Были и предложения — младшее партнерство в фирме по геологическим консультациям, должность полевого управляющего в одной из небольших компаний, разрабатывающих пограничные земли в пустыне Карру. Он отверг все эти предложения. Они были многообещающими, но он оставался со Стариком.

Потом его приметила крупная компания. Сто лет назад на поле фермы бура Де Бира была обнаружена первая алмазная трубка с «голубой землей». Старый Де Бир продал свою ферму за шесть тысяч фунтов; он и думать не мог, что под его сухой землей скрывается сокровище стоимостью в триста миллионов. Месторождение получило название Новый Прииск Де Бира, и орда шахтеров, мелких дельцов, бродяг, искателей удачи, мошенников и бандитов двинулась туда, чтобы купить и начать разрабатывать участки, каждый размером с большую комнату.

Из этого прекрасного общества искателей счастья двое высоко поднялись над всеми остальными. Вскоре они владели большинством участков на Новом прииске Де Бира. Когда эти двое — Сесиль Джон Родс и Барни Барнато — наконец объединили свои ресурсы, родилось гигантское финансовое предприятие. С такого скромного начала оно невероятно разрослось. Богатство его было сказочно, влияние огромно, доходы достигали астрономических сумм. Оно контролировало добычу алмазов всего мира. Оно владело концессиями на сотни тысяч квадратных миль в Центральной и Южной Африке, и его резервы еще не добытых драгоценных и основных минералов никто не мог бы сосчитать. Маленьким алмазным компаниям позволяется сосуществовать рядом с гигантом, пока они не достигают определенного размера, — и потом они становятся частью гиганта, проглоченные им, как тигровая акула проглатывает свою спутницу — рыбу-пилота, если та слишком вырастает и становится аппетитной. Большая компания может позволить себе покупать лучшие разработки, лучшую технику — и лучших людей. И вот одно из ее многочисленных щупалец протянулось к Джонни Ленсу. Предложенная ему плата вдвое превышала нынешнюю, а вскоре должна была еще повыситься.

Джонни, не раздумывая, отказался. Возможно, Старик этого не заметил, возможно, простое совпадение, что неделю спустя Джонни был назначен полевым управляющим береговой операции. Операция получила название «Король Канут».

«Ван дер Бил Дайамондз» принадлежала концессия на тридцать семь миль береговой полосы. Узкая полоса, в сто двадцать футов от линии воды в сторону суши и в сто двадцать футов морского дна. За этой полосой вся суша принадлежала большой компании. Компания купила эту землю, десятки огромных ранчо, просто чтобы сохранить за собой права на будущее. Концессия на морское дно, вплоть до двенадцатимильной линии нейтральных вод, также принадлежала большой компании. Права были переданы правительством двадцать лет назад. «Ван дер Бил Дайамондз» принадлежала лишь узенькая полоска — это ее разработка называлась «Король Канут».

Холодные воды Бенгуэльского течения порождали морской туман, покрывавший землю жемчужной пылью. Из тумана на желтый песок берега двигались высокие неторопливые волны, обрушиваясь на утесы Намакваленда.

На мелководье волны резко вырастали. Вершины их начинали дрожать, ветер уносил пену, они изгибались и обрушивались потоками белой воды с громом и ревом.

Джонни стоял на шоферском сидении открытого лендровера. От утреннего холода и рассветного тумана его защищала овчинная куртка, но голова была обнажена, и ветер трепал темные волосы.

Его тяжелая челюсть была выпячена, руки в карманах куртки сжаты в кулаки. Он агрессивно хмурился, измеряя высоту и силу прибоя. Со своим перебитым носом он напоминал боксера, ожидающего удара гонга.

Неожиданно неловким гневным движением он выхватил левую руку из кармана и посмотрел на циферблат своих наручных часов. До самой низкой точки отлива два часа и три минуты. Джонни снова сунул руку в карман и повернулся к бульдозерам.

Их одиннадцать, больших ярких желтых катерпиллеров Д8, выстроившихся в линию у воды. Бульдозеристы в темных очках напряженно застыли на своих жестких сидениях. Все смотрели на него.

