Глава 32

Рени чувствовала ко всему безразличие. Но в этот день она не могла найти себе места. Ночные кошмары сильно ее утомили, и теперь, когда вновь приближалось время сна, она испытывала страх. Может быть, что-то случилось с ребенком? Но интуиция подсказывала, что это всего лишь состояние души и от этого ей теперь никуда не деться. Ворочаясь с боку на бок на широкой кровати, Рени никак не могла найти удобное положение. Бросив взгляд на фотографии Маршалла, стоявшие на туалетном столике, она села на кровати. Вот на этой он снят с Элизабет; он кажется таким юным, что трудно узнать в нем сильного, уверенного в себе человека. На другой фотографии, сделанной, вероятно, незадолго до их знакомства, выражение лица более суровое, и он больше похож на человека, которого она знала. Конечно, это не имеет никакого значения, она любит их обоих, ведь это один и тот же человек, и он навсегда останется единственным в ее сердце. И ребенок узнает, каким был его отец. Рени медленно подошла к окну и посмотрела на реку. Грязно-коричневая вода казалась ей омутом, затаившим недоброе. Пароходов не было.

Размеренный образ жизни невольно вызывал тягостные воспоминания, от которых она хотела избавиться. Хорошо, что рядом родные люди. Общение с ними немного отвлекало от мрачных мыслей.

Джим сказал, что по приезде Олли из Сент-Луиса он приступит к служебным обязанностям. Рени понимала его: ведь разлука с рекой и так слишком затянулась. Джим должен вернуться на пароход со спокойной душой.

Дорри полюбила привольную жизнь на природе. Луизиана притягивала ее гораздо сильнее, чем балы и вечеринки.

Джордж и Марта были счастливы, что впервые за несколько месяцев имели возможность отдохнуть вместе. Этому препятствовали сначала переезд в город, а затем беспрестанные, изнурительные поиски сына. Часами они бродили по окрестностям, наслаждаясь обществом друг друга.

Рени уверяла себя в Сент-Луисе, что с приездом домой все наладится, но это оказалось заблуждением. Да, здесь было спокойно, и она могла вволю отдыхать — это правда, но душа ее не обрела покоя: она по-прежнему страстно хотела Маршалла, а в последние несколько дней это желание было неотступным. Оно превратилось в наваждение и преследовало ее повсюду. Рени отошла от окна, переоделась к ужину. Сегодня она ляжет спать пораньше. Ей надо остаться наедине со своими мечтами.

— Не можешь что-нибудь придумать, чтобы это суденышко ускорило ход? — попросил Маршалл.

Олли посмеялся над ним из-за стойки бара.

— Боюсь, что нет. Я всего лишь буфетчик, а обязанности капитана выполняю временно. Рулевой знает, что делает: главное, чтобы мы не наткнулись на мель и пароход не разлетелся в щепки, если взорвутся паровые котлы. Успокойся и выпей чего-нибудь. — Олли налил ему немного виски. — Ты слишком взволнован. Не терзай себя. Прибудем послезавтра рано утром, если не подведет погода.

Маршалл проворчал что-то себе под нос, подумав, что два с половиной дня до Бейтон-Руж это слишком много. С бокалом в руке он подошел к двери в салон. Отсюда хорошо был виден портрет Элизабет. Красивая женщина! Поразительно, как Рени похожа на нее внешне. Он тряхнул головой и посмотрел на Олли, который суетился за стойкой бара.

— Когда закончится медовый месяц, поговорю с совладельцами. Пора переименовать пароход. — Маршалл улыбнулся и пошел побродить по палубе.

Лес тянувшийся вдоль берега, был посеребрен ярким светом круглой луны. И это усиливало впечатление нереальности происходящего с ним; казалось, будто все это он видит во сне. И хотя он ощущал палубу под ногами и знал, что Олли сказал правду, все равно не находил себе места. Нервы были напряжены до предела. Раны на теле скоро затянутся. Конечно, останутся шрамы, но с этим можно смириться. Сложнее дело обстояло с психикой. Он никак не мог избавиться от внутреннего страха, готового в любую минуту вырваться наружу. Он хотел спать, но заснуть вряд ли удастся. Он думал о предстоящей встрече. Пройдет какое-то время, и он снова обнимет Рени. От одной этой мысли руки задрожали, и он допил бокал. Будет ли она рада его возвращению? Черт возьми, что за мысли лезут в голову! Ведь Олли не переставал говорить, как она несчастна. Можно ли сомневаться в Рени? Она не похожа ни на одну женщину. Маршалл вздохнул с облегчением. Она единственная, кто усомнился в его гибели и не сдавался до последнего. Наверное, он просто боялся показаться ей совершенно другим. Он изменился не только внешне, но и внутренне. Исполненный противоречивых чувств, Маршалл вернулся в каюту в надежде немного поспать.

