Регенство - Неподходящее место для леди

Джоан Смит

Неподходящее место для леди

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Здесь какая-то ошибка, — сказала я мисс Теккерей, когда карета проехала мимо изящных особняков Пиккадилли и свернула на грязную улицу под названием Лонг Акр, единственной достопримечательностью которой были покосившиеся жалкие лачуги. Все же я решила пока не давать кучеру сигнала остановиться. Надвигались сумерки, на углах и перекрестках улицы собирались ватаги оборванцев, бросавших недвусмысленные взгляды на наш экипаж.

— Да, должна признаться, что я иначе представляла себе это место, — ответила мисс Теккерей, в крайнем замешательстве оглядывая улицу из окна кареты.

Внезапно прогремел выстрел, два или три бездельника бросились наутек. Джону Груму не нужно было напоминать, что следует подстегнуть лошадей. Следующие десять минут карета неслась во весь опор, бросая нас то вправо, то влево, как пару флюгеров. Я забилась в угол от страха, и даже неизменно жизнерадостная мисс Теккерей, казалось, растеряла по дороге часть своего благодушия.

Папа предупреждал меня об опасностях, подстерегавших в Лондоне молодую девушку, но я не обратила особого внимания на его слова, считая, что провинциальный священник, не посещавший столицу последние двадцать лет, мог ошибаться. Когда тетя Таласса, покойная сестра моей матери, завещала мне дом в Лондоне, я решила, что это наследство избавляет меня от забот до конца жизни. Мы с мисс Теккерей либо поселимся в нем, либо, если сочтем дом слишком большим для себя, я его продам и сниму квартиру в респектабельном районе Лондона или, в крайнем случае, в живописном курортном городе Бате, который был ближе к дому отца.

Мисс Теккерей мне как родная мать. Она двоюродная сестра папа, и когда двенадцать лет назад умерла моя мать, она переселилась к нам, чтобы вести хозяйство, и с тех пор нас не покидала. Десять лет прошло в мире и спокойствии, пока в нашем приходе не появилась Хеннесси. Семейство состояло из энергичной вдовушки и ее двух смазливых, но вульгарных дочерей пятнадцати и шестнадцати лет. Не прошло и месяца, как предприимчивая миссис Хеннесси подцепила на крючок папа, и в течение последующего года ей почти удалось убедить беднягу в том, что он в нее влюблен. Когда он появляется, она патокой растекается в улыбках и любезностях, но стоит ему выйти из комнаты, ее физиономия сразу скисает и вызывает оскомину. Я вижу насквозь эту корыстную и сварливую женщину, недаром же я прожила на свете двадцать четыре года.

Через два месяца папа собирается на ней жениться. Когда она войдет хозяйкой в дом, я планирую уехать. Но куда? Я была просто в отчаянии и даже стала подумывать о том, чтобы выйти замуж за сэра Осберта Кэннинга, хотя ему уже сорок и он глуп, как пробка. Именно тогда и пришло письмо от адвоката, уведомлявшее меня о наследстве, оставленном тетушкой Талассой. Я решила, что на этом мои проблемы решаются самым благоприятным образом. Одолжив экипаж у папа, мы с мисс Теккерей устремились в Лондон, где мне предстояло вступить в права наследника. Папа посоветовал провести оценку дома, распродать мебель и нанять агента, который займется продажей или сдаст комнаты квартирантам, в зависимости от того, что окажется выгоднее.

Стряпчий описал этот дом на Дикой улице как «большое здание в полуторговом районе». Он не уточнил, какого рода торговля там велась. Теперь у меня стали возникать подозрения, что в этом районе совершались незаконные и опасные делишки.

На Лонг Акр экипаж, однако, не остановился, а свернул на Друри Лейн. Стряпчий упоминал Друри Лейн в письме — она находилась рядом с домом тетушки. Ее покойный муж был связан с театром на этой улице, он там занимал какую-то должность в управленческой части. В редких письмах от тети упоминались приемы, которые они с мужем посещали, и где встречались с самыми яркими звездами лондонской сцены — Сиддонс, Кин, миссис Джордан. Я сделала заключение, что мы приближаемся к одному из экзотических районов столицы.

