ГЛАВА 26

СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

За механозародышем корабля пришлось ехать в Императорский коммерческий банк. После бегства бочайской верхушки банк, само собой, не работал, а охрана разбежалась по домам. Лишь электронные сторожа охраняли титанитовые хранилища. Для спецагента дело техники – отключить многослойные защитные контуры и вскрыть замки.

Вылупление решили проводить в саду. Если активизировать механозародыш в подвале – съест весь дом. Кнутсен вместе с Платоном бережно перенесли «яйцо» из грузовика в садовую беседку. Фруктовые деревья, кусты и цветочные клумбы – все, что ее окружало, было обречено на съедение. Новорожденный удивительно прожорлив.

«Зародыш» походил на яйцо гигантского ящера и был прохладным на ощупь. Тестировать его оказалось нечем. Даст бог, бочайцы не пытались испортить его в отсутствие владельца.

Археолог нацелил на гладкий бок «яйца» активизатор – маленький излучатель электромагнитных волн – и дал высокочастотный импульс. Ничего не произошло.

– Сколько надо ждать? – мысленно спросил Платон свой микрочип.

– Вечность, – буркнул тот. – Нет ответного сигнала.

– Что же делать?

– Возьми другое «яйцо».

Рассольников беспомощно поглядел на Серого Лиса.

– Есть проблемы? – спросил тот.

Платон нагнулся к «зародышу», начал его гладить и, прижавшись щекой к поверхности, зашептал, раз за разом повторяя:

– Ну давай, сыночек, просыпайся.

Кнутсен посмотрел на него, как на идиота, но махнул рукой и ушел в дом.

Прошел час. Толку по-прежнему никакого. Утомившись, Рассольников сел на каменный пол беседки. «Так не бывает г – думал он, раскачиваясь, как китайский болванчик. – Выжить во всех передрягах, бежать из плена, отбить три атаки и споткнуться на ровном месте!»

Вдруг активатор слабо пискнул и зажег красный огонек на рукояти: «Живем, черт возьми! Есть бог на свете!» Вскочив на ноги, Платон от радости саданул кулаком по мраморной колонне.

– Жи-вем!!! – крикнул он спецагенту.

– Полундра! – воскликнул микрочип. – В укрытие!

– Не паникуй, – успокоил его археолог. – Там долгая перестройка.

Серый Лис высунул голову из окна.

– Что за буза?

– Процесс пошел! – Археолог снова ударил по колонне и ушиб костяшку мизинца.

– Сейчас приду, – натренированно спокойным голосом сказал Кнутсен и, с грохотом и звоном распахнув окно, выпрыгнул в сад.

«Яйцо» лопнуло спустя два часа – в разгар запылавшей звездами тропической ночи. Раздался пронзительный звук, похожий на звон матричного синтезатора, когда он выплевывает из рабочей зоны готовый предмет. Затем внутренность беседки озарилась оранжевым светом, ее блестящие колонны четко выделялись на фоне темных древесных стволов. Археолог увидел множество красноватых огоньков, медленно ползающих вокруг «яйца». Его оболочка прорвалась, и зародыш принялся осваивать подножный корм.

Огоньков становилось больше, они двигались все быстрее. Послышалось жужжание и визгливый скрежет – отростки зародыша проникали в камень и землю и начинали их переваривать. Беседка оплывала, как подтаявший торт-мороженое. Атомы ее вещества совершали превращения, о которых веками мечтали древние алхимики. Камень потек, и вскоре остатки беседки стали просто кучей не пойми чего. Она светилась красноватым светом и шевелилась, будто разворошенный муравейник. От кучи отделились и поплыли в звездное небо клубы светящегося дыма. И вот уже в саду полыхало дрожащее зарево. Рассольников и Кнутсен с замиранием сердца следили за вылуплением с заднего крыльца особняка. Клубы дыма взлетали все выше и чаще, треск, скрип и жужжание слились в дребезжащий гул. Суетящиеся в саду красные огоньки образовывали цепочки, похожие на ручейки раскаленной лавы, вытекающие из жерла вулкана. Можно было различить что-то огромное и горбатое, качающееся, словно лодка на волнах. Волны горячего воздуха катились во все стороны, и вот уже людям стало невмоготу – они разделись до трусов, но не захотели уйти под защиту стен.

– Папа! – закричал биомех на весь пустырь, когда рассеялось облако дыма. – Папа! Где ты?!

