Чернокнижник

Андрей Смирнов

Чернокнижник

Глава 1

Ворожеи не оставляй в живых

«Библия, Исх. 22:18»

У матушки Марго был замечательный яблоневый сад. Эльга видит сад как наяву – вот она протягивает руку к ветке, срывает большое твёрдое яблоко и вонзает в него зубы. Сладковато-кислая мякоть наполняет рот, Эльга слизывает сок с губ… На крыльце стоит матушка Марго – полная, рослая женщина – и с улыбкой смотрит на свою приёмную дочку. Из кухни доносится умопомрачительный запах свежей выпечки.

Пирожки с капустой…

… Эльга сглотнула слюну и заелозила на доске, стараясь устроиться поудобнее. От сырой стены в спину проникал холод. В противоположном углу ямы две крысы затеяли драку.

Тусклый свет, сочившийся сверху, закрыла чья-то тень. Грубые хриплые голоса. Стража. Эльга не смогла разобрать, о чем они говорят. Прозвучал ещё один голос – спокойный и негромкий. Скорее всего, это кто-то из монахов.

Загремел отодвигаемый засов, и через несколько секунд тяжёлая решётка, закрывавшая яму, была откинута. Наклонившись, вниз заглянул человек. Несколько секунд он молча рассматривал девушку.

– Как зовут?

– Эльга.

Собственный голос показался ей неестественно слабым. Сердце учащённо забилось. Её выпускают? Что с ней будет?…

– Говорит, что Эльга, – сообщил стражник остальным.

На этот раз негромкий и спокойный голос прозвучал утвердительно. Под ленивую перебранку тюремной охраны сверху стала опускаться деревянная лестница. Опираясь на стену, Эльга поднялась на ноги. Разбрызгав грязь, лестница ткнулась в землю.

– Вылазь, – беззлобно приказал стражник.

Она подчинилась, но выполнить требование оказалось не так-то легко. Восемь дней без пищи и почти без сна, проведённые в грязной вонючей яме, где нельзя было толком ни сесть ни лечь, мгновенно напомнили о себе. Суставы и мышцы наполнились болью, а на середине пути у Эльги закружилась голова. Она было остановилась, чтобы передохнуть и прийти в себя, но ругань, раздавшаяся сверху, мигом избавила её от этой мысли. Следующие несколько ступенек – как в бреду. Перед глазами все завертелось, она почувствовала, что соскальзывает вниз, не в силах удержаться, и была почти благодарна руке, которая без лишних церемоний вцепилась ей в волосы и выволокла-таки наружу. Её встряхнули и поставили на ноги. Головокружение прекратилось.

Двое солдат стали вытаскивать лестницу. Третий поскрёб бороду и лениво поинтересовался у четвёртого участника Эльгиного вызволения, молодого монаха в длинной рясе:

– Куда её теперь? В часовню или к фогту?

– К ан Керонту. Исповедаться она ещё успеет.

Солдаты установили решётку на прежнее место и поволокли Эльгу к дверям. По ходу их движения из других ям, справа и слева, то и дело доносились стоны, мольбы и проклятья – все вперемешку. Эльга содрогнулась, представив, каково пробыть здесь несколько недель или даже месяцев. Один из узников, проявив чудеса ловкости, добрался до решётки и, уцепившись за неё, протянул сквозь прутья руку, выкрикивая что-то нечленораздельное. Бородатый сержант походя пнул по запястью.

Её провели через захламлённый двор, посреди которого громоздилась старая гильотина, заставили подняться на крыльцо и втолкнули в какое-то относительно чистое помещение. Солдаты вышли, молодой монах вывел её на середину комнаты, после чего сел на стул у левого края большого дубового стола – ровнёхонько напротив писаря.

Человек, занимавший центральное кресло, некоторое время пристально всматривался в лицо девушки. Она не отводила взгляда, пытаясь отыскать на этом лице хоть что-то, что могло дать ей надежду на благоприятный исход дела. Она ведь ни в чем не виновна. Он должен это понять.

На лице фогта не было никаких эмоций – ни враждебности, ни сочувствия. Только усталость и скука.

Начался допрос. Он был коротким – Эльгу ещё раз спросили, как её зовут, откуда она родом, живы ли её родственники и верно ли то, что она является приёмной дочерью известной ворожеи Марго из Силевска. Эльга ответила, что родом она из портового города Греула, что отец её был убит два года назад во время пиратского набега, а о матери с тех пор ничего не известно, что родной дом её сгорел в то же самое время вместе с доброй половиной города и что действительно год назад матушка Марго приютила бездомную нищенку, которую и видела-то впервые, накормила её и обогрела…

– Вы состоите с ней в какой-либо родственной связи? – перебил Эльгу фогт, перебирая бумаги.

– Нет.

– Почему вы называете её матушкой?

– Её так все называли.

Потом Эльгу начали расспрашивать, знает ли она, чем занималась Марго, помогала ли Эльга ей в этом, сколько людей приходило в дом и кто были эти люди. Эльга отвечала честно, тем более что и скрывать-то было нечего. Слушая её ответы, фогт методично покачивал головой. Во время короткой заминки Эльга встретилась глазами с престарелым лысоватым писарем. Ей показалось, что в его взгляде мелькнуло что-то, похожее на сочувствие – впрочем, вполне может быть, что ей только показалось, потому что фогт задал следующий вопрос, и писарь тут же уткнулся в пергамент. Молодой монах, приведший её сюда, молчал и украдкой позёвывал.

Допрос закончился. В комнате повисло молчание.

Теперь фогт смотрел не на Эльгу, а куда-то сквозь неё. Смотрел сквозь и думал. Наконец тем же будничным тоном, которым расспрашивал Эльгу, он произнёс:

– Виновна в ворожбе и вредительстве, потому заслуживает смерти. Брат Аврелиан?

Монах качнул головой, показывая, что возражений не имеет.

– Приговор привести в исполнение в обычном порядке, – закончил фогт.

Монашек поднялся и поманил Эльгу за собой, но она не двинулась с места. Виновна? Нет, наверное, она ослышалась… Этого не может быть! Она ничего не сделала! Это несправедливо!..

– Послушайте, – начала Эльга, умоляюще складывая руки на груди. – Я…

Это было все, что она успела сказать. Стражники, ждавшие за дверью, по зову монаха вошли в комнату, взяли Эльгу за руки и выволокли вон. Следом вышел брат Аврелиан и закрыл за собой дверь.

Фогт Эллиунской епархии Марк ан Керонт провёл рукой по лицу, как будто бы сдирая невидимую маску, прикрыл глаза и устало откинулся в кресле. Писарь поёрзал на месте, искоса поглядел на фогта но, так и не решившись ничего сказать, негромко вздохнул.

На душе Марка ан Kepoнтa было муторно. В феврале епископу Агому, главе Эллиунской епархии, было доставлено послание главы Джорданитской Церкви. Первосвященник указывал епископу на ревность других прелатов, нещадно истребляющих в своих владениях нечестивых чернокнижников, ворожей и колдунов, и изъявлял недовольство тем, как ведутся дела в епархии Агома. Марк ан Керонт вспомнил то февральское утро. Его господин в волнении расхаживал по комнате и мял в руках письмо. «Послушай, что он пишет, Марк, – говорил епископ. – Если в другой епархии изыскивают и сжигают за год полсотни колдунов – это хорошо, а если мы в окрестностях Эллиуна за год не находим и полудюжины – значит попустительствуем и укрываем. К нынешней зиме, как и всегда, мы должны направить в Сарейз отчёт о состоянии дел в епархии – и что мы напишем? Что все у нас, как и прежде? Гиллиом уже не раз грозился направить к нам своего дознавателя и, чует моё сердце, направит, если и после последнего его письма все у нас останется без изменений. Помоги мне, Пресветлый Джордайс! Я не хочу, чтобы в Сарейзе смотрели на нас, как на паршивую овцу в стаде. Обещай, Марк, что ты сделаешь все, чтобы…» И ан Керонт пообещал. Прежде всего потому, что появление столичного дознавателя означало конец его собственной карьеры.

За последующие три месяца в Эллиунской епархии и в самом деле изменилось многое. Нормы судопроизводства в отношении колдунов всегда были довольно расплывчатыми, на рвение судей и следователей всегда полагались больше, чем на закон; теперь же время следствия над обвиняемыми в волшбе сократилось во много раз, и одного доноса или малейшего подозрения оказывалось достаточно, чтобы отправить предполагаемого колдуна в яму. А поскольку для тщательной проверки доносов или подозрении времени уже не оставалось, заключённый, как правило, покидал яму только для того, чтобы взойти на костёр. Дошла очередь и до ворожеи Марго из Силевска. Её сожгли вчера. Поскольку она была известной целительницей, фогт опасался народного волнения и заблаговременно выставил усиленную стражу. Но никаких попыток мятежа не было. Народ постоял, поглазел, послушал вопли Марго. Скорее одобрительно, чем нет. Потом ведьма сгорела, и люди разошлись по домам.

Ан Керонт оторвался от воспоминаний, возвращаясь к сиюминутным делам.

– Дай-ка взглянуть, что ты написал.

Писарь снял пергамент с подставки и протянул фогту. Марк ан Керонт пробежал глазами весь документ, остановившись только в самом конце.

– «В обычном порядке…» – прочитал он вслух. – Исправь. Напиши: «Приговор привести в исполнение посредством сожжения означенной ворожеи Эльги из Греула…» и не забудь указать в статье расходов два воза дров.

Писарь кивнул, взял свиток, снова установил его на подставке и стал аккуратно соскабливать лишние слова. Большую часть денег, взятых из казны и потраченных на покупку несуществующих дров, Марк ан Керонт положит себе в карман, но кое-что перепадёт и писарю. Ну и, конечно, брату Аврелиану, чья подпись также должна будет красоваться в конце документа.

Между тем брат Аврелиан пребывал в растерянности. Во-первых, проклятая девчонка устроила истерику в тюремной часовне, куда её привели для последней исповеди. Ничего слышать не хочет, про душу свою бессмертную не думает, ревёт в три ручья и просит, чтобы помиловали. Брат Аврелиан ей втолковывает: не от меня это зависит. Подумай лучше, что Господину Добра на том свете скажешь, как перед ним оправдаешься, что в доме ворожеи жила и искусству её мерзостному училась? Но девка только ещё пуще слезами заливается и про то, что «не виновата» твердит, как заводная. Повозился с ней брат Аврелиан, повозился, да и махнул рукой. Только вывели ведьму из часовни, а тут – на тебе, другая неприятность: нигде палача нет. Послали было к нему домой – однако его и там не оказалось. И где искать – непонятно.

Аврелиан стоял посреди тюремного двора и кусал губы. Возвращаться за советом к фогту он не хотел. Хотя официально его обязанности состояли только в том, чтобы провожать заблудшую душу до самого порога смерти, но на практике на плечи молодого шээлита ложилась масса дел, никакого отношения к его духовному званию не имевших. Впрочем, брат Аврелиан на эти дела не сетовал, ибо хотя и был ещё весьма молод, родился все-таки не вчера и понимал, что между идеальным положением вещей и их действительным положением разница примерно такая же, как между первосвященником Гиллиомом и им, братом Аврелианом.

Однако в системе церковного судопроизводства он вращался ещё не очень долго и оттого не всегда понимал, как решить то или иное практическое затруднение.

А вот сержанту Хрольву, похоже, на отсутствие палача было глубоко наплевать. С довольным урчанием, задрав голову, бородач отливал у стены.

– А можбыть, етить его разэтак, в пивную глянуть? – предложил Тонел – стражник с реденькими светлыми усиками.

Аврелиан с раздражением посмотрел на стражника. Тот поспешил пояснить:

– Можбыть, там он? Палач-то?.. А?

Второй стражник хмыкнул:

– Ага в пивной… Палач. Хе-хе. В пивной. Хе-хе… Ага.

– А чего? – обиженно переспросил Тонел.

– Кто ж ему нальёт-то, палачу?

Тем не менее Аврелиан ухватился за эту мысль как за последний лучик надежды.

– А вдруг и в самом деле, – сказал он. – Пройдись по трактирам, Тонел. Может, и впрямь он там…

Пройтись по трактирам? Без возражений солдат Тонел поднимается на ноги и идёт к воротам. Отчего бы и не пройтись? К тому же и душа просит…

Хрольв закончил свои дела и очень удивился, не обнаружив второго солдата на месте.

– А где?..

Ему объяснили. Теперь оставалось только ждать.

Брат Аврелиан подобрал рясу и уселся па телегу. Хрольв и Дигл затеяли игру в кости. Предложили присоединиться и Аврелиану, но тот благочестиво отказался. Во-первых, играть в кости он не умел и справедливо подозревал, что его быстро обведут вокруг пальца, а во-вторых, полагал, что надо блюсти хоть какую-то субординацию.

Эльга сидела у стены. Она не смотрела ни на тех, кто сторожил её, ни на прочих, пересекавших тюремный двор по своим надобностям. Азартные выкрики солдат проталкивались к ней словно сквозь вату. Слезы давно иссякли, на смену истерике пришло тупое оцепенение. Она до сих пор не могла поверить, что все это происходит именно с ней, а не с какой-нибудь другой девушкой.

Тонел вернулся через два часа. Шёл он медленно, с некоторым усилием, но, впрочем, на ногах держался ещё твёрдо.

– О! – радостно сказал он, заходя во двор. – Сидим.

Хрольв поднялся, с наслаждением размял руки и влепил подчинённому хорошую затрещину. Во-первых, за то, что ушёл, не спросившись у старшего. Во-вторых, за то, что пил… опять-таки без старшего.

Тонел зашатался, замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но Хрольв пнул его ещё раз, и подвыпивший стражник, ругаясь на чем свет стоит, упал на землю.

Аврелиан успокаивающе похлопал сержанта по плечу. Затем, нагнувшись, осведомился у лежачего:

– Нашёл палача?

– Так… точно, ваше… ик… преосвященство.

– Не святотатствуй, – строго сказал Аврелиан. – Где он?

Сморщившись, Тонел уселся на землю.

– В канаве… етить его разэтак.

– Значит, в пивной ему все-таки налили… – отвращением произнёс монах.

– А то!.. Умный человек всегда место найдёт.

Монах беспомощно посмотрел на Хрольва.

– И что же теперь делать?

Хрольв сплюнул и ничего не сказал.

Скрипнула дверь. Во двор, в сопровождении слуги и посыльного, вышел сам Марк ан Керонт. Слуга побежал за лошадьми – господин фогт собирался домой. Хозяйским взором оглядев напоследок тюремный двор и узрев тощую фигурку у стены, Марк ан Керонт нахмурился и поманил к себе Хрольва и Аврелиана.

– Почему до сих пор не казнили? – спросил он с неудовольствием.

Хрольв огорчённо развёл руками.

– Палач того…

– Что «того»?

– Ну того… Пьян, значит.

– И что?

– Так может быть… обратно её в яму? До завтрашнего дня?

– Ну уж нет, – отрезал фогт. – Справьтесь как-нибудь сами.

Хрольв поскрёб бороду. Марк ан Керонт обратился к Аврелиану:

– Она уже исповедалась?

– Ммм… В общем, да, хотя…

– Великолепно. – Ан Керонт натянул перчатки. – Отдаю эту троицу в ваше распоряжение, Аврелиан. Потрудитесь проследить за тем, чтобы они не разбежались по кабакам до того, как выполнят свои обязанности. Тело пусть закопают на старом кладбище.

Аврелиан уныло кивнул. Подозрение в том, что на него сваливают чужую работу, переросло в уверенность.

Старое языческое кладбище, расположенное за чертой города, существовало ещё до того, как в этих краях утвердился культ Единого. Долгое время оно не использовалось, постепенно обрастая разнообразными зловещими легендами. Сравнительно недавно, по приказанию одного из предшественников нынешнего Эллиунского епископа, стены старого храма были обрушены, а само место превращено в свалку. Сейчас туда свозили тела преступников, которые по каким-либо причинам не могли быть захоронены на освящённой земле.

Слуга подвёл лошадей. Марк ан Керонт и его личный посыльный взлетели в седла и направились к воротам. Слуга припустил следом.

Аврелиан повернулся к своим «подчинённым». Никакого внимания солдаты на него не обращали. Дигл повторно извлёк кости, спрятанные при появлении фогта, а Тонел, потирая ушибленные места, уже усаживался на землю рядом с ним.

Впрочем, партию пришлось отложить – грозный рык сержанта, казалось, был способен поднять из могилы даже мёртвого. Ворча «нам за это не платят», солдаты встали на ноги и вместе с сержантом подошли к гильотине. Последовало оживлённое обсуждение.

– Нужна верёвка…

– Держать ведьму как будем?..

– Я ентому палачу завтра всю его поганую харю разукрашу…

– Нужна верёвка, – настойчиво гнул Дигл. Следующие полчаса прошли в поисках верёвки. Потихоньку темнело. Когда верёвка нашлась и «инструмент» был приведён в рабочее положение, по пытались подтащить к гильотине Эльгу. Близость смерти вывела её из апатии. Эльга кричала, царапалась, кусалась и умоляла о пощаде. Стражники ругались, проклинали все на свете и наконец после долгих усилий поставили жертву в нужное положение. Поскольку единственная обнаруженная верёвка уже была употреблена в дело и связать Эльгу было нечем, Тонелу пришлось держать ведьму сзади за руки, Диглу – с другой стороны за волосы, в то время как Хрольв методично пилил верёвку. «Дилетанты», – сказал бы городской палач Эллиуна, если бы только мог наблюдать эту уморительную картину. Но наблюдать он её не мог, ибо по-прежнему валялся в канаве.

Хрольв перепилил верёвку. Аврелиан на мгновение зажмурил глаза. Но ничего не произошло. Тяжёлое лезвие дрогнуло, опустилось вниз на полдюйма и остановилось.

Монах тихо выругался, после чего поспешно прикрыл рукой рот. Дигл неторопливо обошёл гильотину.

– Заржавела, видать, – задумчиво констатировал он. Хрольв сплюнул.

Пользуясь общим замешательством, Эльга подалась назад и убрала шею из-под лезвия.

– Придётся самим, – недовольно буркнул сержант. Девушка закрыла глаза.

– Кинем кости? – предложил Дигл – У кого меньше, тому и рубить.

– Заткнись. – Хрольв подумал, поскрёб бороду и изрёк: – Сначала на кладбище её отведём.

– Но зачем? – подал голос монах. Сержант с неприязнью поглядел на него, однако Аврелиан не отступал. – Неужели нельзя всё сделать здесь?

– А как через город потащим? Не на руках же. Телеги-то нет.

Аврелиан, поглазев по сторонам, был вынужден согласиться с этим доводом. Собственно, телега была, не было лошадей. Эльгу поставили на ноги и подтолкнули к воротам.

Хрольв ткнул в спину кулаком.

– Смотри, шлюха: бежать вздумаешь – хуже будет.

«Бежать?..» – подумала Эльга. – «А почему бы и нет?..»

– Етить вашу разэтак, – сказал Тонел, когда они уже вышли на улицу. – Лопату забыли.

Глава 2

Спрячь меня, лес, помоги, а я тебе

Вечную душу продам.

Лучше тебе я её отдам, чем тем, кто идёт

По моим по следам.

Купи мою правду, море-океан.

Она мне уже не нужна.

Может быть, может быть, за твоей волной

Меня не найдут никогда.

Поздно бежать – вот они над головой

Тыкают пальцами.