За ними на довольно значительном расстоянии стояли землепогрузчики. Неуклюжие, с раздутыми животами, похожие на беременных, машины на огромных колесах размером выше человеческого роста. Когда придет время, они со скоростью тридцати миль в час устремятся вперед, выпустят стальные лезвия из-под животов, зачерпнут пятнадцатитонный груз песка и гравия, понесутся обратно, сбросят груз, повернутся и снова устремятся, чтобы сделать гигантский укус.

Джонни напрягся, рассчитывая точный момент, чтобы швырнуть в глубины Атлантического океана механизмы стоимостью в четверть миллиона фунтов в надежде отыскать несколько ярких камешков.

Момент наступил, но Джонни потратил еще полминуты драгоценного времени, проверяя все приготовления, прежде чем начать действовать.

Затем выкрикнул в громкоговоритель «Вперед!» и яростно замахал руками, давая команду начинать.

— Вперед! — крикнул он снова, но не услышал своего голоса. Рев дизелей заглушил даже гром прибоя. Опустив массивные стальные лезвия, линия чудовищ двинулась вперед.

Золотой песок завивался перед наклоненными лезвиями, как масло на ноже. Он отступал перед чудовищными машинами, становясь грудой, а потом высокой стеной. Толкая, отступая, наступая снова, ударяя с разбегу, бульдозеры двигали вперед песчаную стену. Бульдозеристы работали руками, как безумные бармены, наполняющие одновременно тысячу кружек пива; двигатели ревели, гремели, стонали.

Стена песка столкнулась с морем; это казалось невероятным, но море начало отступать, пенясь и волнуясь, перед стальной стеной. Стена песка встретилась с натиском моря, на большей глубине море заволновалось; казалось, оно в недоумении; вспенившись, пожелтев, оно продолжало отступать перед песчаной насыпью.

Теперь бульдозеры исполняли сложный, но тщательно отрепетированный танец. Лезвия поднимались и опускались, сплетались и перекрещивались, машины наступали и отходили назад, и все под руководством главного хореографа Джонни Ленса.

Лендровер метался взад и вперед вдоль растущей огромной ямы, Джонни в мегафон выкрикивал приказы и распоряжения. Стена песка в форме полумесяца все дальше уходила в море, а за ней бульдозеры погружали свои лезвия на шесть, десять, пятнадцать футов в желтый песок.

И вот они неожиданно добрались до ракушечного слоя, который на берегах Южной Африки так часто содержит в себе алмазы.

Джонни заметил это, — он увидел, как от лезвий бульдозеров отлетают раковины.

Полдесятка приказов и сигналов руками — и бульдозеры сформировали с обоих концов ямы подъездные откосы, чтобы дать доступ погрузчикам. Потом Джонни отправил бульдозеры удерживать дамбу перед натиском моря.

Он взглянул на часы.

— Час тридцать, — пробормотал он. — Почти в срок.

Джонни еще раз взглянул на яму. Длиной в двести ярдов, глубиной в пятнадцать футов, весь верхний слой песка убран, ясно виден ракушечный слой, чистый и белый в свете солнца, бульдозеры со дна ямы убрались. Они продолжают сражаться с морем.

— Все правильно, теперь посмотрим, что мы имеем.

Джонни обернулся к двум ожидающим землепогрузчикам.

— Вперед! Берите ее! — закричал он и замахал руками.

Землепогрузчики немедленно двинулись вперед, спустились по откосам на дно ямы, зачерпнули груз раковин и гравия, не уменьшая скорости, с ревом выползли из ямы, сбросили груз выше линии прилива и вернулись назад.

Снова и снова спускались они в яму, а бульдозеры удерживали море, которое начинало сердиться, — его когорты устремлялись к насыпи, ища слабое место для нападения.

Джонни снова взглянул на часы.

— Три минуты до самого низкого прилива, — проговорил он вслух и улыбнулся. — Успеем — я думаю!