Осматривая с живым интересом места, по которым мерно продвигался экипаж, я была удивлена, что такие неказистые домишки находятся по соседству с особняком тетушки, и поражалась разнообразию пейзажа этого изобилующего неожиданностями города. Среди вытянутых вверх неприглядных и неопрятных каменных строений порой попадались весьма элегантные особняки. Но люди! Те, кто входил и выходил из них, отнюдь не производили впечатления зажиточных и респектабельных членов общества. Смущали также ватаги оборванных детишек, игравших на тротуарах. Этот стиль не свидетельствовал о состоятельности обитателей. Богатые люди обычно не жили в окружении бедноты. Или я плохо знала Лондон?

Более пристальный взгляд убедил меня, что на каждом «особняке» имелась вывеска. В одних продавали бренди, другие рекламировали иные спиртные напитки, но большинство специализировались на джине.

— Это питейные палаццо! — воскликнула я и расхохоталась бессильным нервным смехом. Силы совсем покинули меня: с семи утра мы находились в пути и с полудня ничего не ели.

— Помилуй, Господи! — произнесла мисс Теккерей без особых эмоций и высунулась в окно кареты, чтобы лучше рассмотреть интересное зрелище. — И дети оставлены без присмотра, а уже темнеет. Но, по всей видимости, им это нравится, не так ли? Сдается мне, что Джон Грум сбился с дороги. Ваша тетушка была состоятельной женщиной. Не думаю, что она могла жить в этом районе. Наш кучер никогда раньше не был в Лондоне, немудрено заблудиться, даже при наличии карты. Мне кажется, что мы уже несколько раз проехали мимо этой церкви на углу.

— Хочу надеяться, что вы правы, — сказала я. Едва я это произнесла, как карета свернула за угол и остановилась.

— Так и есть, он заблудился, — сказала мисс Текерей не без злорадства. Надо сказать, что она была не из тех, кто радуется, когда их мрачные предсказания сбываются. На самом деле, она была одной из самых неэмоциональных женщин, каких я встречала. Например, худшее, что она когда-либо сказала о миссис Хеннесси, это: «Она точно знает, чего хочет, и как это получить».

— Возможно, Муллард изучает карту, — постаралась я оправдать заминку в нашем продвижении к цели.

Карета качнулась и через секунду за окном показалось правдивое усталое лицо кучера. Если кого-то путешествие утомило больше, чем меня и миссис Теккерей, то это, несомненно, его, никогда не бывавшего в городе большем, чем Бат. Для нас, жителей Рэдстока, понятие «город» ассоциировалось только с Батом. Муллард распахнул дверцу кареты.

— Мы прибыли, — объявил он чинно.

— Здесь какая-то ошибка!

— Нет. Это Дикая улица, второй дом от Кембл-Стрит. Все точно, хотя вид дома мне не нравится.

— Мне тоже. Я не это ожидала увидеть! — воскликнула я.

— Может быть, вам угодно, чтобы я отвез вас в приличную гостиницу на ночь? Утром можно было бы вернуться. Вам нужно хорошо отдохнуть.

Я чувствовала, что одной ночи будет недостаточно, чтобы пережить это разочарование.

— Не нужно, Муллард. Вы и так устали. Проведем ночь здесь. Если тетушка жила в этом доме, должно быть… нам, по крайней мере, не угрожает опасность.

К дому начинали стекаться любопытствующие оборванцы, привлеченные нашим экипажем.

Мисс Теккерей оглядела улицу и заметила со свойственным ей деловым видом:

— Вы всегда продадите этот дом, Кейти. Собственность в Лондоне стоит кучу денег.

Мы вышли из кареты с угрюмыми лицами и внимательно оглядели мое наследство снаружи. Назвать это место дрянным значило бы только польстить ему. Хорошо было то, что поблизости не было видно питейных заведений. Единственное на квартал дерево — развесистый старый вяз — находился на принадлежащей мне территории. В начале июня он уже был в цвету.

