подойдя к дивану, где ожидали султан и его гость, они остановились и бережно поставили паланкин на землю перед своим повелителем и господином. Как джинн, из ниоткуда появился Ильбан-бей. Он медленно подошел к паланкину, протянул похожую на птичью лапку руку и отдернул занавески с одной стороны.
      Наступила выжидательная тишина, когда главный евнух вывел из паланкина плотно закутанную женщину. Он подвел ее и поставил напротив султана и принца. Потом, дав им минуту, чтобы они могли рассмотреть ее, снял тонкую золотистую чадру, закрывавшую ее лицо, и такое же покрывало с головы. Затем главный евнух снял с Эйден длинный плащ, а потом и короткий корсаж, обнажив ее грудь. После этого он отступил назад.
      - Ну, мой друг, - сказал султан, - вот мой дар. На его губах играла улыбка, а голос звучал весело для окружающих. Но и валида, и жена султана услышали в нем что-то такое, чего не услышали другие. Мюрад недоволен. Бросив на него быстрый взгляд. Hyp У Бану увидела, что его глаза похотливо осмотрели Марджаллу.
      Ему явно жаль терять привлекательную англичанку, но теперь он ничего не мог сделать. Явид-хан коротко;, взглянул на Эйден.
      - Она очень красива, мой господин, и это очень щедрый дар, - сказал он.
      - Сегодня ты возьмешь ее с собой в свой дворец, друг мой, - сказал султан. - Она не девственница, как сказали мне, поэтому ты можешь сразу же получать удовольствие с ней.
      Он махнул рукой Ильбан-бею.
      - Проследи, чтобы она была готова к поездке, - приказал он.
      Главный евнух поклонился и, надев на Эйден ее корсаж, дал рабу знак поднять остальные одежды и торопливо увел ее. Когда гости не могли его слышать, он сказал:
      - Ты поедешь с принцем на его каике. Его дворец находится на берегу, к северу от города. Джинджи с твоими вещами уже отправили туда. Сейчас я оставлю тебя с Омаром, - он махнул рукой евнуху, который тенью шел за ними. - Мне нужно торопиться, чтобы определить девушку, которая будет делить ложе с повелителем Мюрадом сегодня ночью. Он очень огорчился, лишившись тебя. Здесь валида и я немного ошиблись. Ты сразу же понравилась султану. Может быть, это потому, что ты похожа на изваяние, Марджалла. Удачи тебе с Явид-ханом, и помни, что ты - дар султана. Если принц останется доволен тобой, знай, у тебя в гареме будут влиятельные друзья. Понимаешь, о чем я говорю?
      - Да, господин, понимаю, - ответила Эйден. К ее удивлению, Ильбан-бей потрепал ее по руке и торопливо ушел.
      - Его хорошо иметь в друзьях, - сказал Омар.
      - Я думаю, что врагом его иметь опасно, ответила она.
      Омар кивнул.
      - Ты не глупа, Марджалла, - сказал он, помогая ей надеть плащ, закрывая ей волосы и завешивая лицо чадрой.
      Проведя ее через лабиринт сада с помощью белокожего мальчишки-пажа, который освещал им дорогу, неся пылающий факел почти такой же величины, как и он сам, он привел ее к пристани, где стояли дворцовые лодки и где их ждала лодка принца.
      - Здесь ты будешь в безопасности, - сказал Омар, помогая ей забраться в лодку. - Пусть сопутствует тебе удача!
      Потом повернулся и грубо заговорил с гребцами принца. Она улавливала слова: "женщина принца.., смотрите за ней хорошенько.., султан в ярости..."
      Омар ушел, торопливо поднявшись по покатому склону в дворцовый сад.
      Она осталась одна. Гребцы не осмеливались даже тайком поглядывать на нее, ведь она - собственность их господина и, стало быть, не предназначалась для их глаз. Ей ничего не оставалось, как сидеть и ждать принца Явид-хана, вершителя ее судьбы. Она не разглядела его, ведь и Hyp У Бану, и Сафия предупреждали ее, что ей следует держать глаза скромно опущенными. Мюрад фанатично относился к правилам поведения, а в Оттоманском мире воспитанная женщина в подобном положении глаз не поднимала. Однако из-под ресниц Эйден бросила взгляд на принца, но единственное, что удалось заметить, - он не Стар и не уродлив.
      Она осмотрела каик, в котором сидела. При свете факелов, горевших на мраморной пристани, около которой стояли лодки, можно было кое-что разглядеть. Она не очень хорошо рассмотрела наружные борта каика, но ей показалось, что они покрыты темным лаком, а декоративная резьба инкрустирована пластинками из золота. Уключины лодки - серебряные, как и рукоятки весел. Посмотрев вверх, она увидела голубые, синие, серебряные и золотые полосы лодочного тента. Низкое сиденье внутри обтянуто темно-синим шелком и обложено подушками таких же цветов, которые были на тенте. Эйден вздохнула и подумала, долго ли ей придется сидеть и ждать Явид-хана. Неожиданно для себя она заснула, убаюканная мягким покачиванием лодки.
      Явид-хан долго смотрел на женщину, спящую в его каике. Темный шелк дивана оттенял ее светлую кожу. Обычно суровые черты его лица смягчились улыбкой. Как спокоен ее сон, но ведь, в конце концов, у нее не было страшных воспоминаний, которые населяли его сны. Он вошел в лодку и тихо приказал гребцам:
      - Поехали.
      Умело маневрируя, гребцы вывели каик в главный пролив, называемый Босфором. Потом спокойными и ритмичными движениями погребли на север, туда, где Босфор заканчивался, вливаясь в Черное море. На этом месте и стоял дворец Явид-хана, обращенный в сторону его родины, Крыма.
      Он посмотрел на Эйден, протянул руку и потрогал один из ее локонов. Волосы были похожи на расплавленную медь и мягки на ощупь. Он не знал, какого цвета ее глаза, но мать султана уверяла его, что они светлые. Не такие небесно-голубые, как его собственные, но тем не менее светлые. Светлая кожа, рыжие волосы и светлые глаза. Никогда раньше не видел он женщин, похожих на нее, хотя, несомненно, он видел множество блондинок. Такой была его собственная мать, но цвет волос этой рабыни был удивителен. Он решил, что ее лицо ему нравится. Она не красавица, как валида Hyp У Бану или султанша Сафия. У нее нет надутых губок и детской миловидности, свойственной многим молоденьким женщинам. Нет, ее лицо гораздо привлекательнее, с высокими скулами и подбородком с ямочкой. Она высокая, но неширокая в кости. Ему было интересно, какой у нее голос, и говорит ли она на языке, который был бы ему понятен. Новая женщина полна неизвестности и интересна для изучения. Какая жалость, подумал он, что в этот период жизни его не интересуют женщины. Он жалел, что не мог сказать об этом султану, но от подарка величайшего правителя мира нельзя отказываться. Он понял, что, увидев эту женщину, Мюрад неохотно расстался с ней.
      Бедный Мюрад. Он громко засмеялся, и Эйден вздрогнула, проснулась и села с пылающими щеками и изумленно открытым ртом. Явид-хан протянул руку и снял тонкую материю, которая едва прикрывала ее лицо. Он взял в ладони ее лицо, поглаживая пальцами нежную кожу, и тронул большим пальцем ее губы. На него смотрели широко открытые глаза. Он увидел, что они серебристо-серые.
      - Ты говоришь по-турецки? - тихо спросил он.
      - Учусь, - медленно ответила она.
      - Скажи, на каком языке ты умеешь говорить?
      - На нескольких. На моем родном английском, на французском...
      - Я говорю на французском, - сказал он, переходя на этот язык. - Моя мать - француженка.
      - Вот почему у вас голубые глаза. Явид-хан почувствовал, что опять улыбается.
      - Вот поэтому они и голубые, - согласился он.
      - Куда мы едем, мой господин? - Эйден вдруг вспомнила, как должна вести себя.
      - Твоим новым домом будет дворец, который стоит в том месте, где кончается Босфор. Из дворца ты сможешь увидеть Черное море.
      - Все это так чуждо мне, - тихо сказала она.
      - У тебя есть служанка? Ты будешь первой женщиной в этом доме.
      - Дей Алжира послал меня в Стамбул с евнухом по имени Джинджи. Если можно, господин, мне бы хотелось, чтобы рядом со мной были женщины. Мне непонятно, почему одевать, раздевать и мыть меня должен мужчина, даже если он и не мужчина...
      - Мы пошлем завтра этого Джинджи на рынок, чтобы он купил для тебя нескольких служанок, - ответил Явид-хан.
      - Мой господин, не могу ли я сама поехать в Стамбул? Не потому, что я не доверяю Джинджи, а просто мне хотелось бы самой выбрать этих женщин. Джинджи недостаточно хорошо знает меня, чтобы подбирать мне подруг.
      - Не вижу ничего плохого в этом, - ответил он, - при условии, что у тебя будет должное сопровождение. Каких женщин ты бы предпочла?
      - Не знаю точно, но, вероятно, таких, как я, которые недавно попали в рабство и всего боятся.
      Ее слова заставили его задуматься. Ему понравилась ее доброта.
      - Ты боишься меня?
      Его голубые глаза с любопытством рассматривали ее.
      - Да, - честно призналась она.
      - Не нужно бояться. Объясни, откуда этот страх?
      - Не знаю, чего мне ожидать от вас, мой господин. Год назад в это время я была девушкой, оплакивающей смерть своего отца, который был моим единственным родственником. Семь месяцев назад моя королева выдала меня замуж. Около трех месяцев назад меня похитили и продали в рабство. В последний год все происходило так быстро. До того времени моя жизнь была спокойной и упорядоченной. А теперь я сижу в лодке с незнакомым человеком, который, как мне говорят, будет моим хозяином. Мне страшно, господин. Разве вам непонятно, почему?
      - Тебе не нужно бояться меня, Марджалла. Я буду совершенно откровенен с тобой, когда скажу, что, если бы ты не была подарком от моего сюзерена, я бы не принял тебя. Но выбора у меня нет. Ты будешь жить в моем доме, и я постараюсь, чтобы ты была счастлива и чтобы тебе было спокойно, насколько это возможно при данных обстоятельствах.
      Слова сорвались с ее губ прежде, чем она подумала:
      - Вы не любите женщин, мой господин? Она слышала, что есть такие мужчины. Явид-хан не обиделся, этот вопрос развеселил его.
      - Ты спрашиваешь, не предпочитаю ли я храм Содома храму Венеры? Отвечаю нет. Мне очень нравятся женщины.
      - О! - Лицо Эйден вытянулось. Он не хотел ее. Еще одно унижение. Снова в этой игре она оказалась проигравшей. Казалось, победителем был только Кевен Фитцджеральд, пусть сгорит его проклятая душа в аду. Потом обида оттого, что он отвергает ее, начала стихать, и новая мысль пришла ей в голову.
      - Если вы не хотите меня, мой господин, почему бы вам не обратиться к моей семье за выкупом. Мы очень богаты, и мой муж хорошо заплатит, если меня вернут.
      То, что было сказано раньше Сафией, не имело значения. Лучше в Англии вынести позор пленения, чем оказаться проданной из дома Явид-хана. Ведь она ему не нужна.
      - Продать женщину - подарок султана, даже если она продана на родину, нарушение этикета, Марджалла. Тон, которым это было сказано, не сулил никаких надежд. Он сидел, глядя перед собой, не дотрагивался до нее и не говорил с ней больше до тех пор, пока они не приехали во дворец. Потом он провел ее от каика через темный сад в дом, где дожидался Джинджи. Пока евнух суетливо бросился вперед, надувшись от собственной важности, принц прикоснулся к ее лицу и тихо сказал:
      - Спокойной ночи, Марджалла. Надеюсь, ты будешь хорошо спать.
      Следя, как он уходит по коридору, она почувствовала легкое сожаление. Что он за человек? Что ему нужно от нее? Если она не нужна, почему он настаивает на том, чтобы она осталась в его доме? Будет ли султан на самом деле оскорблен, если ее семья выкупит ее у Явид-хана?
      Неужели великий правитель будет помнить пленную рабыню?
      - Почему ты не идешь с ним? Ты уже рассердила его? - негодовал Джинджи. Нельзя обижать великого принца.
      - Замолчи! - резко приказала она перепуганному евнуху, проявив характер впервые со дня своего пленения. - Сегодня принцу я не нужна. Наверное, он проявил вежливость и хочет, чтобы я отдохнула после долгого путешествия.
      - Конечно, госпожа Марджалла, конечно! Почему я сам не додумался до этого! - Он весь сиял.
      - Правда, почему ты в самом деле не додумался? А теперь покажи мне мои комнаты. Почему ты заставляешь меня стоять в дверях, как нищенку?
      Она рассмеялась, когда он бросился провожать ее в комнаты. За сегодняшний день она поняла одно - в мире гарема женщина должна командовать, иначе это будет делать евнух. Она наблюдала сегодня, как вели себя со слугами и Сафия, и Hyp У Бану. Они всегда были хозяйками положения.
      - Завтра, - продолжила она, - с разрешения моего господина Явид-хана ты и я поедем на рынок рабов в городе и купим целую стаю девушек, чтобы они прислуживали и не давали мне скучать. В этом доме одни мужчины. Забери у меня тяжелый плащ и подай мне одежду на ночь. Ты принес котят, которых мне обещала валида? Я хочу взглянуть на них перед тем, как лягу спать.
      Он вился вокруг нее, как маленькое насекомое, отчаянно пытаясь показать, что он с ней ровня. Сняв с нее одежды, он подал ей удобный халат, удивляясь следам, которые оставил на ее бедрах тяжелый золотой пояс с его причудливыми жемчужными украшениями.
      - Главный евнух валиды сказал, что котят пришлют тебе через несколько дней, госпожа. Я настоял, чтобы он не тянул. Этот дворец стоял закрытым в течение многих лет, и я видел мышей.
      - Надеюсь, не в моих комнатах.
      Она быстро прошла через женскую половину дворца, осматривая ее. В середине располагалась большая комната с фонтаном. От нее отходили двенадцать небольших спален с окнами. Кроме того, на женской половине находилась большая, выложенная изразцами баня, которая примыкала к ее личным комнатам. Ее апартаменты состояли из небольшого салона, спальни и нескольких маленьких комнаток для служанок. Было темно, и она не могла сказать, куда выходят окна гарема. При свете дня она увидела, что окна ее салона смотрят на море и в маленький сад. "Для одной женщины слишком много места, - подумала она, - но со временем принц, вероятно, заполнит гарем".
