Внезапная тишина во дворе оглушила ее; совершенное отсутствие всякого шума. Она постояла, прислушиваясь: не было слышно ни кудахтанья кур в их клетках-темницах, ни голоса Джоби, даже ветер стих. Абсолютная тишина, она почти боялась нарушить ее, хлюпанье ногами по густой грязи казалось ей святотатством, как будто Бог повелел прекратить весь мирской шум для Его блага.
Секунды эти показались ей вечностью, как ежегодные минуты молчания у Кенотафа в Поминальное воскресенье. Хочется кашлянуть или чихнуть, но не осмеливаешься. Просто ждешь. И тогда тишина взорвалась шумом, натиск звука, как будто его удерживали силой, и наконец дамба прорвалась. Он обрушился на Салли Энн с такой оглушительной силой, так неожиданно, что ее первой реакцией было желание убежать и спрятаться. Куры-несушки, тысячи их, все одновременно подали голос; их кудахтанье было яростным, испуганным, не озабоченным квохтаньем птиц, откладывающих яйца, а ожесточенным, пронзительным криком тех дней, когда они были еще летающей дичью. Звуки эти вибрировали в воздухе, достигая крещендо. Она зашаталась от них, словно от урагана, налетающего на нее, ударившего. Она почувствовала, как кто-то пронесся мимо нее, задев, оттолкнув в сторону, побежал к большому курятнику.
— Папа! — Она почти закричала, заставила себя пойти следом за его высокой фигурой. Он был на грани паники.
Он исчез за дверью. Шум стоял оглушительный; Салли Энн не поняла, закричала она, или только попыталась; ряды проволочных клеток сотрясались, грозя перевернуться в любую секунду, когда несколько тысяч кур бросалась на дверцы своих отдельных камер, хлопая и трепеща крыльями, старались просунуть сквозь сетку свои тощие шеи без перьев; перья и пыль взлетали, словно снежная буря. Глаза у кур были выпучены, клювы широко раскрыты, они визгливо кричали от ужаса и гнева, их окровавленные лапы бешено колотили по щелевому полу.
Салли Энн остановилась в дверях, увидела, как отец пробирается сквозь эту живую бурю, держась за столбы, чтобы не упасть. Другая фигура — Джоби, на его красивом лице замешательство, растерянность. Они кричат друг на друга, слова тонут в какофонии звуков, они дико жестикулируют, увертываясь от злых клювов, наносящих удары наугад в поисках человеческого тела. Яйца катались, бились, из кур лились испражнения, стояла удушающая вонь. Израненные птицы падали на дно клеток, вновь поднимались, вновь бросались на сетку. Только смерть остановит их, нанесенные ими самими смертельные раны. Взбесившиеся пеструшки.
И вдруг все прекратилось так же внезапно, как и началось. Как будто по сигналу куры прекратили бешено биться о сетку клеток, отошли от нее, шатаясь, уселись неуклюже, глядя в замешательстве; их ярость и ужас исчезли. Птицы сгрудились, тревожно квохча, некоторые валялись без признаков жизни. Вновь наступила тишина; душная от пыли тишина; перья плавно опускались на пол. Что бы это ни было, все кончилось. По крайней мере, сейчас.
— Что... что, черт возьми, случилось? Что происходит? — Клифф Моррис все еще стоял, вцепившись в столб, словно оставшийся в живых после неожиданно налетевшего торнадо, лицо белое, все тело дрожит. — Может быть, кто-то объяснит мне, что все это значит?!
— Я... не... знаю. — Джоби провел ладонью по лбу. Он тоже был потрясен. — Все началось внезапно. Только что они спокойно поедали корм, и вдруг впали в ярость.
Клифф Моррис окинул взглядом длинное помещение. Крысы? Нет, крысы не беспокоили кур. Тогда хорек? В Хоупском лесу водились хорьки, большие зверьки, оставлявшие после своих набегов убитых и растерзанных домашних птиц. Свирепые ночные охотники, они способны пролезать туда, куда ни за что не проникнет лиса; обезумевшие мародеры, которые, почуяв кровь, впадают в экстаз, начинают убивать всех подряд. Вот кто это был — хорек; и никто другой.
