Любовь на все времена (Том 2)

      Торговец лез из кожи вон, желая услужить ей. Джинджи не замедлил сообщить ему, что это фаворитка нового посла Крымского ханства в Сиятельной Порте. Если ее хозяин, блистательный принц Явид-хан, будет доволен ее покупками, госпожа Марджалла станет его постоянной покупательницей. Он может заработать на этом, ведь, когда дело касается его фаворитки, щедрость принца неиссякаема.
      Эйден понимала достаточно много из того, что говорил ее слуга, и посмеивалась, но не стала огорчать евнуха. Кроме того, это развеселило ее. Она смеялась, чего не делала уже многие месяцы.
      Выйдя из лавки, она сказала:
      - Ты и в самом деле испорченный человек, Джинджи. Будь поосторожней, чтобы твой болтливый язык не завел тебя в яму, из которой ты, дружок, можешь не выбраться. Просто счастье, что принц не слышал тебя. Ведь он совершенно не интересуется мной. А если и дальше так пойдет, где окажемся мы с тобой?
      - Сегодня утром на кухне, госпожа, я кое-что выведал у повара. Хаммид говорит, что принц оплакивает свою жену и сыновей, которые совсем недавно умерли. Я не смог узнать ничего больше, не хотел излишне любопытствовать, чтобы не подвергать опасности твое положение в доме. По крайней мере я узнал, что он настоящий мужчина, госпожа. Со временем ты поможешь ему оправиться от горя, а сейчас других женщин в доме не будет. Нам нужно время, госпожа Марджалла, пусть тебя не беспокоит, что принц холоден к тебе.
      - Бедный человек, - сказала Эйден, - я понимаю, что он чувствует, - и она вспомнила не только смерть отца, но к смерть матери и сестер.
      В это время они пришли в ряды, где торговали поношенной одеждой. Джинджи с уверенностью, поразительной для человека, пробывшего в Стамбуле всего один день, пошел прямо к прилавку какого-то еврея.
      Он успешно сторговал шесть наборов одежды для служанок Эйден: широкие шальвары, блузы и безрукавки, а также пояса, шапочки и сандалии. Все хорошего качества и очень чистое. Заплатив за покупки, они пошли к баням.
      - Когда это ты, - спросила Эйден, не сумев сдержать любопытства, - узнал этот город?
      - Мой самый первый хозяин жил здесь, в Стамбуле, - ответил евнух. - Я знаю город очень хорошо. С ним связаны мои первые воспоминания, и он для меня как родной дом. Меня превратили в евнуха, когда я был совсем маленьким. Я люблю это место. И мечтаю о том, чтобы закончить здесь свои дни.
      Когда они пришли к баням, Джинджи проводил свою госпожу в приемную комнату. Нельзя было женщине долго оставаться на улице, а они не знали, как скоро Марта и ее дочери будут готовы. Однако женщины уже заканчивали. Джинджи передал смотрительнице три комплекта одежды.
      - Я сказал, чтобы сожгли те кишащие насекомыми тряпки, которые были на них, когда мы привели их в бани, - сказал он Эйден.
      Она усмехнулась.
      - Очень мудрое решение, хотя я подозреваю, что бедная Марта очень огорчится, когда узнает, что уничтожено последнее напоминание о ее прошлой жизни.
      - Она переживет такую трагедию, - лукаво сказал он. - То, что ты им купила, будет, наверное, самыми красивыми вещами, которые были у них за всю жизнь.
      - Она не бедная женщина, - сказала Эйден. - Марта говорит, что ее муж был человеком со средствами.
      - Похоже, что она была женой рыбака, - фыркнул Джинджи, - но это не важно. Надеюсь, ее можно будет обучить. С ее дочерьми обойдется без хлопот, но женщина в ее возрасте уже имеет свои привычки, госпожа Марджалла. Надеюсь, что ты поступила правильно, когда купила их. Боюсь, у тебя слишком доброе сердце.