Он зажег сигарету, слегка расслабившись. Сел на сидение водителя, развернул лендровер и подвел его к образующейся горе гравия, которую сооружали погрузчики.

Он вышел из машины и набрал горсть гравия.

— Прекрасно! — прошептал он. — То, что нужно!

Да, гравий был отличный. Все признаки говорили об этом. В одной пригоршне он разглядел небольшой гранат и крупный кусок агата.

Джонни набрал еще одну пригоршню.

— Яшма! — восхитился он. — И полосатый железняк.

Все это спутники алмазов, их всегда находят вместе с ними.

И форма верная: камни отполированы и сверкают, как мраморные шарики, не сплющены, как монета, что означало бы, что их промывало только в одном направлении. Круглые камни означают зону действия волн — ловушку для алмазов!

— Это сокровищница, спорю на что угодно!

Из тридцати семи миль береговой линии Джонни выбрал участок в двести ярдов длиной и попал точно. Но это был не просто удачный выбор, он основывался на тщательном изучении конфигурации береговой линии, аэрофотографий прилегающих районов моря, на которых отразилось направление волн, на анализах берегового песка и, наконец, на том неуловимом «чутье», которое есть у каждого подлинного охотника за алмазами.

Снова садясь в лендровер, Джонни Ленс был крайне доволен собой. Погрузчики убрали гравий до самого основания, обнажилась скала. Их работа была сделана, они выбрались из ямы, и стояли, отдуваясь выхлопами, рядом с огромной грудой гравия.

— На дно! — крикнул Джонни, и терпеливая армия негров племени овамбо, сидевших на корточках на берегу, устремилась в яму. Они должны очистить дно ямы, потому что многие алмазы просочились сквозь гравий и теперь находятся в щелях и шероховатостях скалы на дне.

Настроение моря изменилось; рассердившись из-за грубого насилия над берегом, оно с шумом и свистом обрушивалось на песчаную дамбу. Прилив усиливался, и бульдозерам пришлось стараться вдвойне, чтобы поддерживать песчаную стену.

В яме лихорадочно работали овамбо, лишь изредка бросая опасливые взгляды на песчаную стену, отделявшую их от Атлантического океана.

Джонни снова ощутил напряжение. Если убрать их из ямы слишком рано, там останутся алмазы. Если не убрать вовремя, можно потерять машины и людей.

Он проделал все точно, в самый последний момент. Вывел рабочих, когда море уже начало переливаться через стену и подмывать ее основание.

Потом наступила очередь бульдозеров. Десять из них сразу устремились вперед, а один двигался сзади медленно, расплескивая лужи на дне ямы.

Море прорвалось одновременно в двух местах и, кипя, устремилось в яму.

Бульдозерист увидел это, секунду он колебался, затем присутствие духа оставило его, и он выпрыгнул из машины; оставив ее морю, он побежал перед волной, направляясь к ближайшей стене ямы.

— Ублюдок! — выругался Джонни, глядя, как бульдозерист выбирается из ямы. — Он мог бы выбраться с машиной. — Но сердился он и на самого себя. Он слишком задержался с приказом уходить, и теперь приходится жертвовать морю машину стоимостью в 20 000 фунтов.

Он резко включил двигатель и направил лендровер в яму. Машина перепрыгнула через край, упала на пятнадцать футов, ударившись о дно, но удар был смягчен песком, и лендровер продолжел двигаться вперед, навстречу волне.

Волна обрушилась на капот, разворачивая машину, но Джонни удержал ее носом вперед и продолжал дивгаться к застрявшему бульдозеру.

Двигатель лендровера был загерметизирован как раз для такого случая, и теперь машина продвигалась вперед, разбрасывая струи воды. Но скорость все время уменьшалась, так как слой воды становился толще.

Неожиданно вся песчаная дамба обрушилась под напором побелевшей воды, и Атлантический океан вступил в свои права. Высокая волна пронеслась по яме, ударила лендровер, приподняв его, выбросив Джонни в торжестующий поток, а лендровер перевернулся, в знак поражения показывая небу все четыре колеса.