      На следующее утро они поехали в город на большом каике, которым пользовались накануне. Принц не забыл своего обещания и дал Джинджи туго набитый кошель.
      - Он сказал, - возбужденно тараторил евнух, - что ты можешь купить все, что захочешь. Ты ему понравилась, Марджалла. Я это понял.
      Их лодка была достаточно большой, чтобы в ней поместился ее паланкин и четыре черных раба, которые должны были нести его. Они доплыли до города. В паланкине ее доставили на рынок рабов на Большом Базаре. Их интересовал рынок, на котором продавали только женщин. Эйден стало понятно, как ей повезло, что ее не продали с подмостков на общественных торгах. Это было место страданий. Кому могло понравиться положение раба? Но скоро она поняла, что многие были довольны. Для одних это был нормальный образ жизни, они были рождены рабами. Для других - способ выбраться из бедности. Но большинство пленников любили свободу. Многих женщин вырвали из их счастливой прежней жизни. На рынке царило отчаяние.
      Женский рынок рабов посещали в основном мужчины, хотя она видела нескольких женщин, плотно укутанных и тщательно охраняемых слугами. Ей хотелось закончить свое дело как можно быстрее. Больно смотреть, как других женщин раздевают догола и ежеминутно осматривают предполагаемые покупатели. Она видела слезы на лицах этих женщин, но печальней всего было выражение полной безнадежности в их глазах.
      Заставив Джинджи подвести к ней хозяина рынка, она спокойно объяснила ему, что ей нужны три служанки, желательно европейки. Ей хотелось таким способом помочь хотя бы нескольким своим сестрам, оказавшимся в рабстве.
      Хозяин рынка улыбался, показывая желтые зубы, которые, по мнению Эйден, напоминали собачьи.
      - Скажи своей милостивой госпоже, у меня есть как раз то, что она ищет, сказал он Джинджи. С Эйден он говорить не желал, ведь она всего лишь женщина. Но на социальной лестнице она стояла выше его, потому что принадлежала принцу Явид-хану.
      Хозяин рынка хлопнул в ладоши и отдал приказание прибежавшему на зов рабу.
      У меня есть мать с двумя дочерьми, - сказал он Джинджи. - Они не говорят по-турецки, и похоже, совершенно не способны выучить его. Кроме того, они исключительно глупы, и хотя я крепко надеялся получить что-то за дочерей, оказалось невозможным разлучить их. Всякий раз, когда мы пытались это сделать, они поднимали ужасный крик. И даже пытались убить себя. Клянусь Аллахом, я жалею, что связался с ними. Может быть, твоя госпожа сладит с ними. Я честно рассказываю тебе об этом. Если не сумею продать их вместе, мне, наверное, придется удавить их. Прокормить троих - дорого.
      Эйден подняла руку, когда Джинджи собрался перевести ей слова торговца, и сказала:
      - Я поняла его, давай взглянем на эту троицу. Их втолкнули в комнату. Вид у женщин действительно был неприглядный: высокие, крупные, с русыми волосами, свалявшимися и грязными. Глаза этих угрюмых созданий горели мятежным огнем. "Не очень обещающее начало", - подумала Эйден.
      - Вы говорите по-французски? - спросила она. Молчание.
      - Вы немки? Молчание.
      - Вы венецианки?
      - Нет, госпожа, - сказала старшая женщина, - но мы понимаем язык венецианцев, потому что они торгуют с нашим народом. Мы из деревни, что неподалеку от города Дубровник.
      - Вы рождены рабами?
      - Нет, мы свободнорожденные женщины! Мой муж перерабатывал рыбу. Мы жили в большом доме, я приготовила дочерям хорошее приданое. Однако последний год дела шли плохо. Мой муж не смог заплатить султану налоги. Пришли солдаты и забрали наших дочерей. Я стала протестовать, а они засмеялись и сказали, что могут и не разлучать нас. А потом забрали и меня. Вот так мы оказались здесь.
      - Если я куплю вас, - сказала Эйден, - будете ли вы верно служить мне? Я не могу освободить вас, потому что сама не свободна. Я принадлежу принцу Явид-хану.
      - Что мы должны будем делать для вас, госпожа?
      - Быть моими служанками.
      - Вы купите нас всех вместе, госпожа?
      - Да, - сказала Эйден, - я не стану разлучать мать и ее детей. Сколько лет вашим дочерям?
      - Одиннадцать и тринадцать, но они умеют трудиться, госпожа.
      Эйден повернулась к Джинджи.
      - Заплати торговцу за этих троих, и пора возвращаться домой. Нет сил смотреть на все это.
      Джинджи критически осмотрел покупку.
      - Они некрасивы, - сказал он и понимающе улыбнулся. - Но конечно, госпожа Марджалла, ты поступаешь умно. Принц даже не заметит их. Было бы глупо приводить в дом соперниц до тех пор, пока принц не полюбит тебя.
      Он хихикнул и стал торговаться с продавцом, который, получив покупателя, решил, что не должен прогадать в сделке.
      - Как вас зовут? - повернулась Эйден к женщине.
      - Марта. А моих дочерей Айрис и Ферн.
      - Меня называют Марджалла, - сказала Эйден, и, к ее удивлению, это имя не показалось ей чужим. Она поняла, что начинает примиряться с положением, в котором оказалась.
      - Мы договорились, госпожа Марджалла! - воскликнул Джинджи. - Этот разбойник, который называет себя честным человеком, признал себя побежденным.
      Эйден засмеялась.
      - Ax, Джинджи, Джинджи, - ласково пожурила она. - Ты без стыда и совести пытаешься доказать свое превосходство.
      - Нет, госпожа, - ответил он с очаровательной улыбкой.
      Впервые с тех пор, как он стал ее евнухом, он начал думать, что в своей жизни он добьется успеха. Она поддразнивала его, а это означало, что она начинает чувствовать себя увереннее, привыкая к своему положению.
      - Этих женщин нужно прилично одеть, - сказал он Эйден. - Пойдем на улицу, где торгуют одеждой, и купим что-нибудь подходящее для служанок фаворитки принца. Можно пойти в ряды, где продают материи и купить их и для тебя, и для них, но сначала отведем-ка их в женскую баню. По-моему, они давно не мылись. Мы не можем посадить их в каик принца в таком виде. На них кишат насекомые. Думаю, что они много месяцев не мыли волосы.
      Повнимательнее приглядевшись к Марте и ее дочерям, Эйден согласилась с ним. Они были невообразимо грязны, что показалось ей забавным. Турки ведь гордились своей любовью к чистоте. Почему они позволили здоровым славянским рабыням дойти до такого состояния?
      Скоро она получила ответ на эту загадку.
      - Я собираюсь купить вам чистые и приличные одежды, - сказала она Марте, но сначала вы с девочками побываете в женских банях. Там вас отмоют от грязи. Похоже, что вы не мылись неделями. А ваши волосы! Это позор!
      - Баня. - У Марты был растерянный вид. - Наши священники учили нас, что купание противно божьим заповедям. Только через умерщвление плоти можно познать Бога. Прошу вас, не ведите нас в баню, госпожа!
      "Проклятие! - подумала Эйден. - Какая невероятная глупость". Но потом довольно резко сказала Марте:
      - Ваши священники ошибаются, Марта, но спорить с этим не буду. Вы обещали мне, что, если я куплю вас, вы будете верно служить мне, а безоговорочное подчинение - это часть службы. Я веду вас в бани, где вас старательно вымоют и обиходят. Если не хотите выполнить мое первое приказание, как же вы собираетесь подчиняться мне дальше? Однако можете выбирать. Откажитесь, и я верну вас на рынок. Если подчинитесь, вас ожидает сытая и безопасная жизнь. Я не потерплю неповиновения среди слуг и не потерплю нечистоплотности.
      Она сурово посмотрела на женщину, и Марта струсила.
      - Мы повинуемся тебе, госпожа, и идем в бани. Эйден кивнула, не говоря ни слова. Они оставили женщину и ее дочерей в женских городских банях. Джинджи прошел с ними внутрь и передал главной служительнице приказ его сиятельной госпожи, возлюбленной Явид-хана. Эйден повеселилась бы, узнав, что наплел ее евнух. Он вышел из бань, сияя улыбкой, и сказал Эйден:
      - Мы можем вернуться за ними через два часа. Они будут в полном порядке, госпожа Марджалла.
      Потом он с гордым видом шел по оживленным улицам, расчищая путь паланкину Эйден. Сначала они направились в ряды, где расположились торговцы материями. Джинджи помог ей выбрать красивые и практичные материи из хлопка, легкую шерсть и полотно для новых служанок. Она старалась выбрать цвета повеселей. Хотя женщины и были служанками, в душе они остались женщинами. Ей хотелось расположить их к себе, а для этого требовалось совсем немногое.
      Сделав покупки, они пошли в лавку торговца, продававшего только дорогие материи. Эйден выбрала себе шелк цвета бирюзы с вытканными на нем маленькими серебряными звездочками, зеленый шелк с широкими золотыми полосками и шелковую кисею бледно-золотистого цвета.
      Торговец лез из кожи вон, желая услужить ей. Джинджи не замедлил сообщить ему, что это фаворитка нового посла Крымского ханства в Сиятельной Порте. Если ее хозяин, блистательный принц Явид-хан, будет доволен ее покупками, госпожа Марджалла станет его постоянной покупательницей. Он может заработать на этом, ведь, когда дело касается его фаворитки, щедрость принца неиссякаема.
      Эйден понимала достаточно много из того, что говорил ее слуга, и посмеивалась, но не стала огорчать евнуха. Кроме того, это развеселило ее. Она смеялась, чего не делала уже многие месяцы.
      Выйдя из лавки, она сказала:
      - Ты и в самом деле испорченный человек, Джинджи. Будь поосторожней, чтобы твой болтливый язык не завел тебя в яму, из которой ты, дружок, можешь не выбраться. Просто счастье, что принц не слышал тебя. Ведь он совершенно не интересуется мной. А если и дальше так пойдет, где окажемся мы с тобой?
      - Сегодня утром на кухне, госпожа, я кое-что выведал у повара. Хаммид говорит, что принц оплакивает свою жену и сыновей, которые совсем недавно умерли. Я не смог узнать ничего больше, не хотел излишне любопытствовать, чтобы не подвергать опасности твое положение в доме. По крайней мере я узнал, что он настоящий мужчина, госпожа. Со временем ты поможешь ему оправиться от горя, а сейчас других женщин в доме не будет. Нам нужно время, госпожа Марджалла, пусть тебя не беспокоит, что принц холоден к тебе.
      - Бедный человек, - сказала Эйден, - я понимаю, что он чувствует, - и она вспомнила не только смерть отца, но к смерть матери и сестер.
      В это время они пришли в ряды, где торговали поношенной одеждой. Джинджи с уверенностью, поразительной для человека, пробывшего в Стамбуле всего один день, пошел прямо к прилавку какого-то еврея.
      Он успешно сторговал шесть наборов одежды для служанок Эйден: широкие шальвары, блузы и безрукавки, а также пояса, шапочки и сандалии. Все хорошего качества и очень чистое. Заплатив за покупки, они пошли к баням.
      - Когда это ты, - спросила Эйден, не сумев сдержать любопытства, - узнал этот город?
      - Мой самый первый хозяин жил здесь, в Стамбуле, - ответил евнух. - Я знаю город очень хорошо. С ним связаны мои первые воспоминания, и он для меня как родной дом. Меня превратили в евнуха, когда я был совсем маленьким. Я люблю это место. И мечтаю о том, чтобы закончить здесь свои дни.
      Когда они пришли к баням, Джинджи проводил свою госпожу в приемную комнату. Нельзя было женщине долго оставаться на улице, а они не знали, как скоро Марта и ее дочери будут готовы. Однако женщины уже заканчивали. Джинджи передал смотрительнице три комплекта одежды.
      - Я сказал, чтобы сожгли те кишащие насекомыми тряпки, которые были на них, когда мы привели их в бани, - сказал он Эйден.
      Она усмехнулась.
      - Очень мудрое решение, хотя я подозреваю, что бедная Марта очень огорчится, когда узнает, что уничтожено последнее напоминание о ее прошлой жизни.
      - Она переживет такую трагедию, - лукаво сказал он. - То, что ты им купила, будет, наверное, самыми красивыми вещами, которые были у них за всю жизнь.
      - Она не бедная женщина, - сказала Эйден. - Марта говорит, что ее муж был человеком со средствами.
      - Похоже, что она была женой рыбака, - фыркнул Джинджи, - но это не важно. Надеюсь, ее можно будет обучить. С ее дочерьми обойдется без хлопот, но женщина в ее возрасте уже имеет свои привычки, госпожа Марджалла. Надеюсь, что ты поступила правильно, когда купила их. Боюсь, у тебя слишком доброе сердце.
      В это время служительница вывела к ним трех женщин, и Эйден и Джинджи ахнули от удивления. Отмытые, Марта и ее дочери оказались очень привлекательными, с красивыми карими глазами и русыми косами. На каждой были светло-голубые широкие шальвары, розовые блузы и коротенькие безрукавки из атласа в розовую и голубую полоску, сандалии, шали в голубых и серебряных узорах, завязанные на бедрах, и маленькие шапочки из серебряной парчи. Все трое выглядели вполне достойно для служанок, о чем Эйден им и сказала.
      - Как мило все вы выглядите, разве сейчас вы не почувствовали себя лучше?
      - Должна признаться, что купанье совсем не так плохо, но вся эта нагота! Однако сейчас мы одеты ничуть не хуже, госпожа, и я благодарю вас за новую одежду.
      Эйден улыбнулась.
      - Самое первое, что тебе нужно сделать среди многих прочих вещей. Марта, это выучиться говорить по-турецки. Но теперь мы должны возвращаться во дворец принца. Он не должен беспокоиться.
      Они вернулись во дворец Явид-хана. В первый раз увидев дворец в свете заходящего солнца, Эйден была очарована им. Он назывался "Драгоценный Дворец" и действительно был похож на бесценный бриллиант в дорогой оправе. Явид-хан говорил, что он стоит в том месте, где Босфор сливается с Черным морем. Дворец на самом деле был построен на клочке земли вблизи устья Босфора, на выходе в Черное море. Но стоял он на берегу Босфора, а Черное море виднелось из окон дворца.