Мой дом мало чем отличался от других домов на этой улице. Лет пятьдесят тому назад этот район еще мог претендовать на статус приличного места для зажиточного сословия. Но теперь дома выглядели непривлекательно — узкие и вытянутые в высоту, сделанные из красного кирпича, закопченного от времени, они производили унылое впечатление, тесно лепясь друг к другу. Только узкие дорожки, позволявшие экипажу ехать во двор, разделяли их. Нужно было проявить недюжинное мастерство, чтобы провести карету в конюшню, не повредив дверцы. О наличии конюшни я была уведомлена письмом стряпчего. Он писал об этом с большой гордостью, как о серьезном достижении.

В доме было четыре этажа. В центре фасада находилась обшарпанная дверь. По обе стороны от нее на улицу выходило по окну с украшенными незамысловатой гравировкой стеклами. Далее, на каждом этаже, окна симметрично повторялись, но на стеклах не было орнамента. На фасад выходила полукруглая веранда. В теплый летний вечер она могла бы служить приятным местом для отдыха, если бы не находилась под самой крышей. Меня удивило, что большая часть окон была освещена. Миссис Скадпол, экономка покойной тетушки, теперь присматривала за домом, и я приготовилась отчитать ее за неэкономное расходование свечей.

Мы с мисс Теккерей, подобрав юбки, чтобы не стирать ими пыль со ступеней, поднялись к входной двери и постучали. Вместо молоточка в двери были две дырки, показывающие место, где оный некогда располагался.

У нас были ключи, но мы сочли необходимым оказать честь миссис Скадпол, позволив ей впустить нас.

Существо, распахнувшее перед нами дверь, сильно напоминало Бабу Ягу, только что побывавшую в джин-палаццо. Не то чтобы от нее несло джином, но она была ужасно неопрятна одета, ее спутанные, свисавшие клочьями волосы давно не видели гребня, а некогда белый передник, казалось, был совершенно незнаком с водой и мылом.

— Вы будете мисс Ирвинг, хозяйка дома? — вопросительно переводила взгляд с меня на мисс Теккерей, не зная, на ком остановиться.

— Я мисс Ирвинг, — сказала я и протянула руку. Она проигнорировала этот жест. — А вы, полагаю, миссис Скадпол?

— Точно, дорогуша, она самая. Входите. Сейчас приготовлю вам бутерброды.

Она провела нас в темную прихожую, стены которой были отделаны крашеным деревом, затем мы миновали ведущую наверх лестницу и оказались в гостиной. Я не нахожу слов, чтобы описать это помещение. Это была большая, высокая и плохо освещенная комната, заваленная самой невообразимой рухлядью, сломанной и полупригодной мебелью. На полу лежали два или три пыльных и вытертых ковра, все — небольшого размера. Когда-то были красивого синего цвета, но от него мало что осталось. По стенам располагались старые диваны, не менее трех, абсолютно неподходящие по стилю, и добрая дюжина кресел и стульев. У незанятых стен громоздились столы, сваленные один на другой, было развешено множество ламп, там, где их удалось втиснуть.

— Боже праведный! Неужели миссис Каммингс занималась скупкой подержанной мебели?! — спросила я. Иное объяснение этой свалке, да еще в лучшей комнате, мне не приходило в голову.

— Пойду приготовлю чай и бутерброды, — это было все, что ответила миссис Скадпол. Когда она вышла, я обратилась к мисс Теккерей:

— Что вы обо всем этом думаете?

Она стояла немного поодаль, поводя пальцем по крышке небольшого круглого столика, который находился поверх большего стола у камина.

— Я думаю, это неплохой образец Хепплуайт — стиля, красного дерева. Остальные пригодятся для камина в холодную погоду, на дрова они вполне годятся.