Джонни ушел под воду, но немедленно вынырнул. Наполовину плывя, наполовину шагая вброд, испытывая непрерывные удары неистового моря, он пробивался к желтому стальному островку.

Море снова ударило его, и он снова ушел с головой. На мгновение ощутил под ногами дно, потом его ударило снова.

Но тут он добрался наконец до бульдозера и с трудом втащил себя на сидение. Кашляя, изрыгая морскую воду, он дотянулся до управления.

Бульдозер стоял неподвижно, удерживаемый на твердом скальном дне собственным весом в двадцать шесть тонн. Море волновалось вокруг, перехлестывало через гусеницы, но не могло сдвинуть машину.

Глаза его жгло от морской воды и слез, но Джонни быстро проверил показатели приборов. Давление масла нормальное, двигатель в порядке, из высокой трубы над кабиной по-прежнему исходят выхлопы.

Джонни снова закашлялся. Рвота и морская вода обжигающим комом застыли в горле, но он открыл дроссельный клапан и ухватился за рычаги.

Громоздкая машина неуклюже двинулась вперед, почти презрительно отбрасывая воду. Гусеницы прочно цеплялись за скалу на дне.

Джонни быстро осмотрелся. Песчаные насыпи по обе стороны ямы были уже размыты. Края ямы стали круче, а сзади море непрерывным потоком продолжало врываться в яму.

Волна накрыла его с головой, Джонни, как спаниель, затряс волосами; с растущим отчаянием он оглядывался в поисках выхода.

И тут он с удивлением увидел Старика. Он считал, что Старик сейчас в четырехста милях отсюда, в Кейптауне, но вот он стоит на краю ямы. Седые волосы светятся, как бакен.

Джонни инстинктивно повернул к нему бульдозер и двинулся по бушующей воде.

Старик руководил действиями двух других бульдозеров, подводя их как можно ближе к песчаному краю ямы, а от грузовика, стоявшего подальше, рядом с утесом, торопилась толпа овамбо, таща тяжелую тракторную цепь. Они сгибались под ее чудовищным весом, с каждым шагом погружаясь в песок по щиколотку.

Старик кричал на них, заставляя торопиться, но слова его заглушал рев двигателей и шум ветра и моря. Но вот он повернулся к Джонни.

— Подводи машину ближе! — крикнул он в сложенные ладони. — Я подтащу к тебе конец цепи!

Джонни махнул, показывая, что понял, и тут же ухватился за рычаги управления: следующая волна покачнула даже гигантский бульдозер, и Джонни впервые услышал, как захлебнулся двигатель — вода наконец нашла к нему доступ.

Но тут он оказался под высоким, в двадцать футов, песчаным крутым откосом и выбрался из кабины на капот, навстречу Старику.

Старик стоял на краю ямы, согнувшись под тяжестью наброшенного на плечи конца цепи. Он сделал шаг вперед, и песок под ним обрушился, он заскользил по крутому склону, зарываясь по пояс, тяжелая цепь потянулась за ним.

Оценивая натиск моря, Джонни прыгнул ему навстречу, чтобы помочь. Вдвоем, избиваемые морем, они подтащили цепь к бульдозеру.

— Закрепи на рычаге лезвия, — выдохнул Старик, и они дважды обернули цепь вокруг прочного стального рычага.

— Скоба! — рявкнул на него Джонни, и пока Старик отвязывал веревку, крепившую цепь к скобе у него на поясе, Джонни посмотрел наверх, на возвышавшуюся перед ними стену песка.

— Боже! — негромко сказал он. Море ударялось в эту стену, она размывалась и дрожала над ними, готовая обрушиться и погрести их.

Старик протянул ему огромную скобу, и онемевшими руками Джонни начал закреплять конец цепи. Ему нужно было просунуть толстый закаленный болт сквозь два звена цепи и закрепить его. Вода то и дело перехлестывала через голову, море тянуло цепь к себе, стена песка над головой ежесекундно угрожала рухнуть — его задача была невероятно трудна. В двадцати футах над ним помощник смотрел с беспокойством, готовый в любое мгновение передать приказ двум бульдозеристам, которые должны были потянуть цепь.

