Не более чем в двух километрах от него майор Кастелани боролся с паникой, которую граф вселил в артиллеристов. Они заряжали и стреляли с такой единодушной страстью, что все тонкости артиллерийского искусства были начисто позабыты. Заряжающие и не думали о цели, они просто дергали вытяжной шнур, как только орудие было заряжено.

Крики Кастелани не производили ровно никакого впечатления на полу оглохших и почти обезумевших солдат. Последний призыв графа к смерти совсем вывел их из равновесия, и в мозгах у них помутилось.

Кастелани оттолкнул одного наводчика и с большим усилием разжал его руку, мертвой хваткой вцепившуюся в шнур. Горько проклиная доставшийся ему человеческий материал, он сам занялся наводкой. Он поворачивал и опускал толстый ствол до тех пор, пока в великолепной призме прицела крошечное насекомое не превратилось в большой броневик. Он описывал невероятные круги, значит, управление было потеряно, и Кастелани, уловив ритм, резким и коротким движением дернул шнур;

Восьмикилограммовый конической формы стальной снаряд практически горизонтально полетел над равниной.

Он был нацелен немного низко и потому прошел в нескольких сантиметрах под радиатором между передними колесами и ударился о землю прямо под сиденьем водителя.

Вся мощь взрыва, отразившись от земли, была направлена в незащищенное броней днище броневика. Она вырвала мотор, пробила днище, колеса распластались, как крылышки жареного цыпленка.

Если бы ноги Гарета Суэйлза в этот момент находились на полу, он получил бы смертельное и типичное для танкиста ранение — ниже колен кости были бы раздроблены.

Однако в этот момент он висел, наполовину высунувшись из люка, обе ноги его болтались в воздухе, и потому взрыв подействовал как углекислый газ в бутылке с шампанским. Гарет оказался в роли пробки и вылетел из люка, продолжая дрыгать ногами.

С расом произошло то же самое. Взрывной волной его выбило из башни, и в самой высокой точке своего полета он столкнулся с Гаретом. Они упали на землю одновременно, но рас оказался на спине у Гарета, и только чудом ни одного из них не задел меч, который летел вместе с ними и в конце концов глубоко вонзился в землю в пятнадцати сантиметрах от уха Гарета, уткнувшегося лицом в песок и пытавшегося сбросить с себя раса.

— Я предупреждал тебя, старина, — умудрился он прохрипеть, — что в один прекрасный день ты зайдешь слишком далеко.

Шум приближавшихся моторов, идущих на высоких оборотах, заставил Гарета предпринять решительные усилия и скинуть с себя раса. Он сел, сплевывая с разбитых губ кровь и песок, и тут увидел итальянские грузовики, которые с ревом неслись прямо на них, как бы пытаясь выиграть престижные гонки.

— Бог ты мой! — прохрипел Гарет.

В голове у него мигом прояснилось, он спешно полез на развороченный и еще дымившийся остов броневика. Скрываясь от глаз противника, он вдруг понял, что раса рядом с ним нет.

— А ну, расик, старый болван, давай сюда! — крикнул он отчаянно.

Рас, вновь вооружившийся своим верным мечом, стоял, пошатываясь, на ослабевших ногах. Он был оглушен взрывом, но его воинственный дух не остыл, и не оставалось никаких сомнений в том, что он задумал. Старик явно решил в одиночку выступить против всей моторизованной колонны и с боевым кличем устремился ей навстречу, со свистом размахивая своим мечом.

Гарету пришлось, увернувшись от острого лезвия, резким броском свалить раса наземь. Схватив сопротивлявшегося и громко вопившего старика, он доволок его до разбитой машины как раз в ту секунду, когда мимо них, рыча, пронесся первый грузовик. Мертвенно-бледные солдаты не обратили на них ни малейшего внимания. Они жаждали лишь одного — как можно скорее последовать за своим полковником.

— Заткнись ты! — рявкнул Гарет, когда рас уже открыл было рот, чтобы выкрикнуть им страшное проклятие на амхари.