      В это время служительница вывела к ним трех женщин, и Эйден и Джинджи ахнули от удивления. Отмытые, Марта и ее дочери оказались очень привлекательными, с красивыми карими глазами и русыми косами. На каждой были светло-голубые широкие шальвары, розовые блузы и коротенькие безрукавки из атласа в розовую и голубую полоску, сандалии, шали в голубых и серебряных узорах, завязанные на бедрах, и маленькие шапочки из серебряной парчи. Все трое выглядели вполне достойно для служанок, о чем Эйден им и сказала.
      - Как мило все вы выглядите, разве сейчас вы не почувствовали себя лучше?
      - Должна признаться, что купанье совсем не так плохо, но вся эта нагота! Однако сейчас мы одеты ничуть не хуже, госпожа, и я благодарю вас за новую одежду.
      Эйден улыбнулась.
      - Самое первое, что тебе нужно сделать среди многих прочих вещей. Марта, это выучиться говорить по-турецки. Но теперь мы должны возвращаться во дворец принца. Он не должен беспокоиться.
      Они вернулись во дворец Явид-хана. В первый раз увидев дворец в свете заходящего солнца, Эйден была очарована им. Он назывался "Драгоценный Дворец" и действительно был похож на бесценный бриллиант в дорогой оправе. Явид-хан говорил, что он стоит в том месте, где Босфор сливается с Черным морем. Дворец на самом деле был построен на клочке земли вблизи устья Босфора, на выходе в Черное море. Но стоял он на берегу Босфора, а Черное море виднелось из окон дворца.
      Драгоценный Дворец построили из белого мрамора. Эйден представила, что на закате или восходе, когда солнце окрасит его своим золотом, зрелище будет необыкновенным. Он стоял близко у воды, а вокруг раскинулся сад. Изящный купол поднимался в центре здания, а открытый портик с колоннами проходил по всей его длине. Личные комнаты располагались в правой части. Левая часть предназначалась для официальных приемов. Великий хан купил дворец для своего сына у наследников какого-то богатого торговца. Им не нравилось, что дворец расположен далеко от центра Стамбула, - многие предпочитали жить ближе к городу. За время, прошедшее со дня смерти торговца, прекрасный сад зарос и одичал: на клумбах разрослись сорняки, заглушив великолепные цветы. С моря, однако, заросший сад казался ярким и красивым.
      Глаза служанок Эйден заблестели, когда они увидели Драгоценный Дворец.
      - Это здесь мы будем жить, госпожа? - в благоговейном восторге спросила Марта. - У принца большой гарем? Там много женщин?
      - Принц, - ответила Эйден, - только недавно приехал в Стамбул, и меня подарили ему вчера. У него нет других женщин, хотя он говорит, что любит их. Она покраснела, а потом продолжила:
      - Джинджи узнал, что принц оплакивает смерть своей жены.
      Большой каик ткнулся носом в берег, и его пассажиры вышли. Наблюдая за ними из окна дворца, Явид-хан увидел, что с Марджаллой прибыли еще три женщины. Он улыбнулся про себя. Вот первое, что он узнал о Марджалле. Она не транжирка. Его любимая жена, Зои, была такой же, ей никогда не нужно было ничего лишнего. Она запомнилась ласковой, спокойной, миролюбивой женщиной, к которой обращались другие женщины его гарема. Они верили, что Зои справедливо разрешит все их трудности. Она была красивой женщиной, матерью двух его сыновей и дочери.
      И все же его равным образом влекло к женщине, которую он сделал своей второй женой, непоседливой Айше. Как разительно отличалась Айша от Зои. Она могла мурлыкать как котенок, но через минуту взрывалась вулканом. Ее нрав и привлекал и бесил его, но ее непохожесть с Зои очаровывала, заставляла постоянно возвращаться в ее постель. Ее спасительная сила заключалась в том, что Айша никогда никому не завидовала. Ее гнев вспыхивал мгновенно и так же мгновенно утихал. Она тоже родила ему двух сыновей. Его сыновья. Он почувствовал острый приступ боли, которая накатывалась на него всякий раз, когда он вспоминал о своих детях. У него было шесть сыновей и две дочери. Его старшему сыну Давлету, названному в честь деда, в этом году исполнилось бы четырнадцать лет. Самому маленькому, круглощекому, только начавшему ходить, было всего два года. Он подумал о дочерях и почувствовал, как слезы жгут глаза. Старшую родила Зои. Она была совершенной копией своей матери. Ей шел шестнадцатый год, и ее обручили с наследником соседнего ханства. Его младшей дочери, озорному чертенку по имени Лейла, исполнилось семь.