Но вот болт продет, сделаны с полдесятка оборотов, работа кончена, пора передавать приказ.

— Тащите! — выдохнул Джонни.

Старик поднял голову и заревел:

— Тащите!

Десятник кивком головы показал, что понял.

Голова его исчезла за краем стены, он побежал к бульдозерам, и в этот момент прибой приподнял цепь. Всего на несколько дюймов, но достаточно, чтобы зажать указательный палец левой руки Джонни между двумя звеньями цепи.

Старик заметил выражение его лица, увидел, что он пытается освободиться.

— Что случилось?

Вода на мгновение отхлынула, и он увидел, что произошло. Он отчаянно замахал руками, но сверху послышался рев двигателей, и цепь медленно двинулась вверх, извиваясь, как змея.

Старик схватил Джонни за плечи, чтобы поддержать его. Они в ужасе смотрели на застрявшую руку.

Цепь натянулась, отрезав палец, брызнула алая кровь, и Джонни откинулся на руки Старика. Большой желтый корпус бульдозера надвигался на них, угрожая раздавить, но, использовав следующее отступление воды, Старик оттащил Джонни в сторону; их откинуло и прижало к стене силой потока, устремившегося вслед за бульдозером.

Джонни прижал раненую руку к груди, но кровь продолжала течь, вода вокруг порозовела. Он погрузился с головой, и соленая вода устремилась ему в легкие. Он чувствовал, что тонет, силы покидали его.

Он снова вынырнул и затуманенными глазами увидел бульдозер на полпути к верху. Чувствуя на себе руки Старика, он снова погрузился в воду, и тьма окутала его зрение и разум.

Когда тьма рассеялась, он лежал на сухом песке берега, и первое, что он увидел, — это склоненное к нему лицо Старика, морщинистое и помятое, серебристые седые волосы прилипли ко лбу.

— Мы ее вытащили? — спросил Джонни.

— Ja, — ответил Старик, — вытащили. — Он встал, отошел к джипу и уехал, оставив десятника заботиться о Джонни.

Джонни улыбнулся этому воспоминанию; оторвав левую руку от руля «ягуара», он лизнул обрубок указательного пальца.

— Дело стоило пальца, — пробормотал он. Ехал он по-прежнему медленно в поисках дорожных указателей.

Он снова улыбнулся, вспомнив разочарование и боль, когда Старик ушел, оставив его лежать на песке. Он не ожидал, что Старик упадет ему на грудь, зарыдает и попросит прощения за все эти годы страданий и одиночества — но все-таки чего-то он ждал.

Проделав двухсотмильное путешествие в джипе по ночной пустыне к ближайшей больнице, где ему обработали и перевязали рану, Джонни на следующий день вернулся как раз вовремя, чтобы присутствовать при первой пробной обработке гравия.

В его отсутствие гравий просеяли, чтобы отбросить все крупные камни и обломки, потом пропустили через бак с кремниевым раствором, в котором всплывают все материалы с удельным весом меньше двух с половиной, и наконец оставшееся поместили в шаровую мельницу — длинный цилиндр со стальными шарами размером с бейсбольный мяч. Цилиндр постоянно вращался, размельчая в порошок все вещества мягче 4 по шкале твердости Моуза.

Оставалась всего тысячная часть гравия, извлеченного со дна моря. Но именно здесь должны находиться алмазы — если они вообще тут есть.

Когда Джонни появился в бараке из гальванизированного железа высоко на берегу — барак служил в качестве обогатительной фабрики, — он по-прежнему испытывал головокружение от наркоза и недосыпания.

Рука пульсировала с постоянством маяка, глаза покраснели, и густая черная щетина покрывала подбородок.

Джонни остановился у смазанного специальной смазкой стола, занимавшего половину барака. Чуть покачиваясь, он осмотрел все приготовления. Массивный бункер в голове стола был заполнен концентрированным алмазным гравием, стол хорошо смазан, все стояли наготове.

