34

Субботний вечер, большой вечер в городе Притонов.

Шахта «Блааберг» — старейший производитель на Китченервильском поле. В некоторых секциях порода была полностью выбрана, старые разработки покинуты и заросли. Среди кустов, травы по голову, нагрможденных людьми отвалов выросло множество лачуг. Обитатели назвали его городjм Притонов. Лачуги сооружены из старых листов гальванизированного железа и расплющенных нефтяных бочек, нет ни водопровода, ни канализации.

В стороне от главных дорог, от поселков ближайших шахт и города Китченервиля, доступный только пешеходам, этот город никогда не навещается представителями южноафриканской полиции, он идеально приспособлен для целей, которым посвящена жизнь его обитателей.

Каждая лачуга — это притон, дешевый кабак, где продаются крепкие напитки. Мало кто приходит сюда за даггой (Марихуана. — Прим. автора). Среди хорошо питающихся, высоко оплачиваемых шахтеров мало наркоманов. Сюда приходят за женщинами.

В округе пять шахт, на каждой от десяти до двенадцати тысяч рабочих. Здесь, в городе Притонов, двести женщин, единственные доступные женщины в пределах двадцати миль. Женщинам города Притонов совсем не обязательно быть молодыми: даже толстые, увядшие, беззубые могут вести себя, как королевы.

Большой Король шел по тропе, огибающей шахтные отвалы. С ним были два десятка соплеменников, рослые шанганцы со своими украшениями, вооруженные боевыми дубинками, возбужденные после танцев. Они шли быстрым шагом, Большой Король вел их. Они пели, не мягкие песни полевых работ или ухаживания, не рабочие и не приветственные песни.

Они пели боевые песни, которые пели их предки, когда шли, вооруженные копьями, на добычу рабов и скота. Неистовый возбуждающий ритм, яростные патриотические слова так сильно действовали на впечатлительность среднего шанганца, что компания сочла необходимым запретить эти песни.

Подобно шотландцу при звуках волынки, когда шанганец поет боевые песни, он готов к битве.

Песня кончилась, когда Большой Король подвел их к ближайшей хижине и откинул мешковину, служившую дверью. Он прошел в отверстие, и его отряд толпился за ним.

Хрупкое наэлектризованное молчание воцарилось в большой комнате. Воздух был так полон дымом, свет от подвешенных ламп-молний был таким слабым, что невозможно было разглядеть противположную стену. Комната забита мужчинами, их сорок-пятьдесят человек, стоял крепкий запах пота и алкоголя. Среди толпы видны с полдюжины ярких пятен — женские платья; привлеченные любопытством, из внутренней двери появились еще женщины, многие с мужчинами, они на ходу одевались. Увидев Большого Короля и его сопровождение в боевых нарядах, они замолкали.

Один из воинов рядом с Большим Королем прошептал:

— Басуты. Тут все басуты. — Большой Король видел, что он прав: тут собрались представители маленького независимого горного государства.

Большой Король двинулся вперед, чуть раскачиваясь, чтобы колебалась леопардовая набедренная повязка и наклонялись перья цапли головного убора. Он подошел к стойке примитивного бара.

— Летящая птица, — сказал он старой карге, владелице притона, и та поставила перед ним бутылку бренди «Игл» note 3.

Большой Король налил полстакана, чувствуя, что все смотрят на него, и выпил.

Медленно повернулся и осмотрел комнату. «Кто, — спросил он голосом, который разнесся по всем углам, — кто сидит на горах и вычесывает блох? Бабуин или басуто?»

Радостный рев поднялся среди шанганцев.

— Басуто! — закричали они, столпившись у стойки, а среди остальных посетителей послышалось ворчание.

— А кто, — крикнул один басуто, вскочив на ноги, — кто надевает на голову птичьи перья и кричит с навозной кучи? Петух или шанганец?

Не поворачиваясь, Большой Король схватил бутылку бренди и швырнул ее. С треском она разбилась о лоб басуто, и тот упал, прихватив с собой двух товарищей.

Старуха схватила кассовый аппарат и выбежала, а в комнате вспыхнула яростная драка.

Большой Король понял, что места для использования боевых дубинок мало, поэтому он сорвал часть стойки бара и, держа ее перед собой, понесся по комнате, сметая все на своем пути.

Треск разбиваемой мебели, крики и вопли тех, кто попадался ему на пути, вывели Большого Коороля за пределы рассудка, он почувствовал алую атавистическую ярость безумия.