Следующий день не стал исключением — он был все так же встревожен. Олли предложил убить время, занявшись документами, но Маршаллу казалось, что судно ползет как черепаха, и он проклинал каждую остановку для заправки топливом. Вечером Олли предложил партию в покер. Маршалл на время забылся, но, выиграв двадцать долларов, извинился и ушел. Однако заснуть не смог. Завтра… завтра… Сердце отчаянно билось. Он увидит Рени. Маму, отца, Джима, Дорри… Их лица мелькали перед глазами. Какой уж тут сон! Включив свет, Маршалл подошел к маленькому зеркалу. Неужели он так сильно изменился? Об этом скажет их реакция… Он потер запястья с красными шрамами от наручников. Придется подождать…

Маршалл вышел из каюты. Рассвет он встретил в штурманской рубке. Туман густой пеленой окутывал землю, еще больше замедляя продвижение парохода.

Рени знобило. Мрачные мысли преследовали ее. Может быть, она заболевает? Весь день она сидела в своей комнате, пытаясь больше не думать о Маршалле. Она даже перевернула обе его фотографии лицом к подставке. Весь день она читала. Почему она выбрала именно Байрона? И именно «Когда мы расстались»… «Если мне доведется встретить тебя после долгих лет разлуки… Какой будет паша встреча?..» Слезы хлынули из глаз. Рени закрыла книгу. Принялась за шитье и делала сложные стежки до тех пор, пока глаза не стали сухими. Ее мутило; она не пошла ужинать и легла пораньше в постель. Элиз не возражала, полагая, что в ее положении самое главное — отдых.

Она быстро заснула, но отдых продолжался недолго. Снова перед глазами замелькал образ Маршалла. Рени прислушалась. В доме было тихо, тепло и уютно. Если б она проснулась где-нибудь в другом месте, ее, возможно, охватила бы паника. В сновидениях она побывала там снова… в их последний день. Боль… гнев… разочарование… Он был так близко, казалось, она вот-вот дотронется до него. В отчаянии она уткнулась в подушку и зарыдала. Когда немного успокоилась, встала и подошла к окну. Огромный шар луны вспыхнул на небосклоне. В другое время она бы подумала, что это самая романтическая ночь. Но перед ней была только густая, пугающая чернота ночи. Она взяла со стола фотографии и улыбнулась им. К утру грусть пройдет, и ее закружит водоворот обыденной жизни. Она села на кровать, прижала фотографии к груди и стала ждать прихода спасительного утра.

Рени встала, когда часы над камином пробили шесть. Бесцельное лежание утомило ее, и она решила выйти из комнаты. Потихоньку оделась и, завязав волосы сзади лентой, спустилась вниз. Кухня была расположена отдельно от основного здания. Повариха уже хлопотала над завтраком и очень удивилась, увидев молодую хозяйку в столь ранний час.

— Вам нездоровится, мэм?

— Нет, Айви, просто не спится. Можно что-нибудь поесть? Я ничего не ела за ужином и очень проголодалась. — Рени присела за большой стол.

Айви принесла чашку горячего чая и свежее печенье и вернулась к своей стряпне. Рени откусила пару кусочков и остановилась: желудок ее словно завязали узлом. Горячий чай успокоил разыгравшиеся нервы, и, поблагодарив Айви, Рени вышла из кухни.

Густой туман спустился на землю, сделав невидимыми реку и близлежащие пейзажи. В доме царили тишина и спокойствие. Она так любила Леман, когда был жив отец, а теперь он стал еще дороже. Ее убежище, последний причал.

Сойдя с крыльца, она решила пройтись по саду. Изумительной красоты розы, благоухающие в тумане, этим утром были какие-то особенные. Наверное, после бессонницы Рени воспринимала окружающий мир гораздо острее.