— Здесь, должно быть, побывал хорек, — Клифф Моррис говорил таким тоном, словно ему надо было убедить в этом самого себя, потому что это был единственный способ сохранить здравый рассудок. Никакого другого объяснения не могло быть. — Но он уже исчез. — По крайней мере, видно его нигде не было, наверно, убежал.
Джоби медленно кивнул.
— Это должен быть хорек, мистер Моррис.
— Проверь-ка остальные клетки. — Высокий фермер неуверенно зашатался, отпустив свою опору, и Салли Энн, наблюдавшей за ним, подумалось, что если бы в курятнике никого не было, он бы бросился отсюда вон, не разбирая дороги. — Хорек напугал их, мы потеряли несколько кур, но в общем с ними все в порядке. Убери дохлых птиц, Джоби. Я поставлю капкан, вдруг это стервец опять явится.
Салли Энн встретилась в дверях взглядом с отцом. Казалось, прошло несколько секунд, прежде чем на его лице появилось выражение того, что он узнал ее, может быть, раздражение, что она явилась свидетельницей его страха и паники.
— Завтрак на столе, Сал, — буркнул он и резко прошел мимо нее.
— Я сейчас приду, — ответила она, стоя там, прислушиваясь, как затихают его хлюпающие по грязи шаги. Эту грязь Клифф Моррис любовно называл фермерским двором.
Что-то здесь было не так, что-то ужасное. В ее голове вновь зазвучал навязчивый мотив, слова пытались подстроиться под ритм.
Птица летит, дикая и свободная... летит вдаль... высоко в небе. Салли Энн собралась с духом, почти готовая к тому, что колония этих ободранных несушек снова бросится на сетку. Но они кудахтали, поклевывая корм, как ни в чем ни бывало. С ними все в порядке, ты, наверно, все это выдумала. Она закашлялась от пыли, глаза у нее заслезились, вместо приближающегося Джоби она увидела какое-то расплывчатое пятно.
— Ты все видела, Салли Энн, — сказал он, остановившись перед ней, понизив голос до шепота. — Не так ли?
— Да, — она вытерла глаза салфеткой, скатала ее в шарик, бросила на пол. — Папа считает, что это был хорек.
— Это был не хорек, — голос его дрожал. — Это был я, Салли Энн. Я!
— Что за глупости!
— И все-таки это правда. Они взбесились от моего пения.
— Не дури, Джоби. Ты и раньше здесь пел, и они никакого внимания не обращали. Да и вообще, я читала в одном папином журнале для фермеров, что какой-то фермер специально включал музыку во время доения, потому что коровы тогда дают больше молока, музыка их успокаивает.
— И все же я знаю, что все произошло по моей вине. Я начал петь песню о свободных птицах, о том, как птицы вылетают из клеток, возвращаются в дикую природу. Я даже не знаю всех слов, но оказалось достаточно того, что я спел.
— Что ж, тогда смотри, будь осторожен здесь, не пой, что попало, — рассмеялась она, но как будто через силу. — А, может быть, они взбесились потому, что я сюда шла.
— Но сейчас с ними все в порядке, — он внимательно посмотрел на клетки. — Думаю, надо мне закончить кормежку и почистить клетки.
— Хорошо, что ты здесь будешь, — она улыбнулась. — Надеюсь, ты не собираешься теперь уйти из Хоупа?
— Пока нет. — Ему очень хотелось опустить глаза, щеки его горели. Проклятье, она опять читает его мысли, чувствует его вину. Но ее нельзя винить в смерти Харриэт Блейк, это невозможно. Смерть Харриэт была естественной, от удара. Я пошел в город и нашел проститутку, хотя в темной комнате она была тобой, Салли Энн.
— А тот глупый мальчишка все еще бывает у тебя?
— Элли? Нет, я его прогнал. Ты оказалась права насчет него, добра от Элли не жди.
— Хорошо. — Улыбка ее была почти довольной. — У меня уже давно было подозрение на его счет, а я научилась доверять своим подозрениям, Джоби. Ты уверен, что он больше не придет?
