Алексей Смирнов
      Нападение на Бартамона
      Существует мнение, что где-нибудь да сыщется какой-то другой Бартамон. Возможно, в чьей-то книге, возможно - наяву, но так или иначе - в реальной жизни. Сперва казалось неважным, на кого конкретно будет совершено нападение, но основная черта характера Бартамона - редкая пронырливость. Он без мыла влезет куда угодно, влез и здесь, после чего стало ясно, что нападать будут именно на Бартамона, и вообще с ним придется возиться - быть может, даже после, когда завершится история. Он как бы перевешивает и всех вынуждает плясать вокруг себя.
      Вначале была безобразная сцена: призрак без имени и формы отпихнул от двери родильной палаты душу, томившуюся в терпеливом ожидании. Она уже получила вид на жительство, ей выдали ордер и вручили ключи - все, короче, было по закону. Душа когда-то слыхала о наглецах без тормозов, норовящих занять чужое место. Но ей и в страшном сне не могло присниться, что кто-то так вот запросто нарушит старинные правила и будет претендовать на ее домик.
      Тем не менее, это случилось. Разгневанная душа отправилась скитаться в поисках начальства, покуда ее, одинокую, в конце концов не уловили, соблазнили, и она, сделавшись опустошенной, заслуживала новоселья разве что в минерале, но никак не в живой субстанции. А призрак не терял времени даром. "Надену одежды кожаные", - приговаривал он, дрожа от превкушения и натягивал телесного цвета перчатку. Воплотившись со всеми удобствами, он сладко уснул, зная, что будет пробуждаться постепенно, по мере развития юного организма, и, разумеется, за всю земную жизнь ни разу не вспомнит ни о своей сущности, ни о своем неблаговидном поступке. Тот, кто родился, был по велению неясного импульса наречен Бартамоном и рос себе, как положено, обнаруживая с годами странности в характере и отклонения в поведении.
      * * * * *
      В великой праздности, лежа на тахте, Бартамон штудировал юмористическую литературу. Прочитанное плохо сочеталось с фоном - тревожными, сумбурными мыслями. С некоторых пор Бартамон привык к такому состоянию и почти не осознавал его. Лишь изредка он отдавал себе отчет в том, что постоянно ждет чего-то плохого. Звонок в дверь - сам по себе совершенно безобидный напугал его до полусмерти. Бартамон сделался как будто под гипнозом и даже не поинтересовался, кто там, за дверью, стоит. Момент отпирания двери из памяти как-то выпал. Новая страница бытия начиналась сразу с угроз тщедушного крысеныша лет семнадцати. Злобные глазки капризно уставились на опешившего Бартамона, который смутно подозревал, что визитер ему знаком, но сверх того - ничего. Память хромала на обе, или сколько их там у нее, ноги.
      - Урод! - завизжал мальчишка. - Козел тупорылый! - Из кармана застиранной курточки незваный гость выхватил рваную перчатку. Он сунул ее Бартамону под нос. - Где вторая? говори!..
      - Я... я... н-не знаю, - пробормотал Бартамон.
      - Так уж и не знаешь? - ахнул мальчишка в негодовании. - Тогда получай! - и он метнул перчатку в лицо Бартамона. - Пятибаринов бросает тебе вызов! - Незнакомец завел руку за спину и секундой позже держал перед собой короткую подрагивающую шпагу. - Ты должен умереть!
      Бартамон в ужасе отшатнулся. Задира, назвавшийся фамилией " Пятибаринов", сделал один-единственный, явно непрофессиональный выпад и ужалил Бартамона в грудь между третьим и четвертым ребром. Бартамон закатил глаза. Голова у него закружилась, он решил, что все кончено, и рухнул навзничь, разметав руки и ноги. Пятибаринов надменно и резко отсалютовал шпагой, переломил ее об колено и бросил обломки на живот сраженного противника. Бартамон прикрыл веки и не видел, как дуэлянт убрался из квартиры.
      * * * * *
      Напряженное ожидание пожирало минуты и на десятой-двенадцатой несколько насытилось. Бартамон открыл глаза и убедился, что покамест жив. Бормоча что-то мрачное, он сел и нагнул шею, желая проверить, что такое стряслось с его грудной клеткой. Он рассчитывал увидеть темно-красное кровавое пятно, пропитавшее рубашку, но ничего подобного не оказалось. Сопя и чертыхаясь, Бартамон расстегнул пуговицы и тут же нашел неглубокую царапину, которая почти не кровоточила. Он перевел взгляд на шпагу и обнаружил, что она деревянная. Некоторое время он сидел без дела, глядя перед собой тупо и тоскливо, пока его не вернул к жизни призыв телефона, жеманный и нарочито беспечный. Бартамон встал и взял трубку. Не успел он промямлить "алло", трубка тихо сказала:
      - Пятибуранов на связи. Ты стоишь или сидишь?
      - Стою, - машинально ответил Бартамон.