      Умерли. Все они умерли. Его сильные, здоровые сыновья, его красавицы дочери, его женщины. Как будто они никогда не существовали. От них не осталось ни следа, ничего, кроме его воспоминаний, а эти воспоминания так горьки. Он не хотел вспоминать. Даже сильный мужчина не может вынести такое. Он снова взглянул на пристань, но Марджалла и ее служанки уже скрылись в доме.
      Ему нужно пойти в гарем и посмотреть на них. Может быть, она понравится ему, и он разрешит ей поужинать с ним. Ему грустно, он одинок. Он не обрадовался, когда накануне султан подарил ему Марджаллу, но сейчас думал по-другому. Вся скорбь мира не вернет ему его женщин и детей. Отец послал его в Стамбул, чтобы он начал жизнь сначала, чтобы унял свою тоску. И хотя совсем забыть о ней невозможно да и не нужно, по крайней мере необходимо жить. Он не из тех, кто любит жалеть себя.
      Он решительно вышел из своих комнат и по коридору прошел на женскую половину. Ее евнух - как там его зовут? - бросился к нему с неумеренными приветствиями. Он с трудом сдержал улыбку, уж очень евнуху хотелось угодить ему.
      - Добро пожаловать, господин принц! Добро пожаловать!
      Эйден повернулась и в первый раз по-настоящему разглядела мужчину, который назывался ее хозяином. Она изящно поклонилась.
      - Добро пожаловать, господин принц, - и вспомнив, как принимали гостей Hyp У Бану и Сафия, приказала:
      - Принеси прохладительного, Джинджи.
      Потом усадила принца на место, откуда он мог видеть море. "Он так же красив, как и Конн, - думала она, - но они совсем разные". Про Конна можно было однозначно сказать - красавец. Явид-хан поражал суровым выражением лица. Но вот он улыбнулся, и вся суровость исчезла. Лицо было удлиненным, а подбородок казался высеченным из камня, таким он был твердым и решительным. У него были высокие, четко очерченные скулы, а глаза не раскосые, как у его татарских предков, а ореховидные по форме и ярко-синие. Голова была непокрытой, а волосы оказались рыже-каштановыми.
      - Мой господин, я не уверена, правильно ли то, что я делаю, - тихо сказала Эйден. - Боюсь, что мое незнание обычаев этой страны потрясет вас и вызовет отвращение. Умоляю сказать мне, что я делаю правильно и что не правильно.
      - Разве женщины не везде одинаковы, Марджалла? - спросил он.
      - Из того, что я видела здесь, в Стамбуле, я не думаю, что это так, мой господин.
      - Объясни мне, что ты имеешь в виду?
      - В нашей стране нами правит королева.
      - И ее муж?
      - У нее нет мужа. Она королева-девственница, но если она получит супруга, он не будет считаться королем. Только она может короновать его. Он будет просто ее мужем.
      Явид-хану стало интересно, и этот интерес отразился на его лице.
      - Рассказывай, Марджалла. Расскажи еще что-нибудь.
      - Ваши женщины ездят верхом на лошадях?
      - Когда-то ездили, - сказал он, - но сейчас уже нет. Женщина должна рожать детей; лучше сыновей, заботиться о своем доме, детях и господине. Вот почему здесь заводят гаремы. Это безопасное место, где женщину ничто не отвлекает от ее обязанностей.
      - Какая скучная жизнь у ваших женщин, - сказала Эйден прежде, чем подумала. Но увидев, как в слабой улыбке дернулись уголки его рта, продолжила:
      - Наших женщин не запирают. Они ездят верхом, сидят за столом со своими мужьями и родственниками, они учатся и даже танцуют с мужчинами. Вы же не можете сказать, что здешним женщинам позволено все это, мой господин.
      - И все же даже в вашей стране слово мужчины - закон. В этом я уверен, несмотря на все, что ты мне рассказала.
