Алексей Смирнов
      Вчерашний день
      - Тьфу ты, черт, - заругался домашний человек по имени Цезарь.
      Звали его незаслуженно громко. Он ничего такого не делал, чтобы так называться; он просто собирал мусор, чтобы вынести на помойку. И у него порвался мешок.
      Казалось, что мешок о чем-то предупреждает, но мало что может, немой и меньший.
      Цезарь, растопырив мокрые пальцы, взял новый мешок и вложил в него лопнувший. На пол натекла свекольная лужица; вывалился еще какой-то поразительный предмет, совсем незнакомый, разложившийся.
      Помойка была за углом. Цезарь надел ботинки и пальто, застегиваться не стал. И шапку не надел, и брюк не сменил, так и вышел в спортивных, лоснящихся. Это были не брюки, а просторные шаровары с лампасами и символами.
      Двор дышал морозом, градусов пять. Погода была такая хорошая, что хотелось купить что-нибудь чудовищное - например, газету "Зятeк". Цезарь, выбирая места помельче и огибая сугробчики, заспешил к ледяным багровым бакам.
      В десяти шагах от разноцветного мусора скрипели качели, галдели малыши, курили и кутались в шубы молодые мамы. Еще там стоял один папа, он очень громко разговаривал: так, что даже Цезарю удалось кое-что услышать из его беседы - с мамой, разумеется.
      - Воспитательница нам велела... - начала мама. А папа ее перебил:
      - Какая, в жопу, воспитательница, в рот ей ноги, надо еще посмотреть, что за воспитательница, может, ей рот порвать надо, - вот что говорил маме папа.
      Цезарь поднял ношу перед собой, готовясь отправить в бак. Но его придержали за локоть, и он нечаянно прижал ее к груди.
      - Тьфу, зараза! - он снова выругался. На этот раз ругательство получилось удивленным.
      - Не бросайте, пожалуйста, ваш пакет. Положите его на землю.
      Цезарь насупил брови и воззрился на отталкивающего вида мужчину: полного, с дряблым лицом отставного евнуха. Мужчина был одет в черное пальто, которое он, судя по некоторым признакам, выудил из бака; на макушке пристроилась шапка-пирожок. На рукаве была красная повязка.
      - Что вам нужно, зачем вы цепляетесь?
      Мужчина надулся и выставил левое плечо:
      - Контроль утилизации! Вы разве не видите мою повязку?
      - Ну и что? - пожал плечами Цезарь, но мешок опустил.
      - Мы изучаем структуру отходов. Показательная проверка, выборочное социологическое исследование. Граждане! - закричал мужчина. - Попрошу вас на минутку подойти ко мне! Санитарная служба! Будете очевидцами!
      Он правильно рассчитал и выбрал верное слово, потому что никто не хотел оказаться свидетелем, и никто не желал быть понятым, но вот очевидцами мечтали стать все. Приблизились праздные мамы; они поминутно оглядывались на детей, поглощенных снеговиками. Подошел и угрюмый родитель, приход которого решил дело. Цезарь испугался этого папы. И не отважился перечить.
      - Вываливайте ваш мусор, - приказал мужчина с повязкой. - Прямо сюда вываливайте. А мы поглядим, что вы выносите.
      - Это он тут все запакостил? - грозно осведомился папа и смерил Цезаря недобрым взглядом.
      - Нет, не он, - отозвался мужчина. - Тут дело в сопоставлении пропорций. Сравнение процентных соотношений. Мы берем отдельный микрорайон и проецируем на городскую свалку...
      Мамы сгрудились в стайку и внимательно следили за ходом работ. Подтянулись и дети; они окружили мам и стали показывать на Цезаря лопатами и варежками.
      Цезарь присел на корточки, осторожно взял мешок за уголки. Он начал трясти. Каркнула ворона, подскочил воробей.
      Две или три мамы, не сдержав любопытства, шагнули вперед, приблизились. Цезарь покраснел и отступил от мусорной кучи. Ему вдруг стало жаль свои отбросы. Они лежали беззащитные и трогательные, родные.
      Мужчина с повязкой вооружился длинной палкой с гвоздем и ковырнул кучу.
      Мама постарше надела очки.
      - Ну, и что там? - мрачно спросил папа, перетаптываясь с ноги на ногу.
      - Чайный пакетик, - мужчина поддел гвоздем нитку и поднял отброс. - Чай "Липтон". Вы пьете этот чай? - обратился он к Цезарю.
      Цезарь нехотя кивнул.
      - Это очень интересно! - мужчина втянул ноздрями воздух. - Вы не представляете, до чего приятно порыться. Еще пакетик. Два даже. Смотрите, переплелись... Вы пьете много чаю!
      Мамы засмеялись. Цезарь засунул руки в карманы и поежился, жалея, что плохо оделся.
      - Какая-то тряпка... - пробормотал мужчина с повязкой. - Вся в крошках, что-то прилипло, мокрая... наверное, кухонная, судя по размеру. Вы не разбрасывайтесь тряпками-то. Широко живете... Сигаретная пачка "Мужик". Сигаретные окурки. Гражданин, оказывается, курит сигареты, и скуривает не до конца. Вот посмотрите, какие жирные бычки оставляет, а?
      - Лютует, - согласился папа, уминая снег.
      - Целлофановые пакеты. Батюшки! Один, два, три...пять...семь! Семь пакетов. Тут этикетки, граждане. Пельмени... российские. Полкило было. Еще пельмени! Труха даже осталась. Да-а...
      Цезарь пригладил скудные волосы:
      - Я не понимаю, что вы там ищете...
