Глава 3

— Вам кого? — спросила меня на следующий день Варвара Линева, цепко придерживая дверь и не сгорая от гостеприимства.

— Варь, я — Полина, мы же договаривались.

Она прищурилась, всмотрелась и хихикнула:

— Ух ты, богатой будешь, не узнала.

Совсем другое лицо.

— Надо было оправдывать ожидания.

Может, она из альтруизма только калекам жилье предлагает? Я смахнула со лба челку, явила синяки и шишки:

— А так?

— Так не видать тебе богатства. Заваливайся. Располагайся. Я понеслась в универ. Вечером отметим.

Намек я поймала на лету, как собака мячик.

— Варь, ты меня выручила, ужин за мной, сама приготовлю. Что будешь пить?

— Бутылка водяры и баллон пепси или фанты тебя не разорят?

— Нет, — Значит, вечер сегодня забит, и я сразу после занятий домой подамся. Пока.

«Новое поколение в России выбирает, конечно, пепси, — подумала я,» — но — к водке. Поэтому связь поколений у нас не прервешь".

Квартира была однокомнатной, с подтеками по потолку и отошедшими от стен обоями. Вероятно, соседи сверху не ладили с сантехникой. Да чего там, в состоянии войны они с ней были. Но мне чудилось, что люди ни при чем. Сдаваемое помещение само часто и безутешно плакало по ремонту и уюту. Я пребывала в поэтическом настроении, следовательно, приключение с переездом пришлось кстати. Люблю менять обстановку — тонизирует тело и душу.

В комнате стояли два продавленных дивана, два ободранных кресла и на диво крепкий симпатичный столик. В кухне — облезлый стол, такого же качества «солдатик» и холодильник «Ока». В последнем не обнаружилось даже удавившейся мыши. В совмещенном санузле призраком цивилизации маячила стиральная машина «Малютка». Водруженная на нее зеленая пластиковая корзинка полнилась качественными шампунями, кремами, масками, дезодорантами. Варвара явно разгадала загадку женской привлекательности. Прихожая была богата встроенным шкафом и похожей на засохшую пальму деревянной вешалкой.

Варварины вещи уместились на двух полках. Прямо скажем, ничего лишнего.

Но все незаношенное.

Я разложила предметы своего скромного гардероба на свободных досках, взяла пакет с продуктами и отправилась баловать себя кофейком. Беря из «солдатика» первую попавшуюся керамическую кружку, я расплылась в улыбке. Самая приятная улыбка прошлому, будущему большинство улыбается все-таки робко и настороженно. Однажды мы с Измайловым забрели к моей приятельнице за дискетой. На минуту. Вик попросил пить.

— Вода в кране, — по-простому бросила она. Достала чистую чашку, сунула полковнику, стряхнула пепел со своей сигареты мимо пепельницы и приникла к компьютеру.

Прежде чем налить холодной водицы, Измайлов тщательно вымыл посудину горячей. Он старался действовать незаметно, но вопрос о маниях, заданный мной на улице, его не смутил.

— Дом неопрятный, Поля. Зачем хлебать из чашки, в которой наверняка шастают тараканы?

Это еще что. Когда наши с ним отношения находились в стадии недоразвитости, я в спешке плюхнула на середину стола сковороду с картошкой, схватила вилку и принялась уминать за обе щеки.

Вик сидел, как натурщик в мастерской мэтра.

— Вкусно, налетай, — порекомендовала я.

— Извини, Поленька, не могу, — сказал Измайлов и положил картошку в тарелку.

— Мы же целуемся, — опешила я, искренне полагая, что церемонии отныне излишни.

— Извини, мне надо не привыкнуть, а прямо-таки прирасти к человеку, чтобы есть с ним из одной сковородки. И то в экстремальных условиях.

Испортил он мне тогда аппетит. Лучше бы провозгласил лозунг: «Даешь культуру поведения в быту!» Одно дело — чувствовать себя дурно воспитанной, другое — чужой.

Вспомнив любимого мужчину, я не сумела вовремя остановиться. Вчерашняя обида ощутимо металась внутри. То в сердце кольнет, то в желудок врежется, то барабанную перепонку пощекочет.

