Современная электронная библиотека ModernLib.Net

ДИКИЙ ВОЛК(Сборник НФ)

ModernLib.Net / Смит Георг Оливер / ДИКИЙ ВОЛК(Сборник НФ) - Чтение (стр. 26)
Автор: Смит Георг Оливер
Жанр:

 

 


      — Да, если бы я не согласился на ДТЛ, меня бы преследовали судебным порядком.
      — Такова суть, — сухо говорит адвокат.
      Этот человек кажется ей если не слабоумным, то до удивления простым. Она прочищает горло.
      Он тоже прочищает горло, Обезьяна видит и обезьяна делает.
      Постепенно, с большим количеством отступлений и запинок, он объясняет, что подвергается лечению, которое состоит в гипнотическом внушении сна. Он считает, что врач, внушая ему определенное содержание сновидений, нарушает права личности, определенные новой федеральной Конституцией 1984 года.
      — Что ж, аналогичный случай рассматривался в прошлом году в Аризоне, — говорит на это мисс Лилач. — Человек под ДТЛ пытался обвинить своего врача во внушении ему гомосексуальных тенденций. Конечно, врач использовал стандартную технику, а истец был ужасным человеком: его арестовали за попытки склонения к сожительству двенадцатилетнего мальчика среди бела дня, прямо в парке Феникс. Он проходил лечение в Техакане. Я хочу сказать, что вы должны быть осторожны в предъявлении таких обвинений. Большинство врачей на правительственной службе — очень осторожные люди. Если бы вы могли предоставить какое-нибудь реальное доказательство… Простые подозрения ничего не дадут. Они могут привести вас к обязательному лечению в лечебнице для душевнобольных в Линктоне или даже в тюрьме.
      — Может быть мне дадут другого врача?
      — Гм. На это нужна особая причина. Медицинская школа направила вас к этому Хаберу. Там хорошие специалисты, вы знаете. И если вы обратитесь с жалобой на этого Хабера, то скорее всего, вас выслушает представитель Медицинской школы и направившей вас к Хаберу. Возможно, это будет тот самый человек. Без доказательств он поверит скорее не пациенту, а доктору. Но в таком случае…
      — Душевная болезнь, — печально сказал клиент.
      — Точно.
      Некоторое время он молчал. Наконец, он поднял на нее глаза, чистые и ясные. Он улыбнулся и без гнева и надежды в голосе сказал:
      — Большое спасибо, мисс Лилач. Жаль, что я отнял у вас время.
      — Подождите, — сказала она.
      Возможно он и простак, но явно не сумасшедший. Он даже не выглядит невротиком. Просто — человек в отчаянии.
      — Не нужно сдаваться так легко. Я не говорю, что у вас нет причины. Вы утверждаете, что хотите избавиться от наркотиков, а доктор Хабер дает вам большие дозы фенобарбитала, больше, чем вы принимали сами. Возможно, мы организуем расследование. Хотя я очень в этом сомневаюсь. Но защита прав человека — моя специальность, и я хочу убедиться, что они здесь не нарушены. Вы ведь еще не объяснили мне ваш случай. Что делает доктор?
      — Если я расскажу вам, — с печальной объективностью сказал клиент, — вы решите, что я спятил.
      — Откуда вы знаете?
      Мисс Лилач не поддавалась внушению — прекрасное качество в юристе — но знала, что заходит в этом слишком далеко.
      — Если я расскажу вам, — тем же тоном продолжал клиент, — что некоторые из моих снов воздействуют на реальность, а доктор Хабер это обнаружил и использует мою способность в своих целях без моего согласия, вы решите, что я спятил, не так ли?
      Мисс Лилач некоторое время смотрела на него, опираясь подбородком на руку.
      — Что ж, продолжайте, — наконец, сказала она резко.
      Он правильно догадался, о чем она подумает, но будь она проклята, если она с этим согласится. И что с того, даже если он сумасшедший? Кто может жить в этом мире и не сойти с ума?