— Не думаю. Я его вышвырнул. В буквальном смысле.
— Что ж, прекрасно. Я вижу, ты опять носишь свой амулет. — Он покраснел еще сильнее. Извини, я подумал, что ты могла его взять, Салли Энн. — Я нашел его у раковины. Он, наверно, слетел с цепочки и закатился туда, когда я мылся.
— Или, может быть, Элли взял его, а потом передумал и принес назад, оставил его где-то лежать, чтобы ты нашел его и решил, что обронил.
— Это... возможно.
— Тебе этот амулет удачи не принес, так что не знаю, что это ты так переживал. Если ты хочешь забыть о своей матери, зачем носить то, что она дала тебе, Джоби?
— Наверно, привычка, я его всегда носил. — Он почувствовал неуверенность — снова начала действовать сила Салли Энн. Если ты не хочешь, чтобы я носил его, я не буду. Но она сменила тему.
— Ты уже победил свои страхи перед чердаком и тем чуланом под лестницей?
Во рту у него пересохло, по спине пробежали мурашки.
— Я все разбил на чердаке. — Он почувствовал, что сказанное прозвучало по-детски: у меня был приступ раздражения. — У матери там было что-то вроде храма. Теперь его больше нет.
Салли Энн вскинула брови, сморщила уголки дерзкого рта в слабой улыбке, как будто хотела сказать: «Я все это знала, но нужно было, чтобы ты обнаружил это сам!»
— А чулан под лестницей?
— Там пусто, а то бы я все расколошматил. Я прищемил дверь стулом, но... но она снова открылась.
— Хочешь, я пойду с тобой туда, уничтожу твое последнее привидение?
Словно ударная волна охватила его, мурашки поползли к затылку.
— Нет, ты не обязана это делать, Салли Энн. Да там, скорее всего, ничего нет, только мои собственные страхи.
— Но если бы я доказала тебе это, у тебя бы исчезла причина бояться.
— Наверно, ты права, — неохотно признал он.
— Так я зайду вечером, — она отвела взгляд от его глаз, медленно оглядела его тело, задержавшись на несколько секунд, как будто знала, что у него начинается эрекция. Потом быстро повернулась на каблуках, вышла из курятника во двор; ее бедра, обтянутые джинсами, покачивались, несмотря на то, что ей приходилось выбирать дорогу, чтобы не ступить в грязь.
Джоби закрыл глаза, снова открыл. Может быть, все это только сон, Салли Энн дразнила его в одной из его фантазий.
Но стоя в холодном, сером свете ноябрьского утра, он знал, что это правда.
Судьба вновь заманила его в Спарчмур. И опять это место посетила смерть; он пристально взглянул на кучу коричневых перьев, на закрытые глаза. Это он их убил. Он не знал как и почему, он знал только, что убил их — он был в этом так же уверен, как и в том, что это он обезглавил Тимми Купера. По какой бы причине ни умерла Харриэт Блейк, косвенно он был в этом виновен. Если бы она не пришла к нему той ночью, она была бы сейчас жива.
В отчаянии он схватился за тот же самый толстый деревянный столб, который совсем недавно служил опорой Клиффу Моррису. В голове у него завертелся калейдоскоп виноватых мыслей, упреков. Лицо Элли, умоляющее. Не делай этого, Джоби, не убивай себя.
Его пронзил шок, потому что он не думал об этом раньше; страх, потому что эта мысль пришла ему в голову. Это просто мысль, но она не покидала его. Ты — предвестник смерти, Джоби Тэррэт. Даже если ты уйдешь из Хоупа, проклятье будет идти за тобой следом. Есть лишь один способ остановить его!
Весь дрожа, он попытался собраться с духом и начал вытаскивать из клеток дохлых кур.
Глава 13
Это утро не прошло даром для Джоби, решила Салли Энн, разглядывая его в желтом свете керосиновой лампы. Он был потрясен, по нему это очень сильно ударило. Его обветренное, загорелое лицо побледнело, стало почти серым глаза беспокойно блуждали, вглядываясь в тени в углах комнаты — не скрывают ли они чего-нибудь. Может быть, не совсем подходящее время для поисков призраков в чулане. Какой бы силой ты не обладал, Джоби, тебе от нее нет толку. Отчасти его нервное состояние возбуждало ее. Я позабочусь о тебе, Джоби, предоставь все Салли Энн. Я ненавижу твоего отца и свою мать, но я люблю тебя.