Что же вы ждёте, ведь я ещё живой!

Но только смеются они.

Что вы смеётесь? Хотели – убейте же!

Но слышу, они говорят:

Ты нам не нужен, тебя уже и нет,

Зачем нам тебя убивать?

«Агата Кристи»

Негромко посвистывая, Уилар Бергон спустился по лестнице, расплатился за постой и вышел во двор. Трактирный конюх подвёл лошадей – вычищенных и накормленных. Получив монету, конюх поклонился:

– Благослови вас Господь, ваша милость.

Поводья заводной лошади Бергон привязал к седлу Вороны, похлопал кобылу по шее и утвердился в седле. Можно было отправляться.

Уилар Бергон – человек неопределённого возраста, ему можно дать и тридцать, и сорок, и пятьдесят лет. На лице много морщин, но двигается он легче иного юнца. Одежда – однотонно чёрная, кожа и шёлк. Длинный тяжёлый плащ. Оружия нет, если не считать кинжала на поясе и короткого посоха, аккуратно притороченного к седлу. Скрытые перчатками из тонкой кожи, его длинные сильные пальцы могли бы заставить предположить, что перед нами – профессиональный игрок, вор или музыкант.

… Когда Уилар Бергон выехал из трактирных ворот на улицу, он перестал свистеть – и тотчас его тонкие губы приняли своё обычное положение: жестокой презрительной складки на гладко выбритом лице.

Оставив за спиной городские ворота, он вскоре свернул с тракта на боковую дорожку. Ни встречных, ни попутчиков не было – солнце уже садилось, а местного жителя даже в полдень трудно заманить на старое кладбище. Пропетляв, дорога привела Уилара к заросшей сорняками ограде. Отсюда уже был виден центральный холм с остатками некогда венчавшего его строения. Давным-давно на холме было капище, где поклонялись Хальзаане – не слишком дружелюбной богине, окружённой свитой, весьма охочей до человеческой крови. Наиболее известное – и очевидное для всех занятие богини заключалось в том, что каждый месяц она пожирала новую луну, как только та достигала своей полноты. Поначалу капище состояло всего лишь из алтаря и деревянного столба с изображением богини; впоследствии над алтарём появилась крыша, возникли стены, вокруг было возведено несколько мелких построек – и капище превратилось в большой храм.

Ныне от главного здания уцелела только одна стена. Хозяйственным постройкам повезло больше – но и они пребывали в крайне запущенном состоянии, ибо там, куда не добрались человеческие руки, нещадно поработало время.

Петляя, всадник приближался к холму. Во многих местах лошади попросту не могли пройти. Всюду высились огромные кучи мусора, земли и щебня. Некоторые могилы были раскопаны – уже не один год в городе ходили упорные слухи о неисчислимых сокровищах, схороненных язычниками на старом кладбище. Короткая усмешка искривила губы Уилара, когда картина полного разорения предстала перед ним. Ему вспомнилось предание, распространённое среди служителей Хальзааны. Её жрецы полагали, что быть похороненным близ капища – великая честь, ибо настанет день, когда Хальзаана вступит на землю, и тогда могилы откроются, и покойники выйдут наружу, поклонятся ей, будут преображены и присоединены к её свите. Отчасти предсказание сбылось – могилы были открыты… правда, без участия богини.

Добравшись наконец до вершины, Уилар отвёл лошадей в одно из немногих более-менее сохранившихся строений, развязал седельные сумки и расчехлил посох. Лошади похрапывали и переступали с ноги на ногу – им решительно не нравилось это место. Захватив все необходимые принадлежности для предстоящей работы, Уилар направился к руинам.

Городская стража уже готовилась закрывать ворота. Хрольв, у которого среди караульных отыскался знакомец, остановился, чтобы перекинуться с ним словечком-другим. Никого из его спутников – кроме Эльги – неожиданная задержка не обрадовала. Солнце уже скрывалось за лесом, и хотя ночь ещё не вступила в свои права, дожидаться её на старом кладбище не хотелось ни солдатам, ни монаху.

Но вот маленький отряд снова двинулся в путь.

Вслед полетела шуточка, брошенная кем-то из караульных, – куда на самом деле на ночь глядя четверо мужиков ведут одну бабу. Знакомец Хрольва выглянул из ворот и крикнул:

– Когда будете возвращаться?

– Через час, – ответил сержант. – Не закрывайте калитку.

… Эльге казалось, что с тех пор, как они покинули город, прошла минута-другая – и вот они уже перед оградой старого кладбища. Солдатам, которые вели её, наоборот, представлялось, что путь едва ли не бесконечен – в то время как небо темнело поразительно быстро.

– Зря сюда на ночь глядя попёрлись, – констатировал Дигл, пролезая через пролом в ограде. Остальные молча согласились с ним, но никто не предложил повернуть назад – стоило только представить, что завтра с ними сделает фогт, когда узнает, что его приказание не было выполнено, как все слухи, окружавшие старое кладбище, мигом переставали казаться такими уж зловещими.

На старом кладбище Эльга была впервые, но, даже несмотря на своё собственное безрадостное положение, не могла не почувствовать мрачную ауру этого места. Тем не менее воображаемые ужасы беспокоили Эльгу куда меньше, чем её спутников. Солдаты крепко сжимали оружие в руках и постоянно оглядывались по сторонам. Монах старался держаться поближе к Хрольву и вполголоса бормотал молитву.

– Во! – неожиданно сказал Хрольв, показав рукой куда-то вперёд. Аврелиан торопливо нарисовал в воздухе круг – символ солнца в той же мере, в какой солнце, в свою очередь, есть зримый символ Джордайса, Господина Добра и Властелина Света.

– Что?

– Вон та яма. И копать не надо. Забросаем землёй.

Дигл, который нёс лопату, одобрительно закивал, у Аврелиана, пожалуй, сильнее всех желавшего как можно скорее отсюда убраться, также не возникло возражений. О том, что «яма» вполне может быть разворошённой могилой какого-нибудь язычника, он старался не думать.

– Ну вот и… Стой!!! Держите! – вдруг заорал Хрольв.

Но Эльга была уже далеко. Её даже не связали – от девчонки-заморыша, просидевшей неделю на голодном пайке, никто не ожидал подобной прыти. В тот момент, когда головы всех четырех повернулись туда, куда указывал жирный палец сержанта, Эльга бросилась бежать.

Чертыхаясь на чем свет стоит, солдаты ринулись в погоню. Эльга была вдвое, если не втрое легче каждого из них. Вдобавок стражникам мешало собственное вооружение. Тонел запнулся за корягу и кубарем влетел в овраг, который перед тем как раз собирался перепрыгнуть. Сержант принял влево, перекрывая беглянке путь назад, к ограде.

Хотя Эльга взяла хороший старт, шансов у неё не было никаких. Кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось, во рту тут же появился привкус крови. Эльга задыхалась. Если бы не восемь дней голодовки, может быть, ей бы и удалось уйти, а так…

Но она не собиралась сдаваться. Чудом избежав рук Дигла, уже приготовившегося схватить её, она резко повернулась и бросилась в сторону. Не сумев вовремя остановиться, Дигл сделал ещё несколько шагов и едва не свалился в кучу мусора. Аврелиан предпринял неуклюжую попытку перехватить Эльгу, когда она пробегала мимо, но не преуспел в этом. За спиной девушка слышала хриплое дыхание Хрольва и сильно сомневалась в том, что он окажется таким же разиней, как Дигл. Тут ей снова улыбнулась удача. Сержант споткнулся и потерял несколько драгоценных секунд. Но Эльга не видела этого. Уже не разбирая пути, она бежала дальше. Все её существо в эти мгновения сжалось до одной-единственной мысли: уйти. Бежать. Спастись. Она уже не чувствовала под собой ног. Она знала, что если упадёт, то больше не сможет подняться.

Нырнув в проход между двумя полуразрушенными домами, она вжалась в стену и попыталась дышать как можно тише. Через миг появился Хрольв. Не задерживаясь, он побежал дальше… но уже через десяток шагов, у конца дома, остановился. Глянув по сторонам, он, кажется, сообразил, что за несколько секунд беглянка не могла оторваться так сильно. Эльга сорвалась с места. Стоило ей выбраться из прохода, раздался крик кого-то из двух оставшихся стражников:

– Она здесь!.. Хрольв!

Ноги понесли Эльгу дальше. Она снова повернула, прячась среди развалин, но уже не пытаясь затаиться и выждать, пока преследователи пробегут мимо. Пока её не видели, но судя по звуку шагов – быстро догоняли.

Она даже не понимала, что, петляя, забралась на самую вершину холма – в эти минуты она уже почти ничего не соображала. Её ноги были в синяках и кровоточили, но она не замечала боли. Она обогнула очередную стену… и ткнулась лицом в живот человеку, который вышел из темноты ей навстречу.

Эльга без сил рухнула на колени. Её все-таки поймали. Её надежда спастись была безумством.

Но, медленно поднимая взгляд на того, кто остановил её, она вдруг поняла, что это не монах и не один из стражников. Незнакомец был высок, закутан в длинный плащ, а выражение лица имел столь гордое и высокомерное, что его принадлежность к благородному дворянскому сословию не вызывала никаких сомнений. Что ему нужно – здесь, ночью?

– Пожалуйста… – прошептала Эльга.

Не слушая её, незнакомец наклонился вперёд и бесцеремонно взял Эльгу за подбородок. На замкнутом, равнодушном ко всему на свете лице промелькнула тень слабого интереса.

– Смотри-ка, – пробормотал незнакомец. – Одарённая… Кто тебя учил, замухрышка?

Эльга сглотнула. Смысл слов, которые произносил этот человек, ускользал от неё.

– Пожалуйста… – повторила она. – Помогите!..

Шум сзади. Эльга обернулась и вжала голову в плечи. Теперь – всё. Конец. Хрипло дыша, из-за груды камней выскочил Хрольв. Он был в бешенстве, но, увидев незнакомца, почти сразу же остановился. Он умел ощущать опасность. Сейчас чувство было сильно как никогда раньше.

Подоспели Дигл и Тонел, едва не сбив с ног собственного начальника.

– Добрый вечер, – миролюбиво произнёс незнакомец. – Хорошая погодка, не правда ли?

– Чего-чего? – ошалело переспросил Тонел.

Уилар Бергон не посчитал нужным отвечать, но смотрел на солдат по-прежнему дружелюбно.

– Ты… Ты кто такой?! – рыкнул Хрольв.

Уилар чуть наклонил голову.

– Барон Ринальдо ан Карвеньон, – назвал Уилар первое имя, которое пришло ему в голову. И спросил в свою очередь: – А вы, любезные, кто будете?

– Ч-чево?..

– Я спрашиваю, – повторил он с улыбкой, – кто вы такие, свиные морды, и какого черта здесь делаете?

Хрольв недовольно заворчал. Если бы не ощущение опасности, по-прежнему сверлившее его нутро, от всей души врезал бы он этому Ринальдо. Барон… Знаем мы таких баронов. «Свиной мордой» его мог назвать только фогт, да и то – только за какую-нибудь серьёзную провинность.

– Ты, барон… не больно-то… – Сержант так и не пояснил – не больно что. – Девка – наша. Не мешай.

Уилар сделал полшага к солдатам и вопросительно приподнял правую бровь.

– Что значит «ваша»? – поинтересовался он. – Вы что её, на рынке купили? Так может быть, у вас и купчая есть?

– Тьфу ты… – Сержант сплюнул. – Не купленная она…

Из-за каменной кучи, прижимая к боку правую руку и тяжело дыша, появился брат Аврелиан. Беготня по развалинам – занятие для монаха непривычное.

– Мы – люди фогта. – Хрольв продолжал растолковывать незнакомцу положение вещей. – А она ведьма. Вот и весь сказ.

– Кто это? – спросил Аврелиан у Дигла.

– У меня к вам деловое предложение, – обращаясь теперь фактически только к Хрольву, произнёс Уилар. – Я у вас её куплю. Как насчёт пяти серебряных? Эта замухрышка и двух не стоит… Ну?

Хрольв мысленно застонал. Если бы не монах, он с радостью бы сбыл с рук эту девку. Не за пять серебряных, конечно, он бы поторговался, но… Но Аврелиан путал все карты. Хрольв знал его всего пару месяцев и никакого доверия не испытывал. Раскричится ещё. Или фогту заложит. Тьфу, пропасть!.. Приходилось быть честным.

– Не, барон. – Хрольв покачал головой. – Это не годится… Ведьма она. Не лезь.

Уилар понимающе – почти сочувственно – кивнул. Хрольв хотел спросить, зачем он расстёгивает плащ, но прежде чем сержант успел открыть рот, края тяжёлой ткани ударили его по лицу, на мгновение ослепив. Следом за плащом взлетела правая рука Уилара, в которой он сжимал посох. Хрольв захрипел и стал заваливаться вперёд, держась руками за горло. Несмотря на сгустившиеся сумерки, Тонел и Дигл отчётливо увидели, как кровь толчками заливает его ладони и ручьями стекает вниз. Но они стояли за спиной Хрольва и не видели того, что видела Эльга – разорванное, превращённое в кровавые лохмотья горло. Как можно нанести такую рану тупым концом посоха, ни девушка, ни солдаты не могли себе представить.

А Уилар был уже рядом с Тонелом. Тот даже не успел поднять оружия. Снова – взмах плаща и короткий тычок посохом в область живота. Всего лишь тычок, но Тонел вдруг выкатил глаза и, захрипев что-то нечленораздельное, упал сначала на колени, а затем на бок. Когда Уилар извлёк посох, монах и оставшийся солдат с ужасом увидели, что искривлённый конец деревяшки полностью вымазан в красном.

– Господи… – пробормотал Аврелиан, у которого начисто вылетели из головы все молитвы.

Монаха Уилар ударил не посохом, а рукой – костяшками пальцев в висок. Аврелиан свалился на землю, как куль с мукой. Дигл бросился бежать. Уилар метнул ему вслед своё необычное оружие. И вот тут-то Эльга поняла, насколько оно необычно. Ещё в воздухе искривлённый конец посоха выпрямился и расщепился надвое.

Теперь он напоминал летящую змею. Это впечатление усилилось, когда оружие достигло цели – «челюсти» вцепились Диглу в шею немногим ниже затылка, а змеиное тело обвилось вокруг горла. Дигл упал. Он судорожно дёргался, пытался освободиться, но уже через несколько секунд затих. Уилар подошёл к телу и протянул руку. Гибкая лента поднялась от земли и одним концом ткнулась ему в ладонь. У Уилара в ладонях снова покоился обыкновенный короткий посох.

Стуча зубами от ужаса, Эльга отползала назад, пока не уткнулась спиной в стену. В том, что страшный человек в чёрном плаще теперь примется за неё, она не сомневалась ни секунды. Слишком уж легко расправился он со стражниками. По всему видно, что он умеет убивать – и это занятие не вызывает в его душе никакого протеста.

… Вытирая кровь с конца посоха, Уилар остановился в нескольких шагах от девушки. Рассматривая Эльгу, он думал, что делать с ней дальше. Решил.

– Сядь туда и не мешай, – приказал Уилар, показав на дальний закуток капища, между стеной и кучей камней. Как только Эльга перебралась на новое место, он занялся своими делами. Отволок в другой угол тела Хрольва, Дигла и Тонела. Пощупал пульс у монаха, потрепал его по щекам. «Жив… – подумал Уилар. – Монах – это хорошо… это очень хорошо». Неожиданное появление служителя Пресветлого здесь, в такой час, Уилар счёл добрым предзнаменованием. «Воистину, – подумал он, перетаскивая Аврелиана в ту часть залы, где некогда располагался алтарь, – мои покровители благоволят ко мне». Алтарь был давно разрушен, но само место Уилар не мог спутать ни с каким другим – тут были приметы, невидимые для глаз обычных людей.

Перед тем как появились нежданные гости, Уилар успел очистить часть залы. Теперь он закончил работу – убрал мусор, оттащил к стене обломки брёвен и камней. Изредка поглядывал на монаха – тот негромко стонал, но в чувство пока не приходил.

Отыскав более-менее неповреждённый участок пола и совершенно очистив его от пыли и мусора, Уилар достал из сумки мел и мешочек с серебристым песком. Он быстро нарисовал два круга и заключил их в треугольники, концы которых соприкасались друг с другом. Тем временем стало уже совсем темно. Уилар извлёк четыре заранее приготовленных факела, зажёг их и установил вокруг очищенного пятачка. Против часовой стрелки, по периметру каждого круга, Уилар вывел соответствующие символы. Каждый ряд символов он заключал в новый круг, который был чуть больше предыдущего. В сумке лежал фолиант, где все необходимые обозначения были расписаны до последнего знака и слова – но Уилар ни разу так и не заглянул в книгу. Он помнил весь ритуал наизусть.

Когда первоначальный набросок был завершён, Уилар вернулся к монаху. Тот все ещё пребывал в беспамятстве. Бергон не стал приводить его в сознание. Хальзаана – особа не слишком привередливая; в сознании жертва или нет – такие тонкости ей безразличны…

… Когда в руке Страшного Человека мелькнул нож и из горла монаха, забившегося в смертельных судорогах, ударила кровавая струя, Эльга окончательно поняла, с кем повстречалась. Это чёрный колдун. Она попала в лапы к чернокнижнику.

– Во имя твоё, Хальзаана, – произнёс Страшный Человек, подняв лицо к тёмному небу. – Прими эту жертву и будь благосклонна ко мне сегодняшней ночью…

Хотя её саму обвиняли в колдовстве, все, что Эльга разумела в искусстве, сводилось к нескольким разрозненным приёмам, которые она подсмотрела у матушки Марго. Матушка знала больше и не раз говорила Эльге, что есть двери, которые нельзя открывать, есть духи, с которыми никогда не следует вступать в общение, есть заклятья, использовать которые – значит обречь себя саму на вечное проклятие. Матушка лечила людей и находила потерянные вещи, утихомиривала домовых и полевых духов, когда те, расшалившись, начинали вредить людям – и была, Эльга хорошо знала это, так же далека от тёмной стороны Искусства, как и первосвященник Гиллиом, обрушивающий грозные проклятья на головы всех колдунов.

Но Страшный Человек… Такие, как он, едят человеческое мясо, наводят порчу, разжигают вражду, беспрестанно творят зло, пьют кровь новорождённых, поклоняются демонам и приносят им человеческие жертвы. Её с детства пугали рассказами об этих людях и их злодеяниях. В доме матушки Марго она перестала верить в эти сказки… А теперь убедилась, что это были не сказки. Аврелиан был принесён в жертву каким-то тёмным силам. А что будет с ней?.. Господи, он уже закончил с Аврелианом и теперь возвращается к своему рисунку… или идёт к ней…

Эльга завизжала, вскочила на ноги и бросилась прочь. Убегая от солдат, она боялась смерти, по тогдашний её страх был бледной тенью по сравнению с тем, что она испытывала в эти секунды. Это был безумный, иррациональный ужас – не самой смерти, но того, что может предшествовать ей, и того, что за ней неминуемо последует, если её, как и брата Аврелиана, бросят на алтарь. Что происходит с душами тех, кого принесли в жертву демонам преисподней?..

Эльга не убежала далеко – она не успела даже выбраться из руин. Она истошно завопила, когда сильная рука схватила её за волосы. Эльга царапалась, кричала и отбивалась изо всех сил – но не больно-то поотбиваешься, когда твои волосы намотаны на руку, а сама ты приподнята над землёй. Две звонкие пощёчины подвели черту под её попытками к сопротивлению. Казалось, звенит не только у неё в ушах, но и внутри головы. Щеки горели, как огонь, кожа на макушке – ещё сильнее.