      Драгоценный Дворец построили из белого мрамора. Эйден представила, что на закате или восходе, когда солнце окрасит его своим золотом, зрелище будет необыкновенным. Он стоял близко у воды, а вокруг раскинулся сад. Изящный купол поднимался в центре здания, а открытый портик с колоннами проходил по всей его длине. Личные комнаты располагались в правой части. Левая часть предназначалась для официальных приемов. Великий хан купил дворец для своего сына у наследников какого-то богатого торговца. Им не нравилось, что дворец расположен далеко от центра Стамбула, - многие предпочитали жить ближе к городу. За время, прошедшее со дня смерти торговца, прекрасный сад зарос и одичал: на клумбах разрослись сорняки, заглушив великолепные цветы. С моря, однако, заросший сад казался ярким и красивым.
      Глаза служанок Эйден заблестели, когда они увидели Драгоценный Дворец.
      - Это здесь мы будем жить, госпожа? - в благоговейном восторге спросила Марта. - У принца большой гарем? Там много женщин?
      - Принц, - ответила Эйден, - только недавно приехал в Стамбул, и меня подарили ему вчера. У него нет других женщин, хотя он говорит, что любит их. Она покраснела, а потом продолжила:
      - Джинджи узнал, что принц оплакивает смерть своей жены.
      Большой каик ткнулся носом в берег, и его пассажиры вышли. Наблюдая за ними из окна дворца, Явид-хан увидел, что с Марджаллой прибыли еще три женщины. Он улыбнулся про себя. Вот первое, что он узнал о Марджалле. Она не транжирка. Его любимая жена, Зои, была такой же, ей никогда не нужно было ничего лишнего. Она запомнилась ласковой, спокойной, миролюбивой женщиной, к которой обращались другие женщины его гарема. Они верили, что Зои справедливо разрешит все их трудности. Она была красивой женщиной, матерью двух его сыновей и дочери.
      И все же его равным образом влекло к женщине, которую он сделал своей второй женой, непоседливой Айше. Как разительно отличалась Айша от Зои. Она могла мурлыкать как котенок, но через минуту взрывалась вулканом. Ее нрав и привлекал и бесил его, но ее непохожесть с Зои очаровывала, заставляла постоянно возвращаться в ее постель. Ее спасительная сила заключалась в том, что Айша никогда никому не завидовала. Ее гнев вспыхивал мгновенно и так же мгновенно утихал. Она тоже родила ему двух сыновей. Его сыновья. Он почувствовал острый приступ боли, которая накатывалась на него всякий раз, когда он вспоминал о своих детях. У него было шесть сыновей и две дочери. Его старшему сыну Давлету, названному в честь деда, в этом году исполнилось бы четырнадцать лет. Самому маленькому, круглощекому, только начавшему ходить, было всего два года. Он подумал о дочерях и почувствовал, как слезы жгут глаза. Старшую родила Зои. Она была совершенной копией своей матери. Ей шел шестнадцатый год, и ее обручили с наследником соседнего ханства. Его младшей дочери, озорному чертенку по имени Лейла, исполнилось семь.
      Умерли. Все они умерли. Его сильные, здоровые сыновья, его красавицы дочери, его женщины. Как будто они никогда не существовали. От них не осталось ни следа, ничего, кроме его воспоминаний, а эти воспоминания так горьки. Он не хотел вспоминать. Даже сильный мужчина не может вынести такое. Он снова взглянул на пристань, но Марджалла и ее служанки уже скрылись в доме.
      Ему нужно пойти в гарем и посмотреть на них. Может быть, она понравится ему, и он разрешит ей поужинать с ним. Ему грустно, он одинок. Он не обрадовался, когда накануне султан подарил ему Марджаллу, но сейчас думал по-другому. Вся скорбь мира не вернет ему его женщин и детей. Отец послал его в Стамбул, чтобы он начал жизнь сначала, чтобы унял свою тоску. И хотя совсем забыть о ней невозможно да и не нужно, по крайней мере необходимо жить. Он не из тех, кто любит жалеть себя.
      Он решительно вышел из своих комнат и по коридору прошел на женскую половину. Ее евнух - как там его зовут? - бросился к нему с неумеренными приветствиями. Он с трудом сдержал улыбку, уж очень евнуху хотелось угодить ему.
      - Добро пожаловать, господин принц! Добро пожаловать!
      Эйден повернулась и в первый раз по-настоящему разглядела мужчину, который назывался ее хозяином. Она изящно поклонилась.
      - Добро пожаловать, господин принц, - и вспомнив, как принимали гостей Hyp У Бану и Сафия, приказала:
      - Принеси прохладительного, Джинджи.
      Потом усадила принца на место, откуда он мог видеть море. "Он так же красив, как и Конн, - думала она, - но они совсем разные". Про Конна можно было однозначно сказать - красавец. Явид-хан поражал суровым выражением лица. Но вот он улыбнулся, и вся суровость исчезла. Лицо было удлиненным, а подбородок казался высеченным из камня, таким он был твердым и решительным. У него были высокие, четко очерченные скулы, а глаза не раскосые, как у его татарских предков, а ореховидные по форме и ярко-синие. Голова была непокрытой, а волосы оказались рыже-каштановыми.
      - Мой господин, я не уверена, правильно ли то, что я делаю, - тихо сказала Эйден. - Боюсь, что мое незнание обычаев этой страны потрясет вас и вызовет отвращение. Умоляю сказать мне, что я делаю правильно и что не правильно.
      - Разве женщины не везде одинаковы, Марджалла? - спросил он.
      - Из того, что я видела здесь, в Стамбуле, я не думаю, что это так, мой господин.
      - Объясни мне, что ты имеешь в виду?
      - В нашей стране нами правит королева.
      - И ее муж?
      - У нее нет мужа. Она королева-девственница, но если она получит супруга, он не будет считаться королем. Только она может короновать его. Он будет просто ее мужем.
      Явид-хану стало интересно, и этот интерес отразился на его лице.
      - Рассказывай, Марджалла. Расскажи еще что-нибудь.
      - Ваши женщины ездят верхом на лошадях?
      - Когда-то ездили, - сказал он, - но сейчас уже нет. Женщина должна рожать детей; лучше сыновей, заботиться о своем доме, детях и господине. Вот почему здесь заводят гаремы. Это безопасное место, где женщину ничто не отвлекает от ее обязанностей.
      - Какая скучная жизнь у ваших женщин, - сказала Эйден прежде, чем подумала. Но увидев, как в слабой улыбке дернулись уголки его рта, продолжила:
      - Наших женщин не запирают. Они ездят верхом, сидят за столом со своими мужьями и родственниками, они учатся и даже танцуют с мужчинами. Вы же не можете сказать, что здешним женщинам позволено все это, мой господин.
      - И все же даже в вашей стране слово мужчины - закон. В этом я уверен, несмотря на все, что ты мне рассказала.
      - Это правда. Мужчины в моей стране, да и во всех цивилизованных странах Европы имеют больше прав, чем женщины, но мы тоже не бесправны.
      - Может ли женщина в твоей стране владеть землей и имуществом?
      - Может.
      - Но управляет этими землями и имуществом мужчина?
      - Не всегда, - сказала она быстро. - Моя золовка - одна из самых богатых женщин Европы. Она создала свое состояние и сама им управляет.
      - Но, - сказал он, слегка улыбаясь, - разве она начинала не с денег, которые заработал мужчина? Эйден засмеялась.
      - Вы совершенно правы, мой господин, так и было, но она увеличила полученное состояние.
      - А ты, Марджалла, ты сама управляла своими землями и имуществом?
      - Я была у отца единственной наследницей. Мне было интересно разбираться в управлении поместьем, да и он не возражал. Но все же делами занимался он сам, я же просто наблюдала. Честно признаю, что он все делал сам. - Она кивнула Марте, которая держала кувшин с фруктовым шербетом, не зная, куда бы его поставить. - Сюда, Марта, ставь его на стол. Можешь наполнить кубок моего господина.
      - Да, госпожа. - Не поднимая на них глаз. Марта поставила поднос.
      Торопливо вошла маленькая Ферн с подносом ореховых пирожных и так же быстро ушла, застенчиво улыбнувшись Эйден и принцу.
      - Красивый ребенок, - заметил принц.
      - Я купила Марту и двух ее дочерей сегодня утром. Вы сказали, что я могу купить женщин-служанок. - Эйден передала ему пирожное.
      - Я ожидал, что ты вернешься с дюжиной хихикающих девушек, Марджалла. Разве этой женщины и ее дочерей достаточно, чтобы прислуживать тебе?
      - Прислуживать лично мне? Конечно, мой господин. Зачем иметь больше трех служанок? Если, однако, вы хотите купить слуг, чтобы они прислуживали вам и держали в порядке дворец, вы должны сказать мне об этом. Я до сих пор не знаю, каковы мои обязанности. Он улыбнулся ей медленной улыбкой и сказал:
      - Твои обязанности состоят в том, чтобы доставлять мне удовольствие во всем, что я захочу, Марджалла. - Потом он откинулся назад, с удовольствием глядя, как румянец медленно заливает ее щеки. Он протянул руку и ласково дотронулся до ее пылающего лица. - Надеюсь, что мне подарили гурию, а не жеманную экономку.
      Она на время онемела, и это позабавило его. Его совсем не рассердили ее слова, ему нравилась ее открытость и откровенность, но раньше он не был хозяином положения, а сейчас стал им.
      Может быть, она и была замужем, но, как он подозревал, опыта у нее немного. Он хотел узнать о ней все.
      - Я пришел сказать, чтобы ты со мной поужинала сегодня вечером, Марджалла. Ужин будет подан в семь часов.
      Он выпил шербет, закусил пирожным, потом встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Она была ошеломлена. Чем она рассердила его? Что такое гурия? Она посмотрела на Джинджи, своего единственного советчика в этом незнакомом мире, частью которого она стала.
      - Что случилось с ним? - спросила она. Юный евнух сиял от радости.
      - Ты понравилась ему, госпожа Марджалла! Я не думал, что он возьмет тебя в свою постель так быстро. Слуги говорили, что он глубоко скорбит о своей семье.
      - Что случилось с ними? - спросила она.
      - Не знаю, - ответил евнух, - но чувствую, все идет хорошо. Принцу ты нравишься. Теперь настало твое время, Марджалла. У тебя нет соперниц, и сейчас ты можешь завоевать его любовь прежде, чем он начнет обращать внимание на других женщин. Тебе нужен сын! Если ты родишь ему сына, ты никогда не будешь испытывать нужды ни в чем, сколько бы других женщин ни делили с ним ложе.
      "Сын, - думала она. - Интересно, был ли ребенок Конна мальчиком?" Она отвернулась, чтобы Джинджи не увидел ее слез. Действительность и в самом деле начинала заполнять ее сознание. Если Конн не войдет сейчас в дверь гарема, не убедится, что до сих пор до нее не дотрагивались другие мужчины, и не заберет ее домой, в Перрок-Ройял, все будет именно так, как говорила Сафия. Для него она умерла. Ей нужно смириться с этим. Как может она сбежать отсюда? Здравый смысл говорил, что это невозможно. Ей следует смириться со своим положением. Если она прогневит Явид-хана, он может избавиться от нее. Он не продаст ее, так как нельзя продать подарок султана. Она будет отдана на милость любой другой женщины или женщин, которые удостоятся его внимания. Ревнивых, злобных женщин, которые лучше ее знают нравы гаремов. Она вдруг вспомнила Hyp У Бану и Сафию и их борьбу за влияние на султана Мюрада. Ей стало страшно.
      - У нас немного времени, - болтал Джинджи, - мы должны выкупать и надушить тебя. 0-о-о-й! У нас нет духов. Почему я не купил мускус и амбру, когда мы были в городе? Я должен съездить завтра. Если бы мы не жили так далеко от Стамбула, к нам бы приходили торговки с базара, но здесь... - У него был очень удрученный вид. - Здесь мне все нужно делать самому.
      - А мне нравится, - откровенно сказала Эйден, - я иногда смогу ездить в город, что было бы невозможно, если бы мы жили там. Так скучно сидеть взаперти все время.
      Джинджи, однако, слушал ее не очень внимательно, потому что копался в ее вещах, разыскивая масло для бани, мыло и притирания, которые бы сделали еще мягче ее нежную кожу.
      - Разве женщина должна вести такой образ жизни? - сказала Марта, следуя за мыслью Эйден.
      - Но мы здесь, - ответила она, - и ничего нельзя изменить. Марта. Я не думаю, что я могу изменить привычки принца. Разве это не так?
      - Правда, госпожа, я тоже так не думаю. Сразу видно, что он мужчина сильный. - И добавила:
      - И красивый тоже. Насмотревшись на тех тварей, которые высматривают рабов на рынках, могу честно сказать, что вам повезло. В этом отношении повезло и мне, и моим дочерям.
      Эйден позволила проделать над собой ритуал мытья, хотя Джинджи жаловался, что без умелых помощников и необходимых масел и мыла он зря тратит время и умение. Эйден смеялась, глядя на него, и даже Марта улыбнулась, видя, как он суетится. Ферн и Айрис пересмеивались, прикрываясь ладошками, немного страшась, что Джинджи заметит это. Сестрички трепетали перед ним, хотя и не понимали, что он говорит. Джинджи относился к их хихиканью добродушно, ведь теперь он имел возможность распоряжаться. Эйден подозревала, что он просто подражал более старым и опытным евнухам, а неискушенность Эйден в гаремных делах делала его высокомерным.
      - Ни одной женщине не выпадала такая удача, госпожа Марджалла! Ты знаешь, как редко женщина достается опытному мужчине. Обычно такую возможность получает какой-нибудь глупый мальчишка или султанский наследник.
      - Ты хочешь сказать, что я должна всячески стараться угодить и понравиться принцу сегодня вечером, Джинджи, верно? Ну а если принц только хочет поужинать со мной? Это тебя огорчит?
      Джинджи подал ей красивые шальвары, на темно-синей материи которых были золотыми нитками вытканы мотыльки.
      - Думаю, принц сам не знает, как ему захочется провести вечер. Это, я подозреваю, госпожа, будет сильно зависеть от тебя.
      - Значит, я должна соблазнить принца, Джинджи? - Эйден натянула шелковые шальвары.
      - Конечно, нет! - закричал евнух и закатил глаза так, что в какой-то момент стали видны белки. - Это уж слишком. Принц сам поведет тебя по той дороге, по которой он захочет идти, госпожа. И ты должна следовать за ним.
