20

— Род. — Дэн Стейнер говорил серьезно и негромко. — У меня для тебя плохая новость.

— Спасибо. — Род сказал это в телефон усталым голосом. — Я собираюсь под землю. Подождать не может?

— Нет, — заверил его Дэн. — Но это тебе по пути. Я говорю со станции срочной помощи у первого ствола. Приходи.

— А что там?

— Избиение. Белый черного.

— Боже! — Род выпрямился на стуле. — Тяжело?

— Очень. Избил его четырехфутовой рукоятью молота. Я наложил сорок семь швов, но меня больше всего беспокоит трещина черепа.

— Кто это сделал?

— Шахтер, по имени Ковальский.

— Он самый! — Род тяжело дышал. — Хорошо, Дэн. Он может давать показания.

— Нет. Разве что через день-два.

— Буду через несколько минут.

Род положил трубку и пересек кабинет.

— Дмитрий.

— Босс?

— Вызови Ковальского из забоя. Как можно быстрее его в мой кабинет. Пусть кто-нибудь закончит его смену.

— Ладно, Род, а в чем дело?

— Он избил одного из своих парней.

Дмитрий негромко свистнул, а Род продолжал:

— Пусть отдел персонала свяжется с полицией.

— Хорошо, Род.

— Пусть Ковальский будет тут, когда я вернусь.

Дэн ждал его в помещении первой помощи.

— Взгляни. — Он указал на фигуру на носилках. Род склонился, рот его сжался в прямую линию.

Нити из кишечных струн стягивали лицо во многих местах. Одно ухо было оторвано, Дэн пришил его обратно. На месте зубов черная яма, губы распухли.

— Ты поправишься, — Род говорил мягко, банту устремил на него взгляд.

— Человек, который сделал это, будет наказан.

Род распрямился. «Мне нужен письменный отчет об увечьях».

— Напишу. Выпьем вместе в клубе после работы?

— Конечно, — сказал Род, но внутри он кипел от гнева, и это состояние не оставляло его во все время пребывания под землей.

21

Род опустился прямо на сотый уровень. Первая его обязанность — равномерная подача руды, и он хотел проверить запасы в накопителях. Он вошел в длинный ярко освещенный туннель под рудосбросом и остановился. Монотонно выл нагруженный конвейер, перенося обломки породы в накопители.

Туннель пуст, только в дальнем конце видна фигура уборщика. Один из феноменов хорошо управляемой шахты — при осмотре подземных работ встречаешь очень мало людей. Миля за милей туннелей и штреков пусты и лишены жизни, и в то же время в них находится двенадцать тысяч человек.

Род направился к накопителям в дальнем конце туннеля.

— Джозеф! — приветствовал он улыбкой старого уборщика.

— Нкози! — Джозеф наклонил голову и присел от удовольствия.

— Все в порядке? — спросил Род. Джозеф один из любимцев Рода, он всегда весел, никогда не жалуется, исключительно честен, никогда не обманывает. Род всегда останавливается, чтобы поболтать с ним.

— У меня все хорошо, Нкози. А у тебя?

Улыбка Рода исчезла, он заметил тонкий слой белой пыли на верхней губе Джозефа.

— Старый мошенник! — набросился он на Джозефа. — Сколько раз тебе повторять, что нужно поливать пол, а потом подметать. Вода! Ты должен использовать воду!

Это часть бесконечной борьбы шахтеров с пылью.

— Пыль съест твои легкие!

Туберкулез, неизлечимая профессиональная болезнь шахтеров, вызываемая частицами кремния. Они проникают в легкие и там оседают.

Джозеф улыбнулся, переминаясь с ноги на ногу. Его всегда поражало детское отношение Рода к пыли. По мнению Джозефа, это один из немногих недостатков в характере Рода Айронсайдза. Если не считать этой его нелепой веры, что пыль может повредить человеку, он хороший босс.

— Влажную грязь мести труднее сухой, — терпеливо объяснил Джозеф. Род, казалось, никак не может понять этот совершенно очевидный факт, и Джозеф каждый раз напоминал ему об этом во время их споров.

— Слушай меня, старик, без воды пыль проникает в твое тело, — Род говорил раздраженно. — Пыль убьет тебя.

Джозеф снова закивал, улыбаясь, чтобы успокоить Рода.

— Хорошо. Я буду использовать много воды.

И чтобы продемнстрировать это, он схватил шланг и принялся с энтузиазмом поливать пол.

