22

Эммет Быстрорук выругался и выключил пульт.

Ничего.

Он подошел к автомату, заказал себе грог, залпом проглотил обжигающее питье и вернулся к пульту.

Никаких реальных данных о Геенне, кроме сплетен и предположений, — а он уже задействовал все источники.

Он всегда был приверженцем самой точной, новейшей информации, усвоив смолоду, что в знании — сила. Благодаря этой своей привычке он успешно просуществовал сорок лет в Рифтерском Братстве, где подобное долголетие — редкость. Только однажды из-за глупой спешки он изменил себе — и память о неудачном рейде на Абилярд в пятьдесят восьмом году до сих пор мучила его, несмотря на разгром, который он учинил там недавно по приказу Властелина-Мстителя.

Он надеялся не только на РифтНет, каким бы надежным тот ни был. Он несколько десятков лет вылущивал шифрованную информацию из всего ДатаНета. Вступив во Флот Эсабиана, он пополнил свой запас; когда его отправили на Рифтхавен за урианским артефактом, он разжился там новыми поступлениями, а получив приказ отправиться в теперешний рейс, постарался прикупить что-нибудь о Геенне.

Его приобретения были совершенно новыми, сырыми, еще не отсортированными, но он, научившийся терпению за годы практики, провел собственный поиск.

Ему всегда удавалось выискать что-то, чего не знали его враги, но на этот раз он не нашел абсолютно ничего о Геенне. Ровным счетом ничего. Даже ее координаты были засекречены — их сообщил ему этот ублюдок с надменной мордой, Анарис.

Хуже того (Эммет снова встал и заказал себе каф): поиск по всем кораблям, когда-либо пытавшимся пройти к Геенне, показал одинаковые результаты. Все они исчезли без всякого следа. Все до единого за последние семьсот лет.

Быстрорук проглотил свой каф, стараясь унять клокочущее нутро. Страх и ярость боролись в нем, и он проклинал Логосом трахнутого Барродаха, который представил ему рейс на Геенну, как увеселительную прогулку.

«Тебя можно поздравить, — сказал бори своим масляным голосом. — Тебя выбрали, чтобы доставить пленников Аватара к месту их заключения, и наследник Эсабиана отправится с тобой. Когда вернешься, тебя будет ждать достойная награда...»

Вернешься! Как бы не так! Панархистам-то все равно — им так и так умирать. А вот Анарис...

Ну, этот-то умирать не собирается.

Быстрорук скривился, вспомнив, что в правом причальном отсеке стоит должарский корвет, круглосуточно охраняемый здоровенными тарканцами.

«Это вопрос чести, — проблеял Эммету маленький уродец, которого Анарис держит за секретаря. — Его положение требует, чтобы он путешествовал с собственным корветом и с собственной гвардией, даже если он не собирается пользоваться ни тем, ни другим». И засмеялся, точно заблеял.

Быстрорук ухмыльнулся, вспомнив, что этот самый секретарь желает его видеть по срочному делу.

Посмотрев на хроно, капитан решил, что продержал бори достаточно долго. Быстрорук не смел заставлять Анариса ждать, и это его бесило. Как-никак это его, Быстрорука, корабль. Поэтому он, как мог, отыгрался на секретаре.

Чего еще надо этому уродцу? Дело в панархистах, конечно. Тат Омбрик рассказала капитану, что случилось с Моб и Сандайвер, пока он спал. Капитан снова скорчил гримасу, но не без юмора: он побаивался злобной драконихи и старался не вмешиваться в ее личные дела. Она была суперклассным скантехником и не раз спасала «Самеди» от хищников по обе стороны панархистского закона — за то он ее и терпел. Быстрорук надеялся, что кто-нибудь записал эту эпопею, — он бы с удовольствием поглядел.

Ну ладно, паскудник, послушаем, чего хочет твой проклятый хозяин.

Тат облизнула губы и размяла дрожащие пальцы, чувствуя, как стучит кровь в ушах. Потом включила свой «жучок» в капитанской каюте и замерла в ожидании сигнала тревоги.

Но ничего такого не случилось.