Она тихо заскулила, и когда Страшный Человек поставил её обратно на землю, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Больше ей ничего не оставалось делать. Страшный Человек повёл её обратно. Показал на знакомый закуток и сказал:

– Сядь.

Она села. Он бросил к её ногам свой посох. Посох потемнел, зашевелился и превратился в змею. Эльга едва не завизжала опять – едва, потому что под взглядом Страшного Человека крик замер у неё в груди. Вжалась в стену.

– Попробуешь ещё раз сбежать – умрёшь, – безразличным тоном сообщил ей Страшный Человек. Сообщил – и снова как будто забыл о ней. Вернулся к своим странным рисункам. Но Эльга больше не следила за ним. Она смотрела вниз. У самых её ног разворачивала кольца огромная чёрная гадюка. Кажется, она была чем-то сильно рассержена.

…Первоначальный набросок был завершён, настала очередь для серебристого песка. Тоненькой струйкой рассыпать по нарисованным линиям, специальным стеком подровнять края линий, смести крошки… Эта работа отняла много больше времени. Когда Уилар закончил, луна уже давно взошла. Хотя было новолуние и ни один человек видеть её сегодня не мог, Уилар различал луну, окружённую нимбом чёрного света, так же ясно, как Эльга – змею у своих ног.

Пора.

Он встал в круг, предназначенный для вызывающего, совершил необходимые пассы и произнёс соответствующие слова. Он был в центре дрожащей, вибрирующей паутины, нити которой беспрестанно соединялись, сплетаясь во всевозможные узоры. Он открывал двери – одну за другой, в надлежащем порядке. Воля и материя, предмет и символ стали единым целым. Когда стали вырываться из рук самые длинные нити, свидетельствуя о приближении кого-то с другого конца коридора, Уилар понял, что достиг успеха.

Храмовый Страж был похож на столп льдистого света в два человеческих роста. Как только он появился во втором круге, нестерпимый холод стал разливаться по храму. Факелы потухли, и хотя сам Страж состоял из света, этот свет не освещал ничего.

– Ты умрёшь. – Это было первое, что сказал Страж.

Уилар усмехнулся.

– Когда-нибудь. Но не сегодня.

Глава 3

Оптимисты думают, что жизнь – это борьба добра и зла. Ей жизнь не представлялась в столь розовом свете. Она знала, что жизнь – это борьба зла с ещё большим злом.

Виктор Суворов, «Контроль»

…Выложив серебристым песком колдовской рисунок на полу, Страшный Человек заговорил. Эльга не понимала ни одного из произносимых колдуном слов, но чувствовала мрачную силу, стоявшую за ними. В ночной тишине, в пустоте разрушенного храма слова Страшного Человека падали как камни в бездонный омут, требуя, пробуждая, вызывая… что? Темнота переставала быть темнотой, ночь оживала и Эльга чувствовала, как её сердце стынет от невыносимой жути, распространяющейся по храму. Она хотела остановить это, закричать: «Не надо!!! Пожалуйста, не надо!!!» – но крик застыл в её горле, когда чёрная гадюка подняла голову и встала, чуть покачиваясь, перед её лицом. Она не могла переносить молча этот ужас. Но не могла и говорить – рассерженное шипение змеи обещало ей самую незавидную участь, буде пленница осмелится открыть рот или двинуться с места. Эльга сжалась в комок, до крови закусила правую руку и тихонько заскулила.

Из тьмы вышло существо, вызванное Страшным Человеком. Оно не имело формы, но не было и бесформенным. Как будто бы полсотни стеклянных фигур были вложены друг в друга – самые верхние, внешние, были прозрачны и сливались с воздухом и тьмой; внутренние были более мутными, тускло-жёлтыми, светившими ничего не освещающим холодным светом. Голос демона вонзился в мозг Эльги как каскад ледяных осколков; ей казалось, что она сходит с ума. В ответ раздался голос колдуна – резкий и властный. Как будто бы ведя поединок между собой, их голоса сплетались и расходились: переполненный злобой голос демона отнимал разум, превращал реальность в кошмар; голос колдуна бил, как плеть. Прошли минуты, и Эльга вдруг поняла, что это не поединок – уже не поединок: стороны пришли к какому-то соглашению. Прошептав что-то напоследок завораживающим леденистым голосом, демон исчез, а Страшный Человек произнёс слова, завершающие ритуал, поднял змею с пола (она тут же превратилась в посох), велел Эльге встать и идти рядом с ним. Сбежать не было никакой возможности, хотя Страшный Человек не смотрел на неё, она постоянно ощущала на себе его внимание.

В укрытии неподалёку стояли две лошади. Колдун посадил её на заводную, прямо между сумками. Эльга весила так мало, что лошадь, скорее всего, не ощутила никакого изменения в тяжести груза. Дальше была скачка сквозь ночь. Эльга не правила лошадью – поводья её кобылы были привязаны к седлу той, на которой мчался Страшный Человек. Ей оставалось только цепляться руками и ногами и изо всех сил стараться не упасть.

Когда начало светать, они съехали с дороги и остановились. Страшный Человек развёл костёр и подвесил над огнём котелок с водой. Из седельной сумки были извлечены два мешочка – с просом и кусочками сушёного мяса. Все это полетело в кипящую воду. Страшный Человек время от времени помешивал готовящуюся кашу и в свете разгорающегося утра уже не казался таким страшным.

От запаха, который вскоре потянулся из котелка, у Эльги потекли слюнки.

– Давай знакомиться, – неожиданно сказал колдун.

Эльга посмотрела на него с опасением. Не собирается ли он, узнав её имя, кинуть её в кашу?

– Моё настоящее имя – Уилар Бергон. – Он помолчал и добавил, усмехнувшись: – Про барона Ринальдо – забудь.

Да она и запомнить-то это имя не успела там, на холме, когда он представился – и уже через минуту выпустил кровь из своих новых знакомцев.

Сцена вечерней схватки снова встала у неё перед глазами. Она замешкалась и не ответила сразу.

Уилар нетерпеливо поторопил её:

– Что молчишь? Как тебя зовут, замухрышка?

Как это ни было смешно в её положении, Эльга ощутила укол обиды. Её уже во второй раз называют замухрышкой. А ведь в портовом городе Греуле, где она жила раньше, молодые люди частенько посматривали на неё с интересом. Правда, тогда она не была такой худющей и грязной. Она носила красивые, нарядные платья…

– Эльга из Греула.

– Греул? Это на западе, кажется?

– Да.

Чародей кивнул.

– Кто тебя учил?

– В церковной школе… чтению и счёту… брат Бенедикт.

– Да нет же, дура!.. – Кажется, Страшный Человек терпением не отличался. И раздражать его Эльге очень не хотелось. – Я спрашиваю, кто тебя учил искусству? Ну?.. Ворожбе?

– А… Матушка Марго. Немножко.

– Она жива?

Эльга замотала головой. Вспомнив про матушку, она едва удержалась, чтобы не зареветь. В это время наконец подоспела каша. Уилар достал деревянную миску, положил себе примерно половину и неторопливо принялся есть. Эльга сглотнула и заставила себя не смотреть ему в рот. Разом вышибло все печальные мысли о матушке. Теперь она думала только о содержимом котелка.

Чародей, не переставая жевать, показал в сторону речки, из которой он брал воду.

– Пойди помойся. От тебя несёт, как от помойки. Кусок в горле застревает.

Сгорая от стыда. Эльга повиновалась. Когда она поднялась, чародей извлёк из своей бездонной сумки кусок мыла и бросил ей под ноги.

На берегу она остановилась и подумала: а не сбежать ли? Она поколебалась, но потом, ежеминутно оглядываясь, принялась стаскивать платье. От побега её удержала только надежда, что чародей отдаст ей вторую порцию каши.

Так и произошло. Когда она вернулась обратно, Уилар снисходительно позволил ей воспользоваться его ложкой. Она ела – стараясь не давиться и соблюдать хоть какие-то приличия. Получалось не очень. После того как она закончила, ей было милостиво позволено вымыть посуду.

Когда вычищенный песком котелок был возвращён владельцу, Уилар кивнул на плащ, брошенный на траву.

– Ложись спать.

Она повиновалась. Уже сквозь сон, откуда-то издалека раздался голос Страшного Человека:

– Какие-нибудь родственники у тебя есть?

Эльга покачала головой и заснула.

– … Меня сосватали за Эда, когда мне было ещё четырнадцать, а ему – шестнадцать. Мы должны были пожениться через год, осенью… Уже назначили день свадьбы… Но в конце июля появились слухи о нескольких пиратских кораблях, которые вошли в залив. Потом они напали на город. Мой отец и Эд были в ополчении. Сначала шёл бой у южной пристани, потом… потом в наши ворота постучали соседи. Пираты уже занимали город. Надо было уходить. Телега, на которую мы погрузили самые ценные вещи, была уже давно готова. Но мы даже не доехали до ворот – улица была забита людьми и повозками. Телегу пришлось бросить. В давке нас с мамой растащили в разные стороны… больше я её не видела. Говорят, её задавили… Она споткнулась, а толпа… Этих людей нельзя было остановить…

Эльга замолчала. Близился вечер. Уилар сидел у костра в той же позе, что и утром, и молча слушал её рассказ. Колдун сказал, что они поедут дальше, как только стемнеет. Куда поедут – Эльга не спрашивала. Покамест колдун желал узнать историю её невесёлой жизни.

– Мы спрятались в монастыре. Не всем хватило места, но люди все равно стояли рядом с воротами – как будто бы чего-то ждали. Но пираты не стали нападать на монастырь. Они два дня грабили Греул. Потом пришёл граф со своим войском. Пираты подожгли город, сели на корабли и уплыли. Когда я вернулась… – Эльга помолчала несколько секунд, а затем продолжила: – От нашего дома остались только угли. Отец и Эд погибли ещё раньше, на пристани. Я не знала, куда идти. Потом около города разбили лагерь для тех, кто лишился жилья. Поначалу мы делились друг с другом чем могли, хотели все вместе восстановить город… Потом… каждый стал сам за себя. Сначала еду готовили для всех, бесплатно, но потом стало ясно, что на всех еды не хватит, и надо было платить. У меня украли кошелёк. Я ходила по лагерю, спрашивала… Никто ничего не видел. Всем было все равно. Несколько дней я питалась подачками. Потом… В лагере ещё раньше не раз поминали графа недобрым словом. Они говорили, что если бы он пришёл раньше, то мы смогли бы отстоять город. Некоторые хотели идти к нему и требовать, чтобы он оказал нам помощь для восстановления города и дал еды и денег. Они совсем перестали понимать, что к чему. Граф только посмеялся над их требованиями. Тогда они вернулись и стали подзуживать всех напасть на один из графских замков. Долго спорили, но когда решили выступить, появился граф со своими людьми. Наверное, ему кто-то донёс о том, что замышляют в лагере. Солдаты графа ударили по лагерю. Всех, у кого было оружие, убили. Кое-кто пытался сопротивляться, но без толку. Меня не тронули.

… Когда лагерь разгромили, я пошла к монастырю, но туда меня не пустили. Тогда я пошла в одну из ближних деревень. Там меня покормили, но сказали, что больше ничего не дадут и не позволят остаться там и так приютили много беженцев. Я пошла дальше…

Эльга не стала рассказывать о конце августа, когда её изнасиловали двое бродяг, о сентябре и октябре, когда она питалась милостыней и копалась в помойках наравне с бродячими собаками, о ноябре, когда она медленно замерзала на стылых дорогах Эллиунского епископата.

– … у меня был жар. Я почти ничего не помню о конце ноября. Я лежала у обочины дороги. Какие-то добрые люди положили меня на телегу и привезли в дом лекарки. Это была матушка Марго. Она вылечила меня и позволила остаться. Я её никогда не забуду. Всю зиму, и весну, и лето я прожила у неё. Она относилась ко мне как к родной дочери. Она лечила людей и никому не делала зла. К ней приходили разные люди – и богатые, и бедные. Если не могли заплатить, она лечила бесплатно – как меня. Она лечила с помощью трав и с помощью… ну как бы внутреннего тепла. Каждый вечер мы молились Джордайсу. В городе несколько раз сжигали ведьм и колдунов, но мы думали, что нас это не коснётся, потому что те колдуны творили всякое зло, а мы никакого зла не делали…

Уилар усмехнулся.

– …пришли солдаты фогта и посадили нас в яму. Спустя неделю тюремщик, когда давал мне воды, крикнул сверху, что матушку Марго сожгли. А потом фогт приказал казнить и меня тоже.

– Какая душераздирающая история, – скривив губы в усмешке, сказал Уилар. – Я сейчас зарыдаю.

Эльга отвернулась. Рассказывая, она забыла, что для её слушателя все её беды мало что значат. Она для него, вся её жизнь, все те, кто был ей дорог – грязь под ногами. Никто и ничто. Но что ещё можно ожидать от колдуна, который общается с демонами? Она не могла понять только одного – зачем же он спас её там, в храме?

– Но вы ведь… вы ведь сами… – глотая слезы, произнесла она. Чувство чудовищной несправедливости этого мира на мгновение пересилило страх. – Вы ведь сами просили меня рассказать… Вы не имеете права смеяться!

Чернокнижник даже не взглянул на Эльгу. Её отчаянный протест остался незамеченным.

– Дорогая моя, пока ты не имеешь юридического образования, ты не можешь рассуждать о правах.

Вот и все, что она услышала.

«Ты как будто его имеешь!..» – со злостью подумала Эльга. Злость позволила ей взять себя в руки. Она вытерла слезы, выпрямила спину и с вызовом посмотрела на Уилара. Гордо. Но молча.

Уилар неторопливо поворошил угли в костре, он думал о чем-то своём и слегка улыбался. Прошло несколько минут. Уилар вдруг протянул руку к огню. На Эльгу дохнуло холодом. Это не был привычный холод, нет, ей казалось, холод возник где-то глубоко у неё внутри. Как будто бы нечто, не принадлежащее этому миру, расплывчатое и неуловимое, как тень, каким-то образом сумело проникнуть на поверхность земли – а проникнув, выпило огонь их костра одним глотком. Сгинуло пламя, остыли угли… Эльга оцепенела.

Уилар поднялся, и ощущение внутреннего холода отпустило девушку. Колдун стал собирать вещи.

– Пора отправляться.

Они ехали всю ночь, остановившись только один раз, да и то ненадолго, чтобы перекусить и дать лошадям напиться. Ехали не слишком быстро – так, приятная верховая прогулка с вечера до утра.

Во время пути Эльга набралась смелости и спросила:

– А вы всегда ездите по ночам?

– Нет, – ответил Уилар.

Уже ближе к рассвету, объехав очередную деревню, остановились. Уилар достал нож и провёл им по земле более-менее ровную черту вокруг стоянки. Потом потянулся к посоху и, медленно поворачивая его во все стороны, стал что-то негромко говорить. Язык, как и тогда, когда Уилар общался с демоном, был Эльге незнаком, но, как и тогда, показался донельзя жутким. Сплошное карканье. Слова, казалось, состояли из одних согласных.

Что-то изменилось на поляне. Воздух стал более тусклым. Притихли, казалось, все лесные звуки.

Наскоро перекусив, путешественники легли спать.

Проснулась Эльга от пения. Женский голос, доносившийся со стороны деревни, приближался, и с его приближением росла Эльгина паника. То, что чернокнижник прячется от всего света – это понятно, но ведь и ей совсем ни к чему встречаться с людьми фогта. А женщина увидит их, запомнит и потом все расскажет. Наверняка Эльгу уже ищут. И зачем они легли спать так близко к деревне?..

Стараясь двигаться как можно тише, она подобралась к Уилару и осторожно дотронулась до его руки. Когда колдун открыл глаза, Эльга напряжённо зашептала:

– Сюда идут!

Уилар приложил палец к губам, потом раздражённо показал Эльге на её место, сомкнул веки и, кажется, снова заснул. Эльга оторопела от такой беспечности.

В это время, раздвинув ветви кустарника, на пригорке появилась женщина – судя по виду, обычная крестьянка. Не задерживаясь, она спустилась вниз. В руках у неё был плетёный короб – с утра пораньше выбралась в лес за ягодами или грибами. Вид двух путешественников её ничуть не смутил. Более того, она даже не прекратила петь. Она прошла мимо – прошла так близко, что едва не задела плечом одну из лошадей. И скрылась за деревьями. Эльга оторопело смотрела ей вслед. Кажется, ни её, ни Уилара, ни лошадей попросту не заметили. Тем временем голос поющей девушки растворился в пении птиц и шуме листвы.

Эльга с опаской глянула на спящего чародея. Но вскоре усталость взяла своё. Эльга зевнула несколько раз, легла на плащ и заснула.

Следующую ночь они снова провели в сёдлах. По дороге чародей соизволил расспросить Эльгу о том, чему успела научить её матушка Марго – пока была жива. Эльга честно рассказала про свои успехи (матушка Марго говорила, что она на редкость талантливая и прилежная ученица), а когда Эльга закончила, Уилар подвёл итоги:

– Понятно, – сказал он. – ничему не успела научить.

Эльга обиделась и поджала губы. Через час ей надоело молчать, тем более что чёрный лес, едва-едва освещённый нарождающейся луной, пробуждал не самые радужные эмоции, а разговор прогонял страх. Уилара она больше не боялась – вернее, не боялась так, как во время первой их встречи. Она уже поняла, что этот человек по каким-то своим причинам будет заботиться о ней – по крайней мере, в ближайшее время. Набравшись храбрости, девушка спросила:

– А куда мы едем?

– На север, – ответил Уилар.

Это Эльга и так знала.

Ближе к утру Эльге стало казаться, что они подъезжают к какому-то крупному поселению – деревушки стали попадаться все чаще, дорога раздалась вширь. Вскоре после рассвета она узнала местность – когда поднимающееся солнце заставило засверкать бронзовый купол церкви, расположенной на вершине холма.

Бронзовое Аббатство. А городок, который вокруг него, – это, следовательно, Мельс.

Эльга уже была здесь однажды, и о городе у неё сохранились не самые лучшие воспоминания. Это случилось, когда она, разом лишившись всего – и жениха, и родителей, и дома, побиралась на дорогах Данласа. В город её тогда не пустили.

Ворота уже были открыты. Уилар отдал солдатам пару монет и спокойно проехал дальше. Эльга последовала за ним, также стараясь держаться уверенно и по возможности в глаза стражникам не смотреть.

На рынке Уилар пополнил запасы провизии, закупил целый мешок овощей. Они уже двигались к концу рядов, где торговали съестным, когда Эльга услышала вдруг громкий крик. Рядом с Уларом по земле, воя от боли, катался грязный босоногий мальчишка. Он пытался срезать кошелёк с пояса «богача», но не преуспел в этом – Уилар, поймав его за руку, сжал кисть и сломал все пальцы.

– Не умеешь воровать – зарабатывай на жизнь честно, – бросил мальчишке колдун.

– Да я сдохну с голода, прежде чем теперь что-нибудь заработаю!!! – сквозь слезы прокричал неудачливый воришка, баюкая правую руку.

– Меня это не волнует.

Эльге вновь стало жутко.