Внезапно раздался близкий гудок парохода. Странно. В густой туман суда обычно стоят у пристани. Какие-то смельчаки отважились плыть в такую погоду, вероятно, очень спешат в Новый Орлеан. Рени присела на маленькую железную скамейку в центре аллеи. Услышав, что пароход подошел ближе, она насторожилась и потихоньку зашагала к причалу. Никем не замеченная, поднялась по склону к любимой иве, откуда вся река была видна как на ладони. Остановилась, чтобы перевести дух, прислонясь к стволу, и посмотрела вниз. Определенно судно причалило к берегу, и, похоже, это «Элизабет Энн». Из-за густого тумана невозможно было разглядеть название, написанное на борту. Должно быть, что-то случилось, если Олли вернулся так рано. Ноги у нее подкосились. Она вспомнила, как в прошлый раз Джим и Олли вернулись раньше времени. Надо скорее разбудить Джима! Рени поспешила вниз по холму на большую тропинку. Подобрав подол, она бежала к дому, чтобы не остаться в одиночестве.

Маршалл сбежал по сходням. Олли показал ему тропинку, длиной примерно в полтора километра, которая вела прямо к дому. Хорошо, что они не испугались тумана и приплыли рано утром. Он умылся, тщательно побрился, оделся и теперь был готов к долгожданной встрече. Он заставил себя прекратить бег и перейти на быстрый шаг. Вдруг впереди замелькали полы черного платья и скрылись в тумане. Маршалл ускорил шаг и протер глаза. Нет, он в своем уме, ему не померещилось. Он отчетливо слышал топот убегающих от него ног.

— Подождите! — закричал он вслед удаляющейся фигуре.

Человек остановился.

Рени услышала голос откуда-то изнутри. Она была уверена в этом. Ведь на тропинке никого кроме нее не было, да и с парохода никто не сходил. Она снова бросилась бежать.

— Остановитесь! — повторил все тот же голос. — Я ничего не вижу из-за тумана.

Слезы брызнули из глаз. Не может быть! Это опять кошмар, она скоро проснется у себя в спальне. Она повернулась на голос, так глубоко проникший в нее, как будто был частью ее души. Возможно, это сон. Но ей так захотелось обнять его и все ему рассказать. Ей теперь все равно, пусть она даже проснется в объятиях Джима. Больше нет сил бороться. Рени закрыла глаза и остановилась, слегка покачиваясь от нахлынувших чувств. Когда она открыла глаза, он стоял и молча смотрел на нее. Почему он не подходит? Это действительно всего лишь сон, но такой желанный!

— Ты здесь? — прошептала Рени.

Человек, к которому она обращалась, ничего не ответил. Значит, сон, иначе он бы заговорил. Но вдруг фигура шагнула навстречу. Она все приближалась и приближалась. Казалось, еще шаг — и она исчезнет.

Маршалл подошел совсем близко, и образ, который он так хорошо помнил, поразил его. Он должен был сразу догадаться, что это она. Но что она делала здесь в столь ранний час? Он хотел броситься к ней, но ее бледность подействовала на него отрезвляюще. Она слегка покачивалась из стороны в сторону. И он ничего не сказал, чтобы не испугать ее, а медленно подошел еще ближе.

— Я здесь, — сказал он ровным, спокойным голосом. — Я здесь.

Комок подступил к горлу. Сон? Разрываемая между стремлением убежать в дом и не менее сильным желанием броситься в объятия нарисованному ею образу, Рени осталась на месте.

— Рени, с тобой все в порядке? Подойди ко мне, милая. — Голос был слегка охрипший, но такой ласковый.

— Это не сон? — прошептала она. Ноги стали свинцовыми, голова кружилась. — Дотронься до меня, пожалуйста, дотронься!

Сделав еще шаг, он обнял ее и прижал к груди. Она вся дрожала. Уткнувшись в него, Рени слышала, как бешено стучит его сердце, а громкий голос звенит в ушах. И она заплакала. Все было наяву. Он здесь, рядом. Возможно ли это? Она взглянула на него, пытаясь спросить что-то, но слова застряли в горле.

— Маршалл… — едва слышно произнесла она.