Серый Лис делал вид, что ничего не слышит. Платон чертыхнулся про себя, спустился с крыльца и побрел через сожранный сад. Биомех был взрослого размера, с розовой, поросшей нежным пушком кожей. От него валил белый пар, и еще в воздухе стоял ощутимый запах грудного молока.

«Бред какой-то! – думал археолог, подходя к кораблику. – При чем здесь молоко?» Молоком от биомехов пахнуть не должно – ни грудным, ни кислым, ни сгущенным. Это была хитрая уловка новорожденного – первая, но далеко не последняя.

– Папа! Папочка! – испуганным детским голоском продолжал звать биомех, даже когда Рассольников был всего в трех шагах.

– Привет, – сказал археолог. – Ну, чего ты кричишь?

– Я тебя зову, зову, а ты не идешь, – с обидой в голосе ответил кораблик.

Платон опешил: «Так, значит, это я – папочка! Я, а не покойный „Оболтус“, которого ищет механический малыш. Нет, так дело не пойдет».

– Ты ошибся, голубчик, – объявил он. – Я не твой папа, я – твой капитан.

– Мне не страшен океан, реки и моря. Моя папа-капитан. Кря, кря, кря, – дурашливым голосом пропел биомех.

Кнутсен расхохотался. Оказывается, он уже стоял у Рассольникова за спиной.

– Ты можешь только дурачиться или еще умеешь и летать? – буркнул Платон.

– Я знаю все, что знала моя мама, которую ты ласково называл «Оболтусом». Я помню все, что было между вами, – многозначительным тоном произнес кораблик.

Это был удар ниже пояса. Хорошо хоть, спецагент не знает, о чем речь. Впрочем, не трудно догадаться.

– Как тебя зовут? – чтобы сменить тему, не подумав, спросил Платон. Он сам должен был дать своему кораблю имя.

– Сынок, – с готовностью ответил биомех. Вот так новорожденный кораблик сам себе придумал имя.

– Надо спешить, – подавив ухмылку, объявил Кнутсен. – Твое рождение уже засекли. На пустырь наверняка прибудут гости.

– Грузите багаж, – сказал «Сынок» и образовал в своем боку грузовой люк. – Я готов.

– Ты уверен? – с сомнением произнес Рассольников. – Тебе нужно топливо, а нам – вода и сублимированные продукты.

– Все уже на борту. Из здешнего краснозема получилась отличная горючка, – усмехнулся кораблик. – А питаться вы будете корнями манговишни.

Археолог со спецагентом начали перетаскивать в трюм кораблика тюки и коробки с экспедиционным имуществом. Время от времени микрочип в голове Платона объявлял роковым голосом, сколько времени прошло после вылупленшг. Только зря «гнал волну» – Рассольников и без того носился взад-вперед как угорелый.

Наступил рассвет. Погрузка была закончена. Гиперпрыгун зарастил люк и оторвался от земли. «Неужели пронесло? – подумал Рассольников, вытирая со лба пот. И тут на дальнем конце пустыря, который образовался в ходе боя, над руинами кирпичного дома блеснула голубая капля глайдера – и тотчас озарилась вспышками двух лазерных пушек.

Не успевшие добраться до командной рубки археолог и спецагент могли уповать только на врожденные навыки биомеха. Если «Оболтус» действительно сумел заложить в гены своего детища корабельное искусство, то у беглецов есть смутная надежда на спасение.

Пустив в ход стартовый ускорители, «Сынок» на антиграве скакнул над трехэтажной церковью на противоположном краю пустыря и завис позади нее.

Спецагент влетел в рубку, мгновенно оценил обстановку и отдал приказ:

– Открой люк – я выберусь на крышу! Кораблик его прекрасно слышал, но люк не открыл – с какой стати ему выполнять команду чужака?

– Что скажешь, папа? – раздалось в узком коридоре, которым Платон пробирался к рубке.

– Открывай! – крикнул Рассольников. – Он знает, что делает!

И Серый Лис выбралс'я на карниз. Оттуда через выбитое окно он перебрался на верхний этаж и через заваленные мусором и обломками комнаты проскользнул к окнам противоположной стены. Спецагент выбрал позицию и залег…

Глайдер медленно приближался, пересекая заросший бурьяном пустырь.

– Дистанция – четыреста, – сообщил кораблик своему папе-капитану, который наконец-то добрался до рубки. – У них гравищит.