Ее постоянно мучила одна мысль, от которой она не могла избавиться. О, если бы ей удалось тогда остановить Харриэт Блейк, не дать ей придти сюда, предупредить ее греховные намерения. Эта шлюха провела в доме Джоби всю ночь, что могла означать лишь одно — Джоби больше не девственник! Сама мысль об этом разжигала в девушке пламя ревности, раздувала ее ненависть к трупу, покоящемуся на кладбище в Хоупе. О, я отомстила, но слишком поздно, плоть, которой я желаю, уже осквернена. Но это не помешает нашему союзу, соединению двух сил, которые порождены одним и тем же семенем, и мощь этого союза будет непреодолима.
— Только десять кур погибли сегодня утром, — Джоби, очевидно, все еще думал о несчастье в курятнике. — Нам еще повезло.
— Я рада — из-за папы, — она повернулась, чтобы согреть ладони над огнем, не желая, чтобы он увидел выражение ее лица. — Он охвачен этой безумной идеей — добиться, чтобы куры несли яйца с низким содержанием холестерина, ничто другое его не интересует. Он подло вел себя с моей матерью последние двадцать лет. Не в том смысле, что по-свински относился к ней, гулял или колотил ее, как делают другие, нет, он просто игнорировал ее полностью. Он, вероятно, совершенно равнодушно воспримет ее смерть, разве что некому станет готовить ему еду, а уж я его домохозяйкой быть не собираюсь. Знаешь, мама ведь при смерти.
Джоби непонимающе уставился на нее.
— О, я это знаю, да и она, конечно, догадывается, что же касается папы, то он считает, будто у нее просто надоедливый кашель, который со временем пройдет.
— Не лучше ли тебе вызвать врача?
— Это уж ее дело, — горькая полуусмешка. — Да он, вероятно, и не сможет ей помочь, может быть, пропишет только болеутоляющее. Между прочим, Джоби, — Салли Энн совершенно внезапно перешла на другую тему, следуя своей привычке намеренно заставать других врасплох. — Я думаю, что Харриэт Блейк была здесь в ту ночь, перед смертью, перед тем, как ее нашли мертвой в ее доме.
Джоби сильно вздрогнул, еще больше побледнел, стал заикаться.
— Да... я... она зашла, у нее была депрессия. Ей нужна была компания.
Салли Энн повернулась к нему от огня, и глаза ее, казалось, стали еще зеленее, они горели с яркостью дорожного светофора.
— И вы занимались любовью. — Это было утверждение, не вопрос.
Джоби попытался силой отвести свой взгляд, но это оказалось невозможно; губы его шевелились, но слов не было слышно.
— У вас было... половое сношение, — прошептала она раздраженно, и ему показалось, будто свет от вонючей керосиновой лампы потускнел, что тени сгустились.
— Да, — односложно ответил он.
— Я думала, что это должно было произойти. — Теперь она успокоилась и расслабилась, но не улыбалась. — А неделю назад ты уходил куда-то на всю ночь.
Сердце у Джоби оборвалось, словно упал тяжелый молот. Перед глазами все поплыло, но эти пронизывающие его зелены глаза он видел отчетливо. Давай, скажи мне, Джоби, потому что я хочу знать. Ты не можешь ничего утаить от меня, так же, как ты ничего не мог скрыть в детстве от матери.
— Я знаю, ты куда-то уходил, — она настаивала на его ответе, мягко, но упорно, словно опытный следователь. — Мне известно о тебе почти все.
— Я пошел в город... нашел проститутку... мне было нужно.
— Ах так... понимаю. — Внезапно ее давление на него уменьшилось. Он сказал ей все, что она хотела знать. Выражение ее лица было отсутствующим, скрывающим ее самые глубокие чувства. — Последнее время тебе страшно не везет, Джоби. Думаю, это все потому, что ты один и слишком много думаешь о призраках. И этот Элли ничего хорошего тебе не принес. Если хочешь знать мое мнение, так это он все время пел о тех вещах в чулане, и ты в конце концов поверил в них сам.