Она редко пользовалась этим жучком — только когда ей или ее кузенам грозила опасность, и неизвестность была еще страшнее. Последнее время она все время испытывала потребность им воспользоваться.

Она скорчилась в кресле, подтянув колени к подбородку, и стала смотреть, как Моррийон входит в варварски пышную каюту Быстрорука.

Было странно и очень неприятно видеть, как чистокровный бори держится со всей надменностью должарианца. Не обладая величавой осанкой обитателя тяжелого мира, он тем не менее требовал себе более обширного пространства — в точности как его хозяин.

Быстрорук отступил, хотя был в своей собственной каюте, и покраснел от раздражения. Капитан не любил, когда им помыкали.

— Я планирую подход к Геенне, — сказал он. — Есть у вас или у вашего... хозяина какие-нибудь инструкции на этот счет?

— Когда мой господин пожелает дать какие-либо инструкции, можете не сомневаться, что они будут даны. — Голова Моррийона склонилась набок, точно не могла удержаться на тонкой шее. «Это его, наверное, должарское тяготение так изуродовало», — содрогнувшись, подумала Тат. Интересно, как у него в каюте? Она ведь находится на должарской половине, где поддерживается стандартная сила тяжести в полтора «же».

— Пока что мой господин поручил мне передать вам его инструкции относительно содержания заключенных. Его отец, Аватар, требует, чтобы они прибыли на место назначения в добром здравии. Это значит, что они должны получать соответствующее питание... — И Моррийон своим ноющим голосом стал дотошно перечислять, какое белье следует выдавать панархистам и сколь часто его менять. Быстрорук набычился при первом же упоминании о заключенных.

Тат прикусила губу. Этот инструктаж сам по себе уже был оскорблением — точно Быстрорук слишком туп, чтобы знать, как обращаться с заключенными. Анарис, вероятно, узнал и о грязном белье, и о скудном рационе только после выходки Сандайвер, хотя и виделся несколько раз с Панархом. Значит, Панарх не жаловался, а Анарис ни о чем не спрашивал. Интересно.

— ...вопросы, которые я мог бы передать господину Анарису? — закончил Моррийон.

— Нет, никаких. Надеюсь, — ухмыльнулся Быстрорук, — что сами вы ни в чем не испытываете недостатка?

Но намек пропал впустую.

— У меня скромные потребности, — ответил Моррийон и направился к двери. У порога он оглянулся и добавил чуть тише: — Однако в интересах взаимопонимания советую вам уведомить свой экипаж, что приближается Каруш-на Рахали.

Он вышел, а Быстрорук потемнел от гнева и смущения.

Тат знала, что будет дальше, и не хотела оставаться в каюте, когда он начнет всех вызывать. Она поспешно закрыла свою систему, убрав все следы записи, вышла и побрела наугад по коридору.

У нее чуть не остановилось сердце, когда она столкнулась на перекрестке с Моррийоном. Он никуда не шел — он стоял и ждал. Ее.

Бешеный стук крови в ушах немного унялся, когда бори, ростом точно с нее, подошел к ней. Быстро оглядев пустой коридор, он прошептал: «Ты знаешь, что такое Каруш-на Рахали».

О жучках и шпионстве он ничего не сказал. Тат молча кивнула. На лице Моррийона появилась странная улыбка.

— Пусть думают, что жертвами станут они — это не повредит. — При слове «они» он показал на рифтерскую половину корабля, внимательно посмотрев на Тат, словно оценивая ее понятливость, и пошел дальше, волоча ноги, словно у него суставы болели или кости плохо срослись.

Коммуникатор Тат загудел: капитан вызывал к себе.

Быстрорука она застала у пульта; на экране виднелись данные о Должаре из «Справочника звездоплавателя».

— Здесь был этот червесос, — проворчал капитан. — Что это за Кай-рушнух такой? — Он постучал по экрану. — Тут сказано, что эти свихнутые, Логосом деланные должарианцы мочат друг дружку во время секса. Но рифтеры-то при чем? — Он изменился в лице. — Или он имел в виду, что они могут кинуться...