Все басуто принадлежали к одному воинственному племени группы н'гуни. Жилистые горцы бросились в драку с той же свирепой радостью, что и шанганцы, и ревущая драка выплеснулась за пределы комнаты, грозя поглотить весь город Притонов.

Одна из женщин — платье с нее сорвали, она осталась в одних изодранных трусах — взобралась на остатки стойки бара и оттуда, размахивая большими дынями грудей в тусклом свете, испустила тот вопль, которым женщины банту приводят своих мужчин в боевое безумие. К ней присоединились остальные женщины, они вопили, кричали, и это было уже слишком для Большого Короля.

Держа над головой крышку стойки, он двинулся прямо сквозь стену, она разорвалась, как бумажная, крыша накренилась, а Большой Король понесся по грязной улице, отбрасывая всех попадавшихся навтречу, распугивая кур и собак, ревя, как самец гориллы.

В конце улицы он повернул назад, улица опустела, на ней виднелось только несколько распростертых тел, и это только усилило его ярость. Сквозь дыру в стене он вернулся в притон и обнаружил, что тут драка уже стихла. Несколько участников ползли на четвереньках или стонали, лежа на ковре из разбитого стекла.

Большой Король огляделся, ища, на ком бы сорвать свою ярость.

— Король Нкулу! — Женщина по-прежнему сидела на стойке, глаза ее возбужденно горели, ноги дрожали.

Большой Король снова взревел и отшвырнул крышку стойки. Она ударилась о стену, а Большой Король направился к женщине.

— Ты лев! — крикнула она ему подбадривающе, взяла в руки свои большие темные груди и направила на него, сжала их, дрожа от возбуждения.

— Ешь меня! — крикнула она, и Большой Король схватил ее, поднял высоко и побежал с нею в ночь. Он бежал в кусты, легко держа ее одной рукой, а другой на бегу срывая леопардовую набедренную повязку.

35

В Париже тоже субботний вечер, но многие еще работают, окна верхнего этажа одного их посольств на Ру Ройяль ярко освещены.

Толстяк, хозяин игорного заведения в Йоханнесбурге, здесь гость. Он спокойно сидит в удобном кожаном кресле, дородство и седые виски придают ему достоинство. Лицо у него тяжелое, загорело, умное. Жесткие глаза сверкают, как бриллиант на пальце.

Он внимательно слушает человека примерно его возраста, который стоит у занимающего всю стену экрана. На экран проецируются изображения. Манеры и поведение этого человека свидетельствуют, что это ученый. Он говорит, обращаясь непосредственно к слушателю в кресле, указкой касаясь экрана.

— Здесь показаны разработки всех пяти шахт Китченервильского поля относительно друг друга. — Он касается экрана указкой. — «Торнфонтейн», «Блааберг», «Твифонтейн», «Дип Голд Левелз» и «Сондер Дитч».

Человек в кресле кивнул. «Я уже видел эту диаграмму».

— Хорошо. Следовательно, вы знаете, что территория «Сондер Дитч» находится в самом центре поля. У нее есть границы со всеми остальными четырьмя шахтами, а вот здесь, — он снова касается экрана указкой, — она пересекается массивной стеной из серпентина, которую называют Большой Черпак.

Полный человек снова кивнул.

— Именно поэтому мы выбрали «Сондер Дитч». — Лектор коснулся кнопки на стене, и изображение исчезло.

— Теперь я вам покажу то, чего вы еще не видели.

Толстяк наклонился вперед.

— Что именно?

— Это подземная карта, построенная на основании данных разведочного бурения, которое проводили все пять компаний порознь к востоку от Большого Черпака. Результаты были сопоставлены и интерпретированы лучшими специалистами в области геологии и гидрофизики. Здесь абсолютно точно изображено то, что находится за Большим Черпаком.

Толстяк поежился в кресле.

— Какое чудовище!

— Да, чудовище. Непосредственно за стеной находится подземное озеро, нет, это неподходящее слово. Точнее будет назвать его подземным морем, размером с озеро Эри. Вода находится в огромной губке — в пористой доломитовой породе.

— Боже мой! — Впервые толстяк утратил самообладание. — Если это так, почему компании не пришли к такому же заключению и не держатся от него подальше?

— Потому что, — лектор зажег верхний свет, — между ними жестокая конкуренция, и ни одна не имеет доступа к результатам исследований остальных. Картина становится ясной, только когда сопоставляются все результаты.