— Вот так хорошо! — подбодрил его Род. — Побольше воды. — И пошел к накопителям.

Когда Род скрылся из виду, Джозеф перекрыл шланг и облокотился на метлу.

— Пыль убьет тебя, — передразнил он Рода и весело захихикал, удивленно качая головой.

— Пыль убьет тебя! — повторил он и расхохотался, шлепая себя по бедрам.

Так смешно. Он начал плясать.

Впрочем, плясал он неуклюже, потому что под брюками к икрам обеих ног были привязаны тяжелые полиэтиленовые мешочки, заполненные золотым порошком из-под накопителей.

22

Род вышел из Мэри-Энн на 85 уровне и задержался, чтобы посмотреть, как Большой Король в одиночку грузит в вагонетку бревно-подпорку, а вся транспортная команда почтительно наблюдает. Повернувшись, Большой Король увидел Рода и направился к нему.

— Я тебя вижу, — приветствовал он Рода. Большой Король не склонен к торопливым выводам, и только после спасательной операции в 43 секции он решил, что Род — мужчина.

— Я тоже тебя вижу, Король Нкулу, — ответил на приветствие Род.

— Найди мне мужскую работу. От этой мне тошно.

— До конца недели ты вернешься в забой, — пообещал Род.

— Ты мой отец, — поблагодарил его Большой Король и вернулся к транспортной команде.

23

Джонни Деланж увидел идущего к нему по забою управляющего подземными работами. Невозможно ни с кем спутать эту высокую широкоплечую фигуру, эту свободную широкую походку.

Джонни облегченно свистнул: какое-то предчувствие заставило его убрать картонную сорокафунтовую коробку с динажелем в металлический ящик, вместо того, чтобы оставлять, как обычно и в полном пренебрежении правилами техники безопасности, прямо тут же.

— Стоп! — скомандовал Джонни старшему и его помощнику, которые толкали вагонетку, та остановилась возле Рода.

— Доброе утро, Джонни.

— Здравствуйте, мистер Айронсайдз.

— Как дела?

Джонни помолчал, прежде чем ответить, и Род немедленнопочувствовал напряжение между этими тремя людьми. Он взглянул на двоих свази, у них было мрачное, тревожное выражение.

— Тут неприятности, — подумал Род. — Не похоже на Джонни, он ничему не позволяет уменьшить объем выработки.

— Ну… — Джонни снова помолчал. — Послушайте, мистер Айронсайдз, уберите от меня этого ублюдка. — И он пальцем ткнул в сторону старшего. — Дайте мне взамен кого-нибудь другого.

— А в чем дело?

— Ни в чем, просто я не могу с ним работать.

Род недоверчиво поднял бровь, но повернулся к старшему.

— Ты доволен работой или хочешь перейти в другую секцию?

— Хочу перейти, — проворчал старший.

— Хорошо. — Род почувствовал облегчение, иногда в таких случаях свази отказываются менять место работы. — Завтра тебе сообщат твою новую секцию.

— Нкози! — Старший искоса взглянул на помощника. — Я хочу, чтобы мой друг тоже перешел в новую секцию.

Вот оно что, подумал Род, вечная проблема, которую приходится игнорировать, потому что мы не можем ее разрешить. Джонни, видимо, застукал их.

— Твой друг пойдет с тобой, — кивнул Род; самому себе он сказал, что это не снисходительность к проступкам, а просто практичная политика. Если он их разделит, старший найдет другого, а тот может не послушаться. Тогда будут еще большие неприятности.

— Я тебе подберу замену, — сказал он Джонни, и тут ему в голову неожиданно пришла мысль. Боже, да! Что за команда получится!

— Джонни, как тебе понравится Большой Король?

— Большой Король! — Тощее лицо Джонни искривилось в широкой улыбке. — Вот это да, босс!

24

В три часа Род закончил обход и находился в клети по пути на поверхность. Клеть была забита, люди стояли плечо к плечу, запах пота был невыносим. Поднимали смену, дневная работа закончена, забои промыты и вычищены, шпуры просверлены и заряжены, провода соединены.

Люди из забоев в порядке двигались на станции. Здесь они терпеливо ждали своей очереди войти в клеть и подняться на поверхность.

Род обдумывал множество проблем, с которыми столкнулся в течение дня, и принятые им решения. Он открыл новую страницу в своей записной книжке и назвал ее просто «Стоимость».