      Он с минуту смотрел на свои руки, очевидно, стараясь собраться с мыслями.
      — Видите ли, — сказал он, — у него машина, изобретение, как ЗЭГ, которое анализирует мозговые волны и руководит ими.
      — Вы хотите сказать, что он безумный ученый с адской машиной?
      Клиент слабо улыбнулся.
      — Я так выразился? Нет, мне кажется, у него очень хорошая репутация, как у исследователя, и он искренне хочет помочь людям. Я уверен, что у него нет намерения повредить мне или кому-нибудь другому. Мотивы у него благородные.
      Встретив на мгновение разочарованный взгляд Черной Вдовы, он запнулся.
      — Машина… Не могу сказать, как она действует, но он использует ее, чтобы держать мой мозг в же-стадии, так он это называет. Этот термин обозначает особый сон, когда человек видит сновидения. Он отличается от обычного сна. Хабер гипнотически усыпляет меня, потом включает машину, и я сразу же начинаю видеть сон. Обычно так не бывает. Так я это понимаю. Машина обязательно заставляет видеть сны. Я думаю, она их усиливает. И затем я вижу во сне то, что он мне внушил.
      — Гм. Похоже на несложный метод стандартного психоаналитика, чтобы анализировать сны. Но вместо этого он внушает вам под гипнозом содержание снов? Следовательно, я заключаю, что он по какой-то причине погружает вас в состояние, в котором вы видите сны. Установлено, что под гипнозом человек может сделать почти все, даже если бы в нормальном состоянии сознание ему не позволило бы этого. Это хорошо известно с середины прошлого века и установлено законом после дела Сомервилл против. Яроджавски в восемьдесят восьмом. Есть ли у вас основания считать, что доктор внушает вам что-нибудь опасное, что является для вас морально неприемлемым?
      Клиент колебался.
      — Опасное, да. Если считать, что сон может быть опасным. Но он ничего не заставляет, только видеть сны.
      — Сны, которые он вам внушает, вызывают у вас отвращение?
      — Он не злой человек. У него добрые намерения. Я возражаю только против того, что он использует меня как инструмент, как средство, пусть и для достижения хорошей цели. Я не могу судить его — мои собственные сны имели аморальный эффект, поэтому я и пытался подавить их наркотиками и впутался в эту историю. Я хочу выбраться из нее, избавиться от наркотиков, вылечиться. Но он не лечит меня. Он меня побуждает к новым снам.
      После паузы мисс Лилач сказала:
      — Побуждает к чему?
      — Изменять реальность, — упрямо и безнадежно ответил клиент.
      Вот он сидит, спокойный, мягкий, но теперь она уже знает, что если на него наступить, он не поддастся. Он удивителен.
      Люди, приходящие к адвокату, склонны скорее к обороне, чем к нападению. Все они чего-то добиваются: наследства, собственности, судебного предписания, развода, заключения под стражу. Она не могла понять, что нужно ему, такому беззащитному на первый взгляд В его просьбе не было смысла, но все же он убеждал ее, что в ней есть смысл.
      — Хорошо, — осторожно сказала она. — Но по ему плохо, что он заставляет вас видеть сны?
      — Я не имею права изменять действительность, а он не имеет права заставлять меня это делать.
      Боже, он верит в это. Он явно не в себе.
      Все же чем-то он подцепил ее, будто она рыба, теперь болтающаяся на крючке.
      — Как менять действительность? Какую действительность? Приведите пример.
      Она чувствовала к нему жалость. Такое чувство вызвал бы у нее шизофреник или больной паранойей, видящий иллюзорный мир, Перед ней был еще один “несчастный случай, характерный для наших времен, испытывающих душу человека”, как сказал президент Мердль в своем последнем обращении к народу.
      Он немного подумал.