В конце концов Гарету опять пришлось сбить раса с ног, завернуть ему шамма на голову, усесться сверху и пребывать в таком положении, пока итальянские «фиаты» не прогрохотали мимо в клубах пыли, словно гонимые хамсином, сухим ветром пустыни.

В какой-то момент Гарету показалось, что сквозь пыль между беспорядочно несущимися грузовиками он увидел горбатый силуэт «Свинки Присциллы». Он чуть-чуть ослабил хватку, и рас воспользовался этим, чтобы крикнуть что-то и взмахнуть руками, но броневик почти тут же исчез из виду, пристроившись в хвост улепетывавшему «фиату». Даже сквозь грохот множества моторов Гарет различил знакомый звук — стреляли из «викерса».

Грузовики промчались мимо, шум моторов стал стихать, пыль постепенно оседала, но вдруг послышался другой звук, еще слабый, но нараставший с каждой секундой. Хотя большая часть всадников, и харари, и галла, давно бросили погоню, найдя себе более веселое и прибыльное занятие — разграбление перевернутых и разбитых итальянских грузовиков, все же несколько сотен самых мужественных конников еще преследовали итальянцев на своих косматых лошадках.

Небольшая кучка всадников неслась по равнине, испуская воинственные крики и по дороге убивая уцелевших итальянцев с разбитых грузовиков, которые на своих двоих улепетывали от них вслед за колонной.

— Вот теперь полный порядок, расик. — Гарет размотал его шамма. — Пожалуйте на свободу. Зови своих ребят, пусть они вытащат нас отсюда.

Те несколько минут передышки, когда основная масса моторизованной пехоты с грохотом проносилась через позиции артиллерии, Кастелани потратил на то, чтобы, переходя от орудия к орудию, действуя словом и стеком, изгнать из солдатских рядов заразу паники и снова утвердить свою власть. Но тут из облаков пыли на расстоянии пистолетного выстрела, как призрачный корабль, вооруженный, однако, «викерсом», который щелкал пулями и посверкивал злыми красными вспышками, появился второй эфиопский броневик.

Этого оказалось достаточно, чтобы видимость порядка, установленного тяжелой рукой Кастелани, развеялась как дым. Едва броневик приблизился настолько, что позиции оказались под прямым обстрелом, заряжающие бросили возиться со снарядами и кинулись под прикрытие орудийных щитков, чуть не сталкивая наводчиков с их мест. Там все эти вояки съежились, пригнув головы как можно ниже. Проехав вдоль батарей, водитель броневика резко развернул его и опять нырнул за завесу пыли. Джейк был поражен встречей не меньше чем сами артиллеристы, казалось, он только что весело гнался за неповоротливым «фиатом», и вдруг из облака пыли перед ним выросли орудийные стволы.

— Боже мой, Грег, — крикнул Джейк в башню, — мы чуть было не попали к ним прямо в зубы!

— «Под белым огнем и ракетами залпов…» — помнишь это стихотворение?

— Ну самое время для стихов, — проворчал Джейк и дал газ.

— А теперь куда мы? — спросил Грег.

— Домой, и как можно скорее. Здесь они выдвинули против нас очень уж веский аргумент.

— Джейк, — попробовал было протестовать Грегориус, но в этот момент раздался грохот, сквозь тучи пыли вспыхнул яркий свет и мимо высокой башни просвистел стомиллиметровый снаряд. Он пролетел так близко, что ударной волной им до боли заложило уши, а когда взорвался на расстоянии восьмисот метров, в небо взметнулся высокий столб огня и дыма.

— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду?

— Да-да, Джейк, конечно.

Пока он говорил, облака пыли, которые до той минуты надежно укрывали их от глаз противника, поредели и разошлись в стороны, немилосердно открыв их прицелам итальянских орудий, но в то же время представив их взорам новую соблазнительную цель. Эфиопская кавалерия продолжала скакать вперед и после нескольких бесполезных залпов рассыпалась вокруг мчавшегося броневика. Кастелани решил смириться с уровнем подготовки своих артиллеристов, тем более что теперь им придется стрелять по рассеянным мишеням.