За окном что-то загромыхало. Мы бросились посмотреть, что это, и увидели, что Джон Грум с трудом проводит четверку лошадей и карету к задней части дома. Видимо, ему удалось провести операцию удачно, так как до нас не донеслись звуки разбитого стекла или скрежет поломанных дверок.

— Не могу представить, что тетушка делала со всем этим хламом, — сказала я, беспомощно оглядывая комнату.

— К старости некоторые женщины становятся чудаковатыми, — задумчиво протянула мисс Теккерей. Ей сорок пять, но она из тех людей, которые торопят свою старость. Красивые каштановые волосы она скрывает под старушечьим чепцом и носит серые тона. Лицо ее, несколько удлиненное и худощавое, не лишено определенной привлекательности. Приятный голубой цвет глаз оживляет лицо, а когда удается заставить ее улыбнуться, она несказанно молодеет.

— К счастью, я неравнодушна только к шалям и чулкам, — продолжала она. — У меня девять шалей. Сама не знаю, зачем я их покупаю. Иногда меня преследует глупое ощущение, что в старости мне будет очень холодно. Наверное, поэтому.

— Вам холод не грозит, если учесть, что нам придется сжигать это старье, — сказала я, пытаясь как-то сгладить невеселую обстановку салона.

— Тот, кто купит дом, возможно, захочет оставить мебель, — ответила она. — Ведь вы продадите дом, дорогая? — это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да, конечно. Я определенно продам этот дом. Но, если папа женится на ней, то с ним я тоже не останусь.

— Думаю, Кейти, в этом вопросе она будет на вашей стороне, здесь вам бояться нечего. Она не захочет, чтобы мы путались у нее под ногами. Скромный дом священника вряд ли вместит всех Хеннесси, да еще нас впридачу. Она уже как-то обмолвилась, что ее доченькам нравится ваша комната, намекая, что с вас будет достаточно одной — моей, конечно.

— Какая наглость! Ведь он еще даже не сделал ей предложения. Как она ухитрилась побывать в моей комнате?

— Она вызвалась подняться со мной наверх, чтобы принести гимны, — это было на днях. Я как раз работала над текстами. Проходя мимо вашей комнаты, она просто вошла, не спросив разрешения.

— Бесцеремонная тварь! Муллард принес наши чемоданы.

— Подождите, Муллард, мне нужно достать передник, прежде чем вы унесете их в наши комнаты, — сказала мисс Теккерей. — Я не могу находиться в такой грязи, надо хотя бы стереть пыль.

— Сейчас уже время пить чай. Подождем немного. Но мисс Теккерей не может сидеть без дела и не терпит праздности со стороны других.

— Придется немало ждать. Миссис Скадпол просила меня разжечь огонь, когда я перенесу чемоданы, — заметил Муллард.

— Что за женщина! Дать огню потухнуть! Мне тоже будет нужен передник, — сказала я. — Здесь уйма работы, нельзя терять времени.

Мы сняли верхнюю одежду, надели передники, Муллард раздобыл тряпки для пыли, и мы приступили к чистке по крайней мере тех поверхностей, до которых могли добраться. Свой первый день в Лондоне я представляла совсем иначе. Прошло немного времени, и наши руки и лица стали черными от пыли, так как комната была потрясающе запущена.

В прихожей послышались шаги, я обернулась к двери. Походка была слишком быстрой и решительной для миссис Скадпол. Она передвигалась со скоростью старой черепахи. Шаги приближались к гостиной. Муллард? Но он вряд ли позволил бы себе войти без приглашения, если только не случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Наверное, лошадь повредила ногу в этом узком проходе, — в отчаянии воскликнула я и бросилась к двери.

Я чуть не налетела в дверях на незнакомого молодого человека. Он предостерегающе протянул руки вперед и придержал меня за плечи, чтобы умерить мою прыть. Его красиво очерченные брови приподнялись в изумлении, взгляд умных серых глаз настороженно остановился на моем лице. Несмотря на волнение, я обратила внимание на его волосы — они были тщательно приглажены и поражали красотой оттенка, что-то вроде отполированного красного дерева. Они были коротко острижены под римского патриция и зачесаны назад. Высокий и хорошо сложенный, он был изысканно одет в прекрасного покроя сюртук, облегавший, как влитый, его широкие плечи, белоснежный шелковый платок был на шее заложен в замысловатые складки, придававшие ему франтоватый вид. Он был так красив, что у меня перехватило дыхание.