      - Это правда. Мужчины в моей стране, да и во всех цивилизованных странах Европы имеют больше прав, чем женщины, но мы тоже не бесправны.
      - Может ли женщина в твоей стране владеть землей и имуществом?
      - Может.
      - Но управляет этими землями и имуществом мужчина?
      - Не всегда, - сказала она быстро. - Моя золовка - одна из самых богатых женщин Европы. Она создала свое состояние и сама им управляет.
      - Но, - сказал он, слегка улыбаясь, - разве она начинала не с денег, которые заработал мужчина? Эйден засмеялась.
      - Вы совершенно правы, мой господин, так и было, но она увеличила полученное состояние.
      - А ты, Марджалла, ты сама управляла своими землями и имуществом?
      - Я была у отца единственной наследницей. Мне было интересно разбираться в управлении поместьем, да и он не возражал. Но все же делами занимался он сам, я же просто наблюдала. Честно признаю, что он все делал сам. - Она кивнула Марте, которая держала кувшин с фруктовым шербетом, не зная, куда бы его поставить. - Сюда, Марта, ставь его на стол. Можешь наполнить кубок моего господина.
      - Да, госпожа. - Не поднимая на них глаз. Марта поставила поднос.
      Торопливо вошла маленькая Ферн с подносом ореховых пирожных и так же быстро ушла, застенчиво улыбнувшись Эйден и принцу.
      - Красивый ребенок, - заметил принц.
      - Я купила Марту и двух ее дочерей сегодня утром. Вы сказали, что я могу купить женщин-служанок. - Эйден передала ему пирожное.
      - Я ожидал, что ты вернешься с дюжиной хихикающих девушек, Марджалла. Разве этой женщины и ее дочерей достаточно, чтобы прислуживать тебе?
      - Прислуживать лично мне? Конечно, мой господин. Зачем иметь больше трех служанок? Если, однако, вы хотите купить слуг, чтобы они прислуживали вам и держали в порядке дворец, вы должны сказать мне об этом. Я до сих пор не знаю, каковы мои обязанности. Он улыбнулся ей медленной улыбкой и сказал:
      - Твои обязанности состоят в том, чтобы доставлять мне удовольствие во всем, что я захочу, Марджалла. - Потом он откинулся назад, с удовольствием глядя, как румянец медленно заливает ее щеки. Он протянул руку и ласково дотронулся до ее пылающего лица. - Надеюсь, что мне подарили гурию, а не жеманную экономку.
      Она на время онемела, и это позабавило его. Его совсем не рассердили ее слова, ему нравилась ее открытость и откровенность, но раньше он не был хозяином положения, а сейчас стал им.
      Может быть, она и была замужем, но, как он подозревал, опыта у нее немного. Он хотел узнать о ней все.
      - Я пришел сказать, чтобы ты со мной поужинала сегодня вечером, Марджалла. Ужин будет подан в семь часов.
      Он выпил шербет, закусил пирожным, потом встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Она была ошеломлена. Чем она рассердила его? Что такое гурия? Она посмотрела на Джинджи, своего единственного советчика в этом незнакомом мире, частью которого она стала.
      - Что случилось с ним? - спросила она. Юный евнух сиял от радости.
      - Ты понравилась ему, госпожа Марджалла! Я не думал, что он возьмет тебя в свою постель так быстро. Слуги говорили, что он глубоко скорбит о своей семье.
      - Что случилось с ними? - спросила она.
      - Не знаю, - ответил евнух, - но чувствую, все идет хорошо. Принцу ты нравишься. Теперь настало твое время, Марджалла. У тебя нет соперниц, и сейчас ты можешь завоевать его любовь прежде, чем он начнет обращать внимание на других женщин. Тебе нужен сын! Если ты родишь ему сына, ты никогда не будешь испытывать нужды ни в чем, сколько бы других женщин ни делили с ним ложе.