— Шрапнель! — рявкнул он. — Заряжай шрапнелью!

Он пробежал вдоль батареи, повторяя приказ каждому расчету и подкрепляя его ударами стека.

— Новая цель. Конница противника. Дальность две тысячи пятьсот метров. Одиночный огонь!

Эфиопские лошадки, маленькие и косматые, были более приспособлены к подъемам и спускам по крутым горным тропам, чем к скачке по равнине, но в течение нескольких недель они паслись на чахлой сухой траве саванны, и потому силы их были на исходе.

Снаряд разорвался на высоте пятнадцати метров над головами первых всадников. Он раскрылся как гигантская коробочка хлопчатника и пугающе вспыхнул на фоне бледно-голубого неба. Казалось, треснуло само небо, и в воздухе засвистели, зажужжали острые злые ножи шрапнели.

После первого разрыва дюжина лошадок упала, перекатившись через головы и сбросив своих седоков. Потом все небо наполнилось лопавшимися коробочками хлопчатника, взрывы раздавались один за другим, лошадки катились по земле кубарем, всадники падали или, запутавшись в стременах, съезжали под брюхо своих коней. То тут, то там какой-нибудь смельчак подхватывал с обеих сторон спешенных своих товарищей, и храбрые лошадки изнемогали под тройным бременем. Через несколько секунд эфиопская армия — единственный оставшийся на ходу броневик и вся ее кавалерия — ударилась в отступление, уходя назад почти с той же скоростью, с какой моторизованная итальянская колонна все еще улепетывала к Колодцам Халди. Поле битвы целиком осталось за артиллерией Кастелани… и за сплоченным экипажем «Мисс Горбуньи».

Из-под прикрытия, которое им предоставил разбитый броневик, Гарет Суэйлз смотрел, как быстро исчезает из поля его зрения эфиопская конница, а вместе с нею — и его надежды.

— Не ругайте их, не надо, — сказал он расу и тут увидел, как на полном ходу поле боя покидает броневик; «Свинка Присцилла» быстро опережала кавалерию. — А вот его я обругаю, — пробормотал себе под нос Гарет. — Он нас видел, это точно.

Действительно, некоторое время назад, «Свинка Присцилла» прошла в четырехстах метрах от них, свернула в их сторону и несколько мгновений ехала прямо к ним.

— Знаешь ли, старина расик, я-то думал, что мы с ним вроде попугаев-неразлучников…

Гарет взглянул на раса, который лежал возле него, как перетрудившийся старый охотничий пес, грудь его ходила, словно кузнечные мехи, хриплое дыхание вырывалось из горла со свистом.

— Ты бы вытащил свои резаки изо рта, старина, не то ты их проглотишь. На сегодня бой закончен. Расслабься лучше. Ночью нам предстоит долгая прогулка пешком до дома.

И Гарет Суэйлз перенес все внимание на удалявшийся броневик.

— Великодушный Джейк Бартон оставляет нас здесь и отправляется домой поесть медку. Кто был тот парень, с которым Давид устроил такую же штуку? Давай, расик, соображай, ты же у нас знаток Ветхого Завета. Урия, что ли? — Он печально покачал головой, уже почти поверив в худшее. — Мне кажется, расик, что это очень дурно с его стороны, да, скажу я тебе. Может быть, я и сам поступил бы так же, заметь, но мне кажется, что это очень дурно со стороны такого прекрасного, безупречного гражданина, каким является Джейк Бартон.

Рас не слышал ни слова из того, что говорил Гарет. Он был единственным человеком в обеих армиях, для кого бой не закончился. Он просто прилег немного передохнуть, как то и полагается воину столь преклонного возраста. Но вдруг он одним прыжком вскочил на ноги, поднял свой меч и решительно рванулся к середине итальянских артиллерийских позиций. Гарет настолько опешил, что рас успел пробежать больше сорока метров из тысячи восьмисот, отделявших их от вражеских позиций, прежде чем Гарет успел его перехватить.