— ...на нас, — закончила Тат. Капитан начал ругаться на все возрастающих нотах, а она подумала, разрываясь между смехом и отчаянием, что рейс у них получится долгий.

Геласаар хай-Аркад плелся по коридору вслед за бори — каждую кость в его теле ломило от высокой гравитации. Долгое заключение на «Кулаке Должара» сказалось на всех пленниках; стандартная гравитация в их части «Самеди» принесла облегчение, но поправлялись они медленно. И эти походы в должарскую, утяжеленную часть корабля, какими бы краткими они ни были, не шли Панарху на пользу.

Моррийон нажал на вестник у каюты Анариса. Дверь открылась, и бори сделал Геласаару знак войти.

Анарис встал из-за пульта, стерев все с экрана быстрым движением руки, нажал еще на что-то и повернулся лицом к Панарху. Желудок Геласаар всколыхнулся, и гравитация в каюте стала нормальной. Он невольно вздохнул с облегчением.

Анарис указал ему на стул и занял привычную позицию перед ним — черная фигура с дираж'у в руках. Обычно Анарис садился, только когда работал, — Панарх помнил это еще со времен его отрочества на Артелионе.

— Может быть, немного понизить гравитацию в вашем помещении? — спросил должарианец.

Геласаар покачал головой.

— На Геенне сила тяжести нормальная, одно «же». Нет смысла слишком себя баловать.

Если Анарис и уловил иронию в этих словах, то не подал виду.

— Я был изумлен тем, как мало информации о вашей тюремной планете содержится в дворцовом компьютере. Только координаты, орбита карантинного монитора и место посадки.

— Я сам знаю немногим больше. Планета контролируется семьей Абуффидов — это определено указом Николая 1. Свои секреты они хранят про себя, а у меня не было причин расспрашивать их.

— И у вас нет сведений об условиях жизни на планете, кроме гравитации?

Условия жизни — не самое главное.

— Зона обитания, кажется, невелика.

— «Правитель ничей», — процитировал Анарис. — Но я не об этом хотел поговорить.

«Я тоже — хотя именно Геенна дает мне власть над тобой».

— Время на исходе, — сказал Анарис. — До Геенны меньше трех суток.

Панарх испытал шок. Что было причиной — страх, тревожное ожидание? Но он ничего этого не проявил, а Анарис продолжил:

— Поэтому я попытался подвести итог нашим беседам за все время пути от Артелиона. И решил, что вся ваша государственная философия умещается в двух афоризмах. Вот на них мы и употребим оставшееся нам время.

Геласаар сделал жест, означавший «Я в твоем распоряжении». Анарис, видимо, понял его — он блеснул зубами в подобии улыбки, прежде чем продолжить:

— Одно из этих изречений вырезано на камне над входом в конкордиум Лао Цзы.

— «Делай то, что не требует действия, и порядок будет сохранен», — с улыбкой процитировал Геласаар.

— Да. Помнится, мои учителя на Артелионе говорили мне, что это — фундаментальная аксиома вашего правления. Мне это непонятно. Как же править, если ты не действуешь? Власть проистекает из действий.

— Лао Цзы не говорил, что не надо действовать. Он сказал: делай то, что не требует действия.

Анарис смотрел непонимающе.

«Если я не сумею сделать так, чтобы ты это понял, тебе придется умереть, ибо твое полузнание делает тебя еще опаснее твоего отца».

— Помнишь, я говорил, что у ритуала нет антонимов? Что участвующему в ритуале крайне сложно против него восстать?

— Помню.

— То же самое и в политике. Делать то, что не требует действия, значит войти в поток, заключающий в себе все мыслимые варианты, и плыть по течению...

Анарис стал задавать вопросы, и мысли Геласаара разделились надвое: одна половина продолжала вести философскую дискуссию, другая подытоживала то, что Панарх узнал об Анарисе с их первой встречи в Тайной Палате на «Кулаке Должара».

За время их путешествия сын Эсабиана изменился — в этом сомневаться не приходилось. Он уже не был столь агрессивно самоуверен — значит, поумнел достаточно, чтобы подвергать сомнению не только чужие, но и свои мотивы. Однако заложенная в нем злоба, та, что прежде побуждала его часами изобретать способы уничтожения Брендона, теперь оформилась и приобрела цель.