Он поцеловал ее в губы так нежно и так призывно, как никогда в жизни. Они слились воедино и растворились друг в друге. Ее руки гладили его спину, и на эту ласку отзывалась каждая клеточка его исстрадавшегося тела.

И вот они оторвались друг от друга, и стали истерически смеяться, и снова бросились в объятия.

— Твое лицо… — Рени провела рукой по шершавой коже. — Что случилось?

— Потом расскажу, — ответил Маршалл, целуя жену. — А где дом? — Он обнял ее, как будто боялся вновь потерять.

— Чуть дальше. — Она показала вверх по дороге.

Рени казалось, что она упадет в обморок от переполнявшей ее радости. Он все расскажет потом, сейчас ей надо только чувствовать его рядом с собой.

Маршалл обнял ее, вдыхая запах ее тела. Ему трудно было говорить, поэтому он молчал. Сердце снова воскресло. Когда они добрались до дома, красота Аемана поразила его. Он еще раз поцеловал Рени на пороге дома, и они вошли в обнимку в главный холл.

Первое, что бросилось ему в глаза, это винтовая лестница и хрустальные люстры.

— Давай разбудим всех попозже, — прошептал он на ухо жене.

Рени понимающе улыбнулась и быстро повела его наверх в свою комнату. Она заперла дверь, а Маршалл задернул шторы. Минуту он стоял, соображая, хочет ли она его любить. На ее лице не было ни тени сомнения. Он жадно стал ее целовать. Магвиры! Что они с ней сделали? Как он теперь должен обращаться с ней? Он весь дрожал, руки тряслись, пока он сбрасывал одежду в темноте. Он мечтал об этой минуте все последние месяцы.

Рени без смущения разделась и, развеяв нерешительность Маршалла, подошла к нему спокойно и уверенно. Ее движения были соблазнительны, она как будто плыла ему навстречу из сказки, нарисованной его воображением. Протяни руку — и она исчезнет. Почувствовав ее желание, Маршалл слегка дотронулся до ее щеки, и она поцеловала его ладонь. Они не помнили, как оказались на широкой кровати. Страсть захлестнула обоих. Руки скользили по нежной коже, изучая каждую клеточку трепещущего тела, возвращая любимую. Нащупав живот, Маршалл вдруг остановился. В глазах застыл вопрос, и Рени это поняла. Она кивнула, лукаво улыбаясь. Он ошалел от радости. Ребенок! Их ребенок. Он наклонился и нежно поцеловал ее.

— Я люблю тебя, — прошептал он ей на ухо.

— Я люблю тебя, — вторила она.

Он провел руками по набухшим соскам, заметив, как располнели ее груди. Рени вздрогнула, испытывая восторг от его прикосновений, и застонала. Маршалл почувствовал это, и губы их слились в долгом поцелуе. Сладострастные движения ее тела заставили забыть об отцовстве, и он полностью отдался своей страсти. В порыве нежности он выкрикивал ее имя, а она млела, вслушиваясь в до боли знакомый голос. Они оказались наверху блаженства.

Рени лежала с закрытыми глазами, положив голову ему на грудь. Она слышала, как ровно бьется его сердце. Неожиданно руки сами собой потянулись и схватили его, словно из боязни, что он исчезнет. Затаив дыхание, Маршалл открыл глаза и улыбнулся широкой, лучезарной улыбкой.

— Трудно поверить, что ты жива…

— Я?

— Магвир сказал мне, что они убили тебя.

Он нахмурился, вспомнив, что еще говорил ему Уэс. Как она могла вести себя так раскрепощенно после всего, что ей пришлось испытать. Он хотел знать ответ на многие вопросы, но боялся что-либо спросить.

— Да, я жива, но не по их милости. Уэс выстрелил, но к счастью, пуля слегка задела голову. — Она откинула волосы и показала маленький шрам.

Маршалл застонал и приник губами к зажившей ранке.

— Извини, что я не смог уберечь тебя. Ты даже не представляешь, как я переживаю за все, что с тобой произошло.

— Все теперь будет хорошо, я знаю. У меня есть ты, ребенок. Я так счастлива! — Слезы капали ему на плечо.

— Не плачь! — взмолился он. — Я весь промокну от твоих слез!

Она засмеялась и поцеловала его, шмыгая носом. Он положил руку на кругленький животик.