Просто роковое стечение обстоятельств было виной тому, что именно в это время одному из итальянских наводчиков пришло в голову рассматривать разбитый броневик в бинокль. Воинственность итальянских артиллеристов находилась в обратной зависимости от количества и близости противника, к тому же все они испытывали сильнейшее головокружение от блистательной и совершенно неожиданной победы, которая буквально с неба свалилась на них.

Первый снаряд упал совсем рядом с разбитым броневиком в тот самый момент, когда Гарет схватил раса. Гарет наклонился и поднял с земли круглый камень размером с крикетный мяч.

— Жутко извиняюсь, старина, — задыхаясь проговорил он и сжал в правой ладони подобранный камень, — но дальше так действительно продолжаться не может.

Он примерился к блестящему лысому черепу и осторожно, почти нежно стукнул по нему камнем чуть выше уха.

Когда рас упал, Гарет поднял его, взяв одной рукой под колени, а другой — под плечи, точно спящего ребенка. Пока Гарет бежал обратно в укрытие, прижимая бесчувственное тело раса к груди, вокруг них рвались снаряды.

Джейк Бартон услышал эти громыхающие разрывы и крикнул Грегориусу:

— Теперь-то по кому они палят?

Грегориус поднялся повыше и посмотрел назад. На таком расстоянии разбитый корпус «Мисс Горбуньи» был едва различим, он казался еще одной неровностью почвы, или верблюжьей колючкой, или нагромождением черных камней. Во всяком случае оба, и Джейк, и Грегориус, за последние несколько минут раз пятьдесят смотрели в ту сторону и не узнали, не разглядели броневик, однако разрывы снарядов указали Грегориусу верное место.

— Дедушка! — крикнул он отчаянно; — Его ранили, Джейк!

Джейк развернул броневик, остановил его, высунулся из люка, сдул пыль с окуляров бинокля и навел его. Сразу же четко вырисовался силуэт разбитого броневика. Джейк узнал и обе фигуры — одну в твидовом костюме от хорошего портного и другую — в развевавшемся шамма. Они прижимались друг к другу грудью, и на какую-то долю секунды Джейку почудилось, что они танцуют вальс под артиллерийским обстрелом. Потом он увидел, как Гарет поднял раса с земли и пошел, шатаясь, под прикрытие лежавшего на боку броневика.

— Мы должны спасти их, Джейк! — страстно воскликнул Грегориус. — Если мы их не выручим, их убьют.

Может быть, подозрения Гарета передались Джейку телепатическим путем, но внезапно его охватило страшное искушение. В эту минуту он знал, что любит Вики Камберуэлл, а сейчас представлялась возможность так легко убрать с дороги соперника…

— Джейк, — снова крикнул Грегориус, и Джейку вдруг стало по-настоящему дурно от собственных предательских мыслей, его затошнило, рот наполнился слюной.

— Поехали, — сказал он и скрылся в водительском люке.

Круто развернув «Свинку Присциллу», он погнал ее прямо под разрывы снарядов.

По ним не стреляли, итальянцы вели огонь по неподвижной цели и, казалось, мало-помалу повышали свое мастерство. Еще несколько секунд, и какой-нибудь следующий снаряд прямым попаданием накроет «Мисс Горбунью». Джейк вжал педаль в пол, но «Свинка Присцилла» выбрала именно этот момент, чтобы показать свой истинный характер. Он почувствовал, как она вздрогнула, и сразу заметил, что тон двигателя изменился, а мощность резко упала. Потом машина неожиданно снова пришла в себя и рванула вперед на полной скорости.

— Ах ты, умница, — похвалил ее Джейк, глядя прямо вперед. И тут же свернул влево, чтобы оказаться под прикрытием итальянского же огня и добраться до «Мисс Горбуньи».