— Он предложил помочь мне. Он придерживал лестницу, пока я лез на чердак.
— Разумеется. Ты поднимись туда и посмотри, Джоби, а пока тебя не будет, я открою дверцу чулана и еще раз напутаю тебя, когда ты спустишься.
— Я... у него не было никакого повода, чтобы...
— Джоби, не верь этому. Мальчишки любят пугать своих взрослых приятелей, после этого они кажутся себе взрослее. Но мы можем сегодня раз и навсегда покончить с этим мифом, Джоби. Я зайду в этот чулан, а ты меня там закроешь!
— Нет! Я сам пойду...
— Я туда пойду. Ладно, чем больше мы говорим об этом, тем больше пугаем себя. Я хочу пойти туда прямо сейчас. Закрой за мной дверь и открой тогда, когда я постучу. Ясно?
Он кивнул; внезапно ему стало плохо, захотелось схватить Салли Энн, которая уже шла к чулану, оттащить ее. Он еле смог вытащить стул из-под задвижки. Она щелкнула, как бы протестуя, но дверь не открылась. Он во все глаза смотрел на Салли Энн, невольно прося у нее прощения за Харриэт и Шину. Прости меня, пожалуйста, Салли Энн. Я был с ними только потому, что представлял тебя на их месте.
— Ты готов? — Она подняла засов, и дверь медленно, со скрипом начала отворяться. Джоби весь напрягся, тело его оцепенело, словно натянутый стальной трос. Не ходи туда, Салли Энн. Я не хочу, чтобы ты шла туда.
И в этот миг гнилой запах ударил ему в нос, он был сильнее, чем когда-либо, более зловещий; какое-то физическое, но невидимое существо коснулось его ледяными пальцами, вызвав отвращение, приведя его в ужас.
— Ну же, закрой дверь. — Голос Салли Энн как будто отдавался эхом внутри чулана, звучал намеренно небрежно, шутливо упрекая его за нерасторопность. Каким-то образом ему удалось заставить свои руки подняться, ухватиться за дверь. Она была тяжелая, никогда раньше она не казалась ему такой массивной; этот неодушевленный предмет сопротивлялся ему, словно обладал собственной волей. Противостоящая сила, почти такая же неподдающаяся, как и входная дверь. Он толкал ее плечом, чувствуя, как пот течет по лбу. Перед тем, как дверь подчинилась ему, он в последний раз взглянул на Салли Энн, увидел лишь пару светящихся зеленых глаз, наблюдающих за ним. Ты ничего не скроешь от меня, Джоби, даже не пытайся. Щелчок, дверь закрылась, и Салли Энн не было с ним больше.
Он невольно потянулся за стулом, чтобы прищемить дверь, но вспомнил, что на этот раз необходимости такой нет. Если дверь распахнется, то оттуда выйдет Салли Энн; заперев ее там, он как будто замуровал ее в гробнице. Навсегда.
Тот запах все еще чувствовался в комнате, теперь уже не такой сильный, но достаточно отвратительный, чтобы заставить Джоби сморщить нос; напомнить ему о его страхе, о чувстве вины. Трус! Это тебе надо было пойти туда. Нет, она сама хотела этого, а она всего добивается, чего хочет. Там все равно ничего нет, вообще ничего. Воображение, всякие бредни, выдумки Элли Гуда. Вот противный мальчишка. И все же он потянулся за гитарой, взял ее в руки. На всякий случай.
Салли Энн на секунду закрыла глаза, когда дверь со щелчком захлопнулась, глубоко вздохнула. Ей надо привыкнуть к атмосфере, к холоду и к непреодолимой вони. Это был запах зла, это так, она узнала запах разложения, накопившийся в течение веков. На внутренней стороне двери не было задвижки, она это проверила, когда дверь закрылась. У нее возникло чувство страха перед замкнутым пространством, она была словно беспомощная пленница; странное ощущение, похоже на сексуальное возбуждение. Я беспомощна, ты можешь делать со мной все, что хочешь. Потом она снова открыла глаза и стала всматриваться в темноту, чувствуя, как та начинает обволакивать ее, как что-то бесшумно движется вокруг нее.