— Кто вы и что вы здесь делаете? — спросила я. Пожалуй, вопрос прозвучал слишком резко, это произошло помимо моей воли, просто от удивления.

Он с интересом взирал на меня сверху вниз, не пряча улыбки.

— Как видите, пытаюсь сбить с ног молодую леди. Надеюсь, я не причинил вам боли?

Тут до меня дошло, что он все еще держит меня за плечи, и я отпрянула.

— Ничего страшного, моя целостность не нарушена пока, — ответила я.

— Что касается первой части вашего вопроса, то я мистер Алджер, — он отвесил элегантный поклон. — А вы, конечно, мисс Ирвинг.

— Откуда вам известно мое имя? — спросила я, недоумевая.

— Ну как же, от миссис Скадпол, конечно. Мы все с нетерпением ждали вашего приезда, мэм, — он довольно бесцеремонно разглядывал мое грязное лицо, передник и черные от пыли руки, находя явное удовольствие в созерцании моей нереспектабельной наружности.

— Вам придется извинить меня за неподобающий вид, — сказала я, краснея от стыда и злясь на саму себя.

— Но вы выглядите прелестно! Я не ожидал, что вы так молоды и гораздо симпатичнее, чем я предполагал.

Он вдруг протянул палец и смахнул кусок паутины с моей щеки весьма фамильярным жестом. Я отпрянула назад.

Он удивился и засмеялся.

— Если бы я не был уверен, что ошибаюсь, я бы сказал, что вы боитесь меня, мисс Ирвинг.

— Это мой дом. Почему я должна вас бояться?

— Именно этот вопрос я и задаю себе.

— Вы не сказали, что привело вас сюда, мистер Алджер.

— Я пришел, чтобы выразить соболезнования по поводу кончины вашей тетушки.

— Благодарю, — сказала я. — Извините, если показалась слишком неучтивой, просто вы застали меня врасплох. Я не видела, как вы входили в дом с улицы.

— Я не входил. Точнее, я собирался выйти из дома, но мне хотелось представиться вам и…

— Если вы не вошли в парадную дверь, позвольте вас спросить, сэр, как вы оказались в моем доме?

Он нахмурился.

— Я хотел сказать, что спустился по лестнице с верхнего этажа.

— С верхнего этажа? Вас послал мистер Дагган?

Прежде чем он успел ответить, звуки шаркающих шагов возвестили о приходе миссис Скадпол с чайным подносом в руках.

— Добрый вечер, мистер Алджер, — сказала она, лавируя между нами к одному из столов.

— Холодная баранина и сыр, — объявила она, насупившись. — Мяснику уже не плачено за месяц. Если хотете есть дома, не мешало бы дать мне деньжат, госпожа.

Мистер Алджер сочувственно улыбнулся.

— Не буду мешать, мисс. Надеюсь снова увидеть вас в скором времени. Добро пожаловать на Дикую улицу.

Он с поклоном удалился. Я не сказала ни слова в ответ и даже не сделала реверанса.

Что это за человек? — спросила я миссис Скадпол.

— Номер 2А, — ответила она, но это мало что прояснило.

— Простите, не поняла.

— Он снимает квартиру 2А, разве не так?

— Где снимает? Что ему нужно здесь?

— Живет на втором этаже, госпожа. У меня нет к нему никаких претензий. Платит он вовремя, не то, что другие.

— Он живет здесь, в этом доме? Вы хотите сказать, что тетушка сдавала комнаты?