      "Сын, - думала она. - Интересно, был ли ребенок Конна мальчиком?" Она отвернулась, чтобы Джинджи не увидел ее слез. Действительность и в самом деле начинала заполнять ее сознание. Если Конн не войдет сейчас в дверь гарема, не убедится, что до сих пор до нее не дотрагивались другие мужчины, и не заберет ее домой, в Перрок-Ройял, все будет именно так, как говорила Сафия. Для него она умерла. Ей нужно смириться с этим. Как может она сбежать отсюда? Здравый смысл говорил, что это невозможно. Ей следует смириться со своим положением. Если она прогневит Явид-хана, он может избавиться от нее. Он не продаст ее, так как нельзя продать подарок султана. Она будет отдана на милость любой другой женщины или женщин, которые удостоятся его внимания. Ревнивых, злобных женщин, которые лучше ее знают нравы гаремов. Она вдруг вспомнила Hyp У Бану и Сафию и их борьбу за влияние на султана Мюрада. Ей стало страшно.
      - У нас немного времени, - болтал Джинджи, - мы должны выкупать и надушить тебя. 0-о-о-й! У нас нет духов. Почему я не купил мускус и амбру, когда мы были в городе? Я должен съездить завтра. Если бы мы не жили так далеко от Стамбула, к нам бы приходили торговки с базара, но здесь... - У него был очень удрученный вид. - Здесь мне все нужно делать самому.
      - А мне нравится, - откровенно сказала Эйден, - я иногда смогу ездить в город, что было бы невозможно, если бы мы жили там. Так скучно сидеть взаперти все время.
      Джинджи, однако, слушал ее не очень внимательно, потому что копался в ее вещах, разыскивая масло для бани, мыло и притирания, которые бы сделали еще мягче ее нежную кожу.
      - Разве женщина должна вести такой образ жизни? - сказала Марта, следуя за мыслью Эйден.
      - Но мы здесь, - ответила она, - и ничего нельзя изменить. Марта. Я не думаю, что я могу изменить привычки принца. Разве это не так?
      - Правда, госпожа, я тоже так не думаю. Сразу видно, что он мужчина сильный. - И добавила:
      - И красивый тоже. Насмотревшись на тех тварей, которые высматривают рабов на рынках, могу честно сказать, что вам повезло. В этом отношении повезло и мне, и моим дочерям.
      Эйден позволила проделать над собой ритуал мытья, хотя Джинджи жаловался, что без умелых помощников и необходимых масел и мыла он зря тратит время и умение. Эйден смеялась, глядя на него, и даже Марта улыбнулась, видя, как он суетится. Ферн и Айрис пересмеивались, прикрываясь ладошками, немного страшась, что Джинджи заметит это. Сестрички трепетали перед ним, хотя и не понимали, что он говорит. Джинджи относился к их хихиканью добродушно, ведь теперь он имел возможность распоряжаться. Эйден подозревала, что он просто подражал более старым и опытным евнухам, а неискушенность Эйден в гаремных делах делала его высокомерным.
      - Ни одной женщине не выпадала такая удача, госпожа Марджалла! Ты знаешь, как редко женщина достается опытному мужчине. Обычно такую возможность получает какой-нибудь глупый мальчишка или султанский наследник.
      - Ты хочешь сказать, что я должна всячески стараться угодить и понравиться принцу сегодня вечером, Джинджи, верно? Ну а если принц только хочет поужинать со мной? Это тебя огорчит?
      Джинджи подал ей красивые шальвары, на темно-синей материи которых были золотыми нитками вытканы мотыльки.
      - Думаю, принц сам не знает, как ему захочется провести вечер. Это, я подозреваю, госпожа, будет сильно зависеть от тебя.
      - Значит, я должна соблазнить принца, Джинджи? - Эйден натянула шелковые шальвары.
      - Конечно, нет! - закричал евнух и закатил глаза так, что в какой-то момент стали видны белки. - Это уж слишком. Принц сам поведет тебя по той дороге, по которой он захочет идти, госпожа. И ты должна следовать за ним.
      Он помог ей надеть безрукавку такого же темно-синего шелка, как и шальвары. Она была обшита тонкой золотой бахромой. Став на колени, он застегнул на ее бедрах широкий пояс из золоченой лайковой кожи, обильно расшитый мелкими жемчужинами. Пока Марта, стоя на коленях, надевала ей такие же лайковые сандалии, сам Джинджи расчесывал длинные мягкие волосы Эйден. Он бережно разделил локоны, заплел их в одну толстую косу и вплел в нее небольшую нитку крупных жемчужин, прикрепленных к золотой ленте.