Один снаряд взорвался прямо перед ним. Джейк аккуратно провел большой автомобиль рядом с дымящейся воронкой, резко газанул и медленно затормозил, предварительно развернув броневик так, чтобы в любой момент можно было броситься наутек. Теперь он находился под прикрытием «Мисс Горбуньи», которая частично загораживала его от итальянцев, и в десяти шагах от того места, где сидел Гарет с бесчувственным телом раса на руках.

— Гэри! — крикнул Джейк, высовывая голову из люка.

Гарет взглянул на него ошеломленно и словно не веря собственным глазам. Разрывы снарядов оглушили его, и он не сразу осознал, что перед ним был Джейк. Джейку пришлось крикнуть снова:

— Да беги же сюда, черт возьми!

На сей раз Гарет сразу ожил. Он схватил раса в охапку, как ворох грязного белья, и побежал с ним к автомобилю. Снаряд взорвался так близко, что его чуть не сбило. Камни и комья земли загрохотали по броне.

Все же Гарету удалось устоять на ногах, и он передал раса в заботливые руки внука.

— Он в порядке? — тревожно спросил Грег.

— Его камнем задело, скоро оправится, — проворчал Гарет, на секунду опершись на броневик.

Дышал он тяжело, со всхлипами, волосы и усы были покрыты толстым слоем пыли, пот проложил глубокие бороздки на лице, покрытом коркой грязи.

Он посмотрел на Джейка.

— Я думал, ты не вернешься, — прохрипел он.

—Такая мысль приходила мне в голову.

Джейк вылез на броню и протянул Гарету руку, помогая ему подняться. Гарет задержал его руку в своей на секунду дольше, чем это было необходимо, и слегка пожал.

— Я твой должник, старина.

— Я тебе это напомню, — ухмыльнулся Джейк.

— В любое время. Когда угодно.

В эти минуты «Свинка Присцилла» геройски зарычала и рванула в сторону, противоположную итальянским позициям. Но сразу же мотор что-то забормотал, залопотал, громко пукнул и — умолк.

— Ах ты, сволочь! — произнес Джейк с большим и искренним чувством. — Не теперь, пожалуйста, не теперь!

— Это напоминает мне одну девчонку, которую я знавал в Австралии…

— Потом, — рявкнул Джейк. — Крути ручку!

— С превеликим удовольствием, старина!

Близкий разрыв сбросил его с предательского насеста на бортовой выступ. Гарет вскочил, изящным жестом поправил лацканы и неторопливо взялся за ручку.

Прокрутив ее целую минуту, как спятивший точильщик, Гарет, тяжело отдуваясь, выпрямился.

— Все, старина, я малость выдохся.

Они поменялись местами.

Джейк склонился над ручкой, не обращая внимания на разрывы снарядов и черные тучи пыли. Мускулы на его руках напрягались, когда он крутил ручку.

— Все — она сдохла, — минуту спустя крикнул Гарет.

Джейк упрямо продолжал крутить ручку, лицо его побагровело, жилы на шее натянулись, как синие веревки, и в конце концов он с раздражением бросил ее и подошел к Гарету.

— Сумка с инструментом под сиденьем, — сказал он.

— Неужели ты собираешься заняться срочным ремонтом здесь и прямо сейчас? — Гарет, не веря себе, обвел рукой поле кровавого сражения, итальянские орудия и рвущиеся снаряды.

— А ты можешь предложить что-нибудь получше? — резко возразил Джейк.

Гарет обреченно посмотрел на него, но вдруг расправил поникшие плечи, углы его рта приподнялись в обычной иронической усмешке.

— Смешно, что ты еще спрашиваешь, старина. Могу, вот именно… — И жестом фокусника он указал на видение, которое внезапно выплыло из облаков пыли и дыма.

Скрипнули тормоза, и «Мисс Попрыгунья» стала как вкопанная. Одновременно открылись оба люка. В одном показалась темная головка Сары, в другом — золотая — Вики.