      — Во время второго моего визита он расспрашивал о моих мечтах, и я рассказал, что иногда мечтаю о домике в дикой местности, как в старых романах, куда можно было бы уйти. Конечно, у меня не было никакой дачи. Но на прошлой неделе он, должно быть, внушил мне увидеть ее во сне, потому что теперь она у меня есть, дача в рассрочку на тридцать три года на правительственном участке в Сумолавском национальном парке возле Несковина. Я нанял летучее такси и в воскресенье летал смотреть ее. Очень хорошая дача, но…
      — Почему у вас не может быть дачи? Разве это аморально? Множество людей участвуют в лотерее, чтобы получить эти участки с прошлого года. Вам очень повезло.
      — Но у меня ее не было, — ответил он. — И ни у кого ее не было. Леса объявлены заповедником — вернее то, что от них осталось. Туда нельзя было даже заходить. Никаких рассрочек на дачи не было до прошлой пятницы, а когда я увидел во сне, все это появилось.
      — Послушайте, мистер Орр. Я знаю…
      — Я знаю, что вы знаете, мягко перебил он ее. — Я тоже знаю. Знаю, как в прошлом году решили распределить на участки остатки национального парка. Я участвовал в лотерее и получил выигрышный номер. И так далее. Но я знаю также, что до последней пятницы всего этого не было. И доктор Хабер тоже знает это.
      — Значит ваш сон в прошлую пятницу ретроспективно изменил всю реальность в штате Орегон, воздействовал на решение в Вашингтоне, принятое в прошлом году, и стер воспоминание об этом из памяти всех, кроме вас и доктора? — насмешливо сказала она. — Один сон! И вы его помните?
      — Да, — печально, но твердо ответил он. — Сон о даче и о ручье перед ней. Я не жду, что вы мне поверите, мисс Лилач. Я даже не думаю, что доктор Хабер по-настоящему поверил в это. Если бы было так, он был бы более осторожен. Видите ли, вот как это действует. Если он предложит мне под гипнозом увидеть розовую собаку, я ее увижу. Но в реальности такой собаки быть не может. Что же произойдет? Либо в комнате окажется большой пудель, почему-то выкрашенный в розовый цвет, либо, если доктор будет настаивать, что должна быть подлинно розовая собака, мой сон так изменит реальность, что она будет включать розовых собак. Повсюду. Окажется, что собаки всегда были черные, белые, коричневые и розовые. И одна из этих розовых собак часто бывает в кабинете. Допустим, это любимая колли доктора. Ничего чудесного, ничего неестественного. Каждый сон полностью скрывает все следы изменения. Когда я полностью проснусь, в кабинете будет самая обычная розовая собака, с вполне естественной причиной быть именно здесь. И никто не будет знать о двух реальностях, кроме меня и его. Я помню обе реальности, доктор Хабер тоже. Он был здесь в момент изменения и помнит содержание сна. Он не признается, что знает, но я знаю, что он знает. Для всех остальных розовые псы существовали всегда. Для меня и для него они были — и их не было.
      — Двойной ход времени, альтернативные вселенные, -сказала мисс Лилач. — Вы часто смотрите фантастические фильмы?
      — Нет, — сухо ответил клиент. — Я не прошу вас поверить мне. Конечно, вы не поверите мне без доказательств.
      — Да! И слава Богу!
      Он улыбается. У него доброе лицо. Она ему, как будто, нравится.
      — Но послушайте, мистер Орр, как я могу получить доказательства? Если вы всякий раз сами уничтожаете все доказательства изменения и так далее?
      — Можете ли вы, действуя как мой адвокат, добиться разрешения присутствовать на одном из сеансов? — с внезапной надеждой спросил он.
      — Гм. Возможно. Можно добиться, если найти весомую причину. Но если вы в качестве свидетеля пригласите адвоката, тем самым вы абсолютно разрушите отношения между врачом и пациентом. Ведь вы должны доверять ему, а он — вам. Вы зовете к нему адвоката, потому что хотите выбросить его из головы. Что он делает? Вероятно, пытается помочь вам.
      — Да. Но он использует меня в экспериментальных…
      Орр не закончил. Лилач застыла: паук наконец увидел добычу.