Здесь уже были две записи. Пусть мне дадут эту работу, горячо подумал он, и месяц сроку, и я переверну мир.

— Мистер Айронсайдз, — заговорил человек рядом с ним. Род узнал его.

— Привет, Дэви. — Интересно, насколько не похожи братья.

— Мистер Айронсайдз, мой старший выработал свой билет. В конце месяца он отправляется домой. Подберете мне хорошего человека в замену.

— Старший твоего брата попросил перевести его. Возьмешь?

— Да! — Дэви Деланж кивнул. — Я его знаю, он хороший парень.

Еще одна проблема решена, подумал Род, выходя из клети в яркий летний день и с удовольствием вдыхая свежий воздух. Теперь надо кое-что завершить. И я смогу пойти в клуб и выпить с Дэном.

Дмитрий встретил его в коридоре у кабинета.

— Ковальский ждет в моем кабинете.

— Хорошо, — мрачно сказал Род. Он прошел в свой кабинет и сел на край стола.

— Присылай его, — сказал он Дмитрию.

Ковальский вошел в дверь и остановился. Стоял неподвижно, свесив длинные руки, живот его выпирал из-под пояса.

— Вы меня вызывали, — хрипло сказал он, его английский можно было понять с трудом. Крестьянское лицо, с жесткими чертами, с тупыми глазами. Он не брился, пыль из забоя засела в густой щетине на подбородке.

— Вы сегодня избили человека? — негромко спросил Род.

— Он не работал, — Ковальский кивнул. — Я его побил. Может, в следующий раз его братья будут работать.

— Вы уволены, — сказал Род. — Берите расчет и убирайтесь с нашей территории.

— Вы меня увольняете? — Ковальский удивленно замигал.

— Компания предъявит вам обвинение, — продолжал Род. — А пока я хочу, чтобы вас тут не было.

— Полиция? — проворчал Ковальский. Теперь на его лице появилось выражение.

— Да, — сказал Род, — полиция.

Ладони размером с лопаты медленно сжались в колоссальные кулаки.

— Вы вызываете проклятую полицию? — Огромный, угрожающий, он сделал шаг в сторону Рода.

— Дмитрий, — резко сказал Род, — закрой дверь.

Дмитрий, который внимательно слушал, вскочил из-за своего стола и закрыл промежуточную дверь. Стоял, прижавшись ухом к панели. Тридцать секунд голоса, потом тупой удар, рев, еще один удар и громкий стук.

Дмитрий театрально подмигнул.

— Дмитрий! — голос Рода. Он открыл дверь.

Род сидел на краю стола, непринужденно помахивая ногой, он сосал костяшки пальцев на правой руке.

— Дмитрий, попроси, чтобы мне меньше натирали пол. Наш друг поскользнулся и ударился подбородком о стол.

Дмитрий сочувственно защелкал языком, стоя над распростертым поляком. Ковальский громко фыркал ртом.

— Так сильно удариться! — сказал Дмитрий. — Какой стыд!

25

Доктор Стайнер спокойно работал оставшуюся часть утра понедельника. Он предпочитал пользоваться диктофоном, потому что это помогало ему избегать контактов с людьми, к которым он испытывал отвращение. Ему не нравилось сообщать свои мысли особе женского пола, которая сидит перед ним, задрав юбку, ерзая задом и трогая свои волосы. Но что он на самом деле не мог выносить, это запах. Манфред был очень чувствителен к запахам, и даже запах собственного пота вызывал у него отвращение. У женщин, как он обнаружил, насыщенный особый запах, который таится под духами и косметикой. От этого запаха его тошнило. Именно поэтому он настоял на отдельных спальнях для себя и Терезы. Естественно, он не сказал ей истинной причины, просто заявил, что плохо спит и вообще не может спать, если в комнате другой человек.

Кабинет у него белый и холодно-синий, воздух чистый и холодный от кондиционера, голос у него четкий и безличный, шелест диктофона звучит приглушенно; сознательная часть разума Манфреда счастливо поглощена колдовскими трюками с деньгами и цифрами, прошлыми операциями и будущими оценками, трехмерными построениями вариантностей, которые может охватить только сверхмощный мозг. Но глубоко внутри сохранялось беспокойство, Манфред ждал, затягивал время, и единственным внешним признаком волнения служило то, что, работая, он время от времени проводил пальцами по бедру,

— ласкательный нарциссический жест.