      - Прошу тебя, встань, госпожа Марджалла! - сказал он. Потом, подбежав к сундуку, вытащил кожаную шкатулку и достал из нее две нитки бледно-розового жемчуга и такие же серьги.
      - Это дарит тебе валида, - сказал Джинджи с гордостью и надел на Эйден украшения, добавив несколько золотых и серебряных браслетов из той же шкатулки.
      - Это дарит мне мать султана? - Эйден была изумлена. - Почему?
      - Потому что она будет твоим другом. Она ревнует тебя к Сафии и пытается оторвать тебя от любимой жены ее сына.
      - Мне нужно быть осторожной с этими воюющими женщинами. Они обе должны стать моими друзьями. Разве не так, Джинджи?
      Евнух кивнул.
      - Именно так! Похоже, что жена проживет дольше валиды, но никогда нельзя быть уверенным. Жизненная тропа имеет способность поворачиваться тогда, когда меньше всего ждешь этого. Поступая тактично, ты можешь извлечь еще одну выгоду. Не мешай этим важным женщинам, не выделяй ни одну из них, и ты завоюешь благосклонность султана. Это совсем неплохо, госпожа Марджалла, и очень выгодно для принца. Кто знает, какие трудности встретит он в своей работе. За такую помощь он еще сильнее полюбит тебя.
      Айрис держала перед Эйден круглое зеркало из полированного серебра. Посмотрев в него, Эйден приятно удивилась. В первый раз за всю свою жизнь она почувствовала себя красивой. Может быть, это и не так, но пышность и в то же время простота ее восточного наряда делала ее красивой.
      - Тебе нравится, как ты выглядишь, - сказал Джинджи, - но подожди, есть еще одна вещь, которую мне нужно сделать. Сядь! - Он повернулся к маленькой Ферн:
      - Неси краску для век и щеточки, которые я показывал тебе. - Он приказал ей это, отчетливо произнося слова, как велела ему Эйден.
      Девочка поняла его и побежала исполнять поручение. Она вернулась с маленьким гипсовым горшочком, в котором была краска для век. Евнух осторожно подвел глаза Эйден. Кончив, он сказал:
      - Ну, теперь взгляни, госпожа! Превращение было чудесным. Она выглядела так экзотически, что сама едва могла поверить в это. "Если бы Конн и эти глупышки, с которыми я служила при дворе, могли бы видеть меня!.."
      - Теперь, - гордо сказал Джинджи, - ты можешь идти к нашему господину. Пошли. Я провожу тебя. К ее удивлению, Марта обняла ее и сказала:
      - Да поможет вам Бог, моя госпожа. Джинджи провел ее из гарема в комнаты принца и, открыв дверь, впустил ее внутрь и закрыл за ней.
      - Как твой Джинджи соблюдает правила, - сказал принц. - Он мог провести тебя через сад, - и он указал рукой на широкие застекленные окна.
      Эйден поняла, что в запущенный сад, который она видела из женской половины дворца, выходили и комнаты ее господина, что показалось ей разумным.
      - Думаю, Джинджи боялся, что я заблужусь в этих зарослях, - сказала она, улыбаясь. - Можно нанять садовников из крестьян и расчистить сад? Мне бы очень хотелось увидеть, что же там растет на самом деле.
      - Тебе нравится сад? - Он сидел перед низким столиком в удобном белом одеянии, вышитом по глубокому вырезу золотой нитью и персидским лазуритом, так идущим к его глазам.
      - Мне нравится сад, - тихо сказала она. Он махнул рукой.
      - Сядь рядом, Марджалла. - И одобрительно оглядел ее платье.
      Она села рядом с ним, и он протянул руку и потрогал ее волосы.
      - Мне всегда кажется, что они горячие, - сказал он с полуулыбкой. Необыкновенный цвет. Моя мать француженка, и волосы у нее были золотистого цвета. Я всегда думал, что ни один другой цвет не может сравниться с ним, но теперь вижу, что ошибался.