Когда они остановились у следующего ряда, Эльга не сразу догадалась, что одежда, которую стал выбирать Уилар, предназначается ей. Она пребывала в сомнениях до тех пор, пока они не выехали из города через другие ворота и Уилар не кинул ей узел с приобретёнными вещами.

– На, переоденься. Рвань свою – выброси. Смотреть на тебя тошно.

Они ехали уже четыре дня. Местность неуклонно повышалась. Вдалеке виднелись Гуандайхин, или Кормилицыны Горы, как их ещё называли. Светло-голубые на рассвете, когда над землёй стелется туман, зеленые в полдень, укрытые тенями в сумерках, с пологими склонами, сплошь покрытыми лесами и пастбищами, они вырастали одна за другой и издалека в самом деле соразмерностью и совершенством своих форм весьма напоминали женскую грудь, вполне соответствуя своему названию.

Уилар почти не расспрашивал местных о дороге. И поскольку он, по мнению Эльги, совершенно не был похож на человека, который от нечего делать станет разъезжать туда-сюда, выходило, что здесь он уже был и дорогу знает. Лишь раз Уилар проявил что-то, отдалённо похожее на любопытство – когда какой-то деревенский староста посоветовал ему объехать стороной очередное баронство, к границам которого приближались путешественники, «потому как, сударь мой, идёт там война».

– Война-а? – Потянул Уилар. – И кто с кем воюет?

– Да я-то уж не знаю, сударь мой. Мне-то уж откуда знать? Мне-то не докладывают благородные господа, когда меж собой войну начать соизволят. Ведёт их вроде граф ан Танкреж. А кто такой и откуда – вот этого я не знаю…

– А воюют они, случаем, не с тамошним сеньором? Не с бароном Мерхольгом ан Сорвейтом? – спросил Уилар.

– С ним, – закивал староста. – С ним, с душегубцем. В аду ему гореть.

– Ты думаешь? – как будто с сомнением спросил Уилар. Эльга увидела, как краешки губ колдуна чуть дёрнулись, едва не сложившись в улыбку.

– А то! – продолжал крестьянин. – Его и архиепископ наш проклял! А про ан Танкрежа велел объявить, чтобы всякую помощь ему оказывали и чтобы добро не прятали – потому как грабежей не будет. И правда: прошёл третьего дня через наш посёлок отряд – а взять почти ничего не взяли. И девок не портили. Я даже и не поверил поначалу.

– Ничего, – сказал Уилар. – Думаю, в Сорвейтском баронстве они разгуляются на славу.

– Да так им и надо! – хлопнул староста кулаком по ладони. – Так и надо! Нечего этому душегубцу служить!

Уилар хмыкнул и поехал дальше. Сворачивать с дороги он не стал.

В середине следующего дня, по-прежнему продвигаясь на север, они наткнулись на конный разъезд. Их задержали, осведомились об именах и цели поездки… Конечно, имена, выдуманные Уиларом, ничего не сказали солдатам, но вот ответ на второй вопрос «Куда я еду – это моё дело» показался слегка подозрительным, и поэтому обоих препроводили в лагерь. Собственно говоря, в лагерь они попали только вечером, поскольку армия была на марше и должного внимания двум путникам уделить никто из начальства не мог. Весь остаток дня Уилар и Эльга неторопливо трусили на своих лошадях в хвосте воинства, вторгшегося на территорию Сорвейтского баронства. Уилар воспринял происходящее стоически – не рыпался, не качал права и не требовал никаких объяснений. Эльга всю дорогу молчала, со страхом посматривая на солдат – грубых, громко смеющихся над непристойными шутками, пропахших человеческим и конским потом. В какой-то момент у конвоя зародилась идея проверить сумки путешественников.

– Попробуйте, – предложил Уилар, когда это требование было доведено до его слуха.

Тон его был ничуть не угрожающим, скорее даже доброжелательным: давайте, смотрите, я нисколько не против, но в тот же миг Эльга ощутила, как будто бы озноб сковал все её нутро. В воздухе снова запахло кровью и смертью, и она перестала узнавать сидевшего в седле человека – казалось, человек ушёл, а его место заняло что-то чужое, голодное до жизни, напряжённое, натянутое, как тетива лука, вот-вот готовая распрямиться и начать собирать свою жатву.

Конвойные, вероятно, тоже что-то почувствовали и хотя вряд ли поняли, в чем дело, однако всем вдруг расхотелось проверять сумки «пленника». В конце концов конвой был усилен, но в вещи Уилара и Эльги так никто и не полез. Через несколько десятков шагов запах близкой смерти начал ослабевать, а потом исчез совершенно. Эльга облегчённо вздохнула. Теперь даже свинообразные и обезьянообразные морды солдат стали казаться ей добрыми и родными – после близости этого.

Но вот армия (собственно, это была не вся армия, а только одна из её частей – как можно было понять из разговоров солдат) остановилась на ночь. На лугу, выбранном для ночёвки, стали возникать палатки, появились костры, запахло готовящейся пищей. Уилар ждал. Когда стемнело, они наконец-таки были приглашены на беседу – да и не с кем-нибудь, а с самим главнокомандующим.

Граф Арир ан Танкреж был невысоким, широкоплечим мужчиной лет сорока. В шатре, куда привели Уилара и Эльгу, кроме него было ещё несколько рыцарей, которые разглядывали карту и что-то негромко обсуждали.

– Ваша светлость, вот эти люди…

Ан Танкреж обернулся. Взгляд у него был острый и цепкий. На Эльгу он глянул мимоходом, а вот Уилара разглядывал довольно долго.

– Ну и? – наконец спросил ан Танкреж. – Какого черта вам тут надо?

Говорил он резко, как будто рубил фразы на части.

– Мы путешественники, господин граф. Позвольте…

– Не позволю. Прежде всего – как вас зовут и кто вы такие?

– Я как раз хотел представиться. Я – баров Ринальдо ан Карвеньон, а это – моя дочь Анабель. Мы как раз возвращались из паломничества к мощам святого Бриана, когда ваши солдаты задержали нас.

– Вы что, не слышали, что здесь идёт война?

Уилар сокрушённо развёл руками.

– Увы!.. Конечно, если бы мы знали, то ни за что бы не поехали этой дорогой…

– Откуда вы? – снова перебил его ан Танкреж.

– Из предместий Азешгерна. Мы подданные Айслангского короля.

– Из Азешгерна? Вы не слишком-то похожи на барона, затеявшего такое длинное путешествие с собственной дочерью. Где ваша охрана?

– Мы – небогатая семья, господин граф.

– Да? – Ан Танкреж неожиданно повернулся к Эльге. – А вы что на это скажете?

Ничего путного сказать Эльга не могла. «Наверное, надо просто подтвердить слова Уилара… – В панике метались мысли. – Но он сразу поймёт, что я вру…» Она уже открыла рот, как вдруг почувствовала, что не может говорить. Это привело её в ужас. Эльга попыталась снова – но вместо слов из горла лезли какие-то хрипы и полусдавленное мычание.

– Боюсь, граф, она ничего не сможет вам сказать, – скорбно произнёс Уилар. – Видите ли, моя дочь от рождения немая.

– И зачем же вы со своей немой дочерью затеяли это паломничество?

– Как зачем? Чтобы просить святого Бриана вернуть ей дар речи, конечно.

– Хмм… – потянул граф, продолжая рассматривать их обоих. Что-то в этой парочке было не так, но что? Поколебавшись ещё немного, он отбросил беспочвенные сомнения и махнул рукой, отпуская пленников:

– Я вас больше не задерживаю. Мои люди проводят вас до границ Сорвейтского баронства.

Уилар коротко поклонился. Ан Танкреж повернулся спиной, показывая, что разговор закончен. Эльга, Уилар и сопровождавший их сержант вышли из шатра. На обратном пути Эльга не столько заметила, сколько почувствовала беспокойство своего спутника. Что было тому причиной? Эльга не могла понять. По крайней мере, не разговор с главнокомандующим, итог которого оказался для «отца и дочери» весьма благоприятным. Значит, Уилара тревожило что-то другое. Но что?..

Ранним утром они в сопровождении двух солдат отправились на восток. Когда они отъехали от лагеря примерно на милю, Уилар попридержал поводья, заставив свою лошадь перейти на шаг.

– Не стоит беспокоиться, друзья мои. Дальше мы найдём дорогу сами.

Один из солдат покачал головой:

– Нам приказано проводить вас до границы.

Уилар пожал плечами. В следующее мгновение конец его посоха уже сидел в горле солдата. Широкий взмах с разворота – уже на лету странное оружие чародея превратилось в клинок – и голова второго солдата скатилась на траву.

– Как вам будет угодно, друзья мои, – произнёс Уилар тем же тоном.

Как и тогда, в храме Хальзааны, его противники даже не успели обнажить оружие. Меч в руке Уилара опять превратился в змею, а затем – в посох, который и был убран на своё обычное место, в ножны. Следом за тем ноги мёртвых солдат были высвобождены из стремян, а сами они – сброшены на землю. Только теперь Эльга почувствовала, что странные чары, не позволявшие ей говорить, окончательно развеялись.

Тем временем Уилар успокоил лошадей. Похоже, он собирался взять их с собой в качестве военной добычи.

Они свернули на боковую тропинку и поскакали на север. Когда они уезжали, на мёртвых солдат Эльга старалась не смотреть. Но если она тешила себя мыслью о том, что сегодня это было последнее смертоубийство, то очень скоро поняла, как глубоко заблуждалась. Примерно через полчаса они свернули на другую, более широкую тропинку. Уилар вдруг остановился и поднял руку, как будто прислушиваясь к чему-то.

– Впереди разъезд, – сказал он, слезая с лошади. – Сиди здесь и жди меня.

Эльга так и поступила… А что ей ещё оставалось?

Уилар скрылся в лесу. Вернувшись, молча взлетел в седло и хлопнул кобылу по крупу. Теперь он торопился, и Эльге приходилось прилагать все усилия, чтобы не свалиться с лошади. Не останавливаясь, они проехали мимо шести мёртвых тел – трех человеческих и трех лошадиных. Но ни одной раны на остывающих трупах не было видно.

Они скакали весь день, время от времени давая отдых одной паре лошадей и пересаживаясь на другую.

Уже глубоким вечером дорога привела их к большому замку, окружённому рвом с водой. Мост был поднят. Уилар остановился у края рва. Он как будто бы чего-то ждал. Прошла минута. Другая. Разгулявшийся ветер рвал плащи с плеч путников.

«Чего он замер, как истукан?» – подумала Эльга. Нас не увидят. Слишком темно. А если и увидят, станут ли опускать мост? Нет, конечно…

Но в этот самый миг заскрежетали цепи и громада подъёмного моста медленно поползла вниз. Дождавшись, когда конец моста ляжет на землю, Уилар направил лошадь к воротам. Охрана поклонилась, когда он проезжал мимо.

– Доброй ночи, господин Бергон, – сказал кто-то. – Барон ожидает вас в обеденном зале.

Подбежавшие конюхи приняли лошадей. Уилар держался уверенно и свободно – похоже, он был здесь не впервые, хорошо знал замок – да и в замке его хорошо знали. Про Эльгу он как будто забыл. Забрал факел у ближайшего слуги и быстрым шагом устремился к донжону. Но Эльге совершенно не улыбалось оставаться одной среди совершенно незнакомых людей. Подобрав юбку, она побежала следом.

Поднявшись по широкой лестнице, они очутились в зале, в котором за тремя столами, образовывавшими букву «П», трапезничали примерно двадцать пять человек. Вошедших тут же окружили слуги. Одному из них Уилар отдал факел, другому скинул на руки дорожный плащ.

Человек, сидевший за центральным столом в высоком резном кресле, поднялся. В густых светло-рыжих усах притаилась усмешка. Человек был почти лыс, облачён в роскошный темно-зелёный кафтан и чёрные бриджи. Когда он подошёл ближе, Эльга поразилась, насколько он высок. Нет, не просто высок – огромен. Он был на голову выше Уилара и в полтора раза шире в плечах. Уилар рядом с ним казался юношей или даже подростком, а слуги, мельтешившие вокруг, и вовсе становились похожими на карликов.

– Братец, ты сильно рискуешь, отправляя свою тень гулять по моему замку! – провозгласил рыжеусый.

– Иначе до такого бездарного колдуна, как ты, никак не достучаться.

Рыжеусый рассмеялся.

– Ха! Когда-нибудь я её поймаю и потребую от тебя невообразимого выкупа!

– Руки коротки, Мерхольг.

Они обнялись. Барон Мерхольг ан Сорвейт повёл Уилара к столу и усадил рядом с собой.

– Что это за девчонка с тобой? – спросил барон.

– Да так… Приблуда. – Чернокнижник поймал взгляд Эльги, по-прежнему нерешительно топтавшейся на месте, и молча показал на другой конец стола. Там мгновенно образовалось свободное место.

Кравчий разлил вино по двум серебряным кубкам.

– За встречу.

– За встречу.

Они выпили. Уилар отрезал себе кусок мяса от ноги зажаренного целиком оленя. Кусок был так себе, невелик, прямо скажем – не кусок, а кусочек. Барон принялся подтрунивать над гостем.

– Ты по-прежнему питаешься скромно, как девица.

Уилар остался невозмутим.

– Воздержание, терпение, самоконтроль – вот основы нашего ремесла.

– Ха! Ремесла! Скажи это кому-нибудь другому. Я не ремесленник! Я…

– … могучий Мерхольг ан Сорвейт, барон-оборотень.

– Именно!

– Ты не ремесленник, это верно, – повторил Уилар. – Ты недоученный подмастерье.

Барон расхохотался.

– Другого я бы убил за такие слова.

– Другой бы умер сразу после того, как назвал меня девицей.

Серебряные кубки со звоном встретились, были осушены и наполнены вновь.

– Ты знаешь, что на тебя собираются напасть? – спросил Уилар.

– Танкреж? – Мерхольг зевнул. – Да, знаю… Он будет тут завтра. Я уже послал весточки своим вассалам, но велел им не торопиться. Пусть армия ан Танкрежа постоит под стенами недельку-другую. За это время передохнет половина его солдат, а вторая будет срать кровью и ни о какой войне думать уже не захочет. Тут мы их и возьмём.

Уилар покачал головой.

– Не выйдет. Я был в их лагере. Мне немногое удалось узнать, но, кроме отряда ан Танкрежа, есть ещё несколько. Они либо уже обложили замки твоих людей, либо сделают это в самое ближайшее время. А что касается осады… В войске Танкрежа слишком много священников. Слишком много.

Барон сжал кубок в руке, смяв металл, как бумагу.

– Дерьмо!

– А ты думал? Эти люди знают, против кого начинают войну. К счастью, в лагере меня никто не узнал, иначе живым мне оттуда было бы не выбраться. Такая орава Джорданитских ублюдков сведёт на нет все твои попытки навести на лагерь порчу. Все оружие, скорее всего, благословлено. Делай выводы.

– Чтоб их черти взяли!.. Я немедленно разошлю птиц. – Барон поднялся.

– Многого не жди, – предупредил Уилар. – Наверняка половина твоих замков уже в осаде.

Мерхольг вернулся через несколько минут. Глаза барона горели мрачным огнём.

– Ничего… – процедил он, усаживаясь на своё место. – Посмотрим ещё, кто кого!..

– Рано или поздно, это должно было случиться, – негромко заметил Уилар.

– Они крепко пожалеют о том, что перешли мне дорогу!

Уилар чуть качнул головой.

– На этот раз, – сказал он, – они хорошо подготовились. От твоих соседей помощи ждать не приходится, магия нам не поможет, а солдат у Танкрежа куда больше.

Мерхольг ан Сорвейт с тихой ненавистью уставился в собственный кубок.

– Пусть попробуют взять мой замок… Посмотрим, надолго ли им хватит терпения.

– Они попробуют, – негромко сказал Уилар.

Глава 4

И я увидел убийц и их сообщников, брошенных в некое узилище, полное злых гадов; те звери кусали их, извивающихся там в этой муке, и черви их облепили, как тучи мрака. А души убитых, стоя и наблюдая наказание убийц, говорили: «Боже, справедлив твой суд».

Апокалипсис Петра

Первая колонна армии ан Танкрежа, словно серо-стальная гусеница, выползала из леса. Не было ни лишней суеты, ни чрезмерной осторожности, ни оживления. Солдаты Танкрежа спокойно и методично выполняли свою работу. Был разбит лагерь, выставлены патрули, начала работать кухня. До Уилара, стоявшего на башне замка, донёсся запах дыма. «Они хорошо знают свою силу, – думал он, наблюдая, как из леса выходит вторая колонна. – Знают, что нам нечего им противопоставить… Впрочем, – пришла другая мысль, мы можем противопоставить им время… Мерхольг прав: долго осаждать замок они не смогут. Нужно кормить эту прорву людей и платить им жалованье… Запасов в замке хватит не меньше чем на год, водой мы обеспечены… Стены высокие, да ещё и река… Если мы продержимся, рано или поздно ан Танкреж будет вынужден уйти. И тогда Мерхольг вернёт себе своё».

Следующим днём ко рву подъехал всадник, к копью которого был прикреплён белый флаг. Сложив руки рупором, он закричал, предлагая от имени Арира ан Танкрежа и архиепископа Энсала Мерхольгу ан Сорвейту и его людям сложить оружие и сдаться без боя. Солдатам Мерхольга обещалось помилование, самому барону – справедливый суд.

– Пристрелите-ка этого крикуна… – приказал барон, послушав парламентёра некоторое время.

Лучники так и поступили.

Обложив замок, нападающие не торопились начинать штурм. Когда наконец подтянулись обозы, в лагере закипела работа. Каждый день защитники замка наблюдали, как вокруг лагеря растут военные машины. Здесь были две боевые башни и пять катапульт. Закончив сборку, их выкатили на открытое пространство перед замком. Катапульты начали методично бомбить стены, деревянные башни были установлены, у самого края рва. Башни были высокими, куда выше, чем стены замка. Стрелки Мерхольга, беспрестанно обстреливавшие нападающих, теперь потеряли перед ними своё преимущество в высоте.

Осаждённые также не сидели сложа руки. Под предводительством Мерхольга и Уилара было сделано несколько вылазок, в результате которых одна башня была сожжена, а вторая, хотя и не была уничтожена, сильно пострадала от огня. С катапультами осаждённым повезло меньше – эти машины стояли на некотором расстоянии ото рва и охранялись не в пример лучше. Но когда неделю спустя обстрелом стен занялись ещё две катапульты, их общее число не увеличилось – ровно столько машин за прошедшие дни осаждённым удалось вывести из строя.

Прошла ещё одна неделя. Из семидесяти солдат Мерхольга погибло около трети. Вылазок они больше не предпринимали – теперь рядом с катапультами, даже ночью, находилось не менее ста латников Танкрежа. Повреждённую башню починили, вместо сожжённой – построили ещё две.

Птицы приносили нерадостные известия. Из четырех вассалов Мерхольга трое подверглись нападению.

Замок одного из них уже был взят, двое других применяли ту же тактику, что и барон: имея гораздо меньше солдат, чем нападающие, они полагались на время и неприступность своих стен. Джейд ан Лок – единственный вассал Мерхольга, из-за отдалённости своих земель избежавший атаки Танкрежа – сейчас собирал войска и ждал только приказа своего сюзерена, чтобы выступить ему на помощь.

– Сколько у него людей? – спросил Уилар, услышав эти новости.

– Двадцать рыцарей, полторы сотни пехоты, столько же человек в ополчении… Будет ещё больше. К нему присоединяются те мои люди, что были расквартированы по деревням и не успели вернуться в крепость до подхода Танкрежа.