— Как скоро я стану отцом?

— Доктор сказал, возможно, к Новому году. Вероятнее всего, я забеременела в Сидархилле.

Когда Рени произнесла эти слова, Маршалл вздрогнул и вывернулся из ее объятий. В голове пронеслись тысячи мыслей. Но все они сводились к одному и тому же. Ребенок, который будет носить его имя, мог быть ребенком Уэса или Фрэнка Магвиров. Его покоробило. Если б он поел перед этим, его бы наверняка стошнило. Он опустил ноги и сел, потрясенный страшной догадкой. Немудрено, что она приехала на юг. Ведь надо же скрыть свою беременность. Все знают о ее затруднительном положении, поэтому приехали сюда. Никто не ждал его дома. Ненависть переполнила его, ненависть к Магвирам, которые, даже умирая, не оставили его семью в покое. Маршалл не замечал реакции жены. Она смутилась, когда он так неожиданно отстранился, и поняла, что это связано с Сидархиллом. А может быть, его расстроила такая скоропостижная беременность? Она старалась не обращать внимания на перемену в его поведении.

— Хочешь поспать немного? — спросила она как ни в чем не бывало.

— Скоро придет Олли, нам лучше одеться и разбудить всех, прежде чем это сделает он сам.

Рени понимающе кивнула и стала одеваться. Маршалл с пристрастием наблюдал за ней.

— Пожалуйста, только не черное. Надень что-нибудь поярче, — попросил он.

Чмокнув его в щеку, Рени распахнула гардероб и достала яркое цветастое платье. Маршалл одобрил выбор кивком головы; Рени быстро натянула платье и повернулась к мужу спиной, чтобы тот помог застегнуть. Вместо этого руки заскользили по телу, еще раз погладив округлившийся животик. Маршалл подавил в себе страх и разочарование, нахлынувшие на него, и слушал ее милый голос.

— Ты вернулся! Невероятно! Я боюсь, что однажды могу проснуться, а тебя нет.

— Нет, любимая, я снова с тобой и не собираюсь покидать тебя.

Рени судорожно обняла его. Он заметил, что она наморщила лоб.

— Что такое?

— Почему у тебя все лицо в шрамах?

— Мой нос, — ответил он безразлично. — Он был сломан. Сейчас подживает.

— Тебе не больно?

— Сейчас нет. — А…

— Все хорошо, — ответил он сразу на все вопросы.

Рени прижала его к себе, словно хотела забрать себе всю боль и страдания, которые довелось пережить ему.

Маршалл застегнул платье.

— Нам лучше разбудить родителей до прихода Олли.

— Мне это сделать самому? — спросил он, натягивая брюки.

— Думаю, это не самый удачный вариант. — Рени вспомнила, какой ужас она испытала, впервые увидев Маршалла после разлуки. — Лучше я.

Немного погодя они вышли из комнаты более умиротворенные, но Маршалл никак не мог справиться с ненавистью, сжигающей его изнутри. Они направлялись в спальни для гостей, когда из своей комнаты вышел Джим и остановился в оцепенении.

— Марш! — закричал он и бросился обнимать брата.

На крики сбежалась вся семья. Первым выскочил Джордж, наспех натянув брюки на пижаму.

— Марта, скорее, он приехал! Боже мой! Он приехал!

Прямо в ночной сорочке выбежала Марта и, рыдая, бросилась к сыну. За ней стояла Дорри. На другом конце коридора показалась Элиз. Все это время Рени стояла в стороне, позволив Маршаллу вдоволь наобниматься с родными, особенно с мамой. Наконец Марта, вся в слезах, подошла к Рени и обняла ее.

— Как ты нашла его?

— Я пошла погулять… Всю ночь не могла уснуть, — сказала она, бросив взгляд на мужа. — Я услышала, как причалил пароход, и встретила его уже на тропинке к дому…

Марта и Дорри то смеялись, то снова плакали от счастья. Элиз велела приготовить праздничный завтрак и послала за Олли.

К огромной радости от встречи с родными примешивалось отчаяние. Маршалла жестоко терзал один вопрос: расскажут ли они ему об изнасиловании? Вероятно, они считают, что умолчание оградит его от лишних беспокойств. Вскоре он заметил перемену в поведении жены: она как будто боялась его, стремясь скрыть свою вину.