      - И я стою. Подойди к окну, я тебя не вижу.
      Бартамон, не выпуская трубки, шагнул в направлении окна и отдернул занавеску. На крыше дома напротив стоял, широко расставив ноги, молодой человек в зеленом полосатом пиджаке. Очки залихватски сверкали на солнце.
      - Вот так, замечательно, - похвалил Пятибуранов. Бартамон видел, как собеседник общается с кирпичиком сотового телефона.
      - Что вам надо? - спросил Бартамон, уже наперед не ожидая ничего доброго. И не ошибся в ожиданиях.
      - Пошла по рукам Аграфена-то, - поделился тот сокровенным, и в голосе его звучали доброжелательные, печальные нотки. - Так-то вот, мил человек.
      Ноги у Бартамона моментально ослабели. Он пошарил рукой в поисках опоры.
      - Причем тут я? - сказал он хрипло. - Я ведь ее не заставлял...
      - Да я тебя ни о чем и не спрашиваю, - откликнулся Пятибуранов и быстрым движением выхватил огромный револьвер. Бартамон потерянно смотрел, как зеленый полосатый рукав наводит оружие на его окно.
      - Ты ведь сам понимаешь, что заслужил, - в утешающем голосе Пятибуранова теперь объявились металлические вкрапления. Прогремел выстрел. Бартамон инстинктивно пригнулся, и на его спину сошла звонкая лавина, лишь миг назад казавшаяся оконным стеклом. Бартамон сидел на корточках, зажимая уши и все-таки слыша, как осколки один за другим срываются со спины и разбиваются уже навсегда. Потом он отважился выглянуть: крыша была пуста. В том, как она висела на шнуре, неподвижная и молчаливая, Бартамон усмотрел средоточие общей тревожной неразберихи. Он осторожно положил ее на место и накрыл телефон подушкой.
      * * * * *
      Яростный Пятибаринов, покидая апартаменты Бартамона, не запер входную дверь. Это выяснилось очень скоро. Стоило Бартамону заглянуть в свои отчаянные, отраженные в зеркале глаза, как тут же он заметил, что виден также некто посторонний, трясущийся на пороге. Бартамон подпрыгнул, будто вновь уязвленный чьей-то игрушечной сабелькой. Не в силах вымолвить ни слова, он измученно уставился на нового посетителя.
      - Как я тебе глянусь? - голос визитера звучал, словно шел из глубокой и душной берлоги.
      Бартамон неопределено и виновато пожал плечами. В самом деле навестивший его субъект смотрелся на редкость гнусно. Жидкие волосики спрессовались в жалкий грязный кок, лицо опухло до неузнаваемости - Бартамон не сомневался, что прежде им где-то приходилось встречаться. Толстое пыльное пальто синего цвета много лет коллекционировало рвотные пятна.
      - Вы кто? - поинтересовался Бартамон подавленно.
      - Я - Пятибаранов, - представился неряха не без угрозы. Видя, что хозяин не считает возможным поддерживать беседу, он перешел к делу. Сволочь ты проклятая, сука недобитая, - продолжил он укоризненно. - Видишь, какой я стал? Чтоб ты провалился со своим портвейном.
      Бартамон приложил руку к сердцу.
      - Поверьте, я... - он неуверенно запнулся. Другая рука нащупывала в кармане купюру: Бартамон решил, что Пятибаранов хочет опохмелиться. Но тот замышлял иное.
      - Удавлю тебя, - пьяница выпучил глаза и сложил губы трубочкой. Удавлю прямо сейчас, - и он шагнул к Бартамону, на ходу вытаскивая из штанов ремень. Бартамон хотел крикнуть, но душегуб успел плотно зажать ему рот изрезанной ладонью. Свободной лапой, не давая жертве опомниться, он быстро накинул на шею хозяина уже налаженную петлю. Несмотря на очевидную склонность к разным излишествам, Пятибаранов был очень силен. Бартамон семенил за ним, словно собачка на поводке, и не смел возразить. Убийца подвел его к табуретке, помог взобраться; сам же Пятибаранов взгромоздился на стол, давя грязными ботами чашки и блюдца. Свободный конец ремня Пятибаранов, кряхтя и сыто ругаясь, прикрутил к люстре.
      - Удавлю, - повторил он еще раз, спрыгнул на пол, произведя немалый шум, и с ожесточением выбил табуретку из-под ног Бартамона. Тот сдавленно всхлипнул, на секунду завис и сорвался. Люстра весело ударила его по темени, в падении опережая свивающийся ремень. Удар оказался не из слабых - Бартамон потерял сознание, а когда пришел в себя, утешился той малостью, что Пятибаранова нигде не было видно.
      * * * * *
      Мозг Бартамона, перенесший пусть недолгое, но все же кислородное голодание, работал с ленцой. Его резервов хватило, чтобы осознать нависшую над квартирой опасность и принять решение отправиться на прогулку. Но с выходом получилась закавыка: Бартамон перепутал двери и попал на балкон, а дальше уже все развивалось как положено.