      - Вчерашний день, - иронически откликнулся мужчина. - Упаковка от импортных сосисок. Подходите поближе, не бойтесь, вы мне не помешаете. Только не наступите. В эти сосиски, между прочим, добавляется курятина. Улавливаете, какие вырисовываются вкусы?
      - Ясное дело, коню понятно, - папа всмотрелся, заклокотал носоглоткой и харкнул.
      Мужчина с повязкой внимательно на него посмотрел, тоже высморкался, но уже снегом, и вернулся к своему занятию.
      - Бесплатная газета, вся измятая, промокшая... А наши-то носят все, носят... Не впрок, знамо дело... тапочек! Сношенный, в клеточку, подошва прорезиненная. Смотрите, очистки. Картофельные, морковные... ба, огуречные! Декабрь-месяц! Кучеряво! ...
      Мамы осуждающе зашептались, маленький мальчик громко захохотал и бросил в кучу снежок. Цезарь напрягся:
      - Я попрошу вас прекратить...
      - Помалкивайте, - попросил его мужчина, разбрасывая мусор. Тут же он отвлекся, заглянул через плечо, прищурился на дверь магазина, из которой лились гормонозависимые эстрадные песни. - А что вы радуетесь? Плакать надо! Пора!
      На крыльцо магазина вышли две продавщицы в оранжевых фартуках и наколках. Они закурили и начали улыбаться, прислушиваясь к мужчине.
      - Столько узнаешь о человеке! - доверительно поделился он с публикой, помавая гвоздем. - Книга жизни, неповрежденное бытие, свидетельство и откровение в одном израсходованном флаконе шампуня. Вот, кстати, и шампунь, довольно дрянной. Для ломких и сухих волос!
      Раздались аплодисменты, будто били в подушку: все были в варежках.
      - Яички битые, скорлупка в смысле...штучек пять. . Шкурки колбасные, копченые, а это - сыр. Надкусанный, гляньте!
      - Силен мужик, - крякнул папа.
      - Лампочку сжег, стоваттовую. Свеколка... какая-то гадость, не пойми, что... что это за штука, позвольте спросить? Чем вы там занимались? Откуда это?
      Цезарь посмотрел и промолчал, потому что не знал, что это такое. Не помнил.
      - Ну и комплект, -мужчина, отдуваясь, переложил палку в левую руку. Вот так выборка!
      - Я закоченел уже, - напоминающе буркнул Цезарь, кутаясь в воротник. Долго это будет продолжаться?
      - До самого финиша. Значит, вы отказываетесь? Не скажете, что это за вещь? Хорошо, не говорите... Бутылка. Нестандарт. Такую не сдашь... Обидно, небось, было выбрасывать. А потому что нечего. Нечего. Стоп. Все назад! Что это? ... Минутку... минутку...
      Зрители затаили дыхание, папа поперхнулся дымом, а у Цезаря засосало под ложечкой. Мужчина выкатил бумажный комочек и старательно расправлял его шляпкой гвоздя.
      - Не могу поверить глазам, - сказал он возбужденно. - Никак не ожидал. Но я нашел! Я нашел его!
      И, позабыв о гигиене, нагнулся, взял листок и с торжеством показал его окружающим.
      - Что там? - крикнули с крыльца продавщицы.
      - Вчерашний день! - ликующе воскликнул мужчина. От избытка чувств он подпрыгнул. - Я искал! Я искал - и нашел его!
      Цезарь, наконец, увидел, что он держит календарный листок, вчерашний.
      - Ничего себе, - выдохнул потрясенный папа.
      Мамы стали звать детей и прижимать их к себе. Продавщицы погасили сигареты и скрылись в магазине.
      Мужчина плюнул на листок, прилепил к ладони и сунул под нос Цезарю:
      - Любуйтесь! Ваше?
      - Мое, - пробормотал Цезарь. И протянул руку, чтобы взять.
      Но мужчина отвел ладонь.
      - Зарубите себе на носу, - сказал он со значением. - Вы! Выбросили! Свой! Вчерашний день. И я его насилу нашел. Вы ничего не хотите рассказать?
      Цезарь поднес пальцы ко рту. Он принялся греть их жарким дыханием.
      - Ничего не хочу, - ответил он с вызовом.
      Мужчина укоризненно и безнадежно посмотрел на него.
      - Заберите с собой и больше так никогда не поступайте, - распорядился он после паузы. - Никогда, понимаете? Забирайте.
      Цезарь взял листок и положил в карман.
      - Я могу, наконец, пойти домой?
      - Идите, конечно, кто вас держит.
      Мужчина отвернулся. Он пнул мусор, чтобы подогнать его к бакам. Зрители продолжали стоять.
      Цезарь глупо хмыкнул и быстро пошел прочь. Он страшно замерз.
      Очутившись в квартире, он сразу пустил горячую воду. Начал греться.
      -Что же вчера было такого особенного? - спросил у себя Цезарь, намыливая руки. - Ничего не было. Обычный вчерашний день.
      Прошло полчаса, и внезапно он вспомнил.
      - Господи, господи, - забормотал Цезарь. - Что я натворил. Что я натворил.
      Он побежал в угол, сел и обхватил голову руками.
      - Вот беда-то, вот ужас, - приговаривал Цезарь.
      Через пять минут он принял решение. Надо бежать. Еще есть время. Надо скорее бежать.
      Он выскочил в коридор.
      Но было уже поздно. Дверь уже пинали ногами; в нее молотили и колотили на все лады.
      31 октября 2001