За несколько минут до полудня зазвонил незарегистрированный прямой телефон на его столе, и рука Манфреда застыла. Несколько секунд он сидел неподвижно, откладывая момент, потом выключил диктофон и взял трубку.

— Доктор Манфред Стайнер.

— Провели нашего человека? — спросил голос в трубке.

— Еще нет, Эндрю.

На другом конце наступила тишина, опасная тишина.

— Тревожиться не из-за чего. Небольшая отсрочка.

— На сколько?

— Два дня, в крайнем случае до конца недели.

— На следующей неделе вы будете в Париже?

— Да. — Манфред был советником в составе правительственной делегации, которая отправлялась во Францию для переговоров о цене золота.

— Он встретится с вами там. Хорошо бы, чтобы к тому времени ваши обязательства по договору были выполнены. Понятно?

— Понимаю, Эндрю.

Разговор закончился, но Манфред не дал собеседнику положить трубку.

— Эндрю!

— Да.

— Спросите его… — тон голоса у Манфреда еле заметно изменился, стал просительным. — Спросите, могу ли я сегодня играть, Эндрю.

— Подождите.

Минуты ползли, потом голос послышался вновь.

— Да, можете играть. Саймон сообщит вам о пределах.

— Спасибо. Передайте ему мою благодарность.

Манфред не делал попыток скрыть свое облегчение. Он сидел перед чистым листом бумаги, и даже очки на его лице сверкали.

26

В роскошно меблированной комнате пятеро. Один подчиненный, он моложе, внимателен к желаниям и настроениям остальных. Очевидно, слуга. Из оставшихся четверых один, так же очевидно, хозяин. К нему приковано их внимание. Это полный, но не чрезвычайно, человек. Полнота от хорошей жизни, а не от обжорства. Он говорит, обращаясь к троим гостям.

— Вы выразили сомнения в надежности орудия, которое я собираюсь использовать в предстоящем предприятии. Я организовал демонстрацию, которая, как я надеюсь, покажет, что ваши сомнения безосновательны. Именно поэтому Эндрю сегодня передал вам приглашения.

Хозяин повернулся к младшему из присутствущих. «Эндрю, пожалуйста, подождите появления доктора Стайнера. Пусть Саймон его усадит, а вы сразу сообщите нам». Он отдавал распоряжения вежливо и с достоинством, человек, привыкший повелевать.

— Джентльмены, позвольте, пока мы ждем, предложить вам выпить.

Разговор, который вели четверо, прихлебывая напитки, был умным, все собравшиеся исключительно хорошо информированы. А тема была только одна — богатство. Минералы, промышленность, дары земли и моря. Нефть, сталь, уголь, рыба, пшеница и — золото.

Ключом к положению присутсвующих был покрой и материал их одежды, блеск камня на пальце, властный тон голоса, небрежное упоминание людей высокого положения.

— Он здесь, сэр, — прервал их разговор Эндрю.

— Спасибо, мой мальчик. — Хозяин встал. — Сюда, пожалуйста, джентльмены. Он пересек комнату и отодвинул темно-бордовый занавес. За ним находилось окно.

Четверо подошли к окну и заглянули через него в соседнее помещение. Это была игровая комната дорогого подпольного казино. За столом баккара сидели мужчины и женщины, ни один из них ни разу не посмотрел в сторону окна.

— Стекло с односторонней прозрачностью, джентльмены, — объяснил хозяин. — Вам не стоит беспокоиться, что вас увидят в таком заведении.

Они вежливо посмеялись.

— Какую прибыль вам это приносит? — спросил один из них.

— Мой дорогой Роберт! — хозяин изобразил недоумение. — Неужели вы думаете, что я хоть каким-то образом могу быть связан с нелегальным бизнесом?

На этот раз все искренне рассмеялись.

— А вот и он! — воскликнул хозяин.

Высокий человек с болезненного цвета лицом вел через комнату к столу доктора Манфреда Стайнера. Провожатый в своем вечернем костюме походил на могильщика.

— Я попросил Саймона посадить его так, чтобы вы могли наблюдать за его лицом.

Все были внимательны, слегка склонились вперед, разглядывали человека, который аккуратной стопкой сложил выданные ему Саймоном фишки.

Доктор Манфред Стайнер начал играть. Лицо его было абсолютно лишено выражения, бледность его поражала. Каждые несколько секунд меж губ показывался розовый кончик языка, потом исчезал. В промежутках между ходами Стайнер застывал, как пресмыкающееся, неподвижностью игуаны или ящерицы. Только видно было биение пульса на горле, да очки блестели, как глаза змеи.