– У Танкрежа, – напомнил Уилар, кивнув за стену, – только в этом лагере не менее ста рыцарей и семисот пехотинцев.

Мерхольг пожал плечами. Это он и так знал. Если Джей ан Лок осмелится прийти на помощь своему сюзерену, Танкреж его попросту раздавит… даже не снимая осады.

А катапульты продолжали бить по замку. Каждый день, от рассвета до заката. Скучная, монотонная работа. Но достаточно эффективная, если нападающие располагают временем и неограниченным количеством снарядов. Граф Танкреж располагал и тем и другим.

Поначалу казалось, что падающие на стены камни не могут причинить им никакого существенного вреда. Стены были толстыми и крепкими, рассчитанными на то, чтобы длительное время выдержать массированный обстрел… но это «длительное время» все длилось и длилось, катапульты (к концу третьей недели их стало девять – в распоряжении Танкрежа была целая команда инженеров) работали не переставая, и стены замка стали постепенно уступать. Нескольких людей убило камнями, по случайности упавшими во двор, были разрушены почти все зубцы и превращены в дыры весьма внушительных размеров почти все бойницы… С бессильной яростью Мерхольг ан Сорвейт смотрел, как на его глазах гибнет его собственный замок.

Спустя месяц солдаты барона перестали появляться на стенах – похожие на причудливую композицию из расколотых камней и вывороченных брёвен, стены уже мало кого могли защитить. Барбакан и надвратные башенки пребывали не в лучшем состоянии. Солдаты размещались в двух боковых башнях – по боковым, необъятно толстым, никто не стрелял, справедливо полагая, что для их разрушения потребуется не месяц, а, как минимум, год.

Летящие с запада птицы принесли барону Мерхольгу две вести – хорошую и дурную. Пала цитадель ещё одного из его вассалов. Джей ан Лок вступил в сражение с отрядом, продвигавшимся к его собственным владениям, выиграл битву и сумел отогнать войска ан Танкрежа от замка последнего из четырех вассалов барона Мерхольга.

– …Завтра, – сказал Уилар, глядя на лагерь с верхней площадки донжона. – Завтра или послезавтра.

Мерхольг оскалился.

– Здесь быстрое течение. А у них всего несколько плотов. Через стены, хоть и наполовину разрушенные, так просто не перебраться. Пока они будут топтаться внизу, мы их перестреляем.

Уилар покачал головой.

– Они что-нибудь придумают.

В ответ из горла барона Мерхольга ан Сорвейта раздалось глухое рычание.

На следующий день, на полосе земли между рвом и притихшими катапультами, выстроилось не менее двух третей войска Арира ан Танкрежа. Тяжеловооружённые рыцари спешились.

– И что теперь?.. – тихо произнёс барон. Солдаты Танкрежа подошли к самому краю рва.

Лучники Мерхольга усилили огонь, но почти без толку – шедшие в первых рядах пехотинцы тащили перед собой высокие деревянные щиты.

Уилар и Мерхольг напряжённо вглядывались в то, что происходило на противоположной стороне рва.

Внезапно две деревянные башни, возведённые осаждающими, пришли в движение. Подползли вплотную к воде…

– Чего они хотят этим добиться?.. – пробормотал барон. Глаза Уилара внезапно расширились. Он понял.

Деревянные башни, установленные прямо напротив полуразрушенных стен, накренились и стали падать вперёд.

От двойного удара, казалось, содрогнулся весь замок. Передвижные крепости были сделаны на совесть – достаточно крепкие, чтобы не развалиться от падения, снабжённые рядом деревянных кольев, увеличивающих почти вдвое ширину фронтальной части – для того чтобы не перевернуться от удара. Одна башня, впрочем, упала неровно и почти сразу же, чиркнув верхушкой по камням, соскользнула прямиком в ров; зато вторая легла ровнёхонько, образовав почти идеальный многотонный мост между пятьюстами солдатами ан Танкрежа и сорока пятью солдатами Мерхольга ан Сорвейта…

– За мной!.. – заорал барон. Прыгая по остаткам изломанной стены, защитники бросились занимать «горловину» нового моста.

Люди Мерхольга успели сделать это раньше, чем нападающие перебрались через ров. Вспыхнул бой. Сверху, с вершины северной башни замка, прицельно били лучники барона.

Хотя у Танкрежа было в десять раз больше людей, чем у барона, для того чтобы защищать «мост», было достаточно всего трех-четырех человек, которых при необходимости могли сменить стоявшие за их спинами товарищи. Серая волна пехотинцев, двигавшаяся внутри упавшей башни, докатилась до самой горловины и… остановилась. Звенело оружие, скрежетали сталкивающиеся в ближнем бою щиты. Появились первые убитые и раненые. Трупы, мешавшие бойцам, оттаскивали назад. На деревянной стене башни, превратившейся после падения в пол под ногами сражающихся, уже через несколько минут стало скользко от крови.

Защитники замка, ведомые в бой самим бароном, не отступали, но и солдаты Танкрежа не ослабляли натиска. Спустя час, когда барон вырвался во двор, чтобы ненадолго передохнуть, и стянул с головы кольчужный капюшон, его вид был ужасен. Рыжие волосы от пота слиплись в комки, нагрудник был измят и пробит в нескольких местах, щит полностью изрублен, тяжёлая секира напоминала мясницкий нож после очень долгой работы. Также кольчуга, нагрудник и даже лицо барона были измазаны в крови – преимущественно в чужой.

Тяжело дыша, Мерхольг подошёл к колодцу посреди двора и стал жадно пить – прямо из ведра. Дождавшись, когда он напьётся, Уилар сказал:

– Надо заставить их отступить.

Барон со злобой взглянул на него – по-прежнему подтянутого и чистого, ещё не участвовавшего в сражении. Прохрипел:

– Пойди и заставь!..

– Я так и сделаю. Надо подрубить башню. Не у стены, а подальше, ближе к середине.

Мерхольг прищурился.

– Они не отступят…

– Боевыми топорами рубить дерево станет только дурак, – не обращая внимания на слова барона, продолжил Уилар. – Найди что-нибудь более подходящее. Возьмите пилы, в конце концов. И ещё… Когда я крикну: «Сейчас», прикажи своим людям отступить. Иначе они пострадают.

Уилар направился к покоящемуся на обломках стены деревянному сооружению.

Внутри по-прежнему шёл бой. Было душно, пахло потом и кровью. Лучники Мерхольга продолжали обстреливать нападающих. Кто-то пытался поджечь упавшую башню – безрезультатная попытка, как и все предыдущие, когда она стояла вертикально на другой стороне рва: мокрое дерево и воловьи шкуры сводили на нет все усилия осаждённых. Уилар протиснулся через ряды воинов барона, встал за спинами сражающихся и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Через несколько секунд один из тех, кто сражался в первом ряду, получив тяжёлую рану, упал на одно колено. Уилар оттолкнул раненого и занял его место. Чёрный посох в его руке изогнулся, став длинным, тонким и гибким, как плеть. Взмах – кончик плети вонзился в прорезь для глаз в шлеме одного из рыцарей ан Танкрежа. Рыцарь упал. Уилар вырвал из его головы своё оружие и хлестнул по солдату, стоявшему справа от упавшего. Когда упал и этот, Уилар сделал шаг вперёд. Затем ещё один.

– Сейчас, Мерхольг! – заорал он во всю глотку, захватывая, как жгутом, своим колдовским оружием горло очередного пехотинца и одновременно втыкая кинжал в чей-то живот. – Сейчас!!!

– Отступайте! – раздался сзади зычный голос барона. – Немедленно! Я приказываю!..

Разгорячённые боем, люди Мерхольга неохотно подались назад… А ещё через несколько секунд они бежали. Бежали, не помня себя от ужаса. Как побежали и те, кто стояли перед Уиларом. Скуля и крича, бросая оружие, переступая через своих соратников, падая и продолжая бежать на четвереньках… А Уилар шёл вперёд. В правой руке извивался гибкий чёрный посох, в левой был зажат подобранный с пола чей-то меч. Лишь у немногих рыцарей Танкрежа хватило духу, чтобы не превратиться в обезумевших от страха животных, но даже и они, сумевшие устоять, остаться на месте, почти полностью утратили способность сопротивляться – страх, волнами исходивший от Уилара, парализовывал их волю и тело, заставлял опускать руки или двигаться медленно, как в кошмарном сне… Пытавшихся сопротивляться Уилар убивал быстро, остальных резал хладнокровно и без суеты, как опытный мясник режет скот. Кто-то, отчаянно визжа и беспорядочно размахивая мечом, бросился к чернокнижнику. Уилар отступил в сторону, подсёк бегущему ноги, обвил гибким жгутом змеиного посоха шею безызвестного героя и резко дёрнул… Оставляя в воздухе кровавый след, отделившаяся от туловища голова ударилась о стену башни и упала вниз, покатившись между трупами, а тело ещё продолжало бежать вперёд и рубить перед собой воздух… Уилар добрался до основания упавшей башни и стал ждать. Он услышал, как за его спиной заработал топор. Через несколько секунд к нему присоединился ещё один. И ещё. Послышался торопливый визг пилы.

Уилар не оборачивался. Он смотрел вперёд и видел, как бегущие с поля боя солдаты и рыцари ан Танкрежа замедляют ход и останавливаются, быстро приходя в себя. Он видел, как шевелятся губы шестерых священников-шээлитов, облачённых по-военному: широкая мантия и епитрахиль поверх кольчуг. Слышал нестройное, но исполненное решимости пение. Вокруг шээлитов быстро собиралась толпа солдат, толпа росла и принимала черты организованного отряда… Этот отряд станет остриём клина армии ан Танкрежа, когда он снова отдаст приказ идти на штурм.

Граф, отчаянно пытавшийся собрать своих людей, громко кричал:

– Стойте!!! Опомнитесь!!! Обратитесь к Господину Добра, слабые люди!.. Он защитит вас от всякого колдовства!!!

Уилар глубоко вздохнул, сомкнул веки, а потом, всем телом подавшись вперёд, резко открыл глаза. Новая волна ужаса заставила солдат вздрогнуть, а некоторых – вновь обратиться в бегство… Но очень немногих. Среди тех, кто стоял рядом с клириками, не побежал ни один. Под пение священников, под гимны, прославляющие Властелина Света, отряд, окружавший клириков, двинулся к мосту…

«Трудно бороться с богом? – подумал Уилар. Его губы исказила усмешка – только губы, во взгляде по-прежнему не было ничего, кроме смертного холода.

Он чувствовал их ненависть, удесятерённую стыдом от осознания того, что стоящий перед ними человек, пусть только на минуту, превратил их – родовитых рыцарей, не ведающих страха ветеранов многих сражении – в ничто, в грязь под ногами, в стадо свиней, внезапно увидевших волка. Мог ли подобное сотворить такой же человек, как они, состоящий из плоти и крови? Чёрная фигура, вооружённая дьявольским посохом, выросла в умах многих из них до размеров самого Князя Тьмы, исчадия бездны… Пришедшие на земли барона Мерхольга люди, собиравшиеся неплохо заработать на чужой крови, ощущали в эти секунды себя едва ли не святыми паладинами небес – ведь все на свете относительно, и существо, стоявшее перед ними, казалось каждому убийце, наёмнику и мародёру подлинным воплощением зла, облагораживающим всякого, осмеливающегося обратить против него свои меч.

Словно волна душного воздуха, аура, окружавшая служителей бога, докатилась до Уилара, опустошив его душу, сделав все вокруг серым и блеклым… Обжигающий холод превратился в весенний сквозняк, ненависть – в тупую усталость, волшебство – в иллюзию, которой нет места в реальном мире. Стена щитов медленно надвигалась, в прорезях шлемов и металлических масок дикой яростью горели десятки глаз… «Чудес больше не будет», – подумал Уилар, поднимая меч. В следующую секунду людская волна захлестнула чернокнижника… и откатилась прочь, оставив на земле четыре тела. На чёрной куртке Уилара, вымазанной в чужой крови, по-прежнему не было ни единого пореза. Он смотрел на них и улыбался. Он чувствовал, что страх снова зашевелился в их сердцах – мысли о том, что они служат Пресветлому, унеслись прочь, и каждый ясно ощутил, насколько в эту минуту он близок к смерти. Им казалось, что после молитвы Джордайсу дьявольская тварь лишилась всей своей силы, но так ли это? Может ли демон быть уничтожен с помощью человеческого оружия? Способно ли живое существо двигаться с такой скоростью?..

– Назад! – закричал ан Танкреж. – Расстреляйте его из арбалетов!..

Воины подались назад. Отступил и Уилар в глубь деревянного коридора, образованного упавшей башней. Убирая посох в чехол, он поискал глазами щит побольше. Пока рядом те, в ком воля бога заменяет их собственную волю, магия не способна уберечь его от стрел. Он поднял щит и, дождавшись залпа, резво отскочил к стене. Несколько болтов ткнулись в беспорядочно лежащие на досках тела, большая часть пролетела мимо, а один или два ударили в выставленный Уиларом щит. Видя, как колдун уворачивается от выстрелов, войско ан Танкрежа яростно взвыло. Последние остатки страха и колдовства развеялись. «Если теперь они захотят атаковать, – подумал Уилар, – сомнут меня за минуту…»

Но Танкреж медлил. Хотя морок исчез и дьявольская тварь превратилась в обычного человека, уворачивающегося от стрел, граф не хотел терять лишних людей. Кто знает, что ещё у этой твари в запасе?.. Он взмахнул рукой, давая команду арбалетчикам произвести ещё один залп.

Башня за спиной Уилара заскрипела и содрогнулась. Он быстро оглянулся – барон Мерхольг с огромным топором на плече махнул рукой:

– Сюда, Уилар!!! Она сейчас рухнет!!!

Уилар закинул щит за спину и бросился бежать. Ему вслед устремились стальные болты, выброшенные десятью арбалетами.

Донг! Донг! Донг!.. Что-то ударило в спину. Он споткнулся, чудом удержал равновесие – и вдруг понял, что не может бежать. Левая нога не слушалась. Уилар посмотрел вниз – и увидел дыру в бедре, из которой толчками выплёскивалось красное… Боли не было.

Сзади взревели солдаты Танкрежа, бросаясь в атаку. Стало ясно, что добраться до конца башни он уже не успеет. Оскалившись, он повернулся…

Чья-то могучая рука подхватила его, как пушинку, и забросила на плечо – настолько широкое, что оно могло принадлежать троллю. Перепрыгивая через трупы, барон Мерхольг ан Сорвейт помчался к собственному замку. Служившая мостом деревянная башня скрипела и готова была в любой момент разломиться посередине.

Они успели. Когда за спиной Мерхольга раздался страшный треск, он, не выпуская раненого соратника, совершил прыжок, которому позавидовал бы и лев. Они упали во двор и покатились по земле – а за их спинами деревянная башня раскололась на две части и рухнула в реку. Два или три десятка солдат, находившихся внутри, плюс шестеро священнослужителей оказались в воде. Некоторым удалось выбраться – но очень немногим. Течение здесь было быстрым, а тяжёлые доспехи тянули людей на дно.

Посреди двора барон Мерхольг ан Сорвейт встретился взглядом с глазами Уилара Бергона и громко расхохотался. Уилар улыбнулся – сначала неуверенно, как будто через силу, затем широко и вот наконец засмеялся в ответ заразительному смеху барона – и ощутил, как смертельный холод отпускает его сердце и душу.

…Спустя час на открытой всем ветрам каменной площадке они молча смотрели, как солдаты графа Танкрежа подтаскивают ко рву третью башню. Кроме этого, к переправе готовились плоты.

Уилар стоял, тяжело опираясь на посох. Левая штанина его потёртых чёрных бриджей была разрезана, а бедро полностью закрывала тугая повязка.

– На этот раз они возьмут замок, – сказал он, не отрывая взгляда от медленно перемещающегося деревянного гиганта. – Даже если мы их остановим – на час, на два, даже на день… На этот раз – все. Шестеро святош утонули, но у Танкрежа их ещё полтора десятка. Стены нас больше не защищают, а людей у него… слишком много.

Мерхольг, следя за передвижениями своего врага, гарцующего позади солдат на белой лошади, тяжело опустил голову.

– Я могу уйти отсюда в любую минуту, – негромко проговорил он. – А ты?

Уилар помедлил мгновение, а затем кивнул.

– Думаю, смогу.

– Сколько тебе нужно времени?

– Немного.

– Арфельд! – Барон обернулся к стоявшему в двух шагах полусотнику. – Выбросьте белый флаг. Бог даст, ещё свидимся.

– Какой бог? – чуть улыбнулся Уилар.

Барон, будто большая птица, резко мотнул головой. Черты его лица заострились, кожа потемнела.

– Я верю в Единого, – хрипло сказал он, раскрывая руки так, как будто бы хотел обнять всю вселенную. – Но мой Единый – это не тот бог, которого чтят эти ублюдки.

Уилар молча смотрел, как происходит превращение.

Локти Мерхольга вытянулись, пальцы удлинились, одежда потемнела и прилипла к телу… встопорщилась, становясь перьями…

– Я присоединюсь к Джейду ан Локу, – проклекотал Мерхольг. – Я соберу войско и выкину святош со своей земли. Ты со мной?..

Уилар покачал головой.

– Нет, Мерхольг. Меня ждут другие дела… и другие враги.

Теперь у того существа, которое ещё минуту назад было самым могучим и бесстрашным бароном в Гуандайхин, человеческими оставались только глаза… Но и они менялись.

– Ты слышал о сборе?! – нещадно коверкая человеческую речь, выкрикнул оборотень.

– Нет.

– Думал, ты знаешь. Сбор. Через два месяца. На Лайфеклике. В Замке Ветра. Будут – все.

– Я приду, – сказал Уилар, глядя, как огромный чёрный орёл, поймав распахнутыми крыльями восходящий воздушный поток, величественно кружась, поднимается ввысь. – До встречи на Лайфеклике, старый друг.

– Прощай!

Ещё несколько секунд, щурясь от солнца, он следил за полётом хищной птицы, а затем, прихрамывая, спустился вниз. «Где эта чёртова девчонка?.. – раздражённо подумал он, обшаривая взглядом захламлённый двор. – Если мне придётся искать её по всему замку, солдаты Танкрежа порубят на куски нас обоих!».

Но ему повезло – в дверях донжона мелькнула худенькая фигурка девушки. Она куда-то спешила – в осаждённом замке, где каждый день появлялись новые раненые, ей быстро нашли работу. Сделав по двору два шага, Эльга замерла и медленно оглянулась. Взгляд Уилара притягивал к себе, как магнит. Уилар вытянул вперёд руку и поманил к себе «замухрышку» указательным пальцем.

Она пошла к колдуну… ощущая его возрастающее недовольство – побежала.

– Собирай вещи, – приказал Уилар, когда она оказалась рядом. – Только самое необходимое. Мы уходим. У тебя есть две минуты.

– Но…

– Живо!

Она поняла, что Страшный Человек не шутит. Он хочет вывести её через подземный ход?.. Ну что ж, самое время. По лицу Уилара было ясно, что если девушка не успеет собрать те немногие вещи (купленные им самим или подаренные Мерхольгом), которые Эльга могла считать «своими», то уходить из замка ей придётся, имея при себе только платье, башмачки и заколку в волосах. Не помня под собой ног, Эльга помчалась к донжону.