— Господи помилуй, разве вы этого не знали. Выше первого этажа сдан каждый дюйм, даже чердаки. Но имейте в виду, для вас двоих, — она бросила быстрый взгляд на мисс Теккерей, — на первом этаже предостаточно места, — она облокотилась на перевернутый комод. — На чердаке живет профессор Вивальди. Он…

— Благодарю вас, миссис Скадпол. Пока достаточно, — сказала я и пристально посмотрела ей в глаза, пока она не догадалась встать прямо. — Мы вернемся к этому разговору после чая. У нас был трудный день.

— Вы должны мяснику три фунта четыре пенса, — отпарировала она.

Тем временем мисс Теккерей накрыла стол к чаю.

— Я наблюдала у двери и думала, что этот интересный молодой человек делает наверху, — сказала она. — Вид у него отличный, но он не снимал бы здесь комнаты, если бы относился к респектабельному сословию. Наверное, какой-нибудь актеришка с Друри — Лейн.

— Актер! Да, вполне возможно, как это я раньше не подумала? Но очень привлекательный, не так ли?

— Его манеры мне не показались безупречными. Несколько навязчив. Когда он войдет без приглашения следующий раз, советую поставить его на место.

Она откусила от бутерброда.

— Баранина недурна, Кейти. После чая вам легче будет принимать решения.

Она налила чай в треснутые чашки, и мы приступили к нашей первой трапезе в собственном доме на Дикой улице.

ГЛАВА ВТОРАЯ

После чая и холодной баранины мы почувствовали некоторый прилив энергии и решили осмотреть остальную часть дома, принадлежавшего ранее тетушке Тал. Мисс Теккерей, умевшая найти разумное объяснение «ему угодно, наконец составила приемлемую теорию относительно того, как случилось, что тетя Тал оказалась в этом нереспектабельном месте и стала сдавать комнаты.

— Если вы помните, Кейти, ее муж имел какое-то отношение к театру, что-то вроде директора или управляющего, кажется. Ему имело смысл приобрести дом недалеко от Друри Лейн, где находится театр. Видимо, когда он покупал дом, этот район считался вполне приличным. А потом им было уже трудно думать о переезде. Поэтому, когда муж умер, тетушка Таласса просто осталась здесь и стала сдавать комнаты, чтобы получать доход и обеспечивать свое существование. Так что все очень легко объясняется.

Такова была теория, послужившая версией причины связи тетушки с неподобающим ее сословию окружением.

— А вся эта ненужная мебель? Каково ее происхождение? — спросила я, желая посмотреть, как она выйдет из положения, если, конечно, не захочет признать тетю Тал не совсем психически здоровым человеком.

Миссис Скадпол, которая время от времени появлялась там, где находились мы во время осмотра дома, человек, для которого слова «уединение» или «оставить в покое» просто не существовали, просунула голову в дверь и произнесла:

— Для нее это была единственная возможность получить плату с квартирантов. Если они не платили вовремя, она забирала их мебель. Так понемногу она обставила комнаты. А это — то, что осталось, наверное.

— Совсем немало, — добавила я, оглядывая обеденный стол и полный набор стульев к нему, а у стены стояла еще дюжина, не меньше.

— Она этой комнатой никогда не пользовалась, — заверила миссис Скадпол.

— Где же она ела? — поинтересовалась я.

— Где придется. Где ей больше нравилось.

— Где находится спальня хозяйки?

— Как раз в конце прихожей.

Мы прошли в конец прихожей и вступили в еще один склад подержанной мебели. Три платяных шкафа, два трельяжа, а у дальней стены располагалась огромная и неуклюжая кровать, задрапированная тяжелыми занавесями. Второй кровати не было, но она бы не помешала, так как мы с мисс Теккерей привыкли спать отдельно. Хотя ее пришлось бы подвесить к потолку, ибо остальное пространство в спальне было заставлено все.

— Эта кровать принадлежала миссис Сиддонс лет двенадцать тому назад, — сообщила миссис Скадпол.

Я приподняла выцветшее золотое покрывало и увидела несвежие простыни. Можно было предположить, что старая актриса спала на них двенадцать лет назад, и они с тех пор не менялись.