«Колдовское отродье, незаконное дитя темных сил!»
Она зашаталась от злобы, исходящей от этих слов, произнесенных шепотом, узнала голос. Голос Элли. Конечно, они станут использовать ненавистного врага, девственника мужского пола. Я еще не готова, я только обладаю силами, но я не знаю, как пользоваться ими, потому что я всего лишь неофит, новообращенная. Смех, струящиеся, шипящие звуковые волны в облаках холодного, зловонного дыхания. У нее похолодело все внутри, она почувствовала, как к горлу подступает желчь, ее чуть не вырвало. Салли Энн попыталась собрать в комок всю свою волю, чтобы остаться, не броситься к двери, не забарабанить по ней кулаками. Джоби, выпусти меня, и выпусти их тоже. Они были повсюду вокруг нее, близко, но она не видела их, не могла коснуться их протянутыми руками. Но они касались ее! Их щупающие, цепляющиеся пальцы скользили по ее телу, покрывшемуся гусиной кожей, несмотря на одежду. Она извивалась, тесно сжимая бедра, но не могла отогнать их. Не трогайте меня там. Я девственница. Слышите меня, я девственница.
«Джоби уже не девственник, я это знаю!» Тихий, насмешливый голос Харриэт Блэйк, ошибки быть не может. «Я была у него первой, Салли Энн, и даже убив меня, этого тебе не получить!»
Вы не можете причинить мне вред. Все ваши самые злобные намерения бесполезны, ибо я наделена силой, которая заставляет остальных подчиниться мне. Моя воля сильнее их воли. Сильнее, чем твоя!
«Посмотрим. Что ты собираешься сделать с моим сыном, Салли Энн? Ты, отродье неверности моего мужа. Если бы твоя мать не спрятала тебя, я бы уничтожила тебя сразу же, как ненужное животное. Ты и есть животное, злобная сука, у которой все время течка. Я прокляла твою мать, и вот теперь, после стольких лет, она умирает от моего проклятья медленной и ужасной смертью. Вся деревня Хоуп проклята, их час близок. И ты погибнешь в мучениях вместе с ними, только мой сын и тот мальчик, который пытался помочь ему, будут спасены».
Пустые слова, Хильда Тэррэт. Даже здесь, в твоем собственном храме зла, я бросаю тебе вызов. Джоби будет моим, он подчинится мне, я рожу от него ребенка, когда придет время, чтобы было кому продолжать наше дело.
Теперь они начали сердиться, пришли в ярость, потому что их угрозы и насмешки не испугали эту юную колдунью, не заставили ее застучать в дверь, прося, чтобы ее выпустили. Их цепкие пальцы злобно впивались в ее нежное тело, и она должна была сдерживать крики боли и ужаса, готовые сорваться с ее губ. Она продолжала бороться с ними. Даже если я закричу, Джоби, не открывай дверь. Но она знала, что он откроет.
«Приведи сюда Мальчика, мы будем обладать вами обоими».
Нет, не приведу. Вы не можете меня заставить.
Они шипели ей в лицо, обдавая ее своим холодным дыханием. Мы возьмем твою девственность, ты отдашь ее нам. Это невозможно. Увидим.
Эта борьба испытывала ее силы, она чувствовала, как изнеможение овладевает ею. Если бы только я могла лечь и заснуть, а когда проснулась бы, то все бы было кончено, и они бы поняли, что я побелила. Нет, нельзя. Ее веки опускались, как будто стали очень тяжелыми, мышцы бедер сильно болели. Расслабься, но не спи. Что бы ты ни делала, не спи.
Она не могла понять, сколько прошло времени, потому, что это место было вакуумом, пустотой, другим измерением, где время не существовало. Река Стикс, текущая прямо в ад; не позволяй им утащить себя туда.
Возбуждение — еще одна из их уловок. Расставь ноги, Салли Энн, ты испытаешь блаженство, в котором отказано смертным, отдай нам свое тело. А потом вы возьмете мою душу. Нет, я буду бороться с вами до конца.