– Захвати мою сумку! – крикнул ей вслед Уилар. – В моей комнате, с левой стороны от двери. Там уже все собрано. Быстрее!

Болезненно морщась при каждом шаге, он заковылял следом. С этой безрукой дуры станется что-нибудь перепутать. Она ничего не умеет, даже бегать. Похоже, она ещё не понимает, что ей грозит, если Танкреж и святоши застанут её здесь.

Уилар подошёл к двери донжона. Услышав лязг опускающегося моста, с сожалением оглянулся. «Арфельд сдался сразу, даже не начав переговоры… – подумал Уилар. – Надеется этим сохранить себе жизнь… Ну что ж, пусть ему повезёт».

Загнанно дыша, едва волоча две сумки, по лестнице спускалась Эльга. Уилар отобрал свою, закинул на правое плечо, закрыл дверь в донжон на засов – это задержит солдат Танкрежа хотя бы на несколько минут и потащил девушку вниз, в подвал.

– А как же остальные?.. – пискнула Эльга.

– Тебя это волнует? – процедил Уилар.

– Н-нет…

Под его взглядом она не могла ответить иначе. Сказать «не знаю» – значило разозлить Страшного Человека; сказать «да» – значило заявить, нечто, противоречащее его воле. Даже мысль о последнем была невозможна.

– Меня тоже, – сообщил Уилар, грубо толкая её вперёд.

Спустя десять ступенек до его слуха донёсся шум врывающейся во двор замка разъярённой вооружённой толпы. Кто-то вопил, визжали женщины, лаяли собаки… «Скоро тут станет значительно тише, – подумал Уилар. – Стихнут визги и мольбы о милосердии… Потом будут слышны только голоса солдат, пьяных от вина и крови… Когда они разграбят все и вернутся в лагерь, из всех звуков в замке останется только рёв огня… А потом долгое время здесь будет очень, очень тихо».

Миновав ту часть подземелья, где Мерхольг держал своих пленников, Уилар обнаружил ещё одну лестницу. «Когда же, черт побери?..» – стучала в голове одна и та же мысль.

По ходу движения они заглядывали во все помещения, попадавшиеся им по пути.

– А где находится подземный ход? – робко спросила Эльга. – Может быть…

Под его яростным взглядом она осеклась.

– Ты мне мешаешь, – медленно произнёс Уилар.

– Простите. – Она опустила взгляд. – Я просто хотела помочь… Я буду молчать.

– Нет, – сказал Уилар, не отводя от Эльги взгляда и не двигаясь с места. – Ты мне очень мешаешь.

«Он же сумасшедший!..» – подумала Эльга, с ужасом посмотрев в распахнутые глаза Страшного Человека. Она попятилась. Но Уилар оказался быстрее.

Чёрный посох… нет, уже не посох – тонкий упругий жгут – обвился вокруг её нежной шеи и стянулся смертельной петлёй. Рука в чёрной перчатке подняла Эльгу над полом, в сумасшедшем взгляде чёрных глаз не было ни жалости, ни гнева. Дышать стало нечем, в горло впилась невыносимая боль, мир окрасился багровым и закружился. Эльга дёргала ногами, пыталась вырваться, ослабить жгут – бесполезно. Хватка Страшного Человека была крепче стали.

Уилар распахнул дверь в комнату, в которую они заглядывали минуту назад. «Здесь… ничего… нет…» На самом краю сознания, ещё сопротивлявшегося подступающей агонии, мелькнула бессвязная мысль.

Наливающаяся кровью Вселенная стала гигантским мыльным пузырём, помещающимся в голове у Эльги, а затем Вселенная лопнула – вместе с её головой.

Глава 5

Ты знаешь, я был рыбой,

Я проплыл все океаны – но

Сквозь волны не увидел никого.

«Aгaтa Кристи»

…Она сипела и задыхалась, пытаясь набрать побольше воздуха в лёгкие. Воздух! Что может быть лучше! Можно сделать вдох, и ещё один, и ещё!.. Слаще материнского молока, дороже золота, желаннее любимого один глоток безвкусного, стылого воздуха. Она набирала в лёгкие воздух, а выдохнуть не могла. Сводило горло.

Тяжёлая рука ударила Эльгу по спине, разом вернув способность дышать.

– Спокойнее, – тихо сказал Уилар. – Мы уже никуда не торопимся. Дыши ровнее, замухрышка.

Впервые за все время знакомства в его голосе Эльге почудилось что-то, отдалённо напоминающее снисходительную ласку. Со свистом набирая в лёгкие воздух, она судорожно задышала, дожидаясь, пока исчезнут багровые круги перед глазами. Ощущая рядом присутствие Уилара, она не могла унять дрожь. Что ещё взбредёт в голову этому безумному чернокнижнику?

Через несколько минут она пришла в себя настолько, что смогла сосредоточиться на том, что её окружало.

Подвала не было.

Не было ни баронского замка, ни катапульт, ни солдат графа Танкрежа.

Они находились посреди холмистой равнины. Земля была твёрдой и каменистой. Деревьев не было – из всех растений были видны лишь колючки и торчавшие то тут, то там кусты чертополоха – почему-то чёрного цвета, с ядовитыми зелёными пятнами на листьях. Было очень тихо, и если бы не завывания ветра, гуляющего среди холмов, в этом месте царила бы совершенная тишина.

Больше всего Эльгу поразило небо. Оно было очень густым, состоящим из серого и красного цветов всевозможных оттенков. Рваные клочья сизых и темно-серых облаков стремительно неслись куда-то вдаль. Высоко в небе Эльга заметила несколько чёрных точек.

– Г-где мы?.. – заикаясь, пробормотала она.

– Есть два ответа, – сказал Уилар. – Правильный и мифологический. Какой ты предпочитаешь?

– П-п-правильный…

– Мы там же, где были.

«Там же? – подумала Эльга. – Это совсем не похоже на подвал… Это и на Кельрион, по правде сказать, не слишком похоже…»

– А какой второй ответ? – прошептала она, зажимая горло обеими руками – шея болела нещадно.

– Мы в мире демонов, – известил её Уилар.

Она долго смотрела на чёрные точки, которых поначалу приняла за птиц… Кажется, они не собирались снижаться. И слава Пресветлому Джордайсу, да будет благословенно имя Его!..

– Вы меня чуть не убили, – тихо пожаловалась Эльга.

– Это ты чуть не убила нас обоих, – возразил Уилар.

Эльга обернулась к нему. На её лице было написано сильное сомнение: можно ли задавать вопросы? Как поведёт себя её непредсказуемый спутник? Не взбесится ли снова, не захочет ли закончить то, что начал там в подвале?..

– Ну? – нетерпеливо бросил колдун. Он сидел на камне и делал странные движения – как будто массировал воздух над своей больной ногой.

– Я не понимаю… Каким образом я…

– Ты цеплялась за Кельрион, – сказал Уилар. – цеплялась так, что отодрать тебя от привычного образа мира было возможно только одним способом: заставить тебя сосредоточиться на чем-то более значимом. На твоей смерти.

– Но… Кельрион, или Земной Круг – так называется наш мир, я знаю… При чем тут…

Уилар вздохнул.

– На самом деле, – сказал он, – мир един. Каков он, мы не знаем. Мы не способны воспринимать его целиком. Мы воспринимаем лишь КРОХОТНУЮ часть настоящей реальности. Эту часть мы называем Кельрионом и полагаем, что ею исчерпывается все… или почти все. Даже богов и демонов мы помещаем внутри Кельриона, полагая, что боги и демоны живут в одном времени с нами, и искренне верим в то, что они с неослабевающим вниманием следят за нашими поступками… Но на самом деле Кельрион – это… иллюзия. Кельрион – это способ ограничить Реальность. Кельрион – это условность, соглашение, принятое и подписанное всеми людьми на земле.

– Я не понимаю… – жалобно сказала Эльга. – Я ничего не подписывала…

– Считай это метафорой. Или не считай… – Он ненадолго задумался. – Ты ведь веришь в то, что существует гора Римион, на вершине которой расположен райский сад?

– Да…

– Тогда, – Уилар усмехнулся, – раз уж ты воспринимаешь все настолько буквально, считай, что и договор существует. И ты его подписала, как и все остальные. В первые два-три года своей жизни.

«Он шутит? – подумала Эльга, вглядываясь в лицо колдуна. – Кажется, не совсем…»

– Но я тогда не умела даже читать!

– Ничего, – успокоил её Уилар. – Тебя подробно ознакомили со всеми статьями договора… незадолго до твоего рождения.

Он внезапно расхохотался – резким хриплым смехом. Эльга вздрогнула.

– Нам надо идти. – Уилар тяжело поднялся на ноги. – Азагалхад – опасное место. Мир демонов… Вернее – та часть единого мира, где живут демоны. Впрочем, с точки зрения какого-нибудь невежи… или испуганной дуры из мира людей, – выразительный взгляд колдуна ясно указал Эльге, какую именно испуганную дуру из мира людей он имеет в виду, – почти любая частица реальности за пределами Кельриона будет миром демонов.

– Мы… в аду? – прошептала Эльга.

Уилар не ответил. Спустя минуту он тяжело поднялся на ноги и повторил:

– Нам надо идти.

…Солнце было скрыто за пеленой облаков – да и было ли вообще солнце здесь, в мире демонов? Эльга в этом сильно сомневалась. Освещение – тусклые сумерки с багровыми прядями света, будто застывшего в безвкусном воздухе – не менялось уже несколько часов. Определить направление по сторонам света было невозможно, но Уилар, похоже, хорошо представлял, куда надо идти. Они брели между холмов – большую часть времени молча, но иногда Эльга осмеливалась задать какой-нибудь вопрос. Уилар отвечал. Как подозревала Эльга, он говорил в основном для того, чтобы отвлечься от боли в бедре. С каждым часом чернокнижник хромал все сильнее.

– Как мы вернёмся обратно?

– Я почувствую место, где можно осуществить переход. Но не раньше чем через день… или два. Расстояния здесь не совсем такие же, как в Кельрионе, но определённое соотношение все-таки есть… Надо отойти подальше от Мерхольгова замка.

– А они не смогут отправиться за нами?

– Священники Джордайса? Нет. Они умеют только гасить чужую магию, а собственной не обладают. Только силой, заимствованной от своего бога.

– Эта сила – не магия. Это…

– Магия. Исходящая от божества. Священники – его инструменты. Врата, через которые волшебство бога приходит в мир.

– Но… – Эльга запнулась. – Они говорят, что магия – это плохо. Что это дьявольские козни.

– Конечно. – Уилар усмехнулся. – Чужая магия плохо, своя магия – хорошо. Языческие обряды – плохо, джорданитские обряды – хорошо. Чужие боги – это дьяволы, Пресветлый Джордайс – единый святой создатель.

– Вы не верите в Создателя? – спросила Эльга. Ей вспомнились уроки в церковной школе. – Но ведь кто-то же должен был создать все… небо и землю… животных. И людей…

– Наш мир слепили те, кого джорданитская церковь именует «языческими богами». Мир – в широком смысле этого слова, потому что Кельрион создали мы сами… Если и существует некто, стоящий за всем видимым и невидимым… Творец с большой буквы… Уилар усмехнулся. – То и Джордайс – такое же его творение, как и все остальное.

– Нет! Джордайс – это и есть…

– Откуда ты знаешь?

Эльга растерялась.

– Но… это все знают…

– Когда мы имеем дело с религией, – сказал Уилар, ненадолго останавливаясь, чтобы перевести дух и собраться с силами, – необходимо уметь отстраняться от имён, людских суеверии и разных несущественных деталей, декларируемых жрецами для того, чтобы возбудить в пастве религиозный пыл. Несомненно, различные боги всегда действовали на земле. И было бы большой наивностью думать, что тот или иной бог принадлежит исключительно тому народу, которому известно его имя. Для примера возьмём Мальварин…

– Это такая святая, я знаю…

– Это языческое божество, культ которой был очень популярен на севере. Уничтожить этот культ было бы трудно и чревато недовольством народа. Поэтому Мальварин была объявлена святой, жившей в далёком прошлом… было даже придумано её житие. Что и говорить, умный ход. Уже через два-три поколения люди начали забывать о том, кем была их «святая»; что же говорить теперь, когда эта чушь вдалбливается в головы таким, как ты, вот уже несколько столетий подряд!.. Но если мы отправимся на север, в Шарданиэт…

– Это проклятая страна… – Эльга поёжилась.

– Короли-Колдуны никогда не пытались силой насадить в своей стране единую для всех веру, – не обращая на девушку никакого внимания, продолжал Уилар. – Хотя Церковь Джордайса является главенствующей и там, но фактически в Шарданиэте она не имеет никакой реальной силы… А путь Псам Господним в Северную Империю попросту заказан.

Эльга качнула головой. Шээлитами или Псами Господа называли членов особого церковного Ордена, состоявшего из клириков и мирян, занимавшихся выкорчёвыванием ересей и вольнодумства. На юге орден имел огромное влияние… И фогт Эллиунской епархии, и брат Аврелиан, и, несомненно, те священники, что вместе с графом Танкрежем выступили на войну с бароном-оборотнем, – все они принадлежали к этому Ордену. В церковной школе, где училась Эльга, говорили, что первым доказательством тому, что Шарданиэт – это проклятая страна, является то обстоятельство, что шээлитов, вернейших служителей Пресветлого, не пускают дальше границы. После пребывания в Эллиунской тюрьме и смертного приговора убеждённость Эльги в святости вернейших служителей Пресветлого сильно пошатнулась, но отношение к старой империи Севера как к «проклятой стране колдунов» осталось прежним.

– …Там, на севере – не в столице, конечно, но на окраинах Шарданиэта, ещё можно встретить культ Мальварин в её прежнем виде, – продолжал Уилар. – Великая Богиня, Небесная Мать, чьи руки – ветра, чьё лицо – Солнце… На полуострове Сармен люди поклоняются богине Ютуки Таак, чьё имя в переводе означает Мать-Солнце… В дремучих восточных лесах полудикие племена чтят Богиню-Родительницу, держащую на руках своё новорождённое дитя – Солнце… Я привёл три примера. При всей их несхожести ясно, что речь идёт об одной и той же богине, чья единая сущность по-разному открывалась разным народам. И если мы хотим добраться до основы, до самой сущности божества, мы должны уметь смотреть сквозь несущественные внешние пласты… В случае с Мальварин это сделать легко – её культ когда-то был очень широко распространён, и хотя со временем оброс в разных странах выдуманными подробностями, искажёнными преданиями, перекочевавшими к Мальварин от других богов, а также большим количеством суеверий, явившихся результатом обыкновенной человеческой глупости – тем не менее подлинный образ божества ещё можно установить. В других случаях это бывает сделать значительно сложнее – надо знать всю картину целиком. Но так или иначе – Джордайс не является Единым. Скорее это бог, претендующий на то, чтобы Единым стать. По крайней мере, в мире людей. Достаточно обратить внимание на его мелочный, властолюбивый характер, чтобы прийти к этой мысли.

– Стать Единым? – переспросила Эльга. – Но… как?

– Так же, как солнечная богиня Мальварин стала святой женщиной, будто бы чтившей Джордайса.

– Но если… – сказала Эльга. – Если все это неправда… Почему настоящий Единый не вмешается?

– А почему он не вмешался, когда сжигали твою «матушку Марго»? Почему он не вмешался, когда пираты захватывали твой город?

– Вы хотите сказать, Ему нет до нас дела?

– Можно и так выразиться. – Уилар пожал плечами. – Но думаю, по сути это неверно. Творец не вмешивается – и никогда не вмешивался – именно потому, что он создал нас такими, какие мы есть. Подлинному Творцу мира нет необходимости, брызгая слюной от гнева, призывать к борьбе с волшебством и чернокнижием. Он не нуждается в обрядах и поклонении. Ему не было необходимости на заре мира воевать с демонами и ввергать их в Преисподнюю.

– Почему? – спросила Эльга.

– Потому что если и существует какой-то подлинный Творец – а я, кстати, в этом сильно сомневаюсь, – ответил Уилар, – ему не нужно внешне менять что бы то ни было. Ему нет необходимости вообще что-либо менять в мироздании. Если кто-то сотворил меня таким, какой я есть, то высшее почитание, которое я могу воздать этому Творцу, – просто следовать собственной природе. Чем я и занимаюсь. Как и все остальные, кстати. И животные, и люди, и боги… И даже Пресветлый Джордайс, захватывая Кельрион, претендуя – в умах людей – на место Всевышнего, он всего лишь выполняет свою роль. Следует своей природе.

– Но… но ведь тогда получается, что свободы нет!

– А свободы – в чистом виде – никогда нет. Ты можешь выбирать, пойти налево или направо, но ты не можешь взлететь в небо. Так же обстоит дело и с внутренней свободой. Наша природа противоречива… но какой бы выбор мы ни сделали, мы следуем своей природе – той или иной её части. Единый сотворил нас такими, какие мы есть, а как нам поступать – это исключительно наше дело. Но как бы мы ни поступили, что бы ни выбрали, это будет именно наш выбор, а не чей-то ещё. Именно поэтому Единому нет необходимости диктовать нам что-либо, наказывать или вознаграждать… Ведь по его же воле мы сотворены такими, какие мы есть, не так ли?.. – Уилар усмехнулся.

…Они шли до тех пор, пока воздух не начал темнеть.

Гряда изломанных гор на краю горизонта ощутимо приблизилась. Уилар иногда останавливался, оглядывался и будто бы к чему-то прислушивался. Последние несколько часов Эльга молчала. Она устала и была напугана. По пути они несколько раз сталкивались с местными обитателями – и Эльга окончательно уверилась в мысли, что они находятся в аду. В тени камней прятались сколопендры – длиной более трёх футов; в воздухе кружились крылатые ящерицы с тонкими острыми зубами; а на некоторых холмах жили странные создания, напоминающие смесь птиц и пауков. Все они были не прочь полакомиться мясом путников – едва завидев людей, уродливые существа бросались к ним с явно недвусмысленными намерениями, но Уилар шёл дальше, как будто бы ни в чем не бывало.

Приблизившись к путникам, твари Азагалхада вдруг отступали, некоторое время ходили вокруг, суча лапками, пожёвывая воздух жвалами, поглядывая на Эльгу голодными глазами, а затем убирались восвояси, отправляясь на поиски какой-нибудь другой добычи. Лишь один раз Уилар как-то отреагировал на появление непрошеных гостей – когда с неба стремительно упали три крылатые фигуры, оказавшиеся при более близком рассмотрении миниатюрными женщинами с кожей красно-коричневого цвета. Вместо ног – толстый хвост, украшенный загнутыми шипами; на руках – по три длинных пальца с когтями; жёлтые глаза без зрачков; безносое лицо, разделённое пополам вертикальной щелью рта… Уилар поднял посох и что-то крикнул – тон был властным, слова царапали слух, как колючки, а наречие было определённо тем же самым, на котором он вёл беседу с демоном в разрушенном храме близ Эллиуна. Демоницы застыли в воздухе, что то рассерженно шипя – казалось, какая-то незримая сила удерживает их, не позволяя приблизиться. Почти минуту продолжался оживлённый диалог, в котором Эльга не могла разобрать ни слова. К концу короткой беседы женщины-птицы скользнули прочь и растворились в мутном вечернем воздухе.

– Остановимся здесь. – сказал Уилар, показав на ровную площадку между четырьмя холмами.

– А как… ночью… – растерянно пробормотала Эльга, вспомнив трёхфутовых сколопендр и птицепауков.