      Он помог ей надеть безрукавку такого же темно-синего шелка, как и шальвары. Она была обшита тонкой золотой бахромой. Став на колени, он застегнул на ее бедрах широкий пояс из золоченой лайковой кожи, обильно расшитый мелкими жемчужинами. Пока Марта, стоя на коленях, надевала ей такие же лайковые сандалии, сам Джинджи расчесывал длинные мягкие волосы Эйден. Он бережно разделил локоны, заплел их в одну толстую косу и вплел в нее небольшую нитку крупных жемчужин, прикрепленных к золотой ленте.
      - Прошу тебя, встань, госпожа Марджалла! - сказал он. Потом, подбежав к сундуку, вытащил кожаную шкатулку и достал из нее две нитки бледно-розового жемчуга и такие же серьги.
      - Это дарит тебе валида, - сказал Джинджи с гордостью и надел на Эйден украшения, добавив несколько золотых и серебряных браслетов из той же шкатулки.
      - Это дарит мне мать султана? - Эйден была изумлена. - Почему?
      - Потому что она будет твоим другом. Она ревнует тебя к Сафии и пытается оторвать тебя от любимой жены ее сына.
      - Мне нужно быть осторожной с этими воюющими женщинами. Они обе должны стать моими друзьями. Разве не так, Джинджи?
      Евнух кивнул.
      - Именно так! Похоже, что жена проживет дольше валиды, но никогда нельзя быть уверенным. Жизненная тропа имеет способность поворачиваться тогда, когда меньше всего ждешь этого. Поступая тактично, ты можешь извлечь еще одну выгоду. Не мешай этим важным женщинам, не выделяй ни одну из них, и ты завоюешь благосклонность султана. Это совсем неплохо, госпожа Марджалла, и очень выгодно для принца. Кто знает, какие трудности встретит он в своей работе. За такую помощь он еще сильнее полюбит тебя.
      Айрис держала перед Эйден круглое зеркало из полированного серебра. Посмотрев в него, Эйден приятно удивилась. В первый раз за всю свою жизнь она почувствовала себя красивой. Может быть, это и не так, но пышность и в то же время простота ее восточного наряда делала ее красивой.
      - Тебе нравится, как ты выглядишь, - сказал Джинджи, - но подожди, есть еще одна вещь, которую мне нужно сделать. Сядь! - Он повернулся к маленькой Ферн:
      - Неси краску для век и щеточки, которые я показывал тебе. - Он приказал ей это, отчетливо произнося слова, как велела ему Эйден.
      Девочка поняла его и побежала исполнять поручение. Она вернулась с маленьким гипсовым горшочком, в котором была краска для век. Евнух осторожно подвел глаза Эйден. Кончив, он сказал:
      - Ну, теперь взгляни, госпожа! Превращение было чудесным. Она выглядела так экзотически, что сама едва могла поверить в это. "Если бы Конн и эти глупышки, с которыми я служила при дворе, могли бы видеть меня!.."
      - Теперь, - гордо сказал Джинджи, - ты можешь идти к нашему господину. Пошли. Я провожу тебя. К ее удивлению, Марта обняла ее и сказала:
      - Да поможет вам Бог, моя госпожа. Джинджи провел ее из гарема в комнаты принца и, открыв дверь, впустил ее внутрь и закрыл за ней.
      - Как твой Джинджи соблюдает правила, - сказал принц. - Он мог провести тебя через сад, - и он указал рукой на широкие застекленные окна.
      Эйден поняла, что в запущенный сад, который она видела из женской половины дворца, выходили и комнаты ее господина, что показалось ей разумным.
      - Думаю, Джинджи боялся, что я заблужусь в этих зарослях, - сказала она, улыбаясь. - Можно нанять садовников из крестьян и расчистить сад? Мне бы очень хотелось увидеть, что же там растет на самом деле.
      - Тебе нравится сад? - Он сидел перед низким столиком в удобном белом одеянии, вышитом по глубокому вырезу золотой нитью и персидским лазуритом, так идущим к его глазам.
      - Мне нравится сад, - тихо сказала она. Он махнул рукой.
      - Сядь рядом, Марджалла. - И одобрительно оглядел ее платье.
      Она села рядом с ним, и он протянул руку и потрогал ее волосы.
      - Мне всегда кажется, что они горячие, - сказал он с полуулыбкой. Необыкновенный цвет. Моя мать француженка, и волосы у нее были золотистого цвета. Я всегда думал, что ни один другой цвет не может сравниться с ним, но теперь вижу, что ошибался.
      - Я ничего не знаю о вашей стране и вашем народе, - сказала она. - Где находится Крым? Что за народ живет там?
      - Моя земля лежит к северу отсюда на берегу Черного моря. Наш народ переселился из Азии очень давно. Нас называют татарами, но сегодня мы так же отличаемся от наших братьев на Востоке, как чернокожий отличается от белого человека. Хотя наши обычаи сохранились, внешность крымских татар изменилась из-за браков с женщинами этого края и, конечно, с женщинами-рабынями, такими, как моя мать, которые становились нашей собственностью. Наш народ гордый, свирепый и преданный. Мы скотоводы и по врожденным способностям, и по характеру. Однако, поселившись в Крыму, мы начали жить и в городах. - Он обнял ее за стройную талию. - Тебе сегодня на самом деле хочется прослушать урок по истории нашего народа, Марджалла? О татарах тебе, вероятно, следует знать одно - их мужчины страстные и сильные любовники.
      Он поцеловал ее в плечо.
      Ее первым желанием было отодвинуться. Она замужняя женщина. Но потом Эйден заставила себя сидеть спокойно. Прежняя жизнь кончилась, а этот мужчина - ключ к ее будущему. Пока он не сделал ничего, что бы вызвало ее недоверие и неприязнь.
      - У меня никогда не было любовников, - тихо проговорила она.
      - Разве твой муж не был твоим любовником? Его рот грел и дразнил ее кожу.
      - Да, - ответила она, - был. Принц повернул ее к себе и забрал ее лицо в свои большие руки.
      - Он не говорил тебе, что твои глаза напоминают грозовые облака, а золотые и черные искорки в них похожи на листья, которые крутит штормовой ветер?
      Какую-то долгую минуту Эйден думала, что она задохнется, так трудно стало дышать. Он смотрел на нее ярко-голубыми глазами. Она никогда не видела таких глаз.
      Пристально смотрел? Нет, это не те слова. Она не могла оторваться от его взгляда и чувствовала, что тонет в нем.
      Отпустив ее лицо, он мягко провел ладонями по ее грудям.
      - У тебя такая нежная кожа. Она похожа на самый тонкий шелк из Бурсы, Марджалла, гладкая и прохладная на ощупь.
      Эйден почувствовала, как твердеют ее соски под его руками, и щеки ее вспыхнули. Она сглотнула и наконец сумела вдохнуть воздуха. Ее соски плотнее прижались к его рукам. От смущения она закусила губу. Она не девственница, но почему он так смущает ее? Ее сердце громко стучало, и в какой-то момент ей показалось, что она теряет сознание. Она не могла оторвать взгляда от его глаз, потеплевших от улыбки.
      - Мне кажется, - сказал он тихо, - что я должен поцеловать тебя, мой бриллиант, - и завладел губами Эйден.
      Его губы были твердыми и теплыми, и, к своему великому изумлению, она почувствовала, что ее собственные губы отвечают на его опытные ласки. Ласково, но требовательно он пробежал языком по ее губам, нежно заставив ее открыть их, и его язык оказался у нее во рту.
      Касание их языков взорвалось внутри нее мешаниной ощущений, которые напомнили ей странный и замечательный фейерверк, когда-то виденный ею на королевском празднике. Она приникла к нему, чтобы не потерять сознание.
      Его руки пробежали по ее волосам, и, отпустив ее голову, он смотрел на нее. Не говоря ни слова, он рассматривал ее лицо своими яркими голубыми глазами. К ее удивлению, в них читалась мольба, а не требование. "В этом человеке есть нежность", - подумала Эйден и удивилась этой мысли. Она не ожидала проявления в нем такой нежности, потому что Джинджи только и делал, что болтал о суровости татарских мужчин, а сам принц тоже дразнил ее, говоря, что мужчины его народа страстные и сильные любовники. Ей хотелось понравиться ему, ради своего будущего. Но внезапно перед ней возник образ Конна О'Малли, и, к своему полному ужасу, она расплакалась. Явид-хан обнял ее. Крепко прижимая ее к себе, он позволил ей излить накопившуюся тоску. Эйден приникла к нему, горестно рыдая. В то же время у нее мелькнула мысль, что таким образом нельзя завоевать его сердце. Но она ничего не могла с собой поделать. Когда ее горе излилось и рыдания стихли, она, не смея поднять голову, в отчаянии съежилась у него на груди. Почувствовав, что она успокоилась, Явид-хан тихо сказал:
      - Я хочу знать правду, Марджалла. О ком ты грустишь?
      "Какая теперь разница, о ком?" - печально подумала Эйден.
      Вздрогнув, она подняла глаза и, встретив его серьезный взгляд, сказала:
      - Я плачу о моем муже, господин. К ее удивлению, он кивнул.
      - Я понимаю, о мой бриллиант. Ты любила его, и сейчас, когда он для тебя потерян, ты плачешь о прошлом. Я тоже делаю это, мой бриллиант, я тоже делаю это.
      - Господин, - начала она, - я знаю, что должна быть благодарна вам за вашу доброту, и я в самом деле благодарна. Мне вправду хочется доставить вам радость, но так трудно забыть прошлое.
      - Я знаю, - ответил он, - потому что и во сне и наяву думаю о людях, которые больше не существуют, не могут существовать. - Он погладил ее длинные мягкие волосы. - О мой бриллиант, я, наверное, единственный из всех мужчин, которым султан мог бы подарить тебя, понимаю, что ты чувствуешь. Сегодня первый раз после моей огромной утраты я потянулся к женщине за утешением. Мне нужно утешение, Марджалла! Разве ты сама не нуждаешься в нем?
      Потрясенная его признанием так же, как и его ранимостью, она могла сказать только правду:
      - Да, да, господин Явид, мне тоже нужно утешение. Притянув ее к себе, он нежно побаюкал ее, а потом сказал:
      - Давай съедим вкусный ужин, который приготовил нам Хаммид. Он крепко потрудился, и эта еда, как он надеется, поможет нам заниматься любовью. Он служит мне много лет и тоже печалится о моей семье.
      - Что случилось с вашей семьей, господин? - спросила она, посмотрев на него. - Это была эпидемия?
      - Если бы, - сказал он, и лицо его исказилось в горестной судороге. - Нет, Марджалла, не болезнь отняла у меня моих жен, моих наложниц и моих детей, а мой брат-близнец, Тимур. Как я уже говорил тебе, моя мать - француженка. Она была захвачена моим отцом много лет назад, когда он был молодым, во время набега его отряда в самое сердце Европы. Они хотели показать своему народу, как они мужественны. Всю весну и лето они провели в походе, дойдя до Венгерского королевства. Моя мать, женщина знатного происхождения, ехала со своей семьей, чтобы выйти замуж за принца этой страны, когда мой отец и его отряд налетели на них и пленили. Отец взял ее себе. Две ее сестры были отданы его товарищам по отряду. Ее отец и мать были убиты при налете, уцелел только брат. Отец говорил мне, что сначала она сопротивлялась ему как тигрица, но когда узнала, что у нее будет ребенок, смягчилась. Родились мы с Тимуром, и родители совсем примирились. Она родила ему еще трех сыновей и четырех дочерей. Она была его любимой женой. Но мой брат Тимур вызывал их недовольство. Тимур - это атавизм, оставшийся от татар прежних времен. Он в отличие от них очень высокий. Я голубоглаз и волосы у меня каштановые, а у Тимура - узкие черные глаза и черные волосы. Он всегда говорил, что гордится этим, хотя, я думаю, это было еще одной причиной его недовольства. Наши родители никогда не выделяли никого из нас, а Тимур, будучи старше меня всего на несколько минут, всегда ревновал меня, утверждая, что именно меня родители любят больше. В юности он старался превзойти меня, но всегда прилагал такие усилия, что неизменно терпел неудачу. Его мрачный характер, его постоянное задиранье и хвастовство заставили отдалиться от него всех мальчиков нашего возраста, за исключением таких же бунтарей, как и он. Я никогда преднамеренно не старался превзойти его. К моему огорчению, он всегда ненавидел меня. Потом мы стали взрослыми и начали выбирать себе женщин.
      С годами у меня появилось две жены. Моя любимая Зои, чудесное создание, такое ласковое, что она могла приманивать птиц с деревьев и кормить их с руки. Не было ни одного человека, который знал Зои и не любил бы ее. Моя вторая жена, Айша, была такой же непоседливой, какой нежной была Зои. У меня всегда было несколько наложниц. Жены родили мне шесть сыновей и двух дочерей.
      К сожалению, мой брат Тимур со своими четырьмя женами и большим гаремом смог произвести на свет только одного сына и целый выводок дочерей. Это было еще одной причиной его недовольства и жгучей ревности. Несколько месяцев назад в приступе сумасшествия он со своим отрядом нарушил святость жилища, вторгся в мой дом и вырезал всю мою семью. Не спасся никто. Ни мои женщины, ни мои дети. Ни единый раб, кроме моего повара Хаммида, который спрятался в печи.
      Эйден ужаснулась. Она не только жалела жертв мерзостного поступка Тимура, но и сочувствовала принцу.
      - О, господин принц, - сказала она, невольно протянула руку и успокаивающе погладила его по щеке, - как ужасно! Что случилось потом с вашим братом?
      - Никто не знает, - сказал Явид-хан. - Может быть, он пришел в себя и понял меру своего преступления. Ведь он бесследно исчез, забрав с собой своих людей. Мой отец повелел, чтобы его жен и детей удавили тетивой, но моя мать и я умолили, чтобы их не лишали жизни. Женщины не виноваты в преступлении Тимура, так же, как и их дети. На самом деле его сын - болезненный ребенок, который, как мне кажется, не доживет до взрослого возраста, а что касается девочек, то они нужны моему отцу. Он может отдать их в жены своим союзникам. Неразумно пренебречь этой возможностью. Кроме того, у моего отца есть другие сыновья, которые тоже имеют сыновей, значит, род не угаснет.
      Многие недели после этого преступления я горевал по своим домашним. Наконец отец решил, что вместо того, чтобы каждый год посылать своих сыновей в Стамбул с данью султану, он пошлет меня в качестве посла. Султан давно хотел, чтобы мы прислали своего посла. Это очень способствует престижу Сиятельной Порты.
      - И никто не искал вашего брата Тимура? - спросила Эйден с любопытством.