— Позвольте обратить ваше внимание на его правую руку во время этого хода, — прошептал хозяин, и все взгляды устремились вниз.

Правая рука Манфреда лежала открыто рядом с фишками, но как только перед ним положили карты, пальцы его сжались.

— Карте. — Он беззвучно произнес это слово, рука его сжалась в кулак, напряжение было так велико, что кулак дрожал. Но лицо по-прежнему оставалось нейтральным.

Крупье разбросал карты.

— Семь! — произнес номер крупье. Он посмотрел карты Манфреда и сгреб его ставку. Рука Манфреда раскрылась и лежала неподвижная, мягкая, безволосая, как мертвая рыба, на зеленом сукне.

— Предоставим его его удовольствиям, — предложил хозяин и задернул занавес. Все вернулись к стульям, чувствуя себя подавленными.

— Боже, — прошептал один из гостей. — Отвратительно! Я чувствовал, будто подглядываю за чем-то вроде полового сношшения.

Хозяин быстро взглянул на него, удивленный его проницательностью.

— В сущности именно это вы и наблюдали, — сказал он. — Простите мой лекторский тон, но я кое-что знаю об этом человеке. Аналитический отчет одного из наших ведущих психоаналитиков обошелся мне в четыреста рандов.

Хозяин замолк, убеждаясь, что его внимательно слушают.

— Причины неясны, вероятно, они кроются в событии или ряде событий, когда доктор Стайнер сиротой бродил по дымящимся развалинам разрушенной войной Европы. — Хозяин кашлянул, не одобряя собственного ораторствования.

— Короче. Сейчас я вам сообщу результаты. Коэффициент интеллекта доктора Манфреда Курта Стайнера 158, близок к гениальности. Он не курит и не пьет. У него нет хобби, он не занимается спортом, он никогда не общается с женщинами, кроме своей жены, и есть определенные сомнения насчет того, как часто она пользуется его вниманием. — Хозяин пригубил напиток, сознавая, что его слушают с глубоким интересом. — Механически, если можно употребить этот термин, доктор Стайнер не импотент, он не ограничен в своих мужских способностях. Однако он находит отвратительными все телесные контакты и особенно выделения, возникающие при таких контактах. Для возбуждения ему необходим карточный стол. Он может перенести короткий контакт с лицом противоположного пола, но ему нужно не это.

Все слушали молча.

— Говоря точнее, он принужден играть. И обязательно проигрывать.

Все недоверчиво зашевелились.

— Вы хотите сказать, что он старается проиграть? — недоверчиво спросил Роьерт.

— Нет. — Хозяин покачал головой. — Не на сознательном уровне. Он верит, что старается выиграть, но играет с таким риском, что с его великолепным умом должен понять, что это самоубийство. У него глубочайшая подсознательная потребность проигрывать, быть униженным. Форма мазохизма.

Хозяин раскрыл черную кожаную записную книжку и сверился с ее содержимым.

— За период с 1958 по 1963 доктор Стайнер за этим столом проиграл всего 227 000 рандов. В 1964 он договорился со своим единственным кредитором об освобождении от долга вместе с накопившимися процентами.

Все напряженно думали, стараясь сообразить, о какой сделке может идти речь. Роберт достиг правильного заключения первым. В 1964 их хозяин продал ЦОР свою долю активов компании по добыче меди по невероятно высокой цене. Непосредственно перед этим доктор Стайнер возглавил финансовый отдел ЦОР.

— «Медная „Северный Маун“, — восхищенно сказал Роберт. Вот как он это проделал, хитрый старый лис! Заставил Стайнера купить акции по далеко превосходящей рыночную цене.

Хозяин слегка улыбнулся, не подтверждая, но и не отрицая.

— С 1964 и по настоящий день доктор Стайнер продолжает покровительствовать этому заведению. Его проигрыш за это время… — он снова сверился с записями, делая вид, что сам удивляется сумме, — составил свыше 300 000 рандов.

Все вздохнули и беспокойно задвигались. Даже для этих людей огромная сумма.

— Я думаю, мы можем рассчитывать на него. — Хозяин захлопнул книжку и улыбнулся.

27

Тереза лежала в темноте. Ночь теплая, тишину нарушало только кваканье лягушек возле рыбного пруда. В окно падал лунный свет, создавая причудливый теневые картины от ветвей на стене спальни.