— Ты собралась платить за квартиру, в которую неизвестные мужики приходят умирать? Не вынуждай меня тащиться к Линевой, передавать от тебя привет и сообщать, что угол тебе сдал я, — заявил полковник.

Это была потрясающая ругачка с подробным перечислением прав и обязанностей граждан вообще, меценатов, побирушек, господ, женщин, мужчин, преступных отморозков и прочая — в частности. Мы тонули в пучине античной и средневековой философии, а потом отдыхали на твердыне марксистско-ленинской. Использовали горячие аргументы типа: «Сам дурак, сама дура».

И леденили друг другу кровь изысканной вежливостью. Мы цитировали классиков и сочиняли афоризмы. Пресловутым методом проб и ошибок я пользовалась безукоризненно, потому что другими овладеть не удосужилась. Через два часа страстных споров стало ясно, что милицейскую бдительность лучше всего глушит моя тупость. И в ответ на не лишенные остроумия и здравого смысла доводы я принялась бубнить:

— Ничего со мной не случится за две недели. Мне надо работать. Я в любой момент могу просто-напросто убраться оттуда и не возвращаться. Ничего со мной не случится…

И снова по кругу.

После того как взбешенный Измайлов назвал мои однообразные выступления «непролазным дебилизмом», я с ходу спросила:

— А каковы результаты вскрытий, экспертиз, обыска? Больше недели прошло. Вдруг действительно не стоит соваться?

Окрыленный моей понятливостью, Юрьев заговорил, и к тому моменту, когда полковник меня раскусил, выложил главное. В салфетку Варвара отсыпала не яд и не противозачаточное, а сильнодействующее снотворное. Таким же попотчевали Вениамина Кузьмича Загорского. Потом ему, спящему, сделали внутривенный укол. Только вместо лекарства ввели воздух. Смерть наступила от эмболии. На кофейных чашках были отпечатки пальцев Зинаиды и Вениамина Кузьмича. В крови самой Зины Красновой обнаружили слабую концентрацию синтетического наркотического вещества.

Судя по состоянию печени и почек, девушка была начинающей наркоманкой.

В ее сумке под тетрадками нашли еще одну капсулу со снотворным. Изощренно убитый Вениамин Кузьмич Загорский имел волгоградскую прописку. В Волгоград послали запрос и с часу на час ждали исчерпывающих сведений о невезучем приезжем.

Упоминание о наркотике сделало меня совершенно неуправляемой. Даже Измайлов оказался не готов к такому-краснобайству. Я сулила, что Варвара Линева обязательно поделится со мной сокровенным. Ведь вот-вот наступит момент, когда ей нестерпимо захочется поговорить о подруге. Я бралась обаять безутешного Лешу Трофимова и выпытать у него то, что нормальные люди скрывают от родителей и милиционеров. Я обязалась «прощупать» хозяйку, у которой наверняка есть ключ от квартиры… На удочку, как водится, попался Сергей Балков.

— Виктор Николаевич, — негромко сказал он, — мы в дерьме по уши с этим убийством. Ей-богу, проще подкупить патологоанатома, чтобы написал, будто Загорский скончался от инфаркта.

У Полины статья получится и без проживания по одному адресу с Линевой.

А у нас… Пусть бы осторожно разведала хоть что-нибудь.

— Она — осторожно? Не зли меня! — рявкнул полковник. Но я уже вцепилась в спасательный круг, милосердно брошенный Сергеем. Балков почему-то считает, что отлучать меня от расследования преступлений, в которые я сама собой вовлекаюсь, бессердечно и глупо.

— Предупреждаю, великие сыщики: или я перебираюсь к Варваре и благословляю ваш контроль, или не перебираюсь и пользуюсь свободой действий. Учтите, насильственного изменения моих творческих планов я никому не прощаю.

— Ультиматум предъявила! — торжественно возвестил Борис Юрьев.

— Опять, — застонал Измайлов, — опять мы вынуждены идти у нее на поводу.

— Я вынуждена идти у вас на поводу.

Знаете же, как меня утомляют ваши запреты и указания, перестраховщики.

Они переглянулись. Дальнейшее было театром абсурда. Я встала навытяжку и добросовестно повторила за Виком страшную клятву: не торопиться, не трепаться, не проявлять инициативы, не рисковать и т, д. Менты все равно смотрели на меня с сомнением.