«И это будет еще опаснее, если он не научился задавать вопросы», — подумал Панарх.

— Я понял, — сказал наконец Анарис. — Чем меньше приказов ты отдашь, тем меньше тебе будут противоречить.

— Совершенно верно. Лао Цзы также сказал: «Когда жаришь мелкую рыбу, убавь огонь».

Анарис, к великому удивлению Панарха, рассмеялся.

— Должарианец в таком случае бабахнул бы из раптора.

— И получил бы взамен только запах гари, так и не утолив голода, — согласился Геласаар.

Анарис задумчиво кивнул и нахмурился.

— Но я не убежден, что ваша модель правления не обусловлена межзвездными расстояниями, мешающими вам контролировать ситуацию.

«Ну, кажется, я до него достучался».

— Ах да, контроль. К тому мы еще вернемся. Меня не удивляет твоя сосредоточенность на этом предмете — ты ведь вырос на планете с неконтролируемой средой. — Панарх помолчал и добавил: — Не об этом ли трактует второй афоризм, о котором ты упомянул?

Анарис кивнул, подошел к пульту, потрогал клавиатуру, не включая ее, и сказал, не оборачиваясь:

— Да. Мы уже много раз его обсуждали: «Правитель вселенной — правитель ничей, власть над мирами держит крепче цепей». — Он снова повернулся к Панарху: — Ваш сын Семион не был с этим согласен, верно?

Геласаар ощутил прилив горя, смешанного с удивлением. Неожиданный поворот разговора застал его врасплох, и он ответил не сразу:

— Теперь мне так не кажется.

— Было много Панархов, которые не придерживались этого правила.

— Если ты так хорошо знаешь историю, то должен также знать, что они были наименее удачливыми в нашей династии. Самый худший из них буквально исчез с лица вселенной — вирус, по сей день существующий в ДатаНете, никому не открывает ни его единственного уцелевшего изображения, ни имени, с единственной целью искоренить всякую память о нем. Он, как и мой сын, забыл, что, чем большей властью ты обладаешь, тем меньше к ней можно прибегать.

Анарис хотел что-то сказать, но Геласаар жестом удержал его.

— Я устал и предлагаю отложить этот разговор до завтра. Однако подумай вот над чем, Анарис ахриш-Эсабиан. Твой отец, возможно, уже непоправимо нарушил равновесие Тысячи Солнц. От тебя зависит либо поправить дело, либо довершить разрушение. Чтобы решить, как поступить, советую тебе поразмыслить над аксиомами Джаспара, которые, можно сказать, и сделали нас такими, какие мы есть. Особенно над второй Полярностью: «Чем больше законов, тем меньше порядка; нельзя, чтоб система работала гладко».

Анарис посмотрел на него долгим взглядом и кивнул.

— Хорошо. Поговорим позже — после Каруш-на Рахали.

Геласаар, видимо, как-то все же проявил свое удивление: Анарис саркастически улыбнулся и нажал что-то на пульте. Дверь открылась и появился Моррийон.

— Это должарская заповедь, которая делает нас такими, какие мы есть.

— Это будет завтра, — сказала Тат.

Моб запрокинула голову и залилась смехом. Тат отвела глаза, чтобы не видеть ее жутких красных зубов.

— Ты говоришь, им драка нужна? — Кедр Файв оперся на окошко раздачи. — Ну а если не драться? Если прикинуться мертвым?

Присутствующие, ухмыляясь, выдвинули несколько версий. Тат пожала плечами.

— Не знаю. Сам проверь. Я в последний раз видела должарианца, когда мне было четыре года.

— Я замочу Дестаэр, — с похабным жестом заявил Хестик.

Тат представила себе высокую, с раскосыми глазами тарканку и подумала: как бы она тебя не замочила.

— Ну нет, она моя, — ухмыльнулся Кедр Файв. — Тебе и с нашими бори не управиться.

Все заржали. Тат, скрыв свое раздражение, покосилась на своего кузена Ларгиора, который молча продолжал играть.