— Начали! — кивнул Джонни десятнику, который тут же повернул рычаг, и стол задрожал, как наркоман в ломке.

Стол представлял собой серию стальных пластин, слегка наклоненных и покрытых грязно-желтым жиром. Когда стол задрожал, из бункера показалась тонкая струйка гравия с водой, размеры и постоянство этой струйки тщательно корректировались десятником. Как пролитая патока, она разлилась по столу, перетекая от одной пластины к другой и попадая наконец в бункер для отбросов у другого конца стола.

Будучи погруженным в воду, алмаз не смачивается, он выходит из воды сухим. Слой жира на пластинах тоже не смачивается. Гравий и раковины скользят по наклонному дрожащему столу.

Но алмаз, попадая на смазанную пластину, прилипает, как полупрожеванная ириска к шерстяному одеялу.

В возбуждении и беспокойстве момента Джонни почувствовал, как отступает усталость. Даже боль в руке беспокоила меньше. Его лаза и все внимание были устремлены к блестящей желтой полоске смазки.

Маленькие камни весом менее карата и черные промышленные алмазы на столе не видны: встряхивание слишком частое, и поток пустой породы скрывает их.

Джонни был так поглощен зрелищем, что прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что рядом с ним кто-то стоит. Он быстро оглянулся.

Рядом стоял Старик в своей обычной, слегка напряженной позе, которая так для него характерна.

Теперь Джонни сознавал присутствие рядом мощного тела Старика и почувствовал тревогу. Что если он ошибся? Алмазы ему теперь нужны, как ничто другое в жизни. Он осматривал дрожащие желтые пластины, стремясь увидеть алмаз, который заслужил бы одобрение Старика. Гравий полз по столу, и Джонни почувствовал приступ паники.

И тут десятник напротив него испустил вопль и указал пальцем:

— Вон он сидит!

Глаза Джонни устремились к голове стола. Там, у самого выхода, где из бункера вытекала струйка, полупогрузившись от собственного веса в смазку, застряв в ней, пока бесполезный гравий полз мимо, сидел алмаз.

Большой камень в пять карат блестел мрачно и желто, как дикий зверь, протестующий против плена.

Джонни негромко вздохнул и искоса посмотрел на Старика. Тот без всякого выражения смотрел на стол и, хотя должен был заметить взгляд Джонни, не повернулся к нему. А глаза Джонни снова устремились к столу.

По какой-то прихоти случая следующий алмаз упал точно на первый.

Когда алмаз ударяется об алмаз, он отскакивает, как мяч от гудронированной дороги.

Второй алмаз, белый красавец размером с персиковое семечко, громко щелкнул, ударившись о первый, и высоко отскочил в воздух.

Джонни и десятник невольно рассмеялись от радости при виде этой красоты, похожей на каплю солнечного света.

Джонни протянул здоровую руку и подхватил алмаз в воздухе. Он потер его между пальцами, наслаждаясь его маслянистой поверхностью, потом повернулся и протянул камень Старику.

Старик взглянул на алмаз и кивнул. Затем поднял вортоник пальто и посмотрел на часы.

— Уже поздно. Я должен возвращаться в Кейптаун.

— Вы не останетесь до конца проверки, сэр? — Джонни понял, что говорит слишком энергично. — Потом сможем выпить. — И, сказав это, вспомнил, что у Старика алкоголь вызывает отвращение.

— Нет, — Старик покачал головой. — Я должен вернуться сегодня вечером. — И прямо взглянул Джонни в глаза. — Видишь ли, сегодня Трейси выходит замуж, и я должен быть там.

Тут он улыбнулся, увидев выражение лица Джонни, но никто бы не догадался о значении его улыбки, да никто ее и не видел.

— Ты разве не знал? — спросил он, по-прежнему улыбаясь. — Я думал, ты получил приглашение. — И вышел из барака на яркий солнечный свет, где его ждал джип, чтобы отвезти на взлетную полосу в песчаных дюнах.

Боль в раненой руке и слова Старика не давали Джонни уснуть, хотя он отчаянно нуждался во сне. Было уже два часа ночи, когда он наконец отбросил одеяло и зажег лампу у своей лагерной кровати.