— А если я случайно нарушу данное товарищам слово, пусть разразит меня гром или покарает твердый кулак Виктора Николаевича, — добавила я от себя для пущей убедительности.

Зажмурилась. Кто-то из них троих всхлипнул.

Статью предстояло сдать в срок. А поскольку человеческие замыслы всегда корректируются реальностью, я не была расположена бездельничать в снятой квартире. Один из заместителей главы Центра по профилактике и борьбе со СПИДом живо откликнулся на просьбу о содействии.

— У нас есть дама, увлеченная объединением специализаций врача-инфекциониста и врача-нарколога. В сущности, ей осталось только название этому гибриду придумать. Обратитесь, я ее предупрежу.

В его голосе проскальзывала то ли язвительность, то ли насмешка, то ли зависть, что делало даму интересным объектом исследования. Она, похоже, взвалила на себя дополнительную нагрузку и не согнулась. Таких коллеги не слишком жалуют.

— Приходите, но имейте в виду, я очень занята, — сказала Лилия Петровна Вешкова и положила трубку.

Я заторопилась. Занятые женщины непредсказуемы, несносны, но забавны.

Упустить шанс познакомиться с такой было грешно.

Однако я забыла, что любое предприятие надобно начинать договором с собой, а не с партнером. Мне пришлось обращаться к прохожим — я не слишком ориентировалась в этом районе, а вход в здание к тому же был со двора. Люди пятились и отрицательно мотали головами, дескать: «Чур меня». Наконец вся из себя испитая, вялая особа уточнила:

— Это куда заразные смертники на анализы ходят? Вон, через сквер и арку.

Молись Богородице, может, тебя пронесет, молоденькая совсем.

После подобного напутствия я прижалась к дереву с толстым стволом и кружевной осенней кроной, закурила и призналась себе, что наступил отлив энтузиазма и на дне валяется в остатке всякий безобразный мусор. "Вирус иммунодефицита человека, сокращенно ВИЧ, передается половым путем и через кровь…

Заразиться синдромом приобретенного иммунодефицита, то есть СПИДом, бытовым путем невозможно…" Даже отметив несуразность сочетания «заразиться синдромом», даже будучи качественно теоретически подкованной, я не могла заставить себя взяться за ручку двери, захватанную сотнями ладоней несчастных.

Эх, исповедовала бы элегантность, носила бы перчатки. Обернуть кисть носовым платком? Неловко. Не так давно сказала про пожимающую руки больным СПИДом принцессу Диану: «Тоже мне подвиг. Нашли о чем трезвонить». Кретинка. Кое-как я уломала себя. И предстала перед Лилией Петровной Вешковой, будто пробежав марафон. Не врут ученые.

Если мысленно заниматься аэробикой, пульс и дыхание учащаются, словом, организм легко обмануть. Или не легко?

«Обязательно выясню, ради чего медики ввязываются в столь опасное дело, — решила я. — Вряд ли им миллионы платят».

С Вешковой мы разговаривали около часа, и к концу беседы я была убеждена в собственной правоте, как никогда. Не отпуская к Варваре, Измайлов пытался заставить меня обойтись вот этим — количеством больных, призывами к властям предержащим дать денег на медицинские программы, названиями групп риска, стоимостью лекарств. Я сама ничего тягомотнее отродясь не слышала. Зачем писать то, что заведомо читать не станут?

Нет, без образа современного наркомана, для которого и СПИД — насморк по сравнению с ломкой, к печатающим устройствам не стоило приближаться. Мои надежды на Варвару Линеву и ее окружение должны были оправдаться.

Лилия Петровна Вешкова вызвала во мне полный раздрай чувств. Она, бесспорно, была героиней, но не статьи, а либо диссертации по психологии, либо романа. И то и другое не по моей части, о чем я сразу же начала сожалеть. Фраза:

«Ты еще молода, Поленька», часто звучит из уст полковника Виктора Николаевича Измайлова грустным упреком. Сорокалетняя Лилия Петровна вроде бы не кого-то, а себя яростно упрекала за то, что на двадцати годочках нельзя остановиться. Женщина числила старость в пороках и осознавала — с каждым днем она погрязает в пороке все больше. Она не желала стареть, одновременно боясь прослыть несерьезной и несолидной. Постигла разницу между «быть молодой», «молодиться» и «омолаживаться». Блекловатая косметика (усвоила, что лучшая та, которой не видно), упаковка стройного сухого тела в одежду стиля «вечно юная классика», удобная для непосед обувь, вместительная сумка-мешок… Я редко наблюдала женщин на возрастном перепутье. Умных женщин. Отказать Вешковой в признании ее головы не тыквой не смог бы и фанатичный злопыхатель.