– Темнее не будет, – обнадёжил её Уилар. – По крайней мере, не в это время года.

– Наверное, я все равно не смогу заснуть, – робко призналась Эльга.

Уилар равнодушно промолчал. У Эльги возникло ощущение, что если завтра она из-за усталости начнёт отставать, Уилар спокойно уйдёт… оставив её здесь одну.

Чувство беспредельного одиночества обрушилось на неё, заставив сесть на землю и сжаться в подрагивающий комок. Она была бесконечно далеко от родного мира, от людей, от милых, совсем не опасных животных и птиц… от голубого неба и солнца. В этом ужасном месте, среди чудовищ и демонов даже её спутник, за которого Эльга цеплялась только потому, что больше цепляться ей было не за кого, не был ей ни врагом, ни другом – он был совершенно чужим, и хотя, как и Эльга, он пришёл из зеленого мира, где растут деревья и светит солнце, сейчас Уилар казался Эльге каменной статуей… частью местного пейзажа… может быть даже – одним из обитателей Азагалхада. Она была абсолютно одна в этой жестокой, холодной Вселенной. Не было никого, кому было бы до неё хоть какое-то дело.

К её ногам упал промасленный свёрток.

– Хлеб, – жуя, сказал Уилар. – И мясо. Ешь и ложись спать. Завтра нам предстоит длинный путь.

Эльга развернула тряпицу и принялась поглощать свой нехитрый ужин. Она вяло жевала некоторое время, а потом кое-что вспомнила. Кое-что странное из сегодняшнего разговора.

– Почему вы сказали, что Кельрион сотворили мы?.. – проглотив последний кусочек, спросила Эльга. Поймав безразличный взгляд Уилара, она сбилась и бестолково добавила: – Мы ведь люди…

– А кто это – люди? – полюбопытствовал Уилар, делая глоток из фляги и передавая её Эльге. – Кто это такие?

– Ну… люди… это мы… – Эльга окончательно была сбита с толку. – Создания Джордайса Пресветлого…

– Неправильный ответ. – Уилар покачал головой. – Это мы создали Джордайса, а не наоборот.

– Создали? – переспросила Эльга. – Выдумали?..

– Нет, не выдумали, – ответил чернокнижник – Позволили ему стать тем, кто он есть. Без людей он никто. Какой-то древний божок, настоящее имя которого все давно позабыли. Божок, нуждающийся в человечестве куда больше, чем человечество нуждается в нем. Впрочем, – Уилар усмехнулся, – я слишком хорошо отзываюсь о людях… Конечно, им нужен Джордайс. Справедливый судья, заботливый родитель, не терпящий прекословия господин… Мир сразу становится осмысленным, уравновешенным и гармоничным. Злые будут наказаны, добрые будут вознаграждены. Так, Эльга?.. – Змеиная улыбка скользнула по его губам. – И нет больше никакого одиночества. О тебе позаботятся, тебя спасут… если не тело, то совершенно точно – душу. Так?

«Он знает, о чем я думаю… – пронеслось в голове у Эльги. – Читает в моей душе, как в открытой книге…»

– Узнать, о чем думает человек, не так уж трудно. – Уилар улыбнулся. – Если бы ты имела образование душевидца, то могла бы выкидывать фокусы и подлеще.

– Вы учились в Лаллеранском университете?

– Я? Нет.

Некоторое время они молчали. Поморщившись, Уилар поднялся на ноги и стал медленно обходить по кругу место, выбранное для ночлега. Он что-то бормотал себе под нос, а чёрный посох в его руках вертелся, выписывая замысловатые знаки. Когда он закончил, Эльга, успев кое-как привести мысли в порядок, сказала:

– Но если даже Пресветлый обладает силой только потому, что мы в него верим… Я не говорю, что это так, – поспешно поправилась она, едва удержавшись от того, чтобы нарисовать в воздухе круг. – Но даже если это так… Каким образом мы сотворили Кельрион? Мы ведь не боги.

– Ты так думаешь? А может быть, мы боги, лишённые силы и позабывшие о своём бессмертии?

– Вы шутите… – облегчённо улыбнулась Эльга.

– Не совсем. – Уилар некоторое время молча сидел, думая о чем-то своём. Когда Эльга уже отчаялась дождаться ответа, он сказал: – Как и джорданитская религия, Кельрион существует лишь постольку, поскольку мы в него верим. И если наша вера изменится, изменится и Кельрион.

– А если мы ни во что не будем верить? Кельрион исчезнет?

– Какая разница, исчезнет Кельрион или нет? – Уилар покачал головой. – Если мы перестанем верить, исчезнем мы сами. И, по-моему, это достаточно убедительная причина для того, чтобы верить хотя бы во что-то.

– А во что верите вы? – спросила Эльга.

– В то, во что хочу верить.

«Увиливает от ответа, – подумала Эльга. – Удобная религия, ничего не скажешь – верю в то, во что хочу… И во что же он хочет верить, интересно знать? В демонов? В зло и тьму?..»

– Прежде всего – в себя, – сказал Уилар. – А теперь – спи.

Несмотря на свои опасения, Эльга заснула почти мгновенно, стоило ей только поудобнее устроиться на собственном плаще. Не было ни кошмаров, ни тревог, ни беспокойства – сознание как будто на несколько часов провалилось в бездонную яму. Уилар долго лежал без сна. Хотя он сделал все, что мог, чтобы отвести чужие глаза от их стоянки, ощущение, что за ними следят, не исчезало. «Кто это? Климединг? – Образ ужасающего наставника, давно уже не принадлежавшего к роду людей, вплыл в его сознание, заставив сердце болезненно сжаться. – Если он обнаружил меня так быстро, мы не успеем добраться даже до гор…»

…Этот волшебный, волнующий запах Малгелендорф узнал сразу. Почуяв его, он почти минуту внюхивался изо всех сил, не смея верить своим ощущениям. В конце концов, он не ел уже почти целый цикл и с голоду могло померещиться и не такое…

Кровь!

Настоящая, живая, свежая кровь!

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Малгелендорф заподозрил ловушку, но, обежав это место по кругу, не обнаружил ничего подозрительного. Да и кому могло понадобиться устанавливать такую странную ловушку – здесь, на периферии владений Хозяина? Нет, похоже, тут и в самом деле было Лакомство. У Малгелендорфа даже скулы свело от негодования, когда он представил себе, как Лакомство – толстый, неуклюжий, такой сладкий и такой желанный мешок крови и мяса – идёт, переваливаясь, по пустыне, бестолково транжиря своё великолепное содержимое. Вернувшись к месту, где он почуял кровь, и ещё раз вдохнув её чарующий аромат, Малгелендорф побежал по следу. Его прежний облик не слишком-то подходил для длительного преследования, и Малгелендорф совершил одно из пяти доступных ему превращений – вдвое укоротил чересчур длинные паучьи лапы, вытянул тело вперёд, сместил внешние кости головы так, чтобы придать им обтекаемую форму, отрастил длинный плоский хвост, игравший роль своеобразного «руля» во время движения. Теперь, за вычетом указанных особенностей и серо-коричневого сегментарного панциря, его можно было бы принять за помесь гусеницы и пумы. Шесть ног слаженно двигались в ровном, не знающем устали ритме. Способность воспринимать запахи в этом обличье сильно уменьшилась, но след был достаточно чёток, и Малгелендорф не боялся его потерять. Он боялся другого – как бы Лакомство раньше его не обнаружили другие обитатели периферии. В этом случае шанс получить хотя бы долю добычи становился совершенно эфемерным.

Однажды на пиру у Хозяина Малгелендорфу удалось вкусить Лакомства… предварительно покалечив двух других гостей, также претендовавших на угощение… этот день навсегда останется запечатлённым в его памяти как один из самых волнующих, великолепных дней в жизни. Жаль только, что кусочек Лакомства, брошенный ему на пиру, был таким маленьким…

Воздух сделался более тусклым – в Азагалхаде наступила ночь. Пробежав ещё несколько миль, Малгелендорф вдруг потерял след. Он вернулся назад, отыскал его, попробовал идти дальше – та же история. Он превратился в паука-нюхача, затем в идола-созерцателя – ничего. Через несколько часов Малгелендорф поймал себя на том, что бестолково бродит по холмам в облике змеекошки, все ещё надеясь случайно обнаружить след. Огромное количество бездарно потраченного времени вкупе с тем фактом, что он действовал как тупое животное, лишённое способности размышлять, заставили Малгелендорфа прийти к выводу о том, что тут замешано какое-то колдовство. Он наткнулся на чужие охранные чары. Он преследует колдуна? Хмм… Если Лакомство было колдуном, то это многое объясняет. Например, то, каким образом Лакомство вообще оказалось в Азагалхаде. Вместе с тем, это объяснение зародило в душе Малгелендорфа определённое беспокойство. Существа его вида, гьянгеншайны, слыли в Азагалхаде весьма хитрыми и пронырливыми созданиями, которых более могущественные демоны использовали для разведки, охоты или преследования противника – но Малгелендорф знал, что некоторые колдуны из мира людей могут дать гьянгеншайнам большую фору в хитрости, подлости и коварстве. Эти хитрые твари способны на все что угодно! В открытом поединке они не так уж сильны, но они непревзойдённые мастера ловушек и уловок. С ними постоянно приходится быть настороже, а это очень утомляет. Само собой, многим из них, вступающим в общение с обитателями Азагалхада, достаточно допустить одну-единственную ошибку, чтобы тут же поплатиться за неё жизнью, но среди них попадаются индивидуумы, которым удаётся обмануть даже Хозяев. Малгелендорф хорошо знал, что это не пустые слухи. Его собственного Хозяина обманул его ученик, которого он взял себе из мира людей. В обмен на какие-то неизвестные Малгелендорфу знания ученик подписал Договор, согласно которому он должен был стать полным рабом Хозяина сразу же по окончании обучения… Как выяснилось позже (когда он уже сбежал), воспользоваться каменной скрижалью Договора для того, чтобы притянуть жизненную сущность клятвопреступника обратно в Азагалхад, невозможно – заключая Договор, паскудник умудрился расписаться не своей, а чьей-то чужой кровью. Что и говорить, Хозяин был в бешенстве.

…Наступило утро. Малгелендорф продолжал без устали прочёсывать местность. Через несколько часов он наткнулся на свежий след и не мешкая устремился за Лакомством.

Вскоре он настиг его. Вернее – их. И едва не взвыл от разочарования.

Человек, от которого исходил пьянящий запах крови (правда, теперь уже совсем слабый), оказался тем самым беглым учеником Хозяина. Распространявшееся от него ощущение опасности было настолько сильным, что Малгелендорфу немедленно захотелось убраться куда-нибудь подальше. Он бы так и сделал, если бы…

То, что плоти и крови ученика Хозяина вкусить не удастся, было ясней ясного, однако колдун был не один. Рядом с ним шло настоящее, свежее, юное Лакомство. Наделённое колдовским Даром, но, судя по всему, совершенно не умеющее этим Даром пользоваться. Съесть её плоть… выпить её нетронутый Дар… это была награда, о которой нельзя было и мечтать.

Вжавшись в камни и даже изменив окраску своего тела в соответствии с окружающей средой, Малгелендорф смотрел, как Уилар и Эльга идут по пустыне к горам. Если Малгелендорф бросится извещать Хозяина, он ничего этим не добьётся: путь к обиталищу Климединга не близкий, за это время людишки наверняка сумеют убраться отсюда… Нет-нет, он поступит иначе: он начнёт незаметно преследовать пришельцев и ждать… ждать, пока не появится возможность безнаказанно напасть на девчонку, уволочь её подальше и… Малгелендорф сладко зажмурился, представив себе предстоящее пиршество.

…На третий день путешествия Уилар и Эльга, миновав предгорья, поднимались вверх по узкой тропинке, ютившейся у края пропасти. Оба устали, их одежда была запылена, а воды оставалось совсем немного, всего полфляги на двоих.

– Когда мы вернёмся на землю? – тихо спросила Эльга во время короткого привала.

– Уже скоро, – ответил Уилар. – Сегодня. Или завтра.

Он не стал говорить ей о том, что за ними следят, незачем обременять лишним знанием и без того нетвёрдый рассудок. О слежке он знал давно и, хотя ни разу не видел преследователя, с определённой степенью вероятности мог предположить, кто это. Скорее всего, демон-охотник, забредший в поисках добычи на земли Климединга. Достаточно уверенный в себе, чтобы преследовать их, и достаточно осторожный, чтобы избегать прямого столкновения. Вряд ли это кто-то из прихвостней самого Климединга – узнай старый учитель Уилара о его появлении, навязчивым взглядом в спину дело бы не ограничилось. Были бы громы и молнии, И ангелы мести. Уилар усмехнулся. Теперь, когда они начали восхождение на гору, он был почти уверен в том, что на этот раз им удастся уйти. Климединг упустил свой шанс.

– Уилар!.. – вдруг прошептала Эльга.

Было что-то такое в её голосе, что заставило Уилара стремительно обернуться. Посох в его руках вытянулся вперёд… нет, уже не посох – хищно поблёскивающий чёрный металлический крюк.

Теперь заметил и он. Каменная плоть скалы перед ними менялась и дрожала. Маленькие камешки зашевелились, принялись кататься из стороны в сторону. Скала будто бы текла… менялся рисунок трещин, взбухали какие-то бугры, появлялись впадины… все – в совершеннейшем беззвучье, как будто в кошмарном сне. Происходящее напоминало сон ещё и тем, что пульсировала только часть скалы, вне всякой связи с остальными её частями.

В камне появились углубления… они расширились, выросли, слились в одно целое, камень тёк, словно жидкость, пузырился, как слюна, раздался утробный, рокочущий звук, напоминающий рыганье великана.

– Это же… – прошептала Эльга. – Это же рот…

Рот, образовавшийся в каменной плоти, вдруг потёк к ним. Нити «слюны», соединявшие губы, окончательно разделились надвое, стали толще, превращаясь в своеобразное подобие «зубов».

Эльга завизжала. Уилар бесцеремонно отбросил её назад и сжал в руках посох. Тусклая тень колдуна внезапно потемнела и изменила своё положение, вытянувшись в сторону приближающегося рта. Тень соединилась с темнотой каменной пасти и, казалось, впиталась этой темнотой. Несколько секунд ничего не происходило. Рот по-прежнему приближался. Уилар не двигался с места.

А потом Эльга услышала, как кричит скала. Это было невозможно.

Это было жутко.

Но это – было.

Не звук в привычном смысле, а что-то более глухое и низкое, что человеческое ухо не могло воспринять. Отчаянный вой смял, казалось, в один изломанный комок и небо и землю. Скала затряслась – на этот раз вся, целиком. Эльга заткнула уши руками и зажмурила глаза. Её уже не волновала собственная жизнь, не беспокоил этот чудовищный рот – ей хотелось только одного: чтобы безумный крик, разрывающий её разум на части, наконец прекратился. Руки подхватили её… Эльга почувствовала, как её спутник отталкивается от земли… она ждала окончания прыжка, но приземления почему-то не последовало. Они куда-то падали. Крик содрогающегося в мучениях камня ослаб и постепенно отдалился. Она осторожно открыла один глаз…

Все изменилось. Мир стал совсем другим.

Вместо скал – многослойные стеклянные оболочки, сливавшиеся друг с другом и с плотью воздуха. Сам воздух больше не был однороден. Он был плотным, состоял из каких-то сгущений, неподвижных областей, почти твёрдых сгустков, сплавленных в единое целое. Ощущение направлений вверх-вниз, вперёд-назад потеряло значительную часть прежнего смысла, появились какие-то иные направления, внятно описать которые Эльга бы не смогла. Хлопнувший в момент прыжка плащ за плечами Уилара перестал быть просто плащом – теперь это были то ли крылья, то ли когти, которыми он цеплялся за твёрдый воздух. Вместе с тем Эльга вдруг поняла, что это место – то же самое, где они были, и что они, похоже, в самом деле летят… хотя ей трудно было назвать это «полётом». Скорее – «перемещением». Что-то случилось с её зрением, с самим восприятием вещей. Крик скалы за их спиной перестал быть подобием звука – теперь все это сдвинулось в сторону ощущений… достаточно было отдалиться от чужого, содрогающегося в конвульсиях тела, чтобы перестать как-либо взаимодействовать с ним.

«Что это было?» – Вопрос замер у неё на устах прежде, чем она задала его. Откуда-то она уже знала ответ. Здесь не было вопросов и ответов.

«Это был страж, – подумала Эльга. – Пограничный страж, стерегущий чьи-то владения… и Уилар знал, что мы столкнёмся с ним в конце пути. Но это уже не имеет никакого значения. Если… – она покрутила головой, силясь точнее определить направление, – если мы доберёмся до той пряди света, все опасности останутся позади».

Какие им могут грозить опасности – если пограничный страж уничтожен – она представляла себе весьма слабо, но эти опасности, несомненно, были. Эльге показалось, что Уилара внезапно ударило само небо. Все смешалось и завертелось, хрустальные сферы разбились на тысячи острых осколков, направленных на Уилара и Эльгу. Мир несколько раз мигнул, каждый раз неуловимо меняя свои очертания. Они куда-то падали, за что-то цеплялись… Когда зрение Эльги наконец сфокусировалось, она обнаружила, что висит, вцепившись в скалу руками и ногами. Только через несколько секунд она вдруг поняла, что видит Азагалхад таким же, как прежде – миром мёртвых скал и камней, населённым отвратительными злыми тварями.

Уилар находился неподалёку и медленно выбирался наверх, оглядываясь в поисках какой-нибудь площадки или уступа.

В небе танцевали тени. Воздух то темнел, то становился светлее, прозрачнее. Эльга вдруг вспомнила, как в тот момент, когда небо ударило Уилара, что-то бросилось на них. Что-то гибкое и стремительное. Бросилось – и тут же отступило прочь.

Эльга посмотрела вниз и увидела странную вытянутую тварь, напоминавшую помесь кошки, змеи и мохнатой гусеницы. Тварь поспешно улепётывала прочь, без особых усилий перемещаясь по отвесной скале.

В когтях передних лап существо сжимало чёрный посох Уилара.

…Превозмогая растущее давление чужой воли, Уилар полз наверх. Распластаться по скале, опереться ногой на уступ, найти пальцами трещину наверху, подтянуть тело… Он словно превратился в бездушный механизм – ни эмоции, ни желании, есть только цель. И разум, рассчитывающий оптимальный путь до этой цели.

Воздух смотрел на него. Камни смотрели на него.

Это был единый, внимательный, изучающий взгляд. «Я так долго ждал. Мой дорогой, мой любимый, мой самый лучший и самый ВЕРНЫЙ ученик».

Уилар не ответил. Танцующие в воздухе тени смеялись над ним, но он не позволял им сбить себя, отвлечь, заставить оступиться.

Прильнуть к скале. Найти пальцами трещину. Подтянуться.

«Я так рад. Я долго ждал, но теперь-то мы будем вместе».

Широкий уступ, к которому стремился Уилар, был совсем близко. Уилар оттолкнулся ногами, вцепился в край, подтянулся и забрался наверх. Когда он снова увидел над собой небо Азагалхада, ему показалось, что его ударили под дых. Ощущение чужого присутствия стало настолько ясным, как будто бы говоривший с Уиларом находился на расстоянии протянутой руки.