Сандайвер запустила пальцы в свои блестящие волосы.

— Берите себе кого хотите, из этих амбалов, а мне оставьте Анариса.

В ответ послышались насмешки.

— Ты что, метку сделаешь на двери? — фыркнула Моб. — Или приманишь его тяжелой гравитацией?

— Захочет найти что получше, так найдет. — Ее слова подняли на смех, но насмешкам недоставало убежденности. Сандайвер могла иметь на корабле, кого хотела, — и часто имела. «Вся беда в том, — подумала Тат, глядя, как Сандайвер любуется собой в полированной секции обшивки, — что ей гораздо больше нравится натравливать своих любовников друг на друга».

— Надеюсь, Анарис разорвет ее пополам, — буркнул Ларгиор.

Это слышала только Тат. Их, трех бори, рифтеры большей частью игнорировали, если только не хотели чего-то от них. Или если не возникало нужды в жертвах, неспособных за себя постоять. Тат, как обычно, промолчала.

Ларгиор играл в фалангу с Даугом, крепким, усатым инженером. Тат следила за игрой с парой других рифтеров, стараясь не слушать не умолкающих разговоров все на ту же тему.

Ей было неуютно от сознания того, как хорошо Моррийон раскусил экипаж «Самеди». Он их не знал — во всяком случае, он вряд ли обменялся с кем-либо из них хоть несколькими фразами. Однако сумел сделать так, что все только и заняты предстоящим нападением должарианцев — даже о розыгрышах позабыли.

Ее внимание привлек новый взрыв хохота.

— Самая умора будет, если тарканцы начнут трахать этих старых чистюль, — выговорила Моб. — Вот бы поглядеть!

— Ну, к этим никого не пустят, — проворчал Хестик.

— А мне вот что интересно, — сказала Сандайвер, все еще глядя на свое отражение, — кто достанется этому уродцу Моррийону?

Тат похолодела. Моррийон бори — напрашивается прямая связь между ним и бори из экипажа.

Но тут Дауг направил разговор в другое русло:

— Он ведь нас предупредил, а мог бы и промолчать.

— Может, он к этому привык, — заметил Гриффик.

— К чему? — ухмыльнулся Кедр Файв.

Последовали новые версии относительно сексуальных предпочтений крупных, тяжелых тарканцев. Ларгиор, закончив игру, перемигнулся с Тат, и они потихоньку улизнули.

Тат при этом испытала большое облегчение. Она терпеть не могла проводить свободное время с другими в рекреации, но рифтеры не любили, если кто-то держался особняком. Кроме того, ее присутствие там немного уменьшало вероятность оказаться жертвой очередной каверзы.

— Мне надо проверить коммуникатор, — сказала она.

Он кивнул и сел в транстуб, а Тат отправилась в свою каюту. Она слишком устала, чтобы прослушивать запись с датчиков, помещенных капитаном в каюту панархистов, и просто провела поиск по ключевым словам, зная, что интересует капитана. Судя по объему файла, панархисты наговорили много, как всегда, но, судя по отсутствию простейших ключевых слов (война, Эсабиан, инфонетика, Флот), никаких важных тем не затрагивали. «Наверное, опять жевали свою философию», — подумала Тат и выключила пульт. Потом сбросила одежду на кровать, где никогда не спала, надела ночную рубашку и вышла.

Ларгиор и Демерах были у Ларгиора в каюте. Дем уже спал. Лар, посмотрев на Тат, вздохнул и сел, чтобы снять сапоги.

— Как ты думаешь, его не тронут? — спросила Тат.

— Тарканцы-то? Нет, конечно. Сразу по двум причинам: он всего лишь бори, и на голове у него рана. А этим амбалам главное — подраться.

Тат поморщилась, глядя на яркий багровый шрам на виске у Дема. Раненный при нападении на корабль, на котором братья летали раньше, Дем с тех пор ходил и говорил, как во сне. Хорошо еще, что он по-прежнему ловко управлялся на камбузе — ни один капитан не откажется от такого тихого, исполнительного работника.