      — В экспериментальных целях? Да? Машина, о которой вы говорили экспериментальная? Подписали ли вы согласие на что-либо, кроме общей формы ДТЛ? Ничего? Похоже, мы нашли повод для жалобы, мистер Орр.
      — Вы сможете присутствовать на сеансе?
      — Возможно, Мы будем говорить о гражданских правах.
      — Вы понимаете, что я не хочу причинять доктору Ха-беру неприятностей? — беспокойно сказал он, — Я знаю, что он желает мне добра. Просто я хочу, чтобы меня лечили, а не использовали.
      — Если его мотивы благородны, но он использовал на человеке экспериментальное оборудование, особых неприятностей у него не будет. Я дважды занималась такими делами по поручению медицинского департамента. Первый случай — испытания индуктора гипноза в Медицинской школе. Он не работал. Второй — демонстрация того, как по внушению развивается агрофобия, и люди чувствуют себя счастливыми в толпе. Это устройство действовало, но не получило одобрения. Мы решили, что оно попадает под действие закона о промывке мозгов. Вероятно, я смогу получить в медицинском департаменте ордер на проверку этого… как бишь его? Что использует ваш доктор? Так вы не будете затронуты. Я вовсе не буду вашим адвокатом. В сущности, я даже не буду с вами знакома. Я — официальный представитель департамента. Если я ничего не добьюсь, у вас с доктором сохранятся прежние отношения. Остается только добиться доступа именно на ваш сеанс.
      — Он мне сам говорил, что я единственный пациент, на котором он испытывает Усилитель. Он сказал, что совершенствует его.
      — Значит, он действительно экспериментальный, что бы доктор с вами не делал. Хорошо. Теперь я знаю, что нужно делать. Мне потребуется неделя для формальностей.
      Он выглядел обескураженным.
      — Вы ведь не вычеркнете меня из действительности за неделю, мистер Орр?
      — Ни за что, — ответил он с благодарностью.
      Нет, это не благодарность. Она ему нравится. И он ей нравится. Она протянула ему свою руку, он встретил ее…
 

5

       Когда Великий Путь потерян, мы обретаем благожелательность и праведность.
Лао Цзе XVIII
      С улыбкой Уильям Хабер поднялся по ступеням Орегонского Онейрологического Института и через высокую дверь из поляризованного стекла вошел в сухое прохладное помещение с кондиционированным воздухом.
      Было только двадцать четвертое марта, но снаружи -как в сауне, внутри же было прохладно, чисто и строго. Мраморный пол, приличная мебель, стол секретаря из полированного хрома, эмалированный секретарь.
      — Доброе утро, доктор Атвуд!
      В холле мимо него прошел Атвуд, красноглазый и усталый. Он в лаборатории ночью следил за спящим больным. Теперь большую часть этой работы выполняет компьютер, но иногда необходимо присутствие незапрограммированного мозга.
      — Доброе утро, шеф, — пробормотал Атвуд.
      “Доброе утро, доктор!” он услышал также и от мисс Кроч в его собственном кабинете. Он был рад, что взял с собой Пенни Кроч, когда в прошлом году занял кресло директора института. Она была умна и предана, а глава такого большого исследовательского института нуждается в умной, преданной женщине в своей приемной.
      Он вошел в святилище.
      Бросив портфель и папки на диван, доктор потянулся и, как всегда, входя в кабинет, подошел к окну. Большое угловое окно выходило на восток и север, и из него было далеко видно: изгиб перекрытой множеством мостов Вильяметты у холмов, бесчисленные башни города, молочные в весеннем тумане, по обе стороны реки пригороды, уходящие за пределы видимости, и горы: Маунт-Худ, огромная, недалекая, с вершиной, затянутой тучами; севернее — далекий Адамс, как коренной зуб, и чистый конус Святой Елены.