— А как ваше правительство стало обладателем всех этих результатов? — спросил толстяк.

— Это не имеет отношения к делу, — нетерпеливо и раздраженно ответил лектор. — В нашем распоряжении также исследования некоего доктора Питера Весселя, который возглавляет исследовательскую лабораторию на территории «Сондер Дитч». Это конфиденциальная информация. Она представляет собой доклад доктора Весселя о том, как ведут себя под напряжением различные породы. Он непосредственно исследовал вентерсдорпский кварцит — основную породу «Сондер Дитч».

Лектор взял со стола небольшую брошюру.

— Не буду утомлять вас техническими подробностями. Сообщу только резюме. Доктор Вессель приходит к выводу, что колонна вентерсдорпского кварцита толщиной в сто двадцать футов разлетится под боковым давлением в 4 000 фунтов на квадратный дюйм.

Лектор снова положил брошюру на стол.

— Как вы знаете, по закону, золотодобывающие компании обязаны оставлять на своих границах скальный барьер толщиной в сто двадцать футов. Это все, что отделяет их территории друг от друга, — стена толщиной в 120 футов. Понятно?

— Конечно. Это очень просто.

— Просто? Да, просто. Этот доктор Стайнер, который находится под вашим контролем, прикажет новому генеральному управляющему «Сондер Дитч» прорыть туннель сквозь Большой Черпак. Тоннель соединится с огромным подземным резервуаром, вода ворвется в него и затопит «Сондер Дитч». После этого давление воды на нижних уровнях превысит 4 000 фунтов на квадратный дюйм. Этого достаточно, чтобы прорвать пограничные стены и затопить золотые шахты «Торнфонтейн», «Блааберг», «Дип Голд Левелз» и «Твифонтейн».

— Все Китченервильское поле будет очень эффективно навсегда выведено из числа производящих. Последствия для экономики Южно-Африканской Республики будут катастрофическими.

Толстяк был явно потрясен.

— Зачем вам это нужно? — спросил он, потрясенно качая головой.

— Мой коллега, — лектор указал на спокойно сидевшего в углу человека,

— объяснит вам это.

— Но — люди! — возразил толстяк. — Ведь погибнут люди, тысячи людей.

Лектор улыбнулся, приподнял одну бровь. «Если я скажу вам, что утонут шесть тысяч человек, откажетесь ли вы продолжать и получить обещанный нашим правительством миллион?»

Толстяк смущенно отвел взгляд и еле слышно произнес: «Нет».

Лектор рассмеялся. «Хорошо! Хорошо! Но вы можете успокоить свою больную совесть: мы ожидаем не больше пятидесяти-шестидесяти погибших в результате наводнения. Естественно, те, что будут работать в самом туннеле, погибнут. Но огромное количество воды под огромным давлением сделает их смерть милосердной. А что касается остальных — рабочих из шахты можно эвакуировать достаточно быстро, чтобы избежать гибели. У соседних шахт будет несколько дней для эвакуации, прежде чем давление возрастет настолько, чтобы прорвать стены.

Наступило молчание, длившееся целую минуту.

— У вас есть вопросы?

Толстяк покачал головой.

— Очень хорошо, в таком случае я предоставлю своему коллеге завершить брифинг. Он объяснит необходимость этой операции, договорится об оплате и о дальнейшем вашем участии. — Лектор взял со стола брошюру и остальные бумаги. — Мне остается только пожелать вам удачи. — Он снова усмехнулся и быстро вышел.

Человек, сидевший молча в углу, вскочил с кресла и начал расхаживать по ковру вдоль стены. Он заговорил быстро, бросая искоса взгляды на слушателя, его лысая голова блестела, усы подергивались, как у кролика, он нервно курил.

— Вначале причины. Южноафриканцы и лягушатники договорились. Теперь они в Париже готовят беду. Я знаю, что они собираются сделать: организовать нападение на валюту моего правительства. Повышают цену золота, вы знаете. Для нас это очень сложно и неприятно, верно? Они вполне способны на это, Южная Африка — крупнейший производитель золота в мире. С помощью лягушатников она может вынудить всех повысить цены.

Он остановился перед толстяком и выбросил вперед обвинительный палец.