Лазерные лучи, пущенные с глайдера, срезали с крыши остатки обрушившейся колокольни, печные трубы, часть балок и перекрытий. Грохота и пыли было много, но для кораблика опасности никакой – что-то вроде психической атаки. Зато Кнутсена едва не раздавило рухнувшим бревном. Ответить на вражий огонь «Сынку» было нечем – при рождении кораблик безоружен, а Серый Лис не спешил выдать себя, хотя щит целую секунду был отключен.

– Триста пятьдесят.

– Эй, на корабле! – передали по тахионной связи на хорошем космолингве. – Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно!

– Тяни время, – передал от микрочипа к микрочй-пу спецагент.

– Хорошо, – мысленно ответил археолог, а на глай-дер он передал: – Какой смысл? Нам все равно конец.

– Триста.

– А вдруг ты нам понравишься, и мы тебя пожалеем? – В глайдере засмеялись.

Рассольникову почудилось что-то знакомое в интонациях врага. Никак не сообразить. Впрочем, какая разница, кто именно тебя укокошит?..

– Двести пятьдесят.

– Садись и вырубай движок – или сожжем! – отсмеявшись, рявкнули из глайдера.

– Стой! – заорал в ответ Платон. – Корабль заминирован! Взорву весь поселок!

Глайдер и не думал стопорить ход.

– Двести.

– Я не шучу! – кричал в микрофон археолог, сам начиная верить в свои слова.

– Перестань дурачиться, Платоша, – усмехнулись на глайдере. – Никогда не слышал об археологах-самоубийцах. Вы же выпивохи, чревоугодники и женолюбы. Вы будете цепляться за жизнь руками и ногами…

– Сто пятьдесят.

Лазерные пушки глайдера опять дали залп, напоминая о своем существовании. Они до конца обрушили перекрытия и срезали верхнюю часть стены. «Жив ли агент?» – с тревогой подумал Рассольников.

Серый Лис был жив. На сей раз он выстрелил – и сжег одну из лазерных пушек. Враги не решились снова выключать щит и бить по стрелку из уцелевшей пушки. У них были другие планы.

– Сто.

Кнутсен пальнул из подствольника. От удара грави-щита капсула улетела в небеса, и вырожденное пространство выплеснулось где-то в вышине.

Глайдер был совсем близко. Своим гравищитом он начал утюжить особняк, пытаясь раздавить стрелка – как кусочек паштета размазать по краюхе хлеба. Третий этаж исчез – только бурое облако пыли, затянувшее участок. На кораблик сыпались обломки кирпича, куски шифера, обрезки досок. Он отлетел подальше, оказавшись на открытом месте и в перекрестье прицела.

Платон был уверен, что Серый Лис мертв, и через несколько секунд они вместе с «Сынком» будут зажарены заживо. А прыгать в гиперпространство вблизи такого огромного тяготеющего тела, как Бочаста, – чистое самоубийство. Этот прыжок закончится в ядре планеты.

И вдруг Рассольников сообразил, что можно использовать антигравитационный двигатель кораблика.

– Сумеешь собрать гравиполе в кулак и смять их щит? – спросил он у «Сынка».

– Мама не пробовала. Рискну.

– Мы попытаемся разбить щит, – передал от микрочипа микрочипу Платон.

Он надеялся на чудо, но спецагент не ответил. Кнут-сен вместе с перекрытиями и полом верхнего этажа рухнул на второй этаж, и его завалило обвалившейся стеной. «Мертв», – понял археолог и приказал «Сынку»:

– Бей! Хуже не будет.

Кораблик ударил. Сконцентрированная мощь анти-грава смяла вражеский щит. На мгновение глайдер оказался беззащитен. И тут на глайдер среди ясного неба обрушилась черная тень – словно коршун на куропатку. Машина загорелась, упала на пустырь и раскололась надвое.

В глайдере включилась система пожаротушения, заливая обломки розовой пеной. Черный гиперпрыгун без опознавательных знаков опустился на землю неподалеку от места падения. Из него выбрался коренастый тип, похожий на древнего мексиканца в бородавчатом сомбреро. С полей сомбреро, растущего из верхушки его головы, тянулись к пояснице слизистые тяжи. Это был апт – точная копия разумного гриба, с которым Платон по второму заходу летал на Тиугальбу.

Из покосившейся двери особняка вдруг появился Кнутсен. «Жив курилка!» – обрадовался Платон. По лицу спецагента текли красно-бурые ручейки, окровавленные волосы слиплись в сосульки, а сам он с ног до головы покрыт известковой пылью. Серый Лис пошатывался и сжимал руками голову – ему здорово досталось.