      - Младшие братья пытались разыскать его. Он не уйдет от нашей мести. Со временем мы смоем пятно позора с чести семьи, и Тимур исчезнет с лица земли. Его имя уже вычеркнуто из истории нашего народа, как будто бы его никогда и не существовало. Я, Марджалла, не хочу о нем говорить.
      - Конечно, господин, - сказала она и подумала, как бы хохотал Конн, услышав ее покорный тон. Конн, которого она никогда не увидит снова. На секунду ей снова захотелось заплакать, но она подумала, что утрата принца тяжелей. Жена и дети Явид-хана были убиты. Их жизни оборвались, но ее муж жив. Он найдет свое счастье с какой-нибудь другой женщиной, станет родоначальником династии, о которой они говорили с такой гордостью. Она гадала, забудет ли он ее. Она, несомненно, не забудет его никогда, но сейчас в ее жизни появился другой мужчина. Этот мужчина перенес много страданий и так терпеливо искал любви. Она не знала, сумеет ли по-настоящему полюбить его, но она должна попытаться. Конечно, должна попытаться!
      Он почувствовал ее внутреннюю борьбу и дал ей время успокоиться. Хлопнув в ладоши, он дал знак рабам, которые ждали его приказаний, невидимые и неслышимые. Они стали носить кушанья, которые удовлетворили бы самый большой аппетит.
      Принц и Эйден ужинали за низким круглым столиком. От блюд и чаш шел необыкновенно вкусный запах. Им подали небольшую ногу ягненка, присыпанную розмарином и зубчиками чеснока, блюдо с зажаренными до коричневого цвета голубями, целую рыбину, украшенную тонкими ломтиками лимона и каперсами, блюдо шафранно-желтого риса, нарезанные кусочками маринованные огурцы, черные спелые маслины в густом соленом масле и что-то, что он называл йогуртом.
      - Могу я услужить вам, господин? - спросила она. Он кивнул, и Эйден наполнила его тарелку и поставила ее перед ним. Один из рабов предложил принцу кубок с розовой водой.
      Принц начал есть с завидным аппетитом, а заметив, что тарелка Эйден пуста, сказал:
      - Когда я прошу тебя поужинать со мной, именно это ты и должна делать. Ешь, Марджалла! Хаммид - хороший повар!
      - Я не знала, позволено ли мне, - сказала она и с благодарностью наполнила свою тарелку всем, что было на столе.
      Явид-хан улыбнулся, видя ее аппетит. Он вспомнил свою мать, у которой аппетит был всегда отличный, а ведь она была такой же хрупкой, как эта девушка. Как его жены завидовали его матери не только из-за ее фигуры, но и потому, что она могла есть все, что ей хочется! После того как они дважды наполнили свои тарелки щедрыми дарами, стоявшими перед ними, и от поданных кушаний осталось немного, рабы принесли кувшин с теплой ароматной водой и небольшие полотенца, чтобы они могли смыть жир и масло с рук и лица. После этого появился человек, который варил принцу кофе. Другие слуги поставили на стол тарелки с маленькими, похожими на рога газели сладостями и вазу со свежими фруктами: фиолетовым виноградом, сочными золотисто-розовыми персиками и маслянистым коричневым инжиром. Когда кофе был готов и подан вместе с чашей, где лежали кусочки льда для охлаждения кипящей жидкости, и с сахаром, чтобы смягчить его горечь, принц предупредил Эйден:
      - Смотри не выпей гущу, которая остается на дне чашки.
      - Я не уверена, что полюблю кофе. - Она улыбнулась ему.
      - А что ты любишь? - спросил он, все больше интересуясь ею.
      - В Англии мне нравилось ездить верхом, я любила свой дом, люблю детей и цветы, и я ужасная сладкоежка, - ответила она, улыбаясь.
      - Все это у тебя будет и здесь, - сказал он.
      - И даже лошади?
      - Подумаем и о лошади.
      - Можно, я сама займусь садом?
      - Конечно, - сказал он, мечтая, чтобы она снова улыбнулась. Он едва знаком с ней, и все же ему хотелось, чтобы она была счастлива, чтобы он сам пришелся ей по душе. В этой женщине было что-то такое, что могло принести ему покой, в котором он так нуждался. Спокойствие, о котором он никогда не мечтал, снова должно наступить, и ему казалось, что с ней он может обрести былое счастье, а может быть, и детей. Она - большая, сильная женщина, которая, несомненно, родит ему здоровых сыновей взамен тех, которых украло у него безумие брата.
      Снова появились рабы с кувшинами свежей воды. Они ополоснули лицо и руки. На этом ужин закончился.
      Она замолчала, и принц понял, что она снова думает о том, что должно последовать. До этого она откликалась на его ласки, и он подумал, что если он победит ее робость, все будет хорошо. Ему нравилась ее сдержанность, которая свидетельствовала о скромности. Он не жалел, что она не девственница, но был доволен ее малоопытностью. Это должно сделать их близость еще более приятной.
      Наконец рабы убрали последние остатки их трапезы, фитили у ламп подрезали, чтобы не коптили, и свет в комнате померк. Потом рабы бесшумно исчезли, и Эйден поняла, что они остались одни. Принц встал, протянул руку и помог ей подняться.
      - Пройдемся по саду, - пригласил он. Через маленькую дверь они вышли из комнаты в темный сад. Как-то не к месту Эйден подумала, что ночь теплая, и порадовалась этому, ведь одежда едва прикрывала тело. Стены дворца окружали сад с трех сторон, а с четвертой он уходил вдаль, к морю, и именно туда принц повел ее. Ночь была очень тихой, и огромная полная луна стояла в безоблачном небе. Ее свет отражался на морской поверхности. В молчании они шли по большому саду, и там, при ярком свете луны, Эйден впервые смогла посмотреть на Черное море.
      - Оно такое же бесконечное, как и наш океан, - заметила Эйден.
      - Это не так, - ответил он, - но это сила, с которой надо считаться, мой бриллиант. Оно было главным морским путем с незапамятных времен. На него претендовала громадная империя, которая правила до появления Оттоманской империи, и на его берегах воздвигнуты огромные города, которые основаны еще в древности.
      - Ночью оно изумительно, - сказала она.
      - Как и ты, - быстро ответил он и, прижав ее к себе, посмотрел ей в лицо и ласково сказал:
      - Я хочу тебя, Марджалла! Совсем не потому, что мне нужна женщина. После смерти моих жен у меня не возникало такого желания. В тебе есть что-то, мой бриллиант, что интересует и завораживает меня. Ты мне нужна! Как тебе удалось так быстро пленить меня? Только вчера вечером султан подарил тебя. А мне кажется, что мы знаем друг друга давным-давно.
      Его слова показались ей стихами, сердце бешено застучало от таких романтических речей.
      - Господин, - прошептала она, - вы приписываете мне качества, которых у меня нет.
      - Ты так красива, Марджалла! - ответил он. - Я не смогу смотреть на полную луну, не вспоминая о совершенстве твоей красоты.
      - Я не красива, - сказала она. - Я слишком большая и совсем неприметная.
      - Ты прекрасна, мой бриллиант, - настаивал он, - и это твое великолепие отражается на луне и освещает ее. - Он взял в ладони ее лицо, водя большими пальцами по скулам. - Твоя кожа как сливки. Я восхищаюсь твоими серыми глазами и медными волосами. Кажется, я собираюсь влюбиться в тебя, - продолжил он, поцеловав ее в кончик носа.
      Она широко открыла глаза, слушая его слова, и снова ей стало трудно дышать. Она старалась взять себя в руки. Он обнял ее, крепко прижав к себе, чтобы почувствовать ее груди. Она поняла, как велико его желание. Склонившись к ней, он куснул ее в губы, отчего холодок пробежал по ее спине. Она медленно закрыла глаза и отдалась его поцелуям, один за другим возвращая их. Они долго стояли, жадно ласкаясь и тесно прижимаясь друг к другу.
      Эйден поняла - ей нравятся его поцелуи. Она чувствовала, что он не потерял контроль над собой, но позволяет ей проявлять нарастающую страсть. Она прижала ладони к шелку его халата, чувствуя под ним его упругое тело. Ее руки скользнули по глади шелка и обняли его шею. После этого они еще теснее прижались друг к другу. Явид-хан застонал и разорвал это безрассудное объятие.
      Эйден испуганно спросила;
      - Я чем-нибудь обидела вас, господин?
      - Обидела меня? Нет, мой бриллиант, ты не обидела меня. На самом деле ты мне доставляешь огромное удовольствие. Такое удовольствие, что, если бы я сейчас же не перестал целовать тебя, я бы в следующую минуту повалил тебя на землю прямо здесь, где мы стоим. Этого мне делать не хочется, Марджалла. Ты не медовая сласть, чтобы с жадностью съесть тебя, а я не маленький мальчишка и умею контролировать свои желания. Страстью надо наслаждаться вдвоем, и наслаждаться долго. Идем! Ты готова для любви. Давай вернемся ко мне в комнаты, где я смогу отдать должное твоей редкой красоте. - Он взял ее за руку и привел в комнаты. Затем ласково приказал:
      - А теперь, любовь моя, сбрось свои одежды.
      Ее сердце стучало, и она вдруг снова застеснялась. Но его ярко-голубые глаза были ласковыми и подбадривали ее.
      Эйден сняла безрукавку и, отложив ее в сторону, встретилась с его взглядом. В его глазах светилось восхищение, когда он оглядывал ее полные груди. "Совершенные груди", - думал он. Зои и Айша, несомненно, не могли бы соперничать с Марджаллой в совершенстве фигуры, хотя она еще и не сняла своей остальной одежды. Ему потребовалось усилие, чтобы не дотронуться до нее. Еще не время!
      Расстегнув пояс, Эйден бросила его на пол и стянула с бедер широкие темно-синие шальвары, которые соскользнули на пол. Расстегнув узкие манжеты на щиколотках, она перешагнула через шальвары и предстала перед ним обнаженная. Все было так, как он и ожидал. Она была безупречна. Он медленно обошел ее со всех сторон и не нашел ничего, что ему не понравилось. Он потянулся и вынул ленты из ее волос. Потом без единого слова поднял ее на руки, отнес в спальню и бережно положил ее на диван.
      Стоя рядом с ней, он стащил через голову длинное расшитое одеяние и бросил его в сторону. Эйден с любопытством рассматривала обнаженного мужчину, второго за свою жизнь, и подумала, что хотя мужчины, как и женщины, в основном все одинаковы, каждый чем-то отличается от другого. У Конна густая черная растительность покрывала руки, ноги и грудь, у Явид-хана мускулистое загорелое тело было гладким, безволосым. Он минутку постоял не двигаясь, давая ей ту же возможность, которую только что имел сам. Возможность рассмотреть его так же, как он "рассматривал ее. Он был не так высок, как Конн, не так превосходно сложен, но крепок. Его рост достигал шести футов. Член Конна окружали кустистые черные волосы, пах Явид-хана был таким же безволосым, как остальное тело, отчего его член казался больше. Он торчал прямо из тела, и она удивилась, увидев на его конце красную головку, которой не было у Конна, но потом поняла, что ему было сделано обрезание. "Как странно", - подумалось ей, и она едва не хихикнула, вспомнив, что говорила Скай о двух типах мужских членов. Но ей, конечно, никогда не приходило в голову, что она когда-нибудь увидит это или столкнется с каким-то другим мужчиной, кроме своего мужа.
      - Я тебе нравлюсь? - спросил он, ложась на диван рядом с ней.
      - Вы очень красивы и очень не похожи.., на Конна, - тихо ответила она.
      Он взял ее за руку и сжал ее, а потом приподнялся и заглянул в лицо.
      - Ты не очень опытна, я знаю, но обещаю, что буду ласков с тобой, мой бриллиант.
      Его губы нежно скользнули по ее рту и подбородку, потом по шее и к чувствительной ложбинке за ушами, которую всегда любил целовать Конн. Его теплый рот на минуту задержался там, а потом спустился ниже и стал покрывать поцелуями ее плечи и руки. Взяв ее руку, он перевернул ее и поцеловал ладонь. Она вздрогнула, ей показалось, что в нее попала молния. Явид-хан приподнялся на локте, подперев голову одной рукой, а другой в первый раз по-настоящему дотронулся до ее тела. Его длинные пальцы ласково касались ее грудей и ложбинки между ними, и эти движения оказались гораздо более соблазнительными, чем если бы он просто ласкал ее. Около ее чувствительного соска он дразняще задержал руку, медленно водя пальцами вокруг него до тех пор, пока она не стала тихонько извиваться. Она не удержалась и посмотрела на него. Он опустил голову и взял в рот ее сосок. Она почувствовала, как налились тяжестью ее веки, и закрыла глаза. Теперь рука, которая только что ласкала одну ее грудь, передвинулась ко второй, а его жадный рот по-прежнему ласкал ее сосок. Она чувствовала, как наливаются тяжестью обе ее груди, как заболели соски, что, как она знала, являлось свидетельством того, что ей нужно что-то большее, чем то, что давал ей сейчас принц.
      Он переключился на второй сосок, и насытившись, поднял голову и сказал:
      - От твоих прекрасных грудей исходит сладость, мой бриллиант. Я не помню, чтобы получал такое невероятное удовольствие от женской груди. Скажи, хорошо ли тебе?
      - О да! - выдохнула она, и он удовлетворенно улыбнулся.
      Его рука скользнула по ее животу и оказалась между ее мягких бедер. Его пальцы пробрались в нежные складки плоти в поисках чувствительной жемчужины женственности. Нащупав ее, он наклонил голову и начал ласкать ее губами.
      Эйден замерла и ахнула от потрясения. Что он делает с ней? Конн никогда не делал ничего подобного.
      - Нет, не надо, - крикнула она, хотя все ее тело начало таять в сладком восторге.
      Он поднял голову и взглянул на нее.
      - Твой муж не делал этого? - напрямую спросил он.
      - Нет, никогда!
      - Тогда он лишил тебя огромного удовольствия, Марджалла. Доверься мне.
      Темная голова снова склонилась к ней, и его губы снова нашли ее.
      На мгновение она просто онемела. Он не причинял ей боли, и все же она не знала, хорошо ли то, что он делает. Конечно, это нехорошо, и все же... В паху начало болеть, и она не удержалась и всхлипнула. Она чувствовала, как его язык ласкает ее плоть, и вдруг неожиданный жар пробежал по ее жилам, целиком наполняя ее. Он заставлял ее лететь вместе с ветром, как случалось с ней, когда Конн брал ее. Она не знала, что этот момент может случиться, если не чувствуешь внутри себя пульсирующий мужской член. Потом, к ее огорчению, он остановился, но не успела она запротестовать, как он оказался на ней и вошел в нее. Ее руки, одна из которых была закинута над головой, а другая лежала вдоль тела, сами поднялись и притянули его к ней. Ее закругленные ногти оставили полукруглые отметины на его плечах, когда она громко застонала, почувствовав его внутри себя. Он заполнил ее целиком, и она поняла, что когда она видела его раздетым, он еще не полностью возбудился. Он был огромен, и она чувствовала его величину, плотно заполнившую ее.