Ледяные пальцы гладили ее тело, и только сила воли, ее отвращение подавили возникающее чувство оргазма. Стоит ей только раз испытать наслаждение, и она будет принадлежать им, ее унесет быстрым потоком, который не остановится, пока не достигнет Гадеса — царства мертвых. Я не пойду с вами, как бы вы ни старались. Мы прокляты, и ты будешь проклята, дитя тьмы, которая не принадлежит ни нам, ни им. Всего лишь неофит, который жаждет высшей власти только для себя!
Да, это правда. Она усмехнулась им в темноте. Я хочу безграничной власти, но не для того, чтобы выполнять вашу волю, а только для себя. С Джоби Тэррэтом я обрету эту власть.
Внезапно они умолкли. Исчез шепот, исчезли цепкие пальцы. Тишина, зловещая тишина, испугавшая ее. Ожидание. Ожидание чего? И тогда она почуяла его, подлинный запах мерзости, смердящий собственным злом, ощутила вибрирующую силу, которая грозила вот-вот появиться, существо, поднявшееся по этой мерзкой реке из Преисподней, призванное его приспешниками. Новообращенная слишком сильна для нас, Хозяин. Тогда я возьму ее!
Она ощутила его силу, поняла, что не сможет противостоять ей. Такое холодное, живое, невидимое, которое в любую секунду может...
И тогда она заколотила в дверь, опасаясь, что двери больше не существует, чуть не зарыдала от облегчения, когда почувствовала грубое дерево, услышала свой собственный стук, словно приглушенный гром. Торопись, Джоби! Оно почти здесь! Еще секунда, и будет поздно!
Свет! Мягкий свет лампы ослепил ее, резал ей глаза. Она бросилась вперед, успев прыгнуть, и тогда ноги отказали ей, но сильные руки того, кто ждал ее по другую сторону, приняли ее. Что-то попыталось схватить ее сзади из темноты, и она ощутила ледяной порыв ветра.
Джоби поддерживал ее, обвисшую, захлопнул дверь чулана плечом, толкая ее, пока с грохотом не опустился засов. В два шага он отнес ее на старый диван, уложил на выпирающие, сломанные пружины. Затем он схватил стул, протиснул его под старый засов, и только тогда вздохнул с облегчением.
На несколько секунд комнату окутал полумрак. Дрожащий фитиль угрожал погаснуть, но разгорелся снова, отбросив подкравшиеся было тени по их углам. Джоби взглянул на Салли Энн. Такая красивая, такая бледная. Ему вдруг захотелось заплакать, выплакать вслух все то, за что он извинялся перед ней в своих мыслях. И тогда ее глаза открылись, и она посмотрела на него — два зеленых пруда, в которых не было ни капли страха.
— Тебя долго не было, — прошептал он, опустился рядом на колени. — Я уже собирался идти туда, но ты постучала. Значит, там что-то было.
— Нет, — она улыбнулась, покачала головой. — Это обычный старый, вонючий чулан, Джоби, только и всего. Там просто нет воздуха. Я бы и побольше там выдержала, но там так душно, я чуть не заснула. А потом мне показалось, что я теряю сознание. Как раз тогда я и постучала.
— Значит... там ничего нет? — теперь уже Джоби смотрел на нее в упор, высматривая обман в ее глазах.
— Ничего. Абсолютно ничего.
— И все же тебе пришлось пережить неприятные моменты. Ты не можешь идти домой. Если ты останешься на ночь, твои родители хватятся тебя?
— Сомневаюсь. — Салли Энн улыбнулась, задумчиво прищурилась, прежде чем закрыть глаза.
Глава 14
Нет, это всего лишь очередная фантазия, решил Джоби, потому что не может быть ничем иным. Он был один в спальне, как всегда, ночь за ночью, и Салли Энн, как обычно, пришла дразнить его. Она станет ругать его за неверность; может быть, Харриэт и Шина тоже лишь представлялись ему, когда он занимался самоудовлетворением? Он не был уверен.