      Вдохновляющий вид. Доктор Хабер не уставал им восхищаться. К тому же, после недели сплошных дождей барометр поднялся, и над речным туманом появилось солнце.
      Прекрасно зная по тысячам записей ЗЭГ о связи между атмосферными явлениями и состоянием мозга, он почти чувствовал, как свежий сухой ветер поднимает его настроение. “Нужно сохранить и улучшить этот климат”, — подумал он быстро, почти поверхностно. В его мозгу формировалось сразу несколько цепочек мыслей, и это мысленное замечание не было частью ни одной из них. Оно было сделано быстро и столь же быстро отодвинулось в глубины памяти. Хабер включил диктофон и начал диктовать одно из множества писем, написание которых входит в занятие руководства большим правительственным институтом. Конечно, это литературная поденщина, но ее нужно сделать, а он человек долга. Он не возражал против этой работы, хотя она отнимала у него много времени, необходимого для исследований. Теперь он проводил в лаборатории всего пять-шесть часов в неделю и сохранил только одного пациента, хотя, конечно, присматривал и за лечением нескольких других.
      Одного пациента он все же сохранил. В конце концов, он — врач. Доктор Хабер занялся исследованием снов и онейрологией, чтобы совершенствовать терапевтические средства, создавать новые. Его не интересовало отвлеченное знание, наука для науки: незачем исследовать что-нибудь, если это нельзя использовать. Уместность была его пробным камнем. Он всегда будет иметь хоть одного пациента, чтобы помнить об этом фундаментальном обязательстве, чтобы сохранить контакт с человеческой реальностью, потому что нет ничего важнее людей.
      Человек существует постольку, поскольку он соотносится с другими людьми, и мораль — бессмысленное слово, если только не определишь его по отношению к другим, как проявление своей социальной сущности в целом.
      Его нынешний клиент, Орр, придет в четыре. Они отказались от ночных сеансов.
      Мисс Корч напомнила, что сегодня на сеансе будет присутствовать инспектор Департамента Здравоохранения. Он хочет убедиться, что нет ничего незаконного, аморального, вредного, злого и так далее в операциях с Усилителем. Будь прокляты эти правительственные ищейки!
      Так всегда было с сеансами и сопутствующей им публичностью, общественным любопытством, профессиональной завистью, соперничеством различных направлений. Если бы он оставался частным исследователем и второсортным врачом в Восточной башне Вильяметты, вероятно, никто и не заметил бы его Усилитель, пока он не решил бы, что аппарат готов для рывка, и он продолжал бы спокойно исследовать и совершенствовать свое изобретение. Теперь же, когда он занят самой тонкой работой — психотерапией, правительство присылает юриста, который не поймет и половины увиденного, а остальное поймет неверно.
      Юрист пришел в пятнадцать сорок пять, и Хабер вышел в приемную, чтобы встретить его — ее, как оказалось, — и сразу же установить теплые и дружественные отношения. Лучше, если инспектор сразу увидит, что ты не боишься, готов отвечать на любые вопросы и настроен сердечно… Многие врачи проявляют свое возмущение, когда приходит инспектор: такие врачи редко получают правительственные субсидии.
      Не так-то просто установить сердечные теплые взаимоотношения с этим инспектором.
      Она щелкала и звенела. Тяжелые медные застежки сумки, тяжелые медные и латунные украшения, щелкающие каблуки туфель, большое серебряное кольцо с уродливой африканской маской, нахмуренные брови, твердый голос, щелк, хлоп, бряк… Через десять секунд Хабер заподозрил, что все это щелканье — маска, как на кольце: много звуков и резкость маскируют робость. Однако это не его дело. Он никогда не узнает женщину под маской, да и не в ней дело. Главное — только суметь произвести на мисс Лилач, как на инспектора, нужное впечатление.
      Если не очень сердечно, то и не плохо— она компетентна, занималась этой работой и раньше и подготовилась заранее к этому случаю. Она знала, о чем спрашивать и как слушать.