Наш редактор полагает, что право на мнение о человеке имеет прежде всего его ровесник. Поэтому моих потуг характеризовать всякого встречного не одобряет. «Доживи, — говорит, — Полина, и тогда резвись пером по бумаге». Но я не воспринимаю советы как руководство к действию. Мало ли кого жизнь обламывает по-своему. Меня же не физическое состояние в определенном возрасте занимает, а душевное. «Нельзя эти состояния разделить», — вздыхает редактор.

Я вспомнила о нем неспроста. Вешкова ни на секунду не забывала, что общается с журналисткой, соответствовала имиджу деловой дамы. Я не утерпела и клещом полезла к ней под смуглую кожу: то да се, почему избрали тернистую дорогу, как переносите тяготы, о чем мечтаете, на что конкретно претендуете…

Она надиктовала мне много банальностей. Закодированные буквами, они выглядели пристойно и правильно. Например, в пору зрелости человек, независимо от пола, должен заполнять свои дни чем-то богоугодным; генофонд нации без нее, мелкой, но добросовестной и неравнодушной сошки, сойдет на нет; и вообще наркоманствующий молодняк жалко.

Есть специальная популярная литература, озабоченные всем подряд средства массовой информации, обученные в вузах педагоги, верящие в возможности профилактики врачи, а дети строем уходят в никуда. Лилия Петровна контактировала с женскими объединениями, политиками, выбивала гранд на борьбу с наркоманией и ее последствиями из фондов Сороса, терзала депутатов запросами, лечила страждущих, учила наркоманов приемам само— и взаимопомощи при передозировках, выпрашивала у спонсоров деньги на одноразовые шприцы и презервативы, организовывала акции против наркотиков и СПИДа, где раздавала юношам и девушкам добытое «у частных лиц и коммерческих организаций». Она боролась, не давая спуску себе и другим.

— Вчера уволила человека, который впал в спячку на переднем крае, Полина.

«Понятие „передний край“ тебя сильно волнует. Героическая, но не жертвенная натура», — подумала я. Она была амбициозна, энергична и оправдывала средства целью. Благородной целью, не спорю.

Она приносила пользу и творила добро.

А мне и нравилась, и не нравилась. Мы были похожи. Однако намекни мне кто-нибудь, что я столь же прямолинейна и жестка, оскорбил бы. Я не умею переть напролом. Я не числю свое дело в самых важных на свете. И не мыслю себя без обходных путей по красивой местности.

Наверняка от Лилии Петровны Вешковой было гораздо больше пользы, чем от меня. От нее было меньше тепла, которое дает сострадательная растерянность.

Иногда надо вместе с другим не знать, что делать. Она слишком владела проблемой. Я прониклась уважением к этой женщине, понимая, что являюсь для нее лишь одним из механизмов для достижения социально — и лично — значимого результата. И не в упрек, скорее в поддержку, сделала вывод: «Своего не упустит».

— Лилия Петровна, вы по образованию педиатр. Бросили аспирантуру, переквалифицировались в искоренительницы СПИДа. Зачем было лезть в ураган? — спросила я.

— Чтобы успеть проникнуть в его центр. Самое спокойное место. Это обыватели полагают, что завтра дождь и ветер утихнут. Шучу, конечно, — засмеялась она.

Ответ, как мне показалось, был предельно честным. И необыкновенно расположил меня к Вешковой.

— Полина, я смотрю, вы вгрызаетесь в проблему. Ваши коллеги записывают цифры, благодарят и убегают. Я рекомендую вам контакт с отцом школьника-наркомана. Я помогла парнишке слезть с иглы. И родитель загорелся идеей создания общественной организации «Надежда». Сейчас он оформляет документы.