      Человек, восседавший на опрокинутом цветочном горшке, был страшен. Его суровые глаза прожигали насквозь. Бартамон не мог оторваться от физиономии очередного недруга: смутно знакомые, почти узнаваемые черты дышали на сей раз подчеркнуто чуждой жизнью, смыслом которой был гнев. Испепелив Бартамона взглядом, неизвестный встал. Бартамон клацал зубами, ноги его подгибались.
      - От меня тебе не уйти! - прогрохотал сердитый мужчина. - Да будет тебе известно, что я - Пятибаронов!
      Бартамон повалился на колени и вцепился себе в волосы.
      - Горе мне! - запричитал он. - На помощь, кто-нибудь! Уберите их всех от меня!
      Пятибаронов недобро осклабился.
      - Что ты там такое мелешь? Это не так-то просто будет сделать!
      Бартамон не слушал и продолжал кричать.
      - Долго я за тобой гонялся! - шумел между тем Пятибаронов, грозя Бартамону кулаком. - В черном забвении, в неорганическом плену - нигде не уставал я мечтать об этой встрече!
      Он завис над стенающим квартиросъемщиком и распростер объятия. Бартамон не смел поднять голову, боясь еще раз увидеть зрачки, окруженные сверкающей зеленью, и налитые кровью белки.
      Пятибаронов сгреб Бартамона в охапку.
      - Не садись не в свои сани! - каркнул он в расстроенное лицо противника, перегнулся через перила и выбросил отчаянно сопротивлявшуюся жертву на улицу. В пронзительном визге Бартамона потонули отправленные вдогонку назидательные речи насчет корма, который не в коня, и куска, который не впрок.
      * * * * *
      Ветхая скорбная старушка, охая и сокрушаясь, угощала следователя чаем с лимоном. Старушка приходилась Бартамону тетей по материнской линии.
      Следователь в ожидании чая сосал большой палец левой руки и сосредоточенно выводил документ, начинавшийся словами: "По факту смерти гражданина Пятибояринова Бартамона..."
      - Головой он был слаб, - жаловалась старушка, качая своей головой. В руках престарелая родственница удерживала семейный альбом. - Сиротка он, да еще с зеркалами этими беда...
      - С зеркалами? - следователь вскинул брови, не отрываясь от бумаг.
      - С ними, окаянными, - вздохнула тетя Бартамона. - Года еще не исполнилось, как все гляделся - не отогнать. До того забывался, что не знал, где он сам-то - здесь или в рамке. А стоит увести - в слезы. Не верил, знаете ли, что он на самом деле живет. Мерещилось ему, что как увидит себя в каком месте - в зеркале, на карточке, - так это он и есть, а тут - никого.
      - Сомневался, выходит, в своей реальности? - уточнил смекалистый следователь.
      - Сомневался, все сомневался, - закивала она, раскрывая альбом. - Вот он махонький совсем, - стала рассказывать и объяснять тетя. - Глазки-то, как родился, зеленые были, а потом вдруг раз - и потемнели. Будто подменили мальчонку. Вот уж постарше... Тут ему уже годков семнадцать...
      С фотографии настороженно смотрело крысиное безусое личико. Старушкин взгляд упал на обломки шпаги на полу, и она залилась слезами.
      - Его сабелька... играл он ею...
      - Да! - вспомнил следователь. - Не пропали ли какие-нибудь вещи?
      Слезы у старушки еще не высохли, но мысль о возможном ущербе сильно ее напугала, и она заковыляла к шкафу.
      - Пинжак зеленый в полосочку... Пальто синее... Хорошее пальто, только вот пить начал, так все извазюкал... истаскался по девкам... Перчатка, рваная - я ему перчатки на окончание школы подарила, он одну и обронил где-то... Уж так жалел... Вроде все, батюшка, на месте...
      Следователь положил ручку и отпил чаю, соображая, обо всем ли он спросил.
      - Не звонил ли кто ему, не угрожал? - спросил он на всякий случай, цепко приглядываясь то к разбитому окну, то к разломанной люстре.
      - Какое там звонить? - махнула тетя сухой ручкой. Кожа, казалось, была ей велика - на три размера больше нужного, и потому собиралась в тощие дряблые складки. - Куда звонить, если за телефон не плочено? Месяц как отключили.
      - Ну, покамест все, - следователь встал и начал складывать бумаги в папку. - Благодарю вас за чай. Постарайтесь взять себя в руки.
      - Храни вас Бог, - старушка торопливо перекрестила покачивающуюся спину. Следователь был весьма толст и на ходу колыхался.
      "Еще одно самоубийство", - думал он, усаживаясь в машину. Следователь вспомнил о судебно-медицинском эксперте, делавшем у них какую-то науку, и решил, что привезет ему вполне приличный материал для раздела о течении депрессивных расстройств.
      25 мая 1997