      — Этот пациент, Джордж Орр, — сказала она, — он не наркоман, верно? После трех недель лечения можно ли его характеризовать как тревожную личность или как психически больного?
      — Как тревожную личность, в том значении, в котором употребляет это слово Департамент Здравоохранения. Глубоко тревожную, с искусственно изменяемой ориентацией на реальность, но его состояние улучшается.
      У нее с собой был карманный диктофон, и она все записывала, каждые пять секунд, как и требовал закон, прибор издавал негромкое “ти-ин”.
      Не расскажите ли о средствах лечения (ти-ин). И какую роль в нем играет эта машина? Не объясните ли мне (ти-ин), как она устроена? Это есть в вашем отчете, но что она делает? (Ти-ин). Например, чем она отличается от устройства ЭЛЕКТРОСОН и обычного шлема?
      — Этот прибор, как вы знаете, генерирует разнообразные низкочастотные импульсы, которые стимулируют нервные клетки головного мозга. Эти сигналы можно назвать неопределенными. Их воздействие на мозг в целом напоминает воздействие стереоскопического света в критическом режиме или слуховых стимулов, типа барабанного боя. Усилитель выбирает определенный сигнал, воздействует на специальную специфическую область коры головного мозга. Например, субъекта можно научить производить альфа-ритмы по своему желанию. Усилитель делает это без всякого обучения, даже если пациент в таком состояние которое обычно не позволяет производить альфа-ритмы через электроды, размещенные соответствующим образом. Через несколько секунд мозг воспринимает нужный ритм и производит их сам так устойчиво, как дзен-буддист в трансе. Точно так же можно вызвать любую стадию сна, с ее типичными циклами и региональной активностью.
      — Стимулирует ли он центр удовольствия или резервные центры?
      О, блеск в глазах, при одном только упоминании центра удовольствия! Хабер сдержал иронию и раздражение и ответил с дружеской искренностью:
      — Нет. Это не электростимуляция и не химическая стимуляция любого центра. Усилитель не вторгается в особые зоны мозга. Он просто подталкивает к изменениям всю мозговую активность, заставляет перейти на другую, тоже естественную стадию. Как навязчивый мотив, заставляющий вас двигаться в такт. Мозг входит в нужное для терапии состояние и сохраняет его, сколько нужно. Я назвал прибор Усилителем, чтобы подчеркнуть, что он ничего не создает, ничего не приносит извне. Сон, внушаемый Усилителем — это самый нормальный, естественный сон. Разница между усилителем и устройством “электросон” та же, что между костюмом, сшитым на заказ, и массовым пошивом. А разница с методом вживления электродов — о, черт! — как между скальпелем и кузнечным молотом.
      — Но как вы создаете стимулы, которыми потом (ти-ин) пользуетесь? Записываете ли, например альфа-ритмы здорового человека, чтобы использовать на больном (ти-ин)?
      Он избегал этого пункта. Он не собирался лгать, конечно, но просто нет смысла говорить о незавершенном исследовании, пока оно не испытано. На неспециалиста это может произвести дурное впечатление. Хабер отвечал, сам с радостью слушая собственный голос, вместо ее щелканья, звона и стука, — любопытно, как только он слышит ее слова!
      — Вначале я использовал набор усредненных стимулов, записанных от разных субъектов. Пациент, упомянутый в отчете, с успехом подвергался такому лечению. Но я чувствовал, что этот эффект случаен. Я начал экспериментировать на животных: конечно же, на кошках. Мы, исследователи снов, любим кошек: они так много спят! И вот, работая с животными, я заметил, что наиболее перспективны стимулы, записанные у того же субъекта. Нечто вроде автостимуляции. Видите ли — специфика. Мозг отвечает на собственные альфа-ритмы немедленно. Конечно, наряду с исследовательскими открываются и терапевтические возможности. На ритм пациента можно постепенно накладывать несколько иной ритм, более здоровый, записанный ранее оттого же субъекта или от иного. Это может оказаться весьма перспективным и в случаях повреждения нормальных функций мозга, при мозговых травмах. Тем самым мы поможем мозгу восстановить старые связи по новым каналам. Самому по себе, мозгу это гораздо труднее. Можно попытаться “научить” неправильно функционирующий мозг новому умению и так далее. Однако все это предварительные рассуждения, а как только я займусь непосредственными исследованиями, я тут же зарегистрирую их в Департаменте.