— Мы должны сидеть и дать им возможность свободно действовать? Нет, сэр! Мы собираемся перехватить их крученый мяч. Через три месяца синдикат будет готов к нападению. И в этот момент мы выбьем стул из-под Южной Африки, вдвое сократив ее производство золота. Затопим Китченервильское золотое поле, и их атака захлебнется, как подмокшая петарда, верно?

— Так просто? — сказал толстяк

— Так просто! — Лысая голова яростно кивнула. — Далее, моей обязанностью является предупредить вас, что миллион долларов — это все вознаграждение, которое вы получите. Ни вы, ни ваши агенты не должны совершать никакие операции, которые могли бы показать, что вся акция заранее планировалась.

— Верно. — Толстяк кивнул.

— Вы можете дать слово, что не будете участвовать ни в каких операциях, связанных с акциями этих компаний?

— Даю слово. — Толстяк энергично кивнул и не в первый раз в жизни подумал, как легко даются обещания.

Потому что с помощью троих вместе с ним наблюдавших за Манфредом Стайнером в Йоханнесбурге собирался огранизовать грандиозную игру на понижение на всех фондовых биржах мира.

В тот день, когда будет прорван Большой Черпак, он и его партнеры продадут миллионы акций пяти золотодобывающих компаний.

— Значит, мы договорились. — Лысая голова качнулась. — Теперь относительно доктора Стайнера. Наш анализ свдетельствует, что, несмотря на его зависимость от вас, он не станет давать приказ о прорыве Большого Черпака, если будет сознавать последствия. Поэтому мы подготовили второй геологический доклад, — он достал из портфеля толстый манильский конверт,

— в котором содержатся приемлемые для него данные. Иными словами, результаты геологических исследований ЦОР, однако остальные данные вымышлены. В этом докладе утверждается высокая вероятность наличия богатых золотоносных пластов за стеной. — Он подошел к толстяку и передал ему конверт. — Возьмите. Это поможет вам убедить доктора Стайнера, а он в свою очередь убедит нового генерального управляющего шахтой «Сондер Дитч».

— Вы тщательно подготовились, — сказал толстяк.

— Мы стараемся наиболее эффективно обслуживать своих клиентов, — ответил лысый.

36

Играли в покер из пяти карт, и за столом крупно выигрывали двое: Манфред Стайнер и алжирец.

Манфред так рассчитал свой прилет в Париж, чтобы у него был свободный уикэнд, до прилета остальной делегации в понедельник.

Во второй половине для в субботу он остановился в отеле «Георг Пятый», принял ванну и три часа отдыхал, в восемь вечера он на такси поехал в клуб «Шануар».

Теперь он играл уже в течение пяти часов, и последовательность сильных карт довела его выигрыш до очень значительной суммы. Фруктовый салат из ярких французских банкнот большой грудой лежал перед ним. Против него за столом сидел алжирец, стройный смуглый араб, с шоколадными глазами и шелковыми черными усиками. На фоне коричневой кожи зубы его казались очень белыми. На нем была рубашка розового шелка и льняной пиджак голубого цвета. Длинными коричневыми пальцами он поглаживал собственную груду банкнот.

На ручке его кресла сидела девушка, арабская девушка, в плотно облегающих золотых брюках. Ее блестящие черные волосы свисали на плечи, она пристально наблюдала за Манфредом.

— Две тысячи! — Голос Манфреда прозвучал, как приказ тевтонского строевика. Он ставил на четвертую карту, которую ему только что передали. В игре оставались только он и алжирец. Остальные спасовали и наблюдали теперь за игрой с небрежным интересом не участвующих.

Глаза алжирца слегка сузились, девушка склонилась и что-то прошептала ему на ухо. Он раздраженно покачал головой и достал сигарету. На руках у него были две дамы и шестерка. Он наклонился, изучая карты Манфреда.

Послышался голос крупье. «Ставка в десять тысяч франков на четверку, пятерку, семерку треф. Возможен прямой флаш».

— Принимайте или пасуйте, — сказал один из наблюдателей. — Мы зря тратим время.

Алжирец бросил на него ядовитый взгляд.

— Принимаю, — сказал он и отсчитал в банк десять тысячефранковых банкнот.

— Карте. — Крупье положил перед каждым из них по карте лицом вниз. Алжирец быстро приподнял край своей карты, взглянул и опустил.

Манфред сидел совершенно неподвижно, карта лежала в нескольких дюймах от его правой руки. Лицо у него было бледное, спокойное, но внутренне он кипел. До прямого флаша далеко. На руках у Манфреда четверка, пятерка, семерка треф и восьмерка червей. Шестерка — единственная карта, которая могла спасти его, а среди карт алжирца уже была одна шестерка. Шансы Манфреда ничтожны.