Вики сложила руки рупором и, пронзая грохот разрывов, крикнула Джейку:

— Что с «Присциллой»?

Джейк, с багровым лицом, обливаясь потом, прохрипел:

— Просто выкинула одну их своих обычных штучек.

— Держите канат, — приказала Вики. — Мы вас вытащим.

В эфиопском лагере шумели воины-победители, они громко смеялись и страшно чванились. Восторженные женщины смотрели на них от костров, где занимались подготовкой вечернего пира. В больших черных чугунных котлах булькали разнообразные варианты вата, запах специй и мяса низко стелился в прохладном вечернем воздухе.

Вики Камберуэлл склонилась над пишущей машинкой в своей палатке, ее гибкие длинные пальцы летали по клавишам, выплескивая на бумагу накопившиеся слова. Она описывала мужество и боевые качества народа, который верхом на маленьких лошадках, вооруженный лишь мечами, нанес поражение современной армии, снабженной самыми устрашающими средствами ведения войны. Когда Вики была охвачена литературным пылом, она иногда упускала из виду мелкие детали, которые могли отвлечь читателя от драматического повествования. К такого рода деталям относилось и то, что эфиопскую конницу поддерживали броневики и пулеметы «викерс», и потому Вики обошла их своим вниманием. Она заканчивала репортаж.

«Однако как долго сможет сражаться этот гордый, простодушный и благородный народ с хищными кровожадными ордами современного цезаря, претендующего на создание империи? Сегодня на равнине Данакиль произошло чудо, но время чудес миновало, и сейчас совершенно ясно даже тем, кто связал свою судьбу с землей Эфиопии, что она обречена, если только не пробудится спящее сознание цивилизованного мира, если только голос правосудия не обличит тирана. Руки прочь, Бенито Муссолини!»

— Это прекрасно, мисс Камберуэлл, — сказала Сара, которая склонилась над пишущей машинкой, чтобы читать статью Вики по мере того, как слова ложились на бумагу. — Это так прекрасно и так печально, что мне хочется плакать.

— Рада, что тебе нравится, Сара. Вот если бы ты была моим редактором!

Вики вытащила лист из машинки и внимательно перечитала его, иногда вычеркивая какое-нибудь слово и вставляя вместо него другое. Наконец, удовлетворенная своей работой, вложила ее в толстый коричневый конверт и провела языком по его краям.

— Ты уверена, что на него можно положиться? — спросила она Сару.

— Конечно, мисс Камберуэлл, это один из самых надежных людей моего отца.

Сара взяла конверт и протянула его воину, который уже целый час ждал, усевшись на корточки возле своей оседланной лошади.

Сара что-то говорила ему с большим пылом и горячностью, он так же пылко кивнул ей в ответ, вскочил в седло и исчез в темном ущелье, где голубые вечерние тени уже окутывали постепенно скалы и острые горные вершины.

— Он доберется до Сарди еще до полуночи. Я велела ему не останавливаться по дороге. Ваша депеша будет доставлена на телеграф завтра на рассвете.

— Спасибо, Сара, дорогая.

Вики встала из-за складного стола. Когда она накрывала свою пишущую машинку, Сара пристально разглядывала ее. Вики уже помылась и надела единственное нарядное платье, которое взяла с собой, из бледно-голубого ирландского полотна, сшитое по моде — с низкой талией и юбкой закрывающей колени, но оставляющей на виду икры и тонкие изящные лодыжки, поблескивавшие в тонких шелковых чулках.

— У вас чудесное платье, — тихо сказала Сара, — а волосы такие мягкие и золотые. — Она вздохнула. — Хотела бы я быть такой же красивой, как вы. Хотела бы, чтобы у меня была такая же чудесная белая кожа.

— А я хотела бы, чтобы у меня была такая же прекрасная золотая кожа, как у тебя, — быстро ответила Вики, и обе рассмеялись.

— Вы так оделись для Гарета? Когда он увидит, вы ему очень понравитесь. Пойдемте поищем его.