      Он почти закричал от нахлынувших чувств, когда овладел ею. Она лежала, зажатая его сильными руками. Она была его, она была полностью его! Он медленно вытащил свое огромное копье почти до конца, а потом снова опустился в нее. Она закричала, и это было выражением всепоглощающей страсти. Он повторял движения снова и снова, медленно зарываясь в мягкую плоть, погружаясь как можно глубже и выходя из нее медленными дразнящими движениями. Однако скоро он начал уставать от этой игры, желание усиливалось, движения становились все быстрее и быстрее.
      Эйден всхлипывала от нескрываемого удовольствия. Ее тело, страстное от природы, что быстро усвоил Конн, не могло не отвечать на нежные ласки красивого принца, но сознание протестовало против, как ей казалось, предательства Конну О'Малли. Она наслаждалась любовью принца, но как можно допустить такое? Она отдалась ему без сопротивления. А ведь она и предположить не могла, что можно получить удовольствие с каким-нибудь другим мужчиной, кроме мужа. На самом деле выбора у нее нет, она должна отдаться ему. Но она не ожидала, что так быстро завоюет внимание принца, и все-таки это случилось. Она пыталась задавать себе вопросы, но ее экстаз был так велик, что ей оставалось только подчиняться его командам. Она целиком отдалась ему, беспомощно ускользая в раскаленный добела водоворот желания, плотно окутавший их.
      Спустя некоторое время Эйден проснулась. Она не помнила ничего, кроме этого желания. Явид-хан спал рядом с ней, если и не полностью удовлетворенный, то успокоившийся. Что случилось? Ясно, что она лишилась чувств, и Эйден восхитилась своим любовником. Она осторожно села и посмотрела на него. Резкие черты немного смягчились во сне, и она вдруг почувствовала нежность к нему.
      Он был ласков с ней, а ведь этого могло и не быть. Она видела взгляд, который бросил на нее султан Мюрад, прежде чем отдал ее принцу. Это был взгляд, полный похоти. Она большим усилием воли подавила дрожь. Она знала, что султан не был бы так ласков. Он изнасиловал бы ее, не заботясь ни о ее теле, ни о ее чувствах. Теперь она понимала, как ей повезло, что она попала к Явид-хану.
      Она протянула руку, погладила его по лицу и вздрогнула, когда, не открывая глаз, он сказал:
      - О мой восхитительный лунный свет, я быстро научусь обожать тебя. - А потом открыл голубые глаза и с любовью улыбнулся ей.
      Глава 12
      Ночь, проведенная в объятиях Эйден, очень много поведала Явид-хану о женщине по имени Марджалла. Он никогда не скрывал своих чувств и никогда не колебался, принимая решения. Та единственная ночь подсказала ему, что Аллах ниспослал ему женщину, которую он мог бы полюбить, хотя ему никогда не суждено избавиться от скорби по своей погибшей семье. Эта женщина легко ранима, каким был он сам, и эта слабость делала ее еще милее. Каждый из них пережил трагическую утрату, и сейчас они вместе могут начать новую жизнь.
      К восторгу Джинджи, он подарил ей замечательные украшения, за которыми сам съездил в Стамбул.
      Глядя в ее глаза, он сказал, что изумруды означают верность, и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, и евнух заметил, что она не так скованна, как прежде. Он понял, что его госпожа начинает влюбляться, даже не подозревая об этом.
      Принц накупил ей тончайших материй бледно-лилового, сиреневого, зеленого, темно-желтого цветов и резной серебряный пояс, украшенный лунным камнем и персидским лазуритом.
      Кроме того, появилась целая дюжина рабов (рынок был переполнен португальскими рабами после битвы при Алькасарквивире) для работы в саду. Явид-хан, улыбаясь, объяснил ей:
      - На местных крестьян нельзя полагаться, мой бриллиант. Если погода пасмурная, они не работают, потому что боятся дождя. Если рассвет предвещает ясный день, они предпочтут остаться дома из-за жары. Они всегда найдут предлог, чтобы не выйти на работу. Другое дело - собственная земля. На своем поле они работают при любой погоде. А эти люди - твоя собственность, они обязаны слушаться тебя, независимо от того, жарко или холодно, дождливо или сухо.
      - Но им надо где-то жить, - напомнила она. - Дворец невелик, и для них в нем нет места;
      - Они будут спать в конюшне, пока не построят себе жилище, - ответил он. Пусть тебя это не волнует. Мои жены никогда не думали о слугах. Их нетрудно заменить.
      - Господин, - сказала она терпеливо, - может быть, на родине у вас был большой дом, который обслуживало множество слуг. Но здесь, господин, у вас небольшой дворец. Кроме Хаммида, нет никого, кто бы мог готовить пищу. Те неряшливые татарские слуги, которых вы привезли с собой, не могут прислуживать в доме. Я чувствую, что они с успехом ездят верхом и охотятся, но для домашней работы непригодны. Поэтому мне следует заняться полезным делом, да и скучно сидеть без дела. Меня этому учили. Я была всегда занята делом. Я не могу проводить время, купаясь и натираясь благовониями, я не могу лежать на диване, ожидая, пока вы уделите мне внимание. В качестве посла вашего отца вы должны много времени проводить во дворце султана. Я не могу просто сидеть в ожидании, пока вы вернетесь.
      Он усмехнулся от такого нарушения закона.
      - Но я хочу, чтобы ты сидела, с нетерпением ожидая моего возвращения, поддразнил он. - В конце концов, разве женщина создана не для того, чтобы доставлять удовольствие мужчине?
      - Вы не получите большого удовольствия на пустой желудок или в грязном белье, господин, а ведь так и будет, если вы не позволите мне заниматься домашними делами, - угрожающе сказала она, но ее серые глаза смеялись.
      - Женщина! - прорычал он, пробежав через комнату и крепко обняв ее. К его удовольствию, Эйден взвизгнула от неожиданности. - Ты давишь на меня слишком сильно. Сначала выманила у меня сад, а теперь хочешь забрать дом. Ты когда-нибудь успокоишься?
      Он крепко сжимал ее в своих объятиях.
      - Никогда, - рассмеялась она, прижимаясь к нему всем телом. Они оба почувствовали желание, и она смело притянула к; себе его голову и страстно поцеловала.
      - О мой бриллиант, ты становишься частью моей жизни, - ласково признался он.
      - Значит, вы отдаете мне дом, - соблазнительно прошептала она, касаясь его губ и чувственными движениями лаская его затылок.
      - Ты должна заработать свои привилегии, - шутливо сказал он и движением, неожиданным для нее, свалил ее с ног. Они упали на толстый ковер. Он стянул с нее шальвары, и Эйден взвизгнула от неожиданности.
      Беспомощности, однако, она не проявила. Поняв, что это всего лишь игра, она быстро выкатилась из-под него, по-детски лягнувшись ногой.
      - Позвольте мне вести хозяйство! - крикнула она. В ответ он ухватил ее за лодыжку, подтянул к себе и положил ее ноги себе на плечи. Потом его рот устремился к ее плоти. Он возбуждал ее языком, отыскивая каждую скрытую складочку, ласково касаясь нежной кожи, пока наконец она не стала истекать сладостным медом.
      Она корчилась под ним, наполняясь одновременно и жаром и холодом.
      - Господин, господин, - отчаянно стонала она. Явид-хан поднял голову.
      - Скажи "прошу вас", - прошептал он.
      Этого оказалось достаточно, чтобы она на минуту очнулась от сладостных мучений и выдохнула:
      - Разрешите мне вести дом.
      Он снова опустил голову и снова несколько минут дразнил ее, а потом подтянулся так, чтобы их лица оказались рядом, поцеловал ее страстно и нежно и протолкнул свой набухший член в ее гостеприимное тело.
      Она вздохнула с явным облегчением и, погладив его спину, обхватила руками его плотные ягодицы и, помогая ему, обвила его тело своими длинными ногами. Он изумительный любовник, думала она. Такой же нежный, каким был ее муж, но эта нежность была иной, и она нравилась ей. Она бросала свое тело навстречу его движениям, потому что пассивным партнером быть не могла. Она уже чувствовала, как буйно нарастает чувственный восторг, и рвалась ему навстречу.
      - Давай, мой дорогой! - горячо дышала она, шепча ему:
      - Давай, мой господин! О я бесстыжая! Я не могу насытиться тобой, господин! Прошу, прошу, не останавливайся!
      Ее тело содрогалось в страстном желании. Она чувствовала, как пульсирует и вздрагивает его член в ее мягком теле. Она знала, что желание его становится все сильнее.
      Принц стиснул зубы в захлестнувшем его желании к женщине, лежащей под ним. О Аллах! Она не могла насытиться им! Да если бы следующую тысячу лет он мог провести в ее объятиях, он не смог бы никогда насытиться ею. Он чувствовал, как его огромный член, налившийся кровью от его любви к ней, вздрагивал внутри ее нежного тела. Снова и снова он вталкивал его в эту мягкость, пока не выпустил свои любовные соки в ее потаенный сад, и простонал на своем родном языке, языке, которого она не понимала:
      - Я люблю тебя, мой бриллиант, я люблю тебя. После этого упал ей на грудь. Бессознательным движением она обняла его, тоже задыхаясь от райского наслаждения. Когда разум стал возвращаться к ней, она погладила его каштановые волосы и спросила:
      - Что ты сказал мне, господин?
      - Я сказал, что дворец в твоем распоряжении, мой бриллиант, - пробормотал он.
      Он не жалел о своих словах, но и не должен говорить их ей до той поры, пока она не полюбит его. Он не должен давать ей никакого преимущества. С женщинами это делать опасно. Он скатился с нее, и она положила голову ему на плечо.
      - Мне с тобой так хорошо, мой господин Явид, - сказала она.
      - Я хочу, чтобы ты была счастлива, - ответил он, - но я боюсь, что мой отец и братья не одобрят меня, - я так балую тебя.
      - Конечно, - сказала она, - но разве ваши женщины заботятся о доме так, как это делаю я? Я очень ценная рабыня, мой господин.
      - Конечно, - сказал он, нежно целуя ее в макушку, - ты очень дорогая женщина. Но теперь, однако, я думаю, что нам нужно встать с пола. Мои бедные татары были бы потрясены, увидев, что меня сделала рабом моя собственная рабыня.
      Господин, взятый в рабство своей собственной рабыней.
      Едва ли Конн О'Малли мог представить положение своей жены, когда он с тремя братьями входил в дом Османа-астролога в Алжире.
      Одетый в белое слуга провел их в главную комнату дома и сказал на отличном французском:
      - Хозяин скоро выйдет к вам, господа. Братья О'Малли оглядывали комнату, выложенную замечательными изразцами. В центре бил фонтан, в котором вода из двухъярусного сосуда сливалась в основной бассейн. Пол застилали толстые шерстяные многоцветные ковры, а все лампы сияли начищенным серебром и рубиново-красным стеклом. В комнате стояло несколько мягких диванов, обтянутых красным бархатом, и прекрасные низкие бронзовые столики на ножках из черного дерева. Это была красивая и богатая комната. Братья, которые пришли в сопровождении сэра Роберта Смолла, осматривали ее, тараща глаза, к великому удовольствию Робби. Он был давнишним другом Османа, и этот дом знал так же хорошо, как и свой собственный. Сначала дом принадлежал его торговому партнеру, испанскому вероотступнику Халид эль-бею, который был вторым мужем Скай. Осман купил этот дом у Скай, когда, овдовев, она бежала в Англию, чтобы избежать нежелательного внимания со стороны коменданта крепости Касба, который нацелился не только на нее, но и на ее огромные богатства.
      - Когда-то этот дом принадлежал вашей сестре, - сказал он братьям О'Малли и выложил им эту историю.
      Они слушали его с открытыми ртами. Рассказ воспринимался ими как сказка. Брайан, Шон и Симус, несмотря на свою пиратскую деятельность, вели жизнь весьма скромную.
      Конн, однако, эту историю знал и заметил, что Робби не рассказал им, что, будучи женатым на их сестре, Халид эль-бей был великим прелюбодеем Алжира. Роберт Смолл, зная о невысоких умственных способностях братьев, просто упомянул о нем как об испанском купце, который был отцом их старшей племянницы. Он занимал их разговорами, а Осман-астролог в это время рассмотрел всю компанию через тайное отверстие в стене и наконец предстал перед ними.
      Он вошел в комнату тихо, и Конн сначала подумал, что этот спокойный, среднего роста человек, с лысиной на макушке, с мягким выражением круглого, как луна, лица, был всего лишь слугой. И уж конечно, его простое белое одеяние с вышивкой темным шелком по вороту и рукавам не было похоже на платье такого могущественного человека, каким, по словам Робби, был Осман. Потом Конн посмотрел в глаза этого человека и сразу понял, кто он. Золотисто-карие глаза были не просто умными, они были знающими и, как суеверно показалось Конну, старыми как мир. И понимание этого вошло в сознание Конна.
      - Роберт! - Осман обнял маленького англичанина. - Как всегда, ты ни капельки не постарел. В ожидании твоего приезда я подыскал двух замечательных сестер-близнецов. Надеюсь, ты не потерял аппетита на сладости.
      - Я никогда не теряю его, дружище, - ухмыльнулся Роберт смола. - Пусть я и седею, - Робби печально провел рукой по своим редеющим рыжеватым кудрям, - но мой член так же жаден, как и раньше. Давай, старина, закончим дела, и потом я воспользуюсь твоим отменным гостеприимством.
      Осман тепло улыбнулся в ответ. Он очень любил этого англичанина. Тот был честным человеком в мире, где это качество, кажется, ценилось не очень высоко.
      Прежде чем Робби представил своих спутников, Осман повернулся к Конну и тихо сказал:
      - Вы - лорд Блисс. Вы очень похожи на свою сестру. Ваши глаза - это зеркало вашей души. Не бойтесь за свою жену, господин. Она очень сильная женщина.
      - Вы видели ее?
      - Несколько раз до ее отъезда в Стамбул. Дей - мой друг, и благодаря моему положению я бываю в его гареме, куда другой мужчина, несомненно, не был бы допущен.