Тереза отбросила единственную простыню и спустила ноги с кровати. Она не может спать, слишком жарко, ночная рубашка сминается под мышками. В неожиданном порыве она через голову сбросила рубашку, швырнула ее в открытую дверь своей гардеробной и, нагая, прошла на широкую веранду. На лунный свет, на прохладные плиты, и теплый ночной воздух, как руками, гладил ее кожу.

Она почувствовала себя смелой и озорной, ей хотелось бежать по газонам, пусть кто-нибудь попробует ее поймать. Она тихонько хихикнула. Так непохоже на представление Манфреда о поведении хорошей немецкой домохозяйки.

— Он был бы в ярости, — прошептала она со злой радостью и тут же услышала мотор автомашины.

Она застыла от ужаса, лучи фар на мгновение осветили деревья, машина шла по подъездной дороге, Тереза стремительно бросилась назад в спальню; в панике она опустилась на колени, поискала ощупью рубашку, нашла ее и побежала к постели, надевая рубашку через голову.

Лежа в темноте, она слышала, как хлопнула дверца машины. Тишина, потом сьало слышно, как он подходит к ее двери. Его каблуки стучали по желтому деревянному полу, он почти бежал. Тереза знала эти симптомы, позднее возвращение, сдерживаемая торопливость, она неподвижно лежала в постели и ждала.

Медленно проходили минуты, затем беззвучно раскрылась дверь, ведущая в помещения Манфреда.

— Манфред, это ты? — Она села и протянула руку, чтобы включить лампу у кровати.

— Не зажигай свет. — Он говорил задыхаясь, слова произносил невнятно, будто много выпил, но никакого запаха алкоголя не чувствовалось, когда он наклонился и поцеловал ее. Губы его были сухими и тесно сжатыми, он снял пижаму.

Две с половиной минуты спустя он встал с постели, повернувшись спиной к Терезе, и снова надел пижаму.

— Минутку, Тереза. — Теперь он говорил обычным голосом. Прошел в свои помещения, и несколько секунд спустя она услышала шум воды в душе.

Она лежала на спине, впившись ногтями в ладони рук. Тело ее дрожало в смеси отвращения и желания, контакт был таким быстрым, она только-только возбудилась и теперь чувствовала, что ее использовали и испоганили. Она знала, что остаток ночи пройдет бесконечно медленно, напряжение в ней будет возрастать, угрызения совести и жалость к себе будут сменяться яростью и дикими эротическими фантазиями.

— Будь он проклят! — про себя крикнула она. — Будь он проклят! Будь он проклят!

Шум душа прекратился, Манфред вернулся в ее комнату. От него пахло одеколоном 4711, он осторожно сел на край ее постели.

— Можешь зажечь свет, Тереза.

Ей потребовалось сознательное усилие, чтобы разжать кулак и дотянуться до выключателя. Манфред в потоке света замигал за очками. Волосы его были влажными и свежепричесанными, щеки сверкали, как спелые яблоки.

— Надеюсь, ты хорошо провела день? — спросил он и серьезно выслушал ее ответ. Несмотря на напряжение, Тереза обнаружила, что подчиняется его почти гипнотическому влиянию. Говорил он спокойно, почти монотонно. Блеск очков, тело и лицо неподвижны — неподвижностью рептилии.

И как много раз прежде, она подумала о себе как о теплом пушистом кролике, который застыл в очаровании перед коброй.

— Уже поздно, — сказал он наконец и встал.

Глядя на нее сверху вниз, он спросил небрежно, как просят передать сахар за столом: «Тереза, ты можешь получить триста тысяч рандов так, чтобы не знал твой отец?»

— Триста тысяч! — Она села.

— Да. Сможешь?

— Боже, Манфред, это же небольшое состояние. — Она не видела ничего странное в своем выборе прилагательного. — Ты знаешь, все ведь в фонде, ну, большая чась. Правда, есть ферма и… нет, я не смогу набрать и половины, Попс тут же узнает.

— Жаль, — прошептал Манфред.

— Манфред, у тебя… затруднения?

— Нет. Просто подумал. Забудь о моей просьбе. Спокойной ночи, Тереза, надеюсь, ты будешь спать хорошо.

Невольно она приглашающе протянула к нему руки.

— Спокойной ночи, Манфред.

Он повернулся и вышел из комнаты, она легла, прижав ладони к бокам. Для Терезы Стайнер началась долгая ночь.