«Скоро я приду за тобой», – пообещало небо. Уилар свесился вниз и попытался отыскать взглядом гибкую фигуру демона, утащившего его посох. Что и говорить, эта тварь идеально выбрала момент для нападения. Нет сомнений, что демона направлял Климединг. И он же приказал ему украсть посох. Так что же получается? Гьянгеншайн заметил их и начал преследование… предупреждать Климединга он по каким-то причинам не стал, а может быть – не смог: до замка путь неблизок. Зато Климединга – и в этом нет никаких сомнении – предупредил пограничный страж: одного его вопля было довольно, чтобы разбудить всех демонов во владениях Хозяина. Гьянгеншайна Уилар не опасался, но эта пронырливая падаль уволокла с собой предмет, наделённый тэнгамом… силой или духом.

Мало того что это чертовски ценная вещь, но вдобавок ко всему при изготовлении её тэнгам отчасти был заимствован у самого чернокнижника. Получив посох, Климединг сумеет призвать своего блудного ученика с такой же лёгкостью, с какой опытные заклинатели вызывают тварей из самого Азагалхада себе на службу. Уилар не мог вернуться в Кельрион без посоха.

Но и начать преследование гьянгеншайна он не мог. Пока на нем будет сконцентрировано внимание Климединга, каждое его действие, каждое заклятье вызовет адекватный ответ. Прямой поединок с наставником заранее обречён на поражение. Во всяком случае, не сейчас и не с теми ресурсами, которыми располагал Уилар.

«Я рад, что ты все правильно понимаешь. – Вновь раздался насмешливый голос у него в голове. – Почему бы тебе не прекратить бессмысленное сопротивление и не вернуться ко мне – по доброй воле?»

Уилар нараспев произнёс несколько слов. Ощущение чужого внимания не пропало совсем, но сделалось более смутным, далёким. Уилар знал, что это только временная передышка. Пройдёт совсем немного времени, и Климединг вернётся, сломав его заговор – слишком слабый, чтобы всерьёз помешать господину демонов следить за своей землёй.

Кстати, а где девчонка? Уилар посмотрел вниз. Эльга по-прежнему висела на скале, вцепившись в неё всем телом. Её взгляд – не просьба, не мольба о помощи… Она слишком хорошо успела узнать своего спутника, чтобы просить его о чем-то. Она просто ждала своей участи. Ждала и, возможно, тихо молились, чтобы Уилар захотел помочь ей, а не безразлично отвернулся в тот миг, когда её онемевшие пальцы больше не смогут удерживать прильнувшее к скале тело.

Уилар снял с плеча сумку, вытащил моток верёвки, сделал петлю. Эльга не сводила с него взгляда. Перед тем как бросить верёвку, Уилар посмотрел ей в глаза. Он ничего не сказал, даже не открыл рта, но Эльге на какое-то мгновение показалось, будто бы она слышит его слова – настолько ясным и недвусмысленным был его взгляд.

«Один шанс. Сумеешь ухватиться – я тебя вытащу. Сорвёшься вниз – счастливого пути».

Уилар бросил верёвку.

Стараясь не думать о том, какова глубина пропасти под ней, Эльга оттолкнулась от скалы и прыгнула вверх…

Глава 6

Должен тут особо подчеркнуть, что чародеи тоже люди, проблем у них никак не меньше, чем у нас с вами. Больше у них проблем. Чародей видит больше нас, подмечает больше нашего и понимает больше, потому жизнь чародейская полнее и шире, потому страсти острее наших, счастье чародеево безмерно, но и страдания его тяжелее, мучительнее и глубже. Потому не живут они долго, чародеи. И им с высот (или из глубин), в которых душа обитает, тоже иногда возвращаться надо на нашу грешную землю.

Виктор Суворов, «Контроль»

… Они сидели на каменном пятачке – пять на пять шагов, – привалившись спинами к скале. Эльга тяжело дышала.

– Без Скайлагги мы не сможем вернуться, – негромко сказал Уилар.

Заметив замешательство на лице Эльги, он терпеливо пояснил:

– Скайлагга. Мой посох.

– Вы собираетесь преследовать это… существо? – подавленно спросила Эльга, подумав: «Что будет со мной, когда он уйдёт?..» Перспектива остаться одной в Азагалхаде её совершенно не привлекала.

– Нет. – сказал Уилар. – Я не могу. Тот, кто повелевает демоном, выкравшим Скайлаггу, следит за мной. Он знает, что без посоха мне отсюда не выбраться.

– Это он… ударил? А потом смотрел? – тихо спросила Эльга.

Уилар кивнул.

– Он здесь, совсем рядом. Ты не чувствуешь его, потому что ему интересен только я… Он уже спустил с привязи своих слуг. Через несколько часов самые быстрые из них будут здесь.

Повисло молчание. Текли секунды, Эльга тщетно ожидала продолжения. Уилар не шевелился и не произносил ни звука.

– Надо что-то делать! – не выдержала девушка. – Нельзя же просто… просто сидеть и ждать, когда они придут!

– Необходимо вернуть оружие, – откликнулся Уилар. Он повернулся и посмотрел Эльге в глаза: – Ты готова отправиться за ним?

– Я??? – Она отшатнулась от его взгляда.

– Ты. – В голосе Уилара не было и тени сомнения.

– Но… как я…

По-прежнему не веря услышанному, Эльга не могла найти ответа. Это было похоже на предложение прыгнуть в небо. Она не знала даже, как спуститься с этой скалы (позади – стена, за краем крошечной неровной площадки – пропасть), а Уилар предлагал ей догнать ту ужасную тварь и отнять у неё похищенное.

– Ты готова? – не отпуская её взгляда, настойчиво повторил Уилар.

– Нет!.. Я… Я не могу!.. – закричала Эльга. – Это же… чудовище! А я… я всего лишь…

– Тогда мы умрём. – Уилар пожал плечами и отвернулся. – Климединг превратит меня в своего раба, а тебя… тебя просто съедят.

Эльга заплакала.

– Жаль, жаль, что ты совсем не хочешь жить.

– Я?! – Эльга подняла заплаканное лицо. – Я хочу! Но…

– Ты готова отправиться за оружием?

– Но здесь пропасть… и демон. Что я могу?!!

– Ты думаешь о препятствиях, – сказал Уилар. – Но разве я вообще просил тебя о чем-нибудь думать? Ты пытаешься делать то, чего не умеешь, а между тем твоё дело не размышлять, а действовать. Меня не интересует твой страх перед пропастью, перед демонами или ещё перед чем-нибудь. Меня интересует только одно: хочешь ты жить или нет? Если да, перестань задавать вопросы и просто выполняй то, что я тебе говорю. Если нет – сиди и жди.

– Да, – хрипло произнесла Эльга, вытерев слезы. – Да. Я готова. Что я должна делать?

– Ты полагаешь, что являешься человеком, – тихо сказал Уилар. – С этим невозможно спорить, но вот вопрос: только ли человеком ты являешься? Исчерпываешься ли ты своей человеческой сущностью? Нет… На самом деле никто из людей не является только человеком. Наше бытие не ограничивается тем, чем мы себя мыслим. Так же как на протяжении всей своей жизни мы создаём Кельрион и полагаем, что им исчерпывается все существующее, так же упорно и методично мы создаём самих себя – все наши недостатки и достоинства, слабости и таланты, всю нашу жизнь… мы устанавливаем пределы для своего тела и для своего разума, стремясь стать такими, как все… но нет никаких «всех», нет никакой «нормы», это миф, иллюзия, в которую истово верит все человечество… потому что если человечество перестанет в это верить, оно перестанет быть… а те, кто останутся – больше не будут людьми; во всяком случае, они не будут только людьми. – Шёпот Уилара проникал в Эльгу и, казалось, обволакивал её кожу, как патока, продолжал звучать в её голове, вибрировал в грудной клетке, застывал в костях, заставлял содрогаться все её тело.

– …Мы собираем Кельрион и себя самих с помощью своей веры и своих действий. Эти два – вера и действие – суть одно. Одно проистекает из другого и наоборот. Мы люди, потому, что мы ведём себя как люди и потому что мы верим в то, что мы люди. Вера не есть только привлекающая нас идея или убеждённость нашего разума в чем-либо, вера – это то, что стоит за нашими мыслями и желаниями, то, что делает нас теми, кто мы есть. Невозможно управлять верой с помощью разума или эмоции, напротив – вера сама управляет ими. Стремясь быть только тем, чем мы себя мыслим то есть только людьми, – мы никогда не научимся управлять верой… потому что это «мы» было создано верой. Вера создаёт человека, а не наоборот. И вот мы как будто оказываемся в тупике: будучи людьми, мы не можем управлять верой… но, не умея управлять ею, мы не можем и перестать быть людьми… – Уилар сделал короткую паузу, а потом тихо спросил: – Что из всего этого следует?

«Что следует?» – Она не знала, что тут можно ещё сказать. Слушая Уилара, она очень ясно понимала каждое слово… но что-то неладное было с её головой: как только Уилар произносил новое слово, она забывала предыдущее. Произнесённое осталось в ней не как слова, а как ощущение – чистое ощущение, тёмный силуэт где-то глубоко в сознании, который нельзя ни рассмотреть, ни воспроизвести. Мысли Эльги дробились и таяли. Она больше не могла связно думать.

Эльга видела – Уилар ждёт её ответа. Она было открыла рот, чтобы произнести привычное «не знаю», но не смогла. Слова застряли у неё в глотке, и язык отказался повиноваться. На миг ей представилось, что слова Уилара – это лишь оболочка, за которой – нечто неописуемое, чёрный ветер; а её собственные слова как тряпицы, которыми она пытается закрыться от ветра: ураган подхватил все её «не знаю» и унёс прочь… или ураган унёс её саму, а слова остались на месте?

– Это… – произнесла она с трудом. – Это… как ловушка. Мы как будто бы заперли себя в тюрьме и выкинули ключ в окно. Если мы выйдем и найдём ключ, мы сможем открыть дверь… но мы должны открыть дверь для того, чтобы выйти. Решения нет.

– Решения нет, – согласился Уилар. – Невозможно решить эту задачу до тех пор, пока мы остаёмся в рамках нами же созданных правил. В пределах созданного нами мира невозможно выйти из запертой комнаты, не имея ключа. Но что, если причинно-следственная связь будет иной, не такой, как мы её себе мыслим? Мы ведь не только принимаем те или иные решения, но и формируем условия, внутри которых принимаются решения. Если мы соберём мир иначе, возможно, выйти из комнаты будет совсем несложно: сначала мы спустимся вниз, найдём ключ и откроем дверь… и лишь потом выпустим себя из комнаты.

Уилар поднялся на ноги.

– Решения нет, – повторил он. – Думай об этой задаче… нет, не думай – ощущай её, чувствуй, представляй… проследи её от начала до конца, до тупика, где «решения нет». А потом вернись к началу и перепиши условия.

Эльга почти ничего не слышала. Что-то неудержимо менялось в её внутреннем мире… ей казалось, что каждое слово Уилара – как комок тьмы, проникающий в комнату, которая была ей привычна и знакома… Освещение в этой комнате постепенно гасло, но вместе с тем менялись и её масштабы: сначала комната её сознания превратилась в полутёмный зал, затем – в бесконечное открытое пространство; рядом с Эльгой дрожал язычок огня, а вокруг… вокруг была только тьма.

– Встань на четвереньки, – приказал Уилар. Эльга повиновалась.

– Беги.

Мысль о том, что рядом пропасть, пришла и пропала… мысль была блеклой и не имела никакой силы. Эльга побежала. Она бежала долго, каким-то необычным образом выгибая своё тело. Ей казалось, что Уилар что-то ещё говорил, но действительно ли он произносил какие-то слова или это были только её мысли? Или это были мысли Уилара? Или – эти мысли не принадлежали ни ей, ни ему, а кому-то третьему, кто подробно и методично рассказывал ей, кем она является? Кто бы это ни был – она сама, Уилар или некто третий – она узнала, что у неё шесть ног и что двигаться она должна, как двигается змеекошка. Она так и делала, больше ни о чем не размышляя. В какой-то момент тьма внутри неё начала отступать – слишком много сил требовалось для того, чтобы поддерживать это состояние. Волей неволей Эльга была вынуждена прибегнуть к более экономичному способу восприятия мира. Но, сфокусировавшись на окружающих предметах, она увидела, что мир претерпел существенные изменения. Она потеряла способность собирать предметы в привычные группы, предметы классифицировались теперь по совершенно новым, непривычным признакам. «Камни» больше не были «камнями», то, что было под ногами, в один момент могло стать стеной или наоборот.

Что-то схватило её сзади за шею. Эльга зашипела и попыталась ударить жалом. Безуспешно. То, что держало её, было десятикратно сильнее. Продолжая сжимать её горло, оно приблизилось и прошептало Эльге в самое ухо:

– Найди его след. Следуй за ним. Он прячется в предгорьях, рядом со скалой, похожей на кусок красного стекла. Забрав посох, немедленно возвращайся. Запомни, запомни, запомни – её зовут Скайлагга. Прежде чем дотронуться до оружия, произнеси её имя. Вперёд!

Какая-то сила отшвырнула шипящую Эльгу на камни, но она не упала – перекувырнулась в воздухе и, спружинив, приземлилась на все шесть лап. Бешеная ярость, исходившая, казалось, из самых глубин её существа, переполняли её. Она хотела только одного убивать. Рвать на части. Раздирать когтями. Вонзать зубы. Развернувшись, она с сожалением выпустила воздух из лёгких, раздувавшихся, как кузнечные меха. Она была готова убить то, что осмелилось схватить её, но – теперь она видела это ясно – силы были слишком неравны. Особенно ей не понравились странные гибкие образования за спиной высокого чёрного существа – то ли крылья, то ли когти, едва заметно подрагивающие, будто в предвкушении боя. Существо не двигалось, но Эльга знала, чувствовала всем своим телом – оно готово к её атаке. Эти крылья-когти… Они не нравились Эльге все больше и больше. Демонстрируя клыки и шипя, двигаясь то влево, то вправо, Эльга отступила к самому краю пропасти. Чёрная тварь не двигалась. Совершив финт, Эльга сделала быстрый кульбит назад, оттолкнулась от стены и во всю прыть понеслась вниз. То, что секунду назад было стеной, стало «равниной», по которой Эльга в её нынешнем облике мчалась совершенно свободно. В конце пути она, оттолкнувшись от камня, прыгнула вперёд… направления снова поменялись – то, что было равниной, снова стало стеной. С глухим хлопком пластины за её спиной раскрылись, выпустив короткие прозрачные крылья. Летать с их помощью было невозможно, но оседлать воздушный поток и мягко спланировать вниз – вполне. Эльга опустилась на землю и, на ходу убирая крылья, понеслась по ясному следу. Ощущая себя охотником, она испытывала состояние, близкое к эйфории – ведь такие занятия, как преследование и убийство, идеально отвечали всей её сущности, были её предназначением, её целью и ценностью, её жизненным смыслом. И только где-то глубоко, на самом дне сознания дремало… не сомнение, даже не отвращение… лёгкое удивление, вызванное новизной ощущений и тем, что раньше она (и в самом деле, это очень странно!) почему-то не понимала, в чём же состоит подлинный смысл её существования.

* * *

Малгелендорф с отвращением бросил посох к подножью красной скалы. Во время бега его не оставляло ощущение, что выкраденный у колдуна предмет готов в любую минуту ожить и ударить. По собственной воле Малгелендорф не стал бы и близко подходить к предмету, наделённому тэнгамом. По собственной воле Малгелендорф вообще бы не стал нападать на колдуна. Он преследовал людей уже двое суток и так и не сумел отыскать подходящей возможности выкрасть Лакомство. Девчонка ни на шаг не отходила от колдуна, но Малгелендорф не терял надежды. Когда они натолкнулись на пограничного стража, Малгелендорф сжался в комок и закрыл уши костяными пластинами – но все равно вой истязаемого стража проник в него и заставил пережить несколько неприятных мгновении.

Потом страж затих, уйдя куда-то вниз, в горные недра, а охотничий демон почувствовал ветер. Ветер и взгляд. Хозяин был здесь.

Приказ Хозяина был более чем ясен, но поначалу Малгелендорф пытался сопротивляться. Ему совершенно не хотелось связываться ни с колдуном, ни с оружием, наделённым собственным тэнгамом. Из-за того, что расстояние было слишком большим, Хозяин не мог силой навязать ему свою волю. Впрочем, в разуме демона-охотника Климединг по-прежнему мог читать, как в открытой книге.

«Если ты схватишь девчонку и он уйдёт один, ты позавидуешь участи Лакомства, – пообещал Хозяин. – Но если ты выполнишь мой приказ, я защищу тебя от колдуна… Без оружия он отсюда не уйдёт – а значит, не уйдёт и девчонка. Когда мы его схватим, ты получишь девчонку… всю, целиком».

Относительно того, действительно ли ему отдадут девочку, когда все закончится, у Малгелендорфа имелись очень большие сомнения, но он понимал, что выбора у него нет… Он скорее был готов поверить в то, что Хозяин устроит настоящую травлю, буде он посмеет ослушаться. Трансформировавшись в змеекошку, он невидимой тенью потёк вслед за беглецами…

«Вперёд» – приказал Хозяин. Малгелендорф прыгнул. Волевой импульс Климединга обрушился на блудного ученика, выбив на более низкий уровень реальности… Вырвав из рук Уилара оружие, демон-охотник мчался по скале, не веря в то, что все ещё жив, и каждую секунду ожидая удара в спину. Но удара не было. Хозяин, как и обещал, позаботился о нем.

Добравшись до красной скалы, Малгелендорф избавился от посоха и стал ждать. Теперь можно было не бояться. Утёс, похожий на клык из цельного рубина, частично скрытого грязью и безобразными наростами, защитит его. Рубиновый клык обладал тэнгамом, который в любую минуту по воле Хозяина мог пробудиться ото сна и вырваться на поверхность. Малгелендорф задумчиво обошёл вокруг утёса. Ему самому опасность не угрожала, и поэтому он, поднявшись, как по ступеням, по наростам вокруг рубина, заглянул внутрь полупрозрачной алой тверди. Внутри он различил несколько смутных, неподвижных фигур – несомненно, жертв собственной неосторожности, пойманных Хозяином и отныне навеки заключённых в недрах красной скалы. Одна из фигур – женщина с полуоткрытыми глазами и клубком змей, заменявшим ей волосы – не понравилась ему настолько, что он оскалился и тихо зашипел. Удовлетворив своё любопытство, он спрыгнул на землю.

…Что-то приближалось к скале. Что-то, двигавшееся со скоростью, не уступавшей скорости самого Малгелендорфа. Демон запрыгнул на камень, приподнялся за задних лапах и через несколько секунд понял, что это.

Самка. Самка гьянгеншайна.

Будь Малгелендорф человеком, он, совершив это открытие, выругался бы самым нецензурным образом. Если самцы-гьянгеншайны славились терпением и коварством, то самки из их народа отличались бешеным нравом, редким даже по меркам обитателей Азагалхада. Совершенно не зная страха, они зачастую набрасывались даже на противников, многократно превосходивших их в размерах и силе. Нападая, они уже не отступали и бились до смерти. Ни один обитатель Азагалхада, обладающий хотя бы зачатками интеллекта или инстинкта самосохранения, не стал бы по доброй воле связываться с самкой гьянгеншайна. Даже самцы из их собственного народа осмеливались подходить к ним лишь в строго определённое время в году… но даже и тогда в четырех случаях из пяти самцу перегрызали глотку либо до, либо сразу после совокупления.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.