      - Значит, ее увезли, - удрученно сказал Конн.
      - Несколько недель назад, господин. Вы в любом случае не застали бы ее в Алжире. А потом, в Стамбуле она в безопасности.
      - В безопасности? В рабстве у какого-то безбожника? Что ты говоришь, человек? - Брайан О'Малли смотрел на Османа с враждебностью.
      - Я забыл представить вам моих братьев, господин Осман, - сказал Конн весьма сдержанно, а глаза великого астролога весело блеснули. - Этот господин с дерзким языком - мой старший брат Брайан, это - Шон, а это - Симус.
      Осман вежливо кивнул братьям О'Малли и спокойно продолжил разговор.
      - Разве не все женщины находятся в рабстве у мужчин? Что касается безбожника, - сказал он и усмехнулся, - ведь мы поклоняемся одному и тому же Богу, а думаем друг о друге как о безбожниках.
      У Брайана от неловкости покраснело лицо, но прежде, чем он смог принести извинения за свое необдуманное высказывание, Осман заговорил снова:
      - Вы приехали в Алжир впервые, братья моего дорогого друга Скай, и я придумал кое-что, что, надеюсь, доставит вам удовольствие. - Он хлопнул в ладоши, и немедленно появился слуга. - Если вы, мои новые друзья, втроем пойдете за Али, он приведет вас в бани, где вы освежитесь после долгого путешествия. Капитан Смолл и лорд Блисс присоединятся к вам позднее, когда мы обсудим с ними дела. Возникли кое-какие незначительные трудности, с которыми нужно разобраться.
      Удивленные, Брайан, Шон и Симус, ломая головы, вышли из комнаты следом за Али, который низко поклонился и широко улыбнулся им. Затем он проводил их в бани.
      Когда дверь за ними закрылась, Робби засмеялся.
      - Они вернутся из твоих бань счастливыми людьми, Осман.
      Осман улыбнулся в ответ.
      - Но они станут еще счастливее, когда увидят, каких сладких подружек я приготовил для них на время их пребывания здесь. Каждая, мой старый друг Робби, настоящая гурия. Для них это будет приятный жизненный опыт после тех девок из таверн, которых они с восторгом волокли в постель на Испанском Мейне.
      - Мы не задержимся в Алжире, господин Осман, - сказал Конн. - Мы зашли сюда только для того, чтобы выяснить у вас, что можно сделать для спасения моей жены?
      - Лорд Блисс, это и есть то небольшое затруднение, о котором я говорю. В настоящее время вы находитесь в Алжире, и даже я не могу ничего сделать, чтобы ускорить дело.
      На четвертый день августа войско португальцев встретилось с армией султана у Алькасарквивира. Португальцы потерпели сокрушительное поражение, и их юный король, Себастьян, был убит. Как следствие рынки рабов переполнены пленниками, в основном португальцами, но так как в португальской армии воевали солдаты почти из всех стран Европы, среди пленников есть испанцы, англичане, французы, фламандцы, датчане, немцы и итальянцы.
      Султан очень раздражен, что страны, которые заявляли о своем желании установить с ним отношения, послали своих воинов против него. Поэтому он запретил торговлю и приказал задерживать все корабли из немусульманских стран, которые заходят в его порты, в число которых, конечно, входит и Алжир. Приказ пришел только на прошлой неделе, и я не мог сообщить вам об этом и предупредить, чтобы вы не заходили сюда.
      - Это означает, что наши корабли конфискованы? - спросил Конн.
      - Нет, нет, ничего подобного, господин. Просто чиновники дея будут ежеминутно осматривать ваш груз в поисках контрабанды и проверять, нет ли в вашей команде беглых рабов. Я должен предупредить вас, что даже если у вас нет ни контрабандных товаров, ни беглых рабов среди ваших матросов, и то и другое будет обнаружено.
      Это значит, что вам нужно выплатить штрафы чиновникам дея, которые, конечно, являются чиновниками султана, и кроме того, вам придется выкупать обратно ваших матросов, которых обвинят в том, что они беглые рабы. За своих людей не бойтесь. Я присмотрю, чтобы их не обидели, и использую все свое влияние и прослежу, чтобы вас не обобрали, когда будете выкупать их. Сейчас рынок переполнен рабами, и цены на них не очень высоки. Вас на некоторое время задержат здесь.
      Когда султан известит правителей христианских стран Европы о своем решении, все опять пойдет своим порядком.
      Я очень сожалею.
      - Что же будет с моей женой. Осман? Как она перенесет свое пленение? У нее сердце разорвется, если я не приеду.
      - Она не знает, приедете вы или нет, господин, - последовал ответ. - Хотя я и обещал ей, что извещу моего милого Друга, вашу сестру, о ее трудном положении, я предупредил, что, может быть, и не удастся добиться ее освобождения. Я знаю, что и вас в свое время об этом предупреждали.
      - Я хочу вернуть свою жену, - почти закричал Конн, - и если для этого мне нужно будет приступом брать стены дворца султана Мюрада, я сделаю это.
      - Иншалла, - пророчески сказал Осман.
      - Что, черт побери, это значит?
      - Да будет на то воля Аллаха, - сказал Осман с едва заметной улыбкой. Как вы похожи на свою сестру, господин.
      - Вы называете мою сестру по имени, - сказал Конн, - я чувствовал бы себя лучше, если бы и меня вы называли так же. Меня зовут Конн. Осман снова улыбнулся.
      - Тогда я буду называть вас Конном. Поскольку вы брат моего милого друга Скай, я теперь буду говорить с вами так, как часто говорил с ней. Вашу жену послали самому могущественному правителю в мире в качестве подарка от одного из его чиновников. Сразу уясните себе, что выкупить ее невозможно, потому что султан - не какой-нибудь обычный пират. Он не вернет ее вам, если вы не попросите, ну а если вы это сделаете, вероятнее всего, он прикажет отделить вашу голову от плеч.
      - Как же я могу вернуть ее, если я не могу ни брать штурмом султанский дворец, ни выкупить ее, ни даже попросить, чтобы мне ее отдали обратно? раздраженно спросил Конн.
      - Здесь я не могу вам помочь, - сказал Осман. - Я не знаю ни Стамбула, ни конкретной ситуации, в которой вы там окажетесь. Очень может быть, что вы не сможете добиться освобождения вашей жены, Конн. Но попытаться нужно. Если вы вернетесь домой сейчас, вас всю жизнь будет преследовать вопрос, сумели бы вы это сделать или нет.
      Не освободить Эйден? Он, несомненно, вернет ее. Но удастся ли ему сделать это? Его стали мучить сомнения, и Конн почувствовал если не страх, то что-то похожее на него. Они очень молоды, он и Эйден. Впереди у них такая замечательная жизнь. Он не мог себе представить жизни без нее. Он не хотел жить без нее. Он был уверен, что не нужно расспрашивать Османа о каких-то других возможностях, кроме тех, о которых знаменитый астролог уже сказал ему. Если бы это было совсем безнадежным делом. Осман, несомненно, сказал бы ему об этом, Скай в разговорах с Конном особенно выделяла честность Османа.
      С глубоким вздохом он сказал:
      - Как вы думаете, господин Осман, долго ли будут нас держать в Алжире?
      - Несколько недель, - честно признался Осман. - Здесь дела делаются медленнее, чем у вас дома.
      - Чиновники, не важно где, - заметил сэр Роберт Смолл, - всегда двигают дела со скоростью улитки. Осман, и ты знаешь это.
      Осман усмехнулся.
      - Конечно, - сказал он, - великие мира сего и другие власть предержащие, кажется, пленены собственной значимостью и совершенно потрясены мудростью произносимых ими слов. Мы редко прислушиваемся к своим словам, Робби.
      - Что я буду делать эти несколько недель? - недоумевал Конн.
      - Алжир - приятное место для ожидания, - сказал Робби ухмыляясь.
      - Ха! Но после Халид эль-бея здесь уже нет таких фантастических домов удовольствия, какие были при нем. Алжир уже не тот. Ты увидишь, что матросы с твоих кораблей не будут буянить, потому что самодовольные янычары сейчас раздражены больше обычного. После смерти Джалиля не нашлось капитана, который смог бы держать их в руках. Он был дрянной человек, но командовал умело.
      Некоторое время оба молча вспоминали своего старого врага. Потом Роберт сказал:
      - Я хочу сходить в твои бани, Осман, а после того, как ты накормишь меня вкусными кушаньями, которые только твоя жена, Алима, может приготовить должным образом, мне бы хотелось повидать тех близнецов. Сегодня у меня зверский аппетит на все!
      Осман снова усмехнулся и, поднявшись со своего удобного сиденья, сказал:
      - Пойдемте, господа, и я присоединюсь к вам, потому что час поздний, а день был жаркий.
      Конн колебался.
      - Лучше я пойду на корабль, - сказал он, но ни Робби, ни Осман не дали ему уйти.
      - Пойдем, парень, - подбадривал его Робби, - ты поймешь, что ни разу не мылся как следует, если не побываешь в банях Османа. Господи меня прости, но это единственная причина, почему я опять оказался в этом погруженном в невежество городе. Давай! Не робей!
      Держу пари, твои братья уже приобщились к удовольствиям бань Османа.
      Именно так и было. Брайан, Шон и Симус страшно удивились, войдя в домашние бани Османа и увидев девушек, вполне достигших брачного возраста. Девушки были так же обнажены, как в тот день, когда родились. Их было примерно около полудюжины, они были разного цвета кожи, от очень белого до черного. Они с хихиканьем потащили трех озадаченных мужчин в комнату, где на каждого из них пришлось по две девушки. Прежде чем растерявшиеся братья поняли, что происходит, они обнаружили, что уже почти раздеты.
      - Эй, девушки, прекратите! - Брайан О'Малли был смелым парнем, но ни разу в своей жизни не показывался перед женщиной совершенно раздетым. Даже перед своей женой Мегги! Он хлопнул по легким маленьким ручкам, которые стаскивали через голову его рубаху.
      - Мосье, - братья повернулись и увидели красивую чернокожую женщину, которая только что вошла в комнату. - Вы должны позволить моим девушкам раздеть вас. Иначе вы не сможете мыться. Наш хозяин, господин Осман, будет очень недоволен. - Она остановилась напротив Брайана О'Малли. - Вы же, конечно, не хотите, чтобы нас наказали?
      Брайан О'Малли посмотрел на эту женщину и понял, что красивее женщины он не видел. Ее кожа была похожа на полированное красное дерево, а голова была такой изящной, слегка удлиненной, короткие тугие кольца волос острижены почти до черепа. У нее были высокие скулы, черные удлиненные глаза, потрясающий классический нос и губы, широкие и чувственные. Она была очень высокой для женщины - не менее шести футов, тонкая как тростинка. У нее были изумительные большие, полные груди. Брайан почувствовал, как загорается его желание, и ему было интересно, осмелится ли он дотронуться до этих великолепных грудей.
      Женщина улыбнулась ему, так как поняла, что творится у него в голове. Ее глаза смеялись, и она сказала:
      - Итак, мосье, позволите ли вы девушкам выполнить их работу или нет?
      - Кто ты? - прокаркал Брайан хриплым голосом.
      - Я Нигера, распорядительница бань господина Османа.
      - Ты будешь меня мыть? - природная дерзость Брайана постепенно возвращалась к нему.
      - Я надзираю за всем, мосье, - сказала она, - и вы можете быть уверены, что о вас хорошо позаботятся.
      Брайан кивнул, ослепленный этой женщиной, а два его брата стояли с открытыми ртами. Оба никогда не видели, чтобы их старший брат растерялся перед женщиной. Но чернокожая была первоклассным товаром, и они не сомневались, что со временем Брайан завалит ее на спину.
      Всех троих раздели и повели в самые бани, где сначала ополоснули теплой водой, потом отскребли явную грязь и только тогда очень старательно вымыли сладко пахнущим мягким мылом, которое девушки горстями брали из гипсовых горшочков и размазывали по телам. Они с неловкостью пересмеивались друг с другом, когда банщицы равнодушными движениями брали в руки и мыли их мужские прелести, которые, к их смущению, начинали возбуждаться. Но женщины, казалось, не замечали этого. Для братьев О'Малли все это было в диковинку, но для девушек это была повседневная работа, которую они выполняли по приказу своего хозяина для всех гостей, и мужчин, и женщин.
      - Проклятие, - сдавленным голосом сказал Шон О'Малли, - такое лакомство я не прочь иметь и дома. Не думаю, что когда-нибудь раньше меня мыла женщина.
      - Ты вообще не мылся, - посмеялся Симус О'Малли. - Потри немножко левее, милочка, - приказал он полненькой невысокой блондинке, которая отскребала его спину большой морской губкой. - Ох-ох, вот здесь, милочка, именно здесь. - Он повернулся к Брайану. - Как ты думаешь, Брайан, - сказал он, переходя с французского на родной ирландский, - как ты думаешь, потом мы сумеем завалить их? После небольшой морской прогулки от всех этих голых тел я раскалился докрасна.
      - Нужно спросить Робби, - задумчиво сказал Брайан. - Мы не должны обидеть нашего хозяина, ведь он близкий друг Скай и сейчас помогает Конну.
      Их ополаскивали чистой водой, когда в бани вошли Осман, Робби и Конн, уже лишившиеся своих одежд. Как и его братьев, Конна немного смутило, что его будут мыть милые женщины, но, умудренный жизнью больше, чем его братья, он думал об этом просто как о чем-то новом для себя.
      Нигера торопливо шла навстречу своему господину и его гостям.
      - Нигера, вкусная штучка! - сказал Робби, ласково хлопая ее по пухлым ягодицам. Нигера широко улыбнулась.
      - Добро пожаловать, капитан! Я уже слышала, что вы здесь. Приятно снова встретиться с вами. Здоровье, как видно, у вас отменное.
      - Я вижу, что о моих гостях ты хорошо позаботилась, Нигера, - сказал Осман распорядительнице бань, - надеюсь, не было никаких затруднений.
      - Нет, мой господин.
      - Ты все хорошо сделала, - сказал Осман, - и я хочу наградить тебя. Тебе понравился кто-нибудь из этих троих?
      - Самый большой, похоже, возжелал меня, - сказала она. - Это может оказаться забавным, господин, если вы позволите.
      - Он твой, - последовал ответ.
      Конна потряс этот диалог. Пока две девушки ополаскивали и отскребали с них грязь, Робби объяснил ему, что остальных братьев девушки сейчас натирают сандаловым маслом.