Рени с беспокойством наблюдала, как Маршалл за завтраком опрокидывал один за другим бокалы с виски. Домочадцы тайком переглядывались, но молчали. Вдруг он обнял Рени у всех на глазах и смачно поцеловал слюнявыми губами. Она лишь покраснела от неожиданности, но не сопротивлялась, выдерживая его многозначительный взгляд.

— Тебе не утаить от меня ничего, — произнес он твердым голосом.

Рени побледнела, решив, что он знает о ночи, проведенной с Джимом.

— Я… — запинаясь, молвила она.

— Позже поговорим, — перебил ее Маршалл, дыхнув терпким запахом виски. Он опустил руки и направился в кабинет, где его ждали Джордж и Джим.

Рени присоединилась к Марте, Элиз и Дорри. Они едва оправились от утреннего шока и решили немного отдохнуть на балконе. Олли вернулся на судно, и теперь, пока Маршалл беседует, у него будет небольшая передышка.

— Рени, как ты можешь сейчас вот так сидеть? — спросила Дорри, лукаво улыбаясь.

Рени вспомнила первые минуты наедине с Маршаллом.

— Понимаешь, Дорри, не все так просто.

— Могу себе представить! — добавила Марта. — Значит, ты гуляла, когда причалил пароход?

— Да, — задумчиво сказала Рени, воскрешая в памяти необычную встречу с мужем. — Я не могла уснуть всю ночь и, как только забрезжил рассвет, встала. В саду услышала шум приближающегося парохода и подошла к иве, чтобы рассмотреть его вдали.

— Как интересно! — воскликнула Дорри.

— Да, но тогда я испугалась. Я увидела, что это «Элизабет Энн», и меня охватила паника. Я побежала к дому, чтобы разбудить вас. Там, на тропинке, он меня и догнал. Я услышала, как он позвал меня, но подумала, что это мне кажется… Ведь утром был очень густой туман.

— Так романтично! — опять не удержалась Дорри.

— Да, когда я немного пришла в себя, так трудно было поверить, что это не сон…

Марта подошла к ней, потрепала по плечу.

— Он здесь, дорогая, он здесь.

Все с облегчением вздохнули.

— Что случилось с тобой? — спросил Джордж, не настаивая, однако, на том, чтобы Маршалл сразу же выложил всю историю.

— Я почти все рассказал Олли по дороге сюда.

Он подошел к окну и посмотрел на реку. Вновь его охватило волнение: в который раз он возвращается к тому страшному отрезку своей жизни! Но когда изливаешь душу, становится легче.

Маршалл вернулся к столику, налил себе еще виски и сел на диван напротив письменного стола. Все это время Джордж наблюдал за ним. Он понял, что ею старший сын настроился на рассказ.

— Не волнуйся. Мы никуда не спешим. Когда почувствуешь, что тебе нужно… — добавил Джим, видя, сквозь какие психологические преграды пробирается любимый брат.

— Сейчас пройдет, — спокойно ответил он.

Джордж промолчал, но все было ясно без слов.

— В Мерамеке… — наконец начал Маршалл, допив бокал.

— Это там, где ты был все это время?

— Да. Олли сказал мне, где вы искали. Но у Магвира была пещера…

— Пещера? Никогда бы не додумались…

— Он, вероятно, так и предполагал, замышляя это.

— Но Магвир поклялся, что ты мертв! — затрясся от гнева Джордж.

— Я, вероятно, был очень близок тогда к смерти, а он уехал в город… И если бы не Тэнер и Джонсоны…

— Кто?

— Шериф Тэнер из Гаррисон-Милз и его люди нашли пещеру и отправили меня на ферму Джонсонов. Я находился там около трех недель… Потерял счет времени…

Маршалл встал и заходил по комнате, алкоголь не смог унять возбуждения. Голос его время от времени дрожал и казался чужим.

— Когда мы возвращались с пикника, Магвир схватил Рени, я даже не успел глазом моргнуть. Я был так глуп… Вы не представляете, что мне пришлось пережить, и как хотелось вернуть все обратно, и не ходить на прогулку, а остаться дома…

— Что было, то прошло. Все наладится, — подбадривал его Джордж.