— Он сказал, что я приглашен. Клянусь Господом, я там буду.

Всю ночь и все следующее утро он провел за рулем. Первые двести пятьдесят миль шли по пустынной песчаной и каменной дороге, затем он добрался до скоростного шоссе и на рассвете повернул на юг по обширным равнинам и через горы. В полдень он увидел приземистый голубой силуэт Столовой горы на фоне неба, возвышавшейся над городом.

Он остановился в отеле «Вайнъярд», торопливо умылся, побрился и переоделся.

Все вокруг старого дома было заполнено дорогими автомобилями, машины были припаркованы по обе стороны улицы, но он нашел место для своего пыльного лендровера. Джонни прошел через белые ворота и зеленые газоны.

В доме играл оркестр, через открытые окна доносились голоса и смех.

Джонни вошел через боковую дверь. Коридоры были заполнены гостями, и он пробирался через них в поисках знакомого лица в этой толпе громкоголосых жестикулирующих мужчин и хихикающих женщин. И наконец увидел одного знакомого.

— Майкл. — Майкл Шапиро оглянулся, и на лице его ясно отразились противоречивые чувства: радость, удивление и тревога.

— Джонни! Как я рад тебя видеть.

— Церемония кончилась?

— Да, и речи тоже — слава Богу. — Он взял Джонни за руку и отвел в сторону. — Позволь предложить тебе бокал шампанского. — Майкл подозвал официанта и вложил в руку Джонни хрустальный бокал.

— За новобрачных, — сказал Джонни и выпил.

— Старик знает, что ты здесь? — Майкл задал вопрос, который жег ему рот, и когда Джонни покачал головой, выражение Майкла стало задумчивым.

— Майкл, каков он, муж Трейси?

— Кенни Хартфорд? — Майкл обдумал вопрос. — Думаю, с ним все в порядке. Мальчик с виду приятный, много денег…

— Как он зарабатывает на кусок хлеба?

— Папа оставил ему целую буханку, но чтобы занять время, он занимается фотографией. — У Джонни опустились углы рта.

Майкл нахмурился.

— С ним все в порядке, Джонни. Старик сам выбирал.

— Старик? — У Джонни отвисла челюсть.

— Конечно. Ты его знаешь. Такое важное решение он не передаст никому.

Джонни молча допил шампанское, а Майкл с беспокойством смотрел на него.

— Где она? Они уже уехали?

— Нет. — Майкл покачал головой. — Они еще в танцевальном зале.

— Спасибо, Майкл. Пожалуй, пойду пожелаю счастья невесте.

— Нет. — Майкл удержал его за локоть. — Не делай глупостей, ладно?

Джонни стоял наверху мраморной лестницы, которая вела вниз в бальный зал. Зал был заполнен танцующими парами, музыка играла громко и весело. Новобрачные сидели на возвышении.

Первым увидел Джонни Бенедикт Ван дер Бил. Лицо его вспыхнуло, и он быстро наклонился и что-то зашептал Старику, потом начал подниматься со стула. Старик положил руку ему на плечо и через весь зал улыбнулся Джонни.

Джонни спустился по лестнице и начал пробираться между танцующими. Трейси его не видела. Она разговаривала с ангелоподобным юношей, сидящим рядом с ней. У него были волнистые светлые волосы.

— Здравствуй, Трейси. — Она подняла голову, и у него перехватило дыхание. Она была гораздо красивее, чем он помнил.

— Здравствуй, Джонни, — ответила она почти шепотом.

— Можно пригласить тебя на танец? — Она побледнела и взглянула на Старика, а не на мужа. Сверкающая белая грива слегка склонилась, и Трейси встала.

Они только раз обошли вокруг зала, когда оркестр смолк. Джонни собирался сказать ей сотни разных вещей, но онемел, а тут музыка кончилась, и у него больше не было возможности.

Осталось всего несколько секунд, и Джонни торопливо заговорил:

— Надеюсь, ты будешь счастлива, Трейси. Но если тебе когда-нибудь нужна будет помощь… в любое время… я приду, обещаю тебе.