— А мы? — спросила Тат. — Они все-таки не у себя дома, а на корабле.

Лар кивнул. Выросший в изгнании, он всю жизнь изучал историю и даже знал немного по-должарски.

— Мы всего лишь слабые, ничтожные бори, поэтому нас не тронут. Надо только держаться подальше от команды. Кто бы мог подумать, как это удобно — быть недостойным даже презрения? — усмехнулся он.

Тат засмеялась, и оба залезли в кровать.

На этот раз братья, чувствуя, что Тат нервничает, без лишних слов положили ее в середину. Дем сонно отодвинулся к стенке. Тат угнездилась между ними. Рука Дема обнимала ее за плечо, щекой она прижималась к мягким волосам Лара, ноги все трое переплели, грея друг друга, и страхи Тат понемногу начали проходить.

Она полежала немного, слыша по дыханию Лара, что он не спит, прошептала:

— Как им может нравиться такое?

— Кому нравиться? И что? — пробормотал Демерах.

— Спи, Дем, спи. — Он послушно засопел, и Тат погладила его руку. Ее переполняла нежность к двоюродным братьям. — Хоть бы у Лютаваэн и папы все было хорошо. Как ты думаешь, теперь должарианцы снова возьмут Бори?

— Не знаю, — шепотом ответил Лар.

— Хоть бы они не вернулись.

Лар переплел ее пальцы со своими.

— Я тоже скучаю по Лютаваэн. И по твоему отцу.

Тат снова, в который раз за год, пожалела, что ее сестра решила остаться с отцом. Но он счел, что слишком стар, чтобы идти в рифтеры, а домой он один, конечно, вернуться не мог. Одиночества бори избегают, когда только могут.

Новая мысль проняла Тат холодом.

— Кажется, я знаю, почему Моррийон спит, задрав ноги на стенку. — Сандайвер и другие покатывались со смеху, когда обнаружили это вскоре после прибытия должарианцев на борт.

— Ну конечно, — ответил Лар, удивленный, что она не сообразила этого раньше.

Тат представила себе, что значит для бори спать одному — и что должны были должарианцы сделать с ним, чтобы отучить от многовековой привычки. Один ночью, в холодной постели, без единой родной души рядом.

Она поморщилась, вспомнив редкие отзывы панархистов о Барродахе и передачи по гиперсвязи, показывающие, что он с ними делал.

Моррийон искалечен телесно, а Барродах — духовно. Подумать страшно, что у них за жизнь.

— Почему бы ему просто не уйти от них? Ведь он-то не узник.

— А власть? — пробормотал, засыпая, Лар.

— Да разве у них есть власть? У Последнего Поколения, у тарканцев? Тем, кто наверху, такая жизнь, может, и нравится, но не тем, кто внизу. Почему они не уходят?

Лар не повернул головы, но она почувствовала, что он усмехается.

— Некоторые уходят. Кое-кто даже остается в живых после этого. Но большинству такая жизнь, похоже, нравится.

Она, думая о предстоящем Каруш-на Рахали, выкрикнула:

— Но почему? В этом же нет смысла!

— Для нас. Мы — люди улья, как говорила мне мама. Наша сила в том, что нас много и мы трудимся вместе. А тарканцы, они борются за место в жизни. От этого злость. Сила — единственное средство, чтобы выжить. Гнев и борьба для некоторых людей равносильны сексу, для них уж точно. — Он с усмешкой оглянулся через плечо. — Они не рискуют быть отвергнутыми — просто берут, кого хотят.

Тат скривилась. Да, в этом есть смысл: сама она была слишком застенчива, чтобы флиртовать с посторонними, и ограничивала свои сексуальные игры пределами семьи.

— Мгм, — сказала она. — Нам тоже нравится заниматься любовью, но какое же удовольствие в том, чтобы ломать руки-ноги?

— Ну, я думаю, они не совсем уж насмерть сражаются, — фыркнул Лар. — Могу поспорить: те, кому это надо, сами выходят навстречу охотнику, точно как наши рифтеры. Если тебе так хочется поговорить об этом, ступай поищи Моб и Хестика.