Гриб, плавно вытанцовыя на мускулистой пяте единственной ноги, подошел к глайдеру, склонился над тающей горой пены и с натугой потащил наружу тело пилота. Когда обгоревший труп оказался на земле, археолог увидел: он – человек или мимикрист.

– Кто вы такой? – обретя дар речи, спросил Рассольников незнакомца.

– Автономное плодовое тело – кто же еще? – самодовольно произнес гриб. – Мимикристы не ввязывались в драку и караулили тебя, чтобы отомстить. А я караулил их.

– За что мне мстить? – удивился Платон.

– За то, что их планета заражена спорами Великого Мицелия. Ты сдержал слово и отправил по назначению труп Кребдюшина. А когда споры проросли, мимикристам было уже поздно начинать стерилизацию. Теперь ты и Непейвода – главные враги их общины. Они будут охотиться за вами везде, куда смогут дотянуться. Улетай немедленно. Хотя не уверен, что ты сумеешь прорваться: у Бочасты висят боевые корабли Карантина. . – Не впервой. Бог не выдаст —свинья не съест, – улыбнулся Платон. Он все еще не верил, что остался жив. – Как ты попал на Бочасту?

Всем известно, что апты объявлены Здравдепом опасной заразой. Любой гриб при разоблачении немедленно попадет в карантинный изолятор, чтобы уже никогда из него не выйти.

После того, как на планете Моока Карантин уничтожил Мицелий, разразился громкий скандал. Право «Сынок» несся над пыльными крышами города, в котором впервые воцарился мир. Жители Сияющего-В-Кущах опасливо выглядывали из подвалов и бомбоубежищ. Самые смелые прогуливались по все еще пустынным улицам. Где-то громили уцелевшие витрины. Бочайцы провожали удивленными взглядами несущузащитные организации, опираясь на установления Всеобщей декларации прав сапиенса, подали в Галактический Суд. Победителей на этом процессе не оказалось: Великий Мицелий не был реабилитирован, ка-рантинщиков не наказали, но и стерилизация планет была запрещена. Однако охота на аптов продолжается. Если карантинщики ловят разумного гриба, то навечно запирают в изоляторе как переносчика заразы.

– Я носил тело матерого рукобрюха и имел отличную ксиву.

– А Бочасту ты уже осеменил? – спросил он. Гриб усмехнулся в ответ. Они прекрасно умеют смеяться. Известно, что и сам Мицелий обладает чувством юмора.

– Великий Мицелий вам благодарен, – негромко заговорил апт. – Поэтому и послал меня остановить мимикристов. Но я не смогу помочь вам при прорыве. Мне надо лететь. Прощайте.

И вот уже кораблик гриба вознесся в небеса. Пора было улетать и «Сынку». Платон и Серый Лис забрались в свой гиперпрыгун. На экране радара быстро двигалась желтая точка, обходя стороной скопление зеленых, затем она исчезла.

– Что случилось? – воскликнул Платон.

– Сбили твоего мухомора, – флегматично ответил Кнутсен.

– Тебе его не жалко? – с укором произнес археолог. – Он же спас нас обоих.

– Тут сплошная ботаника. Миссию свою он выполнил – Бочасту осеменил, споры в нем иссякли. Жизнь утратила всякий смысл. – Серый Лис посмотрел на Рассольникова и, не обна'ружив понимания во взгляде, продолжил: – Апт редко умирает своей смертью —кому охота превратиться в лужу гнили? А тут эффектная смерть… Грибы знают толк в красоте.

ГЛАВА 27

РЕШЕНИЕ СУДЬБЫ

Кораблик направлялся в самый центр столицы, в посольский квартал, откуда вчера был эвакуирован последний солдат Карантина. Археолог возражал против этого путешествия, но он успел убедиться: спорить с Кнутсеном бесполезно.

Посольский квартал бои не затронули. Только три или четыре здания пострадали от поджогов, да и то лишь снаружи. Закоптились стены и окна первых этажей – системы пожаротушения не пустили огонь внутрь.

Пальмолипы, отзываясь на слабый ветерок, качали широкими кронами в скверах и садах вокруг колониальных особняков. Грозные робокопы, лишившись питания, замерли на перекрестках – но даже сейчас бочайцы не решались их тронуть. Белая броня робоко-пов раскалилась от полуденного жара, как и разноцветная тротуарная плитка. На улицах ни души. Можно было подумать: у обитателей квартала обычная сиеста и они укрылись в домах, полных живительной прохлады.