Нижняя часть живота и поясница его напряглись, стали горячими, грудь сжималась. Он продлевал это ощущение, хотел, чтобы оно длилось вечно.

— Ставка на две дамы, — сказал крупье.

— Десять тысяч. — Алжирец продвинул вперед банкноты.

— У него есть дама, — подумал Манфред, — но он опасается моего прямого флаша.

Манфред положил свою гладкую белую руку на пятую карту. Поднял ее.

— На все, — спокойно сказал Манфред, все зрители ахнули и зашептались. Рука девушки сжала рукав алжирца, она с ненавистью смотрела в лицо Манфреду.

— Джентльмен играет на все, — провозгласил крупье. — Правило заведения. Любой игрок имеет право идти на всю ставку. — Он протянул руку и начал пересчитывать лежавшие перед Манфредом банкноты.

Несколько минут спустя он объявил результат. «Двести двенадцать тысяч франков. — Он взглянул на алжирца. — Вы можете делать ставку против прямого флаша».

Девушка что-то настойчиво шептала арабу на ухо, но он выпалил одно слово, и она отшатнулась. Он осмотрелся, как будто искал решения, потом снова посмотрел на свои карты.

Неожиданно лицо его застыло, он твердо посмотрел на Манфреда.

— Принимаю! — Манфред разжал кулак.

Араб раскрыл свои карты. Три дамы. Все в ожидании смотрели на Манфреда.

Он приподнял свою последнюю карту. Двойка бубен. Его карты бессильны.

С торжествующим криком алжирец вскочил со своего места и начал обеими руками грести к себе лежавшие перед Манфредом банкноты.

Манфред встал. Арабская девушка злобно улыбнулась ему в лицо и сказала что-то насмешливое по-арабски. Он быстро повернулся и почти бегом скрылся в уборной. Двадцать минут спустя, ослабев, с кружащейся головой, Манфред сел в такси.

— «Георг Пятый», — сказал он шоферу. Входя в вестибюль, он увидел высокого человека, который встал из кожаного кресла и пошел вместе с ним к лифту. Плечо к плечу они вступили в лифт, и когда дверь закрылась, высокий человек заговорил.

— Добро пожаловать в Париж, доктор Стайнер.

— Спасибо, Эндрю. Вы, вероятно пришли дать мне инструкции.

— Совершенно верно. Он ждет вас завтра в десять часов. Я приеду за вами.

37

В Китченервиле субботний вечер, и в мужском баре отеля «Лорд Китченер» получившие сегодня зарплату мужчины в три ряда толпятся у стойки.

Уже три часа идут танцы. За столиками на веранде сидят женщины, прихлебывая свой портвейн и лимонад. Хотя внешне они не замечают отсутствия мужчин, однако установлена бдительная неослабная вахта за выходом из мужского бара. У большинства жен ключи от машин спрятаны в сумочках.

В обеденном зале, из которого вынесли мебель, местный оркестр из четырех инструментов, выступающий под названием «Псы ветра», без предисловий пускается в исполнение веселого танца «Наш крааль», и из мужского бара, отвечая на призыв к оружию, выходят мужчины в различной стадии опьянения.

Многие сняли пиджаки, распустили узлы галстуков, голоса у них буйные, ноги шагают слегка неуверенно, они ведут своих женщин в танцевальный зал и начинают демонстрировать свою школу танца.

Есть кавалеристы, которые хватают партнершу под руку, как копье, и несутся вперед. На другом конце шкалы те, что угрюмо топчутся по периметру, не глядя по сторонам, ни с кем, даже с партнершей, не разговаривая. Есть общительные, которые раскачиваются на ходу, с красными лицами, с движениями, совершенно не соответствующими музыке, они перекрикиваются с приятелями и пытаются ущипнуть любой женский зад в пределах досягаемости. Их непредсказуемые передвижения постоянно приводят к столкновениям с посвященными.

Посвященные находятся в центре зала. Они твистуют. Лет шесть назад твист, подобно азиатскому гриппу, пронесся по всему миру и исчез. Он забыт повсюду, кроме таких мест, как Китченервиль. Здесь он прочно вошел в социальную культуру общины.

Но даже в этой твердыне твиста выделяется один мастер. «Джонни Деланж? Да, парень, вот кто умеет твистовать!» — говорили окружающие с благоговением.