— Я придумала кое-что получше, Сара. Почему бы тебе не поискать Грегориуса? Я уверена, он тебя уже ищет.

Сара на минутку задумалась, разрываясь между чувством долга и удовольствием.

— А вы уверены, что справитесь, мисс Камберуэлл?

— Надеюсь, да. Спасибо тебе, Сара. Если что-нибудь будет не так, я позову тебя.

— Я сразу же прибегу, — заверила ее Сара.

Вики точно знала, где ей искать Джейка Бартона.

Она тихо подошла к стальной машине и некоторое время молча наблюдала, как он работает, целиком погрузившись в свое дело и не подозревая о ее присутствии. Она спрашивала себя, как она могла быть настолько слепа, что не разглядела его как следует раньше, что за мальчишеской внешностью не увидела силу и уверенное спокойствие совершенно взрослого мужчины. Лицо его не имело возраста, и она знала — даже когда он состарится, он будет по-прежнему казаться молодым. Но в глазах его светилась энергия, в твердой линии подбородка была видна железная воля, чего раньше она не замечала. Она вспомнила его мечту, о которой он ей рассказал, — построить завод и выпускать двигатель собственного изобретения, и внезапно поняла, что у него хватит на это решимости и воли. Вдруг ей захотелось разделить все это с ним, она знала, что обе их мечты — его завод и ее книга — не противоречат друг другу, одна будет черпать силу в другой, укреплять решимость и творческие силы. Она подумала, что неплохо было бы осуществлять обе мечты рядом с таким человеком, как Джейк Бартон.

«Может быть, когда любишь, видишь яснее, — промелькнуло у нее в голове, пока она смотрела на него с тайным удовольствием. — Или может быть, когда любишь, легче морочить саму себя».

Ей стало неприятно, что она позволила себе привычный скепсис.

«Нет, — решила она, — это чепуха. Он сильный и добрый, и таким и останется».

Тут же ей пришло в голову, не слишком ли она старается убедить себя. Вдруг к ней вернулось непрошеное воспоминание о ночи, которую она так недавно провела с другим мужчиной, и на минуту ей стало не по себе. Она хотела отогнать воспоминание, но оно не уходило, и наконец она поняла, что сравнивает их, воскрешая в памяти бурные, пылкие восторги, которые она познала с Гаретом, и с тоскою думая, сможет ли она когда-нибудь испытать их еще раз.

Затем она пристальнее взглянула на человека, которого, как она полагала, любит, и увидела, что хотя руки у него толстые и поросли темными волосами, но его широкие пальцы работают с почти чувственной легкостью и умением. Она попыталась представить, как они касаются ее кожи.

Образ оказался столь ярким и исполненным сладострастия, что она вздрогнула и часто задышала.

И вдруг Джейк заметил ее, удивление в его глазах сменилось нескрываемым удовольствием, и, пока он оглядывал ее — с шелковых ног до шелковой головы, — нежная улыбка показалась на его лице.

— Привет, мы, кажется, где-то встречались? — спросил он, и Вики рассмеялась, закружилась, развевая юбку.

— Вам нравится? — спросила она. Он молча кивнул и сказал:

— Разве сегодня особый случай?

— К расу на пир, разве вы забыли?

— Боюсь, я больше ни одного его пира не выдержу. Не знаю, что страшнее — итальянская атака или этот жидкий динамит, которым он угощает.

— Вам нельзя не пойти, вы же один из героев великой победы!

Джейк буркнул что-то невнятное и снова занялся внутренностями «Присциллы».

— Вы нашли, в чем там дело?

— Нет, — вздохнул Джейк обреченно. — Я разобрал ее на части и опять собрал, но так и не нашел причины. — Он отступил в сторону, покачал головой и вытер руки ветошью. — Не знаю. Просто ума не приложу.

— А вы пробовали ее заводить?

— Зачем это? Ведь я не нашел и не устранил поломку.

— А вы попробуйте, — предложила Вики, и он ей улыбнулся.