Салли Энн опять была здесь, стояла рядом с его постелью, а он лежал там, обнаженный; у него уже наступила эрекция, и его возбуждало то, как она смотрит на него. Она была вся на виду, расстегивая пуговицы на блузке и замок на джинсах, выскальзывая из них с притворной скромностью. Она застенчиво прикрылась руками, сложив их крест-накрест, заслонив ему то, что раньше мешали видеть тени; ему показалось, что она покраснела, но это могла быть лишь игра света. Только когда он протянул к ней руки, она скользнула в постель и легла рядом. Их губы слились в нежном поцелуе.
Джоби был в полном смятении. Харриэт руководила им, тащила за собой в этот водоворот страсти, держала его, чтобы его не унесло потоком. Шина делала то же самое, с ней было легко. Теперь же он должен делать все сам, и это пугало его. Он лежал, глядя в потолок, нежно сжимая ее руку, внезапно не в состоянии что-либо сказать или сделать. Пожалуйста, позволь мне забыть тебя хоть на миг, Харриэт. Сейчас я один, словно девственник перед первым совокуплением, я боюсь, что у меня ничего не получится.
Она — зло, Джоби.
Нет, ты не права, Харриэт. Прошу, оставь меня.
— Я девственница, — Салли Энн нарушила молчание. — Я хочу, чтобы ты это знал, Джоби.
— Я знаю, — ответил он и понял, что на этот раз все происходит на самом деле. Реальность была единственным средством, чтобы избавиться от тех мучительных ночей, от того, как Салли Энн не давала ему спать часами. Он тихо добавил: — Я бы тоже хотел быть девственником, Салли Энн. — Глаза его затуманились, снова прояснились.
Он повернулся к ней, лег на нее, трепеща от того, как она раздвинула свои ноги, что говорило о ее готовности, о том, что она ждала его. Она не собиралась исчезнуть сегодня в темноте; она все еще будет здесь утром, когда он проснется. Его движения были неуклюжими, он все время боялся причинить ей боль, испортить все для них обоих. Его мучила вина, потому что он уже был с Шиной, с обычной проституткой, и это заставляло его чувствовать себя грязным, недостойным ее. Если бы только она не заставила его признаться; нет, он бы, вероятно, сказал все сам. После сегодняшней ночи между ними не может быть никаких тайн. В каком-то смысле это было вступление в брак, после этого они всегда будут вместе.
Когда он вошел в нее, им овладел новый страх; она может забеременеть, родить от него ребенка. Джоби охватило возбуждение, которое подействовало на его ощущение. Она, казалось, прочла его мысли и открыла глаза. Она обняла его за шею обеими руками и притянула его губы к своим. Ребенок, Джоби, часть меня, часть тебя, вечный наш союз, тот, который она пытались разрушить сегодня. Им это не удалось. Он сожалел только о том, что не в силах был больше сдержать себя, его охватил экстаз, он почувствовал себя невесомым, кружащим в пространстве, все быстрее и быстрее. Салли Энн прижалась к нему, поворачиваясь за ним туда, куда поворачивался он, ее ноги оплели его, чтобы они не разъединились. Они замедлили полет, опускаясь на землю, и мягко приземлились на постель, где все это началось, изнеможенные, но охваченные восторгом.
Они не разъединились, просто отдохнули немного, пока Джоби не понял, что готов начать снова. И только потом он потушил лампу, накрыл ее и себя простыней, и они заснули.
Джоби проснулся, вздрогнул, в отчаянии вцепился в Салли Энн и громко вздохнул с облегчением, когда обнаружил, что она все еще здесь. Пальцы его заскользили по ее теплому телу, он вдыхал его душистый аромат. Слава Богу, о, слава Богу, что она еще здесь, что это был не сон, что она не покинула его, не ускользнула тайком, как Харриэт, которую потом нашли мертвой в ее доме.
Она заворочалась, открыла глаза.
— Джоби, я... Который час?
— Не знаю. — Он поцеловал ее в губы. — Только начало светать. Наверно, около семи.
— Мне скоро надо будет идти, — в голосе Салли Энн послышалось искреннее сожаление. — Родители начнут меня искать. Может быть, уже ищут.