      - Я ничего не знаю о вашей стране и вашем народе, - сказала она. - Где находится Крым? Что за народ живет там?
      - Моя земля лежит к северу отсюда на берегу Черного моря. Наш народ переселился из Азии очень давно. Нас называют татарами, но сегодня мы так же отличаемся от наших братьев на Востоке, как чернокожий отличается от белого человека. Хотя наши обычаи сохранились, внешность крымских татар изменилась из-за браков с женщинами этого края и, конечно, с женщинами-рабынями, такими, как моя мать, которые становились нашей собственностью. Наш народ гордый, свирепый и преданный. Мы скотоводы и по врожденным способностям, и по характеру. Однако, поселившись в Крыму, мы начали жить и в городах. - Он обнял ее за стройную талию. - Тебе сегодня на самом деле хочется прослушать урок по истории нашего народа, Марджалла? О татарах тебе, вероятно, следует знать одно - их мужчины страстные и сильные любовники.
      Он поцеловал ее в плечо.
      Ее первым желанием было отодвинуться. Она замужняя женщина. Но потом Эйден заставила себя сидеть спокойно. Прежняя жизнь кончилась, а этот мужчина - ключ к ее будущему. Пока он не сделал ничего, что бы вызвало ее недоверие и неприязнь.
      - У меня никогда не было любовников, - тихо проговорила она.
      - Разве твой муж не был твоим любовником? Его рот грел и дразнил ее кожу.
      - Да, - ответила она, - был. Принц повернул ее к себе и забрал ее лицо в свои большие руки.
      - Он не говорил тебе, что твои глаза напоминают грозовые облака, а золотые и черные искорки в них похожи на листья, которые крутит штормовой ветер?
      Какую-то долгую минуту Эйден думала, что она задохнется, так трудно стало дышать. Он смотрел на нее ярко-голубыми глазами. Она никогда не видела таких глаз.
      Пристально смотрел? Нет, это не те слова. Она не могла оторваться от его взгляда и чувствовала, что тонет в нем.
      Отпустив ее лицо, он мягко провел ладонями по ее грудям.
      - У тебя такая нежная кожа. Она похожа на самый тонкий шелк из Бурсы, Марджалла, гладкая и прохладная на ощупь.
      Эйден почувствовала, как твердеют ее соски под его руками, и щеки ее вспыхнули. Она сглотнула и наконец сумела вдохнуть воздуха. Ее соски плотнее прижались к его рукам. От смущения она закусила губу. Она не девственница, но почему он так смущает ее? Ее сердце громко стучало, и в какой-то момент ей показалось, что она теряет сознание. Она не могла оторвать взгляда от его глаз, потеплевших от улыбки.
      - Мне кажется, - сказал он тихо, - что я должен поцеловать тебя, мой бриллиант, - и завладел губами Эйден.
      Его губы были твердыми и теплыми, и, к своему великому изумлению, она почувствовала, что ее собственные губы отвечают на его опытные ласки. Ласково, но требовательно он пробежал языком по ее губам, нежно заставив ее открыть их, и его язык оказался у нее во рту.
      Касание их языков взорвалось внутри нее мешаниной ощущений, которые напомнили ей странный и замечательный фейерверк, когда-то виденный ею на королевском празднике. Она приникла к нему, чтобы не потерять сознание.
      Его руки пробежали по ее волосам, и, отпустив ее голову, он смотрел на нее. Не говоря ни слова, он рассматривал ее лицо своими яркими голубыми глазами. К ее удивлению, в них читалась мольба, а не требование. "В этом человеке есть нежность", - подумала Эйден и удивилась этой мысли. Она не ожидала проявления в нем такой нежности, потому что Джинджи только и делал, что болтал о суровости татарских мужчин, а сам принц тоже дразнил ее, говоря, что мужчины его народа страстные и сильные любовники. Ей хотелось понравиться ему, ради своего будущего. Но внезапно перед ней возник образ Конна О'Малли, и, к своему полному ужасу, она расплакалась. Явид-хан обнял ее. Крепко прижимая ее к себе, он позволил ей излить накопившуюся тоску. Эйден приникла к нему, горестно рыдая. В то же время у нее мелькнула мысль, что таким образом нельзя завоевать его сердце. Но она ничего не могла с собой поделать. Когда ее горе излилось и рыдания стихли, она, не смея поднять голову, в отчаянии съежилась у него на груди. Почувствовав, что она успокоилась, Явид-хан тихо сказал:
      - Я хочу знать правду, Марджалла. О ком ты грустишь?