— Надеюсь… Я пытался схватить ружье, но один из них ударил меня, и я потерял сознание. Когда очнулся, меня уже везли на лошади. Понадобилось время, чтобы понять, почему Магвир не убил меня сразу. Ему бы это ничего не стоило…

Трясущейся рукой Маршалл пытался налить еще бокал. Когда ему это не удалось, он поставил графин на место и, явно раздосадованный, отвернулся.

— Мы ехали, как мне показалось, четыре дня. Вокруг ни души. Когда доехали до пещеры, там уже собралась вся банда. Однажды я затеял побег, но безуспешно. Тогда-то и получил вот это… — Он показал на свое лицо. — После этого случая они надели на меня кандалы, по я был без сознания и узнал об этом позже. Когда очнулся, он стегал меня плетью…

— Что! — закричал Джордж. — Кандалы и плеть?

Он едва превозмог безумное желание броситься к сыну и обнять его. Он был потрясен до глубины души отсутствующим взглядом Маршалла.

— Они держали меня в закрытом помещении в противоположном конце пещеры… Спина очень долго заживала, а руки… — Он засучил рукава, и Джим чуть не вскрикнул, увидев жуткие шрамы. — Наконец Джонсоны сняли наручники.

— Мы должны отблагодарить их как следует, когда вернемся домой, — сказал Джордж.

— Я сидел в задней комнате пещеры все время.

— В комнате… пещеры? — недоверчиво переспросил Джим.

— Да. Метр восемьдесят на метр двадцать. Без света, без всего. Этого было достаточно, чтобы сойти с ума, но подумать о том, что Рени погибла…

— Рени? Магвир решил, что убил ее?

— Да. Он мне сказал это. — Маршалл умолк, вспоминая горькие минуты отчаяния. Затем, как будто стряхнув их, промолвил: — Боже, какой ужас! Она сильно пострадала?

— Ей, конечно, досталось, но не сильно. Она даже хотела ехать с нами на поиски, — с гордостью добавил Джордж.

— Как ей удалось добраться домой? Она сказала, что Уэс стрелял в нее.

— Она рассказывала, что, после того как они ударили тебя, она убежала, но недалеко, потому что Уэс выстрелил и пуля слегка задела голову. Рени повезло. Когда она пришла в сознание, поблизости оказалась лошадь, которая довезла ее до дому. Пэки нашел ее, — объяснил Джим. — Она волновалась за тебя. Элиз пришлось долго успокаивать ее.

Значит, подумал Маршалл, она никому не рассказала о нападении. Хорошо, но почему доктор ничего не объяснил Джорджу? Понятно, ее пичкали успокоительными, ведь это такой ужас оказаться в объятиях Уэса и Фрэнка. Представив Рени в окружении мерзких братьев, пока он лежал без сознания, он пришел в такой ужас, что выбежал из комнаты, дабы освободиться от навязчивого кошмара.

— Мне нужно на воздух, — бросил он на ходу. — Потом расскажу.

Джим посмотрел на отца беспомощным взглядом.

— Только время и терпение, — сказал Джордж печально.

Маршалл тупо смотрел прямо перед собой. Стены дома давили на него. К счастью, туман рассеялся. Стоял ясный, солнечный день. Он не помнил, как вышел через заднюю дверь в сад и шел до тех пор, пока не оказался возле колодца в кустарнике. Искрящиеся брызги фонтана и затененная беседка манили прохладой. Еще несколько шагов, и он укрылся от палящего солнца. Легкий ветерок дарил уют и спокойствие его израненной душе. Присев на встроенную скамейку, Маршалл в изнеможении откинул голову. В ней все перепуталось: виски туманили мозг, да и новости, которые он услышал сегодня, способствовали помутнению. Ясно одно — теперь он совсем другой человек. Придавал ли он значение всему, что его окружало, или поступал вопреки логике, опираясь только на эмоции? Сколько долгих дней и ночей разума и логики для него просто не существовало! Пытаясь разобраться в веренице мыслей, Маршалл стал отбирать только нужные ему факты, чтобы, взяв их за основу, прийти к логическому выводу. Никогда прежде он не рассуждал с такой холодной расчетливостью, но сейчас ему предстояло сделать именно это, и как можно быстрее. Ибо с каждым днем он впадал во все более глубокую форму депрессии.