      Это было абсолютной правдой. Не было необходимости упоминать, что он все время занимается исследованиями, поскольку они были незаконченными и могли быть неверно поняты.
      — Можно сказать, что стимулирование, которым я пользуюсь, воздействует на пациента только во время работы машины — от пяти до десяти минут.
      Он больше знал об особенностях работы инспектора, чем она о его работе. Он видел, как она слабо кивнула в ответ на последнюю фразу. Так и должно быть.
      Потом она сказала:
      — Что же она делает, эта машина, сданным пациентом?
      — Я перехожу к этому, — ответил Хабер.
      Он быстро сменил тон, так как в нем явственно начало проступать раздражение.
      — В данном случае у нас субъект, боящийся сновидений — онейрофобия. Мое лечение заключается в совмещении традиционной и современной психотерапии. Пациент усыпляется здесь в контролируемом состоянии. Нужное содержание сна достигается гипнозом-внушением. Пациента учат спать и видеть безопасные сны, чувствовать удовольствие и так далее. Это со временем избавит его от комплексов. Усилитель — идеальный инструмент для этой цели. Он усиливает типичную j-активность пациента. Обычно требуется от часа до полутора, чтобы пациент миновал стадию обычного сна и вступил в j-стадию. На дневных сеансах такая трата времени непозволительна. Больше того, во время глубокого продолжительного сна гипнотическое внушение слабеет и может быть совершенно стерто. Это нежелательно. Очень важно, чтобы на сеансах у пациента не было дурных снов, не было кошмаров. Усилитель одновременно и экономит мое время и является фактором безопасности. Терапию можно проводить и без него, но на это, вероятно, потребуется много месяцев. С ним же я ожидаю выздоровления в течение недель. Возможно, это не менее ценное средство, чем гипноз в психоанализе и терапии.
      — Ти-ин, — произнес диктофон инспектора.
      — Бонг, — ответил ему коммуникатор негромким, богатым и авторитетным голосом.
      Слава Богу!
      — Вот и пациент, Сейчас, мисс Лилач, вы с ним встретитесь и, если хотите, можете немного побеседовать. А потом вы сядете в это кожаное кресло в углу и постараетесь быть незаметной. Хорошо? Ваше присутствие не должно отразиться на пациенте, но если ему об этом постоянно напоминать, его реакции могут замедлиться. Видите ли, он в очень беспокойном состоянии, с тенденцией интерпретировать все происшествия как угрозу для себя и вырабатывать соответствующую защиту. Увидите сами. О да, выключите запись. Терапевтические сеансы не для записи. Верно? Вот так, хорошо. Да, здравствуйте Джордж, входите! Это мисс Лилач, работник Департамента Здравоохранения. Она хочет посмотреть Усилитель в действии.
      Эти двое неловко и напряженно пожали друг другу руки. Бряк-бряк — браслеты инспектора. Контраст поразил Хабера — резкая женщина и мягкий, бесхарактерный мужчина. У них не было ничего общего.
      — Теперь, — сказал он, — я предлагаю приступить к делу.
      Он радовался началу сеанса.
      — Если только вы, Джордж, не хотите предварительно о чем-нибудь поговорить.
      Говоря это, он настойчиво рассаживал их на свои места: Лилач на стул в углу комнаты, Орра на кушетку.
      — Прекрасно. Начнем. Все будет записано, и Департамент убедится, что Усилитель не лишает вас чувств, но заставляет отвердеть ваши эмоции, не ухудшает работу мозга и, вообще не имеет никаких побочных эффектов, разве что легкое компенсирующее уменьшение стадии j-сна сегодня ночью.