      - Нигера живет у Османа очень давно. Она была ребенком, когда он купил ее и ее сестру Африкану. У Османа всегда была только одна жена, которой он не изменяет. Но он очень любит Нигеру и Африкану и балует их. Нигера - главная в банях, а Африкана экономка. Они нормальные, чувственные женщины. Поэтому, когда кто-то из гостей Османа приглянется любой из них, он разрешает им соблазнять их. Твой брат Брайан явно полюбился Нигере. Я сам заваливал ее несколько раз, она устроит ему такую ночь, которую он никогда не сможет забыть, это я обещаю! - Робби ухмыльнулся. - Да, она редкостная женщина, Брайан не скоро забудет пребывание в Алжире.
      Вымытые с мылом, очищенные от грязи, ополоснутые чистой водой, трое опоздавших вскоре присоединились к братьям в комнате с мраморными скамьями для массажа.
      Конн обнаружил, что опытные руки девушки действуют на него расслабляюще, и уснул. Его разбудили после часового сна, когда принесли холодный шербет из свежих персиков. В растерянности он быстро сел, но увидел, что другие тоже спят. После того, как мужчины освежились, им подали широкие белые одеяния и удобные сандалии. Потом хозяин провел их в столовую, где они расселись на подушках вокруг длинного низкого стола, уставленного замечательными кушаньями.
      Блюда с едой стояли по всей длине стола, и гости сами обслуживали себя. Скоро прекрасные бело-голубые тарелки из Феза были наполнены роскошной едой.
      На столе красовалась целая баранья нога, обложенная овощами, морской окунь, зажаренный на углях и лежащий в дольках лимона, вырезанных в форме цветов, куры, зажаренные до золотистой корочки и начиненные рисом и абрикосами, и глиняный горшок с исходящим паром кушаньем, которое братьям О'Малли показалось похожим на мясное рагу с овощами и крупой. Осман сказал, что оно называется кус-кус. На столе были артишоки, приправленные винно-красным уксусом, шафранно-желтый рис с кусочками зеленого и красного перца, маринованные огурцы, спелые и зеленые оливки, плавающие в соленом масле. Им подали свежие лепешки и кружок сладкого масла, а также огромное количество воды с лимоном и мятой, чтобы запивать пищу.
      Когда вся еда была быстро уничтожена, пришел слуга и сел на корточки сбоку от стола. Он тщательно, одно за другим, отбирал кофейные зерна и, смолов их, варил каждому в отдельности чашечку турецкого кофе.
      Робби и Осман показали О'Малли, как подсластить и быстро выпить горькое варево. На стол рабы поставили изогнутые, как рога газели, сласти, засахаренные орехи, фисташки и вазы с зеленым виноградом, сочными золотистыми абрикосами и липкими сладкими финиками.
      Они сидели на подушках, насытившиеся и совершенно не верящие извинениям Османа за скудность сегодняшнего стола. Увы, он не знал, когда точно они приедут, а в этом климате трудно сохранить пищу свежей. Потребуется время, чтобы подготовиться к настоящему пиру, который состоится завтра. Потом он хлопнул в ладоши, и в комнату вбежали и начали танцевать перед ними женщины, которые раньше мыли их в бане. Они не заметили, как в комнату вошли музыканты. Теперь они сидели в углу и старательно играли на своих инструментах. Рабы внесли кальяны, и снова Осман и Робби учили остальных, как ими пользоваться. Они сидели, удобно развалившись, наблюдая за цветисто одетыми женщинами, которые показались Конну гораздо более чувственными в своих тонких кисейных одеждах, чем в банях, когда они были совершенно нагими.
      Кальян действовал успокаивающе, лампы притушили. Конн заметил, что Осман и Робби ушли. Музыканты тоже исчезли. Женщины оказались на подушках вместе с мужчинами, и Конн увидел, что черная красавица Нигера полностью завладела его старшим братом Брайаном. Шон и Симус развлекались каждый с двумя девушками, Конн попытался подняться с подушек, но две смуглые берберийские девушки ласково толкнули его обратно и, несмотря на его неистовые протесты, стали возбуждать его.
      Извиваясь, они оплетали его, дразня руками и ртами. "Они мне не нужны", думал он, но не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Он не знал, как заставить их покинуть его. Не торопясь, с большим старанием и очень умело они возбуждали его, пока его огромный член не стал прямым и твердым.
      Потом каждая по очереди оседлала его и насадила себя на его огромный кол. И все же он был не удовлетворен. Затем девушки по очереди брали в рот его член и ласкали его. Затем взбирались на него и снова вводили в себя его торчащий член. Наконец вожделенный взрыв потряс его, и, расслабившись впервые за много недель, он позволил девушкам снова помочь ему достичь невероятных высот наслаждения. Он был искусным любовником, но они научили его вещам, о которых раньше он даже не подозревал.
      Пока одна из девушек стояла на коленях, подставляя ему свои гладкие бока, ее подруга схватила член Конна и приставила его к месту, которым, как он слышал, иногда пользуются мужчины, но которым сам не пользовался никогда.
      - Нет, девушка, только не сюда, - запротестовал он. - Я могу сделать тебе больно.
      Обе женщины засмеялись, и та, к которой был приставлен его член, сказала:
      - Нет, мой господин. Это способ, которым пользуются мужчины нашего пустынного племени. Мы привыкли к этому, и нам это нравится. Я думаю, что и тебе тоже понравится, если ты попробуешь.
      - Прошу тебя, господин, - умоляла девушка, стоящая на коленях, - наполни меня, прошу тебя!
      Он все еще чувствовал опьянение от кальяна, поэтому им удалось уговорить его. Обхватив бедра девушки, Конн подался вперед. При первой попытке он ощутил сопротивление, но он упорно преодолевал его и наконец пробился внутрь самого тесного прохода, который когда-нибудь обхватывал его член. Он стал медленно двигаться, так, как он делал бы, если бы находился в привычном для него положении, и она застонала от неподдельного наслаждения и быстро достигла вершины. Он был потрясен.
      - Теперь со мной! - стала просить его другая девушка и приставила его все еще налитой и неустающий член к своим пухлым ягодицам. Почему он не отказывался иметь с ними дело?
      Этого он не понимал, но подумал о своей любимой Эйден. Эйден, которую силой могли заставить отдаться султану таким же способом, каким с такой радостью отдавались сейчас ему эти девушки. Эйден! Эйден! Со стоном он излил свою страсть и впал в оцепенение, после которого проснулся только после полудня следующего дня.
      Однако он отчетливо помнил все, что происходило между ним и теми двумя девушками накануне. Он был противен сам себе. Осман, видя его страдания и понимая их причину, отозвал его в сторону.
      - Друг мой, - сказал он, - природа мужчины не позволяет ему долго оставаться без женщины. Вы уже многие недели не были с женщиной, Конн. То, что происходило между вами и моими рабынями, полезно для здоровья и вполне естественно.
      - Но я люблю свою жену! - запротестовал Конн.
      - Что общего между вашей любовью к жене и требованиями вашего тела? Вашей жены здесь нет, и удовлетворить ваши потребности она не может, а они должны быть удовлетворены, иначе ваше тело может быть отравлено дурным настроением, скопившимся в нем. Это небезопасно и безнравственно для мужчины - лишать себя удовольствия, которое доставляет женское тело.
      - Но в моей стране, - сказал Конн, - мужчина верен своей жене.
      - В вашей стране, - сказал Осман, - мужчина женится на одной женщине, и тайком развлекается со многими другими. Здесь, в исламской стране, мы не делаем секрета из того, что является обычным явлением.
      - Однако вы верны вашей жене. Осман! Астролог улыбнулся.
      - У меня нет особой страсти к женщинам, несмотря на то, что у меня много детей. Дети приносили Алиме радость, занимали ее время, и она не чувствовала себя забытой, потому что я почти все свое время проводил за работой. Если бы я взял других жен или даже наложниц, я бы не мог позволить себе такой роскоши, потому что все они требовали бы моего внимания. Но даже я, мой друг, иногда совал свой член в чужой колодец, когда желание захлестывало меня. - Он серьезно смотрел на Конна. - Твоя жена уже познает другого мужчину к тому времени, когда ты доберешься до нее.
      Разве ты осудишь ее за эту связь из-за того, что, по-твоему, она должна быть верна тебе?
      И Конн вдруг понял, что именно Осман сделал так, что накануне он опьянел от кальяна. Конн должен был ощутить потребности тела, которые нельзя заглушить никаким разумом. Так же, как он лежал совершенно беспомощно, пока его соблазняли две берберийские девушки, так же и Эйден может оказаться соблазненной, несмотря на ее любовь к нему. Мир, в котором он сейчас находился, оценивал женщину по количеству коз, лошадей или верблюдов, которые могли бы быть получены за нее. Конн вдруг понял, что так было везде. Многие мужчины считали женщину своим имуществом, но по отношению к Эйден у него такого чувства не было. И все же женщины оценивались в той мере, в какой они могли принести мужчинам выгоду. Он посмотрел в глаза Осману и утонул в золотистом свете, который исходил от теплого взгляда астролога.
      - Я люблю свою жену, - сказал он тихо, - но я понимаю, чему вы хотите меня научить, Осман, и я благодарю вас.
      - Но ты понял мой урок, Конн?
      - Сердцем я понимаю, что вы хотите мне сказать, Осман, но так трудно разуму смириться с этим. Я схожу с ума от мысли, что моей женой обладает другой мужчина. Почему, когда мужчина имеет другую женщину, это не кажется дурным поступком, но женщине трудно смириться с другим мужчиной. - Он глубоко вздохнул. - Я хочу вернуть ее.
      - Поймите это как следует, брат моего милого друга, ваша жена ужасно страдала от происходящего, страдала гораздо больше, чем, возможно, могли бы страдать вы. Я не говорил вам, я не хотел говорить вам этого прежде. Вы должны были немного осмотреться. Ваша жена потеряла ребенка еще раньше, чем она доплыла до Алжира.
      - Значит, теперь нас связывает только наша любовь, - тихо сказал Конн и вспомнил о том, как когда-то он так храбро говорил, что их любовь вечна. Была ли эта любовь достаточно сильной, чтобы выдержать утрату ребенка и понимание того, что она познала другого мужчину? Да! Да! Какие бы трудности ни пришлось им преодолеть, вместе они сильнее, чем порознь. И если ему следует смириться с тем, что случилось, значит, Эйден тоже должна сделать это, а ей это будет гораздо труднее. Ей нужен он, а она нужна ему. Сейчас она нужна была ему больше, чем когда-либо раньше. Она - единственная женщина, которая сделала его счастливым. Он хотел, чтобы она вернулась.
      Осман улыбнулся, и Конн знал, что он понял, какие мысли мечутся в его мозгу.
      - Вам станет легче, Конн, с каждым днем вам будет становиться легче, сказал астролог.
      - Моя сестра Скай говорит, что вы видите вещи, которых не видят другие, начал Конн. - Сумею ли я спасти свою жену и будем ли мы снова счастливы?
      - Судьба каждого человека в основном зависит от него самого, - сказал Осман. - Нам всегда предлагают несколько путей, по которым можно идти, а какой путь выберем мы, зависит от нас. За этим мы можем следить, Конн. Наша судьба, мы называем ее кисмет, контролирует другое. Болезнь, потерю ребенка, возможность разбогатеть. Над этими вещами мы не властны. Поскольку в это дело вовлечены те, кого я мало знаю, я не могу сказать вам ничего, кроме того, что с Эйден вы снова встретитесь. Это показывают ваши звезды, и я не буду выдумывать что-то, чтобы обмануть вас. Мое доброе имя создано не надувательством, как у некоторых. Я уверен, ваша сестра говорила, что прежде всего я честный человек.
      Конн растерянно кивнул. Он по-детски хотел, чтобы его заверили в том, что все будет хорошо.
      Ему хотелось верить, что судьбой предопределено добиться успеха, что ничего плохого не случится и что он и Эйден будут всегда счастливы, как были счастливы герои детских сказок, которые его мать рассказывала его братьям и ему самому, когда они были маленькими мальчиками.
      - Значит, - сказал он, стараясь говорить добродушно, - вы говорите мне, что я должен терпеливо сидеть следующие несколько недель, пока дей со своей мудростью разрешит выпустить мои корабли. Потом я должен плыть в Стамбул со слабенькой надеждой на успех. Я должен пойти навстречу неизвестности. Осман, и рискнуть.
      - Как рискует любой смертный, брат моего друга Скай, - усмехнулся Осман, как любой смертный.
      - Тогда я сделаю это, но ради Бога, Осман, поговорите со своим другом деем. Если мои братья слишком много ночей проведут с девушками, чем, как я подозреваю, они занимались прошлой ночью, мне от них не будет никакой пользы.
      Осман снова усмехнулся.
      - Не бойся, Конн. У меня есть замечательные тонизирующие средства, которыми я поделюсь с ними. Обещаю, когда вы отплывете, они будут как новенькие.
      - Если до этого ваши женщины не убьют их своими нежностями, - засмеялся Конн.
      - Они еще молоды, Конн.
      - Могут перестать быть таковыми, когда мы покинем Алжир, Осман.
      На этот раз засмеялся Осман.
      - Поверьте мне, - сказал он, - я заботился о Робби все эти годы, и он еще полон сил, разве не так?
      - Я еще не видел его сегодня утром, - заметил Конн.
      - Вы не увидите его несколько дней, - сказал Осман. - Наш маленький друг очень силен в любви. Я ему приготовил близнецов, и они не скоро притушат его страсть.
      - Черт подери! Такая жизнь не для меня. Осман, хотя было время, когда я путался с лучшими красотками, но это было до женитьбы на Эйден. Теперь я этим больше не занимаюсь. Я хочу уехать в Перрок-Ройял с Эйден и жить там тихой жизнью. Я не искатель приключений, хотя раньше думал иначе.
      - Немногие признаются в этом, - улыбнулся Осман. - Просто вы раньше других поняли, что вам нужно. Это благословенье Божье, Конн, мой друг. Очень редкое благословенье Аллаха. Будьте благодарны за это. Вам повезло, вы уже выбрали свою дорогу. Многим это не удается.
      - Память о том, что было у нас с Эйден, сияет в моем сердце, как яркий маяк, Осман. Эта память освещает мою дорогу и позволяет видеть главную цель. Но изгибы и повороты этой дороги невозможно предвидеть, не так ли?
      - Верно, предвидеть их невозможно, но вы преодолеете их, мой друг. Вы преодолеете.
      Читайте продолжение романа в следующем томе