Гибкими эротическими движениями, как возбужденная кобра, Джонни двигался с Хэтти. Его блестящий костюм из искусственного шелка отражал свет, кружевной воротник рубашки сбился у горла. На его хищном ястребином лице улыбка удовольствия, разукрашенные острые концы итальянских туфель позвякивают во время танца.

Рослая женщина с медными волосами и кремовой кожей, Хэтти легка на ногу. У нее тонкая талия и и раскачивающийся королевский зад под изумрудно-зеленой юбкой. Танцуя, она смеется, и этот сердечный здоровый смех соответствует ее телу.

Они танцуют с уверенностью привыкших друг к другу партнеров. Хэтти предвидит каждое движение Джонни, и тот одобрительно улыбается ей.

С веранды за ними наблюдает Дэви Деланж. Он стоит в тени, сжимая в руке кружку пива, одинокая приземистая фигура. Когда другая пара перекрывает ему зрелище роскошных вращающихся ягодиц Хэтти, он раздраженно восклицает и переходит на другое место.

Музыка кончилась, и танцоры, смеющиеся и слегка задыхающиеся, высыпали на вернаду, вытирая взмокшие лица; мужчины вели женщин на места, те попискивали и хихикали; мужчины, оставив их, направились в бар.

— Пока. — Джонни неохотно оставил Хэтти, он предпочел бы остаться с ней, но он чувствителен к тому, что скажут парни, если он весь вечер проведет только с женой.

Его поглотила мужская толпа, и он присоединился к общему разговору и смеху. Он глубоко погрузился в обсуждение достоинств новой модели форда мустанг, когда Дэви подтолкнул его.

— Это Константин! — прошептал он, и Джонни быстро оглянулся. Константин — иммигрант грек, забойщик с шахты «Блааберг». Сильный рослый черноволосый парень с сломанным носом. Нос ему сломал Джонни десять месяцев назад. Холостяком Джонни дрался не реже раза в месяц, ничего серьезного, дружеский обмен ударами.

Но Константин никак не мог понять, что теперь у Джонни есть жена, она запретила ему участвовать в дружеских потасовках. И у него появилась высокомерная теория, что Джонни просто струсил.

Он вошел в бар, держа в мощной волосатой руке стакан и манерно отставив мизинец. Он шел с самодовольной улыбкой, другой рукой упираясь в бок. Задержавшись у зеркала, чтобы поправить волосы, он подмигнул приятелям и направился туда, где стоял Джонни. Остановился перед Джонни и осмотрел его тяжелым взглядом, мигая и покачивая бедрами. Его друзья с шахты «Блааберг» стонали от смеха, держась друг за друга.

С усмешкой, которая вызвала новый приступ смеха у приятелей, Константин исчез в уборной. Выходя оттуда десять минут спустя, он послал Джонни воздушный поцелуй и присоединился к своим приятелям. Они выпили в честь грека. Джонни, напряженно улыбаясь, возобновил обсуждение достоинств мустанга.

Двадцать минут и полдесятка бренди спустя Константин повторил свое представление на пути в уборную. Его репертуар был ограничен.

— Держись, Джонни, — прошептал Дэви. — Пойдем посидим на веранде.

— Он сам напрашивается, говорю тебе! — Улыбка Джонни исчезла.

— Пойдем, Джонни, парень.

— Нет, дьявол, подумают, что я убегаю. Я не могу сейчас уйти.

— Ты знаешь, что скажет Хэтти, — предупредил его Дэви. На мгновение Джонни заколебался.

— К дьяволу что говорит Хэтти. — Джонни сжал правую руку в кулак, ощетинившийся золотыми кольцами, подошел к Константину и прислонился рядом с ним к стойке.

— Херби, — окликнул он бармена, а когда тот повернулся, указал на грека. — Пожалуйста, дай леди портвейн и лимонад.

И зрители рассыпались в поисках укрытия. Дэви бросился на веранаду за Хэтти.

— Джонни! — выкрикнул он. — Он снова дерется!

— Да! — Хэтти вскочила на ноги, как рыжеволосая валькирия. Но ее задержала толпа зрителей, забивших вход в мужской бар и окна. Зрители вставали на цыпочки, взбирались на стулья и столы, чтобы лучше видеть, каждый удар, звон и треск разбитой мебели сопровождались радостным одобрительным ревом.