— Спасибо. — Голос ее звучал хрипло, на мгновение она стала похожа на маленькую девочку, плакавшую ночью. Он отвел ее назад к мужу.

Обещание было сделано пять лет назад, и вот он прилетел в Лондон, чтобы его выполнить.

Номер 23 по Старк-стрит оказался аккуратным двухэтажным коттеджем с узким фасадом. Джонни остановил машину. Уже стемнело, и на обоих этажах горел свет. Джонни сидел в «ягуаре», и ему почему-то расхотелось выходить. Почему-то он знал, что Трейси здесь и предстоящая встреча будет не очень приятной. На мгновение он вспомнил прекрасную молодую женщину в свадебном платье, потом вышел из «ягуара» и направился к входу в дом. Потянулся к звонку и тут заметил, что дверь приоткрыта. Он распахнул ее и вошел в небольшую гостиную, меблированную с женским вкусом.

Комнату недавно торопливо обыскивали, одна из занавесок лежала на полу, на ней — груды книг и украшений. Со стен были сняты картины и подготовлены к выносу.

Джонни поднял одну книгу и раскрыл ее. Но форзаце от руки было написано «Трейси Ван дер Бил». Услышав шаги на лестнице, ведущей на второй этаж, он уронил книгу в кучу.

По лестнице спускался мужчина. Одет он был в грязные зеленые вельветовые брюки, кожаные ботинки и неряшливый рабочий халат армейского образца. В руках он нес охапку женских платьев.

Он увидел Джонни и нервно остановился, его розовые губы удивленно раскрылись, но глаза-бусинки ярко сверкали под челкой прямых светлых волос.

— Здравствуйте, — Джонни любезно улыбнулся. — Переезжаете? — Он спокойно придвинулся ближе к человеку и остановился, глядя в упор.

Неожиданно сверху долетел низкий вопль. Странный звук, без страсти или боли, как будто пар вырывался из двигателя. С трудом можно было поверить, что это кричит человек. Джонни, услышав его, застыл, а человек на лестнице нервно оглянулся через плечо.

— Что вы с ней сделали? — негромко и без всякой угрозы спросил Джонни.

— Нет. Ничего. Она в отключке. В глубокой отключке, — лихорадочно заговорил человек. — В первый раз на кислоте.

— А вы очищаете квартиру? — все так же негромко спросил Джонни.

— Она мне много задолжала. Не платит. Обещала — и не платит.

— А, — сказал Джонни. — Это совсем другое дело. Я думал, вы крадете.

— Он сунул руку в карман и вытащил бумажник, показал пачку банкнот. — Я ее друг. И сколько она вам должна?

— Пятьдесят фунтов. — Глаза человека при виде бумажника сверкнули. — Я давал ей в кредит.

Джонни отсчитал пять десятифунтовых банкнот и протянул ему. Тот уронил связку платьев и торопливо стал спускаться.

— Вы продавали ей наркотик — кислоту? — спросил Джонни, и человек остановился в шаге от него, на лице его появилось подозрительное выражение.

— О, ради Бога, — Джонни улыбнулся. — Мы не дети, я знаю счет. — Он протянул банкноты. — Вы добывали ей наркотик?

Человек в ответ слабо улыбнулся и кивнул, протягивая руку за деньгами. Свободной рукой Джонни схватил его за тонкое запястье и развернул, заведя руку за спину.

Потом сунул деньги в карман и повел человека вверх по лестнице.

— Пойдем взглянем.

В комнате стояла металлическая кровать с матрацем, накрытым серым армейским одеялом. На одеяле, скрестив ноги, сидела Трейси. На ней была только тонкая комбинация, волосы свисали до пояса. Руки, скрещенные на груди, были тонкими и белыми, как мел. Лицо тоже бледное, кожа казалась прозрачной в ярком свете электрической лампы. Она слегка раскачивалась взад и вперед и негромко выла, дыхание облачком вырывалось в ледяном холоде комнаты.