— Почему вы не сменили белья, миссис Скадпол? Вы ведь были уведомлены о нашем приезде, — спросила я.

— Никто меня не уведомлял.

— Тогда, пожалуйста, будьте любезны сменить его сейчас, сказала я, подавляя желание отчитать ее как следует. Не было сомнений, что постельного белья в доме было не меньше, чем мебели, и источник у них, возможно, был общий.

— Завтра же приглашу скупщика мебели, — сказала я мисс Теккерей. — В таком виде дом продавать нельзя, никто его не купит. Жильцов придется, видимо, выселить.

— Если они не подписывали договор на определенное время, — спокойно заметила мисс Теккерей. — Вас могут обязать соблюдать договор в судебном порядке. Об этом вам надо будет поговорить с Дагганом.

— Найму собственного адвоката. Дагган нас подвел, он не сообщил, что дом полон квартирантов.

— Если они все такие же достойные люди как мистер Алджер, новый хозяин, возможно, будет счастлив сохранить их.

Я конечно не успела забыть мистера Алджера, его лицо было не из тех, что быстро забываются. Что касается его добропорядочности, то у меня не было твердой уверенности на этот счет. Пока миссис Скадпол меняла белье, мисс Теккерей и я вернулись в салон. Не успели мы присесть, как в дверях появилась молодая женщина.

— Добрый вечер, — произнесла она с несколько провинциальным акцентом, приседая в реверансе. — Я миссис Кларк из квартиры 2В. А вы, должно быть, мисс Ирвинг? — сказала она, глядя на мисс Теккерей.

Недоразумение было быстро улажено, и я осведомилась, какое дело привело миссис Кларк в гостиную. — Я хочу передать вам плату за последний месяц, мэм, — сказала она. Потом, убедившись, что кроме нас в комнате никого нет, добавила: — Мне не хотелось передавать деньги миссис Скадпол. Мы думали, что за ними явится адвокат. Может быть, следовало самой отослать ему.

Эта квартирантка была совсем юной и производила очень хорошее впечатление. Пожалуй, она была даже моложе меня, лет восемнадцати, не больше.

— Вы живете в номере 2В с мистером Кларком? — спросила я, так как она представилась миссис.

— О нет, мэм, я вдова. Мой муж погиб в Испании, в сражении с наполеоновскими солдатами. Он был офицер, — сказала она гордо.

— Очень сожалею о его гибели, миссис Кларк.

— Это большая трагедия. Но у меня остался ребенок, мой Джимми, мальчик. Он скрашивает мое одиночество, — она мягко улыбнулась. — На пенсию, которую я получаю за мужа, трудно его вырастить, но мне повезло — удалось найти работу и хорошую женщину, которая присматривает за малышом, пока я на работе. Ее зовут Би Лемон — мисс Лемон.

— В чем состоит ваша работа, миссис Кларк? — поинтересовалась мисс Теккерей.

— Я работаю модисткой. По мне не скажешь, но у меня хорошо получается, унаследовала от матери. Она была француженка. Хотя я не умею говорить по-французски, — добавила она поспешно и виновато посмотрела на меня, боясь, что я подумаю, что она проявила излишнее высокомерие.

В самом деле, глядя на нее трудно было предположить, что эта совсем юная девочка уже успела овдоветь, что у нее есть ребенок и что она преуспела в искусстве шитья. Она выглядела, как младшая дочь зажиточного фермера, готовящаяся стать светской дамой. Ее белокурые волосы были уложены в небрежную прическу и мило обрамляли хоть и несколько бледное, но хорошенькое личико. Синие глаза, прикрытые длинными ресницами, искрились молодым задором. Но печать усталости незримо лежала на ее привлекательной внешности; и немудрено при той тяжелой жизни, что выпала на ее долю. Можно было ей только посочувствовать — воспитывать ребенка одной, без поддержки…

— Вы ведь не намереваетесь поднять квартплату, мисс Ирвинг? — спросила она с дрожью в голосе. — Мистер Батлер говорил о такой возможности.