      "Какая теперь разница, о ком?" - печально подумала Эйден.
      Вздрогнув, она подняла глаза и, встретив его серьезный взгляд, сказала:
      - Я плачу о моем муже, господин. К ее удивлению, он кивнул.
      - Я понимаю, о мой бриллиант. Ты любила его, и сейчас, когда он для тебя потерян, ты плачешь о прошлом. Я тоже делаю это, мой бриллиант, я тоже делаю это.
      - Господин, - начала она, - я знаю, что должна быть благодарна вам за вашу доброту, и я в самом деле благодарна. Мне вправду хочется доставить вам радость, но так трудно забыть прошлое.
      - Я знаю, - ответил он, - потому что и во сне и наяву думаю о людях, которые больше не существуют, не могут существовать. - Он погладил ее длинные мягкие волосы. - О мой бриллиант, я, наверное, единственный из всех мужчин, которым султан мог бы подарить тебя, понимаю, что ты чувствуешь. Сегодня первый раз после моей огромной утраты я потянулся к женщине за утешением. Мне нужно утешение, Марджалла! Разве ты сама не нуждаешься в нем?
      Потрясенная его признанием так же, как и его ранимостью, она могла сказать только правду:
      - Да, да, господин Явид, мне тоже нужно утешение. Притянув ее к себе, он нежно побаюкал ее, а потом сказал:
      - Давай съедим вкусный ужин, который приготовил нам Хаммид. Он крепко потрудился, и эта еда, как он надеется, поможет нам заниматься любовью. Он служит мне много лет и тоже печалится о моей семье.
      - Что случилось с вашей семьей, господин? - спросила она, посмотрев на него. - Это была эпидемия?
      - Если бы, - сказал он, и лицо его исказилось в горестной судороге. - Нет, Марджалла, не болезнь отняла у меня моих жен, моих наложниц и моих детей, а мой брат-близнец, Тимур. Как я уже говорил тебе, моя мать - француженка. Она была захвачена моим отцом много лет назад, когда он был молодым, во время набега его отряда в самое сердце Европы. Они хотели показать своему народу, как они мужественны. Всю весну и лето они провели в походе, дойдя до Венгерского королевства. Моя мать, женщина знатного происхождения, ехала со своей семьей, чтобы выйти замуж за принца этой страны, когда мой отец и его отряд налетели на них и пленили. Отец взял ее себе. Две ее сестры были отданы его товарищам по отряду. Ее отец и мать были убиты при налете, уцелел только брат. Отец говорил мне, что сначала она сопротивлялась ему как тигрица, но когда узнала, что у нее будет ребенок, смягчилась. Родились мы с Тимуром, и родители совсем примирились. Она родила ему еще трех сыновей и четырех дочерей. Она была его любимой женой. Но мой брат Тимур вызывал их недовольство. Тимур - это атавизм, оставшийся от татар прежних времен. Он в отличие от них очень высокий. Я голубоглаз и волосы у меня каштановые, а у Тимура - узкие черные глаза и черные волосы. Он всегда говорил, что гордится этим, хотя, я думаю, это было еще одной причиной его недовольства. Наши родители никогда не выделяли никого из нас, а Тимур, будучи старше меня всего на несколько минут, всегда ревновал меня, утверждая, что именно меня родители любят больше. В юности он старался превзойти меня, но всегда прилагал такие усилия, что неизменно терпел неудачу. Его мрачный характер, его постоянное задиранье и хвастовство заставили отдалиться от него всех мальчиков нашего возраста, за исключением таких же бунтарей, как и он. Я никогда преднамеренно не старался превзойти его. К моему огорчению, он всегда ненавидел меня. Потом мы стали взрослыми и начали выбирать себе женщин.