— Бесполезно. Разве только, чтобы доставить вам удовольствие.

Он наклонился к ручке, «Присцилла» завелась с пол оборота, заурчала, замурлыкала, как большой выгнувший дугой спину кот на печке.

— Боже мой, — отступил Джейк и уставился на нее в полном изумлении. — Это же совершенно нелогично.

— Ведь она — дама, — объяснила Вики, — и вам это известно. А раз так, то и нечего ждать от нее логики.

Он взглянул ей прямо в лицо и улыбнулся, при том в глазах его было такое понимание, что Вики вспыхнула.

— Кажется, — сказал он, — я начинаю это понимать, — и сделал шаг к Вики, но она, как бы защищаясь, подняла обе руки.

— Вы испачкаете платье…

— Значит, надо сначала помыться?

— Помойтесь, — приказала она, — а потом мы вернемся к нашей беседе.

В последних солнечных лучах спускался по ущелью всадник, лошадь грохотала копытами по камням, скользила на крутых спусках, пока не вырвалась на простор равнины и не помчалась галопом, вся в мыле, с запаленным дыханием, к лагерю раса.

Сара Сагуд взяла у него послание и полетела туда, где под деревьями стояли палатки. Она ворвалась к Вики Камберуэлл, размахивая телеграммой. Спросить разрешения войти ей и в голову не пришло.

А Вики находилась в крепких медвежьих объятиях, в которые Джейк только что заключил ее… Он, свежевыбритый, пахнущий карболовым мылом, с еще влажными приглаженными волосами, возвышался над нею, как башня. Вики вырвалась из объятий и, разъяренная, повернулась к девушке.

— О! — воскликнула Сара с вполне естественным интересом и восторгом, который не может не испытывать истинный конспиратор, обнаружив новую интригу. — Вы, оказывается, заняты.

— Да. Занята, — буркнула Вики, заливаясь краской от смущения и замешательства.

—Извините, мисс Камберуэлл. Но я думала, это важно…

Вики увидела телеграмму, и ее раздражение немного улеглось.

— Я думала, вы захотите ее прочитать как можно скорее.

Вики выхватила у нее телеграмму, сломала печать и жадно впилась в нее глазами. Пока она читала, гнев ее окончательно прошел, и она сияющими глазами посмотрела на Сару:

— Ты была права, спасибо, моя дорогая.

Вики повернулась к Джейку и, приплясывая, кинулась ему на шею, смеющаяся и веселая.

Джейк смеялся вместе с ней, неуклюже обхватив ее прямо на глазах у Сары.

— Что это?

— От моего редактора, — сказала она ему, — моя статья о событиях у Колодцев стала международной сенсацией, во всех газетах мира — огромные заголовки, и собирается чрезвычайная сессия Лиги Наций.

Сара выхватила у нее телеграмму и прочла ее, как будто имела на то полное право.

— Мой отец надеялся, что именно это вы сумеете сделать для нас — для нашей родины и нашего народа. — Сара плакала, крупные блестящие слезы струились из ее огромных глаз и повисали на длинных ресницах. — Теперь мир о нас узнал. Теперь они спасут нас от тирании.

Ее вера в победу добра над злом была ребяческая, она оторвала Вики от Джейка и сама обняла ее.

— Вы нам снова подарили надежду. И мы всегда будем вам признательны. — Сара замочила слезами щеки Вики и отстранилась, продолжая всхлипывать и вытирая ладонью ее лицо. — Мы никогда этого не забудем, — сказала она, улыбаясь сквозь слезы. — Надо пойти сказать дедушке.

Оказалось совершенно невозможным объяснить расу, в чем именно заключается новый поворот событий. Он весьма слабо ориентировался в том, какова роль и значение Лиги Наций и в чем Сила и влиятельность мировой прессы. После первых нескольких литров тея он уверил себя, что великая английская королева каким-то непостижимым образом узнала о бедах эфиопского народа и вскоре пришлет ему на помощь британскую армию.