— Ничего еще не решено. Вполне возможно, что мне придется продать дом, миссис Кларк.

— О, мне бы не хотелось, чтобы вы это сделали! Его может купить какой-нибудь старый скряга и либо превратить в питейное заведение, либо повысить плату. Тогда я не знаю, что мне делать. Сейчас так трудно найти приличную квартиру близко от работы — мое ателье совсем рядом, я хожу пешком. А нанимать карету дважды в день мне не по карману.

Мне было ее безгранично жаль, но не могла же я ставить свое будущее в зависимость от пожеланий этой бедной женщины.

— Посмотрим, — сказала я неопределенно.

— Она обратила ко мне свои большие глаза, полные слез.

— Лучше бы вы остались здесь, вы такая милая. Она смахнула слезу.

— Извините, мисс Ирвинг. Я бы не стала просить, если бы это нужно было для меня лично, но ради Джимми…

У меня было ощущение, что ради своего сына миссис Кларк готова пройти огонь и воду и не побоится ни тигров, ни львов, ни других хищников. Очень не хотелось огорчать эту отважную женщину.

— В любом случае, миссис Кларк, даже если я приму решение продать дом, я помогу вам подыскать подходящие комнаты, — пообещала я неосторожно.

Она улыбнулась, успокоенная, и поспешила отблагодарить единственным доступным ей способом.

— Если хотите, — предложила она, — приходите завтра посмотреть на Джимми. Сейчас он спит.

— Благодарю, дорогая. Буду очень рада познакомиться с ним.

Я поймала себя на том, что впервые назвала кого-то «дорогая», и сразу почувствовала себя старой.

— Он похож на отца, — заметила миссис Кларк не без гордости.

— Перед тем, как Джеймс отправился на фронт, я его сфотографировала. Это такое утешение для меня. мистер Батлер знает одного художника, который может сделать копию на слоновой кости, я закажу ему медальон и буду носить его постоянно. Только это дорого — целая гинея.

— Пожалуйста, посидите с нами, дорогая, — предложила мисс Теккерей, видя, что девушка расположена к беседе, а мы уже почти закончили срочные дела.

— Нет, спасибо. Мне нужно подняться к себе. Если не трудно, дайте мне, пожалуйста, расписку, мисс Ирвинг. Мистер Батлер говорит, что нужно обязательно брать расписку. Не то, чтобы миссис Каммингс пыталась взять с нас лишнее, но, когда мистер Батлер жил в другом месте, его иногда заставляли платить дважды за один месяц.

— Очень предусмотрительно с его стороны, — согласилась мисс Теккерей.

— У меня при себе нет бланков, — сказала я. Меня несколько раздражало, что она мне не доверяет, но в глубине души я понимала, что это вызвано просто неопытностью в подобных делах. Девушка, конечно, была абсолютно права.

— Они в среднем ящике письменного стола, мисс Ирвинг, — она указала на один из столов, стоявших в комнате. Я достала книгу бланков и выписала ей квитанцию.

Она уже собиралась выйти из салона, когда появился еще один жилец. Благообразного вида молодой человек с поклоном представился мистером Батлером. Это был тот самый господин, который принимал столь живое участие в судьбе миссис Кларк. Он был среднего роста, одет хотя и буднично, но весьма прилично. Пуговицы на его синем шерстяном сюртуке были в несколько раз больше, чем носят джентльмены в Рэдстоке, но сам сюртук выглядел вполне пристойно. Живые карие глаза смотрели ясно, а рыжеватым вьющимся волосам могла позавидовать любая женщина. Чтобы точнее описать его лицо, можно представить себе херувима после нескольких лет не очень упорядоченной мирской жизни. Не то, чтобы мистер Батлер производил впечатление человека, потрепанного жизнью, просто он выглядел менее свежим, чем херувим.

Он стоял, не в силах оторвать глаз от молоденькой вдовушки, и, пока она не убежала наверх к своему Джимми, от него трудно было ожидать вразумительных речей. Но, когда дверь за миссис Кларк закрылась, он перешел к делу.