28

— Леди и джентльмены, обычно генеральный управляющий представляет почетного гостя, который вручает специальные награды за мужество. На прошлой неделе наш генеральный управляющий мистер Френк Леммер погиб при трагических обстоятельствах на службе компании, мы все горько сожалеем об этой утрате. и я уверен, вы все поддержите меня в выражении соболезнования миссис Эйлин Леммер. — Род подождал, пока стихнет одобрительный рокот аудитории. В клубном зале шахты собралось свыше двухсот человек. — Поэтому я как исполняющий обязанности генерального управляющего представляю вам доктора Манфреда Стайнера, директора Центрального Объединения Ранд, нашей головной компании. Он также возглавляет отдел финансов и планирования.

Сидя рядом с мужем, Тереза Стайнер заметила раздражение Манфреда при упоминании имени Френка Леммера. Политика компании заключается в том, чтобы не привлекать внимания к трагическим происшествиям и гибели работников. Ей еще больше понравился Род за эту небольшую дань памяти Френка Леммера.

Тереза была в солнцезащитных очках, потому что глаза ее распухли и покраснели. На рассвете после бессонной ночи она неожиданно горько разрыдалась. Слезы казались беспричинными, после них слегка кружилась голова и все вокруг казалось хрупким и нереальным. Но всегда после плача ее огромные глаза выдавали это.

Она сидела, скромно сжав ноги, в кремового цвета чесучевом костюме, волосы перевязаны черным шелковым шарфом и водопадом опускаются на плечи. Она склонилась вперед, вежливо слушая выступающего, один локоть на колене, подбородок на ладони, длинный заостренный палец лежит на щеке. Женщина с бриллиантами на пальцах и с жемчугами на шее улыбнулась в знак признательности, когда Род упомянул «очаровательную внучку нашего председателя».

Если не считать легкой неуместности солнечных очков, она вся совершенное воплощение образа молодой матроны. Ухоженная, уравновешенная, избалованная, абсолютно неприступная в своей неизменной верности долгу и добродетели.

Но мысли, пробегавшие в голове Терезы, легкая дрожь и ощущения, которые она испытывала, привели бы в смятение аудиторию, если бы о них стало известно. Все бесформенные фантазии, все эмоциональные напряжения предшествующей ночи теперь получили одну цель — Родни Айронсайдза. Неожиданно с тревогой и изумлением она поняла, что с нею происходит то, что в последний раз она испытала много лет назад. Она быстро передвинулась: чесучовый костюм легко выдает малейшее присутствие влаги.

«Терри Стайнер!» подумала она, приятно шокированная собственным поведением, и с радостью обнаружила, что Род кончил говорить и для ответной речи встает Манфред. Она с энтузиазмом присоединилась к аплодисментам, чтобы отвлечься от грешных мыслей.

Вначале Манфред кратко упомянул шестерых мужчин, сидевших рядом: они были удостоены очередных наград компании, потом начал подробное обсуждение возможного увеличения цены золота. В тщательно подобранных выражениях он объяснил, какие преимущества это принесет золотодобывающей промышленности, всей нации и всему миру. Это была убедительная речь эрудированного человека, и множество присутствующих газетчиков записали ее. Отдел связи с общественностью заранее информировал прессу о предстоящей важной речи доктора Стайнера, и поэтому присутствовали представители всех ведущих ежедневных газет и еженедельников, финансовых газет и журналов.

В перерыве фотографы собрались у края помоста и щелкали вспышками, фотографируя доктора Стайнера. Накануне переговоров о цене золота во Франции такие фотографии поместят все газеты, потому что доктор Стайнер — это финансовый гений африканской делегации.

Шестеро героев, забытые, сидели в своих лучших костюмах, выскобленные, как школьники перед выпуском, смотрели на оратора, не понимая ни слова из его речи, но сохраняли выражение серьезного достоинства.

Род поймал взгляд Большого Короля и подмигнул ему. Правое веко Большого Короля торжественно опустилось и поднялось в ответ, и Род быстро отвернулся, чтобы не расхохотаться вслух.

Он взглянул прямо в лицо Терезы Стайнер, захватив ее врасплох. Даже темные очки не могли скрыть ее мыслей, они были так ясны, будто она произнесла их вслух. Прежде чем она опустила глаза, чтобы взглянуть на край своей юбки, Род с возбуждением понял, что будет, если он захочет.