      Закончив фразу, он небрежным жестом положил руку на горло Орра.
      Орр уклонился от контакта, будто никогда не подвергался гипнозу.
      — Простите. Вы подошли так внезапно.
      Необходимо было полностью загипнотизировать клиента, используя индуктивный метод. Он абсолютно законен, конечно, но довольно драматичен, и Хабер не хотел бы пользоваться им в присутствии представителя Департамента. Он сердился на Орра, чувствуя в последних сеансах его нарастающее сопротивление. Добившись подчинения пациента, он снова включил запись со скучным повторением все углубляющегося транса и постгипнотическим внушением для сеанса:
      — Вам удобно, вы расслабились, вы глубже погружаетесь в транс…
      И так далее.
      Пока шла запись, Хабер отошел к столу и с серьезным видом и спокойным лицом принялся сортировать бумаги, игнорируя присутствие Лилач. Она смотрела в окно, на башни города, и молчала, зная, что нельзя прервать сеанс гипноза.
      Наконец, Хабер остановил запись и надел на голову Орра шлем.
      — А теперь поговорим о вашем будущем сне, Джордж. Хотите?
      Медленный кивок пациента.
      — В последний раз мы говорили о том, что вас беспокоит. Вы сказали, что работа вам нравится, но не нравится ездить в подземке. Вы сказали, что толпа угнетает вас. Вы чувствуете, что как будто нет достаточного пространства, нет свободы.
      Он помолчал, и пациент, который в гипнозе становился особенно молчалив, сказал:
      — Перенаселение.
      — Гм, да, вы используете это слово. Это ваше слов©, ваша метафора для этого ощущения несвободы. Давайте обсудим это слово. Вы знаете, что в восемнадцатом веке Мальтус нажал кнопку тревоги о росте населения, а тридцать-сорок лет назад был второй приступ паники и все равно население растет. Но все ужасы, которые рисовались воображению, не наступили. Сейчас совсем не так плохо, как предсказывали. Нам всем вместе хорошо живется в Америке, и если наши жизненные стандарты в чем-то уступают предшествующим поколениям, то в других отношениях, они их намного превосходят. Но допустим, страх перед перенаселением действует не внешне, а внутренне, на состояние мозга. Если вы чувствуете себя стесненным множеством людей, когда этого на самом деле нет, что же это значит? Может быть, что вы боитесь контактов с людьми, боитесь соприкосновения с ними. И именно так вы находите повод держать реальность на некотором удалении.
      ЗЭГ действовала. Продолжая говорить, Хабер подключил Усилитель.
      — Теперь, Джордж, мы еще немного поговорим. А когда я произнесу слово “Антверп”, вы уснете. Проснувшись, будете чувствовать себя отдохнувшим и полным энергии. Вы не вспомните то, что я вам сейчас говорю, вы запомните свой сон.
      Вам будет снится то, что вас беспокоит — перенаселение. Во сне вы убедитесь, что в сущности не это вас беспокоит. Люди не могут жить в одиночестве. Оказаться в одиночестве — худший вид наказания. Нам нужны окружающие, чтобы помогать нам, чтобы мы им помогали, соперничали с ними, чтобы наш мозг работал.
      И так далее. Присутствие инспектора мешало Хаберу: приходилось пользоваться абстрактными словами, вместо того, чтобы прямо изложить содержание сна.
      Конечно, он не фальсифицировал свой метод, чтобы обмануть наблюдателя, его метод просто еще не имел вариантов. Он кое-что менял от сеанса к сеансу, ища способ внушить наиболее полно желаемое содержание сна, и всегда он наталкивался на сопротивление, которое иногда несло в себе сверхтрудный мыслительный процесс, а иногда — упрямство самого Орра. Во всяком случае, сон никогда не получался точно таким, каким его планировал Хабер, и это отвлеченное рассуждение может подействовать не хуже других. Возможно, оно вызовет меньшее подсознательное сопротивление Орра.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33